Летим в Лас-Вегас!

ГЛАВА 43

Оставив Ларса и Скотта перед телевизором, я заползаю в ванную, включаю душ, присаживаюсь рядом, глядя, как разбивается вода о кафельный пол, и решаю почти гамлетовский вопрос: мыться или не мыться? Я потная, волосы пропахли вчерашним дымом, к тому же меня только что стошнило. Самое время принять душ. Однако не хочется смывать с себя прикосновения Крис-тиана. Я все еще чувствую на себе его теплые, нежные руки… Что, если бы зов природы не погнал меня в ванную? Быть может, он обнял бы меня? Или даже поцеловал? А я – ответила бы я ему поцелуем? Или оттолкнула бы с негодующим возгласом: «Это еще что такое? Забыл, что у тебя есть невеста, а у меня – жених?»

Я подставляю ладонь под теплую бодрящую струю. Бесконечные «если бы»… Что, если бы не явился Скотт? Если, бы Надин осталась с Ларсом? А Кристиан – со мной? Что, если бы я расстегнула на нем рубашку в ответ? Бурное, яростное сексуальное желание охватывает меня. Только бы раз еще к нему прикоснуться! Быть может, и он сейчас чувствует то же самое…

И утоляет свои желания с Надин. От этой мысли у меня падает сердце: я вздрагиваю и поспешно залезаю под душ.

Выйдя из ванной в халате и с махровым тюрбаном на голове, я обнаруживаю на своей кровати мамочку.

– Привет, дорогая! Как ты себя чувствуешь? – приподнимается она на локте.

– Спасибо, уже почти хорошо. – Я сажусь рядом и целую ее в щечку. – А ты чем занималась с утра?

– Спроси лучше, чем я не – занималась! Ох, устала! Не понимаю, откуда у Колина столько энергии? Они с Амандой в фотомагазине, проявляют вчерашние снимки. Как ты думаешь, мы с Томом хорошо получились? Поверить не могу – он меня поцеловал!

Она мечтательно улыбается.

– А я решила зайти к тебе, узнать, как ты после вчерашнего, а заодно чуточку вздремнуть.

– Располагайся на здоровье! – отвечаю я, взбивая для нее подушку. – Только спать не стоит. Пора тебе переходить на американское время. Потерпи немного – откроется второе дыхание.

– Какие новости от Надин?

– Она в «Париже», целая и невредимая. Чаю хочешь? – поспешно спрашиваю я, уводя разговор по-дальше от опасной темы.

– Попозже. Кстати, Джейми, сегодня в «Мираже» я познакомилась кое с кем из твоих друзей.

– Правда? Наверно, с девушкой по имени Миа?

– Нет, с молодым человеком. Его зовут Финн.

Я кладу расческу и присаживаюсь рядом.

– Рассказывай!

– Аманда с Колином пошли в сувенирный магазин, а я осталась у бассейна, чтобы посмотреть на дельфинов, и увидела ныряльщика. Меня просто потрясло это зрелище – он как будто составлял с дельфинами одно целое. Такая внутренняя связь, такое понимание… словом, что-то сказочное. Когда он вышел из воды, я подошла к нему, чтобы выразить свое восхищение он сказал, что вообще-то работает в аквариуме во «Дворце Цезаря», а здесь подменяет своего друга и коллегу по имени Тодд. Спросил, нравится ли мне в Лас-Вегасе… ну, слово за слово, я рассказала, что прилетела на свадьбу дочери, и когда он услышал твое имя… – тут она улыбается.

– И что он сказал?

– Сказал, что ты – необыкновенный человек, и он благодарен судьбе за знакомство с тобой. Как мило, правда? Так приятно слышать, когда о тебе говорят хорошее! Потом он спросил, как подготовка к свадьбе. Я рассказала, что на тебе будет что-то старое (бабушкина цепочка), что-то новое (платье), что-то голубое (Аманда купила тебе голубые подвязки для чулок), а вот что и у кого взять взаймы, мы еще не решили. Тогда он предложил вот это…

Мама достает из кармана и бережно разворачивает пурпурный, кружевной платочек В него завернуто кольцо с русалочкой.

– Боюсь, тебе оно будет великовато. Можешь надеть ее на бабушкину цепочку и повесить на шею?

– Отличная мысль, – отвечаю я, погладив работу Зейна. – Знаешь, это кольцо сделал для Финна тот самый человек, что поведет меня к алтарю.

– Не может быть! – удивляется мама.

– Ну да. Они лучшие друзья. Вот увидишь, и на свадьбу придут вместе.

– Ах, нет, Финн просил передать тебе, что не сможет прийти.

– Почему? – восклицаю я.

– Очень извиняется, но никак не может – работа. Я тупо смотрю на кольцо с русалкой. Что за ерунда!

Захотел бы прийти – пришел бы. Всегда можно отпроситься, поменяться с кем-нибудь… Мне-то казалось, после той ночи мы стали близки, как только могут быть близки двое. Я ведь была с ним рядом, когда у него случилось несчастье – почему же он не хочет сделать для меня то же самое?

Странные мысли лезут мне в голову. С чего я, собственно, взяла, что свадьба – это несчастье?

– Он прислал кольцо – значит, по крайней мере, дух его будет с тобой, – словно прочтя мои мысли, успокаивает меня мама.

Я рассеянно надеваю русалочку на палец.

– Только не на безымянный! – пугается мама. – Ведь здесь будет обручальное кольцо! Это дурная примета!

Я переношу кольцо на средний палец и вытягиваюсь рядом с мамой, вертя кольцо на пальце и глядя в потолок.

– Скажи, что ты чувствовала накануне свадьбы? – спрашиваю я.

– Волновалась ужасно. И что самое обидное – все из-за какой-то ерунды. «Вдруг кто-нибудь из гостей не найдет дорогу к церкви?» Наша церковь была очень неудобно расположена. «Вдруг наступлю себе на подол? Вдруг пойдет дождь?»

– Не думала, что еще не поздно дать задний ход?

– Да нет. Мы с твоим отцом чуть не год были обручены, успели все обдумать и проверить свои чувства. Нет, таких мыслей у меня не возникало. Боялась, что от волнения не смогу заснуть и наутро буду клевать носом. Поэтому я одолжила у бабушки снотворное – и заснула в ванной, не дочистив зубов.

– А наутро спать не хотелось?

– Ни капельки. Должно быть, адреналин и остатки снотворного нейтрализовали друг друга – чувствовала я себя просто замечательно! Это и вправду фантастическое чувство, милая. Выглядишь как королева, вокруг собрались люди, которые тебя любят и желают тебе счастья… Такое только раз в жизни бывает. А как хорош был твой отец! Молодой, сильный, с такой торжествующей улыбкой, словно весь мир у его ног…

– И – посмотри на него сейчас! – вздыхаю я.

– Милая моя, люди меняются. Никто не стоит на месте, и порой, к сожалению, мы двигаемся в разные стороны. Надеюсь, что с тобой и Скоттом такого не произойдет – но ты должна знать, что такое бывает. Будут у вас светлые времена, будут и темные. Главное – помни, что за темной полосой всегда приходит светлая, и не переставай верить в себя и в него.

– Теперь ты… не жалеешь? – спрашиваю я, прекрасно зная, что на ее месте сходила бы с ума от тоски и жалости к себе.

– Глупое занятие – жалеть о том, чего уж нет. Мы прожили вместе тридцать славных лет, у меня есть ты и есть Надин – о чем мне жалеть?

– Ты мечтала увидеть мир! – не унимаюсь я.

– И, как видишь, я здесь, – мягко отвечает она.

Я поворачиваюсь к ней лицом. Да, она здесь, со мной рядом, – и какое это счастье!

– И рада, что приехала?

– Зачем спрашивать? – Она улыбается и гладит меня по руке. – Благодаря тебе исполнилось мое самое заветное желание.

– Не боишься, что папа заставит тебя за это заплатить, когда ты вернешься домой?

– Милая моя, много лет назад я поняла одну простую вещь: никто не обидит тебя, если ты сама этого не позволишь. Впрочем, надеюсь, он не станет слишком раздражаться – при его язве это вредно.

– Не понимаю, откуда у тебя столько терпения? – вздыхаю я. – Он ведет себя, словно невоспитанный ребенок!

– Да, ему еще многому надо научиться, – спокойно отвечает мама.

– Люди меняются по-разному, это верно. Ты с возрастом становишься мудрее: у тебя такой глубокий, философский взгляд на жизнь, но в то же время ты умеешь по-детски радоваться и наслаждаться каждым мгновением. А папа с годами делается только капризнее, ограниченнее и упрямее.

– Значит, надо его пожалеть, а не сердиться. Думаешь, ему самому приятно быть таким?

– Зачем же он так себя ведет? Он ведь и всех вокруг себя делает несчастными!

– Только тех, кто ему позволяет.

Я с размаху бью кулаком по подушке. Мама смеется.

– Устала слушать прописные истины? Знаешь, когда проживешь на свете больше полувека, эти скучные истины входят в твою плоть и кровь. Когда-то Айвен был центром моего мира. Мы жили одной жизнью. А теперь… теперь центр мира вернулся на место, он снова во мне самой. У меня другие интересы. У меня свои мечты, и далеко не все из них включают твоего отца. Но это не значит, что я его больше не люблю и хочу бросить. Просто он перестал быть такой важной частью моей жизни, как раньше. Может быть, когда-нибудь это чувство вернется. Видишь ли, никто не может переделать человека – только он сам. Вот и я не пытаюсь перекроить Айвена по своей мерке, не квохчу над ним, как наседка, не твержу, что он загубил мою молодость – просто живу своей жизнью. Но, когда он почувствует в себе силы протянуть мне руку, я буду рядом.

– Мама, я тобой восхищаюсь! – говорю я и сажусь, чтобы получше ее разглядеть. Всю жизнь мне казалось, что мама просто безропотно подчиняется судьбе – но, оказывается, это совершенно не так. У нее свой, необычный и во многом непонятный мне взгляд на вещи.

– А я тобой! – смеется она. – Не прошло и месяца, как ты заявила, что хочешь начать новую жизнь – и что же? Валяешься на роскошной кровати в шикарном лас-вегасском отеле и готовишься к свадьбе с парнем своей мечты!

При этих словах на лице моем отражается грусть, которую я не умею – и уже не хочу – скрывать.

– Что же не так? – мягко спрашивает мама. – У меня такое впечатление, что тебе все еще чего-то не хватает. Вроде все хорошо, но сердце не на месте.

– Да, именно! – отвечаю я и прижимаю к себе подушку.

– Как будто головоломку складываю: все, что нужно для сказочной жизни, у меня есть, а счастья не получается! – Знаешь, чему тебе предстоит научиться? – улыбается мама.

– Чему?

– Положиться на-судьбу и не суетиться попусту. Пусть все идет, как идет.

Я тяжело вздыхаю. Если бы все было так просто!

– Какая там судьба, если в прошлом у меня сплошные неудачи? – Я вскакиваю и начинаю мерить спальню шагами. – Я и хотела бы довериться судьбе, но это невыносимо – сидеть сложа руки и ждать неизвестно чего! А когда я вспоминаю, что человек сам кузнец своего счастья, и пытаюсь что-то сделать, то все кончается пшиком, и мне твердят, что я перестаралась…

– Как ты переживаешь! – вздыхает мама. – Думается мне, все твои неудачи – из-за этого. Знаешь, как бывает, когда пытаешься вспомнить чье-то имя: думаешь-думаешь, в затылке чешешь, лоб морщишь, по комнате бегаешь, места себе не находишь – нет, вылетело из памяти, и все тут! А успокоишься, займешься чем-нибудь другим – и то, что забыла, само к тебе придет. Вот так же и со счастьем. Жизнь – река, доченька, и все, что от нас требуется, – не мутить воду.

– А когда я пытаюсь плыть против течения… – лепечу я.

– Поднимаются волны. Может быть, даже нешуточная буря. Но со временем все становится на свои места. Не мешай жизни, детка. Пусть все само станет на свои места.

– С одной стороны – твои советы, с другой – психоанализ Скотта! Куда мне податься? – слабо улыбаюсь я.

– Тебе сейчас нелегко, – успокаивает меня мама. – Но я чувствую: ты на пороге перелома, и перелома благотворного. Еще немного – и придет ясность, и ты поймешь, что ради этого стоило метаться и страдать.

– Ты правда так думаешь? – шепчу я.

Мама кивает.

– Помнишь, у Честертона? «Стоит потеряться, чтобы, вернуться домой». Помни эти слова, детка, – и все будет хорошо.

Мы лежим, обнявшись, и болтаем обо всем на свете, пока в спальню не врываются Колин и Аманда – усталые, запыхавшиеся и совершенно счастливые.

– У нас для тебя свадебный подарок! – первым делом сообщают они.

Отгоняя угрызения совести, я устремляю взгляд на объемистые пакеты друзей.

– Нет, нет, не здесь! – хохочет Колин. – Ну что, скажем ей?

Разумеется, скажут. Чтобы Аманда – и вдруг сохранила секрет…

– Ночь в номере для новобрачных в отеле «Венеция»!

Я визжу и прыгаю на кровати содрогаясь от собственного хладнокровного притворства.

– Вы ведь сами ничего не подготовили, а мы подумали, что первую ночь вы захотите провести как-то по-особенному! – объясняет Аманда.

– Ты бы видела, какая там кровать!

– Молчи, молчи!

– Ладно, больше не скажу ни слова. Только одно: эту ночь вы надолго запомните! – подмигивает Колин.

Интересно, думаю я, как пройдет наша со Скоттом брачная ночь? Вероятнее всего, закажем в номер пиццу и возьмем в прокате пару-тройку видеокассет.

После обеда мы отправляемся на поиски приключений. Колин твердо намерен не пропустить ни одного казино, а я с удивлением обнаруживаю, что на моей карте Лас-Вегаса полно белых пятен. Такие места, как «Хэррэхс», «Варварский берег» и «Боллиз», мне совершенно незнакомы. Можно прожить здесь много лет и все же не узнать город до конца. В этом суть Лас-Вегаса и главная его прелесть – для меня, по крайней мере. Колин главную прелесть видит в том, что пестро раскрашенные автоматы щедро одаряют его жетонами. Мы отправляемся в бар, чтобы отпраздновать выигрыш, и не без удивления видим, что три бокала шампанского в Вегасе стоят дешевле, чем обед на одного в нашей девонской забегаловке.

Колин в восторге.

– Здесь я хочу навеки поселиться! – твердит он и требует, чтобы мы сфотографировали его на фоне сверкающей горки выигранных четвертаков.

– Что делаешь вечером?

– Сегодня прилетает из Флориды мама Скотта. Мы устраиваем ранний ужин, где-то около семи. Будем очень рады, если и вы к нам присоединитесь.

– Мне кажется, мы там будем лишними, – замечает Колин. – И потом, у нас с Амандой свои планы. Аманда встречается в «Хард-рок кафе» со своим душкой-трубачом, а я наведаюсь в гей-клуб под названием «Цыган», о котором Скотт говорил. По чистой случайности я захватил с собой танцевальные туфли…

– Только смотри, к одиннадцати утра будь в отеле! Иззи выходит замуж в двенадцать, – предупреждаю я.

– Нет проблем!

– А мне вот никогда еще не хотелось замуж, – вздымает Аманда. – Как это, наверно, здорово – влюбиться так, чтобы хотелось прожить с человеком всю жизнь!