Легенды старого Киева

Известные, забытые, еще не открытыe

В XIX столетии киевляне говорили о своем городе: "Что ни хата, что ни дворец или монастырь — обязательно под ними есть вход в пещеры".

В этих словах не было преувеличения. Сотни лазов, колодцев, тайных ходов, созданных природой и руками людей на разной глубине, пронизывали недра города, сплетаясь в лабиринты.

С давних веков к пещерам у киевлян особое, почтительное отношение. На первый взгляд неприветливый мир мрака и тишины сберег от захватчиков, от смерти, плена и рабства множество людей. Неизвестно, когда появилось высказывание: "Почитай пещеры — и спасут они от тысяч бед и забот".

Немало написано книг и сложено преданий, сказок, песен о подземельях города. Их исследовали и монахи, и археологи, и любители-краеведы, и строители, и охотники за сокровищами.

В первой половине XIX столетия киевский гражданский губернатор Иван Фундуклей несколько лет изучал киевские пещеры. Казалось бы, чиновнику такого ранга негоже ползать по колодцам, тайным схронам и лабиринтам.

Кое-кто пытался отговорить его от этого увлечения, но подобные увещевания и советы не действовали. Как только выдавалось свободное время, губернатор вызывал кладбищенского землекопа Гната Чуприну и известного в городе колодезника Степана — то ли Собко, то ли Сожко. С ними он составлял план очередной подземной экспедиции и пускался в путешествие по миру тишины и мрака.

Странное увлечение и дружба столь важной особы с простолюдинами не могли остаться без внимания обывателей. Конечно же, появились слухи и пересуды. Поговаривали, что Фундуклей ищет древние клады и поэтому связался с Гнатом и Степаном, которые давно продали души подземным духам, скифским богам и языческим идолам.

А еще толковали, что губернатор задумал создать под землей "город-царство" и навсегда остаться в нем правителем.

Иван Фундуклей был не только талантливым организатором и предприимчивым руководителем, сделавшим немало полезного для Киева, но и остроумным человеком.

Самые нелепые слухи о себе он выслушивал с улыбкой и все подтверждал:

— Я собрал со всей империи самых знаменитых фальшивомонетчиков, и они в киевских пещерах чеканят золотые монеты?.. Полно, батенька, устарело. Я давно заменил фальшивомонетчиков "чудью белоглазой". Этих северных гномов завезли по моему приказу. А они, шельмы, ловки по золоту и драгоценным каменьям работать… Встречал ли я в пещерах ослепших скифов и оживших языческих истуканов?.. Да, мы с ними давно дружбу водим, и никаких разногласий не возникает…

Однажды в Киеве появился иностранный то ли негоциант, то ли промышленник. Человек, видимо, очень неприятный и чванливый. Невзлюбил его Фундуклей и, чтобы тот побыстрей убрался из города, запустил о нем нелепый слух.

Во время прогулки губернатор, как бы невзначай, поделился с обывателями:

— Господа, под большим секретом сообщаю: один из языческих истуканов решил покинуть пещерный мрак. Он принял обличие современного человека. Под видом иностранца этот идол пребывает теперь в нашем городе… Какие у него помыслы — увольте, господа, — мне неведомо…

Для гражданского губернатора подобный розыгрыш может показаться легковесным. Зато быстро подействовал. Слух об ожившем истукане, явившемся из мрака на белый свет, мгновенно облетел Киев. Нашлось немало поверивших в эту нелепицу.

С утра до вечера толпа любопытных стала ходить за чванливым иностранцем, тыкать в него пальцами, отпускать непристойные словечки, щипать, чтобы выяснить, из чего он сделан.

Первый день объект фундуклеевой шуточки лишь изумлялся. На второй — озверел, стал орать на любопытных и грозно размахивать тростью. А на третий — плюнул на дела и умчался из Киева.

— Не выдержал ходячий истукан!..

— Видать, не по нутру пришелся ему белый свет…

— Вернулся восвояси, в темень подземельную… — сошлись во мнении знатоки и толкователи городских слухов.

В книге "Обозрение Киева в отношении к древностям", изданной в 1847 году, Иван Фундуклей отмечал: "Святые пещеры Киево-Печерской лавры состоят из двух особых отделений, известных под именем Ближних, или Антониевых пещер, и Дальних, или Феодосиевых. Ближние отстоят от Великой Печерской церкви на 90, а дальние 200 сажень.

Место, где они ископаны, было вначале необитаемо и покрыто дремучим лесом… Преподобный Антоний. <…> пожелав еще в юности иноческого жития, прошел к святой Афонской горе. Там он принял монашеский сан и, пробыв не малое время, возвратился на Русь "с благословением от Святой горы", и, обходя здешние монастыри, искал для своего подвижничества уединенного места в дебрях, окружающих Киев.

Он нашел пещеру, ископанную Варягами, и в ней первоначально поселился около 1013 года. Во время братоубийства, свершенного Святополком, Антоний опять удалился на Афонскую гору, и по вторичном возвращении оттуда, нашел уже другую пещеру, ископанную священником Илларионом; и, полюбив сие место, поселился в нем.

Слух о святой жизни нового отшельника привлекал к нему многих людей, в том числе и князя Изяслава, приходившего с дружиною своею просить у него благословения и молитвы. И стала собираться при нем братия; и когда число ее увеличилось до 12-ти человек, то они распространили пещеру и устроили в ней церковь и кельи. Сия пещера известна под именем дальней…

Впоследствии преподобный Антоний, любя уединение, назначил братии игуменом Варлаама (который был сын одного знаменитого боярина киевского), а сам начал копать себе особую пещеру, в расстоянии на 110 сажень от первой. В ней, безвыходно пребыв 40 лет, преподобный Антоний окончил свою святую жизнь…

Обе пещеры ныне хранят нетленные мощи святых угодников Печерских".

Иван Фундуклей подчеркивал, что благодаря киевским пещерам удалось сохранить от пожаров, вражеских нашествий и других бедствий не только многие материальные богатства, но и духовные.

В своей книге он привел лишь часть известных ему сведений о городских подземельях. К сожалению, многие записи исчезли при его переезде на новое место службы, в Варшаву.

Вероятно, свои исследования подземного мира Киева Фундуклей начал с Гнилецких, или Пироговских, пещер: "Верстах в трех от села Пирогова <…> находится древняя Гнилецкая пустынь.

Следы ее обозначены остатками кирпичей, на месте, которое в народе называется церковищем, и на котором была каменная церковь во имя Рождества Богородицы, существовавшая по всей вероятности еще до нашествия Батыя. Вблизи этого места, в средине горы, находятся пещеры, называемые в простонародии Антониевыми… Печерские монахи, по разорении лавры в нашествии Батыя, скитались вблизи Киева, жили в лесах и вертепах, до самого обновления церкви и монастыря <…> только по временам они сходились к развалинам Великой церкви, для тайного совершения божественной службы. <…>

Своим устройством гнилецкие пещеры сходны с лаврскими. Они имеют два входа, один с восточной, другой с западной стороны. Пространства от одного входа к другому находится на поверхности около 15 сажень. От каждого входа идет пещерная улица покато вниз, в длину сажень около десяти, вышиной в сажень, а шириной не больше аршина. Потом эти улицы разделяются на несколько ветвей или отдельных ходов. Некоторые ходы уже завалены обрушившимися сводами".

Фундуклей подробно описал и Кирилловскую пещеру: "Она находится в лесу, на правой или киевской стороне оврага, лежащего по сю сторону бывшего Кирилловского монастыря, что ныне городское богоугодное заведение. <…>

Происхождение Кирилловской пещеры очень давнее. В простонародье она служит и поныне предметом баснословного рассказа о змее и о могучем киевском богатыре Кирилле кожемяке. Лютый змей, поселившийся в этой пещере, требовал от киевлян дань людей, и никто не мог противиться чудовищу, кроме Кирилла кожемяки".

О межигорской пещере Фундуклей писал, что находится она "…при спуске в Межигорье дорогою от Киева, на правой ее стороне. <…>

В этой пещере некогда была подземная церковь, обложенная по местам плитами красного камня и кирпичом. По этому камню и форме кирпича видно, что церковь эта принадлежит древнему времени. Близость бывшего здесь Белоспасского монастыря невольно внушает мысль, что ископание пещеры могло принадлежать подвижникам этой обители, когда она подверглась разорению в нашествие Батыя. <…>

В горах и лесах вокруг Киева есть еще и другие пещеры… Некоторые из них, вероятно, ископаны древними отшельниками, для молитвенного уединения; но иные, конечно, вырыты с тою же целью, как и варяжская, и отчасти принадлежат временам гайдаматчины".

Фундуклей оставил в Киеве о себе добрую память.

По свидетельству современников, он не только "щедро и часто раздавал людям свои сбережения, но делал это весьма тактично, чтобы никого не обидеть и не задеть самолюбия". Иван Иванович старался оказывать материальную помощь незаметно для посторонних, словно стеснялся своего благородного поступка.

Он хорошо владел девятью или десятью европейскими языками, но употреблял их лишь в общении с иностранцами. Фундуклей прекрасно играл на фортепиано, однако об этом мало кто знал.

Почти каждый день он обходил улицы и площади Киева, замечал хозяйственные неполадки и принимал решения. А свои решения Фундуклей умел претворять в жизнь.

С собой у него всегда был мешок с медными деньгами для раздачи нищим. За свой счет Иван Иванович впервые вымостил камнем Андреевский спуск, отремонтировал несколько административных зданий, благоустроил рыночные площади, построил фонтан с бассейном и мраморной чашей на Крещатике. Жители Киева назвали этот фонтан Фундуклеевским.

Немало денег гражданский губернатор пожертвовал на городские богоугодные заведения, на храмы и на улучшение содержания арестантов. Когда в 1845 году произошло разрушительное наводнение, Фундуклей не просто помог пострадавшим, а добился, чтобы подобная помощь стала традицией для губернского правления.

Иван Иванович приобрел городскую усадьбу (на углу улиц Богдана Хмельницкого и Пушкинской) и впоследствии подарил ее Первой женской киевской гимназии. Спустя годы она стала называться Фундуклеевской.

Перевод его в Варшаву многие киевляне восприняли как серьезную утрату. А на стене Варяжской пещеры появилась странная надпись: "Фундуклей, мы ждем тебя". Кто ее сделал — так и осталось загадкой.

Одни говорили, что это озорство студентов и гимназистов, другие указывали на Гната Чуприну и Степана Собко — давних приятелей Ивана Ивановича. Ну а любители мистики утверждали, что сами духи подземелья начертали свое пожелание. Надпись на стене пещеры многие годы оставалась не тронутой. И лишь после смерти Фундуклея словно сама собою исчезла.

Несмотря на отъезд своего покровителя, гробокопатель Гнат и колодезник Степан не прекращали исследований. При этом старались особо не привлекать к себе внимания. Губернское начальство стало с подозрением относиться к несанкционированным проникновениям в пещеры.

К середине XIX века в городских подземельях находили убежище не только местные преступники, но и уголовники из других губерний. Появилось немало знатоков киевских пещер, которые за деньги прятали желающих от полиции.

Но и стражи порядка не дремали. Как сообщал в те времена "Киевский телеграф", каждую весну в Печорской, Дворцовой и Плоской частях совершались массовые облавы. Полиция проникала в пещеры, вылавливая воров, бродяг, дезертиров и других подозрительных личностей. Конечно, полностью очистить от них киевские подземелья не удалось.

Помощники Фундуклея Гнат и Степан фиксировали на бумаге каждое свое проникновение в пещеры. Они рисовали схемы обследованных лазов и периодически отправляли отчеты в Варшаву. Наверное, Гнат и Степан получали от Ивана Ивановича инструкции и распоряжения.

Сам он, в силу занятости на новой службе, лишь несколько раз сумел посетить Киев.

Немало любопытствующих пытались выяснить, какие открытия совершили Степан и Гнат, о чем они докладывали Фундуклею, какие задания получали от него из Варшавы. Но гробокопатель и колодезник умели держать язык за зубами.

А уж если их очень досаждали вопросами о пещерных поисках да еще "сдабривали" настырные вопросы угощением, хитрые Степан и Гнат "запускали вьюна". То есть начинали нести небывальщину. Но делали это так артистично и убедительно, что у слушателей долго не закрывались рты от изумления.

Собралась однажды компания любопытных вокруг неутомимых исследователей подземелья. Пропустили по рюмке, потянулись повторить. А Гнат при этом так морщился, будто все косточки у него изнывали от боли. Рюмку поднять и то невмоготу.

— Ну, шо, брат Гнатэ, тяжко? — участливо спросил Степан.

— Ой, тяжко, братику! — едва слышно ответил гробокопатель.

Компания замерла и выжидающе уставилась на приятелей.

— Что случилось?..

— Какая-такая болячка прицепилась?..

— Та опять нарвались на чалдрину печерну… Забирай ее, холера! — горестно пояснил Гнат.

— Давно уже не дает нам покоя эта мавпа крылатая, чалдрина окаянная. Куда мы — туда и она! Ни в каких лазах подземных от нее не укрыться… — сокрушенно добавил Степан.

— Чалдрина печерна?.. Никогда о такой не слыхали, — живо заинтересовались слушатели.

— Ох, не приведи господи повстречать ее!..

— Даже вспоминать эту бесову дочь неохота…

— А все ж-таки расскажите!

То ли для еще большего возбуждения внимания, то ли чтобы успеть сочинить на ходу очередную байку, Гнат и Степан вначале не соглашались. Но минуту-другую поломались и все же уступили пожеланиям.

— Да ну ее, нечисть зубастую…

— Чего вспоминать на ночь глядя мавпу крылатую?.. — неохотно и опасливо начали Гнат и Степан. — Обитает она где-то в подземном море-болоте…

— Да откуда же в киевских пещерах море-болото? — удивились слушатели.

— В наших подземельях и не такое встречается… — неохотно пояснил Гнат. — А живет та белым светом не виданная уродина в вечной кромешной тьме, в могильной тишине…

Степан тут же продолжил:

— Любит она лишь блеск золота и драгоценных каменьев и оберегает клады от непрошеных гостей с белого света. Отыщет какой-нибудь человек сокровище в пещере, только дух переведет от радости, а это сатанинское наказанье уже рядом…

— Видеть-то она не может, ибо нет у нее глаз, но все слышит и нюхом распознает. Даже если затаишься в темноте — жуткое отродье все одно учует…

— И тогда прощайся с белым светом!.. Не будет дороги назад…

— Не так ее клыки и когти страшны, как взор. Ни одна земная нечисть не может так в душу заглядывать!..

— Так она ж безглазая!.. Сами же говорили… — перебил приятелей самый дотошный из компании.

Но бывалых рассказчиков подобные замечания не смутили.

— Верно… И в самом деле — безглазая. Но все равно каким-то кандибоберным образом умеет чалдрина заглядывать в душу. После этого человек становится рабом. Идет покорно за ней: хоть в море-болото подземное, хоть на пир истуканов языческих.

— Да как же вы отделались от нечисти и на белый свет вернулись?..

Степан и Гнат многозначительно переглянулись, будто взвешивали: открывать или не стоит сокровенную тайну.

Но, опрокинув еще по рюмке за счет слушателей, все же решились:

— Есть у той чалдрины печерной одна слабина. О том ведьмы Ирица и Босорка нам рассказывали. Давно позарилась сатанинская дочь на скифский золотой меч, а заполучить его не может. Древние боги скифов и близко не подпускают ее к священному оружию. Рисуют они какие-то знаки на стенах пещеры, и чалдрина от них отступает. Видать, боится…

— Как же она без глаз видит те знаки? — снова проявил недоверие кто-то из слушателей.

— От шебуток неуемный! — возмутился Гнат.

— А ты сам отправляйся в пещеру, к морю-болоту, и выясняй… — язвительно предложил Степан.

Никто за столом не откликнулся на его предложение. Вдруг и в самом деле обитает в киевских подземельях неведомая злобная тварь?..

А довольные Гнат и Степан снова заговорили:

— Вот мы и пообещали той окаянной чалдрине поспособствовать…

— Если не погубит нас, мы ей скифский золотой меч добудем.

— Неужели поверила?..

— Поверила, да не очень. Дала нам срок — ровно год.

— И ни одного денька лишнего.

— А коль не уложимся… тогда — прощайте, братцы!.. Навсегда пропадем в подземном море-болоте…

— Потому, не будем терять время. Ибо, как говорили наши древние учителя — скифы: "Если чарка не наполнена — день вычеркнут из жизни…"

Конечно, россказням Гната и Степана мало кто верил без оглядки. Зато их были и небылицы мгновенно разлетались по Киеву, обрастали жуткими деталями и домыслами и долго обсуждались обывателями.

Брякнули под чарку знатоки пещер о сговоре с неведомым чудовищем — и тут же по городу поползли слухи: расторопные хлопцы уже добрались до золотого скифского меча. А отыскали его по карте подземелий, составленной Фундуклеем.

Расспросы любопытствующих ни к чему не приводили. Гнат и Степан отделывались шуточками:

— Добудем золотой меч — вам первым его покажем. А как сгинем в подземном море-болоте — к вам первым в страшном сне заявимся.

Неизвестно, сколько времени исследовали киевские пещеры Гнат и Степан и что на самом деле собирались они извлечь на белый свет…

Когда в Киев пришла весть о смерти Ивана Ивановича Фундуклея, одна ясновидящая с Оболони заявила:

— Сгинут скоро хлопцы… Дошутковались лазуны пещерные. А не ведают, баламуты, что письмеца их Фундуклею по дороге распечатывались, да все секреты вычитывались. А послания те не забавные — кровь и золото в каждом из них скрыты…

И в самом деле: вскоре после недоброго заявления оболоньской предсказательницы пропали Степан и Гнат. "Наверняка сгинули приятели в подземелье, — решили киевские обыватели. — Жаль… теперь не услышим их славные байки!.."

А спустя какое-то время в поле зрения киевской полиции попали прибывшие из Парижа молодая очаровательная мадам и ее респектабельный седовласый супруг.

Случайным знакомым он представлялся Александром Дюма-младшим и заявлял, что собирается написать роман о киевских пещерах и о погибшем в них славном кабальеро Алквистоне.

Чем славен и вообще кто такой этот Алквистон? Как занесло благородного кабальеро из испанских далей на днепровские берега? Киевские знакомые "Александра Дюма" стеснялись задавать ему подобные вопросы. Но при этом живо поддерживали замысел французского гостя:

— Давно пора воспеть светлый образ благородного Алк-вистона. И куда раньше смотрели наши отечественные господа сочинители?..

Однако у полиции были свои взгляды на творческие планы визитера. Стражи порядка прекрасно знали, что Митяй Варшавский, он же Череда, вообще не возьмется за описание жизни и подвигов славного кабальеро.

Сыщикам не удалось его задержать. Известный вор Митяй Варшавский и его поделыцица Милашка Фру успели скрыться.

Криминальная парочка очень торопилась. В их гостиничном номере остались полупустой пузырек с порошком опия и оброненный листок с фрагментом схемы киевского подземелья. На листке была выведена дата "17 марта 1842 года" и стояла подпись Ивана Ивановича Фундуклея.

Находка ничего не дала полиции, а лишь добавила вопросов. Но еще больше вопросов возникло у стражей порядка на следующий день.

В подвале заброшенного дома рядом с Панкратьевским спуском были обнаружены два трупа. Кто перерезал глотки Митяю Варшавскому и Милашке Фру? Что занесло авторитетных преступников в эти трущобы? Полиция не нашла ответа.

Зато по киевским "малинам" "прошелестела воровская почта": "Местные ни при чем… Митяю и Милашке сыграли хану залетные…"

Зачем?.. Дела пещерные — дела темные, на большой крови и золоте замешаны. И никакие духи, вурдалаки и прочая нечисть тут не виноваты.

Но выводы местных блатных показались любителям мистики слишком обыденными. И в Киеве снова заговорили о непознанных жутких тайнах городских подземелий.