Держа в руке высокий бокал с прохладительным, Карл Рейнхарт сидел на большом, застланном парчовым покрывалом диване. Он молча ждал, пока слуга уберет все, что оставалось после приема. На большом серебряном подносе стояло около дюжины пустых кофейных чашек и лежало два сладких печенья. Когда слуга забрал последнее, Карл показал ему жестом, что он свободен.
— Мне нравится в Ахмеде, — сказал он своему компаньону, — то, что он сразу же понимает мои сигналы.
— Знает ли он немецкий или английский? — с заметным испанским акцентом спросил крепко сбитый человек, сидевший с другого края дивана. Он нагнулся вперед, чтобы взять свой бокал.
— Насколько я знаю, нет. Но я все же предпочитаю, чтоб он не присутствовал ни при каких разговорах.
— Откуда ты знаешь, что все это проклятое место не нашпиговано «жучками» и твои гостеприимные хозяева не подслушивают нас в этот самый момент?
— Один из моих людей каждое утро проверяет это место, и уверяю тебя. что. если ты не принес с собой диктофон, никто не сможет нас услышать. В сущности, мне наплевать, слушают они или нет. Мне нечего скрывать. Я хочу сказать, что они были для меня идеальными хозяевами, с самого первого дня.
— Приятно слышать.
— Но меня беспокоят не сирийцы, я знаю, что среди них есть агенты, работающие на Моссад. да и на другие организации. Эти агенты представляют собой серьезную проблему.
— Но чего ты хочешь от нас? Ты набрал здесь довольно внушительную группу. Кое с кем из них я имел удовольствие работать в семидесятые годы. О других только слышал. Это все очень опытный народ, мой друг. Итак, что же ты затеваешь?
— Все в свое время, мой друг. Пока я хочу от тебя, чтобы ты помог мне захватить одного офицера Моссад.
— Ты шутишь?
— Нет. Почему ты так спрашиваешь?
— Потому что эти ребята скользки, как угри. Всякий раз, когда мы пытались захватить одного из них, дело кончалось нашим бегством, а то и гибелью.
— На этот раз все будет иначе. Прежде всего этот человек нужен мне живым. Это не должно выглядеть как попытка его убийства. Наша операция будет проходить в два этапа.
— Это становится любопытным.
— Это вполне заслуживает твоего внимания, но тут в подвале у меня есть человек, который должен ответить на некоторые вопросы, прежде чем я смогу сделать далеко идущие выводы. Я подумал, что ты мог бы его расколоть.
— Пошли, — сказал гость, поправляя свою серебрянную оправу с толстыми линзами.
Он встал, потянулся и последовал за Карлом, который вышел в холл и стал открывать дверь, похожую на дверь небольшого чулана. Войдя внутрь, он стал спускаться по лестнице, негромко позвав:
— Карлос, закрой эту дверь за собой,
— Хорошо, амиго. Есть ли свет в этой крысиной норе?
— Да, но только надо закрыть дверь.
Гость и хозяин прошли через низкий проход и оказались перед прочной металлической дверью. Когда Карл отпер замок ключом, она медленно открылась внутрь. Они вошли в небольшую комнатку величиной с обычный лифт.
— Вот, сказал Карл, вручая Карлосу пару очков ночного видения.
— Для чего они?
— В следующей комнате нет света. Это новый технический прием, которым мы пользуемся на допросах вот уже несколько лет. Допрашиваемый теряет всякую ориентировку, и его воображение, соответственно, разыгрывается. Если, например, ты поскребешь металлической пластинкой по стене, он тут же вообразит невесть что. Этот прием действует быстрее и эффективнее, чем все, что мы применяли до сих пор, и позволяет обходиться без многих инструментов.
— А почему бы не употребить химикалии?
— У химикалиев есть один недостаток. Чтобы получить желаемый ответ, ты должен задать точный вопрос. А это, как ты наверняка знаешь, не всегда легко. Запугав допрашиваемого, я заставляю его говорить о том, что может нас интересовать. А это самое лучшее. Хочу только тебя предупредить: когда будешь там, не говори ни слова, пока я не попрошу. И все время отвечай мне «да». Ясно?
— Я сделаю все, как ты хочешь.
Надев очки ночного видения, они вошли в камеру. Сквозь очки все представлялось им в зеленом свете. Величина комнаты удивила Карлоса. Длиной и шириной она была футов семьдесят, а высотой около пятнадцати.
В самом центре комнаты, крепко привязанный к креслу, похожему на зубоврачебное, находился допрашиваемый. Даже делая скидку на искажения, вносимые одноцветными очками, по выражению его лица было видно, что он вне себя от страха. Глаза у него были выпучены, и он водил ими во все стороны, пытаясь обнаружить источник шума, который они производили. Однако самой головой, туго прикрученной к креслу специальной системой ремней, он не мог пошевелить.
— Видишь ли, — сказал Карл, — наш друг очень неплохо питается. — И он показал на мешочек для испражнений. — И он был очень словоохотлив, но я все же не уверен, что он сказал все, что ему известно.
— Пожалуйста! Пожалуйста! Выпустите меня отсюда, — скрипучим голосом заговорил привязанный к креслу человек.
— Не надо пере возбуждаться. — Карл подошел к стене и снял с нее большой, похожий на кухонный, нож.
Итак, мистер Шаби, — сказал он, поднеся тупую сторону лезвия к его щеке, — хотя мне и очень хочется полоснуть тебя разок-другой, я человек честный и всегда держу слово. Как ты помнишь, я обещал, что, если ты мне все расскажешь, я не разрежу тебя по частям, начиная с пальцев ног. Но у меня такое чувство, будто ты не веришь мне. Может, ты думаешь, что я только хочу напугать тебя. Видимо, я должен продемонстрировать тебе, что я отнюдь не шучу.
Карл повернулся к Карлосу.
— Когда его привели сюда, я и в самом деле откусил один его палец кусачками. Видимо, это оказалось менее больно, чем он думал.
Он говорил спокойным деловым голосом, не обращая никакого внимания на мольбы Шаби и его бормотание, как будто он был неодушевленным предметом, а не человеком.
— Сейчас я держу в руках, — продолжал он, — и я думаю, что ты чувствуешь это щекой, большой хлебный нож. Как ты знаешь, у таких ножей зазубренные края, и поэтому я не отрежу, а отпилю твой палец. Это займет побольше времени, чем в прошлый раз, но это доставит мне и моему другу большее удовольствие, а тебе причи нит гораздо большую боль.
Пока Карл раскладывал кресло так, чтобы ему удобнее было пилить, Шаби вопил во всю глотку. Пытаясь вырваться, он вертелся всем своим нагим телом, налегал на ремни. Если бы ремни не были обшиты изнутри каким-то мягким материалом, он ободрал бы себе всю кожу.
— Пожалуйста! Пожалуйста! — умолял он. — Что вы хотите еще знать? Я рассказал вам все, все. Чего вы хотите еще? Я сделаю все, что вы скажете. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Карл обошел вокруг.кресла, прислонил заточенное лезвие к животу Шаби, а затем к его пенису и сказал:
— Я хочу, чтобы ты еще раз описал этого Брэда, и смотри не упусти ни одной подробности.
Шаби говорил в течение нескольких минут. Он уже описывал Брэда один раз. И теперь опять описал его одежду и походку, даже упомянул, что его излюбленное выражение: «никаких проблем».
— Я уже говорил, — сказал Карл, — что я человек честный. Я должен обо всем подумать, прежде чем мы решим, что с тобой делать… Пошли, обратился он к Карлосу.
— Потрясающе, — воскликнул Карлос, когда они поднялись наверх. — Сколько времени он здесь?
— Около двадцати часов, но он думает, что гораздо дольше. У нас есть там небольшой фонарь, который то светит ярче, то гаснет. Он создает иллюзию дневного света, поэтому допрашиваемый думает, что может сосчитать дни. На самом же деле мы ускоряем смену «дня и ночи», сейчас «день» тянется четыре часа. Сегодня я хочу вывести его оттуда, чтоб он мог создать фоторобот этого Брэда.
— А кто он?
— Разведчик Моссад, куратор нашего друга Шаби. Тот, о котором я тебе говорил. Шаби, повидимому, передал этому человеку какую-то информацию, которая может поставить под угрозу меня самого, мою работу и моего осведомителя в Моссад.
Карл расхохотался.
—Хотел бы я видеть их лица, когда они получат состряпанную мной информацию…
Карлос широко раскрыл глаза. Его лицо расплылось в улыбке.
— У тебя есть свой осведомитель в Моссад?
— Да. И уже давно. Больше чем десять лет.
— Иисус Христос. Десять лет, и ты только теперь сообщаешь мне об этом!
— Я бы и теперь не сообщил, если бы мог этого избежать, но мне требуется твоя помощь. Я хочу, чтобы ты вместе со мной участвовал в операции против Моссад. И поверь мне, таких операций будет еще немало.
— О чем ты говоришь?
— Эта операция только начало, Карлоc, постараемся угодить нашим заказчикам. После этого у нас будут окончательно развязаны руки. Видишь ли, у меня есть связи от Пентагона до Бундестага, но мне нужны крупные суммы денег, чтоб поставить работу на широкую ногу. И еще мне нужна база, откуда мы могли бы действовать.
— Ну что ж, я с тобой. Надеюсь, ты понимаешь, что со временем эта страна перестанет быть для тебя гостеприимным приютом. Она постепенно начинает сбли жаться с американцами, да и куда ей еще податься?
— Скоро мы переедем в Ливию. Мы сможем вести нашу работу из Европы и даже Соединенных Штатов. Но пока займемся неотложными делами. Я хочу устроить так, чтоб они заподозрили, будто этот Брэд и есть тот самый «крот», за которым они гоняются. В этом случае они не смогут обнаружить моего человека.
— Каким образом тебе удалось посадить туда своего осведомителя? Я слышал, что Моссад регулярно проверяет всех своих сотрудников на детекторе лжи.
— И тем не менее, мой друг, у меня есть там свой источник информации.
Карлос хихикнул.
— Принесука я вина, — сказал Карл.
Через несколько мгновений он вернулся с бутылкой охлажденного мозельского. Он подробно объяснил Карлосу, чего именно от него хочет. В данный момент он не может оставить Сирию и сам провести операцию. Но Карлос долгое время был вне игры, и поэтому риск, что его могут узнать, сведен до минимума. К тому же он сделал несколько отличных пластических операций. Карл знал, что может доверять Карлосу, хотя бы потому, что в их положении было много схожего. Оба они были изгоями общественных систем, переставших функционировать.