Лжец на троне 4. Возвеличить престол

Глава 1

Глава 1

Москва

13 июля 1608 года

Столица бурлила. Народная демократия, пусть она и в значительной степени бутафорская, показная, это все равно стихия. Нет, мы не скатились до охлократии [власть толпы] с криками и мордобоем для более деятельного аргументирования своей точки зрения. Однако, людские массы, прибывшие почти со всех уголков большой страны, увеличили вдвое население Москвы. И де не крики, а тихий разговор такого количества людей — это уже гром. Третий день шел Земский Собор.

По сути, мы принимали Конституцию, пусть она и называлась Соборным Уложением. Не может держава развиваться, если не поставить четкие цели ее развития. Народ, как и правящие элиты, должен принять вектор развития, одобрить его, почувствовать себя частью великого. Из этого, как мне кажется, строится патриотизм. Единая национальная идея и причастность к ней.

Наше государство добивалась великих успехов только тогда, когда была сильная идеология и всеобщая цель. Пусть это будет «Москва — Третий Рим» и резкий рост Московского Великого Княжества при Иване III Великом. Или же идея европейской империи при Петре Великом. Поздновато, когда общество уже имело признаки разложения, появилась идеология в трех словах: «Самодержавие, православие, народность» и будь она принята чуть ранее, вероятно имела бы более существенные последствия, но и тогда дала новый толчок к развитию. Нельзя не заметить и успехи Советского Союза, где идея «светлого будущего» двигала людей на подвиги, и страна из ямы выбралась на гору.

Да, позже идеологии себя изживали, по ряду причин, и правящие круги не могли быстро среагировать на изменения разочарования великими идеями. Однако, смена векторов развития, это всегда оглядка на достижения прошлого. Советская экономика в первый период своего существования ориентировалась на показатели 1913 года, российская сравнивала свое развитие с 1991 годом. Мне с чем сравнивать? Со временем Бориса Годунова, но до начала великого голода. Так вот, пока не дотягиваем, прежде всего по людям, а они главные. Но я хотел дать новую идею, чтобы уже через десять-пятнадцать лет Россия стала столь сильной державой, чтобы быть важным мировым игроком, но при этом не голодать самим.

Возможно, это наша особенность — героически решать проблемы, которые сами же для себя и создали. И я рассчитывал, что проблемы Смуты преодолены и с куда как меньшими последствиями, чем было в иной истории. Там Романовым пришлось работать десятилетиями, чтобы нивелироваться потери от Смутного времени.

Ну и Соборное Уложение — это система. Ранее я только чуть касался системообразующих вопросов, теперь же, когда уверился, что мой трон вполне себе крепкий, принялся за фундаментальную законотворческую работу.

Год. Целый год порядка двадцати человек, с привлечением многих бояр, разрабатывали почти сто страниц основного закона государства. Не знаю, как получилось организовать работу в иной реальности, в 1649 году, но нам пришлось серьезно и, порой очень скучно и методично, поработать. Формулировки… как же муторно было над ними подумать, чтобы уменьшить возможности для иносказательности и интерпретации.

А еще принятие Соборного Уложения приурочено к 620-тилетию Крещения Руси. Это часть идеологии. Будут отслужены молебны, произойдет раздача нуждающимся хлеба, выставятся на всеобщее обозрение некоторые иконы, ну и… картина «Крещение Руси» — одно из гениальнейших произведений некоторого, ранее итальянского, художника. Что интересно, картина написана не в столь депрессивном стеле или в темных тонах, что было присуще Караваджо ранее. Это яркое полотно, та самая светлая идея, которая ведет счастливых киевлян в реку для крещения. И пусть в реальности крещение было жестким или даже жестоким, сегодня это не важно, сейчас — это объединительная идея.

И вот через два дня праздник, а мы еще половину Уложения не обсудили и не утвердили. Хотя главные баталии были по поводу формулировок первого пункта.

Пункт I О державе Российской.

«Именовать державу Российскую Империей, допустимо и Царством, а государя — царем и государем-императором. Власть государя от Бога и священна. Царь заступник и отец своему народу, повинен ответ держать за дела свои перед Господом, яко истинному христианину быть поборником православия. Не может государь-император быть иноверцем».

Ну и так далее. Много, очень много всего. Сущность главного: Россия империя, государь православный, но запрета на иные веры нет никому, кроме самого государя и членов Боярской Думы. Хотя занимать иные должности нехристианам разрешены. Переход же из православия в иную конфессию запрещен, окромя случаев, когда девице царского рода потребно замуж выйти. И эти формулировки — величайшая битва с Гермогеном.

Я настаивал на том, что местные органы управления могут занимать лица-иноверцы, но патриарх требовал только православных. Вот как у калмыков назначить головой православного? Да и зачем? Наместником от царя — да, тут только православные, но с шовинистическим подходом мы только и добьемся того, что придется держать множественные гарнизоны в местах, где будут иноверцы. А расширяться приходится и на территории, которые не кишат православными. Нужно показывать свою гибкость создавать условия, когда быть православным элементарно выгодно, тогда и появятся всякие, условно «Урусовы». Но чинить запреты для иных конфессий — губительно. Терпеть восстания и набеги калмыков? А так они могут быть весьма полезными. Три тысячи тех же калмыков — это же решение проблемы с легкой конницей в сражении.

Вон, Юсуфовы, вполне себе существуют, даже весьма богатым селом Романово владеют и… мусульмане. А еще не было более жестоких воинов, чем в отряде Мурзы Иль, сына Юсуфа. Они, сами ногайцы по происхождению, но уничтожали ногайцев более остальных, не оставляя пленных даже для рабства.

Ну а что касается смены религии царевнами, так нельзя такой ресурс, как венценосные невесты, не использовать. Это так я, получается, подлец, и о своей же дочери, называя и ее «ресурсом». Но что ждало царевых дочерей при Романовых, в той истории, до Петра? Только монастырь. Ибо невместно выдавать царских дочерей за людей более низкого статуса, ну а заграницу не отдашь, потому как веру сменять нужно. Вот так-то. По мне лучше сменить веру и заиметь себе потенциальных союзников в той же Европе, чем законопатить свою дочь в монастырь. На этом наши мнения с Гермогеном разошлись, но я продавил, как исключительную меру и только по согласовании с патриархом. И в ход шли и аргументы и доводы, которые, заканчиваясь сменились и угрозами. Гермоген, продавливая некоторые уступки и для себя, шел на уступки.

Важнейшим в Соборном Уложении была система управления государством. Так, я вводил ряд Приказов, в сущности, министерств: Тайных дел, Иностранных дел, Сибирский Приказ, Мануфактурный, Торговый, Военный, Науки, способный перейти в Академию Наук, Лекарский, Рудознатческий, Сельского хозяйства, Развития южных земель и Приказ Царского двора. Пока двенадцать, но заявлять на всеуслышание, что еще будет Морской Приказ, тринадцатый, я решил преждевременным. Вначале нужен флот, а уже позже будем думать, как им управлять.

Каждый Приказ будет возглавляться своим Приказным боярином. Можно было дьяком назвать, но я хотел начать процесс размывания слова «боярин», как нанести еще один маленький, но удар по местничеству. Это с одной стороны, а с другой — повысить значимость своих министров. Каждый Приказной отвечает за свою работу передо мной и оценка простая: качество и количество. Дал сам 10 урожая — хвала тебе и слава, премия и награда. Это, если приказной боярин Сельского Приказа. Нашел серебро? Это для Рудознатческого — так же получи мое всяческое удовольствие. Поймал японского шпиона в Брянске?.. нет, это немного из другой эпохи. Но найду, как оценить и работу Тайного приказа.

Интересным представляется Приказ Царского двора, в который войдут двенадцать писарей и ряд иных должностей. Теперь создается тот самый двор. К примеру, появляется такой институт, как «невесты» — это то, что в европейских дворах называли «фрейлины», камердинер заменялся ключником, ну или ключницей, у нас это Ефросинья. Должности получали и командиры телохранителей — они официально становились «государевыми рындами», ну и распорядитель, а так же духовник и царский лекарь. Такой себе двор получался… патриархальный. Однако, и я не собирался устраивать «петровские ассамблеи» с пьянством и восхвалением Бахуса. А еще все должностные лица при дворе получают дворянство, если такового не имели ранее.

Соборное уложение также фиксирует разделение державы на воеводства и определяет функции воевод. Теперь они получают больше прав, но обязаны работать во всех тех направлениях, как и определены Приказы. И руду искать обязаны и мануфактуры открывать и торговлю вести. Есть успехи, реальное увеличение показателей? Успешный воевода! Нет?.. Внеплановая проверка и назначение царского соглядатая, который должен подсказать, в каком направлении развиваться. На воеводу государю, то есть мне, могут пожаловаться, но общественность. Напрямую я земства пока не ввожу, но в городах позволяю организовываться и спрашивать с воевод, которые должны рассказать о своей работе, но не отчитаться, последнее только перед государем. Получалось, что я требовал каждому воеводе найти своего «Козьму Минину», чтобы правильно и доступно доносить до людей идеологию государства, ну и озвучивать результаты работы.

Крепостное право… сложный был вопрос и, по сути, он отложен. Отмена права должна произойти через три года. Я пообещал, что новая система обработки земли даст возможность при меньшем количестве крестьян, получать большие, чем ранее, урожаи. Четверть земли при четырехполье и треть земли при трехполье, постоянно пустуют, земля отдыхает, потому и крестьян нужно меньше, так, по-дилетантски, я думаю.

При этом, между крестьянской семьей и помещиком заключается ряд, сроком от двух лет до семи, по которому, если все условия соблюдаются, крестьянин не имеет право уходить, или помещик выгнать работника. Люди… они нужны, а не сам факт закрепощения. Если будут люди, то крепостничество, в существующих реалиях, не так, чтобы сильно нужно.

И тут я выигрывал некоторое время. Три года крепостничества и никто никуда не побежит, так как в будущем маячит свобода. Это три года спокойствия, потому как восстания в этом времени во-многом соотносятся именно с положением крестьянства. Тот же Болотников в иной реальности, вел не только казаков, но и вчерашних крестьян, которые прибежали на Дон и оказались готовыми мстить за то, что их лишили привычной жизни, когда крестьянские семьи умирали с голоду. И сейчас таких восстаний не будет — это, как я думал, огромный успех и возможности.

Да, помещики, владельцы вотчин, оказывались недовольными. Боярской Думе, которая сохраняется, как главный совещательный орган, я объяснил с цифрами и примерами, что крепостничество не самый лучший вариант. Да, земли пустуют и нужно сохранить крестьян, чтобы те не убегали. Но убегали же потому, что был голод и от самого крепостничества. А еще так можно сильно понизить градус народного недовольства? Ну и… новые земли боярами обещал, на юге, с тем, чтобы они включались в общую систему обороны от набегов. Донские казаки было затребовали себе пустующие ногайские кочевья, но все эти земли были объявлены царскими и я собираюсь испомещать туда часть именно что дворян. Они могут стать мне существенной опорой.

Где взять людей, чтобы заселять южные украины? Ну частью мы и так забрали уже у Речи Посполитой. А настоящая ситуация чуть лучше, чем была в иной истории. Не случилось серьезной замятни Смуты, так что людишек больше, чем могло быть.

Что касается системы пользования землей, то в Соборном положении есть и об этом. Только те, кто использует трехполье и следует всем советам Сельского Приказа, могут рассчитывать на помощь государства при вероятном голоде. И этот пункт я вдалбливал народу, как страшилку. Никакого зерна из своих хранилищ не дам, если не будет трехполья, и налажена практика сохранения урожая. А так же не менее десятой части посевных земель уже через три года должна занимать «огороднина»: картофель, фасоль и далее по списку. Для Астраханского воеводства и южных украин — подсолнечник и кукуруза. Правда подсолнух пока никакой, но попробуем на следующий год посадить только крупные семена, может тогда хоть что-то получим для масла. Кукуруза северного климата, даже тульского, не выдерживает, а вот где-нибудь на Донбассе вполне и только там, да у Астрахани, можем пробовать сажать кукурузу. В будущем от чего-то эта культура вполне удачно росла и на севере, но не сейчас.

В военной доктрине, что так же прописано в Уложении, Россия не может допускать и всячески бороться с набегами на ее земли. Рабства в державе для подданных нет, как нельзя допускать в отношении православных и в иных державах. Это намек, жирный такой, на поведение Крымского ханства. Новой засечной черте быть! Уже начали строить, благо нашли маломальский выход в виде опорных пунктов «звездных крепостей».

— На сегодня все! — усталым голосом объявлял Козьма Минин. — Завтра до полудня будет газета «Правда», там и все изменения прочитаете!

Народ начал расходиться с Лобного места. Я внутренне выдохнул. Тяжело, все это очень тяжело. Дни стоят жаркие, а я, отнюдь, не в шортах с майкой. Даже обрезанный кафтан, из облегчённой ткани, который я предпочитают иному — это очень тяжело А еще и кираса. Только за сегодняшний день я потерял не менее двух килограммов через выделение пота. Но дресс-код перед людьми Собора строгий.

— Козьма, на завтра еще много чего принимать? — спросил я, ощущая острое желание услышать, что уже закончили.

— Об лекарском укладе, об ученическом укладе и месте приходских школ, о поверстании в воины государевы, — стал перечислять Козьма Минич и мне хотелось закричать в отчаянии.

— Государь, а ты прими завтра польского посла Яна Сапегу, общество поймет, мы и сами примем, — посоветовал Минин.

Нет, раз затеял, то нужно держать марку. Ну а что касается польского посла, то его необходимо еще помурыжить. Приехал он менять условия мирного договора! Пусть поволнуется. После приму, не хочу я серьезной замятни с поляками… пока не хочу.

— Подзови, Козьма, мне князя Пожарского. Нешта его не было видно, — повелел я.

Вот опять же, условности. Мне нельзя, невместно, самому идти к князю, даже, если мне очень хотелось бы пройтись и размять затёкшие ноги. Так что буду ждать князя. Или лучше было бы принять его в Кремле? Хорошая мысля, приходит опосля! Ладно, промаринуюсь еще на жаре.

— Звал, государь-император? — прибыл Пожарский.

Я все еще сидел на троне на Лобном месте и жадно пил холодный, и где только так охладили, ржаной квас.

— Отчего тебя не было сегодня на обсуждении? Твой государь тут, терпит жару, с народом беседы ведет, а тебя нет, — упрекал я стольного воеводу.

Пожарский был назначен ответственным за материальное обеспечение Москвы в период Земского Собора. Нельзя было допустить дефицита продуктов, как и разных товаров. Люди приехали в столицу с деньгами, зачастую, собирали делегатов целыми общинами, чтобы они не посрамили регион, потому была возможность и заработать на этом, предлагая товары. На Захарии Ляпунове было обеспечение безопасности и вычищение Москвы от понаехавших разбойников, так что Пожарскому облегчили задачи, а он фрондирует свои обязанности.

— Прости, государь, разбирался с происшествием… — князь замялся. — Владимирская дорога перекрыта разбойниками и их более тысячи. Посылал уже две сотни конных… разбили воинов. Многие товары и продукты перехвачены татями.

— Как имя предводителя того? Разбойников? — я начал что-то припоминать из истории… Сольский, Сельский…

— Удалось взять десяток татей, сказывают, что это некий беглый крестьянин Сальский, — отвечал стольный воевода [разбойники Сальского в РИ в это время была существенной угрозой для Василия Шуйского. Разбойникам получалось перекрывать целые дороги и дважды разбить царские отряды].

— Кого ты посылал разбить татей? — мне стало интересно, так как кое-что вспомнилось.

— Сукина, государь! — виновато отвечал Пожарский.

Я не стал корить, упрекать, сведения подкинули мне пищи для размышлений. История же уже пошла по иному пути, даже сильно по иному. А вот такие персонажи, как Сальский, которые я считал неотъемлемым продуктом периода Смуты, все равно появляются. Так что? История, или назовем это «мирозданием», стремится вернуть события в нужное русло?

Да, нет же, перегрелся я на солнце. Ищу мистическое и сам себе объясняю то, чего нет, или что только в моей воспаленной фантазии. Но Сукин… этот же дворянин и был тем, кого первым разбил Сальский в иной истории.

— Отчего ты Сукина посылал? — спросил я, все равно не отпускало сомнение.

— Так…- Пожарский задумался. — Сам он вызвался. Хочет он показать себя… хотел.

— Обратись к Захарию! У него есть силы в Москве. Токмо сперва объяви, что государь помилует и сошлет в Сибирь, коли сами сдадутся. Нет… на колья усажу! — последние слова я сказал с металлом в голосе.

— Людям завтра на Соборе обскажу об том, тогда обязательно тати прознают, — вполне резонно решил Пожарский.

Заслушав доклад о работе, той, что кроме отлова разбойников, я устремился домой.

Пока мой дом Кремль, но на Воробьевых горах строится новый дворец-крепость. Меня все-таки убедили, что ситуация такова, что нельзя пока дворцы отстраивать с единственным хлипким забором, но место жительство государя должно быть крепостью. Я же хотел построить что-то вроде Зимнего, но это невозможно. Трое итальянских архитекторов, пусть и были выразителями барокко, но как-то далековато они оказывались в своих решениях до того стиля, что назывался «елизаветинским». Вместе с тем, пусть дворец и будет окружен рвом но все-таки по плану и внутренний дворик будет, и лепнина и шпили. Когда я посмотрел на проект, то вспомнил экскурсию в белорусский Несвиж, где весь старый город и, прежде всего, замок, выстроены с барочном стиле. Вот нечто такое будет и у меня.

Ну не нравится мне в Кремле. Там работать можно, устраивать заседания Боярской Думы, но не жить. Говорят, что не место красит человека, а человек место. Может и так, но Кремль — это застывшее время, это история, а мы движемся дальше. Ну и… честолюбие, наверное, обуревает, так как хотелось оставить после себя и архитектурные памятники. Государь, если он стоящий, оставляет память и в камне. Иван III такие памятники оставил, вот и я хочу.

— Умаялся? — спросила Ксения, встречавшая меня прямо у Спасских ворот Кремля.

— Жарко, дождя хочу, помыться, — сказал я, стараясь отстраниться от жены.

Нет, за год наши отношения не претерпели изменений, если только не в лучшую сторону, хотя бывают и ссоры, но куда же без них. Ксеня родила мне сына! Наследника! Да и в остальном: опора и поддержка. Не было бы предубеждений в обществе, так назначил именно ее Головой Лекарского Приказа. Уже есть лекарская школа, есть школа повитух, две аптеки в Москве. И многое из этого имеет частичку сил и даже души Ксении Борисовны.

— Что случилось? — обиженно спросила Ксеня.

— Ты о чем? — недоумевал я, направляясь пешком к мыльне.

— Словно хворая я, сторонишься. Ты что, обиду таешь, что не пришла ночью? Так Ваня плакал. Прости! — Ксения понурила голову.

— Что ты говоришь? — я усмехнулся. — Воняет от меня, как от… сильно воняет. Вот дождь приму… а приходи в мыльню!

Ксения ободрилась. У нее послеродовая депрессия, как сказали бы в мире, из которого мое сознание перенеслось. Жене стало казаться, что она подурнела, что, видите ли, кое-где кожа висит. Ну а как она висеть то не будет, если недавно рожала, да после не занималась физическими упражнениями? Знает уже, что мне в женщинах нравится подтянутый живот. Но это же мои хотелки. И я принимаю ее такой, какая есть. А есть она вполне даже ничего. А как для меня, с сознанием уже далеко не молодого мужика, так вообще молодая и цветущая.

А дождем мы называем душ. Отчего-то слово «душ» ну никак не прижилось. А вот «постоять под дождиком» — быстро вошло в обиход. Устроить летний дождь не представляло труда, сама погода прогреет воду. Но есть мысли и о горячей воде в кране зимой.

— Приду в мыльню, но помоюсь отдельно. Ты холодной водой только и омываешься, — сказала повеселевшая Ксеня. — А придем на свадьбу к Караваджаву?

— Вот говорил же, чтобы записали Караваджо, как Каравадова, а то — это «ж». Сложная фамилия получается. Но к Мишке придем, конечно. Сколько мне стоило трудов, чтобы их обвенчали? И чтобы не появится на свадьбе? — я улыбнулся и взял за руку свою супружницу.

Да чего уж там? Прижал ее к себе и поцеловал. Разве запах мужа может быть противным? Такой может, но мы все равно мыться идем… и не только.

Караваджо женится. Принял православие и женится. Все-таки женщины — это главная и сила и слабость мужчины. Лукерья завоевала сердце художника. Насколько долго? Посмотрим, но, как мне докладывали, у бывшего Микеланджело, а ныне, Михаила Фермовича появилась-таки еще одна женщина, которую он обожает и уже написал небольшой ее портрет. Ну, как женщина, — девочка, что родилась полтора месяца назад, их дочь с Лукерией. Пришлось мне лично разговаривать с Гермогеном, чтобы тот прекращал артачиться по поводу рожденной в блуде девочки, а обвенчал новоиспеченного православного.

При этом я видел, что патриарх Гермоген, избранный только полгода назад, несколько лукавит, он-таки ищет повод, чтобы зацепить меня и немножечко выторговать для Церкви поблажки. Пока он торгуется за вполне правильные вещи. Например, субсидии из казны для содержания новых братских школ в крупных русских городах, или деньги для организации приходских школ в бедных приходах. И я готов идти на подобные уступки. Переезд Могилевской, Слуцкой, частично и Киевской братских школ в Москву, Нижний Новгород и Тулу потребовал немало средств. И возложить все расходы на Церковь и местных воевод я бы не решился, уж больно щекотлив был этот момент, и хотелось бы сразу создать условия для переезда наиболее благоприятные и заведомо лучшие, чем были до того.

Киев пока и наш, и не наш. Город мы заняли по итогам соглашения с королем Сигизмундом, но Сейм никак не хочет договор ратифицировать. При этом я даже был готов заплатить за Киев, как это сделал Алексей Михайлович по условиям Вечного мира 1686 года. Но польская шляхта живет в каком-то своем мирке, и такого понятия, как «реал политик» не имеет. Сидят в Люблине, да все орут «не позволям!», якобы они готовы только на то, чтобы отдать нам Велиж и Мстиславль. Последний мы даже и не просили. Но шляхта это считает более, чем справедливым. Ничего, я отправил Болотникова с казачками, пусть подергают Вишневецких. Возможно, он уже это и делает, так как перед очередными говорильнями с поляками я хотел бы иметь более сильную переговорную позицию. В августе я приму Яна Сапег, будему поляков склонять.

Шведы подводят. Мы им даже передали немного провизии, пороха, а они как сели в Полоцке, так и не хотят оттуда выходить. Витебск у них польный гетман Жолкевский с отрядами шляхты Рожинского отбили, и Делагарди ждет, что поляки решаться на осаду Полоцка. Но чем королю осаждать достаточно большой город, если обороняющихся заведомо больше? Но почему шведы не продолжают экспансию? Я на это рассчитывал. Но, видимо, был просчитал и те же шведы сейчас сами не знают, как им выйти из сложившегося положения, чтобы не дать нам усилиться и играть выгодную посредническую роль.

* * *

Бахчисарай

18 июля 1608 года

Двадцать первый хан Крыма молил Аллаха, чтобы тот направил на истинно верный путь. Девятнадцатилетний Тохтамыш не был готов к тому, чтобы стать крымским ханом. Слишком рано умер его отец Газы Герай. Но черная смерть не щадит никого, и Аллах решил забрать мудрого крымского хана, оставляя путающегося в своих мыслях приемника. И все повалилось. Слишком мало было самостоятельности у Тохтамыша, жившего в тени своего отца, что решительно сесть на ханский стул.

В прошлом году, когда еще не было вестей о смерти отца, но в Кабарде уже были те, кто оплакивал великого хана, нашедшего смерть от болезни на Кабардинской земле, случилось так, что Тохтамышу пришлось самостоятельно принимать решения. Калга собирал воинов, чтобы изничтожить безрассудных гяуров, которые называют себя казаками. Но битва случилась без Тохтамыша

Многие татарские воины пали храброй смертью в сражении у Перекопа. Нельзя сказать, что крымские нукеры проиграли сражение. Много и казаков полегло в том сражении, но до того чубатые гяуры протиснулись у Перекопской крепости и разорили, убивая всех, четырнадцать татарских селений. Тохтамыш горел желанием отомстить, да у него и сил хватало для этого, но огромный ворох проблем свалился на плечи молодого парня, привыкшего жить решениями своего отца.

После того, как русские разгромили ногаев, немалое количество остатков, фактически уничтоженного народа, устремилось в Крым. Были бы это молодые воины, но большинством прибывших оказались женщины и дети. И на рабский рынок их отсылать неправильно ибо единоверцы, да и дружны были с крымцами, и кормить накладно.

Но не это — самая главная проблема. Падишах султан османов Ахмед Первый отказал в одобрении назначения Тохтамыша. Мало того, этот предатель Селямед, будучи в Константинополе, подговорил султана, и падишах объявил, что признает крымским ханом кого угодно, но только не Тохтамыша. Отец Гази умел отказать султану и вел свою политику, скорее, как союзник, но не как султанский раб. Между тем, Гази посылал немалое количество воинов для того, чтобы решить проблемы самого султана. Крымские воины воюют далеко от своих границ, в Анатолии, где подняли восстание племена джеллали. Крымский хан ранее резонно указывал на то, что у воинов Крыма достаточно задач и в ханстве, чтобы отправляться далеко на юг.

— Сефер, мы оба с тобой молоды и приняли державу в сложный момент. Посоветуй мне, что делать, ты же мой калга, — вопрошал хан Тохтамыш у своего младшего брата.

— Брат, великий хан, бегут от нас иные мудрые люди, и все их дороги пересекаются у ворот дворца падишаха османского.

— Так что, ты мне советуешь идти на поклон тому, кто готов меня унизить? Этого добивался наш отец? Или ты не понимаешь, что нас просто убьют? Он не оставит меня ханом, — сокрушался Тохтамыш.

— Султан своими руками не осмелится.

— Не хочу я ехать. Рабом быть не хочу. Ты понимаешь, брат, что турецкие янычары придут в наши города, что они обложат своими крепостями всю нашу землю. За это боролся наш отец? — отвечал Тохтамыш и вдруг встрепенулся. — Как думаешь, отчего московским гяурам удалось так легко разбить ногаев? Ранее я думал, что ногайские воины сильные и умелые.

— А ты спроси кого из русских. Посол их уехал да оставил в Бахчисарае слугу своего, — предложил Сефер.

Через три дня во дворце великого хана стоял в низком поклоне молодой, но далеко не глупый, подьячий Козьма Лавров [персонаж реальный, но оказался подьячим в Крыму значительно позже описываемого периода, но фамилия весьма интересная]. Тохтамыша слегка передернула ситуация, что русский нарушил протокол и не приполз к хану на коленях с опущенной головой. Так кланяться, как это сделал чуть ли не ровесник самого хана, мог только полномочный посол русского царя.

«Может, он и посол, тогда московиты меня не уважают, коли такого молодого прислали, и не уведомили меня» — подумал Тохтамыш, но не изменил степень суровости своего вида, действуя по принципу, если не хочешь неловких и компрометирующих ответов, не задавай сложных вопросов.

— Представься Великому! — потребовал один из распорядителей дворцами Великого хана.

— Подьячий Козьма Лавров, великий, и полномочия мои малы. Пока государь московский, император российский, решает, кого послать к тебе, Великий хан, в посольство, я остаюсь и представляю волю государя моего, но принимать решения я не могу, лишь быстрее передать твои, великий, — ответил Лавров и стал ждать для себя самого страшного за упоминание титула «император».

Крымский хан прекрасно понимал значение слова «император». Понимал он и другое, что номинально, но Московское царство — вассал крымского. А как еще назвать государство, которое платит другой державе дань? Вопрос только: платил ли? Три года, как Москва не присылает, так называемые «поминки». Это уже большие деньги, в современных условиях — чуть меньше не треть всего наполнения казны Крымского ханства, особенно после того, как последний набег на Речь Посполитую оказался весьма спорным, можно сказать, что и неудачным.

— А, что московит? Помнят ли в Москве имя такое, как Тохтамыш? — ухмыльнулся Великий хан [тут хан намекает на то, в 1382 году хан Тохтамыш сжег Москву].

— Я знаю, великий, что в битве на, и без того славной реке Угре, где был разгромлен польский король, государь вспоминал о подвигах предков, — остроумно ответил Лавров [подьячий намекает на стояние на реке Угра, которое считается окончанием монгольского ига. Пусть тогда Крым и был, скорее союзником Москвы, но отсылка к эпизоду могла ударить по честолюбию Тохтамыша].

«На Угре гяурам проиграл хан Ахмед, в Константинополе так же сидит Ахмед. Оба неудачники. Мне бы ресурсы османов…» — подумал Тохтамыш, но в слух говорил иное.

— Передай своему правителю, что ему не следует забывать, как полыхают в пожарах дома в Москве, когда грозное ханское воинство подходит к стенам вашей столицы! — говорил Тохтамыш громогласно, чтобы присутствующие при разговоре запомнили слова хана.

«А тебе, пес, стоило бы вспомнить битву при Молодях, после которой твое разгромленное воинство бежало» — подумал Лавров, но, естественно, не стал подобное озвучивать и без того сказал многое, за что могут прямо здесь лишить жизни.

— А еще, я требую от московитов-руси, чтобы дань была выплачена в полном объеме. Половиной серебром, половиной — пушками, белым оружием, что вы забрали у ногаев и порохом. Пятьдесят пушек! — хан торжественно закончил свой спич и, не дожидаясь ответа, отправился прочь.

Уже в соседней комнате Тохтамыш обратился к своему брату:

— Что думаешь, Сефир?

— Если у нас будет много пушек, а с имеющимися, их достаточно, и, если получится обучить топчу-пушкарей… Султан сильно заволнуется. А ты проявишь благоразумие и пришлешь богатые дары. Он их примет и все будет хорошо, как при нашем отце ранее, — задумчиво говорил калга ханства.

Сефир был молод, всего семнадцать лет, однако он обладал большим умом, чаше предпочитая не воинские занятия, а книги и изучение премудростей многих восточных стран.

Между тем, молодой поросли правителей Крымского ханства не хватало опыта. Нужно поговорить со своими союзниками или врагами, понять, какие они люди и на что способны, проанализировать информацию, которая поступала бы с разных источников. Узнай Тохтамыш лучше российского императора, как и итоги прошлогодних военных компаний, то решение взять поминки с России могло быть сильно скорректировано.

— Мы будем готовить поход? — спросил Сефир.

— Из всего сказанного так и есть, поход за ясырем к московитам нужен, но в этом году уже поздно. Пока соберем всех воинов, уже будет осень и земля станет непроходимой грязью, да и холод придет. Но в следующем году… — Тохтамыш потер ладони.