Лето больших надежд

35.

Восторгом был наполнен даже сам воздух лагеря. Гости прибывали всю неделю, некоторых из них Оливия не видела с детства. Лагерь снова вернулся к жизни, как воспоминание о тех славных днях и более невинных временах. Оливия следила, как бывшие скауты возвращаются к своим старым привычкам и жизнь приобретает другой, более медленный ритм. Юное поколение, незнакомое с лагерной жизнью, в восторге открывало новый незнакомый мир. В дни перед празднованием проходили соревнования и купания, вернулись проказы и поздние рейды на кухню, и все было окрашено ностальгией.

День юбилея был отмечен превосходной погодой, как все и надеялись. Гости выходили из бараков и хижин, разодетые в пух и прах. Были и такие, кто приехал из города на один день. Авалон представлял мэр, он произнес в честь Беллами специальную речь.

Оливия была тронута тем, как много людей приехали на праздник. То, что у ее бабушки с дедушкой так много верных друзей, свидетельство того, как они прожили свою жизнь. Были и мучительные минуты, когда они вспоминали о людях, которых потеряли.

В самый разгар приготовлений у нее не было времени погрузиться в мечты о Конноре Дэвисе, хотя ей очень этого хотелось. Это, вероятно, было к лучшему. Ее мечты обычно превращались в тревоги и иногда в паранойю. Было ли это связью на одну ночь? Пойдут ли они разными путями, когда лето кончится? Ее одолевали дурные предчувствия, и, когда у кухни затормозил грузовик из булочной «Скай-Ривер», она была рада отвлечься. Дженни Маески и ее помощник, белобрысый подросток по имени Зах Алджер, внесли по частям торт, чтобы установить его на центральном столе.

— Он будет очень красивым, — сказала Оливия.

— Спасибо. — Дженни улыбнулась ей. Она была одета с профессиональной элегантностью — в платье без рукавов, туфли на низком каблуке и никаких украшений, кроме пары золотых сережек. На платье она накинула подходящий по цвету рабочий жакет, и ее темные волосы были убраны в хвост.

Оглядывая столовую, Дженни одобрила убранство:

— Ты сделала ее по-настоящему прекрасной, Оливия.

— Спасибо. У меня было много помощников. — Она колебалась, ей хотелось сказать больше. Они с Дженни все еще не привыкли друг к другу, и это заставляло их проявлять осторожность. Она услышала низкое гудение двигателя и наклонила голову, чтобы заглянуть за спину Дженни. Это был не Коннор. Это был Рурк Макнайт, шеф полиции.

Дженни наблюдала за ней.

— Похоже, ты кого-то ждешь.

Оливия кивнула:

— Коннора Дэвиса.

Дженни открыла коробку с розами в крошечных стеклянных вазочках и принялась расставлять их в основании торта.

— Он твой партнер на вечере?

Оливия шагнула к ней, чтобы помочь с розами.

— Я не уверена в том, кто он, — призналась она. К ее ужасу, горло неожиданно сжалось, словно она была готова вот-вот расплакаться. — Мы просто… не слишком хороши вместе. — Она сглотнула и сделала глубокий вдох. — Нет, это неверно. Я не слишком хороша в отношениях, даже с Коннором.

Дженни взяла старинную лопаточку для торта и привязала на ручку атласную ленту.

— Я не слишком много знаю о Конноре, — сказала она. — Но немного знаю. В таком маленьком городе все что-нибудь о ком-нибудь знают. Он всегда казался мне одиноким.

Оливия подумала о большом куске земли у реки и о крошечном трейлере:

— Может быть, ему нравится быть отшельником.

Дженни уложила лопаточку на фарфоровую тарелку и отступила, критически оглядывая свою работу.

— Он собирается выстроить дом, который сам спроектировал, ты знала об этом?

— Я видела планы.

— Тогда ты знаешь, что он собирается построить дом на четыре спальни. Парни, которые хотят быть отшельниками, не строят дома на четыре спальни. — Она приладила на торте фигурку жениха.

В Дженни было что-то спокойное и рассудительное, и это как-то успокоило бурчание в животе Оливии. Может быть, ей понравится иметь сестру.

Она снова посмотрела в окна. Подъехал лимузин, и она узнала вышедшего из него высокого седоголового человека.

— Сенатор Макнайт имеет какое-то отношение к шефу полиции Макнайту? — спросила она.

— Они отец и сын.

Bay! Вот это да! Сенатор был одним из самых могущественных людей в штате. Шеф полиции жил в квартире в старом кирпичном здании в историческом районе города и, когда был не на дежурстве, водил «эль-камино», который видал лучшие времена. Двое мужчин разминулись на дорожке, едва ли узнав друг друга. Оливия заметила, как Дженни смотрит на Рурка Макнайта, с его золотыми волосами, полными губами и задумчивыми глазами. Неожиданная догадка поразила Оливию.

— Вы двое?..

— Боже, нет, — быстро сказала Дженни. — Я хочу сказать… Боже. — Она пожала плечами.

— С ним что-то не так? — Оливия иронично улыбнулась. — Разве он не кажется тебе похожим на Райана Филиппа?

— В нем ничего такого, он… Рурк. Он ходит на свидания с девушками, которые выглядят как модели и имеют коэффициент интеллекта как у цукини.

— О, не слишком хорошо.

— Не слишком, — усмехнулась Дженни. — Ты действительно думаешь, что он выглядит как Райан Филипп?

— Я полагаю, есть причина того, что половина женщин в городе паркуются в неположенных местах. Может быть, надеются, что он наденет на них наручники и прикует себя к ним. — Поймав взгляд Дженни, она добавила: — Не считая его вкуса в отношении женщин, он кажется хорошим парнем.

— Полагаю, что так. — Она вздохнула и задумчиво посмотрела на Оливию.

Они вышли из столовой и направились наружу.

— Он помог мне сообразить, что ты… что мы связаны, — улыбнулась Оливия.

— Рурк? — Дженни выглядела удивленной.

Они вышли на солнце, Оливия услышала, как хлопнула дверца машины, и что-то в этом звуке заставило ее обернуться.

— Хорошо, — сказала она, беря Дженни за локоть и отодвигая ее в сторону. — Не комплексуй.

— Что?

— Только что приехала моя мать, Памела. Она со своими родителями — моими бабушкой и дедушкой, Гвен и Сэмюэлем Лайтси.

Наступил неловкий момент, вписанный в историю семьи.

— Они знают обо мне? — спросила Дженни.

— Я сказала папе, что объяснения остаются на его усмотрение. Он хорошо владеет языком. Все будет в порядке.

Дженни расправила плечи:

— Тогда пусть он меня им представит.

Оливия ощутила неожиданное чувство солидарности с Дженни, хотя она не могла отрицать, что испытала огромное облегчение, что ей не нужно знакомить их друг с другом. Дженни вернулась в кухню, когда подошли мать Оливии и ее бабушка и дедушка.

— Привет, мама, — сказала Оливия, — бабушка, дедушка. — Она поцеловала каждого из них и вдруг заметила, что ее бабушка бледна, словно мел.

— Бабушка? — спросила она, беря ее за руку.

Гвен Лайтси тяжело оперлась на своего мужа. Он помог ей сесть на скамейку.

— Я позову доктора, — вскинулась мать Оливии.

— Памела, нет, — запротестовала Гвен. — Это не… я буду в порядке. — Она обмахнула лицо веером. — Просто это такой неприятный сюрприз, видеть ее, она так похожа на ту женщину…

Памела нахмурилась, посмотрела на Оливию, потом снова на свою мать:

— Ты видела мать этой девушки?

Гвен не ответила, Сэмюэль махнул рукой:

— Это было сто лет тому назад.

— Ты никогда не говорила мне, что видела ее, — возмутилась Памела.

— Тут нечего рассказывать. — К Гвен начал возвращаться обычный цвет лица. — Она была ужасной женщиной с низкой моралью, и Филиппу повезло, что он от нее избавился.

— У меня идея, — предложила Оливия, заставляя себя безмятежно улыбнуться. — Давайте сегодня будем говорить о Нане и дедушке, хорошо? Именно поэтому мы приехали сюда, верно?

— Конечно. — Памела удивила ее, обняв. — Ты абсолютно права. — Она отодвинулась и стала изучать Оливию. — А ты вся сияешь. Что происходит, Оливия?

Оливия рассмеялась:

— Это длинная история, мама.

Ее мать отмахнулась:

— Тогда расскажи ее вкратце.

— Попробую. Я обнаружила, что у меня есть сестра, восстановила заброшенный лагерь, и да, я влюбилась в Коннора Дэвиса во второй раз в моей жизни. — Она снова рассмеялась над выражением лица матери.

— Коннор Дэвис? Ты имеешь в виду мальчишку, сына Терри Дэвиса?

— Он больше не мальчишка.

— Он тебе не подходит, Оливия. Он не подходил тебе давным-давно и не подходит сейчас.

— Ты ничего о нем не знаешь, мама.

— Я знаю тебя. Не делай глупостей, Оливия.

— О, поверь мне. Я их уже наделала.

— Что ты за задница, — возмущался Джулиан. — Коннор, — ты же так пропустишь церемонию.

Джулиан отвечал за перевозку гостей на понтоне, его перила были украшены гирляндами цветов и зелени. Он оттолкнулся от дока. Маленький траловый двигатель пробудился к жизни, и Джулиан опытной рукой направил понтон к острову, где гости собрались, чтобы послушать свадебные клятвы. Единственными его пассажирами была пожилая пара, которая прибыла несколько минут назад.

— Следи за своими словами, — предостерег Коннор брата. — Ты должен уважать окружающих.

Пожилой мужчина и его жена или плохо слышали, или просто не слушали. Они сидели у перил понтона, глядя на воду, и держались за руки. Есть что-то в парах, которые давно женаты, подумал Коннор. Они знают друг друга до последней клеточки и естественны друг с другом, словно деревья, которые растут рядом так долго, что их ветви переплелись.

Он поправил галстук:

— Я хорошо выгляжу?

Джулиан изучил его критическим взглядом, затем поднял вверх большой палец:

— Почему ты так задержался?

— Мне пришлось поехать в город, чтобы купить кое-что.

— Ах. И что же это?

Коннор постучал по карману на груди, ощущая под пальцами маленькую круглую коробочку из ювелирной лавки «Палмквист».

— Я покажу тебе позже.

Джулиан поднял брови:

— Чувак.

— Если ты скажешь кому-нибудь хоть слово, я…

— Парень, тебе не стоит беспокоиться. В любом случае это никого не удивит, разве что Оливию. — Джулиан сделал паузу. — Это здорово, Кон. Она классная.

Достижение года, подумал Коннор. Она не просто классная. Она чудесная, трогательная и забавная. И он любил ее каждой клеточкой своего тела. Она была той, с кем он хотел бы постареть, разделив свою жизнь с ее жизнью. Все это время она была тем, чего ему недоставало, даже если он не осознавал, что скучает по ней. Он усмехнулся:

— Так ты думаешь, она удивится?

— Кто знает, что думают девушки?

Это заставило Коннора рассмеяться:

— Может быть, тебя научат этому в колледже.

— Может быть. Так что ты думаешь, это будет безумием, если я вступлю в военно-воздушные силы?

— Нет. Ты как раз тот, кого они ищут. — Коннор надеялся, что его брат выдержит экзамен Если парнишка сумеет выдержать армейскую дисциплину армии, это пойдет ему на пользу — он найдет место, где можно применить и свои мозги, и свое бесстрашие.

Джулиан откинул с глаз дреды.

— В любом случае я все равно собирался подстричься.

— Вы опоздали, — заметила Оливия, не глядя на Коннора, пока он садился на складной стул рядом с ней. Она ощущала себя совершенно по-другому, когда он был рядом. Воздух стал каким-то плотным и напряженным, хотя, похоже, это заметила только она одна.

— Прости.

Как и большинство парней, Коннор, похоже, не слишком беспокоился о свадьбе. Она сдалась и посмотрела на него. О боже. Он выглядел словно принц из сказки, в однотонной рубашке, чисто выбритый, его волосы были уложены. Он восхитительно пахнул. Если Коннор Дэвис был самым сексуальным мужчиной из всех, кого она знала, то Коннор Дэвис в смокинге был куда более потрясающим. Возможно, он даже был слишком хорош, это даже пугало, словно он был продукцией Би-би-си.

— Что-то не так? — спросил он, и его дыхание было свежим, когда он наклонился, чтобы прошептать ей это на ухо.

Она поняла, что громко ахнула, увидев его.

— Ты по-настоящему хорошо вымылся, — похвалила она.

— Ха-ха.

— Дорогие возлюбленные, — сказал пастор, — 26 августа 1956 года в этом самом месте мой отец провел церемонию, которая связала узами два сердца воедино. Сегодня, полвека спустя наши дорогие друзья Чарльз Беллами и Джейн Гордон Беллами вернулись, чтобы отпраздновать свою любовь и возобновить узы, которые связывали их всю жизнь, в присутствии самых дорогих им людей. Моего отца уже нет с нами, но сегодня, в ослепительный летний день, я выражаю вам его признательность. Думаю, это радует и Всевышнего, это торжественное празднование бесконечной милости любви.

Оливия знала, что слезы не заставят себя ждать. Не было сомнения, что гости будут плакать. Она и ее кузины и тетушки накрасились водостойкой тушью. Однако они знали, что существуют кое-какие правила, которые они должны соблюдать. Никаких громких рыданий и вздрагиваний. Тем, кто рисковал разрыдаться вслух, были предложены темные очки. Женщины вступили в соглашение, что они не будут смотреть друг на друга во время произнесения клятв, потому что обмен взглядами в этих обстоятельствах мог бы привести к цепной реакции.

И все же Оливия была не готова к волне сентиментальных чувств, которые накрыли ее в ту минуту, когда ее дедушка повернулся к ее бабушке и они взялись за руки, так осторожно, словно были двумя застенчивыми птичками, готовыми улететь.

Было что-то святое в том, как они смотрели друг на друга, и любовь сияла в их лицах ярче, чем летнее солнце. Нана была потрясающей в платье из кремового шелкового кашемира с кружевным воротником, ее серебристые волосы были уложены в изящную прическу. Дедушка, высокий и красивый в своем смокинге, прокашлялся и начал произносить клятвы, которые он приготовил.

— Когда я был молодым, — сказал он, — мне казалось, что самая главная амбиция человека — это правильно жениться. В семье Беллами это означало, что я должен выбрать определенного типа девушку, из определенной семьи. Но я нашел не это, я нашел свою судьбу здесь, в маленьком горном городе, далеком от всего, что я знал. Одним прекрасным летом, когда я меньше всего этого ожидал, я встретил самую прекрасную девушку в мире. Она не была того типа, который я должен был найти. Но она была той, с кем я хотел быть вместе. Теперь, пятьдесят лет спустя, я могу честно сказать, что женился удачно. Все это благодаря тебе, моя любовь, моя прекрасная Джейн. Это было великолепное приключение.

— Я тоже хорошо вышла замуж, — отвечала Нана, сияя улыбкой ему в ответ. — Я вышла замуж за своего лучшего друга, за любовь моей жизни, за того, кто шагал рядом со мной по жизненному путешествию, за отца моих прекрасных любимых детей. Я горжусь, что снова выхожу за тебя замуж. Я чувствую себя благословенной, что разделила с тобой все эти годы, Чарльз. И я клянусь, что во все будущие годы я буду каждый день любить тебя каждой частичкой своего сердца.

Дэзи и ее мать София сыграли мягкий дуэт на флейте и кларнете Брамса. С ритуальной торжественностью Чарльз и Джейн обменялись новыми кольцами, которые были изготовлены специально для этого случая ювелирной фирмой Лайтси.

Оливия чувствовала взрыв эмоций, и она знала, что нарушила все установленные правила, которые они для себя определили. Она уже начала шмыгать носом и дрожала, быстро моргая. Она знала, что если откроет рот, то разрыдается.

Рядом с ней Дэйр пробормотала предостережение Фредди:

— Оливия сейчас растает. Быстро скажи что-нибудь, чтобы отвлечь ее.

Но Фредди был несостоятелен. Он смотрел в круг гостей, и слезы текли по его лицу.

— Ты едва знаешь этих людей, — зашипела на него Дэйр, но и сама утратила самообладание и поднесла к лицу бумажный платок.

— Держись, Лолли, — прошептал Коннор ей на ухо.

По контрасту с серьезностью церемонии, празднование было неистовством еды, напитков, музыки и добрых пожеланий. Дэйр накрыла красивый стол с хрустящими крахмальными скатертями и разноцветными блюдами посредине, взятым напрокат хрусталем и серебром, которые отражали глубокий свет заката, струящийся в окна.

Шампанское лилось рекой, поднимались тосты за Беллами, и в обеденном зале и в соседнем доке была атмосфера счастья и праздника.

— Не слишком убого, — сказал Фредди Оливии, кивнув, когда заполнился танцпол.

— Вовсе нет, — согласилась она. — Спасибо за это лето.

— Ты шутишь? Это один из самых лучших ангажементов, которые когда-либо у меня были.

Она улыбнулась, глядя на поглощающую угощение Дэйр, которая выталкивала сопротивляющегося, но в отличном настроении Макса на танцпол. Все, казалось, танцевали, даже самые пожилые из свадебных гостей, которым нужна была помощь, чтобы ходить. Все пространство было заполнено смехом и движением. «Это лето, — подумала Оливия, — было потрясающим».

— Ты в порядке? — спросил ее Фредди.

— Безусловно.

— Что происходит между тобой и мистером «ух ты»?

Между чувствительной церемонией и самой вечеринкой у нее едва было время поговорить с Коннором. Но даже если бы она это сделала, она не знала, что сказать. «Я влюбилась в тебя снова? Можем ли мы на этот раз сделать так, чтобы у нас все получилось?» Это были вопросы, такие новые и такие непродуманные, что она сама не могла найти на них ответа, значит, ответить на них оставалось ему.

— Я не знаю, — сказала она Фредди.

— Конечно, ты знаешь. Я вижу это по твоему лицу. — Он потянул ее на танцпол, когда заиграли «Где-то за морем».

Она прикусила губу, стараясь держать себя в руках. Потому что ей хотелось расплакаться. Она чувствовала себя так весь день.

— В моем послужном списке есть кое-какие записи, — напомнила она ему. — Три неудачи и ты один, вот как это работает.

— Все не так, ты идиотка, — сказал Фредди. — Послушай, последние три неудачи уже история. И они объяснимы. И хорошо, я признаю, я думал, что, может быть, этой причиной был я, но мне просто хотелось так думать.

— Ах, Фредди.

— Вспомни историю, рассказанную твоим дедушкой о его семье, которая угрожала бойкотировать его свадьбу, а его отец лишил его семейного состояния. Что, если бы он сдался? — Фредди протянул руку и жестом обвел комнату. — Если бы он сдался, ничего этого бы не произошло. Это такая вещь, в которой ты должна стоять на своем и бороться.

— У меня жизнь в городе, мой бизнес…

— Все это детали. Для каждой твоей проблемы я могу найти решение, и ты это знаешь. Я сдам в аренду твою квартиру. Позабочусь о бизнесе.

— Это моя работа.

— Но это, — сказал он, — может стать твоей жизнью, если ты перестанешь сопротивляться.

Она поцеловала его в щеку.

— Я буду держать это в уме.

В последнее время она не могла ни о чем другом думать, ее сердце билось в ужасе, но она сама не знала, чего она боится. Но вот что казалось ей страшнее, чем будущее с Коннором, — это будущее без него.

— Ты сказала, что не будешь плакать во время церемонии, — услышала она знакомый строгий голос за спиной. — Ты едва не заставила меня забыть слова, и я подумала, что это будет за ужас.

Оливия повернулась и обняла бабушку.

— Прости, Нана. Все было так чудесно. Я не могла удержаться.

Нана взяла Оливию под руку, и они вдвоем вышли через французские двери на веранду, выходящую на озеро. Последние лучи заходящего солнца играли на воде и окрашивали лагерь глубоким богатым сиянием. Звуки музыки, смеха и звон бокалов смешивались с тихим шепотом летнего ветра и птичьим пением. Нана счастливо вздохнула.

— Ты сделала это, Оливия, — сказала она. — Ты сделала лагерь даже еще прекраснее, чем я его помню. Это было то, на что я надеялась, и даже больше.

— Мне понравилось заниматься этим, Нана.

Когда они впервые встретились в лагере, ее дедушка и бабушка были снова словно дети, перебегая от места к месту, ахая и охая над изменениями, которые претерпел лагерь.

— Я рада, что ты согласилась взяться за это, — сказала Нана. — Я так хотела, чтобы ты вернулась сюда. — В ее глазах мелькнул огонек. — У тебя осталось неоконченное дело.

— Коннор Дэвис, — сказала Оливия. — Я так понимаю, Дэйр ввела тебя в курс дела. — Она оперлась руками на ограду веранды. — Это… сложно. Я не такая удачливая, как ты, Нана.

— Удача. — Нана прищелкнула языком. — Наивно так думать. Большая любовь и счастливый брак случаются не так, как будто ты выиграл в лотерею. Ты должна строить и питать это предприятие, и довольно часто это тяжелая работа. Это не похоже на погружение в спа и принятие массажа.

— Я знаю. Я не наивная, — сказала Оливия. — Просто… не люблю риск.

Еще один щелчок.

— Если ты собираешься чем-то рискнуть, то почему не любовью?

«Потому что я ничего не стою в любви», — подумала Оливия, но прикусила язык.

Официант, проходящий мимо, предложил им шампанское, и они чокнулись бокалами, разрядив минуту напряжения. Нана сделала глоток и снова вздохнула.

— Нам с Чарльзом предстоит принять решение насчет лагеря «Киога», — сказала она. — Мы и так слишком долго откладывали.

— Что вы собираетесь сделать?

— Мы надеялись, что он снова будет открыт, не только для детей, но и для семей. Это популярно в наши дни. Ну, ты понимаешь, когда семьи ищут себе райское местечко, чтобы вместе провести лето. Жизнь людей становится слишком хлопотной. Семьи распадаются. А этот лагерь может собрать их вместе. Общая столовая, запланированные развлечения. Конечно, люди будут жить здесь только неделю или две, но все-таки это даст им шанс сплотить свою семью. В наши дни происходит возрождение семейных лагерей. — Она допила свое шампанское и поставила бокал. — В любом случае это очаровательная идея, но мы натолкнулись на препятствие.

— Что такое?

— Мы обсуждали этот проект с Грегом и Софией, и они казались очень заинтересованными. К сожалению, их планы изменились, по очевидной причине. У Грега и без того достаточно забот, чтобы взяться за лагерь. — Разочарование, казалось, давило ей на плечи.

— Мы что-нибудь придумаем, — сказала Оливия, беря бабушку под руку. — Не тревожься.

— Ты говоришь точно как Чарльз. Я думаю, он кое-что задумал.

Они вместе вошли внутрь и присоединились к отцу Оливии, дедушке и Дженни Маески. Филипп представил их лично днем раньше. Дженни выглядела очаровательно, но казалась немного растерянной. Ее большие темные глаза пожирали Нану и дедушку, так же как и неизвестных родственников на танцполе и у столов-буфетов.

— Я уже говорил Дженни, что мы знаем ее бабушку и дедушку дольше, чем женаты, — улыбнулся дедушка.

— Это правда, — подтвердила Нана. — Я покупала сладкие сырные калачи в булочной «Скай-Ривер» в день их открытия — 4 июля 1952 года.

Дженни выглядела потрясенной.

— Вы это помните?

Нана просияла:

— Калачи Хелен незабываемы. Надеюсь, завтра мы сможем нанести ей визит.

— Конечно, — обрадовалась Дженни, и Оливия осознала, что она вот-вот расплачется.

— Ты танцуешь, Дженни?

Их отец шагнул вперед с галантным видом, он, вероятно, так же как Оливия, увидел, что для Дженни это чересчур. Оливия пыталась представить, каково это — обрести столько родственников за один вечер.

— Не слишком хорошо, — призналась Дженни.

— А я был бы рад потанцевать со своей дочерью.

— Я должна помочь разрезать торт. — Дженни колебалась.

— Я позабочусь об этом, — успокоила ее Оливия. — Пойди и потанцуй с папой.

Дженни вложила свою руку в его, и они неловко вышли на танцпол, смущенно посмеиваясь. Оливия стояла и смотрела на них, чувствуя, как у нее сдавило горло. Она понимала, что ей потребуется время для того, чтобы сблизиться с сестрой, о которой она столько лет ничего не знала. В этот момент она увидела родителей своей матери — Гвен и Сэмюэля, которые неотрывно смотрели на них через стол.

— Ох, боюсь, что их взгляд может убить, — сказала Дэйр, переводя дух после танцев.

— Я пойду поговорю с ними.

Оливия понесла тарелки к столу Лайтси.

— Как вам вечеринка? — весело спросила она.

— Прекрасно, — в тон ей ответил дедушка.

— Где мама? — Оливия огляделась в поисках матери.

— К сожалению, Памела не слишком хорошо себя чувствует, так что она вернулась в отель.

Желудок Оливии сжался.

— Я понимаю, это странно и неожиданно. Но я думаю, что со временем вы будете счастливы за нас. Дженни чудесная.

— Она выглядит совершенно очаровательной, — согласилась бабушка Гвен, отодвигая свой кусок торта, не попробовав его. — И мы понимаем, что в этом нет ее вины. Однако тебе придется столкнуться с некоторыми сложностями, Оливия.

Оливия поняла намек на то, что ее сестра Дженни теперь будет делить с ней внимание ее отца и другие аспекты ее жизни, включая его состояние.

— Я в порядке, — твердо сказала она. — Мы с папой заранее обо всем поговорили. Она такая же его дочь, как и я.

Бабушка Гвен фыркнула:

— Ты должна блюсти свои собственные интересы, не так ли, Сэмюэль?

— В самом деле, — согласился он, и это было его стандартной реакцией на все трудные вопросы.

Оливия отошла, не желая продолжать разговор. Она понимала, что так проявляется их преданность своей дочери, но сейчас было не время обсуждать эти проблемы. Неожиданно она почувствовала, как застучало ее сердце, — сказывалось напряжение сегодняшнего вечера и выпитое шампанское. Она вышла наружу вдохнуть немного свежего воздуха. Снаружи было тихо. Солнце зашло, и глубокая лиловая ночь, казалось, дышала тайной.

Она надеялась — молилась, чтобы Коннор увидел ее и последовал за ней. У них все еще не было ни минуты, чтобы побыть вместе, а без него она чувствовала себя потерянной. Это было новым для Оливии — она не привыкла к этому желанию поделиться с кем-то каждым переживанием своей жизни.

Шагая по дорожке и с удовольствием осматривая обновления, она увидела, как парковку прорезали фары автомобиля и погасли — наступила темнота. Несколько мгновений спустя возникла тень на дорожке от парковки, и она увидела силуэт высокого широкоплечего мужчины. Оранжевый огонек сигареты сверкнул в ночи и затем исчез, когда мужчина приблизился.

— Мистер Дэвис? — окликнула Оливия. — Добро пожаловать, входите. Мои бабушка и дедушка будут рады вас видеть.

На Терри Дэвисе были темные брюки и рубашка, которая прямо-таки хрустела от новизны.

— Не могу остаться надолго, — сказал он ей. — Я просто остановился, чтобы выразить уважение.

— Вы знаете, что они будут рады вас видеть, — заверила она его.

Он пожал плечами и осмотрел окрестности. Он был крупный мужчина, высокий и широкий в плечах, и, глядя на него, Оливия поняла, откуда у Коннора эта потрясающая внешность.

— По правде сказать, я приехал сюда, чтобы перекинуться с вами парой слов, мисс Беллами. Если вы не возражаете.

— Я не возражаю, и, пожалуйста, называйте меня Оливия.

— Хорошо, мисс. Факт заключается в том, мисс, что я работаю над девятой ступенью.

— Я не понимаю.

— У меня программа из двенадцати ступеней. И на этом этапе я должен обратиться к людям, которым я причинил неприятности в прошлом. Их много, и вы в том числе.

— Я? — Оливия не могла понять, каким образом он когда-либо причинил ей неприятности. — Но я не…

Он протянул руку:

— Я должен попробовать извиниться, если мне это удастся.

— Ох. Итак, я могу чем-либо вам помочь?

— Все, что вам нужно сделать, это выслушать меня.

Она заколебалась, потом уселась на нижнюю ступеньку главного входа.

— Я могу сделать это.

Он присел рядом с ней.

— Это насчет той ночи девять лет тому назад. Вы знаете, какую ночь я имею в виду.

— Почему ты не сказал мне? — спросила Оливия Коннора. Вечер прошел, и была уже полночь к тому времени, когда она нашла его.

Коннор отошел от бара, где он вполне дружелюбно разговаривал с Фредди. Увидев Коннора, Оливия почти забыла, что она собиралась сказать. Это был первый шанс за всю ночь — по-настоящему посмотреть на него, но смотреть на него и думать одновременно у нее что-то не получалось.

— Не сказал тебе что? — спросил он.

Она вспыхнула, ощущая, что несколько пар глаз смотрят на них, и потянула его на веранду, теперь освещенную мерцающими огнями.

— Твой отец нашел меня сегодня вечером. Он рассказал мне кое-что о той последней ночи, когда мы были детьми, а ты почему-то не потрудился объяснить.

— О чем ты? — В его голосе она услышала напряженность и жесткость.

— Он сказал, что слишком много выпил в ту ночь.

— Мой отец слишком много пил каждую ночь.

— Но в ту ночь он предпочел сделать это в таверне «Хиллтоп», и в результате его машина попала в яму. Тогда ты возник прежде, чем появился патруль, сел за руль и заявил, что машину вел ты, и твоего отца не привлекли к суду.

— Да. И что?

— Ты никогда мне ничего этого не рассказывал, Коннор.

— Я не мог этого рассказать. Существуют такие вещи, которые нельзя рассказывать.

— Ты позволил мне думать. — Она начала говорить бессвязно, и старая боль вернулась к ней.

— Это все, что ты хочешь мне сказать?

— Ну почему ты мне не объяснил? Ты должен был сказать мне, — повторила она.

— Боже, ты думаешь, это легко, говорить о том, что мой отец — пьяница? И чего бы я добился, сказав тебе?

Воспоминания об этой ночи все еще жгли ее.

— Ты был моим первым парнем. В ту ночь то, что мы собирались сделать, значило для меня все. А потом это превратилось в нечто вроде шутки, и ты исчез…

— Лолли. — Его голос был тихим, и она услышала в нем страдание. — Это ты ушла в ту ночь.

О боже. Он был прав. Она всегда винила Коннора в том, что он той ночью сделал выбор, и она не потрудилась узнать, что на самом деле произошло. Она провела девять лет в уверенности, что Коннор в ту ночь ушел, и теперь столкнулась с фактом, что все произошло совсем не так. Она ушла от пруда и водопада не оглядываясь. Теперь она осознала, что, если бы она этого не сделала, увидела бы Коннора, которому было плевать на хохочущих пьяных вожатых, бросающих в нее одежду.

И вот теперь, несколько мгновений назад, Терри Дэвис объяснил, почему Коннор не пришел к ней в хижину той ночью. Кто-то сообщил ему, что его отец попал в кювет. То, что последовало затем, было настоящим кошмаром, Коннор убедил патруль, что он вел машину.

— Твой отец сказал, что тебя послали в тюрьму под Кингстоном.

— Это так.

Его лицо было бесстрастно, но она знала, что он скрывает боль. Он был напуганным мальчишкой, одиноким, пытающимся спасти своего отца от тюрьмы. Она могла представить себе его слишком живо, пойманным в свете фар, брошенным среди других визитеров субботнего вечера, кричащего, что он виноват, пока его отец приходил в себя.

— Я хотела бы, чтобы ты сказал мне. Позвонил мне или…

На его губах появилась слабая улыбка.

— Лолли, это было невозможно. И потом, если бы я попытался все объяснить тебе, это только усложнило бы все.

Она кивнула, остро переживая из-за мальчишки, который прятал тогда так много боли, даже от нее. И наконец поняла всю напряженность и сложность его жизни. И в этом, как она осознала, было фундаментальное различие между ней и Коннором. Ее детство не было идеальным, но оно у нее было. Там, в лагере, было слишком легко забыть, как различаются их жизни. Но реальность заключалась в том, что Коннор рос, присматривая за собой и за своим собственным отцом, а в ту ночь дело приняло более серьезный оборот.

Терри был потрясен, когда его сына отправили в тюрьму вместо него, и это стало причиной его решения лечиться от пьянства, он принял участие в девяностодневной программе трезвости.

А Оливия, ничего об этом не зная, вернулась в Нью-Йорк, пошла в колледж и постаралась убедить себя в том, что этого лета никогда не было.

— Что могло быть хуже, чем потерять тебя без всяких объяснений? — спросила она, вспоминая агонию, через которую она прошла.

— Потерять тебя теперь, — просто ответил он, и наконец его улыбка потеплела, — это было бы куда хуже. — Он наклонился и поцеловал ее, легко, но твердо, в губы. — Последствием этого стало то, что мы теперь вместе.

У Оливии закружилась голова от поцелуя, и ей захотелось, чтобы он сделал это снова. Она помолчала, позволяя прохладному бризу с озера остудить ее голову.

— Я не собираюсь противоречить тебе. — Ей хотелось, чтобы он посадил ее на заднее сиденье своего мотоцикла, увез в холмы, и они никогда бы не возвращались. Она хотела, чтобы их жизни были связаны так же крепко, как и их сердца. Но это было так трудно выразить словами.

— Я хочу знать, что на этот раз не делаю ошибки. Я так часто ошибалась, что больше не доверяю себе.

Он рассмеялся:

— Я не могу оградить тебя от ошибок, Лолли. Никто не может, даже ты сама. И неужели ты всерьез думаешь, что это возможно?

«Так просто», — подумала она. Это был его дар — искренность, которую она чувствовала в его словах и поступках.

— Но…

— Иногда тебе просто нужно верить.

— Мы выстроили отдельные жизни, Коннор. Я просто не вижу, как их можно объединить.

— Ты переезжаешь в Авалон, и мы вместе строим дом. И ты говоришь своим бабушке и дедушке, что берешь на себя открытие лагеря. — Он был конкретен.

— Ты говорил с дедушкой и Грегом.

— Говорил, — признался он.

Оливия прикусила губу и взглянула на него. Он прижал ее руки к своей груди, к потрясающей ткани его смокинга, и она почувствовала его мягкое тепло. Ее сердце билось учащенно, но что-то в ней еще сопротивлялось. Коннор просил ее о том же, о чем просил Рэнд Уитни, — бросить жизнь, которую она построила, и бизнес, за который боролась.

— Их идея насчет лагеря, я думаю, это отличная идея, построить лагерь для семей, это просто… мечта, — сказала она.

Он жестом показал на озеро:

— Само это место начиналось словно мечта. Я никогда не говорил тебе этого, но мои мечты тоже начались здесь. В первый раз, когда я попал сюда, и смог представить себе такую жизнь, которую я не знал. Это было для меня огромной радостью. Не могу тебе сказать, какой огромной.

Она вспомнила сердитого синеглазого мальчишку в одежде для хип-хопа и запыленных ботинках, и ей остро захотелось вернуться в прошлое, обнять его, сказать ему, что все в порядке. У нее был такой шанс много лет назад. И она им не воспользовалась.

— Я так рада, — начала она, затем нервно рассмеялась. — Я не знаю, чему я рада. Что у нас было это лето. Что, может быть, мы…

— Может быть, мы что? — Он произнес это, беря ее за руку и переплетая пальцы. — Послушай, мне можно доверять. Если ты не хочешь оставаться здесь, мы можем жить там, где ты захочешь.

И снова. Так просто.

— Ты переедешь ради меня в город?

— Черт, я перееду в Тиерра-де-Фуего, если это то, чего ты хочешь.

Она посмотрела на их руки: ладони сомкнуты вместе, пальцы сплетены.

Она потянулась к нему, как в тот последний раз, когда они занимались любовью.

— Я не уверена в том, что ты хочешь мне сказать, — признала она.

— Тогда просто слушай. Я люблю тебя, Лолли. Я любил тебя с тех пор, как мы были детьми, и это никогда не уходило, хотя я не говорил тебе об этом. Вместо этого я причинил тебе боль и позволил уйти. Но я не сделаю этого больше, дорогая. Никогда. Теперь мы взрослые. Мы знаем, как это делается. Ты понимаешь меня?

Она чувствовала головокружение, ее сердце наполнилось нестерпимой радостью, от которой можно было задохнуться.

— Мне показалось, или ты в самом деле говоришь, что любишь меня?

— Тебе не показалось. Я люблю тебя и всегда буду любить, каждый день своей жизни. Мы из двух совершенно разных миров, и мы живем совершенно разными жизнями, но между нами кое-что есть. И всегда было. Я не придумал это, Лолли.

Ее душили слезы, но она не позволила себе расплакаться. Она не позволила себе погубить слезами эту превосходную минуту.

— Я тоже люблю тебя, Коннор, — прошептала она. Слова исходили из ее сердца, в котором проснулась весна. — Я всегда тебя любила, даже когда ненавидела.

Он улыбнулся и коснулся ее щеки.

— Я знаю, дорогая, я знаю.

Она посмотрела ему в лицо и ощутила, как слезы отступили. Он заставил ее улыбнуться и почувствовать себя в безопасности. Может ли любовь быть такой простой?

Он отпустил ее и посмотрел на часы.

— Что-нибудь случилось? — спросила она.

— Я немного тороплюсь. — Он снова ухмыльнулся, может быть, чуть нервно. — Я должен сделать это до полуночи.

— Сделать что?

— Я думаю, что будет неплохо — сделать тебе предложение в пятидесятую годовщину свадьбы твоих бабушки и дедушки, думаю, это принесет нам удачу.

Ее сердце забилось. Она запаниковала, хотя услышала именно то, о чем мечтала.

— Ты делаешь мне предложение?

— Я еще не сказал этого. Я все еще нервничаю.

Она расхохоталась.

— Сделай это сейчас, — попросила она. — Скажи это.

— Прямо в эту минуту?

— Прямо в эту минуту, — согласилась она, охватывая его шею руками. — Потому что я не могу дождаться, чтобы сказать тебе «да».

«АВАЛОНСКИЙ ТРУБАДУР»

2 сентября 2006 года

«Мистер Филипп Беллами с Манхэттена и миссис Памела Лайтси Беллами, также с Манхэттена, объявили о помолвке их дочери, Оливии Джейн, с Коннором Дэвисом, сыном Терри Дэвиса из Авалона, штат Нью-Йорк. Мисс Беллами окончила Колумбийский университет и после свадьбы переезжает в Авалон. Мистер Дэвис — владелец «Дэвис констракшнз» в Авалоне — этой осенью будет строить новый дом на дороге у реки. Свадьба запланирована на август. Пара намеревается управлять лагерем «Киога», который будет открыт как семейный лагерь следующим летом».