Легенды старого Киева

Тьмa казацкая

Урочище Межигорье в Средние века было покрыто дремучими лесами. Славилось оно целебными родниками. За сотни километров сюда приходили на лечение люди и надолго поселялись в этом заповедном месте.

Урочище привлекало племена в бронзовом веке. Археологи обнаружили немало следов стоянок древнего человека. Здесь обустраивали свои капища поляне и омывали идолов водами целебных ключей. В Межигорских пещерах находили приют христиане, уединяясь от мирской суеты.

В 1161 году князь Андрей Боголюбский основал в этом урочище церковь Белого Спаса. В описании Киевской лавры (конец XVIII века) говорится: "В оном Спаском монастыре, во месте деревянной, создал каменную церковь Благоверный Князь Андрей Юрьевич Боголюбский. <…> положение храма было не на том месте, где нынешний находится; но на другом, на версту с половиною ближе к Киеву, над рекою Днепром, между нынешним монастырем и селением называемым Вышгород".

Различные документы и записи XVIII века отмечали духовную связь Запорожской Сечи с Межигорьем. Согласно преданию, умирающий от ран казак "услыхал глас небес: пересиль боль и слабость, доберись до киевских круч и омой свои раны водой межигорских ключей… И залечатся твои раны и душа твоя возрадуется". Казак так и поступил и вскоре выздоровел.

Николай Закревский в книге "Описание киева" отмечал, что в XVII веке "…народная слава общежительного монастыря Межигорского, простота и строгие правила отшельнической жизни иноков сей обители, все это вместе обратило к Межигорью сердца Запорожского товарищества…

Запорожцы <…> послали в Межигорье приглашение быть войсковым монастырем, духовенством всего Запорожья, обязываясь при сем быть всегдашнею парафиею (приходом) и ктиторами сей обители. Желание их состояло в следующем: а) чтобы Межигорский монастырь посылал в Сечь только главного иеромонаха, б) поминал при богослужениях своего ктитора и всю парафию и в) заведовал вполне войсковым гошпиталем, который тогда же устроен был при Межигорье, для содержания в нем нищих, калек, преимущественно увечных запорожцев, на счет Запорожской Сечи".

Многие монахи Межигорского монастыря назначались учителями к детям казаков. Задача так называемых сечевых школ была сформулирована еще в XVII веке. В них учили: "Богу добре молитися, на коне репьяхом сидети, саблею рубати и отбиватися, з рушницы метко стреляти и шписою моцно колоти".

Запорожцы стремились хотя бы один раз в два-три года бывать в Киеве, чтобы поклониться Святому Спасу Межигорскому. При том они обязательно дарили монастырю лампаду или икону.

Богатые казаки не только делали пожертвования, но и за свой счет ремонтировали старые постройки в монастыре и возводили новые. Так, в XVIII столетии на деньги кошевого атамана Кальнишевского была построена колокольня, а на средства кошевого судьи Николая Тимофеевича возведена церковь Святого Пантелеймона.

Немало казаков оставались в Межигорье на месяцы и годы. Совершалось это "по обету или по приговору казацкого войскового суда за различные преступления". А некоторые запорожцы из лихих, дерзких рубак становились смиренными монахами и, как говорили в те времена, "оканчивали дни свои в покаяниях и молитвах".

Николай Закревский приводит в своей книге рассказ киевских старожилов о традициях, связанных с переходом казака в монахи. Соблюдались эти правила и традиции в XVII–XVIII веках.

"Запорожец, доживший до седин и старости и решившийся оставить свет, прежде всего просил выделить из общей кружки (кассы) причитающуюся ему часть денег…

Набивши черес (кожаный пояс) червонцами, приглашал он, на свой счет, человек 30 или 40 приятелей повеселиться и проводить его. Общество это отправлялось в Киев, где около двух недель товарищи чудили и шумно помогали козаку прощаться со светом.

Появление их пробуждало город от тихой, обыденной жизни. Одетые в синие и красные жупаны или кармазины из тонкого сукна, нося на голове красные бархатные шапки, разъезжали эти сечевики на ретивых конях, на которых сверкала богатая сбруя. Как необходимая принадлежность, им сопутствовал хор музыкантов, игравших на скрипках, виолончели, цимбалах, бандуре с присовокуплением иногда и турецкого барабана. Кроме музыки, Сечевиков сопровождали песенники. Все они вместе производили шум, пьянствовали на счет прощавшегося, танцевали и предавались дикому ликованию.

Толпа зевак осаждала эту полувоенную и полушутов-скую процессию, которая производила особенное впечатление на бедных бурсаков и этим средством во множестве привлекала их в Сечь".

Шумная компания запорожцев в сопровождении десятков, а порой и сотен горожан, согласно традиции, обходила все киевские базары. Там казаки покупали целые возы с горшками и рыбой и несколько бочек дегтя. Горшки они разбивали вдребезги, рыбу швыряли прохожим. А деготь запорожцы выливали на землю, а порой купались в нем!

Как отмечал Николай Закревский: "Проведя некоторое время в подобных наслаждениях, гурьба эта, с такою же це-ремониею, отправлялась наконец в Межигорье. Но у врат этой обители для запорожца оканчивались мирские потехи. Он прощался со своими приятелями, оставлял музыкантов и провожавшую его толпу народа.

Ворота отворялись; с выходом монахов все умолкало, и сечевик, переступая порог уединенного монастыря, пресекал все связи со светом. Он отдавал свое имущество в пользу обители, разставался с богатым нарядом козацким, надевал власяницу и посвящал себя молитве и покаянию. Обыкновенно это были суровые, самые строгие к себе монахи".

О Межигорском монастыре в Киеве ходило немало преданий. Еще в 30-х годах XVIII столетия один казак, постригшийся в монахи, заявил братии, что их обитель сгорит от "взора наиглавнейшей бабы в империи".

Кого он имел в виду? Наверное, одну из цариц. Хотя в те времена о венценосных особах побаивались говорить подобное.

Недоброе пророчество бывшего казака монастырская братия вскоре забыла. А вспомнилось оно лишь спустя много лет.

В 1787 году, во время своего долгого пребывания в Киеве, императрица Екатерина II заявила, что желает увидеть знаменитый, любимый запорожскими казаками монастырь.

В ночь перед назначенным государыней осмотром Межигорская обитель вдруг загорелась. К утру пожар превратил великолепную лавру в черные руины. После этой беды монахи разошлись по разным монастырям.

Лишь в 1860 году Межигорскую обитель удалось восстановить. Но она утратила свое былое значение и самостоятельность. Ее передали в подчинение Киево-Печерской лавре.

В XVII–XVIII веках у запорожских казаков существовала еще одна традиция, связанная с Межигорским урочищем. Перед тем как принять для себя жизненно важное решение, лихие рубаки отправлялись туда, чтобы несколько суток наедине побыть в пещере.

Там они якобы могли услышать ответы матери-земли на волнующие их вопросы. Вначале казаки поднимались на Пекарницкую гору и разжигали на всю ночь костер. Считалось, что не каждый сможет вернуться на белый свет после пребывания в Межигорской пещере. Потому казаки, на всякий случай, наслаждались светом костра, звездами, вечерней и утренней зарей.

В ночь перед спуском запорожцы отдыхали, но без "буйных потех и похождений". У костра они вспоминали былое, выпивали и, конечно же, пели песни. Выбирали из своего богатого репертуара самые веселые и озорные:

Кто знает, что ждет казака во мраке подземелья? Услышит ли он там доброе предсказание или печальное? Может, не доведется уже ему петь веселые песни?..

По-разному возвращались запорожцы из Межигорских пещер. Одни выходили на белый свет радостные, окрыленные, другие — понурые, с тоской и страхом в глазах. А уж сколько историй можно было услышать в старину о приключениях казаков во мраке подземелий!.. О том, как одних пещера одаривала богатством, наделяла замечательными, сказочными способностями и выводила на белый свет в добром здравии, а с другими обращалась хуже самой вредной мачехи.

Неизвестно, чем и в какие времена прогневал киевское подземелье удалой-развеселый казак Павло. И в бою, и в веселье был он одним из первых. Всегда приходил товарищам на выручку, слабых не обижал, а в иные минуты в глазах его играли озорные огоньки. Любит таких удача. И мимо Павла она не проходила: что ни день — обязательно ему улыбалась.

И зачем нежданно-негаданно удачливого казака потянуло в киевские пещеры, толком никто не знал. Может, решил испытать себя или захотел побывать там, где еще никогда не был, испытать то, чего еще никогда не испытывал?

В общем, задумал — исполнил. И отправился он из Сечи в Киев. В какую пещеру спускаться и где тайный лаз в нее, бывалые товарищи подсказали. Не забыл Павло давнюю казацкую традицию, связанную с походом в подземелье. Вот только почему-то не позвал друзей к ночному костру на горе.

Повстречал его у входа в пещеру старик:

— Гей, козаче!.. Куда так торопишься? Не забыл ли прочитать молитву? А у костра с товарищами ночку провел? Не забыл присесть и задуматься: куда и зачем идешь?

Рассмеялся в ответ Павло:

— Стоит ли терять время? Раньше влезешь во тьму, раньше оттуда и выберешься на белый свет!..

Взглянул дед на казака с тревогой и покачал головой:

— Не стоит уходить в подземелье, чтобы потешить любопытство. Мать — сыра земля не приемлет подобного. Остуди свой раж, козаче, дай над собой власти холодному рассудку и ответь Богу и самому себе: куда и зачем ты идешь?..

Снова засмеялся Павло и стал крутить от нетерпения ус.

— От приставучий дед попался!.. Ступай своей дорогой! Пугай своими речами баб да ребятню! Не боялся я сабель басурманных и пик ляховых, от пуль и кинжалов не прятался. Куда задумывал идти — там и оказывался. Удача мне мостики через любые преграды стелила. Авось, и в пещерах убережет…

Сказал казак и раздвинул кусты, где начинался лаз в пещеру.

— И удача может заблудиться во тьме подземелья!.. Верно люди говорят: свой гонор страшней вражьей сабли. От залихватской гордости куда больше голов теряется!.. — произнес вдогонку старик.

Но казак уже не услышал тех слов. Сырость темного подземелья не остудила его. Он упрямо пробирался в неизвестное.

Никто не хватился Павла в первые дни. Мало ли в Киеве заезжих казаков надолго оседают в шинках, по тайным притонам с недоброю славою, по хатам с непотребными, балагурными девицами?..

Приехали из Сечи друзья Павла и начали его поиски. Да разве просто так отыщешь человека в запутанном огромном подземелье?

Призывали казаки на помощь знатоков киевских пещер, но пропавший сам объявился. Вернуться-то он вернулся на белый свет, но только совсем другим человеком. Угасли былые веселье и кураж в глазах, и смотрел теперь Павло все время куда-то в сторону, вниз. Губы его беззвучно шевелились, будто нашептывал, пересказывал запорожец — то ли Богу, то ли самому себе — свою пройденную жизнь.

Поднесли ему казаки две чарки. Одну с доброй вишневкой, другую с двойной горилкой.

— Пей, Павло!.. Вмиг вся напасть пещерная с души смоется!..

— И кручина сама собой развеется…

— И очи сполохнут задором!..

Взял казак равнодушно чарку с вишневкой. Чуть пригубил и отставил. Поднес ко рту горилку, да только усы намочил и вернул товарищам. А сам ни на них, ни на выпивку не смотрит.

Переглянулись тревожно запорожцы:

— Ох, братцы, совсем дело худо…

— Где это видано, чтоб казак горилку обидел и вишневку не приветил?..

— Пропала головушка забубенная!..

А Павло уселся за стол к товарищам и безучастливо продолжал молчать, будто и не слышал их беспокойных слов.

— Что хоть видел? Что повстречал в подземелье? — попробовали разговорить его сечевики.

Пожал Павло плечами и нехотя забормотал:

— Бродил, бродил по темным закоулкам, по сырым переходам и вел беседу…

— С кем? — удивились запорожцы.

— Со всеми, кого встречал…

— Кого ж тебе там нечистая сила послала? Может, слепых скифских богов или оживших языческих истуканов? — пошутил один из казаков.

— И с ними встретился, — кивнул Павло.

— Может, тебе показали, где хранится золотой скифский меч или другие сокровища? — не унимался шутник.

Но тут же получил тычок под ребра от товарища.

— Сокровищ не видел… К вечному блужданию и размышлениям приговорила меня мать — сыра земля, — пояснил Павло. — Все оставшееся время на белом свете мне теперь блуждать, путаться, теряться и беспрестанно думать, думать, думать…

— Такого казака нечисть пещерная погубила!.. — сделали наконец вывод запорожцы.

— Пропал лихой рубака…

— Лучше уж от сабли басурманной сложить голову, чем такое страшное наказание испытать!..

Посокрушались, посовещались запорожцы и решили просить Межигорский монастырь принять в свое лоно бедолагу Павла. Но определить его в святую обитель не удалось: исчез он тихо и незаметно.

Кинулись запорожцы искать меченного пещерным проклятием вначале в самом Киеве, потом по окрестным селениям. Но так нигде его и не обнаружили.

И возвратились казаки в Сечь с печальной вестью о пропавшем товарище. Лишь спустя месяцы услыхали запорожцы, что бродит Павло неприкаянным оборванцем по украинской земле и нет нигде ему пристанища.

Как дитя малое плутает он и на городских улицах, и в раздольных степях, и в рощах. Не глядит бедолага на встреченных людей и все думает, думает, думает…

Куда и зачем он идет? Какие горестные мысли не дают ему покоя? Что на самом деле с ним приключилось в пещере?.. Даже самые бывалые и мудрые сечевики не могли ответить.

— Все мы не без греха… И прихвастнуть можем, и любопытством не обделены, и гордыня в нас играет, и упрямства хоть отбавляй, и в пещеры киевские не раз лазили… Так почему же столь необычное наказание одному выпало?..

И на это не смогли найти ответ бывалые казаки.