Лето разноцветно-косолапое

Ни сесть, ни встать, ни почесаться…

С началом рыбалки медведи начинают добреть, набирать вес, и продолжается это до глубокой осени, пока раздобревшему медведю не настанет пора ложиться в берлогу. По справедливости, камчатский медведь должен бы называться не «медведем», а «рыбведем». Что ему мёд? Только ароматная мечта. А рыба — она и жизнь, и радость, и здоровье.

Вот и раненый медведь Топтыжка на лососёвой пище быстро пошёл на поправку и уже на другой день занял своё почётное рыболовное место на водопаде.

Но вот Аксинья Потаповна — охохонюшки! — расхворалась, да не на шутку: уж так ей «в поясницу вступило», что ни сесть и ни встать; даже и лечь-то не знаешь как: больно и больно.

— Охоньки, охоньки, — стонала медведица. — Довыделывалась перед молодёжью, балда старая… Ох!.. Ходила бы уж по берегу, побиралась, чем подадут… Нет, решила удаль былую вспомнить, в ледяной-то воде!

Юные питомцы наперебой предлагали свои медвежьи услуги.

— Давайте, Аксинья Потаповна, я вам по спинке попрыгаю, разомну, — вызывался барибальчик Тедди.

— Ой, ой, спасибо, Феденька, в другой раз, — благодарно морщилась вожатая.

— У-у-у, может, какую травку найти, корешок целебный? — спрашивал рыжий губачонок Бхалу.

— Сама я найду корешок, — отвечала Аксинья Потаповна, — пусть только полегчает.

— Надо её на муравейник положить, — озарило Умку. — Муравьи накусают, спина и занемеет.

(Это уж он на своей шкуре успел узнать, как немеет спина от муравьиных укусов.)

— Сама я, сама лягу, — простонала вожатая, через боль радуясь Умкиной сообразительности. — Вот только очухаюсь маленько. Идите пока без меня порыбачьте, никто уж вас не обидит.

А чёрно-белая медведевочка Панда запустила пальцы в медведицыну шерсть и стала ощупывать больную поясницу.

— Ай! — вскрикнула медведица. — Ай, что ты там ищешь, Пай Сюн?

— Точки, — непонятно ответила Панда. — Вам поможет точечный массаж. Вот тут больно?

— Ой-ой-ой!!! — чуть не подпрыгнула больная. — Хватит, хватит, уже легче, спасибо, детка. Ступай помоги мальчикам рыбку ловить, они ж без тебя не справятся.

А маленькая пушистая бабушка Коала просто прижалась к Аксиньи-Потаповниной спине своим мягким тёплым животом, уцепившись лапками за бока вожатой. И то ли это прогревание помогло, то ли китайский точечный массаж сработал, но через некоторое время боль в пояснице чуточку ослабла. Кряхтя и отдуваясь, медведица поднялась на лапы. Надо идти.

— Куда мы пойдём? — спрашивали медвежата. — Искать корешок? Или на муравейник?

— Недалеко, — отвечала вожатая. — Увидите.

Но «недалеко» — не значит «быстро». Аксинья Потаповна даже не шла, а еле как ковыляла, одну ногу подволакивая, а другую упирая на коленку. Встретив широкий пень, она улеглась на него животом, свесив голову и лапы — так спина болела меньше. Чуть отдохнула — и снова продолжила нелёгкий путь.

— Когда мы уже придём? — изнывали медвежата.

Нетерпеливый Тедди наворачивал круги вокруг медленной процессии, а Умка даже успел прилечь и немного вздремнуть. Зато Коала наконец-то шагала по Камчатской земле пешком, никуда не спеша, но и нисколько не отставая.

Долго ли, коротко, а пришёл медвежий отряд… в тупик. Представьте: слева шумит быстрый холодный поток, что и здорового медведя с лап собьёт; справа — отвесная скальная стена; задрать голову — там высоко-высоко за макушку скалы ухватилось странное плотное облако.

Между скалой и рекой — узкая полоска берега, да и ту впереди завалил большой ребристый камень. Куда ж теперь идти? — оглядывались медвежата.

— Пришли уже, — пробормотала вожатая. — Хватило бы мне только сил перелезть через этот камень. Заберись-ка на него, Феденька, да скажи, что видишь?

Умка подставил чёрному медвежонку своё сильное плечо, Тедди, подтянувшись, вскарабкался на обломок скалы и присвистнул:

— Вау! Тут в скале дырка, ручеёк вытекает, пар ползёт. И пахнет… — чем именно пахнет, Тедди уточнить не смог.

— Ну вот, — вздохнула Аксинья Потаповна. — Стало быть, нам в эту самую дырку и надо. Полезу, что ли. Поберегитесь-ка, детки, кабы кого не задавила ненароком.

Позвольте не описывать скалолазных мучений старухи медведицы. Больно ей было и трудно, даже нос высох и побелел, а глаза, напротив, покраснели и увлажнились. Медвежата помогали как умели — и тянули вожатую, и подсаживали, и вот она перевалила через камень и скатилась по другую его сторону, как скрипучий куль с капустой. Отдышалась, собралась с духом и на локтях втащила свою тушу в скальную расселину, по дну которой струился тёплый ручей. Как ни рвался первым в разведку Тедди, отважный сын Дикого Запада, Аксинья Потаповна никого вперёд себя не пустила. Расселина превращалась в узкий тоннель, его каменные стенки сжимали рёбра медведице, и дышала она часто и мелко, как загнанный волчишка. Окажись вдруг тоннель обрушен — задним ходом уже не выбраться, помирай тогда в этой каменной берлоге. Потому-то она и не пустила детей вперёд: если что, так хоть на воле останутся.