…Кирилл пристально смотрел на запахнувшиеся сами собой створки.
Да-а… Тут есть от чего, мягко говоря, обеспокоиться за свой рассудок.
Впрочем, события последнего получаса (Часа? Десяти минут? Сколько прошло времени, он не знал: посмотреть на часы и засечь время как-то не удосужился) Кирилл перенес относительно спокойно. Даже сам удивлялся невесть откуда появившемуся хладнокровию.
«Не иначе как мое душевное равновесие лорд Абигор наладил. Другого объяснения нет. Стоило ему заговорить, и весь сумбур, весь этот грохот и световые эффекты в башке сразу пропали. Будто не и не было ничего. Хотя, если рассудить, столько всего сразу свалилось на мою бедную головушку! Столько! И такого! Мда… Спрашивается, что это за помещение? Что за диковинный круглый зал? И главное — кто такой лорд Абигор? И почему, когда выйду отсюда, он велел никого ни о чем не расспрашивать? Мол, сам все узнаю… потом узнаю. Опять же, что это за диковинный монах Яков, которого только что поставили мне в услужение? Мол, все покажет и все расскажет, только вопросов ему тоже не задавать. Ха… Впору пресловутый галоперидол принимать, иль иной транквилизатор для буйных. Хотя, зачем? Да и взять негде. Да и не к чему: буйным себя не ощущаю. Хотя, кто знает, что видят психи, что они чувствуют… Никто не знает, кроме них самих, ясно дело…»
Кириллу было от чего призадуматься, и призадуматься всерьез. Несмотря на уверения лорда, что он здоров, и здоровее человека здесь вряд ли сыщешь, дело явственно отдавало не легкими психическим расстройством — нет! — а конкретным заболеванием.
Впрочем, все происходящие перед ним чудеса он перенес на удивление спокойно. За свою, в общем-то, недолгую жизнь (что за возраст тридцать пять лет? Так, тьфу! Все впереди!) Кирилл довелось побывать в таких мудреных переделках, которые иному неискушенному человеку показались бы очередным вымыслом слегка шизанутого писателя-фантаста.
Что поделать? Некогда великая империя, занимавшая одну шестую часть суши, любила дотягиваться, простирать и умело налагать тяжелую длань над странам, что красивыми разноцветными пятнышками украшали глобус. После того, как десница опускалась, сразу же оказывалось, что и первейшим врагам прогрессивного человечества — янкесам, и иным буржуинам, путь в эти страны был заказан раз и навсегда. Братские негры, арабы и латиносы, с помощью русского оружия быстренько вышибали угнетателей, а потом долго-долго помнили, кому они обязаны своим благоденствием, кто им помогла советами (а порой и живой силой) в этом славном деле. В дружественные страны влезали: или силовым методом — кнутом, или пряником (финансовыми потоками) — благо Русь помимо всего прочего всегда славилась этими кулинарными изысками. В те времена казалось: приходили раз и навсегда. Хотя, непонятно — зачем?
В результате такой политики по всему миру были разбросаны братские режимы ведшие себя лояльно по отношению к России и мирно довольствовавшиеся от куска необъятного русского пирога. Или наоборот: такие же братские режимы, в тех местах, где не очень-то удачно складывалось, опирались на штыки русского солдата… Ну а Кирилл, так уж получилось, с юных лет умудрился немного поучаствовать в подобного рода делах. Дело известное — на земле горячие точки возникают постоянно. Разжечь войну — проще простого. Впрочем, задачи группы, в которую он входил, несколько, — а вернее кардинально отличались от общепринятых догм. Силовые методы не приветствовались ни в коем разе. Все происходило тихо, скрытно и аккуратно. Так что крови на Кирилле не было…
Кирилл мог поклясться чем угодно, что последние несколько месяцев алкоголя он ни то что не вкушал, но даже и не нюхал. Так что белая горячка исключалась. Кавказская овчарка Шейла обязывал вести здоровый образ жизни. Собаки не любят ни запаха алкоголя, ни неадекватных людей. И наркотиков, кстати сказать, он никогда не пробовал, хотя возможностей иногда появлялось — хоть отбавляй. Что поделать, помотало по миру, а в иных странах встречалось такое, что впору восклицать: «Чудны дела твои, господи! И зачем же все это надо?!»
Да и вообще: то, что сейчас происходило с ним, настолько реально, настолько НЕ галлюциногенно, что не закрадывалось и тени сомнения, что все так и есть. Все реально, все правда… В этом Кирилл немного разбирался: когда-то учили.
Хотя… Хотя — стоп! Необычное, не схожее с тем, что происходило сейчас, но тоже весьма и весьма странное событие произошло с ним примерно года три назад.
Но на воспоминания о творящемся тогда кошмаре Кирилл наложил жесткое табу. Слишком уж неприятные ощущения пришлось пережить.
Тогда, три года назад, он, придя в себя и проанализировав ситуацию, пришел к выводу, что сподобился побывать не где-нибудь, а в так называемом низшем астрале. Что обозначает этот термин, так никто толком объяснить не может, но средь обладающих некоторым даром людей, это место считается неким тупиковым болотом.
Кстати, он умудрился оттуда благополучно и без последствий выбраться. Не у всех это получалось: насколько знал Кирилл иные так и застревали на грани миров навсегда, к великой радости врачей-психиатров. В низшем астрале главное правило не отвечать ни на что, что вам навязывается. И Кирилл это знал. И попал он туда и выбрался оттуда благодаря одной знакомой. Она, видите ли, обладала некоторым даром. А говоря проще — была ведьма.
Но сейчас… Сейчас другое дело. Реальность, окружающая его, — стопроцентна! Это не вызывало ни малейшего сомнения. Нет никаких несимпатичных ощущений, и первоначальное одеревенение ушло. Кирилл вновь ощущал себя бодрым и свежим.
«Ладно, хватит рассиживаться. Не в гостях. Что там сказал лорд Абигор? Выход только в ту дверь? Остальные закрыты? И если сунуться, то последствия непредсказуемы? Хорошо, пойдем куда указано. Делов-то!»
Кирилл встал и медленно прошелся вдоль дверей, рассматривая переливающиеся барельефы. Да-а, картины, что чуть ли не ежеминутно менялись, ни с чем не шли ни в какое сравнение. Они вроде и мертвы, все-таки металл — серебро, и вместе с тем полны и жизни, и реализма. Какие там высокие технологии! Тут не высокие, тут запредельно высокие! Высочайшие! Как все это сделано — напрочь неясно. Так же непонятно — ЗАЧЕМ? Но раз двери оформлены таким образом, значит кому-то это надо.
А сколько их? Кирилл не поленился обойти еще раз и сосчитать. Дверей оказалось ровно сорок две штуки. Странное число. Наверняка что-то с ним связано. Кирилл старался припомнить, что это за магическая цифра. Но как не пытался, на ум пока ничего не шло. Ладно, может быть потом, как это всегда бывает, ответ придет неожиданно…
— Да, — вздохнул Кирилл. — Всякое бывает… Ладно, и не такое видели. Пора на выход.
Неожиданно в мертвящей тишине раздался звук упавшей воду капли… Затем еще раз… Или показалось? Может — эхо? Акустика-то в зале замечательная! Кирилл это сразу ощутил, как только лорд Абигор заговорил с ним. Капнуло еще раз. Кирилл повернулся к бассейну. Да какое там к бассейну! Раз в него падет вода, значит фонтан. Не может же протекать кровля в таком необычном, строгом и холодном зале? Верно — не может. Как-то не согласуется. Вдруг начался настоящий, если можно так выразиться, каплепад. Резко начался и так же резко оборвался. Лишь редкие капли ударяли о линзу фонтана. Хаотично и бессистемно. А откуда они берутся?
Кирилл глянул вверх, присмотрелся. Вроде бы там, на границе плавного перехода полумрака во мрак клубилось легкое облачко. Да вот только выглядит оно невесомо. Не может полупрозрачный туман так изливаться. Не грозовая туча, в конце концов. Хотя, оказывается, — может. И вообще — вода в этом диковинном фонтане была какая-то не такая. Неправильная, что ли… Непонятная вода… На верху кристально-чистая, почти невидимая. Выражаясь изысканным штампом — как слеза. А вот внизу… Сначала показалось — водоем бездонный. Внизу провальная чернота. Только вот она тоже клубится. Как и облачко наверху. Кирилл бросил быстрый взгляд вверх-вниз. Догадка подтвердилась: облачко вверху было абсолютно симметрично черноте внизу. Казалось придонная вода тяжелая, но вроде бы как живая и стремиться наверх. Только не получается, не оторваться от дна.
Тут снова капнуло, и Кирилл увидел, что капля-то эта, как только коснулась воды, мигом почернела и камнем упала на дно. Нет, не упала, показалось, что чернота внизу ее жадно поглотила.
«Мда-а, ладно. Хватит загадки и непонятки разгадывать. Все это место, само по себе, сплошная большая загадка. Разберемся…»
Кирилл решительно направился к двери, на которую ему указал лорд Абигор. Перепутать невозможно. За ней скрылся его новоиспеченный слуга — монах Яков. И главное: около нее лежит его рюкзак, который он зачем-то скинул, прежде чем последовать приглашению любезного рыцаря и усесться на ограждении бассейна. Неожиданно, дверь, будто угадав мысли Кирилла, что делать ему тут больше нечего, и он хочет выйти, начала медленно распахиваться, так же как и перед хозяином — лордом Абигором.
Из стрельчатого проема бил яркий — да какое там яркий! — ослепительный свет.
Кирилл сунул в карман собачий поводок, подхватил рюкзак, привычным жестом бросил его на плечо и выскользнул из помещения…
Свежий прохладный ветер ударил в лицо, а яркое солнце слепило чуть ли не до слез. На секунду зажмурившись, Кирилл медленно приоткрыл глаза, привыкая, и неторопливо сосчитал до десяти. Надо снова, туго соображая — что к чему, восстанавливать душевное равновесие.
Все дело в том, что вроде бы совсем недавно — Кирилл мог поклясться чем угодно! — он выгуливал свою собаку по сумрачному, вечернему и промозглому Петербургу. Понятно, не по самому городу (там дышать нечем, даже в спальных районах), а по выпуклому пустырю — сиречь кургану. И дело даже не в том, что тут — куда он сейчас вышел — солнце стояло в зените, что означало полдень. Провалы в памяти, даже не осознано, случаются с каждым. И у него он недавно был — это точно. Кирилл не помнил, и не мог сообразить, как он тут очутился. Какими путями его занесло в незнакомое место, и что это за место, пока оставалось загадкой…
Ко всему этому прибавилась еще одна неясность. Сейчас его окружала осень. А в Питере была ранняя весна. Такие вот метаморфозы — черт бы их побрал! Нет, точно: его место в психушке! Это не Петербург, и даже не Россия…
Первое, что бросилось в глаза, это длинная цепь гор на горизонте. Их плавные серо-синие контуры уходили в бесконечную даль, и где-то там, вдали, ух уже чуть размытые вершины смыкались с белыми пушистыми облаками. А у подножия гор раскинулась величественная долина.
Вся в буйстве ярких красок, она являла собой разительный контраст с несколько мрачноватыми и скудными горными вершинами.
В долине властвовала осень. Она затопила землю сверху донизу. Около рощиц, которые то там то сям росли в ней, лежали плотные ковры желто-алой листвы. И даже легкая солнечная дымка, которой была подернута долина, не могла приглушить это цветистое великолепие.
Вдали, беря начало из горного ущелья, текла река. Солнечные блики, вспыхивая на ее волнах, играли веселыми искрами, будто мириады осколков гигантского зеркала.
Глубоко вдохнув прохладный воздух, Кирилл сделал несколько шагов и снова замер. Сюрпризы продолжались. Ему в глаз бросилось нечто такое, что по масштабам, величине и изяществу затмевало собой все творения рук человеческих. Безусловно, этот мир, в котором он так внезапно очутился, — странен. Но согласитесь, когда в незнакомом месте, о котором не имеешь ни малейшего представления, встречаешь нечто такое, что уже когда-то видел, то это уж слишком.
— Да-а… — протянул Кирилл. — Это нечто… Это уж слишком! Дежавю… Правда пока не тотальное.
В том, что эта диковинная страна подбросит еще массу сюрпризов, он уже нисколько не сомневался.
Невдалеке от подножия гор (километра два-три, отсюда трудно оценить расстояние), почти слившись с ними, вознес к небесам зубчатые башни величавый замок.
Выглядел он не так — вернее совсем не так — как обычно изображают подобные строения мастера кисти и холста. Кирилл это понял сразу.
Замки на картинах отчего-то никогда не идут ни в какое сравнение с оригиналом. Изображенные на плоскости, они получаются какими-то приниженными. В них не чувствуется ни силы, ни жизни. Скорей всего это происходит оттого, что холст — это холст. И какой бы мастер не писал картину, должной экспрессии и объема он никогда не добьется. Натура — есть натура. Она не ограничена жесткими рамками, ей есть где размахнуться. Ее символ — свобода.
«А может, просто никто не видел такого замка вживую? — осенила мысль. — Может, его просто нет? Но вот же он, вдали! Значит, есть! Но как же гармонично стоит! Гармония… Гармония во всем. Ничего не убавить, и не прибавить. Куда же я попал? Где я?.. Величественный замок в незнакомой прекрасной земле. Она сама по себе необычна и вызывает восторг. Как же все-таки он в нее вписывается! Как соответствует духу и сути этого места! Наверно — это замок из замков. Их властелин…»
Кирилл даже мысленно улыбнулся, представив себе, что это и в самом деле король замков, властвующий в своем благородном королевстве.
Его зубчатые стены и башни с остроконечными шпилями, стрельчатые крыши, без сомнения посрамили бы все известные земные сооружения. В сравнении с ним они казались бы постройками из детских кубиков, такими же примитивными и неуклюжими.
А этот замок словно готов сорваться с места и воспарить в небесах…
«Уф, что за пафос? Откуда? Но надо же!..»
Кирилл мог поклясться чем угодно, что он уже видел и эти на вид легкие и воздушные, но без сомнения мощные стены.
Он уже видел эти зубчатые башни с прорубленными в них узкими бойницами. Он видел ЭТОТ замок! Вот только когда? И где? Кирилл мучительно пытался вспомнить. Но ответа пока нет…
Далекий шум морского прибоя заставил его обернуться. Час от часу не легче! Оказывается, он стоит на вершине утеса. Утес вознесся над морем метров на сто.
Вдали, на краю горизонта, в лазурной воде темнел остров. Похоже вулканический. Подобные острова встречаются в Тихом океане. Из-под воды, в облаках пара и фейерверке огненных брызг, неожиданно появляется вулкан. Он растет. Иной раз на глазах. Может внезапно вырасти, и так же внезапно уйти под воду. Моряки такое видели. Но обратно в океан огнедышащие горы возвращаются не всегда.
Проходят эпохи, и вокруг остывшего вулкана на береговой кромке появляется жизнь. Сам же он спит. До поры спит. И когда вулкан проснется, и сметет в небытие то, что в своем самомнении живет на его остывшем теле, неизвестно. Но рано или поздно — это случится.
Вот и остров, что сейчас видел Кирилл, был подобного рода. По его центру возвышалась гора со срезанной вершиной. А над ней курился легкий дымок.
Вулкан вздыхал в дремоте, длящейся тысячелетия.
В сторону острова шел небольшой двухмачтовый корабль. Надутые ветром паруса порой терялись в белых барашках, которые то тут, то там выпрыгивали из волн. Паруса двухмачтовика даже чем-то походили на них: издалека они тоже казались такими же белыми, пушистыми и игривыми. Идиллия, одним словом…
«Барашки, — привычно отметил Кирилл. — Значит, волнение два-три балла, не больше…» Тут же себя одернул — что за дела?! Попал невесть куда, тут о другом думать надо — о насущном, а он волнение на море отмечает… метеоролог хренов!
Почти к самому морю подступал небольшой городок. Сверху хорошо просматривались красные черепичные крыши над выбеленными стенами. Он чем-то походил на чистые, ухоженные провинциальные европейские городки. Такие там еще кое-где сохранились. Но… Одно но! Вроде и архитектура схожа с европейской, и вид пристойный. Но была какая-то неясность. Что-то не то складывалось в этом городе.
Кирилл вдруг понял: в городишке все дома одинаковы. Будто архитектор не знал иных проектов и лепил свои строения под копирку. Не знал, или… или не хотел себя утруждать. Да и планировка прямолинейная. Не видно запутанных кривых улочек. Сверху это хорошо видно. Дома стоят как бараки в лагере. В общем — городок и похож на европейский, и кардинально отличается
Кирилл обернулся. Надо взглянуть на дверь, из которой только что вышел. Обернулся, и… и застыл. Дыхание перехватило, а если образно выразиться словами классика: «В зобу дыханье сперло…»
О таком бреде и сюрреализме даже подумать сложно, а не то что представить! А тут этот сюр он сейчас видит воочию, и его — вроде бы — можно даже пощупать.
Бред, бред и еще раз бред!!!
Нечто подобное можно создать с помощью компьютерной графики и потом рассматривать на экране монитора или в кино. И все равно, будет не то! Такого впечатления на плоскости не добьешься. А тут все наяву! Вживую, так сказать!
Дело в том, что солнце за его спиной било на светло-серую откосую стену самой настоящей пирамиды! Высокая — она отличалась и от египетских, и от пирамид ушедшего в небытие народа майя.
Земные пирамиды сложены из известняковых блоков. Они выщерблены временем. При желании — буде возникнет такая идея — на такую пирамиду можно взобраться. А эта будто высечена из цельного гранитного камня, не видно ни швов, ни, тем более, выпирающих блоков. Лишь гладкие, отполированные наклонные стены. Для того чтобы вскарабкаться на нее хотя бы на пару десятков метров, потребовалось бы немало усилия и ловкости. И главное, вершина ее сверкала как золотая. Хотя — почему «как»? Наверняка она и была из золота.
Кириллу пришла в голову абсурдная мысль. Отчего-то вдруг почудилось, что ЭТА пирамида прародительница всех земных пирамид. И они лишь жалкие подобия этого, непонятно каким образом вытесанного из единого гранитного камня монолита.
Пирамида нависала над морем чудовищной громадой, и казалось, вот-вот в него сползет. Вдруг раздастся грохот и пирамида неторопливо и величественно, подняв облако брызг, рухнет в воду. Вроде того, как рушится взорванный небоскреб. С той лишь разницей, что когда она обрушится в воду, не будет ни пыли, ни особого шума. Вода скоро успокоится и скроет под собой все следы.
Кириллу показалось, что часть ее основания висит в воздухе. Что пирамида балансирует на краю, и для того, чтобы ее обрушить, нужен лишь легкий толчок.
Но пирамида каким-то чудом держалась на краю утеса. Хотя выглядело это невероятно. Вероятно, мэтр Сальвадор Дали высоко оценил бы такой ракурс.
Впрочем, в этом месте все невероятно. Начиная от лорда Абигора, разъезжающего на крылатом коне (теперь Кирилл был твердо в этом уверен) и кончая… А вот чем кончатся, все эти неописуемые чудеса, то Кириллу пока неведомо.
Стрельчатых барельефных дверей Кирилл сейчас не увидел. Вместо них чернел квадратный проход в стене пирамиды. Из него тянуло холодом.
«Ну и ну! Вот так портал! Вот так-так!..»
Что означали эти междометия, Кирилл и сам бы затруднился пояснить. Впрочем, чувство первоначального изумления притупилось. Это всегда так: пресыщение никому не шло на пользу. Всему нужна мера.
Задрав голову, Кирилл посмотрел на золотую вершину. М-да! Пожалуй, все-таки поменьше, чем пирамида Хеопса, но все равно — не из маленьких…
Слева послышался шорох. Повернувшись, Кирилл увидел, что невдалеке, смиренно опустив глаза долу, стоит его странный, новоиспеченный, благоприобретенный, свежесрубленный (считайте как хотите) слуга. Монах. Монах Яков. Солнце не отражалось, как это принято в его тонзуре. Гасло в редкой щетине. Почувствовав, что Кирилл на него смотрит, монах поднял блеклые и невыразительные глаза.
— Что будет угодно господину Кириллу? — чуть ли не подобострастным шепотом вопросил Яков. Его голос напоминал внезапно обретший дар речи и захлюпавший пузырями елей.
«Мягко и скользко, — про себя отметил Кирилл. — Даже вернее: склизко. Кажется — тот еще тип. Вдобавок католик. Кто он? Доминиканец? Францисканец? Ряса настолько выцвела, что и не разберешь, какого цвета она была. Ага, вот… Пояс вместо веревки, и почти белый нагрудник. Или это ряса такая? Серая и засаленная. Доминиканец… Хотя, кто их знает? Я в средневековье не силен, да, в общем-то, особо никогда им не интересовался. Католицизм, он, видите ли, чужд русскому православному духу. Цари это знали. Недаром иезуитов запретили. Ну, и как его называть? У нас — батюшка. У католиков — святой отец. Только вот какой он к черту святой! Да еще и отец! Ладно — видно будет…»
Кирилл пожал плечами. Действительно — что ему угодно? Вот этого он пока не знал. Хотя вроде с утеса уже увидел все, и пора двигаться дальше.
Пожалуй, для начала надо будет выяснить, как друг к другу обращаться. И тут сразу же в памяти всплыли слова лорда Абигора.
«…Да. Называйте его как хотите, но основная его обязанность — это прислуживать и угождать вам. Пояснять некоторые вещи. В своих желаниях не стесняйтесь. Он исполнит все. Подчеркиваю — ВСЕ! Также, можете с ним особо не церемониться. Ну да это уже ваше право, на ваше усмотрение».
Что ж, можно и не церемониться, хотя жлобство — не есть хорошо. Чем-то слово «господин», которым называл его Яков, претило Кириллу. «Господин» — слово уважительное. Его надо заслужить. Настоящих господ в семнадцатом году большевики изничтожили. А тех, что называют этим словом, пока такое право не заслужили. Не одно поколение пройдет, пока в России вновь народятся господа. Это как-то в Англии давно провели эксперимент. К власти после войны с Гитлером пришли лейбористы и попытались сразу же всем дать образование. Что из того, что в Британии тогда по-настоящему было образовано только сто тысяч человек? Выпускники Итона, где образование сродни нашему Царскосельскому Лицею времен Александра Сергеича. Образование-то дали, только вот джентльменов все равно не получилось. Тут нужны поколения. Поколения, и — самое главное! — наследственность. От коня-тяжеловоза и ледащей лошадки не родится призовой скакун. Деньги и образование еще не делают господ. Эти две вещи делают просто напросто буржуазию, но не господ. ГОСПОДИН — высокое слово и ко многому обязывает.
«Так что, граждане, настоящих господ у нас нет, и по определению быть не может. Врочем, ладно. Если тут принято называть друг друга господами, то, как говорят в фашистии — „варум нихт“, что в переводе — почему бы и нет? В каждой избушке свои погремушки. На „ты“, или на „вы“ именовать этого слугу? Пожалуй, на „вы“. Хотя лорд Абигор, кажется, особого почтения к нему не высказывал. Значит, если бы он обращался к нему на „ты“, я б сделал то же самое. Хотя нет — все равно я не знаю Якова близко. Буду „выкать“. А там — время покажет».
Обернувшись в сторону замка, Кирилл, щурясь, постарался разглядеть подробности. Видимость не ахти какая — все-таки осеннее солнце изрядно било в глаза. Детали скрадывались. Кирилл достал из нагрудного кармана футляр с солцнезащитными очками. Повертел его в руках, раскрыл, но передумав спрятал обратно. Без них он лучше разглядит подробности: когда поближе к замку подойдет и солнце не будет так слепить. А пропускать что-либо, попав в такое дивное место, он не собирался.
— Яков, чей это замок? — Кирилл повел рукой в сторону гор. — Лорда Абигора? Или?..
— Да, господин Кирилл прав, этот замок принадлежит лорду Абигору. И так же все то, что вы видите вокруг, господин, его владения. — При этих словах монах выпростал правую руку из широких рукавов рясы и повел ею вокруг себя. — Вся эта земля также неотъемлемая принадлежность лорда.
«Богат лорд! На нашей земле таких магнатов сейчас почти и нет… Богат! Когда-то были монархи и императоры. В России цари. Вот они и владели огромными землями. Но это давно прошло и кануло в небытие…»
Кирилл уже не сомневался, что он находится совсем не на той земле, на которой сподобился родиться. Эта земля — иная…
«Мда… Добаловался с виртуалом, все от реала пытался скрыться!..» — Кирилл горько усмехнулся невеселой мысли, заскочившей в голову. «Компьютеры — это тебе не игрушка! Вот и получай иную реальность. Меньше надо в монитор пялиться, да голову стратегиями да квестами забивать! Вот и имеешь сейчас самую что ни на есть настоящую виртуальную реальность! Хотя, комп — это здорово!..»
Кирилл нежно поправил лямку рюкзака, как бы проверяя, на месте ли его любимый «неубиваемый» ноутбук. Рюкзак приятно тяжелял плечо. На месте. Да еще и дивайсы всякие при нем. Значит — живем. Ну надо же, как ему свезло! Отдал одному левше, коими так богата Русь, заапгрэйдить любимый комп и именно в этот вечер забрал его! А в нем!.. Даже страшно подумать, что сейчас понапихано в электронное чудо, какие возможности у ноутбука от этого появились, и во сколько все это обошлось. Впрочем, дело не в цене. Деньги у Кирилла водились.
— Послушайте, Яков. — Кирилл решил обращаться к монаху на «вы». — Насколько я понимаю, лорд Абигор велел вам показать мне его владения, а вам быть моим неотъемлемым спутником?
Тут Кирилл поразился витиеватости своей речи. «Во загнул! Что это со мной! Не иначе, тут климат и окружающая обстановка располагают выражаться как в пресловутых рыцарских романах. Хотя нет, эти романы всего лишь стихи. Но все равно, занятно. Ладно — главное самому понятно, что я хотел сказать. А другие — так те, кому надо, разберутся».
Кивнув, монах прошепелявил елейным голосом:
— Именно так, господин Кирилл. Лорд Абигор был так благорасположен, что доверил эту большую честь именно мне. Итак, господин, чтобы вы возжелали осмотреть в первую очередь? Или может, вы стремитесь отдохнуть после долгого пути, омыть себя от дорожной пыли и отдать долг предвечерней трапезе? Тогда господину надо следовать в замок лорда.
— Хорошо, пойдем в замок, — ответил Кирилл, у которого при упоминании о трапезе забурчало в животе. Интересно, сколько он не ел? Ощущение таково, что казалось, со времени обеда на той, прошлой земле, прошла вечность.
Яков склонил голову, снова показав свою неопрятную тонзуру.
— Как будет угодно господину. Тогда следуйте по этой дороге. — Тут он указал на вымощенную круглыми серыми булыжниками дорогу, в начале (или в конце?) которой сейчас стоял Кирилл.
Дорога поднималась из долины, шла на вершину утеса и обрывалась у входа в пирамиду. Или у чудных барельефных ворот, из которых Кирилл недавно вышел, и которые неожиданно исчезли, сменившись мрачноватым темным проходом. В общем, неважно. Надо следовать по этой дороге, тем более иного пути, ведущего в долину, он пока не видел.
— Хорошо. Пойдемте, Яков.
— Господин должен следовать впереди, так положено. Я буду идти сзади в нескольких шагах от господина.
«Вот еще китайские церемонии! — с досадой подумал Кирилл. — Мне что же, теперь за каждым вопросом головой вертеть? Ладно, раз тут так принято — значит так надо. Не будем нарушать субординацию. Лорд, судя по всему человек строгих правил, и, наверное, не одобрит, если я начну тут что-то на свой лад перекраивать».
Будто прочитав его мысли, монах Яков приподнял смиренную голову, и встретившись с взглядом Кирилла, произнес:
— Если господину будет угодно, то я могу следовать за ним несколько ближе: шагах в двух позади него. И немного сбоку. Тогда господину легче будет задавать интересующие его вопросы, на которые мне было дозволено дать обстоятельные ответы.
«Ну и речевой оборот! Жуть! Ладно — может пообвыкнусь со временем».
— Господину будет угодно именно так, пойдемте, Яков.
«Интересно, как это мы понимаем друг друга? — мелькнула мысль. — Не может быть, чтобы я в одночасье стал понимать речь средневекового монаха. Да и лорд Абигор, тоже кажется отнюдь не современный человек. Он вообще странен. Странен и мудр… Чувствуется, ему многое подвластно. Ох, многое… Кто же он? Кто этот рыцарь?»
Неожиданно Кириллу пришла в голову интересная идея. Креативное мышление, которое появлялось у него в порой самый нужный момент, не подвело и на этот раз. Он обратил внимание, что когда монах произносил свои напыщенные речи, то чувствовалось какое-то легкое несоответствие между движением губ, мимикой и звучанием слов.
Все это происходило почти незаметно глазу, и если бы Кирилл сейчас был не тут — в непонятном, в нереальном месте — а в Питере, то он бы и не обратил никакого внимания на такое несоответствие.
В его голове вспыхнула догадка. Озарила молнией. Когда лорд Абигор, или монах Яков что-либо ему говорили, то это походило на высококачественный перевод иностранного фильма.
Там мастерство дублеров заставляют забывать зрителя о том, что артист, играющий какую-либо роль, совсем не из России и в ней он, может, даже никогда и не бывал.
И идиоматические выражения, и жаргонные словечки, которыми он бойко сыпет с экрана, в его языке не приняты, и смысл их будет ему непонятен. Но зритель воспринимает речь актера как само собой разумеющееся. Велика сила искусства и качественного перевода!
Кирилл, не мешкая, решил проверить догадку.
— Яков, вы не поможете мне в одно деле? Оно вас не затруднит, смею вас уверить.
— Да, — тут же отозвался монах. — Что будет угодно господину Кириллу?
— Вы грамоту разумеете? Мне кажется, что должны…
Кирилл достал из кармана небольшой блокнот, с вставленной в корешок шариковой ручкой. Раскрыл его на чистой странице и протянул монаху.
— Вот, пожалуйста, напишите здесь… Ну-у, допустим, слово «мама».
Монах с любопытством стал разглядывать предложенные вещи. Видно, что и обыкновенный недорогой блокнотик, правда, украшенный потешной кошачьей рожицей, и — самое главное — прозрачную шариковую ручку он видит впервые.
Кирилл не торопил провожатого — пусть осмотрит. Чтобы монах лучше понял, что надо делать дальше, он взял из его пальцев ручку и провел сверху странички прямую линию. Потом написал заглавную букву «А». Уж наверно, эта буква существует во всех алфавитах1
— Какое чудное перо!.. — прошептал пораженный монах. — Такое маленькое… И чернила неведомо откуда берутся и не капают…
Отойдя чуть в сторону, Кирилл выжидательно смотрел на монаха. Для чистоты эксперимента совсем не надо стоять над душой. Немного смущаясь, и с трудом справляясь с непривычной шариковой авторучкой, Яков что-то вывел в блокноте и протянул его обратно.
Кирилл отстраняюще поднял руку.
— Нет, нет! Сначала прочтите, что вы написали, а потом отдайте блокнот мне.
Немного запнувшись, не понимая, зачем все это нужно, монах, держа блокнот наотлете (видимо зрение у святого отца не совсем хорошее), прочел:
— Мама…
Кирилл внимательно следил за его губами. Опять проскочило легкое, мимолетное несоответствие между движениями губ и словами. А может — только показалось… Затем он взял блокнот и прочитал написанное. Так и есть! Его догадка оказалась верна! На середине чистой странички готической вязью — с острыми углами и утолщенными линиями аккуратно было выписано «Мама». Только оно написано латинскими буквами и выглядело так: «Muther».
«Ну вот, почти все ясно — какое-то мудреное внечувственное восприятие. Вот только как? И почему?.. Хотя, конечно, сделано здорово, тут уж ничего не скажешь! И чья же это заслуга? Моя? Лорда Абигора? Или этой земли? Неясно…»
Впрочем, Кирилл и сам с детства владел некоторыми любопытными способностями. Они были из разряда тех ненормальностей, или наоборот — нормальностей, о которых принято полагать, что их нет — потому что такого не бывает. С точки зрения ортодоксальной науки, понятно.
Дар, которым обладал Кирилл, был настолько редок и необычен, что с юных лет он уже попал под пристальное внимание некой структуры. Впоследствии этот редкостный дар (или феномен, называйте как хотите, суть одна) и определил дальнейшую его судьбу.
То, чем он обладал, нещадно эксплуатировалось власть имущими. Благо средства на такого рода дела, будь они приглядными, или не очень, текли не то что рекой, а падали могучим водопадом. Для этого стоило только намекнуть, что в такой-то стране, в таком-то месте, может находиться то-то и то-то. А может там ничего нет… Ошибки тоже случались. Но на них закрывали глаза…
— Хм… хорошо, — усмехнулся Кирилл, — теперь я еще вроде, как и телепат. Ну что ж — всегда пригодится!
Хотя, немного поразмыслив, решил: «Впрочем, это не совсем телепатия. Я ведь не знаю, о чем думает этот монах. Его мыслей я прочесть не могу — иначе в голове стоял бы сплошной сумбур… Это какая-то избирательная телепатия: я разбираю только то, что он хочет мне сообщить. В данном случае это звуковой поток… Ладно, и на этом спасибо! А то незнамо где, да еще без языка! Вот номер был бы…»
Оглянувшись на пирамиду еще раз, Кирилл решительно двинулся вперед. То, что ждало его впереди, было настолько интересно, что он решил сначала осмотреть местность и выпытать из монаха все, что возможно. Отдых и еда, о которых говорил Яков, подождут…
Пройдя быстрым шагом несколько десятков метров, он обернулся. Монах спешил следом, но из-за невысокого роста угнаться за Кириллом не мог. Яков запыхался и утирал с невыразительного лица крупные капли пота.
«Мда, дружок. Проблемы. Хожу-то я быстро… Ладно, привыкнешь. В день человек должен проходить восемнадцать километров. Тебе только на пользу…»
— Яков, а вот эта пирамида… — начал Кирилл, и осекся. Никакой пирамиды сзади он уже не увидел. Она исчезла. Только казалось, что в лазури солнечного неба, так чудно сочетавшегося с лазурью моря, чуть видны прозрачные равносторонние контуры… Сквозь них просвечивало и играло барашками и солнечными бликами величественное море. А серая каменная дорога обрывалась почти на самом краю утеса.
Кирилл медленно пошел обратно, не обращая внимания на недоуменный взгляд монаха. Одно из двух: то, что пирамида исчезла Якову совсем не в диковинку, или… Вторая догадка оказалась верна: перед глазами Кирилла стали обозначаться контуры пирамиды, с каждым шагом прозрачность таяла и обретала плотность. Вскоре он опять стоял перед уходящей в небо откосной стеной, а дорога заканчивалась перед темным квадратным проемом.
«Чудеса… Чудеса да и только! Думаю, эта исчезающая, и вновь появляющаяся — к которой стоит лишь приблизиться — пирамида еще не самое необычное в этой земле… А это выяснится потом. Думаю впереди еще много чего такого меня поджидает…»
Кирилл взглянул на монаха, и его поразила еще одна догадка: «Ведь он стоит рядом и смотрит прямо сквозь нее… Видит он пирамиду, или нет? Ведь не заметить ее невозможно!»
— Яков, а что это за пирамида? Вы можете о ней что-нибудь сказать?
Монах смотрел недоуменно, явно не понимая, что хочет Кирилл.
— О какой пирамиде говорит господин? Я вижу только море, вот тут, — мнах указал на конец дороги, — путь на скалу заканчивается. Но если пройти по нему немного дальше, то мы окажемся в том месте, где имеет право быть лишь лорд Абигор. Мне туда ходить запрещено, а если бы и хотел, то все равно не смог бы пройти дальше этого места. И то, что я сейчас был там, — это благодаря воле лорда Абигора.
— Ясно, — сказал Кирилл, хотя на самом деле ничего не было ясно. Ясно лишь то, что он видит эту диковинную пирамиду, и вход в нее, а монах Яков нет. Вот так-то…
— Идемте Яков, я не буду торопиться.
Несмотря на кажущуюся крутизну спуск с утеса оказался достаточно ровным и удобным. Кирилл и не заметил, как они оказались в долине.
Внизу Кирилла обдал теплый ветерок, не чета тому прохладному морскому бризу, что свободно разгуливал на вершине утеса.
«Интересно, останется ли у меня этот дар: понимать чужую речь и говорить так, чтобы понимали меня? — размышлял Кирилл. — Или стоит мне выбраться отсюда в свой мир, как это чудное дарование исчезнет?» Он усмехнулся этой, в общем-то, дикой мысли. Только попал неведомо куда, не успел ни в чем разобраться, а уже думает о возвращении.
А может, то что он сейчас видит всего лишь бред? Тот спокойный бред, те же видения, что одолевают душевнобольных? Впрочем, что видят люди с помраченным рассудком, Кирилл не знал. Так что сравнить не с чем. Единственное в чем он твердо был уверен, это то, что у него не белая горячка, в народе именуемая ласковым словом — белочка.
Насколько слышал Кирилл, в белочке не ощущается того спокойствия и умиротворения, что овладевало им сейчас. В белой горячке народ мечется и видит всякую жуть и непотребство. В ней мозги клинит так, что небо с овчинку кажется. А тут же небо голубое, бездонное. И никаких страхов Кирилл не ощущал. Это первое. А второе — Кирилл выпивал редко, немного и только качественные напитки, а не ту бодягу, что льется на несчастную Россию.
Кирилл поймал себя на мысли, что предложи ему вернуться обратно, он всеми силами станет этому противиться. Что-то возвращаться нет ни малейшего желания. Ведь он попал в сказку. А часто ли люди попадают в сказку? Нет. Большинство — никогда. Люди тянут лямку рабочей скотинки, не задумываясь о будущем. Рабочая скотинка — это так, образно. Неважно, откуда ты смотришь на мир: из иллюминатора собственного лайнера или сквозь грязное стекло общественного транспорта. Главное — ты обязан что-то делать, выполняя порой никчемную, никому не нужную работу. Надо работать. Работать изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Работать всю свою короткую жизнь, ни о чем не задумываясь, не видя, как прекрасен мир.
А когда бьет последний час, и, помахивая зазубренной косой, приходит курносая в погребальном саване, то люди начинают судорожно цепляться за жизнь.
Неважно как! Неважно зачем! Но надо пожить еще чуть-чуть, хоть немного, хоть самую малость!..
Людям некогда смотреть по сторонам. И сказка, в которую, возможно способен попасть каждый, проходит стороной. Впрочем — это не их вина. Просто надо жить и выживать. Такова жизнь. Мир давно поделен на черное и белое. Середины нет. Есть богатые. Есть бедные. Но и те и другие должны пахать, пахать и пахать, чтоб выжить, что снова и снова заработать немного (или много, у всех свой критерий) денег. Ведь что ни говори, а определенное их количество дает какую-то иллюзорную свободу. И свободу мыслить, и свободу действий в том числе…
Кирилл шел, с любопытством оглядывался, впитывая и запоминая каждую мелочь, и продолжал размышлять.
«Дорого бы дали разного сорта мутновидящие, чтоб попасть на мое место. Если подумать, то, что они могут, мутновидящие? В лучшем случае запарить клиенту мозги так, чтоб он сам иносказательно, жестами, мимикой выложил свои пожелания, а прозорливая повитуха выдала обратно то, что он хотел бы услышать. Для этого особых мозгов не надо. Только основы психологии. А вот попади сюда одна из очередных потомственных клуш-целительниц, чьими толстыми ряхами заполнены страницы сайтов и бесплатных газетенок, так еще неизвестно, чтоб с ней стало! Что они могут? В лучшем случае состряпать на колене очередную околомедицинскую книжонку, что в народе прозвали метким словом — „клизьма“. Моча туда! Моча сюда! „Пейте по утрам натощак или на ночь перед сном, и будет вам щастье!“ Добро бы изысканный коньяк предлагали. Мол, по утрам и вечерам принесет неоспоримую пользу. Тут бы все с ними согласились. А тут… Они вообще людей за идиотов держат, всерьез рассуждая о пользе глистов. А ведь кто-то покупает эту книжную муть, и — главное! — попунктно следует дурацким советам! Так попади сюда такая целительница, так вся ее дурацкая атрибутика: хрустальные шары и наговоренные хреновины полетят к черту! Повитухи тут точно бы дуба дали, еще там, в круглом зале, увидя лорда Абигора! — Кирилл развеселился от этой мысли. — А колдуны каких-то там астральных академий? Те, что пучат с фото безумные глаза пекинеса? Вот бы их сюда! Чтоб заткнулись раз и навсегда, и больше не лезли в божий промысел! Не их собачье дело — вмешиваться в дела Создателя!..»
При последней мысли Кирилл неожиданно остановился и хлопнул себя по лбу.
— Да что ж это такое! Что за хрень! Вот же ж память!
Со всеми этими только что увиденными диковинами и красотами, он совсем забыл о своей собаке — кавказской овчарке Шейле! Где она? Поводок в кармане, а собака? На прогулке-то, он ведь с ней был. И первая мысль, после того как он стараниями лорда очухался, была о ней. Впрочем, лорд Абигор, кажется, говорил, что с собакой все в порядке. В порядке-то в порядке, Кирилл теперь уже ни на йоту не сомневался в словах рыцаря, но все-таки лучше, когда любимица вышагивает рядом.
— Послушайте, Яков. Я попал сюда с собакой. Она такая, большая… очень большая, серо-бурого окраса. Хвост пушистый. — Он принялся как можно понятнее для монаха описывать Шейлу. — На ней строгий ошейник, такой, железный. А намордник снят. Вы ее не видели?
— Она в замке. — Яков снова выпростал пухлую ладонь из широкого рукава и указал на далекий замок. — Ее туда отвел господин Грей.
— Грей? А кто это?
В блеклых и невыразительных глазах Якова появился ужас.
— Вы сами его увидите, господин Кирилл, — поклонился монах. — В замок ее приказал отвести наш властитель — лорд Абигор. Видите ли, на утес он пошел вместе с господином Греем. А когда появились вы, с госпожой… — Тут монах замялся: — Простите, я не знаю, как ее зовут, то господин лорд приказал ему отвести вашу собаку в замок. Попутно он наказал прислать меня — в качестве провожатого для вас. Господин Грей очень обрадовался госпоже… Э-э..
— Шейла. Ее зовут Шейла.
«Тайна за тайной… — подумал Кирилл. — Шейла в одночасье стала госпожой — если перевести слова Якова на нормальный язык. Хм… думаю, ей это понравится. Еще, оказывается, тут есть какой-то господин Грей. И судя по всему, этот господин немалая величина в этом славном месте. Вон как Яков побледнел, когда упомянул его. Видать тут подчиненных держат в ежовых рукавицах. Хотя странно — вроде бы он как служитель божий……»
Кирилл глянул на черепичные кровли странного, с однообразными домами, городка. Он лежал слева. До него не больше двух километров. Странно, но дорога, по которой они шли, пока не имела ни одного разветвления. И к городу дорога не вела. Казалось, что ее проложили специально от замка до утеса.
— Яков, а как называется этот городок?
Монах тяжело вздохнул. Его тонкие бесцветные губы чуть шевельнулись. Казалось, Яков пытается что-то сказать, но не получается. Наконец, после какой-то мучительной внутренней борьбы, он с усилием вымолвил:
— У него нет названия, господин. Каждый волен звать его как хочет. Я зову его городом первой истины.
— «Первой истины»? Странное название для такого чудесного городка. Очень странное. Яков, а ответьте мне на такой вопрос. У меня прекрасное зрение. Но что-то я никого не вижу на его улочках. Там есть жители? Или они скрываются, сидят по домам?
— Есть, — односложно ответил монах. — Жители есть…
— А как вообще называется эта страна? Как ее называют те, кто тут живет? — Кирилл выжидательно посмотрел на монаха.
Ответа не последовало. Яков молчал — и в глазах его застыл ужас. Потом они неожиданно увлажнились, и из правого глаза, оставив светлую дорожку на пыльной щеке, скатилась слеза.
«И ему не задавайте тех вопросов, о которых я вас предупреждал. На них он не ответит. Ему позволено говорить только на те темы, которые не относятся к области запретных. В противном случае он будет просто молчать…» — вдруг всплыли слова лорда Абигора. — «Ясно, значит, этот вопрос из тех, на которые Якову запрещено отвечать. Но как же все это странно!»
— Ладно, Яков, успокойтесь, я не хотел вас тревожить. Успокойтесь…
Некоторое время шли в молчании. Кирилл размышлял, а Яков не разговаривал, и конечно не задавал никаких вопросов. Он вообще шел, как и обещал, чуть сзади. Мелко семенил, стуча деревянными сандалиями. Если б не этот навязчивый стук, напоминающий о том, что он не один, то Кирилл давно шел бы быстрым шагом. Так, как он привык ходить. Но тогда пухленькому монаху за ним не угнаться.
Впереди послышалось лошадиное ржанье. Вскоре из-за недалекой рощицы выбежала небольшой табун во главе с большим, темно-гнедым с подпалинами, или, попросту говоря, — караковым жеребцом. Он красовался перед кобылками, перебирая стройными ногами и приподняв длинный, чуть ли не до земли, хвост.
Увидя людей, жеребец мотнул головой. От этого движения грива взметнулась и упала на шею стремительным, струящимся дождем. Караковый встал на дыбы, и, перебрав передними копытами, стремительной рысью припустил к людям. Подбежав, смерил шаг, и подходил уже осторожной величавой поступью. Скашивая янтарный глаз, он внимательно присматривался к Кириллу. Потом, вдруг тихонечко заржав, подошел к нему ближе и ткнулся в щеку влажными ноздрями. Затем еще раз.
Кирилл опешил от такого напора, и если честно — был растерян. Он просто не знал, как надо вести себя с конем.
— Ну… Ну… Хороший, хороший… Вот только дать тебе нечего. Хотя, погоди. Кажется и у меня для тебя кое-что найдется…
Кирилл порылся в карманах и нащупал полиэтиленовый пакетик. В нем лежали сухарики. Ими он иногда баловал Шейлу.
— Вот, возьми. — Кирилл высыпал соленые сухарики на ладонь. — Бери…
Жеребец, ткнувшись в руку, мягкими осторожными губами взял угощение.
— Понравилось? Вот и отлично… хороший. — Кирилл потрепал жеребца по гриве. Осмелев, легонько похлопал по морде. — А вот как тебя зовут-то? А?..
Разумеется, жеребец не мог ответить. Хотя кто знает? Ведь лошади стародавние друзья человека. И их связывает даже нечто большее, чем простая дружба. Лошади разумны. И на подлости они — в отличие от людей — не способны. Просто не знают, что это такое — подлость. Может, караковый понимал Кирилла. И даже отвечал ему. Пофыркиванием. Только вот Кирилл не мог его понять. Хотя ни сбруи, ни уздечки на жеребце не надето — вряд ли он дикий и необъезженный. Вон как тычется, будто намекает на что-то важное.
Неожиданно в голове зазвучали слова лорда Абигора. Потом возникло его лицо, по которому гуляла легкая усмешка.
«…По пути до него вы увидите пасущихся лошадей. Возможно, кто-то из благородных животный придется вам по душе. А может все произойдет наоборот — какой-нибудь чудный конь изберет своим другом именно вас. Поверьте, они это умеют. И в том и в ином случае не стоит пренебрегать предложенной дружбой. Увидите… Тем более, путешествовать все-таки лучше верхом. Есть такие места, где можно пройти только конь…»
На Кирилла будто смотрели глаза лорда. Не такие, как у других людей. Не просто голубые, а небесно-голубые. Светящиеся в темноте. Может, он и не человек вовсе, если все наперед знает? Тогда кто же он? Дух добра? Зла?
«Вот оно что! М-да, все слова лорда сбываются, и с делом не расходятся. Не иначе — этот рыцарь все наперед знает. Ну что ж, попробуем воспользоваться его советом, тем более не я выбирал, а наоборот: жеребец вдруг возжелал меня своим другом видеть. Ну ладно. Мы все-таки казачьих кровей, и таперича эти кровя в нас играть начали…»
Кирилл оглянулся на монаха. Тот стоял невдалеке, как и прежде опустив глаза долу, и казалось, не высказывал никакого интереса к происходящему. «Ну и ладно, спрашивать о том, что мне делать, не буду! В конце концов — ты тут не ключевой стержень!»
Действительно, предки Кирилла были казаками. А они, как известно, с лошадьми не то что на ты, а чуть ли не одно целое. Этакие кентавры на русских просторах. Как объезжают лошадей, он видел, но давно — в детстве. Кирилл естественно этого не делал — слишком мал был тогда. Но ездить без седла умел. Это вроде того, как научиться плавать — если получилось, то уж никогда не забудешь…
Кирилл обнял коня за шею. Глядя ему в глаза, спросил:
— Хороший, ты объезжен или нет? Если я на тебе немного проеду, то ты как? Не обидишься сильно? А? Как, караковый?..
Конь тихонечко всхрапнул, и, выпростав шею, опять ткнулся в лицо Кириллу. Жеребец явно что-то хотел ему сообщить. Вот только что? Может нечто вроде согласия?
«Ладно, была — не была! Ну, в худшем случае, улечу далеко, грохнусь… подумаешь!.. Падать мне — не привыкать. Ну, а в лучшем… Если удастся, то с ветерком, конечно, кататься не буду, не тот случай… Тихонько надо поначалу… Хотя конечно рискованно — еще обидится! Поди, потом разъясни ему, что в мыслях у меня только хорошее, и зла нет. Но что уж тут поделаешь? Решайся, Кирилл…»
— Ну, караковый, прости, если что не так. Не обижайся.
Ловким кошачьим движением, с места, Кирилл вскочил на круп. Конь немного вздрогнул от неожиданности, но повел себя, в общем-то, спокойно. Чуть перебрав копытами, и задрав голову, жеребец глянул на седока и тихонечко заржал. В ответ из табуна беспокойно подала голос какая-то кобылица. Они, весь табун повернул к жеребцу и Кириллу головы. Казалось, что лошади с интересом наблюдают за происходящим. Мол, кто кого?
Кирилл, держась за шею, левой рукой легонько хлопнул ладонью по крупу коня.
— Ну что же, поехали, друг! Нам в замок… Но-о…
Караковый припустил неторопливой рысью.
— Стой! Стой! Тпру… Нам не надо спешить! Ни к чему, я хочу все оглядеть. Не торопись, а то за нами провожатый не поспеет…
Кирилл оглянулся на Якова. Тот, задрав полы рясы, поспешал за ними — быстро семеня мелкими шагами и постукивая сандалиями. Видно, что такой бег дается ему нелегко. Кирилл отъехал всего лишь на какие-то пятьдесят-шестьдесят метров, а монах, догоняя их, так запыхался, что казалось, что он только что пробежал стайерскую дистанцию. Да… Рыхловат святой отец…
Управлять караковым было одно удовольствие! Конь слушался малейшего движения колен. «Эх, седла да сбруи нет — так бы вскачь с ним припустили!..» Жеребец и вправду прибавил ходу, будто угадав желание всадника. Ладно, монах-провожатый-слуга никуда не денется, всегда можно сделать круг и вернуться. Кирилл перестал сдерживать коня.
Вдалеке показалась человеческая фигура. Мужчина. Он скорым шагом, не глядя по сторонам, пересек дорогу.
«Вот еще одна живая душа, — отметил Кирилл. — Вроде как место не такое уж и безлюдное».
Подъехав поближе, Кириллу бросилась в глаза некая несуразность. Мужик этот выглядел крупным, мощным. Этаким питекантропом в людской одежке. Видно, что серый костюм, в который был обряжен мужик, некогда стоил весьма и весьма недешево. Но сейчас этот шедевр портняжного мастерства представлял жалкое зрелище: истрепанный, испачканный землей, с кое-где треснувшими швами. Скверно завязанный узел галстука болтался чуть выше живота. На некогда белой, а теперь, соответственно, землистого цвета рубашке Кирилл не увидел ни единой пуговицы. Бомжовский наряд дополнял стоптанный, бесформенный ботинок; второй торчал из кармана пиджака. В могучих руках мужик держал обыкновенную штыковую лопату. В сравнении с его фигурой садоводческий инвентарь казался несерьезным: этакой игрушечкой, совочком — чтоб в песочнице возиться. Толстые сосисочные пальцы крепко сжимали отполированный до блеска черенок.
Остановившись неподалеку, мужик, не обращая никакого внимания на всадника, и, все так же не выпуская из рук лопату, упал на землю, прижал ухо к опавшей листве, и, казалось, стал вслушиваться — что там такое под ней происходит. На толстых губах появилась странная улыбка, сменившаяся жалкими, испуганным выражением. Мужик что-то пробормотал, и кивнул. Сам себе. Опять пробормотал, и снова кивнул. Явно с рассудком у него что-то не то.
— Эй, почтенный! — окликнул мужика Кирилл. — Вы что-то ищете? Помощь нужна?
Ответа не последовало. Мужик лишь дернул огурцеобразной головой, будто отгонял назойливое насекомое. Потом вскочил, и, сделав несколько шагов, вновь припал к земле. Наверное, на этот раз его поиски увенчались удачей. Толстые губы, сделавшие бы честь любому представителю негроидной расы, расплылись в доброй улыбке. Кирилл поморщился: зубов у мужика не было. Вместо них темные десны украшали обломки штифтов, на которых некогда видимо крепились сахарно-фаянсовые чудеса стоматологии.
Легкий ветерок донес до Кирилла удушливую, застарелую вонь. Она шла от мужика. М-да… Наверное так скверно не пах ни один бомж. Караковый конь даже всхрапнул, и в нетерпении перебрал копытами. Мол — «Давай-ка двинем отсюда побыстрей, пока не задохнулись…»
Но Кирилл остался спокоен. Ему вдруг стало интересно, что это там такое делает этот дивный мужик. А тот, тем временем, вновь вскочил, занес над собой лопату, и с хеканьем вонзил в намеченное место. Откинул первый пласт земли. Первый и последний… Потому что вглядевшись в результат своих трудов — в черный квадрат обнаженной земли — он вдруг глухо завыл, застонал и стремглав бросился прочь. Вскоре здоровенная фигура мужика скрылась за деревьями недалекой рощи. Вонь ушла…
Кирилл глянул на монаха. Тот стоял безучастно, как всегда опустив глаза долу. Казалось — происходившее его нисколько не беспокоит. Кирилл хотел задать вопрос, и уже раскрыл было рот, но передумал. Что-то подсказывало ему, что ответа он не получит…
…Замок близился. С близкого расстояния строение казалось еще огромней и величественней нежели с утеса. Хотя с горами, начинавшимися дальше, он не шел ни в какое сравнении. Горы — есть горы. Но все равно — замок велик. Велик и изящен… «Целый город», — мелькнула мысль.
Зубчатые стены, сложенные из круглых полированных валунов серого гранита, взметнулись на высоту многоэтажного дома. Да что там дома! Пожалуй, по высоте стены могли бы поспорить даже с Исаакием. Ну а о башнях, перемежавших высокие стены, вообще говорить не приходилось! Конечно они превышали этот известный собор.
Хищно ощерившись узкими бойницами, они серыми, мегатонными скалами нависли над крытой осенней листвой землей. Замок и давил на землю, и рвался ввысь. Казалось, земля не выдержит этот небывалый вес, и вот-вот начнет прогибаться — пытаясь мягко поглотить эту небывалую ношу… И вместе с тем, Кирилл чувствовал: место замка и на земле, и на небе. Он так же с легкостью сможет взвиться и ввысь. Двойственное ощущение. Странное.
А ведь это была только внешняя сторона. Отсюда нет, но с утеса Кирилл видел, что внутренние постройки и башни выше стен. Гораздо выше…
Кирилл подъехал к распахнутым воротам. К широко распахнутым, потемневшим от времени, обитым железными полосами створкам. Ширина ворот была такова, что в них запросто мог въехать и совершить разворот какой-нибудь многотонный карьерный самосвал. Солнце скрылось за зубчатыми шпилями башен. Кирилл вдруг неожиданно почувствовал себя маленьким, немощным и слабым.
«Ну и ну! Сказка — она и есть сказка…»
Неожиданно, ударом молнии, в мозгу вспыхнуло воспоминание. Кирилл аж содрогнулся.
«Я уже видел этот замок! Но когда? Но где!?»
Почему-то в воспоминании все выглядело иначе, чем сейчас. Там замок стоял в мрачном, огромном подземелье… Тогда над замком клубились черные, тяжелые облака. И в этих облаках чувствовалось присутствие злой всесокрушающей силы… А Кирилл шел по колено в вязкой, черной воде к этому замку. В руках он держал два коротких меча и ими отбивался, нанося стремительные удары, от атакующего его зла. Удары шли вперед, вверх, вниз…
С мечей били молнии, вспышками на мгновение разгоняя мрак. Зло одолевало… Но Кирилл еще держался. Он знал, откуда придет следующий удар. Зло текло со всех сторон, и из их небольшого отряда осталось только трое…
Сейчас было все по-другому. Исчезло мрачное подземелье, шпили замка не терялись в клубящейся тьме, а наоборот — ярко светились на солнце. Взамен пронизывающего до костей мороза его обдувал теплый осенний ветерок… И не надо брести в вязком болоте, отбиваясь мечами от языков синевато-черной слизи атакующих его со всех сторон. Сейчас к замку вела нормальная мощеная дорога, а невдалеке, по ковру осенней но еще зеленой травы, за ним следовал табунок лошадей…
«Видел! Но где?..» Ответа на этот вопрос он пока дать не мог…
Подъехав к воротам, Кирилл на секунду задумался, потом ловко соскочил с коня. Караковый жеребец недоуменно покосился на него.
— Что-то мне вещует, что стоит лишь мне подумать о тебе, мой хороший, как ты сразу будешь рядом. — Кирилл похлопал жеребца по шее. — Знаешь, что? Скачи-ка ты к своим подружкам! Вон, видишь, стоят и на нас смотрят? Они, небось, тебя уж заждались!.. Ну, давай, скачи, милый!
Жеребец ответил протяжным ржанием и бодрой рысью припустил к своим кобылицам. Они же, неотрывно сопровождавшие их всю дорогу, устремились навстречу караковому…
— Ну, что Яков? Кажется, мы пришли…
Монах как всегда ответил полупоклоном, и плавно указал рукой на вход.
— Да, вы правы, господин. ВЫ пришли.
Кирилл вступил под высокую сводчатую арку…