Утром, после завтрака и тренировки, когда Ольт отдыхал, лежа на крыше землянки почившего атамана Крильта, недалеко от него послышалось шутливое ворчание Карно.
— Опять спит? Только недавно проснулись, а он уже снова глазки закрывает. Сколько-же сна влезает в этого маленького Лесного Демона?
— Я все слышу, — пробормотал Ольт, затем лениво приоткрыл один глаз и добавил, — и вижу. И все, что влезает — все мое.
— Я и говорю, вон сколько мяса влезло. Где только помещается?
— А у меня прямая кишка. Как что-то попало, так тут же и вылетела. Кстати, про демонов… Ты бы не хотел познакомиться с ними?
— Упаси меня Единый от такого знакомства. — Карно не был так уж набожен, чтобы упоминать бога всуе, бог далеко и не вмешивается в людские дела, но в разных лесных демонов верил безоговорочно. Живя в тайге, где постоянно случаются всякие загадочный случаи, невозможно было от них отмахнуться и частенько хоть как-то их объяснить. — А ты чего спрашиваешь?
— Да вот думаю… Надо бы золотишко отсюда вывезти. А то народа все больше об этом лагере знают, вон и каторжники уже постоянно здесь будут бывать. Да ты говорил, что у Крильта еще где-то захоронка есть. Надо спрятать в одном месте и посчитать, и сделать это сейчас, пока народа нет. Незачем всем знать о золотишке. Спрятать и забыть на время, пока время не придет. Как думаешь?
— Мысль хорошая. Я грешным делом думал, что ты, заполучив столько денег, бросишься во все тяжкие. Удивил ты меня.
— Ты еще больше удивишься, когда узнаешь, кого я хочу назначить сторожем.
— Ты еще скажи, что лесных демонов…
— Ну да, и тебя познакомлю. Отличные зверушки — надо сказать. Добрые и ласковые… Так что, поедем? Заодно покажешь захоронки Крильта. Надо все посчитать, ты ведь собираешься поднимать восстание против северян?
— Отчего же не съездить. И посмотрим на твоих лесных демонов. — видно было, что Карно не воспринимает слова Ольта насчет демонов всерьез. Но мальчишка не стал его разубеждать. Прилет время — сам увидит.
Собрались быстро. Для тех, для кого дикий лес — дом родной, собраться в дорогу на день-два не составляло из себя что-то необычайное. Рутинная процедура. Осмотрели и отобрали оружие, одежду, Истрил еще и увязала узелок с караваем хлеба и солью. Больше времени заняло погрузка двух лошадок золотом из захоронки Крильта. По объему вроде не так уж и много, но вес… Все трое упарились, пока увязали все тюки с поклажей. Но все в этой жизни когда-нибудь кончается и к полудню, плотно поев в дорогу, небольшой караван из трех всадников и двух вьючных лошадей выехал в путь. Ольт собирался за день преодолеть дорогу до родной землянки, все-таки ехать верхом — это не пехом ноги бить. И, хотя езда по лесу верхом требует от себя определенного искусства, Ольт надеялся, что это все же будет полегче, так как ноги лошади это не свои собственные. Да к тому же среди них был раненый. Главное — это не наткнуться глазом на сучок. А то будет, как в том анекдоте.
Ольт ехал первым, показывая дорогу. Вокруг все было привычно и скучно. Ну лес и лес, бурелом и дебри, что в них такого. Это в первые дни тайга производит впечатление, порой даже довольно жуткое, а потом, когда привыкнешь, воспринимаешь ее просто как пейзаж, порядком поднадоевший и мешающий иногда то и дело возникающими препятствиями. Глаза привычно шарили по окрестностям, а мозги так же привычно крутились вокруг сложившегося положения, стараясь нащупать пути дальнейшего продвижения по этой жизни.
А подумать было о чем. Привыкший за всю свою долгую жизнь систематизировать все поступающие в мозг сведения, подвести итоги и продумать свои действия на два-три шага вперед, чтобы не впадать в ступор при возникновении какой-нибудь неожиданной ситуации, он и сейчас анализировал произошедшее и старался предугадать будущее. Знаний уже вполне достаточно для того, чтобы делать хоть какие-то прогнозы. Пусть они в чем-то и будут неверны, но, как говорится, если не знаешь, что делать, то делай шаг вперед. Жизнь его приучила, что это будет гораздо лучше, чем стоять в растерянности и ждать от судьбы внезапного удара. Вот он и старался хотя бы примерно разложить все свои действия, буде случится нечто неожиданное. Привык он брать ситуацию под контроль и держать его твердой рукой. До этого необходимости в этом не возникало, но кажется, теперь такая пора и наступала. Он теперь не один и это обещало в будущем множество самых неожиданных ситуаций, которые по возможности можно решить сейчас.
Как там было написано в этих книгах, которые ему удалось просмотреть от скуки в минуты редкого отдыха? Добраться до Сталина, нарисовать командирскую башенку на танк и схему автомата Калашникова? Нет, это из другой оперы. Поступить в местную академию магии, стать супермагом, победить Темного властелина и в конце концов самому стать темным или светлым властелином, ну или на крайний случай — королем? Ах, да! Заиметь небольшой такой гаремчик голов на…, на сколько фантазии хватит. Тоже не то, хотя и ближе к истине, только вот беда, магии тут нет. Опять не туда занесло. Печалька. Сталина нет, магии нет, да и сам еще мальчишка сопливый. Как дальше жить? Ольт тихо, себе под нос рассмеялся.
Если серьезно, он здесь уже почти полтора года и чего добился? Про физическое развитие говорить пока не стоит, слишком мал еще, хотя гибкость у него на высоте, но вот про другое… Можно и похвастать. Во-первых, легализовался, во-вторых приобрел немалый такой капиталец, хотя пускать его в ход по многим причинам еще рановато, ну и ежедневные занятия с оружием давали о себе знать. И перспективы на будущее вырисовываются довольно радужные. Еще в актив можно отнести уничтожение шайки разбойников, не самых добрых соседей. Приобрел команду, с которой, он надеялся, можно начинать строить свою дальнейшую жизнь. Вообще-то, если подумать, то не так уж и мало.
Но что дальше? Как он понял, коммунизм в отдельно взятой деревне, здесь не построишь. Соседи не дадут. И самой малостью здесь были другие банды. Гораздо больше его беспокоила местная знать, дружины которой мало отличались от разбойничьих шаек. Ну угробит он одного барона, потом второго… Так этих баронов в стране не счесть, они только спасибо ему скажут, если появятся свободные вакансии. Хочешь, не хочешь, но, чтобы хотя бы жить хорошо, придется подгребать под себя хоть какую-то власть и становиться как минимум бароном. Но это значит всю оставшуюся жизнь бороться с такими же баронами, а то и графьями. Стать кем-то выше, королем, а то и императором? Тяжко — это, а возможно даже не по силам.
Судя по всему, не получится построить светлое будущее для одного отдельно взятого мальчика. А так хотелось сделать все мирно и спокойно. Но ведь не дадут жить спокойно. Сволочи. Все-таки, как бы ни смешно это не звучало, придется следовать канонам и заняться этим миром. Иначе мир займется им, а он еще так молод и хочет жить долго и счастливо. Придется очень хорошо подумать. И пусть потом кто-нибудь говорит, что вот мол попал и не нашел ничего оригинальнее, чем как пойти по проторенному пути и становиться местным Чингиз-ханом. Пусть попадают сами и делают что-то свое, а мне и местным корольком-завоевателем не плохо будет. А что иначе можно сделать, не имея почти ничего и при примитивной технологии? Прогрессорство? Даже не смешно, ни мордой лица, ни происхождением, ни возрастом не вышел. Что бы заняться прогрессорством, надо вначале хоть кем-то стать, чтобы выслушали, а не сожгли или не утопили в ближайшей речке. Если только в будущем, но до этого будущего еще дожить надо.
А как до этого будущего дожить? Теперь ему предстояло жить среди людей и это обстоятельство накладывало на него определенные ограничения. Ведь кто он был на взгляд местных крестьян и охотников? Пацан, как есть пацан, у которого молоко с губ не обсохло. И если бы он был почтенным, убеленным сединами старцем, кем он на самом деле и был, его выходки еще можно было бы как-то спустить с рук или списать на старческий маразм, покрутив тайком пальцем у виска, то будучи внешне мальчишкой, он мог за непочтительность или неуважение к старшим огрести и затрещину от взрослых мужиков. Раньше-то ему не нужно было тщательно следить за собой, не перед кем было, но теперь… Теперь приходилось следить за каждым своим шагом и не всегда это у него получалось. Вернее, будет сказать — совсем не получалось. Трудно было восьмидесятилетнему старику играть в десятилетнего мальчишку. Но потихоньку он учился, пользуясь своим возрастом, а проскальзывающие иногда в поведении странности, окружающие списывали на недостатки его воспитания. Все уже были в курсе его жизни. Да и привыкли ко многим странностям. Гораздо больше он мучился с планами на дальнейшую жизнь. Прожив довольно долгую жизнь, он привык рассчитывать каждый свой шаг, а тут как предугадаешь дальнейшее, если даже не знаешь настоящее. Хотя общее положение дел он уже уяснил, благодаря рассказам Истрил, главного его консультанта, и данным, полученными из разговоров с Карно.
Северяне, завоевав Эдатрон, почувствовали себя хозяевами новых земель. Но только почувствовать, что они оказались повелителями жизни и смерти новых подданных, было мало. Им захотелось зримого, материального воплощения своих мечтаний о роскошной и богатой жизни, благо пример был рядом. Оставшиеся в живых аристократы Эдатрона, надо сказать не самые лучшие его образцы, пошли на службу к завоевателям и волей-неволей, но внушили им свои представления о жизни, причем не в самом лучшем его представлении. Прошло совсем немного времени и у диких северян стало неприличным есть руками, вытирать запачканные жиром руки об одежду, ходить в одном и том же старом кожаном жилете и многое другое, что по новым понятиям стало просто неприличным. Если ты считаешь себя аристократом, то будь добр соответствовать. Но самое главное — у них исчезло равенство между воинами, когда любой воин мог напрямую высказать своему походному вождю неудовольствие и потребовать поединка. Северяне и сами не заметили, как это стало немыслимым делом. А когда они, переняв у побежденных систему управления, разделились на баронов, графов и князей, то пришел конец всей северной вольнице, когда любой мало-мальски удачливый боец мог претендовать на лавры атамана. Новые советники из старой аристократии, сами того не понимая, сделали свое подлое дело, развратив новых аристократов, которые не собирались делиться властью и деньгами. И уже никто не смотрел на то, кем является какой-нибудь граф или барон, эданцем или северянином, тем более, что понятия нации в этом мире еще не существовало, а обсуждали, насколько красив его замок, насколько быстры его кони или сколько денег он отсыпал в приданное своей дочери. А среди бедноты простые люди вообще перестали делиться на своих и чужих. Хотя перегибы конечно еще по старой памяти случались. Хотя с войны прошло уже пятнадцать лет и многих ее участников при нынешней смертности уже просто не осталось в живых, но в памяти еще держалась некая вражда, тем более законы, особенно насчет оружия и бунтов, принятые сразу после завоевания, никуда не делись. Чувство единой нации или народности не существовало. Люди боролись не за абстрактное для них понятие Родины, а своего сюзерена, за свою деревню или городок, за свою семью, за золото наконец.
Блин! Опять он задумался, куда-то не в ту сторону пошел. Что до как… Все ему неймется, все лезет из него землянин со своими вечными вопросами, которые в конечном итоге приведут к уже известному результату, надоело уже. Надоели эти извечные русские вопросы: что делать и не пора ли восстанавливать справедливость. Пора с завязывать с самоедством и вечным чувством вины. Надо все это добро оставить в прошлом вместе с прошлой жизнью. Ведь кто он теперь? Опять-таки, мальчишка по имени Ольт родом из деревни Шестая. С этого и надо исходить. Витольд Андреевич? А кто это? Ау! Нету такого, умер и забудем про него. Пусть земля будет ему пухом, а у лесного мальчишки Ольта есть много срочных и неотложных дел, которые требуют самого серьезного внимания и времени на всякие пустые думы просто не остается.
Итак, что у него есть? Золото — это такая вещь, с помощью которой можно большинство решить проблем в любом из миров. И теперь у него есть эта сказочная отмычка, которая позволит ему открыть двери, ведущие к благополучию, а в будущем и к власти. Но власть — это такая штука, что так просто в руки не дается. Для этого надо создать соответствующие условия.
Он поковырялся в своих мозгах, вытаскивая на свет божий остатки школьных знаний, полученных еще при Союзе. Как там: «Низы уже не могут, а верхи не хотят…». Как по Ольту, глядя на окружающее, так в стране вполне себе создалась революционная обстановка. Эти северные бароны вкупе с местной аристократией создали такой режим, что даже дети пылают ненавистью к верхушке общества. Давят народ без зазрения совести. Им только запала не хватает, а так уже созрела такая взрывоопасная смесь, что если рванет, то разнесет все по закоулочкам. И что получается? Ждать, пока появится лидер, который поведет за собой народные массы? Может завтра появится, а может придется подождать. В любом случае почему бы не поучаствовать в подготовке восстания, глядишь потом, при дележе честно награбленного, обломится кусок побольше. А то, что вожак появится, в этом сомнений нет. Слишком уж народ озверел от всеобщей нищеты и постоянного гнета верхов. Чтобы в таких условиях, да не появился какой-нибудь местный Стенька Разин? Вон, тот же Карно, чем не вожак восставших масс? Хороший вояка, раз из простонародья до чина тысячника дослужился, ненавидит захватчиков до зубовного скрежета, не дурак и с людьми умеет говорить — готовый Пугачев. Только вот нет у него еще понятия Родины. Но этим, впрочем, больно все местное население. Готовы биться за родную деревню, баронство, край — за графство, а герцогство или тем более весь Эдатрон — это что-то далекое, на то размаха у местных не хватает. Слишком узко и недалеко их мышление. Побить и изгнать врага из родной деревеньки, а там хоть трава не расти. И невдомек им, что завтра придет соседний барон и все завертится по новой. И не их то вина, не доросло еще сознание до понятия общей Родины для всех эданцев. Но он-то, Ольт, на что? Уж он-то поможет, раскроет Карно его единственный глаз на истинное положение дел. Ольт кровожадно оглянулся. Бывший разбойник безмятежно покачивался в седле, не зная какие кровожадные планы насчет него копошатся в голове у его малолетнего попутчика.
Рано или поздно все в этом мире кончается. Кончалась и дорога, пошли знакомые места, которые Ольт успел исходить вдоль и поперек за прошедшее время. Вроде и отсутствовал не так уж и долго, а впечатление было такое, что будто не видел давно. Соскучиться успел. А когда увидел родную поляну, даже в сердце сладко защемило, как не смотри, а это теперь его малая Родина. Ольт с грустью обошел вокруг своей землянки. Сколько хороших и трудных минуток он провел здесь? Несмотря на все трудности, полтора года не самого плохого времени из своей второй жизни.
Ничего тут не изменилось, только разросшаяся трава закрыла, то, что он в свое время вытоптал. Вот тут было место для постоянных тренировок, изрядно политое его потом, а вот тут было любимое место Машки, именно здесь его ждала росомаха, придя из своих дальних походов. Где она теперь опять гуляет? А вон там должна быть коптильня, сейчас заросшая кустарником. А здесь, где из-под травы еле видны следы кострища, любимое место Истрил, их летняя кухня, где она провела не один час, готовя обед для своего сына. До чего же все здесь знакомо, до боли, когда светлая грусть невольно выбивает из глаз чистую слезу. Ольт еще раз огляделся окрест, печаль печалью, но дело надо делать.
И первым делом заглянуть в землянку, все ли там на месте, не было ли здесь гостей непрошенных. Он не боялся людей, его беспокоили лесные звери. Плотно закрытую дверь, заложенную поперек дверного проема обрубком чертова дерева, никто не трогал. Когда отсюда уходили, то он с Истрил проверили все щели и законопатили даже небольшие проемы, выполнявшие роль окошек. Все было на месте и в порядке. Слава Единому, а то Ольт немного переживал за сохранность брошенной землянки. Те же росомашки чисто из любопытства могли прийти в гости и Ольт сомневался, что дверь окажет им достойное сопротивление. Возможно они и приходили, но ничего не тронули. Видно из-за того, что в землянке, благодаря консервации ее Ольтом, еще держался его дух и запах. Закрытая и наполовину прикопанная коптильня тоже оказалась нетронутой, хотя в ней сохранялся и некоторый запас продуктов. Слава Единому — не зима, а то уж кому-кому, а для Машки присыпанный землей люк коптильни не был преградой. Зимой он видел на что способна голодная росомаха, благо до холодов было еще далеко и живности вокруг было полно.
Следов вокруг землянки не было, но это ни о чем не говорило, все-таки времени, как он был здесь в последний раз, прошло не мало. Да и следы росомахи — это не та вещь, которую легко найти. Как он не приглядывался, не было и признаков присутствия посторонних. Тишь да благодать вокруг.
Ольт подошел к вьючной лошади и взял лопату, прихваченную в лагере разбойников. По пути мимоходом приласкался к Истрил, которая сидела на своем любимом месте и с тихой грустью оглядывала окрестности. Ее можно было понять. Ведь именно сюда ее притащил Ольт после ранения, именно здесь она заново узнала своего сына и именно тут она познала радость, пусть и неполного, воссоединения семьи. Тут она приобрела свой новый дом и опять приобрела смысл жизни. Ольт не стал ей мешать ностальгировать, а прошел в землянку. После недолгих раздумий он решил копать тайник именно здесь. Как говорится, если хочешь хорошо спрятать вещь, то положи ее на самое видное место. Если кто-то и найдет место их бывшего обитания, то, глядя на спартанскую обстановку землянки, вряд ли у кого возникнет мысль, что здесь можно что-то спрятать. Скорее обыщут все вокруг, а в землянке будут ночевать, не подозревая, что в буквальном смысле ходят по богатству. Лопатой очертил контур будущей ямы и принялся за работу. Земля была плотной, хорошо утоптанной ее обитателями, но здесь помог Карно. Раненная нога не позволяла ему еще свободно ходить, но сила рук никуда не делась. Сидя на чурбаке, он топором взрыхлил плотно слежавшийся грунт и Ольту оставалось только выгребать его и выносить наружу. Так вдвоем они и выкопали достаточно просторную и глубокую яму, которая заняла все место чуть ли не от входа и до самого лежака. Истрил в это время, перестав грустить, отряхнула от мусора и налетевшей листвы глиняный котел, когда-то слепленный ею самой, хорошенько вымыла его и сварила им поесть. Для этого она вскрыла коптильню и достала все, что там оставалось.
Дальняя дорога и затем не самые легкие земляные работы умотали все мужскую часть небольшого коллектива, поэтом быстро поужинав все сразу улеглись спать. Даже Истрил, которая прибрав после еды, стала в конце помогать Ольту таскать землю. Так что умотались все основательно и спали без задних ног.
Надо было торопиться, так что с утра все опять принялись за дело. Ольт с Истрил потихоньку таскали в яму золото, а Карно сколачивал деревянный щит, которым потом они прикроют клад. Ольт даже отменил своя утренние тренировки. Впрочем, таскание тяжелых мешочков с драгоценным металлом вполне заменили ему физические упражнения. К полудню как раз закончили со всеми делами. Золото было в яме, прикрыто щитом и сверху замаскировано землей и мусором. Слишком не старались, еще надо было привезти груз из крильтовой заначки, находящейся у Карно. Плотно пообедали и направились в дальнейший путь. Время не ждало. Ольт хотел закончить со всеми делами до того, как крестьяне повезут свой сбор в Узелок.
К месту прибыли уже глубокой ночью и сразу повалились спать. Благо было — где. Обиталище Карно оказалось небольшой лесной избушкой, но на троих места хватило. Истрил, как женщине, уступили единственное спальное место, грубо сколоченные узкие деревянные нары. Сами улеглись на земляном полу, набросав кучу веток и травы. Утром встали поздновато для жителей леса. Из слов Истрил с Карно Ольт знал, что местные начинают трудовой день с утренним щебетаньем лесных птах, а они начинают свои песни, когда даже солнца еще не видно. Стоит ночному мраку смениться предрассветными сумерками, когда из тьмы начинают проступают призрачные силуэты, как пернатая мелочь начинают радостную встречу солнца. Сегодня даже щебетанье птиц не подняло путешественников. Слишком вымотал их предыдущий день. Зато выспались на славу.
Первой встала Истрил и, сделав свои утренние дела и немного пошуршав по хозяйству, подняла и ворчащего Карно. А кого ей еще припахать на утренние работы? Не сыночка же, единственного и неповторимого. Пусть ребеночек еще поспит, он так устал с этим проклятым золотом. А тут сегодня еще около полутонны надоевшего до полного отвращения металла предстоит перетаскать, нагрузить и перевезти к их старой стоянки. Глаза ее не видели б больше этих сшитых из кожи небольших, но тяжелых продолговатых мешочков. Все настроение Истрил можно было сразу узнать по недовольно поджатым губам и сердито нахмуренным бровям. Так что Карно, немного для порядка поворчав, был активно привлечен к утренним делам по хозяйству.
Ольт, притворявшийся спящим, невольно усмехнулся. Вот странное дело, какую власть имеет его названная мать над этим почти двухметровым громилой. Домостроем тут и не пахло, но все равно даже самый плюгавенький мужичок считается здесь ответственным лицом и хозяином. Даже налоги считали по головам мужчин, которые автоматически считались владельцами хозяйств. Семьи, в которой не было совершеннолетних мужчин, а совершеннолетие здесь считалось с пятнадцати зим, считалась и не семьей вовсе, а так, недоразумением, которое тяжким грузом висело на шее деревни. И хорошо еще если в семье был мальчик, которого надеялись вырастить до такого возраста. Почему зим? Так самое тяжелое время года, его еще надо пережить. Не каждому дано, особенно в неполноценной семье. Пережил голод и холод зимы? Значит возможно и дальше будешь жить, можно год прибавить. Так что, хотя мужчины здесь и в цене, но жизнь внесла свои небольшие коррективы. После войны, на которой погибло очень много хороших крепких хозяев, вся тяжесть выживания крестьянских семей легла на хрупкие, но выносливые плечи женщин. Многие не выдерживали и умирали от голода и холода, особенно в первые послевоенные годы. Но кто-то выжил и, мало того, что они подняли с колен свои семьи, они вырастили своих маленьких мальчиков, которые стали новыми главами семей. Главенствующая роль мужчин оставалась, но и женщины уже не были теми бессловесными и послушными рабами, как ранее. Ярчайший пример этому — Истрил, для которой вообще не было авторитетов. Ну кроме ее драгоценного сыночка. И Карно принимал ее власть, как нечто само собой разумеющееся. Изменились времена, изменились и нравы. Ну и нельзя сбрасывать со счетов и то положение, которое Истрил занимала в судьбе Карно. Он был не дурак и хорошо помнил, кому обязан своей жизнью и жизнью своей дочери, да и не только жизнью, как понял Ольт из подслушанных разговоров об их прошлом. Впрочем, Ольту было наплевать на их непростое прошлое, в котором тесно переплелись судьбы самих Истрил с Карно, их мужей и жен, детей и судьба самой страны. Он жил настоящим, а в настоящем Карно вполне подходил на ту роль, которую Ольт на него примерял.
Карно, не подозревая, что он уже обмерян, взвешен и пристроен к делу, подошел к «спящему» мальчишке и тронул его за плечо. Ну да, пора вставать, дел еще невпроворот. Ольт сладко потянулся, будто просыпаясь и сел на куче веток, служащей ему этой ночью постелью. Протер глаза. Истрил улыбнулась, не прерывая своего занятия. Она убиралась в холостяцкой избушке. В углу, обложенный крупными камнями, уже горел костер. На нем что-то кипело в котелке, прихваченном из лагеря разбойников. Понятно, завтрак скоро. Карно уже вышел. Ну и Ольту пора.
На дворе, которым была лесная опушка, вовсю расцветал день. Солнце стояло довольно высоко и Ольт сокрушенно покачал головой — проспал, как есть проспал. Но ничего, ему простительно, вчерашний непростой путь по буреломам и поздний сон служили ему оправданием. День начинался с бега, а то с этим золотом совсем забросил тренировки. Не дело. Пробежал километра три по пересеченной местности. Дорогу особенно не выбирал, не все ли равно куда бежать, куда не глянь — всюду одинаковый лес. Ноги привычно перепрыгивали через препятствия, неровности почвы и узловатые корневища, то и дело пересекающие путь. Хватило полчаса на легкий бег туда и обратно, даже не запыхался. Год назад запыхался бы еще на первых пяти ста метрах. Все-таки регулярные тренировки — это сила. Остановился возле избушки и принялся за малый комплекс. В конце немного помахал двумя палками, имитирующими мечи. Ручья рядом не было, поэтому просто обтерся куском холстины. Как раз успел к завтраку. Или к обеду, это как посмотреть. Скорее всего к тому и другому вместе, глядя на то, какую яму успел раскопать Карно. Золото было готово к погрузке, а это опять целый день трястись в седле. Быстро позавтракали-пообедали и принялись за работу.
Золото было раскидано по кожаным мешочкам. В основном имелся золотой песок с малой толикой самородков. Изделий человеческих рук из драгоценного металла и монет было мало, но зато здесь находились только избранные вещи, а не всякий ширпотреб. И монеты были сплошь старые эдатронские «короны», не потертые, а будто только из-под пресса. Видно Крильт здесь прятал самое лучшее из того, что у него было.
Ольт до того уже привык к виду золота, что его вид не вызывал у него никаких чувств. В конце концов — это просто деньги, а они ему пока не очень нужны. Что он денег не видел? Последние году перед смертью сильно избаловали его. Ему даже не надо было самому их держать их в руках и честно говоря он и не знал, как они выглядят. Бумажки и бумажки, разноцветные. Достаточно было дать команду и все, что нужно тут же доставлялось ему специальной службой. Он даже не знал, сколько стоит буханка хлеба. Позабылись уже те времена, когда он считал каждую копейку, рассчитывая бюджет на месяц, чтобы в конце не голодать. К хорошему человек быстро привыкает. Так и золото, деньги и деньги. Что тут особенного? Только тяжелое.
Глаза бы его не видели, надоело уже такую тяжесть таскать. Кожаные мешочки хоть и не были большими, но увесистыми. Но куда деваться, таскали, ибо в этих кожаных мешочках лежало его будущее. И Истрил, и Карно, и будущее его детей, если они у него когда-нибудь будут. Хорошо еще Карно, замученный предыдущим опытом перевозки, оказывается сколотил две крепкие волокуши. Глядя на это достижение местной технической мысли и Ольт сподобился на полет прогрессорства и «придумал» носилки, без которых испокон веков на далекой, уже почти забытой Земле, несмотря, что на дворе стоял двадцать первый век, не обходилась ни одна уважающая себя стройка. И таскать стало легче, и грузить можно было больше. Вот Ольт с Истрил и таскали золото, причем Истрил, посмотрев на раненую ногу Карно, вызвалась добровольцем, а тот тогда сел на раздаче. То есть, сидя загружал носилки тяжелыми мешочками, пока добровольные «кули» отдыхали после очередного рейса. С помощью технических средств работа пошла быстро, причем с самой хорошей стороны показала себя Истрил. Удивительно сколько силы и выносливости таилось в этой невысокой и хрупкой женщине. Пусть и тащить было недалеко, лошадей с волокушами подвели к выкопанной яме почти вплотную, но все равно перекидать около семи ста килограмм металла за три часа, это для женщины с одиннадцатилетним ребенком было чуть ли не трудовым подвигом. Впрочем, так это выглядело в глазах Ольта, местные же приняли такое использование женского и детского труда, как само собой разумеющееся. Но слава Единому, все когда-нибудь кончается. Кончилась и их трудовая эпопея с золотом и коротко передохнув, время поджимало, все трое уже мерно качались в седлах, по-настоящему отдыхая от трудов праведных. Ехать предстояло долго.
Первые часа три все ехали молча, Ольт даже придремал чуток, но затем, едва не сверзившись с лошади, встрепенулся. Не ездок он еще был. Лучше бодрствовать и как-то разнообразить скучную дорогу. Пробовал вполголоса напевать что-нибудь веселое, вроде «Черного кота», но после укоризненного взгляда Карно стыдливо замолк. Ну да, лес любит тишину. Чуть ли не первая заповедь лесовика-охотника. В сущности, Ольт уже привык к законам тайги, но иногда в нем прорывался городской житель, забывший о своем таежном прошлом, да и его нынешний возраст давал о себе знать. Только благодаря ему да тому, что его воспитанием долго никто не занимался, ему многое сходило с рук. Но дорожная скука прямо давила, а плохое владение верховой ездой не давало расслабиться. Надо было что-то делать.
— Карно. — тихо позвал Ольт. — А ты когда-нибудь встречался с Лесным Демоном?
— Угу.
— Вот что мне в тебе нравится, Карно, это твое красноречие.
— Чего хотел? — покосился одноглазый единственным глазом. Он уже не обращал внимания на панибратское обращение дерзкого мальчишки. Что с него взять, чуть не с рождения воспитанного каким-то иноземцем? Да и Истрил начеку, не обижает ли кто ее ненаглядного сыночка. Вот уж с кем он не хотел ссориться. — С чего спрашиваешь?
— Да вот интересно, как ты себя поведешь, если вдруг с ним встретишься?
— Убегу конечно. Если он отпустит… Хотя нет, не бросишь ведь вас. Придется драться, а там уж как Единый решит. — Какого-то религиозного страха в Карно не было ни на грош. Лесных демонов жители тайги конечно боялись, скорее опасались, но при нужде, если не было другого выхода, забивали насмерть. Или погибали сами. Этого Ольт и боялся. Как не крути, а Карно вояка не из последних. Биться насмерть он может и будет стоять до последнего, в этом Ольт успел убедиться. А терять кого-то из них, одноглазого или Машку, ему совсем не хотелось.
— Ну зачем же сразу драться. Может, если его не трогать, то и Лесной Демон тебя не тронет.
— Может и не тронет. — Карно в первый раз за разговор посмотрел на собеседника заинтересовано. — Только ведь он дикий. Он тебя не будет спрашивать, а с ним так — проморгаешь и ты уже мертвяк.
— А если я слово дам, что он первый не нападет? Ты же не начнешь драку первым?
— Ну если да кабы… Пустой разговор. Поди найди Лесного Демона в лесу. Захочет — появится на глаза, не захочет, можешь и не искать.
— А все же? — не отставал мальчишка.
— Вот привязался! Не трону я Лесного Демона первым. — Карно подумал, что легче отвязаться от настырного мальчишки пообещав ему несбыточное. Не так уж часто встречается это полумифическое существо в лесной чаще. А если кто и встречался, то из единицы могут рассказать про это. И вообще лучше не вспоминать про него, а то не дай Единый накличет еще. Вон и мальчишка успокоился, что-то тихонько насвистывает. Карно вздохнул, этот лесной постреленок как-то незаметно стал ему дорог. Своей непосредственностью, своими знаниями, своей любовью к матери он вызывал неподдельный интерес у опытного воина. Вон как палками своими крутит. И уже не обидно, когда он запросто называет взрослого и пожившего уже мужика просто по имени и это воспринимается как должное. Прямо будто сына встретил. Карно еще шумно вздохнул, как там дочь его? Олента, Оли… Он ее помнил совсем еще крохотным комочком на руках его любимой …. Ее младенческое личико с не по детски серьезным взглядом неотрывно и постоянно вспоминалось ему рядом со светлой улыбкой …. Ничего, вот покончат с этим надоевшим золотом, разберутся с деревенским сбором и… Он боялся даже представить себе встречу с дочерью. Наверняка уже большая. Кстати, она ведь ровесница с Ольти. Карно еще раз оценивающе оглядел мальчишку, на что тот, не переставая насвистывать, весело подмигнул ему синим глазом. Все таки каков нахал.
К своей землянке подъехали уже затемно. Распрягли и разгрузили лошадей и принялись готовить поздний ужин. Впрочем, стараться сильно не пришлось. Сошлись на том, чтобы перекусить в сухомятку и оставив все дела на следующий день, завалиться спать. Опять дорога вымотала. Спали, как говорится без задних ног, все-таки одному раненному, женщине и ребенку за три дня без продыху перевезти и перетаскать почти полторы тонны груза — это не Единый чихнул. Хорошо еще золото было хоть и тяжелой, но довольно компактной вещью. Ну а утром по накатанной дорожке опять труды на повышение личного благосостояния. Ольт даже отменил свои утренние тренировки, посчитав, что при таком таскании тяжестей их вполне можно опустить. С помощью лошадей подогнали волокуши с грузом поближе к землянке и Ольт стал кидать в распахнутую настежь дверь мешочки, а Карно принимать и укладывать в яму. Истрил, как настоящие мужчины, не стали беспокоить. Впрочем, без дела она не сидела и прихватив лук со стрелами на часик исчезла в лесу. Вернулась с тремя рябчиками, двумя фазанами и одним зайцем и закатала их в глина по рецепту Ольта. Пока дичь готовилась, сама принялась за приведение в порядок их слегка запущенного хозяйства. Прямо будто вернулись времена их отшельничества. Потом пошла прибраться на могилку неизвестного, которого Ольт выдавал за место последнего упокоения знатного вона и ученого Архо Меда.
Вернулась не скоро. Ольт уже стал беспокоиться, но, когда дичь уже была готова, и они с Карно, уже перегрузив все золото, стали с тревогой поглядывать в сторону зарослей, Истрил явилась как ни в чем не бывало, веселая и довольная, а у ее ног, ластясь, вились три Лесных Демона. Машка, как почтенная мать семейства, солидно выступала рядом с Истрил, только изредка поднимая нос, чтобы понюхать воздух, но зато ее детишки самым бесстыдным образом то тыкались в ноги женщины, то лазили по кустам и их головы выныривали в самых неожиданных местах, то вдруг замирали наподобие их матери и поднимали свои подвижные носы кверху. Короче вели себя так, как и положено порядочным росомахам. Испуганно всхрапнули лошади и, мелко дрожа, замерли не в силах сорваться с привязи.
— Машка! — радостный крик Ольта понесся по поляне и два живых организма с необычайной скоростью сцепились в какой-то невообразимый мохнатый комок, из которого то и дело мелькали лапы, руки, ноги, а то пушистый кроткий хвост. Глядя со стороны можно было подумать, что в непримиримой схватке сошлись два смертельных врага, если бы не спокойно стоящая Истрил и детский непосредственный смех, раздающийся из этой кучи. Как когда-то, старые друзья устроили шуточный бой, в котором самое деятельное участие приняли и юные росомашки.
Бедный Карно замер на месте, не зная, что делать. Сложившаяся обстановка прямо кричала ему, что надо бросаться на защиту близких ему людей, однако то, что видел его единственный глаз наяву, говорило совсем о другом. Вовремя Ольт с ним провел беседу, это сдержало его первый порыв, а потом стало просто неактуальным. Он бы так наверно и стоял, замерев в растерянности, если бы к нему не подошла Истрил и мягко не усадила его на порог у землянки. Как она его понимала. Она до сих пор помнила, какой страх ее охватил, когда первый раз увидела выходящего из кустов Лесного Демона. Карно еще повел себя вполне достойно, воин есть воин, только она с трудом вытащила из руки одноглазого нож, который он постоянно таскал на поясе, а сейчас был судорожно зажат в кулаке.
— Успокойся, Карно. Все хорошо, они старые друзья. — уверенным тоном тихо сказала Истрил и ее голос подействовал умиротворяюще на опытного охотника. Он шумно выдохнул, оказывается все это время он затаил дыхание, и выругался.
— Но каков стервец! А я-то думал, чего он мне по ушам ездил насчет лесных демонов, а оно вон как. Но кто бы подумал!?
Истрил только снисходительно улыбнулась в ответ. Глупый Карно, несмотря на всю свою мужественность, как он не понимает, что ведь это ее Ольт, ее Ольти — самый лучший сын на свете. Ее восхищение, так неожиданно нашедшимся сыном, достигла той высоты, когда уже не видны мелочи. Может где-то в глубине души она и понимала это, но ее вполне устраивало сложившееся положение дел. Ее можно было понять, потерять мужа, потом сына и это, не считая других вещей по мелочи, потерять смысл всей жизни, а потом вдруг обрести чудом воскресшего сына, который вернул ей краски и вкус жизни… Разве это не стоила той цены, которую она уже заплатила? И она вознесла Ольта чуть ли не на божественный пьедестал и, чтобы от него не исходило, она принимала это безропотно и даже с восхищением. Ольт подумывал над этим и даже подозревал, что у нее не все хорошо с психикой, все-таки не каждый мог безболезненно перенести то, что пришлось вынести ей, но ему это не мешало. Даже больше того, он и сам стал относиться к Истрил, как к родной матери и уже перестал замечать странности в ее поведении. Что поделать, такие были времена и люди были соответствующие, открытые и не скрывающие свои сильные и слабые стороны.
Тем временем Ольт подвел к ним росомах.
— Вот, Карно, знакомься. Те самые лесные демоны. Это Машка, а это ее детки. Им я еще не дал имена, зову просто росомашками. Машка, а это наш Карно. Свой человек.
Пока он представлял человека и зверей друг другу, те внимательно приглядывались к новым знакомым. А звери еще и принюхивались. Их подвижные пипки носов живо шевелились вокруг Карно, что того сильно напрягало. Если бы не спокойно стоящая рядом Истрил, то уже сверкала бы сталь и летала бы шерсть по закоулкам. А учитывая, что челюсти росомахи с легкостью разгрызают лосиную берцовую кость, то результаты схватки были непредсказуемы. Но воин есть воин. Зажав в кулак все свои чувства, Карно выдержал нелегкое испытание. Короче, друзьями сразу не стали, но первое знакомство выдержали с честью. А там и обед подоспел. Удачно Истрил набила дичи, хватило всем, и зверям, и людям. Конечно звери могли и еще съесть столько же, но им хватило, что бы, покончив со своими порциями, не смотреть голодными глазами на неспешно обедающих людей.
После обеда, немного передохнув и скормив росомахам остатки еды, Ольт еще поиграл с ними, но затем Истрил увела зверей на охоту, а мужики принялись доделывать свои дела. Золото было уже все в яме, осталось закопать и замаскировать. Через два часа справились и с этим. Правда пришлось выкинуть деревянный щит, что бы не ощущалась пустота. Ведь закапывай, не закапывай, все равно земля просядет и, если кто зайдет, сразу услышит под деревянным настилом гулкий топот. Проще было хорошо утоптать грунт и насыпать на пол ворох листва. Через некоторое время уже никто не мог бы сказать, что в этом кто-то рыл. Единственное, что Ольт сделал, это прихватил с собой пятьсот золотых «корон». Так, на всякий пожарный, и Карно заставил, хотя тот не мог понять, зачем ему в лесу такая сумма. Ну пяток монет, ну край — десяток…Но тысяча золотых «быков»! Он просто не мог представить куда и на что их потратить. Но Ольт его уговорил.
А там и Истрил вернулась с добычей, да еще с какой. Она смогла подстрелить кабаргу. Эта помесь небольшого оленя то ли с кабаном, то ли с саблезубым тигром попадалась охотникам довольно редко. Не потому, что их было совсем уж мало, а потому, что она была на удивление пугливой и завалить ее для лесных жителей было редкой удачей. Но вот Истрил как-то сподобилась, росомахи помогли. Самое интересное, как она умудрилась доставить добычу до их стана. Эта лесная антилопа была небольшого размера, но все равно для хрупкой женщины оказалась неподъемной тяжестью, все-таки килограмм тридцать веса. Как и все животные этого мира, она оказалась гораздо крупнее ее земных аналогов. Так Истрил сколотила небольшую волокушу, сделала из кожаного пояса петлю и впрягла в нее Машку. Как ей это удалось, засмущавшаяся женщина говорить отказалась. Как бы там не было, Ольт охренел, когда увидел довольную морду росомахи с легкостью тащившую за собой волокушу. Конечно, что ей какая-то кабарга, если она сама весит в два раза больше и при этом имеет стальные мускулы. Ее дети шныряли по кустам по пути следования, а она сама с важностью косилась в сторону Истрил, которая тоже впряглась в волокушу, привязав к ней веревку. Эта тоненькая веревочка была чисто для вида, и сама женщина держалась за нее чисто символически. Как понял Ольт, это было нужно для подтверждения того факта, что бы росомаха видела, она тоже работает, а не эксплуатирует бедное животное. Не ожидал он такого чисто женского коварства от своей матери, не ожидал, но молодец, что скажешь.
Если сам факт того, что Истрил смогла запрячь росомаху, так удивил Ольта, то что же можно было сказать о Карно. Он был в шоке, он буквально остолбенел, завидев такую картину. Лесной Демон, славящийся своей коварством и свирепостью, покорно тащит груз, как простая крестьянская лошадь… Было от чего уму за разум закатиться. Полный разрыв шаблона. Если бы такое случилось на Земле, он бы уже тащил Истрил на костер, как ведьму или молился, как на богиню. Слава Единому, здесь была не средневековая Земля и люди здесь не были религиозными фанатиками, но судя по остекленевшему взгляду единственного глаза, Истрил стала для Карно чем-то вроде иконы. А как он бросился разгружать волокушу, позабыв про свою раненую ногу и не глядя на росомашек, на которых еще утром опасливо косился. И только грозное ворчание Машки, не желавшей отдавать свою добычу, немного отрезвило и привело в чувство бывшего разбойника. Хорошо еще Истрил, говоря что-то ласковое и успокаивающе поглаживая росомаху, распрягла ту и увела в сторону, чтобы, немного очумевший от происходящего, Карно мог спокойно заняться разделыванием тушки добычи.
До выхода крестьянского сбора оставалось еще три дня и лесные обитатели, посоветовавшись, решили устроить себе отдых. Время позволяло. Не тащить же с собой тушку кабарги, а оставлять ее всю росомахам… Не жалко конечно, но хотелось и самим вкусить от таежных щедрот. Да и сплошной аврал последних дней требовал отдохнуть хотя бы денек. Так что Ольт по старой памяти, вырезав из туши лучшие куски, принялся готовить отбивные, в то время, как Истрил варила в котле похлебку на всю их разросшуюся кампанию. Можно было и в тандыре приготовить, как Ольт называл яму, обложенную камнями и сооруженную как-то во время редкого момента отдыха и приступа гурманства, но это было слишком долгое дело, кушать же хотелось сейчас. Труд на свежем отдыхе просто удивительно стимулировал аппетит, да Истрил уже уложила на костер плоский округлый камень, который служил им сковородкой. Его Ольт как-то нашел на речке и приволок к землянке именно для этой цели и сейчас Истрил натирала разогревшую поверхность куском жира. Она еще и котел поставила для похлебки из потрошков.
Как говорится, нет лучшего веселья, чем хорошо пожрать. Если судить, по этим словам, то повеселились они на славу. Праздник живота длился часа три и прекратился только по тому, что его участники, а вернее Карно с Ольтом, расползлись по укромным уголкам, чтобы там, как выразился мальчишка, поразмышлять о судьбах мира. Впрочем, росомахи, получив в полное распоряжение все, что не пошло на отбивные и не влезло в котел, с веселым хрустом разгрызаемых костей, продолжали веселиться. Недаром их прожорливость вошла у таежных охотников в легенду. Тут еще Истрил нет-нет, а подкидывала им куски отбивной. Для росомах праздник продолжался и наверняка не кончится, пока не останется ничего, кроме копыт. Впрочем, Ольт не удивился бы тому, что в голодное время и они пойдут в дело. Росомахи были удивительно прожорливы и всеядны. Утешало только то, что они также могли и голодать длительное время, не теряя при этом силы и ловкость.
После такого мощного обеда шевелиться не хотелось, тем более, что у лесных путешественников впервые выдалось немного свободного времени. Поэтому они решили сегодня никуда не трогаться, а устроить себе полноценный отдых. Все-таки их хорошо вымотала вся эта возня с золотом. Да и Ольт хотел подольше пообщаться с росомахами. Он знал, что у каждой росомахи существует свой участок земли, который она охраняет и с которого она никуда. А то уйдешь и появится у земли новый хозяин. Машка постоянно обходила свой участок и оставляла метки, чтобы любая другая росомаха знала, что этот кусок лесных угодий занят и любому чужаку сразу стало бы ясно — без яростной борьбы его не уступят. Так что Машка со своей территории точно уж никуда не уйдет, разве что до границ участка. Но это даже было к лучшему. Он забросил шкуру кабарги в бывшую коптильню, бросил туда обрезки ног с копытами, тем более в ней еще витал вкусный дух копченостей, и затем привел туда Машку с росомашками и настойчиво несколько раз сказал, глядя прямо в глаза зверю.
— Дом, милый дом.
Неизвестно, поняли ли его росомахи, но спать они все трое улеглись в уютной яме. Тем более Ольт с Карно постарались и накрыли ее постоянной крышей из сколоченного и не пригодившегося деревянного щита для клада и хорошо засыпали сверху землей. Но во всяком случае будут сюда наведываться, оставляя здесь свои следы. Чем не охрана? Слава про росомах ходила скверная, что среди людей, что среди животных обитателей леса. Обед, после небольшого передыха, плавно перешел в ужин, благо кабарга была достаточно большая, так что даже росомахи грызли мясо чисто из природной жадности, не столько поедая, сколько играясь и наслаждаясь избытком пищи, а затем все сытые и довольные улеглись спать. Неизвестно, как росомахи, а люди умаялись за эти дни порядочно.
А утром опять тренировки. Ольт про них не забывал и если приходилось их пропускать, то потом занимался с удвоенным рвением. Слишком уж не терпелось быстрее обрести силу, что решило бы многие нынешние проблемы. В этот раз он крутился, вертелся и превзошел самого себя, доведя свой организм до полного изнеможения. На это у него ушло два часа и в конце тренировки он лежал, образно говоря, высунув язык. А ведь когда-то, в той еще жизни, будучи чуть постарше его нынешнего возраста, он занимался по три-четыре часа и чувствовал себя вполне в форме. Но он не забывал, что к этому времени он состоял в спортивной секции уже пять лет и имел коричневый пояс по дзюдо, а тут всего лишь полтора года тренировок. Мало. Впрочем, он не унывал. Он-то знал, к чему идет и стремится. Тем более прогресс во всем организме ощущался и гораздо быстрее, чем в прошлой жизни.
— Вот смотрю я на тебя и вижу, что это какой-то вид борьбы, но не пойму чего-то. Вот возьми наш мечной бой — есть несколько ударов для нападения, есть защита и во время боя ты их по-всякому соединяешь, что тебе удобнее и нужнее именно сейчас. А ты двумя палками машешь по какой-то одной схеме, а в бою противник может повести совсем не так, как ты заучиваешь. А ты, как танцуешь, так и будешь по-прежнему танцевать.
— Ошибаетесь, дяденька. Разные у меня схемы. Это ты видишь одно и то же, потому что для тебя это просто танец. Не хочу тебя обидеть, но, объясняй-не объясняй, ты все равно не поймешь, не доросли вы еще до этого.
— Это что же такого здесь необъяснимого? — чуть обиженно прогудел Карно. — Устроил тут танцульки и еще в нос тыкаешь, мол темные мы. Я, между прочим, чин тысячника не за просто так получил, как и отец твой. Попробовал ты такое ему сказать.
— Не обижайся. Как слепому объяснить, что такое солнечный свет? Его надо увидеть. Так и здесь.
— Интересно говоришь. А ты значит видел это солнце? Показал кто?
— Мать тебе рассказывала об иноземце, который меня подобрал, когда я потерялся?
— Ну да, обыкновенная история. Повезло тебе на него нарваться. Сколько людей уже тайга съела и не подавилась. Но выкрутился и выкрутился — не ты первый и не ты последний.
— Его звали Архо Мед, и он был ученым и воином. Он меня и учил, и я тоже в начале многого не понимал, но потом, чем больше он меня учил, тем больше я узнавал и в конце концов я постиг великое искусство боя. — ложь сходила с уст мальчишки легко и просто. Да и не врал он по большому счету. Так, сочинял немного, не говорить же всю правду и вводить в смущение девственные мозги аборигенов. А то, что его первого тренера звали совсем по-другому, а «великое искусство боя» он придумал только сейчас… Так надо же пожалеть самолюбие Карно.
— Что-то не очень видно боя, танцульки какие-то. — хмыкнул мужчина. — Толку-то от них.
— Так я же еще маленький. — с важным видом объяснил Ольт. — Чтобы войти в полную силу, надо вырасти. Но и сейчас уже что-то могу.
Ольт не хотел топтаться на старых обидах Карно и напоминать тому, кто его ранил, так что до сих пор хромал. Но тот и сам вспомнил об этом и задумался.
— Хотел бы я встретиться с этим Архо Медом, может он бы мне объяснил смысл этих твоих «тренировок». И еще мне интересно, как ты машешь сразу двумя палками. Это ведь ты как будто двумя мечами?
— Ну да. — Ольта немного напрягала тема насчет мифического Архо Меда, не хотелось слишком врать, и он был рад, что Карно сбил тему на другое. — Если бы ты был здоров я показал и предложил тебе приемы и тогда может быть ты понял бы искусство боя.
— А кто меня довел до такого? — не удержался Карно от сварливого тона.
— А вот не надо трогать маленьких мальчиков. Их всякий обидеть может.
— Такого обидишь. — проворчал мужчина успокаиваясь. — Выздоровею, покажешь мне настоящий двуручный бой? Давно мечтаю научиться, но учителей не осталось. В войну все погибли.
— Покажу. — кивнул Ольт. — И даже, если будет такое желание, научу.
— Ну ладно, хватит вам, только и слышно от вас, как обидами считаетесь, да похваляетесь всяким. — прервала Истрил их диалог. Она давно слушала их разговор, не забывая готовить завтрак, и была явно довольна. Она так хотела, что ее драгоценный сынок подружился со старым другом семейства. Конечно в любом случае она была на стороне Ольта, но и Карно лишним не был. Уж кто-кто, а Истрил помнила, каким он был когда-то и можно было надеяться, что, не смотря на прожитые годы, он остался тем же верным другом и надежным товарищем. Хорошо будет, если он поддержит их, пока сам Ольт не встанет крепко на ноги. И судя по всему к этому все и шло, и она была рада этому. — Лучше идите, мойте руки, еда уже готова. Ольт, ты сам говорил, что надо успеть к дню сбора. Осталось три дня. Так что завтракайте и собирайтесь в дорогу. А я схожу на могилку, проведаю.
Был у местных такой обычай — приносить на могилы близких людей немного, чисто символически, еды. При этом в загробный мир они не верили. Из рассказов Истрил Ольт не совсем понял суть их верований, только понял, что необязательность их выполнения вполне в обычае даже любящих родственников и друзей. Мол память об ушедших хранится в сердцах оставшихся и, пока жива память о них, они имеют шанс на возрождение. Как-то так, Ольт не вникал глубоко, ему достаточно было, что не надо соблюдать каких-то особых ритуалов и никто его не осудит, если он не будет являться на могиле своего «учителя». Впрочем, желающим не возбранялось поддерживать какие-то внешние признаки того, что живые помнят о своих мертвецах. Вот и сейчас Истрил набрав в чашку похлебки и положив туда же хороший кусок отбивной пошла к могиле. Сам Ольт не пошел, но и матери не мешал.
Сам же стал собираться. Истрил была права. Ольт и не забывал, что Крильт говорил о нападении на сбор. Самого атамана с его бандой уже нет, но оставался десяток Мальта и не стоило сбрасывать со счетов. Он и сам по себе мог натворить делов. Да и Ольту пора нарабатывать себе авторитет, пора уже выходить к людям, если все складывается так удачно. Так что быстро поели и стали готовиться к выходу. Таежному жителю собраться в поход, тем более не такой уж далекий, дело нехитрое. Главное — было убрать следы пребывания их лагеря, мало ли кого сюда может привести. Хотя возможность этого была микроскопически мала, тайга — это не многолюдный городской проспект, но как-то здесь оказался предыдущий обитатель и Ольта тоже сюда занесло, а даже малейшая возможность того, что кто-то может обнаружить их клад вгоняла мальчишку в холодный пот. Слишком много жертв и хлопот им доставило проклятое золото, чтобы отдать кому-то по своей оплошности свое же будущее и возможно будущее всей страны. Так что землянка, и так хорошо замаскированная, вообще исчезла, превратившись в ничем непримечательный пригорок, которые здесь встречались повсеместно. Остальное на совести росомах, хотя Ольт подозревал, что они и не знают, что это такое. Но бывшая коптильня, превращенная в хорошую теплую нору, давала надежду, что росомахи хоть изредка будут сюда наведываться.
Когда все было готово к дороге Карно сходил за Истрил и там немного задержался вместе с ней. Видать выслушивал более расширенную версию о приключениях Ольта, потому что вернулись оба какие-то торжественно-печальными. Кстати звери сопроводили людей до границ ареала своего обитания. Ольт всю дорогу тихонько насвистывал им земные мелодии, и он надеялся, что хоть что-то задержится в их памяти. Он уже успел убедиться в сообразительности росомах и надеялся, что в будущем проблем с кладом не будет. Неизвестно, как они определили границы, но дойдя до какой-то, только им известной, черты, они остановились. Настали минуты прощания, и они дались нелегко. Истрил расчувствовалась, Ольт не знал, что она до такой степени сдружилась со зверьми. И когда успела, но она со слезами на глазах обнимала их, а те суетливо тыкались холодными мокрыми носами ей в лицо и руки. Даже у Карно повлажнели глаза. Но долгие прощания были не в обычаях лесных жителей и Ольт полностью их в этом поддерживал. Последний раз потрепал Машку за уши и взлетел на спину своей лошади.
И опять эта опостылевшая до тоски в глазах дорога. Будь Ольт изначально местным жителем, который всю жизнь не видел ничего другого и считал, что по-другому и быть не может, то не все было бы так печально, но он когда-то видел другие страны и большие города и ему начало надоедать то однообразие, которое его окружало. Он привык, особенно в предсмертные годы, постоянно разъезжать по знаменитым курортам, благо его состояние позволяло это делать с большим комфортом и получать удовольствие только от смены обстановки. Но полтора года видеть вокруг себя одно и тоже… В начале, когда стоял вопрос о выживании, было просто не до окружающего пейзажа, но потом, когда его быт устоялся и вся его жизнь свелась к простой добыче пропитания, он понял, что такое растительное существование не для него и окружающее его однообразие стало еще одним фактором раздражения. Это было выше его сил. Даже люди его так уже не напрягали. Ему срочно требовалось сменить обстановку, ну или по крайней мере сферу деятельности и в бывший лагерь разбойников он въезжал с твердым намерением это сделать.