i.

[Год 1263. Август, 8. Вечер]




Винска принялась тихонько хихикать.

- Вотъ кто! Если онъ далъ тебе сапоги, то это все равно, что у тебя ихъ нЪть!

- Какъ, нЪтъ?

- Такъ и нЪтъ! Ты завтра проснешься, а они исчезли.

-- Петр Бернгардович Струве. Русская мысль.


─ Дело, конечно, хозяйское, но если он займётся тобой специально, то в следующий раз ты проснёшься в таком месте, что сегодняшняя ночь покажется тебе райской.

-- А. Бедрянец. Ангел-насмешник.





- Он очнулся! Ружеро очнулся! - тонкий визг ударил по ушам. Потом дробный топот наверняка детских ног и опять визг, уже удаляющийся.


Правой рукой я ещё шарил в поисках вдруг исчезнувшего пульта, а мозг уже отметил внезапную перемену декораций. Нет близкого пластикового свода над головой, нет отблеска разноцветных огней на стенах, ничего не шумит и не щёлкает привычно. Молчит криокулер. Нет запаха проводки, удивительно смешанного с запахом морских свинок и невыветриваемого парфюма Лилы. Мозг отметил всё это, но ещё не осознал. Разум ещё умирал и был пока занят этим важным делом, не отвлекаясь на мелочи. Страх душил меня. Сердце колотилось. Хотелось в туалет. Пальцы всё никак не находили этот чёртов пульт и я двинул левой рукой, тут же чуть не взвыв от боли. Этого вот только что, буквально секунды назад, не было. Я имею ввиду боли в руке. В животе да, в спине от метастазов да, а в руке нет. Да и вообще, ощущения тела были совершенно другие. Это трудно объяснить, но, оказывается, к своему телу за годы жизни как-то привыкаешь, как к растоптанным ботинкам, и любое микроскопическое изменение, например размера, чувствуется сразу. Так и тут. У меня были другие ощущения, и это изменение было совсем не микроскопическим. Нельзя сказать, что намного лучше. Скорее, было плохо по-другому, не так, как до того как. В голове глухо звенело, как бы странно это ни звучало, и было такое ощущение, что закипающий жидкий мозг перекатывался, плескал и шёл обжигающими волнами при малейшем движении. Шевелить головой было страшно. Но это было не всё. Ещё было больно дышать. Причём я был не уверен, что мои ощущения будто при каждом вдохе в плевру впиваются острые обломки рёбер, вот-вот готовые прорвать лёгкие, были ощущениями неверными. Пусть я и не травматолог, но диагноз ясен: рёбра у меня наверняка сломаны. Характерно, на фоне распирания, дёргает левое плечо. Малейшая попытка движения даже пальцами всё это только усугубляет и раздувает боль до шеи и левого уха. Рентгена не надо: плечо тоже сломано. Наконец, вся левая сторона, включая лицо, горела, словно на мне разожгли костёр. Боль я перетерплю, фиг с ним, мне интересно какой степени ожоги? Какая площадь?

В общем, не надо быть врачом, чтобы сказать: в таком состоянии человек должен находиться в больнице, а то и в абактериальном изоляторе, грудная клетка зафиксирована, больная рука в аппарате Илизарова, в здоровой - капельницы с гемодезом, плазмой, и цефотаксимом, ожоги обработаны противоожоговой мазью и закрыты повязкой с диоксидином; возможно, проведена трансплантация кератоцитов и культуры аллофибробластов, сам больной - на чистой кровати, желательно "Клинитрон", с белой простынёй, рядом попискивает монитор.


Мне было жёстко, едко пахло чем-то медицинским, но непривычным, и, неуместно, мочой. Да ещё, почему-то, навозом, хоть и не сильно. Грудь сдавливала тугая повязка и такая же тугая повязка фиксировала левую руку. Никакого монитора слышно не было.


Где я?


Я осторожно открыл глаза... Глаз. Правый. Левый не открывался.. Маленькая, темная комнатушка. Голые, беленые стены, насколько можно разобрать в полутьме. Потолок не выше метров двух, как бы не ниже, деревянный, с опорными балками, как дистрофичными ребрами наружу. Кровать, вернее, жесткая лежанка с низким изголовьем, у одной стены, еще одна такая же - у противоположной. Там же - большой сундук. Табуретка. Всё.


Убогонько. Многое могу понять, даже отсутствие компа на... кстати да, даже отсутствие стола могу понять. Даже отсутствие кроватей. Хрен с ними. Но чтобы выключателей и розеток на стенах не было?


Со стороны головы - темный проём окна.


Никого.


Впрочем, где-то, сквозь мутный туман, заставляя резонировать Царь-колокол в моей голове, кто-то продолжал вопить человеческим голосом:


- Мама, мама! Ружеро очнулся!


Из всего этого я понял только "мама". Мне, конечно, никто не обещал, что я по-прежнему останусь русским, хотя на самом деле я украинец с примесью осетин, а дед по отцовской линии был немец, но как-то я даже и не подумал, что, в сравнении с прочими народами, нас не так уж много. Тем более если брать с начала времён. А, стало быть, шансов влететь в умирающего русака, или любого другого славянина, чтобы хоть язык как-то понимать, изначально было с гулькин нос. В общем, по наивности мне и в голову не приходило, что могу и в Китае оказаться. И вот на тебе. Вроде по звучанию на итальянский похоже. Против китайцев я ничего не имею, особенно если оказаться в теле императора, а не крестьянина, но язык я вряд ли осилю.


Со стороны ног - полуоткрытая дверь, через которую и проникал неяркий свет. Оттуда же продолжали доноситься голоса: возбужденный девчачий голосок' и недовольное ворчание пожилой женщины:


- Очнулся бездельник' вот ведь какое счастье, что этот дармоед не отдал свою никчемную душу Богу... Видно, и даже Создателю, святый Иисус, она не нужна...


Иезус тоже понятно. Значит Италия или Испания. Надеюсь, уже цивилизованные времена, а то как бы на инквизицию не нарваться. Тут явно не современность.


Дабы осмотреть себя, я правой рукой откинул тряпку, наверняка считавшуюся одеялом, и невольно присвистнул: тельце принадлежало пацану лет десяти-одиннадцати. Потом присвистнул опять, но уже от запоздалого ужаса, что вариант с умирающей старушкой или, скажем, роженицей с родильной горячкой тоже был более чем вероятен. Решив даже не пытаться представить себя рожающим, я продолжил осмотр. Пацан явно не от чумы - тьфу-тьфу-тьфу! - загнулся. Покалечился чем-то. Голова, грудная клетка, и левая рука обильно перевязаны и вот они-то и пахнут этим едким чем-то. Мазями какими-то. Левой стороне не повезло тотально. Даже глаз левый не видит. Как-бы одноглазым не остаться. А, впрочем, все равно лучше, чем рак поджелудочной. Только бы выжить. Накрывшись, я откинулся на маленькую, жёсткую подушку... Опилки они, что-ли, сюда напихали?


Слабость была жуткая и в сон тянуло, но спать было нельзя. Лила предупреждала.


Девчушка, действительно на вид лет семи, прибежала обратно. За нею вошла полная тётка и тоже направилась ко мне. Я покосился на них здоровым глазом, но сказать ничего не рискнул. Одеты не по современному... Нет уж. Нечего тут русским языком светить. Хрен его знает, действительно. Eщё решат, что бес вселился, да и стуканут куда надо. На фиг, на фиг такое счастье. Пусть лучше думают, что у меня память отшибло. Тем более, что по факту так оно и есть - ничего я из жизни несчастного пацанёнка помнить не могу. Помер он, а я даже имени его не знаю.


- Дай-кось гляну, - проворчала тётка, наклоняясь ко мне. - И вправду очухался. Ишь, как глазом зыркает. Голова-то небось, болит-то, а? Ну? Чего молчишь? Чего молчишь, говорю? Или онемел что-ль?


- Ружеро, не молчи! Не молчи, Ружеро, ну! - девочка зачем-то потеребила правую руку. Явно меня о чём-то спрашивают... хотя, что тут гадать - о чём ещё можно спрашивать больного? - и беспокоятся, что я не отвечаю. Ну, извините! Не выйдет у нас сегодня беседы. Звёзды не сложились. Но как-то реагировать надо, а то малая руку оторвёт. И я, в надежде, что для раненого сойдёт, изобразил невнятное мычание, по моим представлениям должное быть универсальным даже на суахили.


- Бьянка, не тряси его, вишь больно ему. Речь ему, видать, отшибло. Как бы память не потерял. Да и то - чудо, что жив остался. Синьор дель Гарбо [ 1.Bono del Gabro, известный средневековый врач, хирург. Однако в историю вошёл больше как отец другого выдающегося врача и философа XIII века, Dino di maestro Buono del Garbo da Firenze.], чудесник божий, а не врач, во всей Тоскане лучше не найти, и тот сказал, что отойдёт к утру. Это ж надо, самого синьора дельи Уберти врач этого никчемуху лечит! Не тряси его, кому сказала! И не реви. Послать тебя к господину секретарю, что-ль, или нет? Ночь уж на дворе... А если помрёт, не приведи Господь? Уж больно, видать, синьор Уберти хотел с ним поговорить. И чего синьору от этого вот может быть надо? Вот уж невидаль так невидаль. Ну, не нашего это ума дело. Ночь, не ночь, узнает синьор, что ему не передали - ох, спаси Богородица, Дева Пресветлая! Давай-ка, беги во дворец, Бьянка. Да быстро, кому говорят!


Хлюпавшая носом девчушка куда-то убежала, размазывая слёзы. Тётка тоже удалилась, качая чему-то головой и бормоча что-то недовольно. Семья они моя, что-ли? Девочка запросто за сестру сойдёт, так переживает. Только вот тётка эта на мать не похожа. Ни грамма сочувствия, одно недовольство. Ну, поживем - увидим, кто есть кто. Оставили в покое - и хорошо. Заснуть без их присутствия я не боялся - боль не даст. Думать мне тоже было особо не о чем из-за нехватки информации, планов никаких строить не мог по той же причине; как мой разум должен был сам себя спасти в этом теле - не знал. Так что я просто лежал и наслаждался фактом, что я жив. Пусть больно, пусть слабость, пусть один глаз, пусть хреново мне до одури и тошнит. Это всё фигня, по сравнению с мировой революцией, а мировая революция просто муравьиный пук в сравнении с раком поджелудочной. Я, едрёна мать его нехай, жив! Вот этим я и наслаждался. Я теперь точно знаю: оргазм - это, товарищи, ерунда. Полная, если уж быть честным, фигня, а не настоящий кайф. Мимолётный ветерок эндорфинов, шевельнувший листву синапсов на древе автономной нервной системы, ничего более. А вот проснуться и - оба-на! - вдруг обнаружить, что убивающего тебя рака больше нет, что боль не вернётся, и поездка на кладбище в качестве виновника торжества откладывается - вот настоящий экстаз! Это, друзья мои, круче, чем триста тридцать три оргазма подряд.


Часа через два, однако, ко мне были гости. На этот раз пожаловали два замечательно носатых мужика в чём-то типа плащ-палаток и странных шапках. Один, повыше, имел в руке мешковатую сумку. Вот он-то одёжку скинул, пододвинул табуретку, и сел, наклонившись ко мне.


- Значит, очнулся, и не говорит. Так-так... - он цапнул меня за запястье и надолго застыл. И чего, спрашивается, щупать пульс, если у тебя даже часов нету? Но этому доктору часы, как оказалось, были и не нужны, потому как он глубокомысленно изрёк что-то, что даже мне, ни слова не понимающему, показалось умным. - Пульс слабого наполнения, толчок размазывается, острый пик в начале, но ускользает в средней трети, учащается на вдохе.


Обратной стороной кисти он потрогал мне лоб. Сначала одной рукой, потом, чтоб наверняка, другой. Затем он оттянул мне веко, поднёс свечу и полюбовался моим глазом вблизи. Картина его вдохновила на дальнейшие подвиги: ничтоже сумняшеся, он засунул мне пальцы в рот и вытянул оттудова мой язык. Ознакомившись с его географией, он без спросу залез рукой мне в подмышку а потом обнюхал вытащенные пальцы.


Ещё бы облизал, подумал я, но ему этого, конечно, не сказал.


Пошевелив указательный палец на больной руке и никак не отреагировав на моё перекосившееся от боли лицо, он сказал:


- Ну-ка, пошевели пальцами. Ружеро, сожми кулак!


На что я, понятно, никак не отреагировал.


Тогда из сумки был извлечен деревянный конус, приложен к уху (его) и им он обслушал меня всего, за исключением головы и конечностей. Наконец, он вынес вердикт:


- Ну что ж, явный недостаток лимфы, потеря идёт через верхний кишечник. Требующий разбавления избыток желчи есть результат обожжения дыхательных путей и печени. Ну и ожоги лица и грудной клетки, а также перелом плечевой кости, множественные колотые и резаные раны... тут вот даже размозжение есть... но ткани не гниют и кровь не заражена. Диафрагма и мозг тоже не повреждены, хотя голове и досталось. В общем, не вижу, почему он не говорит.


- Синьор дель Гарбо, - подал голос второй, - он будет жить?


- Да с чего бы нет, любезный Симоне? Как это ни удивительно, но сейчас клиническая картина разительно отличается от того, что я видел еще утром. Раны и ожоги остались прежними, но баланс лимфы и желчи совершенно изменился. Посмотрите также на его глаз, и на то как пациент реагирует и шевелится. Всё свидетельствует о том, что его головная железа и диафрагма полностью в порядке, а ведь только утром я бы поклялся, что они почти размозжены! Тогда я был уверен, что он не протянет и дня. От такого удара головная железа отекает и препятствует нормальной циркуляции крови через неё, от чего наступает горячка, пульс становится напряженным, и пациент умирает через несколько часов. Зрачки в таких случаях начинают быстро расширяться, а дыхание становится частым и очень глубоким, словно пациент набирает побольше воздуха перед тем как нырнуть в пучину смерти...


- Так стало быть, он сможет рассказать синьору Уберти о... ну, вы понимаете?


- Если вы о том, что случилось в...


- Я вас умоляю, синьор, ни слова об этом!


- Вы правы, любезный Симоне. Вы правы. Ну, что я могу сказать? Травмы головы, особенно тяжёлые, могут вызывать потерю памяти на события им предшествовавшие, так что тут пока ничего определённого. Иногда это проходит, иногда нет. Но я не понимаю, почему он не говорит. Ружеро, ты меня слышишь? Ты меня понимаешь? Поговори со мной, Ружеро. Скажи, ты помнишь что произошло? Ружеро?


Это он явно ко мне. Ружеро, Ружеро... кажется, это моё имя тут. Хоть что-то.


- Он меня явно слышит, но почему-то не отвечает. Ружеро, почему ты не отвечаешь? Странно... взгляд вполне осмысленный. Ружеро, ты не хочешь говорить? Молчит... А, ладно. Давайте зайдём завтра. Повязки менять ещё рано. Пеппина!


- Да синьор... - это тётка. Ишь, как быстро проявилась. Уважает доктора.


- Ему нужен полный покой, темнота, прохлада, и много мясного отвара, но без специй. Это поможет восстановить лимфу. Не позволяй ему вставать самому, на горшок поможешь когда надо ему будет. Вот, завари вот эту смесь, это мочегонное, поможет отходу ненужной жидкости. Будешь давать в промежутках между мясным отваром. А вот это от жара, чтобы раны не загнили. Дашь через час и завтра на рассвете, тогда активность флегмы самая низкая.


Доктор явно давал рекомендации по дальнейшему лечению. Знать бы какие.


- Да, вот тебе десять денариев на расходы. Кроме мяса купишь моркови, надавишь сока морковного да смешай с мелко нарезанной сырой бычьей печенью. Ему это тоже будет полезно. Три ложки каждый час.


О, денежки. Это на аптеку, я понял, но почему деньги даёт врач, а не наоборот? Где это видано, чтобы не пациент платил врачу за лечение, а врач пациенту? Что-то тут не чисто. Комнатка простая, тётка с девчонкой простые, а врач-то не простой... да и сопровождающий у него... Что же ты за Ружеро такой был, а, царствие тебе небесное? И как бы мне в туалет попроситься?






Загрузка...