Лжец на троне 4. Возвеличить престол

Глава 12

Глава 12

Париж.

1 апреля 1609 года

Если бы кто-то, из тех, кто три года назад знал Иохима Гумберта, увидел мужчину сегодня, то удивлению от преобразований в бывшем наемнике не было бы предела. Нынче статный, более чем уверенный в себе, дипломат, лишь внешне походил на себя же, но образца начала 1606 года. Внешность мужчины явно претерпела изменения в сторону увеличения массы, ну и немного изменили лицо усы. Гумберт не был толстым, но лишние килограммы в теле мощного мужчины, присутствовали.

Гумберт, после успешного посольства в Праге, стал уже не бароном, русский государь-император даровал ему титул графа. Если бы Иохим был рядом с царем в тот момент, как государь подписывал жалованную грамоту Гумберту, то услышал небрежно брошенную фразу: «да мне не жалко, хоть и герцога дать, главное, чтобы польза была». Нет, Димитрий Иоаннович не так, чтобы и разбрасывался титулами, в самой России немного людей волей государя стали дворянами, ну а графа не было ни одного. Вот только в Европе никто не станет разговаривать с сыном мещанина, но с графом можно вести переговоры.

Гумберт понимал, что он в Российской империи не станет вровень с боярами, да ему это не так, чтобы и сильно это было нужно. А вот в Европе… тут он знатный. Конечно же, останься Иохим в России, так не знал бы нужды, но графский титул не решал бы там ровным счетом ничего. Он был ниже княжеского, может чуть выше простого дворянина, но из-за отсутствия четкости определения статуса, граф в России — это никак не сказывается на местничестве.

Сам титул — это даже для Европы далеко не все, а вот то, какие возможности имеет граф — вот что больше определяет статус для иностранного подданного. Гумберт имел возможности, он был очень богат. Нет, вновь не так, он имел в своем распоряжении большие средства, используя которые можно купить себе и влияние, и информацию, как и временное уважение. И уже не столько его деятельность финансировалась из Москвы. Ему передавали товары, которые Гумберт умел продавать.

Уже то, как он распорядился с луковицами тюльпанов, говорило о том, что талант торговца в Гумберте был, если и не больше, чем дипломата. Иохим уже выручил за редкие луковицы цветов, что каждую весну украшают Москву, не менее пятидесяти тысяч полновесных, в чуть меньше десяти грамм серебра за каждый, парижских ливров. И это только тюльпаны.

Русское посольство жило на широкую ногу и быстро, используя некоторые до того неизвестные в мире методы, стало объектом внимания для парижан. Теперь уже многие, даже весьма знатные люди, стремились в «Русский Дом», превратившийся в своего рода элитный салон, которые в Париже будут править бал сильно позже.

Гумберту удалось заключить контракт с одной парижской типографией, тогда и заработала русская пропаганда. Не сильно навязчиво, чтобы не привлекать излишнее внимание властей, которые и так не слишком благосклонно и с опаской взирали на активность русских, Гумберт с командой начал действовать. После немалых взяток, разрешили русскому посольству существовать. Хотя посольство таковым может считаться, когда король разрешит, но миссия… Да, правильнее было бы называть происходящее русской миссией.

Тем не менее, раз в две недели выходит «русский листок», так в переводе звучит название той странички, на которой печатается информация о Российской империи и анонсируются мероприятия русской миссии. В Париже, да и во Франции не было газет, и этот опыт французы еще не приобрели, от того, как и многое неизвестное, русское новшество приводило парижан в восторг.

Конечно же, то, что пишется о России несет в себе лишь немного завуалированное восхваление Российской империи, императора. Огромные просторы, великолепные пейзажи, горы и равнины, леса и реки. Все это, или почти все, есть и во Франции. Однако, в данном случае может сработать интерес от навязчивости описания, красочности изложения. Посольство привезло немало заготовок, которые были составлены в ведомстве Козьмы Минина и переведены на французский язык еще в Москве, благо французы в России уже были, о чем так же писалось в «листке». Как же великолепно живут французские наемники в Москве и других русских городах! Как же им нравится служба!

Такие листы разносились и предлагались к прочтению в знатных домах Парижа. Аристократия приглашалась так же на выставки, которые проводились в «Русском Доме». Уже три недели действует выставка под названием «Русское ремесло». И это мероприятие пользуется просто бешеным спросом. Настолько много людей хочет посетить выставку, о которой ходят легенды, что их не останавливает и то, что вход платный.

Два парижских ливра — это не мало даже для не самого бедного парижанина, это два с половиной турских ливра, правда, меньше, чем один экю. Гумберт, да и все русское посольство, никак не может окончательно разобраться в сложной денежной системе Франции, высчитывая больше не по монетам, а по весу серебра. Между тем стоимость входа на выставку, которая заняла два этажа большого особняка, что русское посольство арендовало, была немалой. Иное дело, когда знатных и нужных людей приглашали посетить выставку бесплатно. Мало того, их, этих нужных посольству людей, угощали неплохим вином, в отличие от обычных посетителей, которые пили обычное вино и по отведенной мере. Так нарабатывалась лояльность французов к русской миссии.

А что именно показывать, было. Большую часть всей выставки занимали зеркала и иные изделия из стекла. Двенадцать зеркал в полный рост и еще коллекция меньших, все украшены золотом и серебром, хрусталем, имитирующем драгоценные камни. Были и украшения из хрусталя, люстры, малахитовые шкатулки, фигурки животных, бытовая утварь. Отдельно располагались двенадцать персидских ковров и экспозиция вышивки по шелку золотом и серебром от русской царицы. Конечно же не обошлось без экспонатов — мебели из московской мебельной фабрики. Ну и русские «газ и нефть» XVII века — пушнина и пенька. Последняя была в основном в виде канатов и веревок.

Париж взорвался овациями. Те, кто сходил на выставку, порой, чтобы потешить свое самолюбие, восхваляли увиденное до небес. Другие же, наслушавшись россказней, одалживали деньги и устремлялись в «Русский Дом». Выставка уже заработала сорок тысяч парижских ливров, или чуть больше тринадцати тысяч экю золотом. Большие деньги, даже весьма, но они не шли в сравнение с тем, за сколько можно продать все экспонаты.

И вот же эти русские… Они предлагали все это купить. Не сейчас, а когда выставка закончится, как и закончит свою работу расширенное русское посольство. Возле каждой вещи стояла табличка с именем того месье, который собирался купить эту вещь, как и указание суммы. Каждый посетитель мог перебить сумму и тогда его имя красовалось у предмета, а вестовой, из большой когорты молодых парижан, принятых на работу русскими, бежал в дом господина, который уже перестал быть покупателем вещи.

Гумберт восхищался гением того, кто придумал такую схему. При этом, Иохим, от чего-то почти был уверен, что сам государь-император этакое выдумал. Как же било по самолюбию французских аристократов, что их цены перебиваются, как же льстило любому мануфактурщику, что он, может используя все свои накопленные деньги, но перебивает цену шевалье, виконта или барона.

Были дуэли, без них в Париже никак. Поединки провоцировали и на территории «Русского Дома», но тут была объявлена территория без кровопролития. Однако, дворик внутри особняка, столь удобрялся кровью, что скоро не будет клочка земли, которая не приобрела бы оттенок алого или багрового цвета.

Дуэли… Это проблема, с которой встретилось русское посольство в полной мере. Шесть человек, призванных охранять Русский Дом были убиты в дуэлях за год, а еще одиннадцать ранены. Французские дворяне, словно с цепи сорвались и кидались на любого русского, который был во дворянском сословии. Тут причиной был и завуалированный грабеж, ну и чувства зарождающегося французского патриотизма, когда прямо свербит желание проучить дикарей с далеких далей.

И приходилось принимать вызовы, чтобы не уронить честь и достоинство. С другой стороны, причислять представителей русского посольства к мещанам было нельзя, так никто не станет иметь дело с русскими. Поэтому в Русском Доме все сплошь бароны. Ну а барон должен отвечать за свой титул непринятием оскорблений, а, как следствие, принятием вызова.

Первоначально проблема состояла в том, что русская охрана была хороша в бою на саблях, или в подлых схватках, так как состояла из государевых телохранителей. Однако, бой на шпагах первые охранники русской миссии во Франции освоили слабо, за что многие и поплатились. Хороший мастер сабли может победить шпажиста, но только если шпага, или рапира, были узкими, чтобы мощная сабля перерубила напрочь городской клинок. Но и тут есть выигрышные комбинации шпажиста против менее маневренной сабли. Поэтому первые дуэли были по числу побед один к двум, не в пользу русских.

Проблема еще состояла в том, что не ответить на вызов, было нельзя. Иначе просто причислят самозванцам, которые лишь примерили на себе маску дворянства, за которой морда мещанина. А французы провоцировали постоянно, от чего даже были ограничены для сотрудников русской миссии выезды из особняка. Может ситуация могла измениться после того, как король признал бы посольство и состоялась аудиенция, но этого не случилось, пусть и никто не предпринимал попыток выдворить русских.

Интересный выход был предложен дьяком Козьмой Ивановичем Лавровым. Этот молодой человек, может и слишком юный, как для дипломата, был весьма активным, смышленым и решительным. Гумберт уже знал, что именно Лаврову предстояло быть русским послом во Франции, если король Генрих IV решит принять русское посольство на постоянной основе. И вот этот барон Лавров предложил нанимать бретеров из французов.

После продолжительных войн между гугенотами и католиками, как и временной децентрализации, во Франции оказалось много активных, прошедших воины и интриги, дворян обоих вероисповеданий. Далеко не все имели достаточные средства на существование, так что из этой среды взращивались профессиональные поединщики, готовые за деньги вызвать на дуэль дворянина, что перешел дорогу другому человеку, не желающему самостоятельно сражаться. Так же это был самый распространенный способ решения проблем. Сосед заказывал убийство через дуэль своего соседа, муж — любовника жены, кредитор — нерадивого должника.

Первоначально шесть бретеров, которые были наняты русским посольством, очень активно справлялись со своими обязанностями, так как бойцам платили за каждый поединок и весьма щедро с премиями за победы. Временно проблема ушла. Но вскоре вновь встала в полный рост. То, что русские часто прибегают к помощи бретеров стало известно в Париже и этот факт сильно просадил растущий интерес к России, порождая пренебрежение.

Но вот три месяца назад проблема с дуэлями решилась. Из России прибыли… волкодавы, не меньше. Пять человек, из которых один был итальянцем, но принявшим православие и российское подданство, они были подготовлены именно к тому, чтобы защищать честь и достоинство русского дворянства. Эти люди — лучшие бойцы на шпагах, которые только были в России, если не считать тех мастеров, что учили будущих русских бретеров. Сам государь принимал участие в подготовке бойцов и придумывал комбинации.

Можно, конечно, говорить о том, что французский дворянин, который с рождения занимался шпагой, всяко будет обладать лучшим навыком, чем русский воин, больше внимания уделявший сабле. Но это не аксиома, не требующая доказательств, а лишь логичное предположение. А на деле вперед выступают много дополнительных моментов.

Что есть французский дворянин? Любитель драться, выпить, промотать деньги. Кто из таких людей будет следовать режиму, иметь систему тренировок, питания? Никто. И тем более, что об этом, в частности о питании, не известно ничего. А что за бойцы прибыли из России? Это люди, которые до попадания в царскую школу телохранителей, уже были лучшими, так как иные туда не попадают. Ну а после… Подъем. Пробежка, зарядка. Завтрак с обильным количеством белка и сложных углеводов. Тренировка. Обед. Тренировка. Ужин. Спать.

Тут нет места для выпивки, прогулок. А есть такие вещи, как тренировка выносливости, психологическая тренировка, когда проверяют на стрессоустойчивость. Взять ту же растяжку, а все прибывшие бойцы садятся на шпагат, то французские дворяне вряд ли заморачиваются с подобным. А это может быть залогом победы. Хороший, глубокий, выпад — это отличный сюрприз для противника. И так во всем, системно.

Так что теперь русских начали уважать. Не сказать, что все дуэли были, как бы сказали в будущем, «в одну калитку», но из четырнадцати дуэлей двенадцать были выиграны, при этом ни одного человека не было потеряно, только ранения.

Что сыграло свою роль в том, что околокоролевские круги серьезно заинтересовались, наконец, деятельностью русских, сложно было ответить. Однако, на первое апреля 1609 года была назначена встреча русского посольства со всесильным советником короля Максимильоном де Битюн, герцогом де Сюлли. Такая встреча равносильна аудиенции с королем.

Король управлял Францией, ну а Де Сюлли был тем, кто управлял королем. Нет, Генрих не был тем человеком, которому можно диктовать решения. Но он оставался человеком, на которого можно влиять по средством аргументации того или иного, что необходимо для преодоления затянувшегося кризиса в государстве.

Генрих IV часто летал в облаках и извергал, порой, утопические идеи. Это касалось и развития государства в сфере внешней политики, когда король умудрялся влезть в войну с Испанией, или опрометчиво начать войны с немецкими княжествами. Так же Генрих начинал и продолжал много разного строительства, которое оказалось не по силам его предшественникам. Ну а де Сюлли получалось сдерживать амбиции короля и отметать уж слишком нереальные планы Генриха.

Именно де Сюлли заинтересовался информацией по России, которую, пожалуй единственный, кто не называл «Тартарией». Поступили сведения, что голландцы собрали более двадцати кораблей для того, чтобы отправится в Россию. Эти гезы решили резко нарастить торговлю с далекой Россией, а обвинить голландцев в безрассудстве можно было, но только раньше, пока они не стали серьезным игроком в мировом океане [гезы — нищие. Пренебрежительное название зарождающейся голландской буржуазии].

Де Сюлли был человеком и чиновником, который ратовал за свободу в развитии ремесла и торговли, без сильного участия в этих делах государства. И, подобная голландской, система более всего казалась королевскому советнику правильной. Потому за делами в Нидерландах, как в вольных, так и испанских, герцог следил тщательно.

Де Сюлли не был на выставке в Русском Доме, но слышал о ней от своих агентов. Герцог воспротивился тому, что многие при дворе шептали королю идею прекратить активную деятельность русских, чем нажил еще чуточку больше врагов. Впрочем, де Сюлли не привыкать лавировать в интригах. Герцог был ярым противником меркантилизма, потому решил, что еще один игрок на рынке во Франции отнюдь не повредит, а, напротив, заставит мануфактурное производство осваивать новые технологии.

Русские показали, что они вовсе не дикие степняки, которые едят навоз своих коней. То, что было на выставке — это передовые технологии. Такие, что, имей Россия одну с Францией границу, следовало бы думать об объявлении войны, дабы с боями забрать мастеров. Ладно, пушнина, это понятно и ожидаемо, хотя качество представленных соболей было лучшим, чем можно было найти где-либо в Европе. Ковры, необычайно эстетичные изделия из малахита, искусная вышивка, — уже это вполне интересно и заслуживало внимания. Но стекольное производство… оно не хуже, чем в Венеции, а что-то и лучше. И последнее было просто невообразимо и шокирующе.

Что такое промышленный шпионаж французскому чиновнику было известно. Франция уже не одно десятилетие лелеет идею украсть венецианские секреты [в реальной истории это все-таки удалось, но чуть позже, хотя выкраденных мурановских мастеров и убили, но французы успели перенять технологии]. Так что были мысли о том, чтобы договориться с русским, дабы купить технологию, или пойти с ними на контакт, чтобы суметь выкрасть мастеров из России, раз все никак не удается это сделать с Венецией.

Наводя справки об активизации торговых отношений с Россией англичан и голландцев, де Сюлли увидел просто необычайные перспективы и преференции, которых добилась Англия от русских. В России уже строят английские корабли. Из русского леса, с русским такелажем, за русские деньги. Так можно за дешево создать целый флот и… еще больше потеснить Францию. Только начала работать французская программа по колонизации Канады, перспективная программа, в которую вкладываются большие средства. Есть планы на Индию, Бразилию. И, если англичане будут в итоге иметь большое преимущество во флоте, то они могут, чего доброго, изменить свои планы по колонизации Америки и кроме Вирджинии и Плимута активизироваться и севернее, в Канаде.

Так что получалось, что русские начинают воздействовать на планы европейских держав и, по крайней мере, нужно понять, что это за люди, чем они дышат и какие цели преследуют. А для того, под каким-нибудь предлогом отправить в Россию пару своих кораблей.

Готовился к встрече с русскими де Сюлли, но более его готовились и нервничали представители русской миссии.

— Завтра встреча, — констатировал Иохим Гумберт.

— От которой все зависит, — добавил огонька в костер нервозности Козьма Лавров.

— Может пора начать распродажу выставки? Если нас выгонят из страны, так могут и забрать все вещи, — размышлял вслух Гумберт.

— Месье Граф, — на французский манер Лавров обратился к Гумберту. — Мы рискуем, но без риска не может быть результата. Может случится так, что все вещи придется продать королю, потому распродавать следует не сейчас, а точно после встречи с де Сюлли.

Разговор шел на французском языке, на чем настоял Козьма Иванович. Дьяк Приказа Иноземных Дел просил об этом постоянно, чтобы как можно быстрее овладеть местным наречием. Лавров удивительным образом быстро учил языки. Да, когда он узнал о новом назначении, то сразу же стал практиковаться в языке с французом, еще в Москве, но успехи все равно впечатляли.

— Может еще одно из зеркал подарить де Сюлли? — спросил Лавров.

— Обойдется! — буркнул Гумберт. — Ему подарки уже отложены.

— Есть в тебе что-то… от гезов голландских, — усмехнулся Лавров.

— Нищенское происхождение? –так же в шутливой форме отвечал Гумберт.

Русский посол граф Иохим Гумберт и его заместитель, барон Козьма Лавров, не сразу сработались, были между ними если не конфликты, то недопонимания, точно. Не сразу разобрались с полномочиями, имея даже на руках пояснительную записку от государя. Все решило, как с русскими людьми это часто бывает, попойка. В ходе этого душевного мероприятия, дипломаты обматерили друг друга, при чем Гумберт покрыл Лаврова еще и на немецком, а Козьма на татарском. После Иохим свалил одним могучим ударом Лаврова в быстротечной драке. И все… родилась дружба.

Ехали друзья в Лувр, а именно там и должна была состояться встреча с главным советником короля, герцогом де Сюлли. Карета, которая своим не совсем обычным видом удивляла парижан, не раз уже использовалась русской миссией. Карета русской выделки не так давно прибыла из Англии. Вот такой получается длинный и ветвистый путь, потому как корабли из Франции не ведали русского порта в Архангельске.

— Месье Гумбегт, месье Лагров, его светлость вас ожидает, следуйте за мной, — сказал мужик с залихватскими, модными во Франции усами и козлиной бородкой, одетый в синие плундры [штаны с расширениями до середины бедра и ниже].

Формат встречи, если, конечно, встречают посла, должен был быть немного иным. Когда встречает лишь один человек, при этом он не разъясняет свой социальный статус, это в некотором роде неуважение. Но к подобному и Гумберт, и Лавров были мало восприимчивы. Вот был бы здесь Михаил Борисович Шейн, тот мог бы оскорбиться. Однако ж люди, которые считают своим долгом, прежде всего, продолжение работы, обязаны были не показывать своего неудовольствия до момента встречи с королевским советником. Иначе можно было бы просто развернуться и закончить миссию не солоно хлебавши.

Русские дипломаты шли по коридорам и через комнаты Лувра, примечая и слушая все то, что происходит вокруг. По мере движения посольства любопытные мордашки обитательниц королевского дворца то и дело поглядывали, провожая разочарованными взглядами двух мужчин из далекой и таинственной московской Тартарии.

Ну, не были ни разу, ни Гумберт, ни Лавров, красавцами в том понимании эталонов мужской красоты, что бытовали во Франции. Гумберт — практически великан с грубыми чертами лица и с неухоженными усами. Ну, а Лавров, напротив, был невысокого роста, гладко выбрит и с лицом, может, и миловидными, но не притягательным. Вероятно, дело в том, что глаза Козьмы Ивановича контрастировали и отталкивали своей несуразностью, относительно правильных и миловидных черт лица. Это были глаза мудрого старого человека.

Между тем, разговоров и обсуждений внешности и одежды русских будет более, чем много. Дамы и кавалеры станут критиковать зеленый цвет платья московитов, шляпы, не подходящие по своей расцветке и дороговизне к платью из-за того, что перья там были редких птиц, включая павлинов. Безусловно, русским дипломатам нужно было более тщательно проконсультироваться относительно нарядов.

А вот герцог в целом оценил непритязательность одежды русских. Между тем сукно, из которого была пошита одежда, отличалось от королевского лишь меньшей вышивкой, но было дорогим и качественным, фламандской выделки.

Герцог де Сюлли сидел за столом и внимательно вчитывался в какие-то документы, когда к нему в кабинет вошли русские дипломаты. Мужчины из далекой России входили без доклада, так как их уже ждали, и герцогу сообщили, что русские во дворце.

— Ваша светлость, — произнесли Лавров и Гумберт, при этом Лавров продемонстрировал чуть более глубокий поклон.

Все-таки Козьма Иванович был всего бароном. А вот Гумберт — граф, поэтому его поклон был лишь обозначен.

— Как вам Париж? — де Сюлли решил начать разговор со светских вопросов.

— Это прекрасный город, Ваша светлость, — ответил Гумберт, при этом он нещадно врал.

Грязь, вокруг грязь. При этом много улочек и закоулков, где любого человека, в независимости от статуса, ожидают проблемы. Москва, пусть и была большей частью деревянной, но выглядела чище, чуть просторнее и главное — она была безопаснее. Здесь же опасность была на каждом шагу.

Париж был, действительно, городом контрастов, в который стекалось огромное количество людей в поисках лучшей жизни. С одной стороны — это был город с замечательными соборами, монастырями, дворцами и иными каменными сооружениями. Здесь же зарождалась тенденция к тому, чтобы именно французы перехватили у итальянцев звание законодателей моды. Но здесь же были кучи навоза, вонь человеческих экскрементов. А еще кроме реки Сены в Париже были ручейки. Это ручьи крови от дуэлей и убийств. Эти ручейки порой превращались в реки и даже океаны. Париж помнил Варфоломеевскую ночь, Париж еще познает много убийств, казней и человеческого горя.

— Погода вот только нас не радует. Впрочем, здесь мы не властны, — де Сюлли улыбнулся. — Мне доложили, что вы подготовили подарки… королю.

Прежде, чем сказать «королю», герцог выдержал паузу, тем самым намекая, что и ему было бы неплохо что-нибудь подарить.

— Да, ваша светлость. Если это возможно и не получится встретиться с королем, то подарки его величеству Генриху Четвертому находятся в особняке, который мы арендуем, — Гумберт тоже сделал небольшую паузу, краешком губ ухмыльнулся и добавил. — Ваша карета выделки наших лучших мастеров, наполненная подарками из России, также готова.

— Да, — сказал, будто опомнился, дю Сюлли. — По поводу ваших карет мне рассказывали те люди, которых вы успели покатать, что они мягкие и словно не едешь вовсе, и подушки подкладывать не обязательно. В чем секрет?

Дю Сюлли проверял степень открытости, наивности, ну, и разговорчивости послов. Вот так ненавязчиво он выпытывает технологию, на которой любой французский буржуа может сделать большие деньги. Расскажи сейчас послы о том, в чем секрет мягкости хода и комфорта карет, де Сюлли спросил бы и о зеркалах. Впрочем, скорее всего, он и так поступит.

— Ваша Светлость, мой государь предлагает производить русские кареты во Франции, — сказал до того молчавший Лавров.

Де Сюлли выпучил глаза. Идея совместного производства, такого сложного, как каретное, не укладывалась в голове королевского советника. Расстояния между странами были столь велики, Россия столь неизвестная, что подобное предложение выглядело, по меньшей мере, странно. С другой же стороны производство карет в России для продажи во Франции было нереальным. Во-первых, не пройдет и пару лет, как поймут принцип действия рессор и скопируют, во-вторых, опять же расстояние. А вот большое производство на территории Франции могло бы серьезно облегчить финансирование посольства, как и вербовку людей для отправки в Россию.

Между тем, если де Сюлли не заинтересуется подобным производством, на примете есть мануфактурщики-французы, которых подобное предприятие должно заинтересовать.

— Я подумаю об этом, — чуть растерянно ответил дю Сюлли, он изменился в лице и решительно, строго спросил. — Ответьте мне, что происходит в предместьях Парижа? Почему там стоит практически целая армия?

— Наемники, ваша светлость, — ответил Гумберт.

Де Сюлли и сам знал, что это наемники, что их скопилось почти полторы тысячи человек. Так же советник короля знал и другое, что это не все отряды, которые собрались нанять русские. У него возникал другой вопрос: а как они рассчитывают доставить такое количество ненужных пока Франции наемников в Россию? При помощи англичан? Этот вопрос обсуждался на Королевском Совете и французы пришли к выводу, что русские собрались захватывать какой-то порт в Балтике. Тут возникал еще один вопрос: какой именно портовый город рискует стать русским?

— Его Величество король Франции не станет чинить препятствий для того, чтобы вы переправили наемников в Данию и дальше, но за это всего-то услуга, — тон де Сюлли вновь стал показательно дружелюбным. — Всего-то производство зеркал. Можно обсудить и совместное производство во Франции.

— Это неприемлемо, — Гумберт снял маску дружелюбия.

— Я должен был попытаться, — усмехнулся советник.

На самом деле, в некоторой степени, де Сюлли был даже благодарен русским за то, что они собирают всяких люмпенов с военным опытом. Многие беды во Франции из-за того, что она кишит безработными бывшими военными. Одни сбиваются в банды, которые становятся отрядами наемников, но не редко и бандитами. После того, как русские собрали наемников близ Парижа, в самом городе сократилось количество убийств в разы. Элементарно, стало просто сложно найти исполнителя.

Однако, в ходе дальнейшего разговора, де Сюлли постарался представить ситуацию с наемниками, как помощь со стороны Франции России. Но слишком преуспеть в этом у герцога не получилось. Королевский советник чуть заигрывал с русскими, так как до конца не понимал их полезность, или вред. Потому де Сюлли не требовал, почти не угрожал, а больше намекал.

— Вы должны понимать, что Франция не заинтересована в том, чтобы Речь Посполитая сильно ослабла, — заявил советник.

— Может, ваша светлость, повлияет на поляков, чтобы они заключили мирный договор? — спросил Лавров, не надеясь на ответ.

Де Сюлли проигнорировал вопрос. Франция искала пути к тому, чтобы завести не дружественные, но товарищеские отношения с Османской империй. Ей, по сути, уже не нужна никакая антитурецкая коалиция. Поэтому, русско-польская конфронтация в некоторой степени, но устраивала Францию. Вот только страна при Генрихе выходит из кризиса и французы все более осмысленно начинают смотреть в сторону Польши, как и Швеции, определяясь кого именно поддерживать, если что-то в Европе начнет происходить глобальное.

В то, что большая война должна быть, уже становится почти очевидным. Религиозные противоречия можно преодолеть только большой кровью. Уж кому-кому, а Франции это доподлинно известно. Только после череды войн и многих смертей шаткое, но равновесие, во Франции установилось, с некоторым преобладанием католического элемента. Еще будут гонения, противоречия, но больших религиозных войн во Франции, как был уверен де Сюлли, уже не случится.

Серьезные темы более не подымались, вопрос о том, можно ли считать российское посольство таковым, признается ли оно королем, так же был бесцеремонно проигнорирован. Между тем, советник предложил услуги французских кораблей, чтобы отправить кого нужно в Россию.

В тот момент и Гумберт и Лавров задумались, а кого «нужно» отправить? Речь же шла не о наемниках, их, датчане, узнав о напряженности Швеции с Россией согласились переправить. Наверняка французы об этом знали. А герцог хотел провести разведку на месте. Его распирало любопытство, что же там делают голландцы, да англичане. Де Сюлли желал прикинуть выгоды и, если будет резонно, поучаствовать в русских делах. Это было понятно всем, но и Россия никак не против, чтобы еще и французы участвовали в торговых отношениях. Может тогда Франция и не станет прямым конкурентом России в производстве пеньки, а сразу признает, что русская лучше и не дороже собственной.

*………….*……………*

Динабург

13 апреля 1609 года

Инрог, Волки, Лисица, Аспид — названия мощи России и беспомощности ее врагов. Это те пушки, которые нивелируют почти любые укрепления начала XVII века.

Но сколько же проблем они приносят и русскому воинству⁈ Сперва, нужно купить бронзу, что уже дорого и долго. Может пока долго, но олово в России так и не нашли, потому англичане задирают цены на металл до небес. Русские отыгрываются и отбивают потраченное на других товарах, которые нужны Англии, но между тем, все равно выходит дорого. После, нужно понять, что эти орудия не отливались ни за день, ни за неделю, а за месяцы. Отливали, проверяли, признавали негодными, вновь отливали. Но в итоге получались мощные орудия.

Вот только на этом проблемы не заканчивались. Чтобы привезти такую пушку нужно пятьдесят и более подвод. А это не только телеги, это кони, много коней, возничих, обозников, охраны. Привезти десяток таких орудий к крепости — эта работа сотен человек, если не тысяч.

И вот они, смертоносные красавицы стоят напротив крепости. Казалось, все, дело сделано. Но… Играет роль выучка пушкарей, слабая скорострельность, расположение прислуги и большого количества охраны, чтобы лишь за одну дерзкую вылазку у врага не вышло стереть в пыль труды сотен людей, которые работали над тем, чтобы эти исполины служили во благо державы, что смогла создать подобное оружие. И вот выстрел… И защитники крепости сразу понимают, что дело только во времени, чтобы их оборона рухнула.

Так было во время Ливонской войны, но сейчас чуть иначе. Появились «малютки»-мортиры — помощницы для исполинов. Их совместная работа позволяет сосредоточить сильный огонь на противнике.

Когда русское войско, ведомое головным воеводой Михаилом Васильевичем Скопиным-Шуйским выдвинулось из Себежа, Полоцка и Великих Лук, вероятные лазутчики поляков должны были выть от безысходности. Такое войско решит все задачи. Несмотря на то, что гарнизоны Динабурга, Риги и других мелких крепостиц, были резко увеличены, становилось понятным, что удержать крепости по Западной Двине Сигизмунду не получится.

Динабург был взят быстро. Крепость, разрушенная войсками Ивана Грозного, после перенесенная в другое место и вновь отстроенная, она подвергалась атакам еще неоднократно, в том числе и в прошлом году. Шведы не стремились тогда взять Динабург, но обложили его и практически уничтожили, отвлекая внимание от Витебска и Полоцка. Так что, как только были подведены мощные осадные орудия к Динабургу, и четыре дня продолжался обстрел стен, они, стены, решили быстрее перейти в русское подданство, обрушаясь и создавая проход.

Не был гарнизон Динабурга ни разу спартанцами царя Леонида, не смогли удержать узкий проход. Да и русские не были персами, безумно кинувшимися в разлом. Хотя обе стороны проявляли верх мужества.

Стройными линиями русские войска подходили к разлому, у которого изготавливались к обороне польские гайдуки и немецкие наемники-алебардщики. Но русские не вступали в бой, а «малютки» — мортиры, могущие бить навесом, сразу накрывали выстраивающихся защитников уже обреченной крепости. В ответ крепостная артиллерия не била, так как получилось разрушить часть и ближайших стен, там просто некуда было поставить орудие. Из препятствий был еще ров, который скоро закидали фашинами так, что при его переходе, воины не ощущали дискомфорта.

История с подходом гвардейских частей повторялась еще три раза, пока противник, поняв, что при выстраивании в провале — они отличная цель, не стали строить плотные ряды в самом провале, рассчитывая перекрыть путь к взятию крепости, как только гвардейцы подойдут ближе.

Не успели. В один момент физически развитые, не раз отрабатывающие маневр, гвардейцы, побежали. Быстро, слаженно, неотвратимо. Это были роты, которые имели оружие со штыком, а командиры были с саблями и двумя пистолями.

Бой был жестокий. Защитники не праздновали труса. Расчет на то, что наемники не будут активно сражаться, не оправдался. Алебардщики, даже без своего преимущества, которое определяется плотностью построения, не дрогнули и хаотично, но остервенело старались вытеснить гвардейцев.

— Гусары. Они полк! — сохраняя ледяное спокойствие внешне, но внутренне ощущая ураган эмоций, командовал Скопин-Шуйский.

Защитники, понимая, что сейчас, этой атакой решается исход сражения за Динабург, отказываясь признавать неотвратимость поражения, вывели, две имеющихся хоругви конных казацкого строя. Это не были казаки, польско-литовские конные лишь были вооружены по их примеру. И эти конные, скорее всего, рассчитывали на то, что успеют ударить во фланг наступающей в пролом русской гвардии, при этом надеялись сильно помочь гайдукам, алебардщикам, как и отрядам шляхты, которых пока, несмотря на крики и протесты, отодвинули подальше, к центру города.

Полтора года сплошных тренировок, физических упражнений, отличного питания, многих учений — все это, наконец, создало род войск «русский гусар». Да, большинство гусар были в трофейных доспехах, но в Москве, на улице Неглинной, уже есть не мастерская, а целая мануфактура, которая специализируется на изготовлении броней. За год многие гусары обновили свои доспехи, оставляя старые новому полку, который только набрали.

И эти профессиональные воины, которых полтора года готовили именно к этой, как и к последующим, атаке, устремились вперед. Вот три ряда тяжелых конников, словно единый организм, сдвинулись с места. Вот уже русский конный полк, отличающийся тем, что в нем на двести воинов больше, чем в польской хоругви, переходит на рысь. Кони выучены, они знают свой маневр, может лучше и самого всадника. Вот подняты пики. Уже длинные, как и у польских гусар. Раньше сложно было такими орудовать, но не боги горшки обжигают, а люди своим трудом. Научились и русские воины работать длинными пиками.

Польские конные замечают надвигающуюся на них лавину. Они в недоумении, так как русскому командованию удалось скрыть за холмами готовых к бою гусар. Теперь деваться некуда и поляки, а может и литвины, разворачиваются, чтобы принять бой. Скорее всего в этих двух хоругвях есть воины с именами Иван, или Семен, Андрей. Много литвинов было в числе конных, которые мужественно принимали бой. И это, конечно ужасные выверты судьбы, когда один Андрей, русский, убьет другого, литвинского. Но, важнее же то, что в голове и сердце. И литвинский Андрей назовет себя не так, как отец и мать называли, а Анджеем и с упоением будет жаждать смерти тезки.

Русские гусары переходят на галоп, пики направлены вперед… Удар. Скрежет сломанных пик, ржание коней, крики боли и возгласы злости — все смешалось. Польско-литовская конница оказалась дезориентированной и лишилась сразу половины своих воинов. Не все умерли, многих выбили из седла, но они уже не смогут основательно помочь своим товарищам. Выстрел, еще один — это те гусары, которые лишились пик, разряжают пистоли. И никто не собирается рубиться в куче, русские гусары организованно уходят от польско-литовских конных, оставляя их, но лишь на время.

И, нет, Скопин-Шуйский не дает время противнику. Он командует гусарам отход, несмотря на то, что они могут новой атакой полностью сокрушить противников. Но дело в том, что в бой вступал уже полк русской дворянской конницы. Стрелы полетели в сторону неприятельских всадников. Хороший лучник все еще сильнее мушкетера, или стрельца, у него и точность и скорость стрельбы выше. Так продлиться еще десятилетия и сейчас в русской армии, в дворянской коннице, есть мастера лука. Поэтому, когда остальной полк дворянской конницы с саблями наголо уже были готовы начать рубку, польско-литовские конные стали сдаваться.

В это время, в провал, уже входила масса воинов, которая шла по следам героического противостояния русской гвардии и защитников крепости из польских гайдуков и немецких алебардщиков. Кровь, стоны недобитых воинов, конечности, отрубленные от мужественных тел — все это было.

Но не было другого, никто не задавал себе вопрос: зачем сейчас эти смерти? Можно же было принять мирный договор и жить мирно. Гордыня? Уход от реальности? Излишняя самоуверенность? Что двигало польской шляхтой, которая не приняла договора и решила умирать. За что? Разве на их государственность покушались?

Но люди умирали, видимо, они определили для себя, за что именно, создали ориентиры и следуют им. И отряды польской шляхты не разбежались. Они не были организованы, но каждый, или почти каждый, оказал сопротивление. Такая решимость защитников привела к тому, что в плен никто никого не брал, а Динабург, пусть так и не возвративший былой уровень развития, был городом с Магдебургским правом и тут жило немало населения.

Даже Михаилу Васильевичу Скопину-Шуйскому, который успел заработать авторитет в войсках, пришлось приложить немало усилий, чтобы прекратить бесчинства армии в городе. Чуть позже были даже казни оступившихся русских воинов, которые преступили правила, презрели приказы. Но то не было исключительной мерой, это была необходимость, к которой прибегали во всех организованных армиях.

Ну а через два дня войско отправилось дальше, на Ригу. Это в прошлой компании русские силы лишь показали, что может быть, в этот раз русские показывают, как должно быть. Тогда был набег, сейчас каждый новый шаг воина, шедшего в передовом полку — это полметра-метр новой территории, становящейся русской землей.

Русские воины шли на север, а многочисленные повозки везли людей и трофеи с начавшейся войны в Серпухов и Калугу, где будут центры по распределению новых подданных русского царя по всем иным территориям России. Этим людям никто не будет чинить обид, напротив, они получат больше земли, больше возможностей, но, вероятно, меньше свободы действий. Но тут каждому свое и многим жить и знать, что завтра будет сытно, важнее, чем быть голодным, но решать куда идти и что делать.