Лекарь-воин, или Одна душа, два тела

Глава 13

— А-а-а, — сквозь сладкий сон я внезапно услышал крик девушки на очень высокой ноте, вместо деревенского петушиного ку-ку-ре-ку или хотя бы соловьиной трели или на худой конец пения жаворонка. Ну, хоть какого-нибудь другого звука, хоть царапанья стекла или звук трения кусочка пенопласта по стеклу — все было бы приятней моему слуховому аппарату. Но этот дикий визг… О-о-о-о, этот визг сначала испортил мне все ощущения от пробуждения в тепле и сухости, так как вынужденные длительные водные процедуры выработали у меня еще большую любовь к родной суше и благотворно согревающему мой истерзанный организм теплу. Через мгновение, вспомнив все обстоятельства робинзониады, я был рад слышать такое изъявление благодарности. Жива, значит, красна девица, и ни в какой она не в коме, слава тебе, Господи!!

— Отпусти меня, отпусти, негодяй, мерзавец, отпусти, подлец, да как ты смеешь? Убери руки, иначе я… — кричала девушка, на немецком языке, барахтаясь и вырываясь из моих целомудренных объятий. — Где я? Что со мной? Что тебе от меня надо? Ты кто такой?

— Фрейлейн, столько сразу вопросов, может, перейдем на французский язык, и я начну обращаться к тебе со слова мадемуазель? — предложил я, поскольку немецкий, который я знал хорошо еще с прошлой жизни, от настоящего сильно отличался.

— Давай, — сразу согласилась девушка, резко прекратив ор. А, быстро выбравшись из шалаша, стала внимательно, широко раскрыв удивленные глаза редкой красоты, недоуменно себя осматривать.

— Начну с последнего вопроса. Васент де Ришар, лекарь. Мы потерпели кораблекрушение на тартаре «Агнесса». Нас волнами выбросило в неизвестном пока для меня месте. У тебя сломана рука, я ее правильно сложил и зафиксировал, срастется правильно, если ты не будешь ею крушить все вокруг, а побережешь несчастные косточки. От тебя мне абсолютно ничего не надо, мы просто случайно оказались в одном и том же месте. Ну, разве что, я попросил бы тебя так громко больше не кричать, а то сделаешь меня заикой и сама же будешь от этого мучатся ибо, похоже, застряли мы здесь вдвоем надолго и нам придется как-то уживаться в этом шалаше длительное время, терпеть все трудности и лишения людей, попавших в кораблекрушение во время того ужасного шторма, то есть мерзнуть, голодать, вероятно отбиваться подручными средствами от диких зверей, жаждущих нашей плоти.

Последнее я сказал специально, чтобы слегка пригасить ее пыл в обвинениях меня, ни в чем не повинного. Я подумал, слегка припугнутая девушка станет менее агрессивной и чопорной, а значит более послушной в этой экстремальной ситуации и ей не взбредет в голову так сказать «качать свои права». В чрезвычайной ситуации нет места разборкам, препирательствам и выяснениям, кто более высокороден и титулонаделенней. Так легче выживать — будучи более-менее в дружеских, добрых отношениях.

— Ты, вообще, что-нибудь помнишь? Расскажи, пожалуйста, для полноты картины происшедшего, потом подумаем вместе, как выбираться из этой…, этой дыры, — чуть замешкавшись, завершил я свою речь.

— Шторм помню, мне было очень плохо и страшно. Потом сеньор Дино помог мне и Розалии выбраться из каюты, а дальше, только холод, и бушующее море. Кто был рядом со мной, не знаю — эти ужасные волны, словно стерли, вымыли из моей памяти все последние события. А где моя одежда, и почему на мне одежда сеньора Алонсини?

— Из твоей одежды сохранилась только разорванная в клочья нижняя рубашка, и чтобы ты не замерзла ночью, я тебя переодел в высушенную одежду сеньора Дино, она ему была не нужна. Он и матрос тартары утонули, я их похоронил.

— Ты видел меня обнаженной!? О-о-о, да как ты посмел!?

— Видел и посмел. А что ты предложила бы мне сделать в той ситуации? Не сделай я этого, ты бы до утра превратилась в хладный труп, а так еще поживешь. Кстати, я тебя согревал своим телом, чтобы ты не стучала зубами, и не мешала мне спать.

— И больше ничего?

— Если ты думаешь, что я воспользовался твоим беспомощным состоянием с определенными намерениями, то успокойся, посягательств с моей стороны не было, я не подлый человек и никогда не допущу подобных действий. Не нужно меня бояться, верь мне, пожалуйста. К тому же я — лекарь и могу лечить и мужчин, и женщин. Так что не будем обращать на это обстоятельство внимание, хорошо?

— Хотелось бы верить, но мужчины такие обманщики, так и норовят забраться под платье порядочной девушки.

— Смешно, но платья на тебе не было, а рубаха не являлась для меня препятствием. Я ее для тебя сохранил, если она тебе так дорога. Ты мне задала кучу вопросов — я на все ответил, а сама не представилась до сих пор. Понимаю, ты огорошена ситуацией, ты расстроена всеми печальными новостями, которые я вынужден тебе сообщить, но, прошу…

— Я — Кьяра Бруни, дочь главного судьи Венеции, — вздернув нос кверху, заявила девушка. — Отец занимает этот пост уже десять лет, и будет на нем до конца своих дней. Должность главного судьи в республике пожизненная.

— Аристократка, одним словом.

— Да. А тебе не нравятся аристократы, ты из тех, кто любит бунтовать?

— Нет, я ничего толком о вашей республике не знаю. Меня нанял сеньор Дино для работы в Венеции, говорил, что хорошие лекари там нужны.

— Нужны, это правда. И правда то, что рука у меня сильно болит, ты не знаешь, как эту боль унять?

— Болеть она должна, у тебя перелом, я уже об этом тебе сказал. Микстур и настоек, снимающих боль у меня с собой нет. Большое счастье, что я успел захватить свою сумку, когда тартара стала разваливаться.

— Это такой ужас, меня до сих пор трясет. А тебя я не видела среди пассажиров, ты не обедал в каюте сеньора Алонсини.

— У меня была отдельная каюта, — соврал я, — мы там вместе ужинали, и прогуливался я на палубе в сумерках.

— Ты сторонился общества?

— Не хотел навязывать свое общество другим, я еще недостаточно знаком с обычаями вашей республики, не хотел казаться невеждой. Я много времени уделяю лечению больных, потому стараюсь в свободное время оставаться один.

— А прежде, чем попасть на борт «Агнессы», чем занимался?

— Помогал людям поддерживать здоровье в хорошем состоянии.

— А еще раньше? — А еще раньше жил вместе с родителями в уединенном поместье, где меня отец обучал лекарскому мастерству. Потом напали кочевники, и вся семья погибла. Я вынуждено покинул родные места, зарабатывал себе на жизнь собственными руками, жил не шикуя.

— Понятно, предпочитал одиночество. Что будем делать дальше? — спросила Кьяра.

— Хочу пройтись по берегу, определиться, куда нас забросило. Выяснить хотя бы приблизительно, мы на острове или на материке. Попытаться найти людей, или какую-нибудь пищу.

— Что-нибудь съесть не помешает, я уже проголодалась.

— Тогда я пошел.

— Я с тобой, мне страшно оставаться одной, после пережитых страхов.

— Меня не боишься?

— Уже нет.

— Ну и молодец, отлично. Пойдем.

Отправились вдвоем. Направление я не менял, повел девушку налево. Ничего полезного волны на берег не выбросили, пару обломков мачты с ворохом канатов. Нарезал несколько длинных веревок, пока не знаю, на что сгодятся, но надеюсь, лишними не будут.

К сожалению, ни жилья, ни людей не обнаружили, даже следов их пребывания не было. Остров — что сказать. Обычный, поросший густыми зарослями кустарника на берегу, и не менее густыми деревьями в ста метрах от воды. Лесок смешанный, есть клен, дуб, сосны и ели. Примерно в центре острова группа высоченных сосен возвышалась над всем островом. Соорудив из веревок приспособление для лазания по деревьям, забрался на одну из сосен. Куда ни глянь, везде морская гладь, нигде не видно ни островка, ни паруса корабля. Тоскливо, однако. Похоже, застрял я здесь с этой барышней надолго. Если верить покойному Дино, то судоходство в этой части Срединного моря с наступлением осени замирает, мало, кто рискнет отправиться в плаванье, зная об осенних штормах. Если нас здесь застанет зима, то однозначно долго не проживем, загнемся от холода и, возможно, от голода, хотя следы пребывания животных на острове имеются.

Вернулись в шалаш уставшие и голодные. Я набрал полные карманы желудей, но пока предлагать девушке, и сам грызть, не пытался. Попробую поставить ловушку, я видел в небольшой впадине следы копытных животных, предположительно здесь водятся дикие козы, и неподалеку располагался маленький родничок, к которому на водопой они приходили. Было бы неплохо поймать, голод уже терзает прилично. С большим трудом удалось уговорить Кьяру остаться в шалаше, она мне не поможет, а ходить по лесу тихо она не умеет.

Петлю с противовесом установил на тропе, теперь остается только ждать. Вернувшись в шалаш, застал тихо рыдающую девушку, размазывающую слезы по далекому от чистоты лицу.

— Я думала, ты решил избавиться от меня, — говорила Кьяра, продолжая размазывать по лицу слезы и всхлипывать до заикания, — я для тебя обуза с поломанной рукой.

— Не переживай на этот счет. Я людей в беде не оставляю. Наверное, ты меня приняла за кого-то другого. И даже если я такой плохой, каким ты меня считаешь, подумай, ну куда я от тебя с острова денусь (хотел пошутить о подводной лодке, но вовремя спохватился — откуда ей знать о таком чуде военной техники)? Уплыть не могу — да и некуда плыть, и сбежать не получится — по воде ходить не могу.

— Хорошо, я верю тебе, извини, что сомневалась.

Немного помолчав, Кьяра застенчиво спросила — А ты съестного ничего не нашел?

— Если бы нашел — уже бы готовили еду, надеюсь, ты понимаешь, что я не буду тихонько поедать добычу в укромном местечке? Нашел удачное для охоты место и поставил самодельную ловушку, как первобытный человек, надеюсь, что-то попадется.

— Давай сходим, проверим, может, уже попалось, а? Очень проголодалась….

— Предлагаю пойти туда на закате, а сейчас попробуем пожарить на костре жёлуди. Пища не очень вкусная, но хоть немного утолим голод.

Жарить желуди пришлось мне, Кьяра не имела никакого понятия об этом изысканном кулинарном приеме, привыкла пользоваться трудами повара. Честно сказать, жареные желуди не самое вкусное блюдо, которое мне доводилось пробовать в моих жизнях. По правде говоря, в иной ситуации, я бы на них и не посмотрел, но на безрыбье, и мелкий краб может стать вкусным тайменем. Кстати, крабов найти нам тоже не посчастливилось.

Уже перед закатом, проверили ловушку. Пустая. Разочаровались, особенно Кьяра — до слез разочаровалась. Снова вернулись в шалаш, погрызли остатки желудей, набросали в тлеющий костер побольше сушняка, и отправились спать. Девушка стала больше мне доверять, зарывшись поглубже в траву, прижалась ко мне всем телом, тихо всхлипывала, а затем тихо засопела. Обняв Кьяру, тоже уснул.

Девушка разбудила меня среди ночи, ей нужно было сходить в кустики, а сама выходить из шалаша боялась. Пришлось выбираться из теплого убежища, согретого нашими телами, и сопровождать дочь судьи Венеции к импровизированному отхожему месту. Чтобы дважды не ходить, справил нужду и сам.

С первыми лучами солнца побежали проверять ловушку. Мы только от благоразумия не кричали от радости, чтобы не перепугать добычу — а вдруг бы рванулась и умчалась вместе с петлей. В мою ловушку попалась небольшая дикая коза. Я оставил Кьяру возле добычи, а сам прошелся по следам. Метров через триста обнаружил небольшое стадо коз, голов двадцать, мирно щипавших не полностью пожухшую траву. Спасибо тебе, Господи, за еду, — мысленно поблагодарил я Всевышнего, голодная смерть нам пока не грозила.

Кьяра жадно ела хорошо прожаренное на огне мясо козы. Стекающий по рукам жир, девушка быстро облизывала, на землю не упала ни одна капля. Вот такая аристократка мне составила компанию. Правду говорят, голод не тетка — пирожка не поднесет. Одну заднюю ногу оставил, приготовлю вечером, а остальное отнес к морю, надо подержать в соленой воде, пока буду строить подобие коптильни. Провозился с коптильней до вечера, практического опыта у меня в этой части нет, я больше теоретик. Принес остатки мяса козы, они за день, надеюсь, хорошо просолились, нарезав скальпелем не небольшие куски, загрузил в коптильню. Процесс пошел. Ужин был при свете костра. Кьяра не решилась печь мясо на костре, боялась его сжечь.

Утром позавтракали остатками ужина.

— Ну, вот мы с завтраком и покончили, — сказал я, вытирая травой руки, — теперь надо подумать, как будем жить дальше. — С острова выбраться мы не можем, инструмента для постройки простого плота у нас нет. С пищей пока проблем не вижу, она у нас будет однообразная, но с голода не помрем. А когда наступят холода, можем замерзнуть, в нашем шалаше не выживем. Когда зарядят сплошные дожди, промокнем, а если ударят морозы, околеем. Надо строить что-то основательное.

— Я в этом ничего не смыслю, — начала всхлипывать Кьяра, — но я готова тебе помогать.

— Договорились, только не плачь. Будет тяжело, но совместными усилиями переживем.

Работа закипела. В десяти шагах от нашего шалаша, где рос ивняк потолще и повыше, я решил строить своеобразную юрту, связывая воедино, пригибая к центру, ивы, толщиной в руку. К вечеру каркас был готов, на следующий день наметил плетение стенок по принципу корзины, таким образом, я придам форму будущему жилищу, и значительно укреплю всю конструкцию. На плетение потратил неделю, не очень удобно резать ивняк скальпелем, да и жалко гробить дефицитный инструмент. Потом начался каторжный труд, мы делали обмазку каркаса смесью земли, песка и сухой травы. На себя я взял копание земли, таскание песка и воды, а также роль смесительной машины. Воду носил в кожаных штанах, оставшихся от матроса тартары. С каждым днем холодало, и от топтания в вязкой грязи голые ноги мерзли. Но у меня была цель выжить, и я стремился ее реализовать. Стены получились толщиной сантиметров тридцать, маловато, но я надеялся, что зима здесь не очень суровая.

В домике я предусмотрел печку, поэтому обшарил весь остров в поисках камней, строить ее из земли и палок побоялся, прогорит в самый неподходящий момент, а топить по-черному не хотелось. Построил самую примитивную каменную печку с дымоходом. Для просушки внутреннего пространства домика зажигал огонь в печке и раскладывал в домике несколько небольших костров, так, чтобы не сжечь каркас. Уже в ходе строительства подумал, что проще было бы построить землянку, копать ее в песке легче, укрепил бы стенки плетнями из ивы, а крышу можно было изготовить уже способом корзинного плетения с обмазкой землей. Ну, что сделано, то сделано. Всю неделю, пока подсыхал домик, заготавливали сухую траву, и я пытался сплести какое-то подобие кровати, валяться на земле, пусть и на толстой подстилке из травы и еловых веток, не хотелось.

Новоселье отметили охотой и поеданием мяса. Однообразная пища начала приедаться, но разносолов у нас не было. Хотя вру, была у меня попытка сделать лепешки из перетертых в муку желудей. Попытка смелая, но неудачная, подсушенные, вернее поджаренные на огне лепешки рассыпались в пыль, при малейшем прикосновении. Подбросив дров в печку, я закрыл вход, дверью, изготовленной из ивы и обмазанной тонким слоем земли. Кьяра расправила на кровати траву, и улеглась. Я еще посидел некоторое время, а затем улегся рядом с девушкой.

Лежал с закрытыми глазами, слушал тихое сопение Кьяры, пристроившей свою голову у меня на груди. Девушка мне во всем помогала. Да — неумело, да — ей вначале было трудно работать одной рукой, но она вносила посильную лепту в строительство. Неделю назад я снял лубок, и мысленно похвалил себя, рука срослась правильно, и полноценно функционировала. Озаботил Кьяру проведением лечебной физкультуры, пусть постепенно восстанавливает нормальную работоспособность руки.

Вчера я начал плести сеть, хочу попытать счастье поймать птиц, они чем-то напоминают уток, я обнаружил на другом конце острова настоящий «птичий базар», их там собираются сотни. Поменять мясо коз на мясо птиц было бы неплохо, хоть какое-то разнообразие. Надо еще поискать кладки яиц, печенные в костре яйца вкусные и полезные. Ловить рыбу нечем, да и холодно, лезть в море нет никакого желания.

Каждый день мы с Кьярой обходим остров по берегу, в надежде, что море выбросит что-то нам полезное. Пока этого не случалось. Останавливаясь отдыхать, поджигаем костер, набросав сырых веток ели, чтобы было больше дыма, в надежде, что дым увидят с проходящего судна, и окажут нам помощь. Жаль, никто не спешил нам помогать.

Заготовили мы и хранили в домике небольшой запас сухих дров для быстрой организации сигнально-аварийного костра. Рядом с домом всегда находилось большое количество дров, которые могли отсыреть, но брошенные в костер из сухого запаса, они бы дали огромное количество дыма и копоти. Жаль, не представлялся случай использовать нашу заготовку. Но от того, что мы это приготовили, было психологически спокойнее.

Естественно, мы не только работали, гуляли и ждали у моря возможного спасения, еще общались на различные темы. Я рассказывал Кьяре о своей жизни в поместье, оттачивал легенду, которую никто толком не смог бы проверить. Родного отца заменил Герасимом, мать — Клавдией Ермолаевной, сестер Дашкой и Людмилой, а о ходе обучения лекарскому искусству выдумывать ничего не надо было. Просто описывал свои «медицинские» экспедиции в Мироновку. Все это повествование я шлифовал по ночам, лежа в травяной постели без сна.

Кьяра о своей жизни рассказывала с упоением. А как иначе? Родилась и выросла в богатой и обеспеченной семье, ни в чем недостатка не испытывала. Старшая сестра вышла замуж за сына патриция, и отправилась на жительство в далекие и «дикие» земли на край света, если таковым можно считать Крым. Кстати, Кьяра в Крыму оказалась не случайно. С разрешения отца она посещала семью сестры, которую не видела более пяти лет. Двое племянников за это время появились на свет. Приплыла Кьяра в Крым на тартаре сеньора Дино, на ней же возвращалась в Венецию. С кем-либо отец ни за что не отпустил бы Кьяру, но Дино был давним знакомым отца, и он мог ему доверить дочь. Что касается республики Венеция, то ее история в чем-то схоже с историей Венецианской республики на планете Земля.

В давние времена, на территориях, занимаемых современной республикой, проживали племена венетов, объединенные под властью верховного вождя. Развивались ремесла, торговля и кораблестроение. Венеты побывали на всех берегах Срединного моря, установили торговые отношения со многими соседями. Завистников у успешных венетов всегда хватало, частенько приходилось отбиваться, и довольно успешно. Бывали целые десятилетия мира.

Но наступили «черные» времена, когда на земли венетов пришли несчетные полчища варваров. Захватчики разоряли города, поселки, сжигали виллы, убивали и угоняли в рабство людей, а в основном грабили и грабили. Под ударами превосходящих сил варваров, армия венетов пятилась к морю, прикрывая собой своих близких, которые стремились укрыться на множестве островков. И вот наступил день, когда на материковой части суши не осталось ни одного воина венетов, большинство погибли, но оставшиеся в живых перебрались на острова, укрепив их при помощи земляных валов и деревянных стен. Варвары не смогли атаковать венетов на островах, не было в их распоряжении надежных кораблей. Опустошив все окрестности, захватчики через некоторое время покинули земли венетов.

Разорение было ужасающим. Все, что можно разрушить и сжечь, было разрушено и предано огню. Земли практически опустели, некому было обрабатывать зарастающие сорняками поля и виноградники. Тогда совет выживших вождей принял решение обустраиваться на островах, благо, удалось сохранить несколько десятков торговых и боевых кораблей. Строительство укреплений развернулось на всех островах, несмотря на острую нехватку людей, и стройматериалов, в особенности твердых пород дерева, используемых в качестве свай для укреплений и жилых домов («земная» Венеция держится на сваях из лиственницы). На опустевших территориях стали селиться пришлые племена, вносили изменения в уклад жизни венетов, обогащая новыми знаниями и умениями. Лет через двести удалась полностью восстановить утраченное. Правда, защите земель уделялось особое внимание, на оборону тратились значительные средства. В существующих границах Венецианская республика утвердилась более тысячи лет тому назад, превратившись в полноценное государство со всеми органами власти и управления. Почти все страны Европы и Азии предпочитали вести торговые дела через Венецию, обладающую мощным торговым и военным флотом. На всем побережье Срединного моря располагались торговые представительства республики, позволяющие реализовывать разнообразные товары с большой взаимной выгодой. Республика стремительно богатела, став основным центром торговли в регионе. Правда, примерно двести лет назад, появилась новая торговая республика — Генуя, пытающаяся создать Венеции серьезную конкуренцию. Иногда доходило до открытого вооруженного противостояния. Венеция за счет своих, почти неограниченных, финансовых возможностей могла нанимать воинов в других странах, что, собственно, и делала, и в кровопролитных боях одерживала победу.

Республику возглавлял дож. Его должность была выборной и пожизненной. Дожа выбирал Большой совет патрициев, в который входили уважаемые люди республики, разбогатевшие купцы, ремесленники и военные, их всего двенадцать человек. Большой совет разрабатывал законы республики, которые обязательны к исполнению всеми гражданами. Республика разделена на двенадцать провинций, от которых по три представителя направляли в сенат. Собственно, сенат разрабатывал механизм реализации законов, созданных Большим советом. В каждом городе созданы советы глав цехов. Эти советы решали, какой и сколько продукции следует выпускать на внешний рынок. Все земли, пригодные для земледелия, были распределены между крупными сельскохозяйственными артелями, не пустовал ни один свободный клочок. Все граждане республики исправно платили налоги пропорционально доходам, богатые больше, менее состоятельные — меньше. Никто не пытался от этого уклоняться. За правильностью начисления и взыскания налогов неусыпно следила судебная власть республики, во главе с главным судьей. В настоящий момент сей пост занимал Гаспаро Бруни, отец Кьяры, моей подруги по несчастью. По словам Кьяры, в Венеции совершенно нет нищих, а если такой человек появляется, к примеру, на паперти церкви, то судебные чиновники проводят всестороннее расследование обстоятельств, приведших к такому положению. Если обнищание произошло по вине гражданин: ленился, пьянствовал или имел пристрастие к азартным играм, то такого человека отправляли в сельскую общину зарабатывать себе кусок хлеба, так сказать, в поте лица своего. А если в следствие перечисленных пороков пострадала семья, то такого нерадивого гражданина, лишали свободы и отправляли трудиться в каменоломни, сроком на пять лет. Республике всегда нужны камни для строительства зданий и дорог.

Вот с религией в республике все было, и есть, очень непросто. Основная масса народа исповедует католицизм, и признает верховенствующее право над собой Папы Римского. Но католическое духовенство в республике ведет не очень агрессивную политику по отношению к другим конфессиям, поэтому в разных городах республики соседствуют культовые сооружения различных религий. Люди, в основном, мирно уживаются. Такое положение дел очень не нравится Ватикану, считающему исключительно католицизм правильной религией. Папа Римский стремится подгрести под себя большинство народов, из-за чего вспыхивают в разных местах религиозные войны. Получая от Венеции приличные пожертвования, Ватикан желает, чтобы они поступали не раз в год, а ежемесячно, и в годовом объеме. Кому такая постановка вопроса понравится? Правильно: никому. Поэтому Венеция и не платила лишнего. На грозные окрики из Ватикана дож не реагировал, и как следствие, всю республику несколько раз отлучали от церкви. Но потом, одумавшись, Папа Римский вновь принимал в лоно церкви «заблудших» венецианцев ибо лучше, не ударяя палец о палец, получать хоть что-то, чем ничего.

Если проводить параллель между земной Венецией, и Венецией на Глории, то есть много общего в их становлении, обустройстве и развитии, но и отличий достаточно.

Да, в интересных условиях предстоит мне жить, если выберемся с этого «райского» острова. А почему, собственно, я поставил кавычки? Тот факт, что мы выбрались из жестокой и смертельной, в прямом смысле слова, передряги — является ни больше, ни меньше — чудом. А чудо — понятие как раз для описания рая. Поэтому, будем считать наш остров действительно райским. А во что превратится наша жизнь, если не удастся выбраться с острова до реальных холодов — посмотрим. Потом уж окончательно оценим условия нашей жизни. Но, повторюсь, то, что мы остались живыми и относительно невредимыми — чудо.

Мы здесь прожили пятьдесят два дня, каждый из которых я каждый день отмечаю зарубкой на специальной палке. С ужасом я однажды осознал, что наблюдаю снижение поголовья диких коз. Еще максимум месяц мы протянем на их мясе, а потом начнутся проблемы с питанием. Я несколько раз ловил местных уток, но по нашему обоюдному мнению, мясо этих пернатых можно употреблять в пищу только уж при очень сильном, смертельном, голоде: оно очень жесткое и сильно воняет рыбой. Даже в копченом виде избавиться от противного запаха невозможно. Несколько раз мы пробовали различные варианты приготовления и употребления в пищу этого мяса, но к этому процессу кроме как «употребление», другого термина, вроде «поедание пищи», «принятие пищи», «прием пищи», «еда», и, тем более, «деликатес». «вкуснятина», применить не смогли при всем нашем желании. А вот яйца птиц нам понравились, в печеном виде — действительно, настоящий деликатес. В общем, кулинарных впечатлений мы набрались надолго, приобретя при этом бесценный опыт.

Однообразное времяпрепровождение страшно напрягает, а отсутствие возможности покинуть остров — угнетает. Кьяра часто плачет, я ее успокаиваю, как могу. Скажу честно, нахождение с ней в одном месте мне дается с трудом. Я нормальный и здоровый мужчина, а длительное воздержание просто сводит с ума. Рядом со мной спит в домике симпатичная девушка, а я всеми силами сдерживаю себя, чтобы не наброситься на нее. Мне нужно Кьяру вручить отцу целой и невредимой. Но иногда запах женщины, даже довольно специфический, ведь мы нормально не мылись давно, сводит с ума. Кстати, о мытье. Я трижды устраивал нам банные дни. В печурке раскалял несколько камней, а потом поливал их водой. Весь домик наполнялся паром, и мы, обнажившись усиленно потели. Кьяра первый раз очень стеснялась принимать подобные банные процедуры, прикрывала свои интимные места, дрожала, когда я при помощи плоской щепки очищал ее тело от скопившейся грязи. Хоть и таким примитивным способом, но мы пытались держать тела в относительной чистоте. Правда, одевать приходилось грязную одежду, стирка в холодной морской воде пользы не приносила, да и сушить в нашем домике несподручно.

Сегодня мы пошли в северную часть острова, решили поменять обычный маршрут, поэтому шли не по берегу, а пересекли остров по прямой, через лесок. То, что мы увидели, вначале приняли за мираж. В ста метрах от берега, сильно накренившись на левый борт, стояло парусное двухмачтовое судно. Мы орали, махали руками, свистели, звали на помощь, всячески старались привлечь внимание экипажа, но наши крики, к нашему величайшему сожалению, никто не услышал. Мы даже развели дымный костер из части аварийного запаса — я специально, пока Кьяра безрезультатно размахивала руками, в темпе сбегал и принес сухих и всяких других дровишек.

— Кьяра, ты знаешь, кому это судно может принадлежать? — поинтересовался я у девушки, обессиленно усевшейся на песок, когда окончательно понял, что все наши потуги привлечь внимание экипажа бесполезны. Очевидно, там никого в живых не осталось.

— Я затрудняюсь тебе ответить, — сквозь рыдания, сказала Кьяра. — Похоже на венецианский неф, такие суда строили давно, их осталась очень мало. На таких плавают купцы с малыми доходами.

— Похоже, этому кораблику и вправду много лет, смотри, все паруса оборваны, одни лохмотья болтаются на мачтах.

— И людей не видно, к сожалению. А ты в кораблях не разбираешься?

— Я вырос на суше, вдали от крупных рек, и совершенно несведущ в мореплаванье.

— Ладно, я не очень много знаю о торговых судах, но могу сказать, что этот неф считается малым, у него грузоподъемность до пятидесяти тонн, экипаж человек двадцать. В основном такие суда используют для прибрежной торговли, в открытом штормовом море их сильно раскачивает. Бывали случаи, когда нефы тонули и при малой волне. Да, ладно, с этим, как нам быть дальше-то?

— Попробую добраться до нефа. Другого варианта нет. Может быть, ты предложишь нечто иное?

— Вода ведь ледяная, ты замерзнешь.

— Я буду очень быстро плыть, чтобы согреться.

Сбросил с себя одежду, и сразу же почувствовал холод, просто дикий холод, и это я еще не заходил в воду.

Полуобернувшись к подруге, я сказал, чуть не цокая зубами от начинавшейся тотальной дрожи во всех членах моего бренного тела, кроме одной — там дрожать уже было нечему:

— Холодина ужасная, может в воде теплее будет. И запомни, Кьяра, на своего избранника, в свое время, в таком замерзшем состоянии женщине смотреть не рекомендуется, чтобы в нем не разочароваться.

— Почему это? — удивленно спросила малоопытная в некоторых делах девушка, округлив глаза.

— Да потому это, Кьяра, потому. Повзрослеешь — поймешь, а пока прими мое утверждение на веру, поверь опытному человеку на слово.

Заходить в не очень, мягко говоря, теплую воду не стал — я вбежал в нее, врезался с разбегу, ввинтился, пару раз крутнувшись вокруг своей оси для сугреву. Мне показалось, что миллионы миллионов тонких и острых иголок вонзились в мое тело, стараясь обездвижить меня, но я продолжал энергично двигаться к нефу. Пока чувствовал под ногами песчаное дно, быстро шел, бегом это назвать сложно — велико сопротивление водной массы, а потом поплыл, усиленно работая руками и ногами. Молился всем Святым, чтобы судорогой ничего не свело. Эти несчастные сто метров, показались мне настоящим километром. Добравшись до борта нефа, я ухватился за свисающие канаты, стал подниматься, периодически оскальзываясь на выпуклом борту. Попав на палубу, сразу же рванул к кормовой надстройке — из прошлой жизни я помнил, что в этой части судна располагаются каюты, по крайней мере, каюта капитана судна точно здесь есть. Мне нужно было срочно во что-то одеться, холод начинал сковывать мое тело, я и так рисковал серьезно простудиться. Заскочил в первую попавшуюся дверь, и угадал: это была довольно просторная каюта. Рассматривать ее не стал, искал рундук или шкаф с одеждой. Рундук — так на флоте называли ящики для хранения вещей, крышка которого могла использоваться в качестве лавки, нашел. Все тряпки из шелка и других «воздушных» тканей полетели на пол каюты, мне нужно что-то плотное и теплое. На самом дне наткнулся на шерстяную куртку и шаровары. Не раздумывая, натянул все это на себя. Их владелец был крупнее меня, хотя я ростом тоже немаленький. Одевшись, стал интенсивно приседать, размахивать руками, попутно разыскивая какую-нибудь обувь. Нашлись высокие сапоги. Намотав на ноги куски плотной ткани в качестве портянок, обулся. Похоже, предыдущий владелец этих вещей и ноги имел приличного размера, сапоги почти болтались на моих ногах. Затем нашел на вешалке длинный плащ из тонкой кожи, и надел его на себя. Какое блаженство, я начал понемногу согреваться, дрожь потихоньку унялась, я стал расслабляться. Но только физически. Мысленно я был весьма напряжен, мои серые клеточки крутились, толкались, толпились, но мыслительный процесс пошел быстрее, в голове все отмерзло, согрелось и прояснилось.

Вышел к борту, обращенному к берегу, прокричал Кьяре, что все в порядке, и я займусь обследованием нефа. Попросил девушку не беспокоиться.

Обследование заняло больше часа. Облазил все. Трюм пуст, до половины заполнен водой, наверное, есть в корпусе пробоина, рассмотреть ее не смог, боялся слететь с трапа, а вновь купаться в ледяной воде не хотелось. Создавалось впечатление, что экипаж покидал судно второпях, все вещи остались на местах, даже несколько бочек солонины были нетронутыми. На накренившихся полках камбуза нашел несколько полотняных мешочков крупы и немного муки не очень высокого качества, а вот печки для приготовления пищи здесь не было, очевидно, ее готовили на берегу. Поднял с пола несколько беспорядочно разбросанных довольно хорошего качества ножей и оловянных двузубых вилок. А также три оловянные же кружки и пару разного объема казанков — в хозяйстве все сгодится. Нашел также сковородку, удобный топорик и точильный брусок — все в мешок. Очень был рад этой камбузной утвари. Возликовал, найдя кресало.

После тщательного обследования различных ящиков и ящичков, коробок и других емкостей также разжился плошкой какого-то масла, похоже, оливкового, мешочками соли, сахара и, о чудо чудес! — полупустой баночкой изумительно пахнувшего кофе! Под столом, в самом дальнем углу нашел забившийся туда хороший кусок сала. Мне становилась все веселее и радостней на душе, к тому же я почти согрелся в своей новой одежде. Раньше, в прежней жизни, я никогда не носил одежду с чужого плеча или нижнее белье с чужого…, ну опустим подобные подробности, а сейчас я на это не обращал никакого внимания: надел что-то и вперед, не до брезгливости. Интересно, что еще мне удастся найти?

Удалось найти моток тонкой крепкой нити, такой была тогда леска — никаких таких мононитей, шнуров, воблеров, безынерционных катушек и прочих рыбацких прелестей. Но и такой моточек вкупе с несколькими небольшими острыми крючками и грузилами — в наших условиях — сокровище, на вес золота.

А затем, обыскивая остальные каюты, в дальнем углу я услышал какое-то попискивание, очень жалобное. Что бы вы думали — это был еле живой крупный щенок. Лохматый, трехцветный — в черно-бело-коричневых пятнах, с толстыми лапами, висячими ушами, слезящимися глазками и больным горячим носом. Он с трудом полз ко мне и пищал, не переставая, хотя у него явно не было сил даже на это. Звал на помощь точь — в — точь, как мы с Къярой, завидев эту морскую посудину около берега нашего острова.

Я не мог пройти мимо этого умоляющего детского взгляда. Подняв его одной рукой под хилое, исхудавшее, изголодавшееся и обезвоженное брюшко, я приблизил его к глазам, чтобы получше разглядеть это несчастное существо в сумерках каюты. Он тут же облизал мне щеку своим шершавым горячим язычком, пискнул и грустно затих в ожидании приговора: возьму я его с собой или верну в пыльный угол полупустой каюты. Как он тут выжил и сколько дней провел без еды и воды — неведомо никому. Заметил я только какой-то старый кожаный башмак со следами зубок этого отважного щенка. Возможно, зубы чесались, но, вероятнее всего он пытался их пожевать и как-то выжить. Молодец, боец! Хорошо, я, вспомнив, что у знаменитого бойца древности Ахилла был не менее знаменитый друг Аякс, подумал и решил: назову-ка я тебя, мой юный друг, этим именем. Будешь Аяксом. Ну, пока что Аяксиком. Посадил я его к себе за пазуху, где потеплее и вылез на палубу, еще более круто наклонившуюся к воде.

На палубе обнаружил места расположения спасательных шлюпок. Их было четыре, три шлюпки отсутствовали, а четвертая была приличного размера, я забрался в нее, проверил наличие весел. Четыре пары весел принайтованы к бортам веревками, невысокая мачта лежала посреди шлюпки, тоже надежно закреплена. В носовом отсеке обнаружил свернутый парус и небольшой бочонок для воды, правда, пустой. Проверил работу шлюпочных талей. Все исправно и работоспособно. Можно попробовать спустить шлюпку на воду, и перевезти сюда Кьяру. У нас появилась возможность покинуть остров, хотя отправляться в плаванье было довольно рискованно, я ни разу не моряк, и не знаю, как обращаться с парусом.

Промучился со шлюпкой долго, не очень удобно одному ее спускать на воду, приходилось по очереди опускать то нос, то корму шлюпки. Правда, я уже не был одинок на палубе — за пазухой тихо сопел согревшийся и успокоившийся Аякс, которого, в порядке оказания первой медицинской помощи, я напоил найденной на камбузе чистой водой, оставшейся в какой-то бутылке. Вот шлюпка закачалась на мелкой волне. Вставив пару весел в уключины, направился к берегу, там, в нетерпении ходила Кьяра.

— Мы спасены, — кричала девушка, повиснув у меня на шее. — Давай, скорее уплывем из этого места, я так устала.

— Погоди, не торопись и смотри не придави еще одного члена нашего героического экипажа. Не спеши.

С этими словами я вытащил полусонное лохматое существо и вручил Къяре подарок.

— Держи своего нового верного друга. Его зовут Аякс. Он немного приболел, изголодался, питался старыми башмаками, но выжил. Щенок нуждается в твоей любви, заботе, лечении и кормежке. Также нам надо забрать из домика мою сумку и те немногие продукты, которые еще остались. А когда ты увидишь, сколько всего вкусного и полезного в хозяйстве я еще нашел — ты будешь радоваться не меньше.

— Ух ты, какой красавчик, как же он там выжил, бедняжка, — Къяра нежно прижала к себе Аякса, который, проснувшись, и ее лизнул в щеку.

— Ну, дружок, целоваться нам пока некогда, надо торопиться. Успеем еще, а пока радуйся, что мы тебя нашли. Что-нибудь придумаем с едой. Сразу много нельзя, но понемногу выкормим, не бойся, вырастешь большим и красивым, — девушка тихо говорила со щенком.

— А если наша лодка уплывет, пока будем ходить? — уже мне, громко, сказала, встревожившись, новая мама Аяксика.

— Тогда я буду удерживать здесь шлюпку, в которой устрою щенка в берлоге из своих лохмотьев, а ты беги, и собирай все. Очень прошу, обязательно возьми мою сумку.

— Так там кроме сумки и десяти кусков копченого мяса уже ничего и нет. Жди, я быстро.

Кьяра быстроногой ланью, окрыленная успехом и надеждой на спасение, побежала по берегу, мокрый песок летел во все стороны. Пока девушка бегала, я молился, чтобы не поднялся ветер, и найденный нами неф не лег на борт окончательно. Тогда собрать полезные нам в путешествии вещи будет сложно.

Попав на борт нефа, Кьяра занялась поиском одежды для себя — одежда покойного Дино уже начала постепенно расползаться по швам. Потратив уйму времени, девушка разочаровано сообщила мне, что кроме мужской одежды ничего не нашла. Было бы странным, если бы она обнаружила на судне женское вечернее платье. Пока девушка переворачивала все рундуки, я пытался оснастить шлюпку для путешествия. В первую очередь заполнил бочонок пресной водой, в трюме нашел три полных бочки, и вода в них была свежей. Затем сложив небольшой кусок парусины в два слоя, от носа шлюпки и до места установки мачты, соорудил навес, привязав ее концы к бортам, надеюсь, он нам пригодится. Потом загрузил крупы, муку, и килограмм двадцать солонины. Я попробовал этот шедевр кулинарии, есть, конечно, можно, но потом жажда замучает. Лучше, конечно, ее вымачивать, варить что-то из этого продукта. Надежно закрепил шлюпку у борта нефа, трижды проверил.

Кьяру нашел в капитанской каюте. Девушка изучала карту.

— Вот, посмотри, Васент, — пододвинула девушка мне карту, — я полагаю, мы находимся на острове Улитки, на карте его очертания хорошо прорисованы. — А это значит, что до ближайшей суши на востоке почти тридцать миль, на западе, в пятидесяти милях располагается наш «сапог», а до Венеции на север, все сто. На юг нам соваться не стоит, там открытое море.

— Ты неплохо умеешь работать с картами. Что предлагаешь?

— Не забывай, Венеция — морская республика, каждая, уважающая себя знатная сеньорита обязана была учиться, в том числе осваивать морскую науку. Мой отец очень рьяно следил за тем, чтобы мы с сестрой научились ходить под парусом.

— Отлично. Вот ты и будешь капитаном нашей шлюпки, я ничего не смыслю в парусах и навигации.

— И карты, похоже, ты тоже не очень понимаешь.

— А как их понять, если обозначения на них нанесены на неизвестном мне языке.

— Это очень старая карта, надписи произведены на древнем языке венетов. Сейчас изготавливают другие карты на продажу, и все надписи делаются на латинском языке, его знают все люди на берегах Срединного моря. Отвечу на твой вопрос. Я предлагаю идти прямо в Венецию, другие направления нам не подходят. Попади мы на сушу в любом месте, домой придется добираться на лошадях или пешком, денег у нас нет, и на нефе я ничего не смогла найти.

— Так можно попросить у кого-то, например, найти представительство твоей республики, и там одолжить некую сумму.

— Я дочь главного судьи республики, в мужской одежде, появляюсь в компании симпатичного молодого человека, и прошу денег для путешествия домой? Что обо мне подумают малознакомые люди? Я не хочу прослыть распутницей, что ты! У нас столько условностей и неписанных правил, что…

— Но ты же точно знаешь, что распутницей не являешься, и между нами ничего не было. Я относился к тебе, как к сестре.

— Я — то, знаю, но у других людей языки острые. Сплетники могут навсегда похоронить мою репутацию и сломать жизнь, опорочить всю семью.

— Все, сеньорита капитан, подчиняюсь твоей воле.

— Тогда найди пилу, и отправляйся к штурвалу. Там перед ним на тумбе находится компас. Аккуратно перепили тумбу, постарайся не повредить компас. Удивляюсь, почему такой дорогой прибор не забрали.

— Я тоже удивляюсь, почему команда оставила судно.

— Это для меня загадка. Я изучила вахтенный журнал. В записях капитана я не нашла сведений ни о маршруте, ни о фрахте, ни о членах экипажа. В его книге треть листов отсутствует, последние записи датируются сентябрем прошлого года. Где и как получена пробоина — не понятно, почему судно осталось на плаву — тем более — мы же не ныряли, не обследовали корпус. Но, учитывая то факт, что щенок выжил, питаясь тем, что находил на палубе — журнал велся и экипаж был жив довольно долго после даты последней оставшейся записи. Может пираты напали на эту команду, а, может, они были контрабандистами и это результат стычки с конкурентами. Зачем гадать? Скорее всего, мы никогда не узнаем, что здесь произошло. А если бы не произошло — нам несдобровать на этом острове. Так что, не было бы нам счастья, если бы чужое несчастье не помогло — примерно так.

— А сейчас какой год, и какой месяц, по твоему мнению?

— Трудно сказать, могу только предположить, что сейчас может быть январь тысяча шестьсот двадцать восьмого года.

— Ничего себе!

— А что ты хотел? Из порта Кафы мы отплыли в конце октября, а потом на Улитке провели почти два месяца. Ладно, давай уже готовиться спать, темнеет, а завтра с утра будем отправляться в путь.

— Так я еще тумбу не пилил.

— Все утром, я сегодня так потрясена случившимся, что просто валюсь с ног. Мне так хочется выспаться в нормальной кровати.

— Чем тебя не устраивало травяное ложе в домике на острове?

— Всем устраивало, тепло и уютно рядом с тобой, но чувство безысходности меня сильно угнетало, а сейчас появилась надежда на спасение.

— Следовательно, спать на широкой капитанской кровати будешь в гордом одиночестве?

— И не надейся! Без тебя я не усну, хотя, если честно, страшно ночевать на судне, которое, может в любой момент лечь на борт. Но не могу отказать себе в удовольствии поспать в комфортных условиях, тем более ты хорошо закрепил шлюпку и достаточно нагрузил в нее припасов для морского путешествия. Думаю, все обойдется.

Подкрепившись на сон грядущий копченым мясом, а щенка немного покормив чем-то наподобие жиденького сладкого теста, улеглись вдвоем на кровать. А действительно, на мягкой постели спать приятней, посетила меня странная мысль, перед быстрым погружением в глубокий сон без сновидений.

Утром я монтировал спиленную тумбу с компасом на шлюпке. Кьяра, стоя на борту нефа, давала ценные указания, и я не шучу, ее рекомендации и правда были полезны: что значит человек знаком с морским делом, не то, что я, сухопутный обитатель. Девушка сбросила мне в шлюпку кожаный мешок с одеждой, сказав, что сухая нам может понадобиться — не по годам мудрая мысль. Я-то, дурак, думал, что нам сухая не может понадобиться, а только сырая. Ладно — это я шучу так от хорошего настроения и предвкушения выхода в открытое море навстречу Венеции. За мешком последовали пять кожаных плащей, на случай дождя. Все правильно, дождь и брызги нам могут доставить неприятности, от этого в морском путешествии никуда не деться. В пустыне — другое дело. В общем, изволновавшись, но в приподнятом настроении мы приготовились к отплытию.

Также, пока мы еще находились на палубе нефа, решил использовать большой котел как подобие мангала — разжег небольшой костерок в нем и долго поддерживал его. Сверху, использовав пару каких-то подходящих железок, установил второй казанок, что поменьше. Сначала сварил побольше, с хорошим запасом, вкусной каши, на солонине, такой, густой, казацкий кулеш что ли, которым сразу же небольшими порциями, только слегка охладив, и пожиже, покормили нашего воспитанника, давая ему лакать без ограничения свежей воды. Аякс еще резвость не проявлял, но помокрел и похолодел носом — хороший признак. Видать, он приболел больше от обезвоживания да от тоски, нежели от недостатка пищи. Сейчас потихоньку шел на поправку и глазки повеселели. Все шло к тому, что удача повернулась к нам лицом еще раз.

Затем, используя сковороду, я испек — сладкого хотелось страшно! — гору сладких оладьев, которые Кьяра, частично с Аяксом, хватали прямо со сковороды. Пришлось израсходовать на это дело почти весь сахар — а-а-а, для такого дела ничего не жалко, гулять так гулять! Также испек в дорогу несколько больших круглых лепешек с салом, которое перед вымешиванием в тесто накромсал мелкими кусочками на одной из камбузных досок острейшим ножом кока, имени которого мы никогда не узнаем. Такие лепешки, зная мою большую к этому слабость, часто пекла моя жена Полина…

Но, самое главное, я приготовил нам с Кьярой кофе, о наличии которого в заветной банке я умолчал специально, желая сделать измученной девушке вкусный сюрприз.

Она сначала не почувствовала запах давным-давно позабытого напитка. Затем, не обращая особого внимания на мою стряпню — занималась хлопотным делом: кормежкой своего больного лохматого друга — она начала проявлять беспокойство, непроизвольно оглядываясь, прислушиваясь. Затем стала принюхиваться, но так и не поняла, в чем дело, пока я не вручил ей кружку крепкого, сладкого, ароматного, огненно-горячего кофе. Радости не было предела. А описывать все ощущения, все впечатления от кофе в тех условиях, после всех мытарств и лишений — просто бесполезно. Чтобы почувствовать всю прелесть этого напитка на борту накренившегося нефа после всего того, что мы прочувствовали, — надо было побывать там рядом с нами. Я даже не знаю, желать вам этого или нет, даже учитывая благополучный исход путешествия. Ну, пока не будем загадывать, боюсь сглазить. Пока пьем кофе из каких- то старых, погнутых оловянных морских кружек покинутого судна и радуемся, наслаждаемся, впитываем в себя все ощущения…

Ну, вот и все. Завершили подготовку, приготовили еды, сколько удалось, допили кофе. Учитывая появившееся у нас примитивное устройство, выполнявшее функции печки, я аккуратно умостил в шлюпке дрова, подготовив предварительно их в виде небольших чурочек — на борту не очень-то получится размахивать топориком.

Помолившись, на веслах отошли от нефа, вернее я работал веслами. Прощай Улитка, спасибо за приют, но нам пора, подбадривал я себя мысленно. О чем думала девушка — мне неизвестно: что-то она пригорюнилась, притихла, сидела, обняв разомлевшего от еды и проявляемой к нему любви щенка. Затем я ее растормошил, и мы общими усилиями поставили мачту, подняли парус. И началось: то потяни эту веревку, то отпусти ту, то перемести рею в этом направлении, то закрепи в том положении. Нет, матросам на парусных судах я не завидую. Кьяра сидела на кормовой банке и управляла шлюпкой, используя руль.

— Сеньорита капитан, ваши приказания выполнены, — шутя, произнес я. — Подскажи, пожалуйста, нам долго идти по намеченному тобой маршруту?

— Мы делаем два-три узла при восточном ветре. Если не налетит шторм, и нас не снесет обратно на юг, то через двое суток, максимум через трое, увидим Венецию.

— Может нам и штиль случиться.

— Весла есть, и кому грести тоже найдем.

— Намекаешь, что раб для галеры есть в твоем распоряжении.

— Не раб, а боцман, то есть первый помощник капитана.

— Ладно, капитан, правь, куда знаешь.

Надо сказать, Кьяра знала, куда правила. На ночь она закрепляла рычаг руля веревкой и укладывалась спать рядом со мной под навесом. Мы не опасались, что столкнемся со встречным судном, здесь они пока табунами не ходят, тем более зима на дворе, и если предположения Кьяры правильные, то скоро увидим Венецию.

Первые сутки прошли спокойно, а вот на вторые нас ждало очередное испытание морем. Восточный ветер сменился на юго-восточный, и с каждой минутой он усиливался. Волны становились выше, на их гребнях стали появляться пенистые барашки. По словам Кьяры, это явный признак надвигающегося шторма. Парус с трудом спустили, связали и прикрепили к банкам. Теперь мы были во власти волн, управлять шлюпкой стало очень сложно, но девушка старалась не подставлять им борт, по ее команде я подрабатывал веслами. Темные дождевые тучи почти касались поверхности моря и недобро хмурили свои лохматые брови и надували порывистым ветром свои небесные щеки. В любой момент они могли излить на нас все свое возмущение, выплеснуть все недовольство, как из ведра. Мы и так уже промокли до нитки, а если еще сверху польет, то вообще тоска. Как говорят, мысль иногда становится материальной. Ливень обрушился сплошной стеной, да плюс ветер, так что нам всем троим вообще стало грустно. Хотя, замотанный в какой-то кусок кожи, как в пеленку, Аяксик не выглядел испуганным. Держался молодцом. Как истинный морской волк. И лишь из-под укрытия выглядывали его любопытные блестящие глазки.

— Держи руль, — прокричала Кьяра, — я достану пробковые накидки, нашла пару на нефе.

Сказали держать, держу. Кьяра быстро нахлобучила на себя непонятную мне конструкцию, чем-то напоминающую мне поплавки от рыболовецких сетей. Такую же накидку, помогла одеть мне. Я пощупал поплавки, нормальные пробки от шампанского, только очень больших размеров.

Казалось бы: с появлением своеобразных спасательных жилетов должно было стать спокойнее, должно было появиться чувство уверенности. Но, странное дело: в меня, в мое сердце, наоборот, вселилась тревога.

— Господи, — искренне молился я, — помоги, не дай сгинуть нам в этой холодной воде, мы уже и так натерпелись, — умоляю, убереги от подводных камней, от высоких волн, от порывистого ветра, с легкостью переворачивающего лодки незадачливых путешественников, от непрекращающегося ливня, наполняющего нашу шлюпку не соленой, морской, но пресной, дождевой водою, которая с неменьшим успехом может погубить наши жизни!

Непогода точно услышала меня. Через некоторое время, которое я уже был не в состоянии определить, мы своими ногами почувствовали, но сначала увидели, что потоки дождевой воды активно наполняют наше суденышко водой, от которой, казалось, не было спасения. Вода кругом: и снизу, и сверху, и внутри лодки. Скрыться от нее некуда, только опять в воду, разве что. Но это не наш метод. Мы с Кьярой практически безостановочно черпали воду кружками, казанками, я даже пробовал сковородкой. Не знаю, какая посудина была более продуктивной. Перед глазами мелькали наши отчаянные движения, вода лилась сверху и выливалась за борт нашими неослабевающими усилиями. Почему-то мне вспомнилась песенка: «Я Водяной, я Водяной, никто не водится со мной». Но это длилось мгновение. Было очень страшно. Я понимал, что если скорость наполнения водой нашего судна превысит скорость ее вычерпывания — смерть, больше такой удачи не будет, как в случае с островом. Тут арифметика простая: в сосуд вливается, но не выливается. Ответ прост и понятен, как дважды два. Я старался не поддаваться панике и поддерживал Кьяру, которая, надо признать, действовала мужественно, как настоящий морской капитан. У нас незаметно образовался очень слаженный тандем. Казалось шторму не будет ни конца, ни края. Мы вымотались окончательно и еле двигали руками. Действовали на автомате, и бодрствуя и в полусне. Глаза слипались от желания заснуть в любом положении, руки поднимали эти мизерные объемы воды как пудовые гири. Это я описываю свои, мужские ощущения. А что чувствовала хрупкая девушка? Страшно представить. Но мы не сдавались. Нет. Только не это. Ни за что.

Сутки нас мотало по волнам. Не ели и не спали — какое там!!! Ветер постоянно менял направление. Создавалось впечатление, что нас закручивает в какую-то воронку, нося наше утлое суденышко по кругу. Все бы ничего, но сильно доставал холод, согреться было невозможно, одежда промокла, даже кожаные плащи не спасали. Спрятаться под навесом мы не могли — бросить управление шлюпкой смерти подобно. Жались друг к другу, укрывшись одним плащом сидя у руля, правда, толку было мало.

На рассвете все прекратилось в момент. Как обрезало. Аж уши заложило от обрушившейся на нас тишины. Очень странные ощущения. С трудом остановил руки, которые, как заведенные работали: туда-сюда, черпануть — выплеснуть, и еще раз, и еще разок. Эх, дубинушка, ухнем. Вот так ухнули!!! Ветер утих, ливень закончился. Еще бы появилось солнце — стало бы вообще замечательно. Но солнца пока не было. Ничего, дождемся и его, главное — море и дождь успокоились, морская и небесная стихии устали. Как устали мы — не описать, но, учитывая, что мы не пошли ко дну — мы устали меньше. Мы победили!!! Ура!!! Когда волнение улеглось, переоделись в сухую одежду, к счастью, она в кожаном мешке не промокла.

— Капитан, а где мы сейчас находимся? — поинтересовался я, поправляя толстую куртку, которая мне была коротковата.

— Я запомнила курс перед штормом, и если судить по показанию компаса, то нас вероятней всего снесло почти туда же, откуда мы начали свое путешествие, может на пару десятков миль ближе.

— Опять сутками болтаться в море?

— У нас нет другого выхода, сам понимаешь.

— Понимаю, это я так, побурчал, на всякий случай.

— Так, ставим парус, и мчимся в Венецию, ветерок будет попутным, если не поменяется.

Ставить мокрый парус было нелегко, но мы справились, и шлюпка заскользила строго по курсу. Ближе к обеду, по ощущениям, мы решили подкрепиться, ведь пока штормовали, о пище не думали, да и есть не хотелось, все внутренности подбрасывало качкой в верхнее положение.

Сначала по привычке, тупо, монотонно сжевали по куску копченого козьего мяса, затем, слегка оживившись — с аппетитом, немного кулеша с лепешкой, а уж после этого перешли и к десерту, да в мгновение ока проглотили еще и по сладкому оладику с чистой водой. А что, очень даже хороший обед получился, со сладеньким десертом. Кофе еще на разок оставался, дожидался в банке удобного случая, но дровишки все изрядно намокли. Так что варить — разогревать не было возможности. Я гордился тем, что не поленился перед уходом в море и приготовил «долгоиграющей» еды. Кьяра до этого вообще никогда так не питалась. Я думал, она будет, несмотря на островной опыт, критиковать мою стряпню, но она искренне восторгалась. Так что мои кулинарные таланты были оценены по достоинству. А наш юнга Аякс вообще уплетал за обе щеки все, что ему ни предложишь, только и слышно было, что его жадное чавканье и урчание — на здоровье, я готовил — старался.

Солонину пока не трогали, это был стратегический запас — кто знает, куда нас и насколько может занести. Мы не исключали возможность остановки в удобном месте для приготовления пищи и всяких других дел. Не буду описывать, как морские путешественники в наших непростых условиях справляли свою нужду, но как-то приспособились. Даже Аяксик не требовал, чтобы его выгуливали. Обходился по — простому: пометит своих новых хозяев потихоньку, стыдливо опустив глазки, и все. Ладно, мы не в обиде. Отмоемся по прибытию в порт назначения, эти бытовые неудобства — мелочи по сравнению с тем, что мы преодолели. Главное, наши молитвы были все-таки услышаны и наша лодочка весело бежала по морю-океану, приближая нас к конечной точке странствий.

К исходу вторых суток прямо по курсу появилась тонкая полоска.

— Земля, — радостно заорал я, указывая в северном направлении, — точно земля.

— Хорошо бы выйти на Венецию, — радостно улыбалась Кьяра.

— Ты же отличный капитан, настоящая морская волчица.

— Неужели я такая страшная?

— Нет, ты девушка симпатичная, просто опытных моряков называют морскими волками, это выражение я в Кафе слышал перед посадкой на «Агнессу».

— Если так, то волчицу я тебе прощаю.

Еще несколько часов мы приближались к суше. Кьяра вертела головой пыталась найти знакомые ориентиры.

— Ура, — завопила Кьяра, — я узнала эти места, мы примерно в десяти милях к западу от Венеции. — Сейчас сменим курс прямо на восток, и часа через два будем на месте.

Я работал парусом с особым рвением, грубые мозолистые ладони уже без труда тянули канаты, но мне уже порядком надоела морская эпопея, хочется ощутить под ногами твердую землю, глорию, да называйте вы ее как угодно, но чтоб твердая была и под ногами не гуляла туда-сюда, я и сам могу шататься, как заправский моряк с профессиональной походкой вперевалочку.

Действительно, через некоторое время впереди по курсу появились огни. Кьяра сказала, что на башнях передовых фортов всегда ночью разжигают костры, чтобы моряки, которых застала в море ночь, могли подойти ближе к городу.

— Вот, Васент, мы почти и прибыли, — спокойно произнесла Кьяра. — Но в город мы через форты не попадем. На ночь все судоходные каналы перекрываются толстыми цепями, и на внешний рейд выходят военные корабли. Можем угодить под залп их пушек.

— Там мы покричим, что потерпели кораблекрушение, и нам помогут.

— Я уже говорила тебе, что не хочу попасть в неловкую ситуацию. Лучше воспользуемся одной лазейкой. Я знаю тайный канал, которым пользуются контрабандисты, надеюсь, его не перекрыли. Пройдя его, мы уже на веслах, доберемся до моего дома. Там нас ждет теплая вода, вкусная еда и мягкая постель. Только спать тебе, к сожалению, придется в другой комнате, а я так привыкла чувствовать твое тепло.

— Да, приличия нужно соблюдать, дочь главного судьи Венеции должна быть вне подозрений. Только не уверен, что родные тебе поверят. Ты столько времени провела рядом с мужчиной и не поддалась искушению, противилась зову плоти?

— Противилась и скрежетала зубами, — засмеялась тихо Кьяра. — Можно подумать, тебя не одолевали подобные терзания.

— Были, каюсь, желал и боролся.

Канал нашли, он оказался свободным. Где-то около часа я работал веслами, пока не причалили к пристани у большого дома. Рассмотреть его ночью я не мог: темно, а я не кошка.

Потом были слезы, купальня с горячей водой, ночной сытный ужин и мягкая постель. Я провалился в сон моментально. Под моей кроватью на куске белого меха уютно устроился трехцветный щенок Аякс, крепко обнимающий крепкими мохнатыми лапами свое толстое сытое брюшко. Что снилось ему — мне не ведомо. Также не знаю, что снилось и мне.