Лесные Боги

ГЛАВА 6 О тайнах, что лежат почти рядом

Сумерки сгустились настолько, что Ярина еле различала деревья на дальнем берегу. Наступила глубокая ночь. На небе зажглись яркие звезды.

В спокойной озерной глади отражалась полная луна.

«Пора прекращать это сватовство, а то прям щас женихаться начнут…» Усмехнувшись Ярина тряхнула пышным хвостом рыжих волос.

— Дубыня, а вот скажи мне. У тебя есть чудесная сума, которая дает все, что только пожелаешь. Так?

— Так, — кивнул леший. — Моя торбочка все даст — все что пожелаю! Дубыня ласково погладил латаный бок замечательной сумы.

— А чего ж ты тогда таким оборванцем ходишь? Нарядился бы красиво. Как властителю и хозяину леса положено. Приоделся… Сапоги расшитые там, порты пристойные. А то ведь на твоем кафтане заплата на заплате! Срам-то какой! Не стыдно по лесу в такой затрапезе ходить? Самому ж неудобно: латки твои, небось, за каждый куст цепляются! Вон, какими рубахами ты нас одарил. Я в этом деле много чего понимаю! На их пошив такой лен пошел — мало где сыщешь! И выделан отменно. Мягкий как пух, теплый как шерсть. Даже со льном не очень схож. Вот и ты, ведь мог бы вырядится получше иного князя или купчины богатейшего! Что тебе стоит? Только пожелай! А ты не желаешь.

— А зачем мне это надо? — удивился Дубыня. — Ты сама на свой вопрос ответила, Ярина. В лесу я у себя дома. Я тут хозяин и властитель. Тут мне хорошо. Кто меня в бору увидит? Только зверье, да кикиморы — когда к болоту забреду. Перед кем мне красоваться? Зверькам я и так люб: они к моему кафтану привычны и им даже вроде нравится эта одежка. Издали меня узнают. И кусты меня не цепляют. Верно жалеют, чуют, что рухлядишка ветхая и выношенная. Они любят новое и красивое драть. А если какой человек меня и увидит, так ему же больше страху будет. А когда я на людях показываюсь — иное дело! Средь них в затрапезе не пощеголяешь, почета не будет. Вот иной раз я и наряжаюсь, хоть и не по нраву мне это!

Ярина осталась довольна ответом, Дубыня говорил от души. Спокойно, не горячась..

«Глупость спросила, — подумала она. — Он же вроде как мужчина. Им наряды ни к чему…»

— Видела я тебя как-то, — фыркнув, вновь встряла Белана. — Ты тогда верно в город направлялся? Ва-ажный… Личину изменил. Борода черная — как смоль! Лаптем кверху задрана! Кафтан не чета этому: алый, золотым шитьем изукрашен! Ну прям купец какой-то по лесным чащобам шествует. Только все равно: хоть ты и лицо изменил, и бороду черную сделал, — но глаза у тебя, как были рачьими, так и остались! Вид у тебя пучеглазый, вот что! Кто знает — тот сразу поймет, кто ты есть на самом деле!

— Да, это ты верно подметила, — серьезно согласился Дубыня. — У нас у всех глаза на выкате. Такими уж создал нас Род. Для леших это такая же верная примета, как для вас русалок — хвосты рыбьи. Ни с кем не перепутаешь!

Тут, не в силах сдерживать свой серьезный вид, Дубыня рассмеялся. Сумел-таки ответить своей ненаглядной невесте на попрек о пучеглазом взоре!

— А что ты в городе делаешь? — поинтересовалась Велла. — Ты ведь говорил, что тебе и в лесу неплохо живется. Чего тебе среди людей надобно?

— Конечно говорил! И снова скажу: лес мой дом и мне в нем хорошо. Он так же мне дорог, как вам вода: ручьи, реки, озера… Но вот беда. Порой скучновато мне бывает! Я ведь в лесу почитай все время один. — Леший притворно вздохнул, словно его и вправду снедает тоска. — О зверьках не говорю — они всегда рядом. Не докучают. Но твари безмолвные. И свои дела у них всегда есть. Вот и выхожу на люди. В городе иной раз в корчму заглянешь, медов ставленых возьмешь, — да как разойдешься! В картишки, бывает, перекинешься. Некоторые люди жить без них не могут, только и выискивают с кем бы сыграть. Кости опять же побросать можно… Я, конечно, выигрываю, как же без этого! — самодовольно улыбнулся леший. — За века-то, как карты в мирý появились, играть навострился! Равных мне нет! — Леший говорил все это горделиво. Страсть к картам завладела им так же, как теми людьми, что он порицал. Но Дубыня, не замечая своего хвастовства, с упоением продолжал: — Я не жульничаю никогда! Оно мне это без надобности. Если нечестно играть — то неинтересно. Правда, иной раз глаза отведу. Если вижу, что соперник мне попался ушлый, и сам нечисто карты тасует. А порой и для дела глаза отвожу… В корчме разных историй послушаю. Разузнаю, что на белом свете творится. Слухов, коими земля полнится, соберу. Сами знаете: мимо Виннеты корабли со всего мира идут. Кого только там не увидишь! Иной раз в городе с иным домовым пообщаюсь, иль овинником. Они же не только по избам сидят, тоже на белый свет выглядывают. У меня даже средь банников знакомцы есть. Хоть и неприветливы они, даже не знаю отчего! — Тут леший пожал плечами. — А ведь протопленная баня для старых косточек — первейшее дело!.. Вы в бане бывали? — отвлекся Дубыня. — Попробуйте, не пожалеете! Такой там дух медовый! Да пар! Да…

— Бывали мы в бане, знаем, — улыбнулась Ярина. — Продолжай, занятно говоришь.

— Вот, в Виннете я скуку и сгоняю. День, другой… а то и на неделю там задержишься, а потом до следующего года не тянет! Но воспоминаний! А поделиться-то не с кем! Нас ведь, леших, — усмехнулся Дубыня, — на все окрестные леса всего лишь двое. Я тут. А на другом берегу Ледавы — Ярон. Вы должно быть знаете, ведь везде плаваете, всюду бываете.

Лес наш огромный, бескрайний, а его всего лишь Ледава разделяет. Вот и получается, что их как бы уже два. А так уж издревле повелось — в лесу один хозяин должен быть. Два петуха в одном курятнике не уживаются. И неважно, какой это лес — вот как мой, что аж до земель Сумь простирается, или березовая рощица — светлая да невеликая… Но в березах, вообще-то лешачихи хозяйствуют. В таком большом лесу поговорить не с кем. Мало нас… настоящих леших. А помощники мои? Что помощники! — махнул рукой Дубыня, показывая, что от своих лесных слуг он ничего особенного не ждет. — С ними скучно. Они лесное дело хорошо исполняют, а вот о серьезном поговорить — разум не тот. Вот и ходим мы с Яроном друг к другу, новостями меняемся. То он ко мне, то я к нему. Вот и сейчас от него домой шел, да вас увидел. Сижу с вами сейчас, разговариваю, радуюсь…

Дубыня замолчал. Морщинистое лицо его стало озабоченным. Видно было: какая-то навязчивая мысль не дает лешему покоя. Русалки с интересом, но неназойливо разглядывали его. Так вот он каков: их сосед, леший. Встречаться-то порой встречались, да все как-то издали друг на друга глядели, и словами не то что серьезными, и скорее наоборот — колкими, обменивались. А вот чтобы так посидеть, поговорить, так этого никогда не было. Хорошо, все-таки очень хорошо, что его позвали.

Встряхнув кудлатой нечесаной башкой, Дубыня вроде бы отогнал докучную мысль, и, улыбнувшись, снова полез в суму. На этот раз он достал из нее махонькую пузатую кадочку. В руках лешего она смотрелась уморительно. Кадочка скорее подошла бы какой-нибудь малой лесной зверушке, вроде белки. В ее лапках она была бы на своем месте. Сбоку кадочки висело такое же махонькое черпало.

Торжественно водрузив игрушку посреди пня, леший, хитро прищурился и улыбнулся. В предвкушении вопросов, на которые он собирался дать обстоятельные ответы, Дубыня торжественно провозгласил: Вот! Это вам от меня подарок!

— Что это? — хохотнула Белана. — Такой большой? А как делить его будем? Унесем ли?

— Не смейся зазря, русалочка моя драгоценная. Это есть не что иное, как тертая ягода золотого корня!

— Золотой корень? Да еще с ягодой? Что это такое? — удивилась Велла. — Что-то не слыхали об этом. Да и вообще, разве корни бывают с ягодой?

Дубыня назидательно поднял палец.

— Не слыхали? То-то! Потому что это я так это яство и назвал. Может, и есть у него другое имя, но про то мне неведомо. Только сильные ведуны слышали об этом зелье. И то толком и не знают — что это. Так — догадки, грезы… Они бы все отдали за малую каплю этого снадобья. Да вот вишь, не дано им. Люди, что поделаешь! — Дубыня развел руками. — А этот настой — для богов!

Приподнимая крышечку, Дубыня чуть ли не мурлыкал, до того он собой гордился.

— Вот! Перетертая в меду диких пчел красная ягода золотого корня. Это я сам удумал, сам сделал. Она горькая, а с медами другой скус. Капля — любую болезнь излечит, а несколько — жизнь продлят. А целая ягода — бессмертие дарует! О чем порой думают люди, о чем их тайные помыслы? Догадываетесь? Да — о вечной жизни тут, на земле. Глупцы! Помирать все равно придется. Всем. И первому богачу и последнему бедняку. Да вот только никакой богатей не сможет продлить себе жизнь более того срока, что отпущен ему Родом. Придет час — и будет подрезана нить его жизни. А умирать богатею страшно. Ой как страшно! Чем богаче — тем страшнее, — заулыбался леший. — Но нас это не касаемо — мы и без этого бессмертные. А вот радость да силу великую это снадобье и нам может дать. Отведайте — сразу радость в душе появится, будто крылья выросли. И она, радость эта, надолго останется.

Велла с любопытством подняла крышку бочонка. Он по края был наполнен желтовато-красным медом, пахнущим разогретыми солнцем травами. Приподняв бровь, русалка глубоко вдохнула и передала дар подругам.

— Спасибо на добром даре! Но-о, Дубыня!.. — протянула Велла. — Мы ж не до конца бессмертные. Хворостей у нас нет, это так. А вот убить нас можно. Раздерет морское чудище, и умру я, исчезну. Так уж Родом предназначено: то, что в воде живет — нам смерть несет. Но все равно, благодарим тебя за подношение.

— Знаю, Велла. Все знаю, — согласился Дубыня. — Знаю, что и я, и вы смертны. Видел в давнюю пору, что с вами саратаны творили. Сколько смерти они вам принесли! Думал, изведут чудища русалок. Да вот не вышло! Жив русалочий род! И меня изничтожить можно. Сгорит мой лес, и я вместе с лесными жителям в огне погибну. Вырубят его — и я под топором умру. Вот так-то. Может, и будет это когда, не знаю… Наверно будет…

От таких речей Белане стало тоскливо.

— Да хватит вам о грустном! Хватит! — поморщилась она. — Заладили, смерть, смерть! Живем, жизни радуемся?! Вот и довольствуйтесь! А что не станет нас, — так это когда еще будет! Ты лучше скажи, что за корень это такой золотой? Как он растет? Как выглядит? Он из золота? А ягода у него какая? Он вообще откуда? А..

Под градом вопросов нареченной невесты леший растерялся. Даже не дослушал, о чем еще спрашивала Белана. В ушах засвербело. Взяв с пня один из кувшинов, и с усилием вытащив тугую пробку, он набулькал в свою чарку густого темного вина. Потом, опамятовавшись, налил и русалкам. Те, улыбаясь, смотрели на лесного хозяина. Едкие взгляды говорили: «То ли еще будет, Дубыня. Дай срок, и заговорит она тебя вусмерть. Мы-то знаем…»

— В самом деле, хватит… — проперхался леший и залпом опорожнил чарку. Подумав, налил еще. «Ну и ладно, что она такая говорливая, — мелькнула мысль, — зато будет кому разные истории рассказывать…» Увидя, что Белана замолчала и выжидательно смотрит на него, Дубыня начал обстоятельный рассказ.

— До меня в этих лесах другой леший был. Я его не знал. Да и откуда? Тогда, мальчонкой, я еще в лесу не заблудился, не погиб, — лешим не стал. И вот леший, что до меня этим лесом правил, исчез в одночасье. А лесу без хозяина тяжело, в нем всякое непотребство сразу же начинается. Война, звери бьют друг друга без меры и счета. Дерева сохнут и гибнут. Иное место, что в низине, сыростью прирастает и болотом оборачивается. Гибнет лес без хозяина. И вот, ощутил я себя лешим. Сразу же все знаю, все умею. Язык зверей и птиц понимаю. Знаю, о чем деревья шепчутся. В общем — ЛЕШИМ я стал. А на другом берегу Ледавы Ярон лесом правит, я вам о нем уже говорил. Он своим годам счет давно потерял. Ему веков немало. Сколько эти леса растут, столько и лет ему. Он с исчезнувшим лешим уживался, дружбу, как и я водил.

— Я слышал, что старый леший пропал, как в воду канул, — сказала Велла. — Тогда промеж русалок всякие домыслы ходили. Они тоже с ним водились. Да только никто так и вызнал, что с ним стало, где он сгинул. Его Стер звали.

Дубыня улыбнулся. Он знал, что пропавший леший водил дружбу с русалками, ему об этом Ярон говорил.

— Точно! Стер! Ты его знала?

— Нет, откуда? Это до моего появления было, я тогда, живой девушкой — человеком — будучи, еще не утонула. Просто слышала о нем.

— Жаль, — вздохнул Дубыня. — Может, ты бы чего подсказала. Ну да ладно. Леший Ярон догадывался, в какие дали Стер направился. А удержать его, отговорить, Ярон не мог. И никому потом не рассказывал, куда Стер ушел. Хоть и долгие века прошли, но и сейчас Ярон ничего не скажет. «Ни к чему», — так он мне объяснил. Но я из него кое-что вытянул, — хитрó подмигнув, улыбнулся Дубыня, — слово за слово… И вот что выяснил. Тогда Стер с иным миром столкнулся, не нашим. В нем он и пропал…

— Как это?! — встряла Велла. — Как это с не нашим миром столкнулся? Что, еще какой-то есть? Есть мир богов, есть людской. И все.

— Погодите немного, — настойчиво и твердо попросил Дубыня. — Все поясню, все узнаете. Ярон рассказывал, что у пропавшего Стера была древняя книга. И сколько он не выспрашивал что это за книга, и откуда, Стер отмалчивался. «Мол, погоди, сам все поначалу выясню, а потом и ты узнаешь…» Он в нее частенько заглядывал. Сам не свой стал: все в раздумьях ходил, заговариваться начал. Днем и ночью над этой книгой мудрил. А Ярону даже глазком заглянуть в нее не давал. И вот как-то сказал Стер такие слова: «Подсказала мне рукопись, что открывается дорожка „туда и обратно“ в полнолуние. Схожу, гляну, что на другом конце творится. Завтра пойду. А ты, пока меня не будет, за лесом присмотри…» Ярон тогда ничего не понял. Да и сейчас не знает. Какая дорожка в полнолуние открывается? Почему он ее «туда и обратно» назвал? Что на другом конце творится? Где этот другой конец? Но за лесом смотреть стал. А Стер исчез, будто не было его вовсе! Тогда я и появился. Лес без присмотра долго стоять не может…

Велла растерялась. Леший рассказывал необычные вещи.

Русалка не могла взять в толк одну вещь. Никогда и нигде духи, не говоря уже о младших богах, бесследно не исчезали. Все равно, рано или поздно о них что-нибудь, да становилось известно. Мир полон духов, они везде. В каждом дереве, в каждом камне, в каждой травинке. Леший не мог пропасть бесследно.

— Погоди, Дубыня, — попросила она. — Дай осмыслить. К чему ты все это рассказываешь? Выяснил, куда он делся? А причем же тут золотой корень?

— А вот причем. Нашел я ту книгу, что увела Стера в неведомую даль. Да и дорожку, что в полнолуние «туда и обратно» открывается, тоже. Там же и золотой корень рос. Подумал немного, и нашел!

Тут Дубыня привирал. Будучи хозяином леса, и зная все его потаенные тропки и места, он в самом деле искал следы Стера. Но у него не было даже малейшей догадки, куда исчез предшественник. Разгадка, как это всегда получается, пришла нежданно-негаданно.

— Вы поднимались вверх по первому ручью, что в ваше озеро впадает? Недалеко от водопада? Знаете, откуда он начало берет?

— Я ходила, — сказала Ярина. — Совсем недавно, когда лес еще голым стоял. Гляжу, вдоль этого ручья трава пробивается! Мне любопытно стало. Я растения люблю. Пошла, глянула. Ух, ты! Чем выше поднимаюсь, тем трава гуще. А в ней цветы распускаются. Разные… И весенние, и те, что летом зацветают, и те что только осенью растут. Диво-то какое! Там и толокнянка, и девясил и зверобой зацветали! Еще какие-то целебные травы! Много!.. А над ними такой нежный перезвон висел. Чуть слышный. И будто бы серебряные искорки над этим разноцветьем порхают. Я оглянулась, и тут раз! Лес-то уже стал зеленеть! И всё за какие-то мгновенья! Я недолго смотрела, оглянулась, а на деревьях листочки завязались и в рост пошли. Мне показалось, что серебряные искорки, что над цветами кружили, стали в разные стороны разлетаться. Наверно в нашем лесу от этого ручья весна начинается.

Дубыня с упоением внимал словам русалки. Все, что связано с лесом, для него было сродни ставленым медам, коими он порой согревал свою душу. Лицо лешего расплылось в широкой улыбке. Выпученные глаза затуманились. Слушал бы, да слушал! А Ярина меж тем продолжала:

— У меня, Дубыня, на дне озера свои цветы растут. Подводные. Я за ними ухаживаю. Поливать не надо, — улыбнулась она, — а вот сгнившие листки общипать, любопытных рыбёх отогнать — преграду им сделать, чтоб не пожрали, это надо! Жаль, что ты глянуть не можешь, как они красивы! Эх, видимо не русалкой мне на роду быть написано — а лешачихой! Или хитрой лисонькой по лесам скользить, волков да беров дурить. — Ярина тряхнула хвостом темно-рыжих волос. Они у нее и взаправду были как у мудрого лесного зверя — лисы: шелковистые, с багряным отливом,

— А почему нам не рассказала, что вдоль ручья увидела? — надулась Белана. — Я бы венок сплела.

Ярина развела руками. Забыла как-то. Беланка в то утро еще спала, а Веллы с Русавой тогда в озере не было. Уплыли куда-то. А потом за хлопотами и забылось. Если бы леший сейчас о ручье не заговорил, она б и не вспомнила.

— Замаялась, а потом запамятовала. Вы уж не обессудьте.

— А ты видела, откуда ручей начало берет? — спросил леший. — Дальше пошла?

— Нет, а что?

— Вверху стоит колодезь, вот этот ручей из него и вытекает! Такие колодцы в миру зовут древними. Слышали о них? Есть колодцы, остатки дорог, строения разрушенные? Их зовут древними. А дальше этого колодца проходит Древняя Дорога. Не ходила по ней?

— Нет, дорогу не видела, — с сожалением ответила Ярина. — Но вот под водой этих древних остатков видимо-невидимо! Видел бы ты, сколько их в морях. А в океане, где глубь и простор, так вообще глаза разбегаются! Остатки городов, крепостей… И в реках встречаются. Даже в Ледаве кусочек Древней Дороги есть. Только куда она ведет — непонятно. А что?

Леший, слушая русалку улыбался и кивал. Все верно, и на суше и под водой есть остатки неведомо чего. Может, старшие боги и знают, что это такое, но вот для них эта тайна скрыта. Пока скрыта…

— Я тоже как-то раз забрел в те места. Прошел вдоль ручья наверх. И разноцветье видел. А вот дальше… Тогда там никакого колодца не было. Только туман клубился на конце дороги. Тихо так, почти незаметно. Я хотел дальше пройти, в туман зашел. Да не тут-то было! Только я в него сунусь, как неведомая сила меня вспять выталкивает! Это меня-то, хозяина леса! Я снова в туман полез. Да вот никак не совладать с той силой! Я туда — меня обратно! Стою у края, топчусь. Ладно, думаю, — все равно я туда пройду, совладаю с этой силушкой. Не сейчас — так потом. Вернулся я в те края следующей весной. Глядь, а у дороги этот колодец стоит! Почти у самого конца! Откуда взялся? Покумекал, лес оглядел — и понял! Туман вглубь отступил, кусочек леса очистился, и колодезь виден стал. Ну, думаю, надо все осмотреть! Вдруг, снова этот туман наползет и обратно его скроет. Из колодца ручеек вытекает, и дальше к озеру бежит. Вдоль ручья травы разные, которым не время щас цвести. Стал я их осматривать да дивиться. И тут — глядь! Вижу у самого колодца средь знакомых трав, какая-то необычная растет! Что за диво? Я, как и ты, Ярина, тож люблю всякие растеньица сберегать. И у меня есть потайная полянка, от людского и иного взгляда скрытая. Можно хоть сколько рядом с ней ходить, а вовек не увидишь! На ней всякие диковинные травы растут. Те, что в моем лесу редки. Стал я приглядываться к этому растеньицу. Деревцо — не деревцо; кустик — не кустик. Не понять — что. Но с деревом больше схоже. Совсем как большое: только на нем все мелкое — листочки, веточки. А меж листочков большая ягода висит. Красная, с боков сдавленная. Будто камень-голыш, что на морском берегу лежит. Я такого дива не видывал! И в нашем лесу такого отродясь не водилось! Откуда? И тут меня осенило! Не иначе, думаю, растеньице с той стороны, что за туманом лежит! Он-то отступил, ведь колодезя-то этого не было раньше! Решил я ту диковину быстрее выкопать, на свою полянку перенести, да там и посадить. Подальше от того места: вдруг туман снова наползет, колодец скроет, а с ним и растеньице это — диковинное. Стал подкапывать его, с бережением да опаской. Чтоб не повредить корень, что его питает. И вдруг пальцами натыкаюсь на что-то жесткое, будто камень. Рядом с корнем твердь эта, неглубоко. Сначала осторожно деревце выкопал. Ну, русалочки, диво! Чудо чудное мне попалось! Корень у деревца с пол-локтя, золотинками отблескивает и совсем как человечек! Маленький, смешной! Все у него есть: и руки с пальчиками растопыренными, и ноги, и голова. Приглядишься, вот уши, вот нос, только что губами не улыбается! И тут меня как пробрало! — Тут Дубыня выкатил свои выпученные глаза еще больше. Наверно, чтоб русалки прониклись. — Из земли его вынул, а он орать стал! Да пронзительно! Рот разевает, ручонками машет. Я оторопел, а потом смешно стало. Думаю — вот диковинка-то. Завернул его в тряпицу, ее в ручье смочил, чтоб не увял корешок этот крикливый. Стал дальше копать, посмотреть надобно, что с диковинным растеньицем еще зарыто. И отрыл я ларец. Тоже чудной. Я сначала и не понял, что он деревянный. Тяжелый, твердый как камень. Теплом как от тополя веет. Желтый, с черными прожилками, и ни царапины, ни червоточины. Земля к нему не липнет. А на солнце блестит! Ой-ей-ей!.. Лучи в боках сверкают, аж глаза слезятся! Схватил я эти диковины и к дому без оглядки! Любопытно, нетерпение жжет! Деревце это, дивное, сразу ж на своей полянке высадил. Все как полагается, сделал: в тени под березой, и в мокром месте. Как оно у колодца росло. А ларец домой, не мешкая!

Дубыня перевел дух и с торжеством оглядел русалок. Мол, как вам история? А ведь это только начало! Белана слушала, чуть приоткрыв рот. Да и у Веллы с Яриной глаза поблескивали.

— Вот, принес ларчик домой. А отворить-то его не могу! Он как зачарованный — нигде щелочки не видно. Кусок дерева и все! И так его крутил, и этак, — все без толку! И вещует мне что-то, что и не разрубить его, и не распилить, и не разбить. Напраслина выйдет. Тогда думаю, а к чему рядом с этим ларцом то чудное деревце, красноягодное, росло? Понес ларчик на поляну. И вернà моя догадка оказалась! Сразу же щель обозначилась, как у растеньица его поставил. Тут же без помех его и открыл. Выходит, что ключик к ларцу — деревце то чудное: золотой корень. А в ларце книга ветхая лежала, вот эта шапка — что на мне, и листы черные — непонятными знаками испрещенные.

Леший обвел русалок горящими глазами. Он торжествовал. Еще бы, такие истории не каждый день расскажешь. Не будешь же это говорить где-нибудь в корчме, да неразумным людям. За безумца примут — хмельного упившегося. А тут свои — младшие боги.

— Что за шапка, я быстро сообразил, а вот с книгой да листами сложнее вышло…

— А что за шапка-то такая? — спросила Ярина. — Драная, страшная… Мех вытерт. Что за зверь — непонятно. Да и носить ее сейчас — жарковато будет! Твоей шапчонкой только пугать хорошо. Для этого носишь?

Дубыня усмехнулся. Напугать он и без шапки кого угодно сумеет. Не для того он ее носит, хоть Ярина и права — уж больно она жаркая.

— Нет, девушка! Не для того я ее ношу, не для испуга. Шапка эта, хошь что невидимым сделает. Надумаешь — живого зверька под нее упрячь, а то и человека. А понадобиться, так и пень трухлявый иль камень безмолвный скроет! Глядите!

Леший развернул свою затасканную шапку задом наперед и пропал, будто растаял. Наступила тишина. Ни шороха, ни звука рядом. Лишь вдалеке плеснула мелкая рыбешка. Русалки переглянулись. Отводить глаза они умели и сами, но вот чтобы с ними проделали что-то подобное — такого не бывало!

— Ау-у-у… — певуче протянула Белана, пристально смотря на пень, где только что сидел леший. — Дубыня, женишо-ок?! Ты где?

— Здесь я, здесь!

Белана вздрогнула. Знакомый скрипучий голос раздался над самым ухом. Русалка стремительно обернулась. Сзади нее стоял Дубыня лыбясь во весь свой щербатый рот — удивил-таки ненаглядную невестушку.

— Фу ты!.. — перевела дух Белана. — Так и заикаться выучишься! Ты что же, женишок невесту пугаешь? Глаза-то, мы все горазды отводить!

— Сама же спрашивала — где я, — ухмыльнулся леший, — я и отозвался, чтоб душу твою не тревожить. Прости, если что не так!

Дубыня шутовски склонился перед русалкой и вернулся на свое место.

— Ну ладно, хватит, — улыбнулась Ярина. — Невидимками делаться немудрено. Сам знаешь, что это и нам, и тебе без всякой шапки подвластно. А вот с книгой-то что? С листами черными? С корнем золотым?

— С книгой? А вот с ней сложно. Больно мудрено в ней все написано. До сих пор разбираю. Кое-что понял. Знаю я, что это и есть та древняя книжица, коя моего предшественника в путь позвала. Он, наверно для того, чтоб не пропала она вместе с ним, запрятал ее в ларец надежный и деревце чудное рядом посадил. Для охраны, для приметы — чтоб место не забыть. Туда же шапку положил. И листы эти черные. И где он их взял? Зачем они? Что в них написано? Что нарисовано? Не разобрать, как я не пытался!

— И что ж ты из книги Стера понял? — спросила Велла.

— А то, русалки мои дорогие. Что все это добро лежало на том месте, где дорожка «туда и обратно» в полнолуние открывается! Про это место исчезнувший Стер говорил! Вот и нашлись его следы.

Кое-что начало проясняться. Ярина быстрей всех поняла, что к чему.

— Это ты про дорогу и колодезь говоришь? Те, что Древними называются? Ты туда ходил?

— Нет, — с сожалением крякнул Дубыня. — Не знаю, что там. Но проход видел. В прошлом году, летом в полнолуние туда ходил. Всю ночь сторожил, когда ж откроется дорожка, что туда и обратно ведет. А под утро туман ненадолго рассеялся и иной мир показал. И скажу я вам, русалочки дорогие, очень мне не понравилось то, что я увидел. Древняя дорога — это и есть дорожка «туда и обратно».

— А что там? — полюбопытствовала Ярина.

— Не так как у нас. Каменные горы и скалы лиловые вдалеке виднеются. Без вершин, они будто срезаны. У нас таких нет. Еще деревья больные, ветви перепутаны. Трава нехорошая — жесткая, колючая… Древняя Дорога в низину уходит. А дальше невесть что начинается, в мареве теряется. Поодаль от дороги еще один колодезь стоит. Только вот вытекает из него вода, иль нет, я не разобрал. Далеко, не видно. И главное такой злобой оттуда пахнуло! Не передать! Я чуть оземь не брякнулся! Такой силы злоба! Да вы знаете как это, сами чуять можете.

— А в книге что написано? Прочел ее? Ты грамоту разумеешь? — затараторила Белана. — Для меня грамота, как… ну как… — Русалка не могла подобрать слов. Потом весело махнула: — Да я и не пыталась понять. Значочки… Махонькие… К чему?

— Выучим… — тихо, многообещающе и твердо сказала Велла. — Выучим, дай срок…

— Поначалу ну никак не мог разобрать, что в той книге скрыто! Да не беда: захочешь — узнаешь! А что там прописано, знать мне хотелось. Сильно хотелось. Вот тут-то мне и помог волхв. Хранибор. Знаете такого? Его изба неподалеку стоит.

— Хранибор?! Знаем, знаем! А как же! — обрадовалась Белана. — Ты с ним водишься? Мы тоже. Вот здорово!

— Он нам хлеб дает, мед, молоко козье… — прибавила Ярина. — У него две козы есть. Такие чудные козочки! Ты им ме-е-е-е, а они смотрят как на полоумную и мекают в ответ. Мы порой волхву рыбы, раков таскаем. Устриц несколько раз предлагали. Их за устьем, в море, — не счесть! Собирай, не ленись! Вкусные. Да… Хранибор интересный. Много чего знает, и откуда?

— Устрицы? — Дубыня, закатив вверх глаза, свел брови. — Не пробовал. Но видел. Их что, в самом деле едят? Эту склизь?!

— А то как же! — с жаром подхватила Велла. — Вот погоди немного, рассветет, я к морю сплаваю, насобираю. Они силу придают и скус отменный. Тебе понравится. А коль хошь, так свежей рыбы натаскаем. Только в озере она простая, не та, что к княжескому столу подают. За ней в другие места плыть надо. Но это несложно, только потом. Надо ж за угощенье одариваться. Вон, гляди, за разговорами почти все умяли!

Действительно, как-то незаметно русалки прибрали все, что радушный Дубыня выставил на пень.

Леший рассмеялся. Сначала тихо, потом захохотал громче. Хохот перешел в переливчатое высокое гоготанье. Так, как над припозднившимися путниками порой издевается филин. Русалки вздрогнули. Белана даже топнула: «Мол, прекрати! Жутко!»

— Экая печаль, — сквозь смех вымолвил Дубыня. — Одариваться собрались! Устрицами! Сейчас еще какое-нить угощенье добуду.

Он сгреб порожнюю посуду в суму и затянул веревку. Подняв ее, немного потряс. Послышался глуховатый перезвон. Вскоре латаная торба вновь стала смотреться жалко и сиротливо, словно всю свою тяжкую жизнь она была тощей и скудной. Холщовые бока провисли. Раскрыв суму, Дубыня вновь стал доставать из нее наполненные всякими вкусностями плошки, мисочки и туески.

— Вот так! — приговаривал леший, выставляя на пень все это разнообразие. — Я ж говорил, что торбочка ни в чем отказу не даст.

— Ну, помог тебе Хранибор прочесть ту книгу, и что дальше? — вернулась к разговору Велла. — А то за угощеньем забудем, с чего начали.

Дубыня помрачнел. Те записи, в которых они с волхвом разобрались, оказались необычны и жутковаты. Ни он, ни Хранибор не ожидали, что в потрепанной древней книге может обнаружиться такое.

— Поняли мы, что не о нашем мире книга Стера повествует. А о других, что рядом лежат. И много их оказывается. Не только тот, что у Древнего Колодца за туманом лежит и в полнолуние к себе пропускает. Иные есть. И есть еще одно место. Межмирье называется. Не подвластно оно никому. Ни нашим богам, ни иным. Когда Род создавал все сущее, появилось древнее зло. Не бывает тени и мрака без света! Ужаснулись боги тому, что хотело сотворить древнее зло с мирами и вступили с ним в борьбу. Долго она шла, и наконец-то смогли боги заточить то зло в пустоту, за гранью миров. А потом создали боги печать, и всемогущий велес наложил ту печать на врата в межмирье. Там, до скончания всего сущего, должно блуждать зло по закоулкам меж мирами. Понимаете? Нет этого места — и оно есть! И оказывается, что вот уже много веков как повреждена велесова печать. И то древнее зло рвется наружу. Из межмирья рвется, из места которого нет…

— Что-то непонятно говоришь, Дубыня! Заумь какая-то… — надула губы Белана. — Что-то я тебя не совсем понимаю! Вернее совсем не понимаю!

— А чего тут непонятного, — сказала Ярина. — Оказалось, что есть такое древнее изначальное зло. Боги победили его и вышвырнули меж миров. А затем наложили печать на то место. Хотя то, что миров много, для меня новость. Ну да Род видимо знал что делал. И вот древнее изначальное зло выходит. Видимо, повреждены врата — Велесова печать. Так Дубыня? Я все правильно поняла?

Леший лишь молча склонился. Ярина быстро сообразила, что к чему. Лучше и проще, чем пояснила она, не скажешь.

— Верно. Недаром ты имя солнечное носишь. От солнечных богов ничего не скроется! Мы и то не сразу разобрали, что в той книге говорилось.

— Ладно тебе, Дубыня! — улыбнулась русалка. — Еще захвалишь меня! Что еще выяснил?

— Там написано — кто-то сделал ключ от замка, что межмирье запирает. Сделал, и в наш, и в иные миры передал. Я и сам не понял как это. Кто — неведомо… Но понятно, что не от доброй души. Оказывается можно выпустить то, что когда-то заперли старшие боги. И выпустить, и пробудить! На дне океана, на самой глубине, спят древние чудища — слуги изначального зла. Боги сковали их ядовитые челюсти и погрузили в мертвый сон. Они ждут пробуждения. И страшные саратаны — тоже порождения изначального зла. Тогда они ускользнули от ока богов и смогли остаться в нашем светлом мире. Но те, что спят в глубине, страшнее их стократ!

— Ух! — воскликнула Велла. — Это все в той книге прочел? Что страшнее саратанов бывает?! Я и представить не могу!

— Они пока спят — эти чудища. И древнее зло пока заперто. Но отворяются врата, за которыми оно томится. Уже началось. Тогда погибнет и наш мир, и другие. Стер хотел узнать, кто это делает? Как? Хотел остановить… Но исчез. Теперь мой черед пришел. Ведь у меня есть часть ключа от врат!

— Как это? — недоумевающее спросила Велла. — Как это у тебя? Тогда ведь и ты можешь его выпустить? Откуда?

— А я поняла! — воскликнула Ярина. — Ключ — это те черные листы с непонятными письменами. Что в ларце вместе с книгой и шапкой лежали. Так?

— Умница! Истину говоришь! — чуть не заорал леший. — Именно листы! Они самые!.. Они из какой-то книги вырваны. Это видно. Книга черная, недобрая. Когда их берешь, дрожь пробегает: Такой непонятной злобы они исполнены! Совсем как у Древнего Колодца, когда туман рассеялся и иной мир открылся. И знаете что? — Дубыня, понизив голос, нагнулся поближе к русалкам и зловещим шепотом произнес: — Эти черные листы уничтожить нельзя. Мы с Хранибором пробовали. И жгли их, и хотели на части порубить… Чего только не делали! И все впустую! Неуничтожимые они, вот! И спрятать нельзя — все равно объявятся. Вон, Стер их видимо сберечь хотел. Нес куда-то. И видимо спрятал, опасался чего-то. А я их нашел. Не я — так кто-нибудь другой этот ларчик открыл. И хорошо, если добрый человек это сделает. А если злой колдун? Он ведь в миры пустит запертое зло. Неразумный… Сам при этом погибнет, но пустит! И наш мир, и иные снова в борьбу вступят. А вот будут ли боги снова с ним биться, иль нет, так то неведомо. Вот наверно потому эти черные листы из книги выдраны и в разные места заброшены. А может даже и в миры. Чтоб никто не смог написанные в ней заклинания целиком прочесть. Сколько их, то неведомо. И что с ними делать — пока не знаю. Но выясню.

— А где они сейчас? — спросила Ярина.

— Спрятаны надежно. Мы с Хранибором поняли, что даже вслух те слова произносить нельзя, что в ней начертаны. Когда произносится хоть звук, то из межмирья выходит частичка изначального зла. И думаю я, что оно уже сюда проникло. Что-то мне вещует…

Леший встал и неторопливо подошел к воде. Остановившись у кромки, он вложил два пальца в рот и как-то по-особому свистнул, вслед за тем гулко загоготал. Эхо разнеслось по ночному лесу и долго не стихало

— Ты что, Дубыня?! — вздрогнула Белана. — Зачем так крикнул?

— А так просто. Чтоб успокоиться. Я ведь недаром сюда пришел. Каждое полнолуние тут бываю. Охота мне знать, кто еще по Древней Дороге в мир, что рядом лежит, ходит. Ведь должен же еще кто-то эти черные листы разыскивать, чтоб собрать их воедино. А? Как думаете? Прав я, не прав? Вот и сегодня жду, может еще кто-нибудь к Древнему Колодцу пойдет. Пока никого не видел, и не чую, чтоб кто-то в ближнем лесе шел. Но когда-нибудь явится, это точно. И как пройдет он сквозь туман, так станет рабом изначального зла…

Тут Дубыня неожиданно вздрогнул. Да, в ближнем лесе окрест озера он не ощутил ничего плохого. А вот дальше… У устья речки, что вытекала из русалочьего озера и впадала в Ледаву, он почуял неладное. Да, так и есть. Там люди! Шесть, нет семь человек! И еще колдун! Колдунов Дубыня чуял сразу, особенно вблизи. Но этот далеко. Лешего пробрало, — там злобный колдун! Зло его сродни тому, что лежит за Древним Колодцем! А что за люди с ним? Слуги? Дубыня нахмурился, это еще что такое — один из них мертвец! Нет!.. Живой!.. И снова он стал мертвецом!

Леший никак не мог взять в толк — как же так? Как может получаться, чтобы живой человек был мертвецом, или мертвец — живым человеком? Дубыня тряхнул головой, отгоняя непонятку. Потом разберется. Но вот колдуна он будет держать под присмотром. Он хорошо чует, что творится в его лесу. Колдуну это недоступно. Если злой чародей направится к озеру, значит сегодня откроется проход и колдун пойдет в лежащий рядом мир. Остановить его или нет? Леший решил отложить решение на потом. Колдун и его слуги пока оставались на месте. Вроде бы спали… Из задумчивости его вывел звонкий голос Беланы.

— А там, куда Древняя Дорога ведет, это зло уже обитает? А оно само выйти может? Ведь что ему стоит?

— Нет, Белана. Его там нет, или силы у него пока мало. Оно только ощущается. Выходит, наверно… Мы с Хранибором поняли, что на той конце Древней Дороги как раз и лежит тот мир, в котором врата, за которыми зло томится, стоят. И если они отворятся, то оно сначала выйдет там, а потом сквозь туман в полнолуние и в наш мир прорвется.

Наступило молчание. Тяжкое, продолжительное. Русалки сидели ошарашенные. Уж они-то знали слуг изначального зла! Одна морская напасть — чудища саратаны — чего стоят! А в глубинах страшнее их стократ спят! И если этот мир, это озеро, лес — все, к чему они привязаны — погибнет? Даже думать об этом не хотелось. Русалки с уважением смотрели на Дубыню. Оказывается, он умеет не только в лесу гоготать. И тайну он важную разведал. Хорошо бы ему помочь! Но как?

— Знаешь, Дубыня, — сказала Ярина. — Если тебе что-то важное понадобиться, помощь какая, то ты всегда к нам обращайся. Мы ведь тоже кое-где бываем. Вдруг что-нибудь интересное разведаем. Теперь мы знаем, что не бывает до конца беззаботной жизни. Раз уж зло рядом, и выйти готово…

— Спасибо! — расчувствовался леший. — Спасибо, милые русалочки! Только пусть об этом пока никто не знает. Хорошо? Ни к чему чтобы слухи разносились. Духи — они ведь тоже разные бывают. Одни болотники и болотницы чего стоят! Им-то как раз древнее зло на руку. Решат, что они уцелеют. И невдомек им, что и их зло пожрет.

«И колдуна этого пожрет, — мысленно добавил он». О том, что далеко, аж у самой Ледавы объявился колдун со слугами, один из которых то ли жив, то ли мертв, он решил пока не говорить. Вот если пойдут они сюда, тогда да! Он им покажет! В трясину заведет, и никакое злое колдовство не спасет их от гибели. Это его лес!

— Никому пока не говорите. Хорошо?

— Хорошо, Дубыня, — согласилась Ярина. — Никто не узнает. Но помогать мы тебе станем обязательно. Слушай, — неожиданно прервалась она, — а ты не знаешь, отчего сегодня так тихо? Перед закатом ни одна пташка не щебетнула, ни один зверек не запищал! Мышка травинкой не шелохнула! Будто вымер лес. К чему это? Ты ведь в лесу хозяин, скажи!

Леший насупил кустистые брови. Наморщил и без того морщинистый лоб. Сегодня он в своем лесу не ходил. Он был далеко, на другом берегу Ледавы, в гостях у Ярона. Вернувшись, он сам удивился той тишине, что стояла в лесу. Но как только он раскрыл рот, собираясь ответить, недалеко от берега раздался громкий всплеск. Затем над водой появился плоский русалочий хвост, и с силой шлепнув так, что полетели брызги, исчез. И вслед над водой появилась девичья голова. Это была Русава. Рядом с ней вынырнула еще одна русалка — незнакомая. Русава, подплыв к берегу, выскочила на песок уже в девичьем облике и, не обращая ни на кого внимания, повернулась к воде.

— Ну, выходи же! Выходи! Не бойся! Тут тебе не причинят зла! Выходи!..

Повернувшись к костру, Русава весело крикнула:

— Смотрите, кого привела! Теперь нас стало больше!..

К берегу подплывала русалка с белокурыми волосами и большими, темными, изможденными и испуганными глазами…