Ленин (американский вариант)

Глава V Предсказания вообще и предсказания Ленина в частности

Я сознаю, что сейчас мне придётся развенчать легенду, которая кажется неопровержимой. Для многих, даже весьма далёких от почитания Ленина людей, он остаётся человеком, который всегда всё предвидит.

Недавно газета французский социалистов «Humanité» опубликовала следующее высказывание, демонстрирующее определённый этап добровольного ослепления, легкоразличимого в парижском культе русских героев: «Ещё год назад, когда виконт Грей выступил со статьёй о положении Лиги Наций, народный комиссар Ленин разоблачил его, как марионетку англосаксонской плутократии. Ленин обладает даром видеть незаметные связи между фактами, хотя, мрачный характер ленинских предсказаний наряду с их ошеломляющим содержанием сначала провоцирует у многих недоверие. Однако по мере развития событий мы узнаём всё больше о мыслях и убеждениях этого великого человека. Следует признать, что помимо глубокой и всесторонней философской эрудиции, Ленин обладает интеллектуальным даром, делающим его одним из самых выдающихся политиков современности. Приводимая ниже статья из «Times» полностью подтверждает ленинское пророчество».

После такого, совершенно необычайного предуведомления следует статья «Times», в которой сказано, что России предстоит выбор между местом в общеевропейской семье народов и падением в полную зависимость от Германии. Не затрагивая содержания статьи, выразим некоторое удивление тем, что разоблачение буржуазной сущности идей виконта Грея, которое в годы войны было общим местом в социалистической прессе Германии, преподносится как доказательство «ленинской гениальности», «могучего мыслительного аппарата», «философских озарений» и «мыслительного дара». Все восхваления политической прозорливости, свойственной большевистскому вождю, имеют такой же характер.

Когда почитателей Ленина просят привести пример его предсказаний, обычно в ответ они говорят, что вождь большевиков предсказал перерастание войны в революцию.

Я не подвергаю сомнению его долю славы (если допустить, что такая доля есть), и не оспариваю его проницательности в некоторых узких вопросах. Замечу только, что Ленин проявил свои блистательные качества совсем в других делах, например в умении возглавить большевистское движение, а не в этом знаменитом предсказании.

Что собственно означало предсказать, что война перерастёт в революцию? Что означало заявить, что «пролетариат всех стран направит своё оружие совсем не в том направлении, в котором желают агрессоры из стана империалистической буржуазии»?

Это означало вспомнить общие места революционной риторики, знакомой всем ещё до войны по многочисленным агитационным статьям, по выступлениям на социалистических митингах. Подобные мысли высказывались по любому поводу, стоило только заговорить о капиталистической политике, о колониализме, о гонке вооружений, о разоружении, о шовинизме буржуазии или братстве пролетариев. Сам Ленин вспоминал эту идею множество раз ещё до начала Мировой Войны. Вот этим-то небольшим усилием памяти – согласен, что на этот раз воспоминание по случайности совпало с реальным развитием событий – поклонники Ленина теперь и доказывают его бессмертную славу. Ради справедливости заметим, что Ленин делит репутацию провидца с Зиновьевым[57], хотя верный спутник большевистского вождя постоянно на практике доказывает скромность своих способностей к политическим предсказаниям.

Предсказания, независимо от авторства, в отношении величайшей трагедии, начатой 1 августа 1914 года можно разделить на три группы:

1. Большинство свидетелей драмы, независимо от политической принадлежности и интеллектуальных склонностей, считали, что война будет происходить по образцу всех прочих войн с победами и поражениями, с победителями и побеждёнными, с тайной дипломатией и гласной дипломатией, что сначала заключат перемирие, потом подпишут мирный договор, а затем начнётся мирная жизнь, такая же, как была до войны. Мнения только расходились в том, на стороне какой из двух коалиций будет победа. К тому же никто не ожидал, что война продлится так долго.

Среди мыслящих так деятелей (и в союзнических, и в прогерманских кругах) были свои преобладающие идеи и свои отщепенцы. Большинство верило – и вполне искренне – в возможность «правой победы» и «правого мира». Четырнадцать пунктов ещё не были сформулированы, но политики по обе стороны фронта разделяли надежды, позднее нашедшие выражение в плохо написанной программе президента Вильсона. Согласия не было только в вопросе, чья сторона представляет «правое дело», но существование самого «правого дела» сомнению не подвергалось.

Существовало и меньшинство, «не желавшее быть одураченным». Меньшинство не беспокоилось о «правом деле». Оно считало, обычно не выражая этого своего убеждения открыто, что победа будет за сильнейшим, а мир после войны будет точно таким же, как всегда, то есть его условия будут определяться алчностью победившей стороны. Это меньшинство молчаливо полагало, что жизнь в очередной раз посрамит благородный дух, взыскующий полудня в два часа дня и справедливости в бренном мире.

Как известно, нет никого остроумнее Вольтера, за исключением всех и каждого. С учётом всего произошедшего, правы были все. Война, как предсказывали во всех политических лагерях, принесла победы и поражения, переговоры и перемирия, и, наконец, Версальский договор, служивший, по мнению примерно половины мира, «правому делу», и не без предсказанных циниками подробностей вроде Брест-Литовска, Франкфурта, Кампо-Формио. Парижская конференция с таинственным Советом Четырёх и таинственным Советом Десяти ничем не уступала другим конференциям такого рода. Она продолжала традиции Венского конгресса, вот только без роскоши бальных нарядов.

Тем не менее, и большинство, и меньшинство скорее ошиблись. Никто не оценил верно масштаба войны. Никто предвидел большевизма, гражданской войны, террора. Независимо от того, как скоро и каким способом Европа избавится от этих неслыханных бедствий, в той или иной степени проникнувших повсеместно, прежней Европы уже никогда не будет.

2. Были и другие деятели, рассматривавшие Мировую Войну совсем с иных позиций. Они не думали о войне как о «правом деле», но не разделяли и старого подхода к войне. Они ожидали, что война породит революцию, столь же неистовую и столь же кровавую, как сама война. Не разделяя убеждённости во вселенской миссии пролетариата, он считали, что мировое столкновение только умножит общее количество дикости. Они просто не могли допустить, что катастрофа Мировой Войны может иметь хоть какие-то благие последствия, ожидаем ли мы, что в результате революционной смены экономического строя наступит братство народов или повысится всеобщее благосостояние. С их точки зрения идеалисты, ожидающие, что жесточайшая в истории бойня приведёт к братству народов, так же одурачены, как реалисты разных имперских школ, каждый из которых ожидает, что военная победа обогатит его страну. Ожидать, что из пятилетнего одичания произойдёт всеобщее братство, так же наивно, как ожидать, что строительство железнодорожной линии Берлин-Багдад окупит все расходы Мировой Войны.

Время показало, что именно сторонники этой точки зрения были ближе всех к истине. Я полагаю, что имею право на констатацию факта, хотя сам я принадлежал именно к данной группе[58].

Они были правы, утверждая, что у мировой катастрофы не может быть благих последствий, и что, в случае решительной победы одной из сторон, победитель жестоко навяжет побеждённым свою волю, нимало не беспокоясь о справедливости или национальных границах. Они были правы, когда говорили, что животная жестокость в человеке, лишённая узды с 1914 года, неизбежно внесёт ужасные черты в проистекающие из войны события, которые на языке ораторов в Циммервальде принято называть освободительными революциями. Они были правы, называя высшей точкой немецкого военного успеха действия Гинденбурга у Шато-Тьерри в 1918 году, ожидая вслед за хрупким триумфом полного разлада выстроенной Бисмарком политической машины. Да, вопреки общему мнению они думали, как Ленин, что революция чрезвычайно вероятна в стране, наиболее пострадавшей от войны. Ближайшее будущее докажет, как они правы, когда вопреки Ленину предсказывают, что коммунистические режимы не смогут укорениться в разорённых и опустошённых странах Европы, и что пресловутая социальная революция, «последняя из революций» была такой же бессмысленной, но гораздо более дикой и жестокой, чем «последняя из войн».

Гордится тем, что наши пророчества в отдельных аспектах или в целом сбылись, не приходится. Я считаю настоящие буквальные политические предсказания, за исключением редких ситуаций, невозможными. До тех пор, пока философы не нашли способа устранить из политических прогнозов его величество случай, ему принадлежит самая весомая доля во всех делах человеческих! Поэтому, когда мы слышим, что кто-то с первого дня войны предсказал всё-всё, мы, безусловно, имеем дело с легендой.

3. Ленин со своими немногими единомышленниками в 1914 году составлял особую группу. Он верил, что Мировая Война перерастёт в мировую революцию, которая свергнет капиталистический строй и начнёт коммунистическую эпоху.

С первых дней войны Ленин выражал своё отношение к событиям следующим образом: «Война – не случайность, не «грех», как думают христианские попы (проповедующие патриотизм, гуманность и мир не хуже оппортунистов), а неизбежная ступень капитализма, столь же законная форма капиталистической жизни, как и мир. Война наших дней есть народная война. … Отказ от военной службы, стачка против войны и т.п. есть простая глупость, убогая и трусливая мечта о безоружной борьбе с вооруженной буржуазией, воздыхание об уничтожении капитализма без отчаянной гражданской войны или ряда войн. Пропаганда классовой борьбы и в войске есть долг социалиста; работа, направленная к превращению войны народов в гражданскую войну, есть единственная социалистическая работа в эпоху империалистического вооруженного столкновения буржуазии всех наций. Долой поповски-сентиментальные и глупенькие воздыхания о «мире во что бы то ни стало»! Поднимем знамя гражданской войны! …

II Интернационал умер, побежденный оппортунизмом. … III Интернационалу предстоит задача организации сил пролетариата для революционного натиска на капиталистические правительства, для гражданской войны против буржуазии всех стран за политическую власть, за победу социализма![59]»

Что касается непосредственной причины катастрофы, Ленин считал, кроме общих обвинений против международного капитализма, что война со стороны Германии была оборонительной, так как на Германию нападали со всех возможных сторон: «Мы знаем, что десятилетиями трое разбойников (буржуазия и правительства Англии, России, Франции) вооружались для ограбления Германии. Удивительно ли, что два разбойника напали раньше, чем трое успели получить заказанные ими новые ножи?[60]»

Поэтому социалисты должны сражаться с двумя шайками разбойников сразу. Этой общей идеей руководствовался Ленина на крайне левом фланге в Циммервальде и в Кантале, где достиг наибольшего влияния. В теории Ленин последовательно придерживался своей идеи, а на практике он действовал в интересах Германии, поскольку его деятельность по общему разложению государства достигла необычайного успеха в России.

Повторим, однако, что теория Ленина была общим местом довоенных революционных статей. За настоящими предсказаниями – я напоминаю упомянутую ранее легенду – за настоящими предсказаниями, хотя бы самыми общими и неясными, следует обратиться к сочинениям Ленина того периода. Однако поиски будут напрасными. Ленин раздаёт указания, но ничего не прогнозирует. Он даже не пытается прогнозировать развитие политических событий, хотя и надеется, что происходящее в мире приведёт к революции. Он даже не рассчитывает, что пролетариат последует за ним: «Мы не можем – и никто не может – усчитать, какая именно часть пролетариата идет и пойдет за социал-шовинистами и оппортунистами. Это покажет только борьба, это решит окончательно только социалистическая революция. Но мы знаем с достоверностью, что «защитники отечества» в империалистской войне представляют лишь меньшинство[61]».

Совершенно неверно утверждать, что Ленин с первых дней войны предвидел исход событий. Он даже не предвидел отношения западных социалистов к катастрофе. Зиновьев вспоминает, что спорил на эту тему с Лениным. Ленин доказывал, что немецкие социалисты проголосуют против военных ассигнований. Сам Зиновьев ожидал, что немецкие социалисты воздержатся от голосования. События показали, что немецкие социалисты в парламенте проголосовали за военные ассигнования.

Так как Ленин был бесконечно далёк от истины в оценке политических перспектив Второго Интернационала, возможно, он ошибается и в отношении внутренней устойчивости Третьего Интернационала? Среди горы его писаний за 1914-1917 годы, опубликованных в Швейцарии, а теперь и в России, не так много предсказаний, и все они ошибочны. Так известно его предсказание, что война окончится братанием солдат на фронтах. Русская армия разложилась в 1917 году. Болгарская, Австрийская, Турецкая и Немецкая армии разложились годом позже, но сколько-нибудь многочисленных братаний между врагами никогда не было. Солдаты побеждённых армий всегда улепётывали от победителей.

Собственно, нет нужды обвинять Ленина в ошибочных предсказаниях. Я только проясняю вопрос, так как нам настойчиво повторяют, что Ленин «всё предвидит». Ленин доказал свой политический талант, не предсказаниями, а умением обернуть себе на пользу ненависть масс, порождённую войной.