Лес Кости

Мальчик, который прыгал через пороги

Человек в рогатом шлеме пришел с дальнего запада. Он шел по дорогам и лесным тропам, напрямик пересекал реки и ручьи, и никогда не искал брод. Судя по его одежде, он путешествовал через темные леса, в которых правил народ белгов[16]. Когда ветер дул от него, можно было почувствовать запах соли и моря, и было ясно, что только что он пересек широкий океан, разделявщий две страны. Из-под его странного шлема свисали волосы, прямые и огненно-рыжие. Под лучами солнца сам шлем, с короткими рогами и искрящимися украшениями, вспыхивал как золотой и, иногда, как серебряный. Хотя иногда он сверкал так, словно был сделан из бронзы. Но в нем не было ни кусочка железа, насколько мог видеть мальчик Кайлен.

К лесному сообществу народа Кассивелауна прилетело слово, и теперь только Кайлен и еще двое мужчин незаметно сопровождали идущего по холмам незнакомца, который иногда останавливался и внимательно оглядывал окрестности, в поисках дыма или, возможно, моря. Кайлен скрытно пробирался через подлесок, часто задерживаясь и наблюдая за рогатым человеком, который бегал и плясал на полянах. Мальчик никогда не видел никого — или ничего — похожего на незнакомца в темном плаще: он не ходил как воин, и не бегал, осторожно и пригнувшись, как охотник. Он бежал выпрямившись, и плащ развевался за спиной; в правой руке он крепко держал узкий, завернутый в шкуру предмет. Иногда он на самом деле прыгал в воздух, скручиваясь и крутясь, и, когда он касался земли, его плащ закручивался вокруг него. В эти мгновения он громко и торжествующе кричал, и эхо его крика проносилось по всей лесной стране и травянистым низинам, пугая темных хищных птиц, свивших гнезда на елях и ясенях.

В сумерках человек спустился с конной дороги и пошел через лес по звериным и охотничьим тропам, пока не добрался до высокого деревянного тотема, стоявшего там, где река разделялась на два рукава. Это место, точка начала обеих рек, считалось святым.

Спустя несколько минут он нашел деревню, хотя деревня ждала его начиная с полудня.

Он постоял за крепким частоколом перед открытыми воротами, разглядывая грязное скопление низких и круглых домов, сломанные загоны для животных, собак на привязи, возбужденно и истерически лаявших, кучку женщин в тусклых зеленых одеждах и детей, собравшихся в сарае и возбужденно глядевших на незнакомца через тонкие плетеные стены. Он посмотрел и на линию темноволосых людей, стоявших к нему лицом; каждый из них держал в руке копье и прижимал к груди щит. Между ними шумно сновали цыплята, утки и серые щенки, нарушая своей бестолковой беготней напряжение, повисшее в воздухе.

Человек сказал только одно слово, которое могло быть «Еда». Он сказал его громко и с таким выражение, что сразу стало ясно: его живот мучительно пуст.

Потом он сказал «Помогите» или что-то похожее. Он оглядел людей деревни и на мгновение его глаза вспыхнули. Он откинул назад плащ и поднял над головой длинный тонкий предмет. «Помогите», повторил он, поднес предмет к губам, а потом обнял, как мог бы обнять ребенка. «Рианна», сказал он, но имя было незнакомо Кассивелауну и его роду, и они не обратили на него внимание.

Наконец, староста, Кассивелаун — отец Кайлена — подошел к рогатому человеку, приветствуя его. Тот снял свой блестящий шлем и шагнул внутрь изгороди. Теперь стало видно, что вся его голова была исполосована мечом. Кайлен скривился при виде кошмарной раны и подумал, что чужеземец испытывает ужасную боль.

Пошел дождь, проливной, как всегда в этом лесу; на какое-то время он загнал людей и зверей в укрытие. Наконец он сменился слабым дождиком, похожим на брызги на море. Грозовые облака унеслись на восток, и небо прояснилось. Детей выгнали в сверкающий грязный пруд, который образовался на месте деревни, и они стали прокладывать в нем соломенные и деревянных дорожки. Закончив, они собрали животных, убежавших на край леса, загнали их обратно за стены деревни, и, освободившись, стали носиться среди деревьев.

Кайлен следил за ними издали. Вчера его избили два сына двоюродного брата отца, воина Эглина, который потерял зрение три года назад, во время разбойничьего набега. Эти два мальчика, злые и безжалостные, открыто издевались над своим отцом, называя его «слепая палка» и хвастались, что они могли бы давно снести ему голову, но это не стоит их усилий. Зато они сполна выместили свой гнев на Кайлене, со злобным весельем раздев и избив его. И они что-то вырезали у него на боку, но шрамы и царапины не давали увидеть что именно. Во всяком случае так сказал Фергус, друг Кайлин, когда промывал и зашивал его раны в тайном месте у реки.

— Не говори моему отцу, — сказал Кайлин, и Фергус засмеялся.

— И что он может сделать? Ничего! Он не может сделать ничего. Даже этому незнакому.

Кайлен зло рассмеялся и сказал, что он это знает, но всегда надеется, что, однажды, Кассивелаун вмешается и защитит своего сына от других деревенских мальчишек. Напрасная надежда.

Сейчас, вместе с Фергусом, он следовал за стаей, держась как можно ниже в подлеске, обрамлявшем узкую кабанью тропу. Другие дети храбро носились вдоль растоптанного папоротника, обдирая одежду о ежевику и терн, и шумно ударяя по деревьям и кустам палочками-мечами.

— Старый боров слышит их, — сказал Фергус. — Но не нападает. Пока не подумает, что это безопасно, и это будем мы. Давай поторопимся.

Второе предложение Кайлену не потребовалось. Он побежал вдоль тропинки, и только припадал к земле, когда видел перед собой качающиеся головы других мальчиков. И, конечно, его сердце остановилось, когда он осознал, что стоит прямо перед рощицей, в которой вепрь спокойно ждал, когда шум прекратится. Он чувствовал затхлый и вонючий запах зверя и слышал его быстрое, почти хриплое дыхание. Ему даже показалось, что он видит, как луч солнца блеснул на жестоких изогнутых клыках, и только тогда сообразил, что перед ним гигантский кабан, огромный зверь, пришедший сюда, вероятно, из самой чащи леса.

Кассивелаун знал, что он там, но в течении двух сезонов никто не имел право убивать кабанов. Это табу наложили из-за запекшейся крови друида Гламаха, которую он пролил в сезон Бела[17]. Этот кабан страшно много ел и являлся серьзной угрозой для деревни, пока был жив. Но только до сезона огней и, с благословлением Луга[18], он мог беспрепятственно кормиться в ближайших лесах.

Кайлен пробежал мимо и стал ждать Фергуса. Лицо Фергуса — невысокого мальчика, на два года младше жилистого сына старосты — стало красным от напряжения; свои желтовато-коричневые скользкие волосы он намазал животным жиром, который бежал по его щекам и таял на разгоряченном теле. В руке он держал крошечный деревянный нож, его лицо выражало такое детское возбуждение, что Кайлен почувствовал, что возбуждение опять охватывает его самого. Они пошли дальше, проломились через спутанный колючий подлесок, росший на болотистой земле, и оказались на более ясной тропе, петлявшей среди узловатых столов дубов и вязов; колокольчики покрывали землю ослепительным лазурным одеялом. Остальные мальчики уже прошли здесь, и Фергус побежал за ними, ныряя от дерева к дереву и прислушиваясь к далекому щебету птиц, потревоженных нежданными гостями.

Когда они оказались рядом с поляной, известной как Впадина старого камня, Кайлен повел их в обход. Закрыв руками шею, они пролезли через крапиву и нашли старый ручей, который сейчас, на середине лета, полностью высох. Оттуда они посмотрели через сухие папоротники и кусты роз на маленькую травянистую поляну, посреди которой торчал отполированный ветрами и дождями огромный камень, глубоко вонзившийся в землю. Перед камнем было построено маленькое деревянное укрытие. Как раз сейчас огненно-рыжий человек, раздетый до пояса, вбивал железные гвозди в покатую крышу. Не дом, но что-то вроде святилища.

Он крошечного костра, на котором жарилась рыба, поднимался дым. Завернутый предмет, обладавший, по-видимому, огромной ценностью для незнакомца, был прислонен к камню. Кайлен видел, что человек нарисовал на камне странные фигуры и символы, а также изображения животных. Он нарисовал их зеленой и синей краской, и еще нарисовал похожие символы на руках и груди. Кайлен знал, что о племенах на севере и на востоке, которые таким образом разрисовывают себя, но незнакомец пришел с запада, очень дальнего запада, и отец сказал, в присутствии Кайлена, что он из земли, лежащей за великим морем, и этой землей правит тысяча королей.

Он не говорил на их языке, хотя и знал достаточно слов, что показать, что ему надо. И он был беженцем, ему нужна была защита от злых сил из его родной земли.

Вскоре Кайлену надоело смотреть на него. Он пошел прочь от поляны, Фергус за ним, и они вместе отправились к реке. Незнакомец заинтриговал и озадачил их, и они знали, что Кассивелаун и другие жители деревни чувствуют напряжение, находясь рядом с ним, хотя он ни в коей мере не проявлял враждебность.

Внезапно их окружила толпа мальчиков, и Кайлен почувствовал жгучую боль в лице — кто-то из них бросил колючий зеленый орех. Раздался громкий смех, и крик детского гнева, за которым должно было последовать очередное избиение. Но Кайлен был не в настроении для драки, мгновенно овладел собой и с громким треском обрушил палку на голову главаря.

Он побежал, мальчишки за ним. Кайлен не знал, где Фергус, и его это не волновало. Бок все еще болел, а ударенная голова принадлежала тому самому мальчику, чей нож изрезал его бок. Они охотились за ним, крича и улюлюкая, но он твердо держался на ногах и быстро бегал, и лучше их знал путь к реке. Он пролетел через густые рощицы дубов и продрался через заросли ежевики, предпочитая боль от царапин на руках и ногах боли от бессмысленных побоев.

Там, где лес поредел, мальчики приблизились к нему, но он уже слышал воду, бегущую воду большой реки, и чувствовал себя в безопасности, хотя часть его сознания все еще этому удивлялась.

Он сбежал по берегу и пошел вброд, чувствуя, как холодная вода обжигает тело, вплоть до пояса. Течение было несильное, но мягкая грязь под ногами засасывала ноги. Он долго шел через реку, не меньше нескольких минут, и выбрался наверх только тогда, когда Думнорикс и его банда разрисованных мальчишек вывалилась из леса на берег. Показался Фергус, немного подальше, и покачал головой, неопределенно улыбаясь. Он сел на землю, как и сам Кайлен, и стал смотреть на медленное течение.

Мальчики какое-то время кидали камни, от которых Кайлен уклонялся с высокомерной легкостью, и даже бросил несколько назад.

— Только демон может пересечь эти пороги, — начал издеваться над ним Думнорикс. — Только одержимый может пересечь эту реку. Ты — зло, Кайлен, твой отец это знает, твоя мать это знает. Зло. Зло.

— Одержимый, одержимый! — закричали другие, а потом тоже стали издеваться: — Нерожденный, нерожденный! Воронье отродье, воронье отродье!

Все это Кайлен слышал сотни раз. Он просто сидел на берегу и усмехался, глядя на мальчиков, стоявших у спокойной воды, пока они не ушли.

Фергус спустился к самому краю воды и встал прямо напротив Кайлена:

— Кайлен, как ты пересек реку? — крикнул он и улыбнулся, немного нервно, словно не хотел услышать ответ.

— Я же говорил тебе, — сказал Кайлен, не со злостью, но с терпением, которое он решил сохранять для своего единственного друга. — Я перешел реку вброд. Вода совершенно спокойная. Почему бы тебе не попробовать? Это легко.

Фергус покачал головой. Он посмотрел на реку, потом на Кайлена и, похоже, смутился; ему было уже девять лет, но он выглядел совсем малышом и очень нуждался в Кайлене. Он касался тонкой палочкой в мешковатых штанах и изодранной рубашке, его руки и ноги покрывали царапины от ежевики и терна. Два мальчика, разделенные рекой, смотрели друг на друга, желая оказаться вместе и вполне сознавая, что их соединила дружба, несмотря на все превратности жизни в такой маленькой общине.

— Никто не может вброд перейти реку, — сказал Фергус. — Ты знаешь какой-то трюк, верно? Наверно есть путь через реку, который ты нашел, но мы не можем найти его. Скажи мне, где он… ну, скажи!

— Прямо перед тобой, — попытался убедить его Кайлен, и в его голосе и тоне проскользнула нотка отчаяния. Он встал и швырнул камешек в воду. Раздался всплеск, но вода была настолько спокойной, что рябь медленно распространилась вплоть до того места, где он стоял. Над спокойной поверхностью Кайлен заметил призрачный образ бурных порогов, но слышал он только журчание спокойной реки. — Пожалуйста, Фергус… Пожалуйста! Перейди. Честно, здесь не опасно, ну, совсем не опасно.

Фергус вздрогнул, обхватил себя руками и опять тряхнул головой. В его глазах светилась доброта, а улыбка говорила Кайлену, что все в порядке, и, хотя он не осмеливается пойти вброд, это никак не влияет на их дружбу.

«О, Фергус, — в отчаянии подумал Кайлен, — если ты найдешь в себе мужество не верить собственным глазам, переходи сюда, ко мне. Покажи другим мальчикам, что я вовсе не злой дух. И это убедит моего отца, что вещи, которые я вижу, не ненормальные и не неестественные. Мой единственный друг, подтверди мое слово. Тогда все изменится и старосте деревни не надо будет оставаться в лесу, стыдясь своего сына».

Но Фергус уже услышал, как в лесу кто-то движется; он быстро махнул Кайлену на прощание и скользнул в мрак подлеска. Кайлен увидел фигуру, шедшую вдоль реки и прячущуюся в темноте и зарослях ежевики. На мгновение сверкнуло солнце, отразившееся от толстых рогов шлема. Но блеск тут же исчез, когда налетевший холодный ветер взбудоражил все, включая реку. Кайлен еще какое-то время посидел, пытаясь увидеть рогатого незнакомца, но тот уже ушел.

Ветер утих, и только тогда Кайлен сообразил, что ветер был неестественным: не легкий летний ветерок и не буря, предвещающая проливной дождь. Этот ветер напоминал дыхание, он дул по широкому кругу так, что ветки деревьев двигались в одну сторону, а за рекой — в противоположную; он был теплым, словно мимо пролетел какой-то дух, и Кайлен почувствовал, как волоски на шее встают дыбом от мрачного предчувствия. Он посмотрел вверх по реке, потом вниз, но не увидел ничего, за исключением широкого неторопливого потока воды, извивавшегося с севера на юг.

Лес за ним казался сверхъестественно тихим. Маленькие звериные тропинки вели сквозь него к далеким холмам и заросшим долинам, по которым народ Кассивелауна никогда не осмеливался ходить. С верхушек деревьев, росших на деревенском берегу реки, можно было увидеть эти холмы, затененные облаками и зеленые, с отчетливо выделявшимися дорогами. Но на эти дороги не ступала нога жителя деревни, и никто не помнил, кто-нибудь когда-нибудь путешествовал по ним. Были те, кто пытался найти их — они обещали легкий проход на север в по-настоящему густые дикие леса, где не жил никто и могла быть хорошая охота. Но как только путешественник приближался к холму, он находил непроходимый барьер — пороги, утесы или непроходимые болота. Земля за порогами была загадкой, и мальчик отчетливо видел, что за иллюзией таилась опасность.

Кайлен только один раз, совсем недавно, рискнул углубиться в густой лес. Он постоял на поляне у забитого деревьями русла ручья и посмотрел на склоны холма. Ему показалось, что он слышит звуки деревни, находившейся по ту сторону. Но, когда он попытался пересечь ручей, на него напал такой страх, что он повернулся и со всех ног побежал к реке.

Странно, но он знал, что этот страх — больше, чем глупость, и больше, чем иллюзия, что он охраняет этот кусок земли от остальных жителей деревни.

Тем не менее, даже сейчас, стоя лицом к мрачной лесной стране, он чувствовал какую-то тревогу. Он глубоко вздохнул, бросил камешек в сторону деревьев, сделал к ним пару шагов и стал пробиваться сквозь заросли папоротника, пока полностью не скрылся в их листвы.

Наконец глаза привыкли к полумраку, и он увидел металлический тотем, стоявший там. Высокий, на тонких ногах, с раскинутыми руками, с широкими и мертвыми глазами… Через листву пробился луч солнца, и Кайлен увидел, что тотем был металлический, посеребреный, словно на краю племенной земли стоял железный бог. Послышался звук, словно где-то далеко завыла банши, и он испуганно огляделся.

Кайлен вошел в лес немного глубже, осторожно выбирая дорогу. Лес неестественно молчал, не щебетали птицы, не дул ветер. Кайлен почувствовал, что за ним наблюдают.

Около забитого деревьями русла ручья на него опять напал сердце раздирающий страх, но он победил его, перешагнул через гниющие ветки и стволы деревьев, и через несколько шагов оказался на заросшей крапивой поляне.

И тут он увидел нечто удивительное — развалины здания, сделанного из камня. Оно было чуть ли не выше дуба, с прямосторонними окнами, идеально прямыми. Лианы, плющ и трава росли через это странное сооружение, добавляя ему ауру заброшенности.

Кайлен слышал о каменных зданиях — говорили, что северу отсюда дома делали из белых камней, поставленных один на другой; а за океаном, в тех землях, где солнце светит весь год, живет раса воинственных людей, которые строят каменные дома, достающие до облаков.

Разрушенное здание окружала тонкая полоска железа. Она негромко гудела. Кайлен коснулся ее и почувствовал неприятное покалывание на коже; он отшатнулся.

В следующее мгновение летучая мышь бросилась на него с неба, громко крича. Крик так сильно ударил его по уху, что Кайлен сам заорал, как резаный, повернулся и побежал, глядя, как огромная ночная тварь, раскинув широкие крылья, сделала пару кругов среди деревьев, все еще испуская сверхъестественный крик. Потом она улетела в лес, наверно вернулась на свой насест, где отдыхала днем.

Кайлен перевел дыхание, приказал рукам перестать дрожать, потом, вздрагивая на каждом шагу, вернулся к реке и быстро пересек ее.

Какое-то время он постоял на берегу, глядя на воду. Сейчас он видел огромные пенящиеся пороги. Из реки торчали зазубренные камни, разбивавшие поверхность ужасающего потока — они сломают любого человека, если он поскользнется и ударится о них. Кайлен глядел на бушующую, покрытую пеной реку и затягивающие водовороты, и, сквозь них, видел настоящую безмятежную реку. Он никогда не понимал, почему только он может видеть сквозь иллюзию, как никогда не понимал, кто сотворил ее и зачем.

Но сейчас он был мокрый и холодный. Сердце все еще прыгало, как ненормальное, а внутренности скрутил страх; он не боялся так даже тогда, когда на него несся неистовый дикий вепрь.

Каждый день рогатый человек приходил в деревню за едой и питьем, и каждый день он садился и пытался общаться с Кассивелауном и остальными. Чувство неловкости можно было почти потрогать пальцами. Никакой мужчина не сидел без меча, даже чужак — все чувствовали напряжение и опасались внезапной вспышки ярости. Желая отблагодарить деревню за помощь, он провел весь день, восстанавливая разрушенный сарай, большое соломенное здание выше человеческого роста; когда снег покроет лес и земля станет твердой как камень, в нем можно будет держать стадо овец.

Работа была закончена очень быстро; чужеземец хорошо знал свое дело, и, конечно, когда он выразил свою признательность, работая час в одиночку, другие помогли. Он надел шлем на голову и, ближе к сумеркам, вернулся в лес; его черный плащ плыл за ним. Когда Кайлен рискнул вернуться на поляну, стоял уже поздний вечер, но он все равно услышал звуки стройки — чужак перестраивал это церемониальное место для своих целей.

Через неделю стук молотка прекратился, и чужестранец исчез. Никто не рисковал подходить к поляне: Кассивелаун предупредил, что с тех пор, как рогатый человек потребовал поляну себе, она его, пока он сам не скажет иначе.

То, что он построил, было храмом, святилищем, могилой… в которой он похоронил что-то для него более драгоценное, чем сама жизнь. Никакому жителю деревни — мужчине, женщине или ребенку — не было разрешено вмешаться в погребение, пока чужак не уедет и не заберет с собой воспоминания, оставив на Впадине старого камня памятник, который перейдет деревне.

Прошла неделя. Кайлен почти не спал по ночам ночей — как из-за дождя, так и из-за продолжающего разочарования Кассивелауна в своем сыне. И тут прилетела весть, что с запада, по конной дороге, приближаются воины. Рыжеволосые, в черных плащах, с оружием. Они ищут человека в рогатом шлеме, они хотят его убить.

Когда принесли новость, Кайлен сидел на полу в углу отцовского дома. У него была лихорадка, горло горело. И он был глубоко несчастен, потому что друид рекомендовал целую неделю морить его голодом, чтобы помочь болезни и дать возможность тому, кто наслал на него это зло, избавить от него светлый мир.

— Темный мир может завладеть телом, которое не сопротивляется, — сказал он отцу Кайлена и намазал ужасно пахнувшей мазью свои губы, глаза и уши, и еще отрезал клок намасленных волос. Волосы шаман привязал к кости кролика и медленно сжег их на огне. Кассивелаун глядел на все это, сидя ближе к теплу. Свет огня освещал его сильные печальное лицо и наполненные гневом и сожалением глаза, в которых не было даже намека на жалость к сыну.

— Неужели нет способа избавиться от одержания? Сделать его таким же, как мы, человеком среди людей?

Друид, сидевший на корточках, евший еду отца и наблюдавший за горящими волосами, покачал головой. Он был совсем не стар, но жидкие седые волосы и неподстриженная борода придавали ему вид дикого старика. Его синяя шерстяная туника была обрезано по колено. Вокруг шеи и на предплечьях он носил ожерелья из костей животных и искрящие бронзовые браслеты. И, конечно, он разрисовал тело грязью из далеких рек, текущих к морю. Грязь должна была защитить его от злого духа, завладевшего Кайленом; именно этот дух давал возможность мальчику прыгать через воду и безопасно проходить через острые пороги, которые называли Волчьими зубами.

— Это только холм, — сказал Кайлен (двумя годами раньше). — Невысокий холм, с валунами. Нет никакого утеса! — Он прошел среди приземистых деревьев и торчащих камней, и поднялся по склону. Народ деревни, устрашенный, попятился назад. Когда Кайлен пошел дальше, друид, Гламах, выкрикнул поток заклятий на него и сделал пассы руками, которые должны были осудить Кайлена на темные огни.

Потом, когда шок прошел и осталось только возмущение, Кайлен нашел своего друга. Фергус сначала боялся, потом заинтересовался и, наконец, закричал на своего друга и признался, что ничего не понимает.

— Но как это выглядело? — спросил Кайлен

— Разве ты не видишь их? — умоляюще спросил Фергус, указывая на холм, а потом объяснил, что перед ними отвесный утес, в основание которого воткнуты заостренные деревянные колья, на которые нанизаны кровавые тела мужчин и женщин; под кольями валяются трупы и множество костей, в воздухе висит сильная вонь от разлагающихся тел. Тот, кто живет на вершине утеса, очень опасен. Но Кайлен прошел через колья и трупы, подошел к утесу и прошел через камень, словно его вообще не было.

Кайлен прищурился и пристально вгляделся в холм. Когда облако затмило солнце, ему показалось, что он видит колья; но это было похоже на сон, на призрачный образ, который быстро исчез.

— Его необходимо убить, — сказал друид. Злые глаза, в которых отражался красный свет огня, смотрели на Кайлена через всю комнату. — Но убить правильно. И я еще не решил, как лучше всего пролить его кровь ради блага деревни и счистить пятно одержания, которое лежит на ней.

Кассивелаун, в котором слова друида, похоже, разожгли воинственный гнев, встал, пересек комнату и уставился на сына, а потом ударил его с такой силой, что Кайлен закричал. Крик раздул огонь ненависти и досады, и Кассивелаун ударил опять, и еще раз; от постоянных ударов у него закружилась голова. Когда приступ ярости прошел, рыдающий Кайлен опять скорчился в углу. Друид подошел к нему и, бормоча тайные слова, обтер его лицо едкой жидкостью и успокоил мальчика.

Боль ушла, но не ненависть. Кайлен решил, что должен сбежать из деревни в свою особую землю за рекой, землю, в которую никто из деревенских не посмеет войти.

Когда настала темнота, он встал и вышел наружу. Пасмурное небо, тихий и темный лес. Он быстро пробежал через деревню и вошел в лес. И только тут заметил маленького быстроногого Фергуса, увязавшегося за ним.

— Я слышал, как тебя били, — признался тот. — Что ты собираешься делать?

— Пересечь воду и жить там. Единственное безопасное для меня место. Друид сказал, что меня надо убить, особым способом.

Фергус скорчил гримасу:

— Ужасно, ужасно. Я видел этот особый способ. Ужасно.

— Не надо рассказывать, сам знаю, — мрачно сказал Кайлен. Но он был рад компании Фергуса. Это делало жизнь терпимой, если не привлекательной.

— Я пойду с тобой за пороги, — сказал Фергус, и даже в сумерках Кайлен увидел, что его друг плачет.

— Я очень рад, — сказал он. — Там ты будешь в безопасности. А когда мы вырастем, то наведаемся в деревню и украдем себе женщин. Это научит их уму разуму.

— Хорошая мысль, — сказал Фергус, вытирая глаза рукой. Кайлен видел, что он боится, по-настоящему; заявив, что он пересечет реку, Фергус отрезал себе путь назад. Фергус печалится о своем друге, с которых там плохо обращались в деревне, но сейчас он боялся своей опрометчивости.

Кто-то зашевелился в последнем доме деревни, и очень скоро Кассивелаун заметит, что его сын-демон сбежал. Впрочем до полуночи никто не рискнет побеспокоить Кассивелауна; но Кайлен подозревал, что они не дадут ему уйти из деревни, пока не убьют. Так что сейчас или никогда, у него остался последний шанс на свободу и мир.

Они побежали по кабаньей тропе, пересекли рощу, не заметив никого, хотя слышали, что где-то недалеко сонно сопит зверь. И, совершенно не собираясь, очутились на Впадине старого камня, где стоял маленький деревянный храм. Кайлен остановился, от удивления тяжело дыша. Он намеривался идти к реке и не понимал, как очутился здесь. Фергус слепо следовал за ним; он не хотел оставлять друга, но и не хотел слишком напрягаться и думать о том, что происходит.

Было довольно темно, но свет полной луны пробивался через тонкие, уносимые ветром облака и освещал святилище, которое построил себе чужеземец. Достаточно высокое и широкое, оно было построено вокруг камня, стоящего посреди поляны.

Внутрь вел дверной проем, широкий и открытый. Кайлен заметил, что на полу стоит горящая сальная свечка; однако ее желтое пламя не позволяло видеть почти ничего. Деревья для святилища были срублены совсем недавно, и чужеземец умело вырубил из них толстые прочные доски, которые еще блестели, не потемнев от смолы и дождей. И на них не было вырезано ничего, хотя, естественно, должны были находиться символы богов, и прежде, чем чужеземец закончил постройку.

Кайлен чувствовал, что, в любом случае, ему нечего терять, и он храбро подошел ко входу в святилище; Фергус нервно шел за ним. Кайлен слегка пригнулся и вошел внутрь.

Камень поднимался прямо из земли; пол заменяли грубая трава, ветки терна и крапива. Внутри пахло свежей землей, хотя рядом с дверью приятно пахло свежесрубленным деревом, а у камня затхло пахло могилой и скалой; даже серая пыль, лежавшая повсюду, источала безошибочно узнаваемый аромат.

К камню было прислонено копье, и Кайлен взял свечку, чтобы получше его рассмотреть. Он был полностью уверен, что оно и было завернуто в защитные шкуры. То самое драгоценное оружие, которое человек в рогатом шлеме принес из земли королей, скрыл от преследователей и, несомненно, спас от тех, кто собирался использовать во зло силу, которая в нем содержится.

Кайлен, не колеблясь, взял его и взвесил в руке; длиной почти с человека и достаточно легкое, оно было сделано из какого-то темного дерева. Там, где к концу древка крепился широкий наконечник в виде листа, были вырезаны кольца и узоры. Железный наконечник, волнистый и зазубренный, делился пополам центральным ребром, по обе стороны от которого был нацарапан глаз. Копье, конечно, предназначалась не для взрослого воина — слишком маленькое, — но для ребенка. Детское метательное оружие, на поле боя такое же смертельное, как и любое другое, копье принца.

Мимо Кайлена протянулась рука и забрала у него оружие. Кайлен вздрогнул от неожиданности, ахнул и, повернувшись, обнаружил, что смотрит на тяжелое лицо чужеземца, который второй рукой крепко держал Фергуса, зажимая ладонью ему рот.

Кайлен попытался было сбежать, но мужчина загородил ему дорогу копьем. Потом, внезапно, он отпустил Фергуса и, улыбнувшись им обоим, поднял палец к губам и осторожно положил копье обратно на камень. Он сел на корточки, потом посмотрел на Кайлена, который был высоким парнем. В свете свечки блестели дикие глаза и сверкали белые зубы; его дыхание оказалось приятным, словно он только что ел ягоды. Сильные, хотя и мягкие ладони. Он смотрел то на одного, то на другого, но больше на Кайлена.

— Давай, — сказал он. — Говорить. Давай, говорить. — Он встал, взял копье и вышел из святилища. Кайлен, немного поколебавшись, последовал за ним, и Фергус (который импульсивно схватил руку Кайлена, словно искал защиты от того, кого он смертельно боялся) также пошел вслед за чужеземцем. Они вышли в освещенную луной ночь и углубились в лес.

Сначала они шли, и Кайлен без труда поспевал за чужеземцем по заросшей звериной тропке и через заросли ежевики. Фергус регулярно отставал, но каждый раз, когда они выходили на лесную поляну, он подбегал к Кайлену и дергал его за рубашку, давая знать, что он опять здесь. Рогатый человек, шлем которого сверкал в свете луны, шагал и шагал, и Кайлен чувствовал, что он идет все быстрее и быстрее; за его спиной развевался плащ, который пытались поймать ветки кустов и шипы роз, но он всегда вырывался от них. Внезапно человек издал птичью трель, но низкую и долгую. Он поднял руки и, не прекращая идти, сказал только одно слово: «Следуй», после чего побежал.

Кайлен тоже побежал, Фергус за ним, и они оба видели, как рогатый мужчина высоко прыгал, низко приседал, скручивался и поворачивался на бегу до тех пор, пока не стал источником грохочущей, спотыкающейся и кричащей темноты; шлем, металл на поясе и браслет сверкали и вспыхивали в бродячем серебряном свете. Плащ, крутившийся вокруг его тела, временами казался крылом, а временами — летящим одеянием темноты, и лес оглашался звуками его шумного бега, а также криками и смехом мальчишек, бежавших за ним.

Кайлен, подхвативший дух дикого танца, прыгал, крутился и потрясающе приземлялся, стараясь сохранить равновесие. Он ударял по веткам и стволам деревьев, и размахивал руками, пробиваясь через папоротник и плотные заросли цветов, поросшие мхом; он чувствовал все в лесу, давая ночной росе промочить свою одежду и кожу. Рогатый человек прыгал все выше, касаясь веток, находившихся на высоте двух его ростов, и, иногда, Кайлен думал, что он не бежит по земле, а летит по воздуху. Человек прыгал в лесное небо и, казалось, бегал по листве, и только потом мягко приземлялся и кружился в темноте, раскинув руки.

Наконец, полностью запыхавшиеся, они выбежали к реке, и только тут Кайлен сообразил, что эта та самая иллюзорная река, которая охраняет его личное убежище. Рогатый человек продолжал свой дикий танец, заложив широкий совершенный круг. Но в то мгновение, когда они почти повернули к поляне, человек остановился и смочил водой свое вспотевшее лицо.

Кайлен почти слышал шум бегущей воды, но словно на краю сна наяву, очень далекий, нереальный, неузнаваемый. Он посмотрел на Фергуса, и тот радостно улыбнулся, сказав без слов, что перейдет реку в следующий раз, когда Кайлен пойдет.

Чужеземец сорвал с дерева полоску коры и кинжалом проделал в ней две дыры, для глаз, поднес получившуюся деревянную маску к лицу и через разрезы посмотрел на обоих мальчиков. И заговорил с ними, на их языке, идеально выговаривая слова, волнуя их текстурой звука, мягкого, но глубокого, диким звуком лесной страны. Говоря, он держал маску перед лицом, закрывая от них губы.

— Она была такой же молодой, как и вы, и полной чуда жизни. Девочка, настолько прекрасная, что похищала каждое сердце, и ее искал каждый король нашей угнетаемой королями. Ее звали Рианна. Она была не дочкой короля, но принцессой, и сам король охранял ее, пока его солдаты уничтожали ее деревню и убивали всех ее родственников. Очень сострадательный король, который посмотрел на нее, нежное дитя, и больше никогда не посылал свою армию в эту землю. Вместо этого он построил огромную каменную крепость, и большой город вокруг нее. В городе жил великий народ, и Рианна была его королевой, не по праву рождения, но благодаря своему сердцу. Никакой мужчина и никакая женщина не могли оторвать взгляд от юной Рианны. Ребенок, который родился, чтобы стать королевой, королева, которая родилась, чтобы стать богиней.

Но великая северная страна и ее великий король послали темное войско из бесчувственных людей, людей войны. Они хлынули через холмы, взяли каменную крепость и предали мечу все благородные семьи. Они охотились за ними по холмам и болотам, и подчинили себе всякий город, расцветший за время мира. Так происходят дела в нашей земле, и король той страны повел себя неправильно, не готовясь к бою и не желая сражаться. Тем не менее никто из его людей не осудил его, хотя он и предал их. Только одно не давало умереть надежде. Рианна. Она сумела спастись от резни и преследования. Как раз накануне вторжения из ночи вышел человек, которого послала сама земля, забрал девочку из крепости, и они вместе убежали оттуда. Рианна успела только взять одежду и свое детское копье — символ того, что она является приемной дочерью короля.

И вот чем все закончилось, для нее: человек, посланный землей, глиняный человек, вставший из могилы, чтобы спасти ее от жестокости северян, принес ее в глубокую, затянутую туманом долину, в которую не забирались даже дикие животные, напуганные пустотой места. Но туда же пришел и другой, один из воинов темного войска; он слишком хорошо знал опасность, которая могла бы исходить от девочки, если бы она вернулась, стала королевой и повела народ против захватчиков. Он нашел ее и раньше, чем страж сумел что-то предпринять, ударил ее этим самым копьем, и еще повернул наконечник в сердце, чтобы увериться, что сделал свое злое дело до конца. Но глиняный человек успел, при помощи магии, перенести в копье еще живую душу Рианны. Здесь она и живет, и, пока она жива, люди ее родной земли живут в надежде. Вот копье. Вот Рианна. Я принес ее в эту землю, для безопасности, чтобы воздвигнуть для нее святилище, чтобы защитить ее на те годы, пока шторм треплет нашу страну.

Человек в рогатом шлеме замолчал и убрал маску с лица. Теперь Кайлен увидел его слезы и то, как он молча поднимает наконечник копья к губам и целует железо, когда-то попробовавшее кровь его юной королевы. Чужеземец взглянул на реку, потом опять поднес маску к лицу:

— Это место я увидел во сне. Есть и другие места, похожие на него, тайные, охраняемые. Могущественные места. Но мне показали именно это.

Кайлен, странно взволнованный, наблюдал за ним. Точно так же он, глядя на пороги, видел только настоящую реку со спокойной водой; человек говорил, текли печальные слова, текли и утекали прочь. Кайлен осознавал скорее поток, скорее приятный язык, родной язык чужеземца; он осознавал и другой поток, мощный поток совсем не романтичных образов: холодная серая крепость, безлюдные, продуваемые ветром пустоши, кровавая битва, самодовольный предводитель, мрачный убийца, ночной побег испуганной плачущей девушки и наемник, посланный убить ее и быстро и жестоко добившийся цели.

Время идет быстрее, чем его может воспринимать рассудок, и Кайлен вздрогнул, услышав первый хор лесных птиц, отмечающих наступление рассвета. Оказывается, он заснул сидя. Повернувшись, он увидел свет на востоке, над деревьями, над водой. Фергус спал, и Кайлен ухмыльнулся, увидя это. Рогатый человек тоже улыбнулся, и Кайлен повернулся к нему:

— Значит ты маг, человек с темными силами, использующий их для доброй цели…

Чужеземец наклонил голову и сказал из-за маски:

— Темные силы? Только не я. Не считая силы бежать без остановки.

— Тогда почему ты пришел, чтобы спасти ее, почему вышел из-под земли? Ты же почувствовал, что нужно спасти ее, унести в безопасное место?

Человек в рогатом шлеме горько и безрадостно рассмеялся:

— Ты неправильно понял меня, юный Кайлен. Я тот, кто преследовал их. Я тот, кто убил ее.

Пять человек, пять гончих псов спустились с дороги и, вслед за человеком, которого они преследовали, шли по полянам через лес, пока не нашли деревню. Около часа они говорили с Кассивелауном, но деревня была слаба по сравнению с закаленными солдатами, вроде этих. Кассивелаун достаточно спокойно поговорил с одним из них, который слегка знал язык деревни; ни при каких обстоятельствах он не согласился бы выполнить все их капризы, но с самого начала было ясно, что он не будет мешать в их поисках. Каждый из мужчин был крепко сложен и носил тяжелую бороду и длинные волосы, связанные позади зеленой лентой, пышные и несмазанные жиром. Каждый из них нес на спине круглый щит, сделанный из ольхи и уплотненной кожи и подбитый железом, боевое копье и метательные дротики. И у каждого на поясе висел богато украшенный меч, рукоятка которого была отделана золотом и серебром. Увидев их, никто бы не усомнился ни в их знатности, ни в воинском статусе.

Кайлен видел их, когда он, ни о чем не подозревающий, выходил из леса. Он немедленно повернулся и ринулся к Впадине старого камня, в святилище Рианны, потому что Кассивелаун указал путь на поляну, и охота началась.

Страж святилища услышал, как Кайлен бежит к нему через рощи по старой кабаньей тропе. Сам кабан ушел две ночи назад в другую часть леса, возможно устав от непрестанной беготни неподалеку от себя. Когда запыхавшийся Кайлен с криком вылетел из-за деревьев, мужчина уже держал копье в руке и бежал к реке.

Рогатый человек запнулся, Кайлен догнал его и помог встать на ноги. Звуки шагов преследователей были отчетливо слышны; они, похоже, заранее знали каждое действие жертвы и каждый поворот на его пути. Они последовали за ним через две земли и океан, и ни разу не сбились с пути.

Человек поднялся на ноги, но он подвернул ногу. Посмотрев на Кайлена безумным взглядом, в котором был жуткий страх, но не за свою жизнь, он бросил Кайлену копье, схватил его за грудки и приказал бежать как можно быстрее и пересечь иллюзорную реку:

— Там она будет в безопасности, с тобой. Береги ее Кайлен. Береги маленькую Рианну так, как я берег с тех пор, как забрал ее жизнь.

Кайлен повернулся и полетел, а мужчина заковылял за ним, медленно, морщась от боли.

Кайлен быстро добрался до реки. Вцепившись в копье, он пробежал по мелководью и, мокрый и холодный, оказался на другой стороне. Он слышал крики детей, приближавшихся по дальнему берегу, но видел только Фергуса, бежавшего к нему со слезами в глазах.

А потом между деревьями показался рогатый человек. Он громко вскрикнул и упал на колени, его лицо исказилось от боли, но он все же нашел в себе силы улыбнуться. Какое-то мгновение он смотрел в глаза Кайлену, а потом поднял к нему руку:

— Рианна! — кричал он снова и снова, пока за ним не появился огненно рыжий человек и ударом меча не перерезал кости и сухожилия на его шее. Звук имени Рианна умер на губах, ветер унес то, что от него осталось, и темная кровь хлынула на землю.

Кайлен побежал от реки в лес и сразу почувствовал укол страха, страха неведомого, страха магической силы, которая стерегла холм и окружающий его лес от смертного человека. Он сел на землю, положил копье на колени и взялся ладонью за еще дрожавший холодный металлический наконечник. Охотники прошли по берегу вверх по течению, потом вниз, но так и не рискнули пересечь реку; их всех охватил страх за свою жизнь, вызванный не сильным течением и порогами, а магической стеной, смутившей их чувства.

Они звали его на своем странном текучем языке, иногда умоляя, иногда угрожая. Думнорикс и четверо деревенских мальчишек скорчились на земле в нескольких ярдах от них, боясь подойти ближе. Только Фергус стоял, глядя на Кайлена распширившимися, наполненными страхом глазами.

Кайлен крепче сжал копье. Здесь он был в безопасности, как и память о Рианне. Он знал, что никогда не вернется домой, сколько бы ни жил. Он останется здесь и будет охранять ее, и, когда придет время, земляной человек придет за ней и заберет ее домой.

Но как он мог забыть о Фергусе, который был его единственным другом на протяжении недель и месяцев боли? Фергусе, который ставил свою дружбу с Кайленом так высоко, что решил прорваться через магической барьер и последовать за Кайленом через реку.

— Подожди меня! — крикнул Фергус, и Кайлен в замешательстве вскочил на ноги и с криком «Нет, назад! Нет, Фергус, не сейчас, не сейчас!» подбежал к краю воды, крепко держа копье в правой руке.

— Я иду с тобой, — крикнул в ответ Фергус, его лицо выражало замешательство и панику. Он был уже по голень в воде. — Я сказал, что пойду с тобой, и я иду. Я не боюсь, Кайлен, действительно не боюсь. Я пересеку реку, и мы убежим вместе, как договорились.

Он зашел глубже, и река поднялась против него. Он шел к порогам, в глазах стояли слезы, лицо искажено страхом. Люди, убившие чужеземца, молча наблюдали за ним, опасаясь за жизнь мальчика и удивленные его мужеством — они не понимали зачем он собирается рискнуть жизнью в самых опасных водах, которые они когда-либо видели.

— О, Фергус, нет… ты должен слушаться меня. Вернись, пожалуйста! Не иди за мной, не выдавай меня… вернись!

Но мальчик упрямо шел дальше, страх затмил его рассудок, храбрость и чувство чести ослепило его, и, к ужасу Кайлена, он не слышал страшных слов своего многолетнего друга.

И Кайлен понял, что очень скоро все на берегу узнают, что пороги и быстрое течение — иллюзия. Вот тогда больше не будет убежища для мальчика и безопасного места для духа девочки, которая однажды сможет вернуть дух жизни народу, такому же далекому и чужому для Кайлена, как и его собственный.

И, тем не менее, остановить его… неужели ему придется разорвать себе сердце и душу и пожертвовать другом ради свободы? Но даже и тогда все будет возможно. Но как может Кайлен спастись, не используя это самое копье, символ мира и сострадания, символ всего, что может сделать нацию великой в другие, более счастливые времена?

И как только он подумал об этом, в его сознании опять возникли отчетливые образы — убийство, бегство, хладнокровный убийца плачущей девочки, мужчина, дорого заплативший за свое преступление, человек, которого угрызения совести и осознание красоты той, кого он убил, превратили из наемника в стража. Он убежал с копьем, создав в уме легенду о сверхъестественном существе в наконечнике. Но там нет никакой магии, сообразил Кайлен. Копье — холодное, смертельное оружие — было всем, что осталось от нее. Именно рогатый человек являлся угрозой для тех, кто преследовал его, человек с памятью, которую надо было уничтожить. Сейчас он мертв, и оружие стало простым оружием. Будет оно уничтожено или нет, это не изменит память о Рианне в далекой земле. Это копье или другое, какая разница, а вот слова, легенда — это действительно важно.

Достаточно взрослый, чтобы осознать эту простую правду, Кайлен был слишком молод, чтобы сообразить — чем проще символ, тем лучше он служит иллюзии надежды. Он швырнул копье на другой берег и равнодушно смотрел, как чужеземцы уничтожают его. К тому времени, когда Фергус, с сияющим лицом, вышел на ближайший берег, чужаки уже ушли.

Кайлен отвернулся от своего друга и спокойно пошел от реки.