Лекарь-воин, или Одна душа, два тела

Глава 12

Тартана — судно небольшое, исключительно торговое. Тридцать восемь шагов в длину и семь в ширину — я измерял его каждую ночь. Дино разрешал мне прогуливаться на палубе только в ночное время, чтобы не попадаться на глаза высокопоставленным пассажирам днем. Весь день я проводил в тесной коморке в компании со свернутыми кольцами канатами.

Сеньор Алонсини взял с меня слово, что я не буду нападать на него и на пассажиров, поскольку так поступать настоящий француз не станет. А он меня сразу причислил к этому народу, видно поверил в мою, наскоро придуманную, легенду. А попробуй, проверь ее правдивость!? На границах Южного королевства можно встретить разных людей: и авантюристов, и разбойников, и просто искателей приключений на все части тела. В части легенды я был спокоен, да и нападать на Дино смысла не было, он везет меня ближе к моей основной цели. Надеюсь, в Европе у меня будет больше возможностей скрыться от назойливых глаз любопытных.

«Агнесса» шла не напрямую к проливам, а постоянно прижимаясь к берегам. Кажется, помню по любимому Джеку Лондону, на Земле такие суда и такое плаванье называлось каботажные, каботажное. Не совсем так — касалось это прибрежного судоходства в одной стране. Интересно существует такой термин здесь? А если нет, что мне ответить, откуда вопрос появился? Лучше я по-прежнему буду больше помалкивать и получать интересующие меня сведения окольными путями.

Выйдя из Кафы, пошли строго на север, пока не увидели берег. Затем сменили курс на запад, держа в поле зрения берег справа по борту. Через двое суток повернули на юг, и шесть дней плыли к проливам. Я, конечно, удивился таким маневрам и поинтересовался у Дино. Оказалось все очень просто, такой маршрут выработан годами, он довольно оживлен, и в случаи опасности нападения или кораблекрушения, всегда можно рассчитывать на помощь, да и берег рядом. Если пересекать Турецкое море прямо, строго на юг, то есть вероятность вообще не попасть к проливам, а утонуть где-то в центре моря. Существует поверье, что центре моря всегда дуют шквальные ветры, ломающие мачты и переворачивающие корабли. Моряки — люди суеверные, их переубедить сложно. Может так дело обстоит на самом деле, в моем времени Черное море было неплохо исследовано, и подобных катаклизмов не наблюдалось.

В Стамбул не заходили, по словам Алонсини там за день стоянки в порту дерут большие деньги. Пролив Бахтияра прошли быстро, благодаря попутному ветру и течению. А вот когда подошли к проливу Гюльнуз, наступил полный штиль. «Агнесса» еле покачиваясь, застыла на одном месте.

— А ты знаешь, почему пролив называют Гюльнуз? — спросил Дино, найдя меня на носу тартаны в одну из безветренных ночей.

— Я дальше нашего поместья нигде не бывал. Первый раз выбрался и угодил в неволю.

— Тогда послушай. Много столетий назад, у султана Гирея была очень красивая любимая дочь Гюльнуз. С малых лет он ее опекал и баловал. Для ее обучения нанимал самых выдающихся учителей в султанате. Гюльнуз с легкостью постигала науки, говорила на всех языках народов, покоренных султаном. Имела склонность к живописи, написала много портретов родственников и отца. Когда она пела, то во дворце на некоторое время жизнь замирала, такими чарующими были звуки ее голоса. Девушка выросла, и отец задумался о будущем муже любимой дочери.

Гирею очень не хотелось отпускать от себя Гюльнуз, он не мог представить, что дочь когда-то покинет дворец. Султан думал свои думы, и не знал, что его дочь уже полюбила молодого и красивого Бахрама, сына наместника в южных землях султаната. Молодые люди виделись всего несколько раз в присутствии множества придворных, но этого хватило, чтобы между ними вспыхнуло чувство. Год обменивались тайными любовными посланиями. А тем временем султан нашел партию дочери. Кандидатом в мужья султан выбрал дряхлеющего полководца Насима, надеясь, что он проживет недолго, и тогда дочь с внуками вновь поселится у него во дворце.

На этой почве у Гирея с Гюльнуз случилась размолвка. Дочь отказалась исполнить волю отца, и сказала, что у нее уже есть возлюбленный, но его имя благоразумно не назвала. Султан негодовал несколько месяцев. Молодые тем временем разработали план побега Гюльнуз из дворца. Все складывалось благополучно, влюбленные встретились на борту быстроходной галеры. Как обычно, не обошлось без предательства. Султану сообщили о побеге дочери. Гирей снарядил погоню, занял место впередсмотрящего на головной галере. Ничего не подозревая, галера влюбленных шла малым ходом в южные земли, они хотели укрыться в густых лесах на родине нашего Иисуса.

Почти на выходе из Каменного моря, султан настиг беглецов. Никакие увещевания и угрозы не заставили Гюльнуз поменять решение, ведь она любила Бахрама. Тогда султан взялся за лук, он хотел убить молодого человека, поскольку считал его виновным в побеге дочери. Он выпустил стрелу, а заметившая ее Гюльнуз, закрыла собой возлюбленного. Лук у султана был тугим, а наконечник стрелы очень острым. Стрела пронзила сердце Гюльнуз и сердце стоящего за ней Бахрама, вонзившись в мачту. Бахрам, собрав остаток сил, обнял возлюбленную. Они так и застыли у мачты, подобно мраморной скульптуре.

Страшно вскричал султан, он только что своими руками погубил любимую дочь, и еще не родившихся внуков. Вдруг среди ясного неба загромыхал гром, и галера влюбленных разом вспыхнула ярким огнем. Всепожирающий огонь бушевал несколько мгновений, а потом огненный смерч устремился в небеса. На ровной поверхности моря не осталось и следа от сгоревшей галеры. Сопровождающие султана люди упали на колени, и стали молиться, а султан стоял застывшим изваянием, не издавая звуков. Не мог Гирей издавать звуки, он лишился рассудка. По возвращении в Стамбул, Гирей не поднимался с постели десять дней, а на одиннадцатый, вдруг встал и пошел в покои дочери. Там на пороге с ним случился удар, от которого султан скончался мгновенно.

С тех пор в ветреную погоду на выходе из Каменного моря многие моряки слышат — Гюльнуз-Гюльнуз. Вот по этой причине в стародавние времена проливу дали имя Гюльнуз.

— Красивая и трогательная легенда.

— Правда это, или вымысел — неизвестно, но легенда и, правда, красивая. У тебя есть возлюбленная?

— Не успел завести. Жили мы обособленно в поместье, а среди казаков ни женщин, ни девушек не было.

— Приплывем в Венецию, я тебе подыщу нормальную девицу. Аристократку не обещаю, но то, что девушка будет из приличной семьи, гарантирую.

— Дино, я никак не могу понять, почему ты решил меня выкупить у Самада, сразу же дал свободу, одел, обул, накормил, отмыл и позвал с собой в Венецию? Тебе некуда девать деньги или ты преследуешь какие-то личные цели, в которых хочешь меня использовать?

— Люди часто совершают необдуманные, а порой спонтанные поступки. Покупая зерно, я столкнулся с Самадом, и он на все лады расхваливал твое умение лечить. Он говорил, что ты чуть ли не воскресил его умирающего сына. Я подумал, что хороший лекарь в нашей республике будет полезен. Когда услышал, что ты бесправный раб, то решил помочь тебе избавиться от рабского ошейника. И сделал я это от чистого сердца.

Мой отец Винченцо попал в рабство к кочевникам в Крыму, когда мне было два года. Моя мать думала, что отец утонул вместе с суденышком. Правда открылась спустя десять лет. Партнер отца из зависти в порту Воспоро, теперь этот порт называют Керчь, чем-то опоил отца, и продал в рабство. Многие годы мы с матерью были в неведении. Мать, оплакав отца, взвалила на свои плечи заботы о нашем торговом доме. В один прекрасный день, у ворот виллы появился тощий нищий оборванец. Узнать в нем бывшего партнера отца не было никакой возможности. Он покаялся в своем преступлении, сказал, что с того дня его стали преследовать сплошные неудачи и он все потерял. Таковой была плата за предательство. Мать отправила на поиски отца своего брата Гуидо, снабдив деньгами и товарами. Два года длились поиски и вот когда Гуидо потерял надежду на успех, удалось найти татарское стойбище, где был отец. Постаревшего, изможденного раба продали дяде за пару медных тарелок.

Вернувшись домой, отец стал обучать меня премудростям торговли, обращая особое внимание на подбор надежных партнеров, он не хотел, чтобы я повторил его судьбу. Я дал слово отцу, что буду, по возможности, выручать из неволи людей. Хочу сказать, что мои слова были не простым сотрясание воздуха. За двадцать лет я выкупил пятнадцать человек. Правда, выкупал не всех подряд, а только тех, кто мог принести пользу республике. В Стамбуле купил грека-скульптора Димитроса. Большинство статуй, украшающих Венецию, вышли из-под его руки. Безродного Поля нашел на Сицилии, он теперь знаменитый живописец Вероны. К нему выстраиваются длинные очереди из желающих приобрести готовые картины, или заказать семейные портреты. Всех спасенных из неволи перечислять не буду, но отмечу, все они заняли достойные места в разных городах, и приносят пользу. С тобой аналогичная ситуация, меня заинтересовало твое искусство врачевания. А когда, в ходе знакомства, услышал твой отменный французский язык, я вообще пришел в восторг, подумал, что какой-то французский вельможа, волей случая оказался в затруднительном положении. Решил проявить христианское сострадание.

— Но, ты же знал, что я лекарь, а не вельможа.

— Хороший лекарь помехой не станет.

— Что-то ты недоговариваешь, Дино.

— Ладно, скажу правду, только прошу сохранить наш разговор в тайне.

— Обещаю.

— Когда мне было двадцать лет, я сильно простудился. Провалялся в постели больше месяца, весь горел и метался в бреду. Отец приглашал многих лекарей, но они ничем мне помочь не могли. Разные порошки, микстуры и настои пользы не приносили долгое время. Отец часто ходил в церковь молиться, просил у Господа моего исцеления. И в одно прекрасное утро хворь отступила, я пошел на поправку. Вся семья радовалась. Спустя два месяца о болезни я думать забыл, и с ужасом обнаружил, что совсем утратил мужскую силу, хотя до болезни проблем не было. На возвращение утраченной силы я израсходовал уйму денег и времени, все впустую. Узнав о тебе, подумал, что может у тебя получиться меня вылечить, ведь поднял же ты из мертвых сына Самада.

— Не хочу тебя обманывать и обнадеживать, но вернуть мужскую силу очень сложно, а подчас невозможно. Не знают лекари действенных снадобий от подобной болезни. Кому-то помогают травы, кому-то массажи, кому-то посещение термальных источников. Надо испробовать, может все и наладится.

— Да, ты единственный, кто не стал юлить и обещать невозможное, требовать денег, а прямо сказал, что я, по всей видимости, обречен на жизнь без семьи и детей.

— Попадем в Венецию, начнем проводить опыты, вдруг, что-то и получится.

— Не забивай голову моей болячкой, столько лет терпел, еще потерплю. А тебе я помогу с помещением в Венеции, есть у меня небольшой пустующий особняк на окраине. Он, конечно, требует ремонта, но на первое время его тебе будет достаточно. Начнешь зарабатывать деньги — сможешь начать ремонт, ну, и мне за аренду, перепадет немного. У нас лекари за пускание крови берут по одному полновесному золотому цехину, а если ты еще что-то умеешь кроме этого, как я понял со слов татарина, то сможешь озолотиться быстро.

— Я много чего умею, и надеюсь, твои слова окажутся пророческими.

Еще пять дней стоял полнейший штиль, я думал, что мы не сдвинемся с места и через месяц. Затем задул легкий юго-восточный ветер, и «Агнесса» под всеми парусами вошла в Срединное море.

Я продолжал вести преимущественно ночной образ жизни. Днем спал в коморке, а по ночам бодрствовал. Мне очень не хватало тренировок с саблей, да и общеукрепляющих телодвижений не хватало. Не было на тартаре для этого условий. Не стану же я скакать по палубе среди ночи, ведя бой с невидимым противником, размахивая руками, и сабли, к сожалению, у меня не было. Эх, верная моя сабелька, сгинула ты из-за подлого предателя, тоже безвинно пострадала… Надеюсь, попав в Венецию, восстановлю, слегка утраченные навыки.

Разбудили меня глухие удары в борт тартары и усилившаяся качка. Наверное, к нам приближается шторм, посетила меня мысль. В одном из разговоров Дино отметил, что осенью штормы в Срединном море — частое явление, похоже, один из них достался нам. Я вновь улегся на свою, так сказать постель, и тартара меня убаюкала.

Повторное пробуждение в сумерках было не совсем обычным. Через покрытие палубы в мою коморку стала поступать вода: значит, волны достигли такой высоты, что свободно перекатываются через палубу. Качка и удары волн усилились, а ветер завывал на все лады в снастях судна. Не нравится мне такая погода, сильно не нравится. Вдруг морской владыка решит прибрать к своим рукам наш кораблик, да вместе со мной. Плаваю я хорошо, но подручные средства не помешают, мысленно произнес я. Полностью оделся, перебросил через плечо свою медицинскую сумку, занялся поиском чего-то плавучего. Ничего, кроме толстых канатов в коморке не обнаружил, и попробуй найти что-либо в полной темноте.

Ветер уже не завывал, а ревел и пугал всех морских путешественников, находившихся на борту несчастной «Агнессы». Тартара кренилась на правый борт. Я выскочил из коморки и по трем ступенькам поднялся на палубу. Меня сразу же накрыла налетевшая на тартару волна. Если бы не держался за поручни, смыло бы за борт как бесхозный, лишний на борту предмет. На мачтах висели обрывки парусов, которые трепал настоящий ураган. Хлопанье мокрой парусины напоминали выстрелы и я невольно периодически вздрагивал от этих неожиданно громких звуков, к которым, в конце концов, привык. Волны вздымались горами то тут, то там и порой были выше мачт нашего судна. Водяная масса волновалась на всем видимом пространстве моря и выглядела устрашающе. Честно сказать, я думал, что какая-то из них будет для нас последней и чувствовал себя под воздействием обезумевшей стихии беззащитным и обреченным. Либо перевернет вверх килем, либо переломит тартару, а, может, просто одна из хищных волн с разбегу разобьет судно в щепки, которые разлетятся под воздействием ураганного ветра во все стороны, если не успеют сразу пойти на дно. И все, вот она «Агнесса» была — и нету. Все. А пассажиры… Что пассажиры могут противопоставить беснующейся стихии, кроме сохранения чувства собственного достоинства, отсутствия паники и спокойствия — если удастся. Подумалось: скорей все-таки тартару переломит, ведь она загружена зерном, а сыпучий груз при качке находится в постоянном движении. Отсюда вывод: наше судно волны могут перевернуть и сломать одновременно. Бегающие по палубе перепуганные матросы пытались справиться с вышедшими из повиновения обрывками парусов, но их усилия не приводили к положительному результату. Я своими глазами видел, как налетевшая волна сбросила в морскую пучину двух матросов. Хотел пробраться в капитанскую каюту к Дино, вместе легче бояться, и даже сделал для этого пару неуверенных шагов по скользкой палубе. Вдруг тартара содрогнулась всем корпусом, задрожала и затрещала. Обе мачты упали одновременно, тартара стала разваливаться на глазах. Волна с куском борта больно ударила меня в грудь, и унесла в бушующее ночное море. Что было сил, хватался за обломок тартары. Мне посчастливилось нащупать на нем обрывок тонкого каната. Не с первой попытки, но все же удалось привязать себя к обломку, очень надеясь, что теперь, по крайней мере ко дну пойду не сразу и получу еще один (который по счету?) шанс жить. Жаль, не могу управлять этим обломком и вынужден отдаться во власть стихии, и неизвестно куда меня она забросит. Все бы ничего, но вода холодная, я успел замерзнуть — это не жаркое лето, а осень, хоть и в относительно теплых местах.

Да уж, то 92 года относительно спокойной, без особых потрясений жизни, то сплошные катаклизмы, удары и повороты судьбы, которые в книгах называются приключениями. Сейчас, в данный момент я считаю, что кругом не приключения, а кошмар, реальный кошмар. Все же я сторонник стабильной и устроенной жизни. Хотя…хммм…как сказать, как посмотреть… По прошествии лет, подзабыв весь страх и ужас происходящих со мной событий, в безопасной обстановке, у камина, в окружении родных и близких, с коньячком и чашечкой кофе на столике, держа на коленях своих детей или даже внуков, наверное невероятно приятно рассказывать обо всех поворотах, разворотах и выкрутасах судьбы, глядя в расширенные от удивления и восторженные глаза своих домашних, притихших и с замиранием сердец слушающих мои рассказы.

Долгожданный рассвет я встретил, усиленно работая ногами — не для того, чтобы плыть (и куда вообще можно плыть в подобной ситуации, все равно, что … против ветра), а для разогрева тела. Шторм продолжал свирепствовать и стихать не планировал. Небо покрыто низкими клубящимися облаками, без единого просвета. Мне бы сейчас немного солнышка не помешало, согреться чуток. Но, все равно, хотя бы что-то стало видно. В темноте вообще жутковато находиться.

Барахтался с небольшими перерывами, примерно до обеда, если судить по моим ощущениям. Оказавшись в очередной раз на гребне волны, заметил вдалеке узкую полоску суши. «Земляяяя!!!» — возопил я во всю мощь легких неожиданно для самого себя и даже слегка испугался этого сиплого, срывающегося крика. Если судить по направлению волн, то меня несет именно к этой желанной земле. Земле или Глории или как хотите, называйте эту полоску почвы — главное, твердой поверхности, по которой можно ходить, постараться организовать какой-то костерок, обсушиться. Возможно найти какую-то еду, дичь, рыбку-крабика, кузнечика-паучка, хорошенькую такую толстенькую гусеничку, ягодку-малинку или в конце концов хоть что-то кожаное с других кораблекрушений, что можно пожевать и заглушить опять поселившийся в моем пустом желудке голод, сосущий голод. Голод, пытающийся высосать из меня все человеческое… Стал понемногу подрабатывать ногами в том же направлении. Конечно, напрасная трата сил, но я так решил.

Уже в сумерках мое обессиленное тело неистовые волны выбросили на песчаный берег. Подняться смог не сразу, забыл отвязаться от обломка — мозги опять отказывались работать, как и после подлого удара булыжником по голове при атаке на крепость. Мы с берегом как бы сроднились: он стал для меня спасательной шлюпкой. Проблевался морской водой — я успел ее так нахлебаться, что мама не горюй, как говаривал один мой знакомый главный энергетик одного из предприятий — и, пошатываясь, отошел от прибоя на два десятка шагов. С меня ручьями, из рукавов и карманов, из-под пол одежды, лилась соленая вода, ноги заплетались. Больше сил не осталось, упал возле ближайшего дерева, как мешок картошки, потерял сознание, или просто уснул, не суть важно, просто сознание померкло, и все. Короче говоря, опять занавес.

Проснулся от холода. Я дрожал крупной дрожью, зубы цокали как копыта резвой лошадки по мостовой — зуб на зуб не попадал. Наверное, я от этих звуков и проснулся. Спать в мокрой одежде еще то удовольствие. Поднялся, стал искать укрытие от ветра, он все так же продолжал дуть, не ослабевая. В темноте вдобавок ко всему свалился в небольшую яму, благо на дне не было камней и острых веток. Неплохое место, ветер не задувает, а остатки какой-то травы судорожно и жадно сгреб плотнее, прижал к себе, как любимую женщину, устроил себе лежку. Чем не пятизвездочный отель «Роял Плаза»!? Хотя бы дождь не начался.

Первые лучи солнца меня разбудили и обрадовали. А жизнь, похоже, в который раз налаживается, подбодрил я себя. Она у меня, похоже, только и делает, что налаживается. Ну, когда же, когда, она у меня просто будет и все. Просто будет идти как у многих других людей, без экстремальных всплесков активности? Внимательно осмотрелся. Яма, как яма, с пологими краями, не глубокая. Трава сухая, но ее мало, я ее порядком поломал, ворочаясь. Ветер постепенно снизил силу, уже не свистит над головой. Также осмотрел себя. Деревенским дураком был давненько, воспитанником монастыря был много лет, потом учеником инопланетных врачей, казаком и воином, немного контрразведчиком, недолго рабом, все время лекарем, несколько последних дней путешественником — неудачником, хотя, может быть, у путешественников так принято — попадать куда-то, ну, натурально п-о-п-а-д-а-т-ь, может это у них и «за счастье», но мне пока не очень нравится. А сейчас я настоящий оборванец, жертва кораблекрушения. Робинзон Крузо с планеты Глория. «Ну ни хрена себе, допрыгался!!! Или доходился по морям-окиянам? Все равно: ни хрена себе, до хрена себе, сказал я себе!» — интеллектуально, по-профессорски и невесело констатировал я свое незавидное положение. Сумку с медицинским имуществом проверил в первую очередь. Слава Богу, все сохранилось в целости. Чего не скажешь о моей одежде. Кафтан и штаны превратились в жалкие обглоданные зубами волн лохмотья, башмаки вообще потерялись где-то, наверное, Нептун в них щеголяет. Ну, и все, ревизировать больше нечего, ввиду отсутствия присутствия имущества.

Ничего, зато внутри всего этого нехитрого имущества нахожусь Я, живой и почти невредимый, да к тому же, в свою очередь, внутри меня бьется жаркое молодое сердце, жаждущее жизни и подвигов, которые я ТАМ, наверху, обещал совершить во благо людям. Так тому и быть… Где-то, когда-то я эти слова уже слышал. Прости, Господи, прости грешного — это я еще не совсем в себя пришел. Вспомнил, помню и всегда помнить буду. Это забыть невозможно…

Выбрался из ямы на свет Божий, посмотрел на море. Еще было приличное волнение. Но оно было значительно меньше тех гор бушующей соленой воды, которые носили меня неизвестно где.

Если вдуматься, куда ж меня занесло? Вот сидел бы я тогда в окружении запаха петуний на качельках своих любимых и сказал бы мне кто-то, что окажусь я в весьма скором по мере вселенной времени на неизвестном берегу неведомой страны планеты, невидимой с Земли по каким-то там физическим и непонятным мне законам, да еще и лет на триста-четыреста в глубине кто знает каких веков. Вот как бы я отреагировал тогда? С ума сойти? Но не сошел же! Значит вот он, каков я, молодец. Хотя о-о-о-чччень, ооочччень паршиво мне стало от таких все реже повторяющихся воспоминаний и мыслей. Но сама ситуация каждый раз возвращает меня ко все новым попыткам осознания своего положения и каждый раз я осуществить это не могу, как не могу и представить себя, одинокого оборванца, в данной точке мироздания, то есть в сырой яме заморского берега далекой планеты с точки зрения профессора, доктора Иванова, любующегося своим цветником на Земле в XXI веке. Уххх и тяяяжко мне что-то стало, ребята, ух и тяжко….дааа…..

Но, эмоции долой! Надо с помощью твердой руки вытянуть себя из болота, как барон Мюнхаузен, я должен выбраться из очередной опы. Должен. Побольше оптимизма и вперед! Пошарил глазами по линии прибоя: пустота. Только мой родственный обломок судна сиротливо лежит на берегу. Сделал несколько интенсивных приседаний, чтобы разогнать кровь в теле, и пошел по берегу налево, в этом направлении мужчины ходят довольно часто. Интересная мысль. А женщины, значит, ходят направо. Так они и пересекаются, так друг с другом и сталкиваются, если идти вправо и влево по берегу острова. Кстати, если это остров, может так статься, что и я, пойдя налево, встречу ту, которая пошла направо. Посмотрим. Пойдем.

Идти нормально, песчаный пляж широкий, ракушки не режут мои босые ноги, их просто нет здесь. Метров через двести увидел нагромождение чего-то непонятного, может, дерево принесли волны, а может обломок тартары. Подойду ближе выясню. Да, точно, кусок носовой части тартары, две последние буквы названия сохранились. Отвязал два длинных куска тонкой веревки, в хозяйстве все пригодится, мне предстоит здесь быт обустраивать.

Протопал еще метров триста. Тяжело топать, жрать уже сильно хочется, а еще больше хочется выяснить, куда попал, материковая это часть или остров. Если это материк, то я должен встретить людей, они же должны строить деревни у моря и ловить рыбу. Но что-то не вижу я никаких признаков обитания здесь людей. Вероятней всего, занесло на остров, надо его обойти и убедиться.

Вновь увидел нагромождение досок, веревок и бревен. О-о-о, а здесь у нас господа утопленники, с ног до головы примотанные канатами и веревками к обломку мачты или реи, в морских терминах я не разбираюсь. Двое мужчин и одна молодая женщина. Одного мужчину опознал сразу. К сожалению, это мой благодетель — купец Дино Алонсини. Его одежда неплохо сохранилась, почти нерваная. Второй мужчина мне неизвестен, но судя по одежде, скорей всего, матрос тартары, кожаная безрукавка и кожаные штаны указывали на это. А вот женщина, вернее девушка, предстала, если можно так выразиться, во всей красе. Разорванная почти до шеи ночная сорочка, отброшенная ветром в разные стороны, явила моему взору длинные ровные ножки, покрытый темными курчавыми волосами треугольник, в месте соединения ног с телом, и небольшие крепенькие грудки. Светло-русые волосы на голове растрепаны. Личико бледное и такое спокойное-спокойное. Казалось, девушка не утонула, а просто прилегла отдохнуть. Молоденькая совсем, симпатичная, промелькнула мысль, и так не повезло. Девушку я не видел на борту тартары, поскольку нормальные люди ночью спят, а ненормальные, разгуливают по палубе. Нельзя утопленников оставлять в таком положении, сказал я себе, их надо похоронить.

Выбрал место рядом с деревьями. Кстати, в этой местности буйная растительность подступала в некоторых местах почти к воде. Начал копать песок. Работа шла споро, песок мягкий и влажный — это не глина, спрессованная в камень.

Первым я отнес в яму Дино, потом матроса, избавив от сапог — мне пригодятся. Затем наступил черед девушки. Аккуратно отвязал от реи, старался не потревожить ее вечный сон. Взяв на руки и чуть не выронил, девушка вздрогнула всем телом. Проверил пульс на шее. Он был, но слабый. Жива-жива, шептал я, быстро неся девушку к деревьям.

«Дурак я, дурак» — клял я себя за то, что начал копать братскую могилу прежде, чем проверил у пострадавших пульс или другие признаки задержавшейся в них жизни. Положив несостоявшуюся утопленницу на песок, побежал собирать траву, чтобы постель организовать. Расположив девушку на траве, начал осмотр. А-а-а, у нас ручка сломана, и к тому же правая, закрытый перелом. Не торопясь, сложил руку, в который раз помянув добрым словом Клавдию Ермолаевну. Затем в леске нашел поваленное сухое дерево, ободрал кору. Немного почистил, немного поотламывал, но удобный лубок у меня получился. Уложил в него руку девушки, и без фанатизма, обвязав веревкой, зафиксировал перелом в неподвижном положении. Теперь точно правильно срастутся кости, если девушка не станет конечностью сильно размахивать.

Вернулся к незасыпанной могилке, попросил прощения у покойников, и избавил их от одежды, она мне нужна — девушка совсем голая. Засыпал усопших, воткнул в холмик самодельный крест и, завершив похоронный обряд, прочитал «Отче наш».

В мокрую одежду, снятую с покойников, свою находку сразу не переодевал, зачем ей дополнительный шок, а развесил на ветках для просушки. Сам тем временем собрал побольше сухой травы, надежно укрыв ею девушку.

Пока моя находка находится в беспамятстве, нужно подумать о крыше над головой, и о хлебе насущном, в смысле о еде, к каннибализму я имею стойкое отвращение.

Углубился в лесок на десяток шагов и запутался в гибких и тонких стеблях кустарника чем-то напоминающего мне иву. Очень кстати он мне подвернулся, я умею из него делать круглый шалаш, Герасим научил. Вот только ножа у меня нет, а пускать на это дело скальпель, жаба зеленая не давала. Промучился, ломая руками тонкие стволы ивы, а потом загнал подальше мерзкое земноводное, и начал орудовать скальпелем. Не прошло и часа, как я сплел вместительный шалаш, вдвоем с девушкой поместимся. Потом, продираясь через заросли, выбрался вглубь леска. Чуть не начал танцевать от радости: нашел разлапистые молодые ели. Наломав приличный ворох веток, потащил их к шалашу, сооружать крышу. Отошел на пару шагов, полюбовался работой. Нормально получилось, от ветра защищает кустарник, а от возможного дождя защитят ветки ели. Набрал несколько охапок сухой травы, затолкал в шалаш, разровнял. Показалось мало, добавил еще, потом еще, короче под крышу заполнил. Придавил, разровнял, испытал, полежав несколько секунд. Нормально, не давит, и надеюсь, будет тепло.

Переодевать девушку без сознания тяжело, последний раз я это делал в прошлой жизни. Как ни тяжело, но надо. Одежда Дино и моряка высохла, и я решил облачить девушку в одежду купца. Да, не по размеру, да, ношенная, но все же лучше, чем лежать голой, проку от разорванной рубашки никакого. Оставил ее на ветошь, а может, на что-то другое использую. Удивительно, я ворочаю девушку во все стороны, а она не приходит в себя, может, в кому впала, так это очень серьезно, выйти оттуда получается не всегда.

Со всеми предосторожностями перенес девушку в новое жилище, уложил на траву, и травой же укрыл, набросав сверху одежду матроса. Пусть спит красавица, сил набирается, а я займусь костром. Готовить на нем пока нечего, но живой огонь предает уверенность в завтрашнем дне, и зверей отгонит, если появятся. Вспомнил древние приспособления, две палки, камень и слабый лук. Ввиду отсутствия камня, его пришлось заменить толстой веткой. На тысяче каком-то провороте, появился легкий дымок, а затем маленький язычок пламени. Возгорелось все же из искры хорошее пламя. Я не жадничал, натаскал толстого сушняка много. Эх, сейчас бы зажарить зайчика, да стрескать его в свое удовольствие. Но, вокруг летают только крупные птицы обломинго. Даже не заметил, как наступил вечер. Подбросил в костер несколько толстых веток, полез в шалаш, нужно ложиться спать, экономить силы, во сне их расход меньше. Откопал в траве девушку, проверил пульс. Нормальный пульс, и девушка теплая. Притянул ее к себе, обнял, и моментально уснул.