Стройка велась ударными темпами. В те годы трудового энтузиазма было не занимать. Первоначально перекрыть Свислочь с притоками и начать заполнение чаши планировалось осенью 1956 года. То есть, при самых низкиз уровнях воды, как это принято в мировой практике. Но в начале года в белорусскую столицу неожиданно снова заглянул Хрущев. Ознакомившись с ходом работ, решил внести и свою лепту:

- Летом специально приеду к вам сюда купаться!

Сказал вроде бы шутя. Но в устах первого лица страны шутка равнозначна приказу. Пришлось заканчивать работы в авральном порядке, что привело к некачественной очистке дна.

На картах того времени водохранилище значится как озеро Гонолес, по названию стоящей на его берегу деревни. Впоследствии его переименовали в Заславское водохранилище. Кстати говоря, именно Мазуров предложим назвать водохранилище Заславским. А в обыденном общении его называют Минским морем.

По масштабам оно действительно соответствует этому статусу. Длина - 12,5 километра, ширина - 6 километров, наименьший объем воды - 108 миллионов кубометров, максимальный, в весенний период - до 200 миллионов кубометров. До традиционных морей не дотягивает. Но покруче иных местных озер…

Открыли море в торжественной обстановке, при участии руководящих работников ЦК КПБ и Совета Министров. Хрущев не приехал. Но никто и не горевал по этому поводу. А мы, вдохновленные успешным проектом, стали мечтать об ожерелье искусственных водоемов вокруг города. И наши планы в короткие сроки обрели плоть. Были построены новые водохранилища на реках Вяча, Волма и Птичь. Они и сейчас являются любимыми местами отдыха многих горожан…

1956 год отмечен и печальным событием - 13 августа умер Якуб Колас. Как только стало об этом известно, мне позвонил Мазуров:

- Василий Иванович, создай комиссию и в присутствии младшего сына писателя Михаила вскрой домашний сейф. Перепиши все, что там имеется; одну копию отдай сыну, вторую - в ЦК.

Я так и сделал. Предполагалось, что в сейфе Якуба Коласа могут храниться ценные вещи: неизданные рукописи, какие-нибудь важные документы; кое-кто не исключал, наверное, что там могут быть и драгоценности. Но содержимое сейфа их бы разочаровало. Кроме сугубо частных писем, не представлявших значительной исторической ценности, и некоторой суммы денег, очень небольшой, в нем ничего не оказалось. Похоронили Якуба Коласа сначала на Московском кладбище, затем перезахоронили на Военном. В его доме, на территории Академии наук, где писатель жил с 1944 года по день смерти, постановлением ЦК КПБ и Совета Министров БССР от 16 августа 1956 года создан музей. Комаровской площади и части примыкающего к ней Логойского тракта (до пересечения с улицей Волгоградской) присвоено имя писателя.

Получив право на перестройку структуры городского хозяйства и определенную самостоятельность, мы стали думать о дополнительных источниках бюджета. По примеру ленинградцев решили создать местную промышленность. Первое, что пришло в голову - небольшой заводик, который производил бы минихолодильники. Попробовали скооперироваться с литовцами. Но что-то там не сладилось. Один из сотрудников горисполкома, побывав в Киеве, с восторгом рассказал о том, каким спросом пользуются там холодильники «Днепр» с просторными холодильной и морозильной камерами.

- Василий Иванович, а может, и нам замахнуться на строительство аналогичного завода?

Идея мне понравилась. Поручил главному архитектору города Льву Маркевичу подобрать для будущей стройки подходящее место. Его определили там. где и размещается нынешнее ПО «Атлант». В то время здесь росли лишь кустарники, не было даже подъездных путей. Институт «Минскпроект» сделал проект завода. Только начали огораживать территорию, звонит Председатель Совнархоза Белоруссии С. М. Кишкин:

- Василий Иванович, по решению Совета Министров завод холодильников будет строиться под эгидой Совнархоза. Территорию у вас мы забираем. Постановление правительства получите в ближайшие дни.

Ну, спорить с правительством не будешь! Остался лишь горький осадок на душе, что с городом обошлись столь бесцеремонным образом.

С политикой выкручивания рук мне приходилось сталкиваться на протяжении всего времени руководства горисполкомом. Верх над здравым смыслом часто брали амбиции, личные взаимоотношения. Особенно часто проявлялось это у Василия Козлова и Тихона Киселева.

В 1955 году в Минск приезжал Председатель Народной палаты Германской Демократической Республики Вильгельм Пик. Знакомясь с достопримечательностями города, заехали на Детскую железную дорогу. Ее как раз готовили к открытию. Я предложил:

- Товарищ президент, хотите - прокачу вас с ветерком? Безопасность гарантирую, я ведь - профессиональный машинист.

Вильгельм Пик согласился и стал первым пассажиром Детской железной дороги. Под нее было отведено около 15 га леса. Благоустроить территорию еще не успели. Но и сама идея организации детского отдыха, и живописная природа произвела на гостя приятное впечатление. На небольшой полянке, где были построены временная станция и игровые площадки, сделали остановку.

- Вы управляете поездом так же уверенно, как и городом, - сделал мне комплимент Вильгельм Пик. И предложил: - Приезжайте в Берлин. Я познакомлю вас с нашим зоопарком. Дадим копии проекта. И вы сможете построить аналогичный у себя. Он стал бы хорошим дополнением детской железной дороги. На долю нынешних подростков выпало трудное время. И вы поступаете очень мудро, что стараетесь скрасить его.

Идея объединить детскую железную дорогу с размещенным в условиях реальной природы зоопарком показалась мне заманчивой. И уже через неделю в Берлин отправился архитектор Г. В. Сысоев.

Георгий Васильевич Сысоев - фронтовик, участвовал в освобождении Минска. Воспитанник Ленинградской архитектурной школы, увидев разрушенный город, принял для себя решение вернуться сюда и активно участвовать в его восстановлении и развитии. Фронтовик сказал - фронтовик сделал! И сделал очень много. Сысоеву принадлежат проекты многих зданий по проспекту Сталина (Независимости), от площади Ленина и до Уручья, а также ряд объектов в других городах, включая Брестскую крепость…

Вильгельм Пик сдержал свое слово. Получив все необходимые документы, архитекторы сделали привязку проекта зоопарка, аналогичного берлинскому, к местности. Я был уверен, что правительство поддержит наш замысел. Ведь для его реализации не требовалось больших капитальных вложений. А небольшой лесной массив вблизи Степянки, примыкавший к парку Челюскинцев, словно был предназначен для этой цели. Здесь протекал живописный ручей. И я уже представлял, как органично впишется он в территорию зоопарка.

Однако Председатель Совета Министров Тихон Киселев, к которому я пришел с проектом будущей новостройки, мой оптимизм не разделил.

- Вам что, больше нечем заняться? Вместо того, чтобы все силы направите на укрепление производственной базы города, впадаете в детство!

- Тихон Яковлевич, вы же знаете, что строительство промышленные предприятий осуществляется в полном соответствии с Генеральным планом развития Минска. Все объекты сдаются в срок и даже с опережением. Зоопарк для строителей не станет обузой.

- А куда вы денете расположенные в этом лесу правительственные дачи?

- Перенесем в дачный поселок Городище. Там природа ничуть не хуже! Территория благоустроена. И сервис получше.

Киселев поморщился от моих слов, словно от зубной боли. Не зная, что возразить, показал рукой на дверь:

- Идите, работайте и не занимайтесь прожектерством!

Мне было до слез обидно. Чужой человек, немец, подумал о наших детях, а руководителю родного правительства на них наплевать! Ему дороже интересы чиновников!

Этот живописный лесной массив по сей день остается не благоустроенным. А Детская железная дорога не получила своего логического завершения. И зоопарка, подобного берлинскому, в Минске нет.

Тихон Яковлевич Киселев, безусловно, был интересным руководителем. Родился он в Гомельской области, окончил Речицкое педучилище и, заочно, Гомельский пединститут. Работал учителем, директором средней школы.

В июне 1941 года, за две недели до начала войны, внезапно переехал со всей семьей в Сталинградскую область, трудился там директором школы, затем в райкоме партии. Поступил в Высшую партшколу при ЦК КПСС, после ее окончания в 1944 году был направлен на работу в Белоруссию.

На посту Председателя Совета Министров, а затем Первого секретаря ЦК КПБ Т. Я. Киселев внес свой вклад в развитие нашей республики. Но мне еще не раз приходилось убеждаться, что в решении нестандартных социальных проблем чиновник-сухарь и личные амбиции брали в нем верх, не позволяя проявиться человеческим качествам. И этот недостаток перечеркивал многие его несомненные достоинства. Так было, в частности, в истории со строительством главного корпуса Белгосуниверситета.

В 1957 году ректором Белгосуниверситета стал московский ученый-физик Антон Никифорович Севченко. В первые же дни он пришел ко мне и рассказал о том, что для организации учебного процесса катастрофически не хватает площадей. Не дожидаясь от меня ответа, безапеляционно заявил:

- Главный корпус университета необходимо построить на площади Ленина, напротив Дома Правительства. Недопустимо, чтобы ведущий вуз страны размещался где-то на задворках!

- Антон Никифорович, но здесь же свободен лишь небольшой пятачок земли. К тому же запланировано строительство путепровода через железную дорогу, а значит, будет активное движение автотранспорта, шум, загазованность. Насколько я понимаю, университету предстоит расширяться и в дальнейшем, его проблему нужно решать в комплексе. Я уже думал об этом. Давайте совершим небольшую экскурсию!

Севченко недовольно поморщился, но проехать со мной согласился.

Мы приехали на окраину города, к тому месту, где располагается нынешняя Национальная библиотека.

- Вы что, в самом деле предлагаете мне перенести университет в эту глухомань? - удивился Севченко.

- Ну какая же это глухомань, Антон Никифорович! Пройдет совсем немного времени, и здесь будет центр города. Зато посмотрите, какие замечательные места! И как просторно! Можно без труда разместить университетский городок со всей его инфраструктурой: учебной и производственной базой, опытным хозяйством, комплексом спортивных сооружений. Если хотите, в близлежащем лесу построим для преподавателей и студентов базу отдыха.

Удивление на лице Севченко постепенно сменилось полупрезрительной улыбкой.

- Вы просто не понимаете, о чем говорите. Главный вуз республики не может быть на окраине города! Ваши разглагольствования о будущем города - это, простите, не более чем бредовые фантазии. Вы бы рассказали о том, что здесь будет в XXI веке!

Произнеся эту тираду, Севченко повернулся ко мне спиной и пошел к автомобилю, всем своим видом показывая, что дальнейшая дискуссия бессмысленна.

Посыпались звонки из Совмина, ЦК:

- Надо удовлетворить просьбу Севченко!

К моим словам о том, что построив главный корпус БГУ на площади Ленина, мы и проблему не решим, и испортим ее архитектурный облик, никто не прислушивался. Тогда я позвал Мацкевича, рассказал ему о сложившейся ситуации и попросил:

- Лев Петрович, мои доводы на Севченко и его покровителей не действуют. Очевидно, считают их неубедительными. Рассмотрите этот вопрос на заседании Архитектурного совета города и примите квалифицированное, обоснованное градостроительной политикой решение. Горисполком примет его для себя как закон.

Архитектурный совет был единодушен: строить главный корпус университета на площади Ленина нецелесообразно и неразумно. Узнав об этом, Король побежал и доложил Киселеву.

Тихон Яковлевич Киселев лишь несколько месяцев назад обосновался в Совете Министров, заняв место К. Т. Мазурова (который после отъезда Патоличева в Москву был избран Первым секретарем ЦК КПБ), и не успел еще насладиться властью. Был он человеком не простым, своеобразным. В отличие от интеллектуала Мазурова, интересовался лишь тем, что касалось его непосредственной деятельности. Свое мнение ценил превыше всего и менял его лишь тогда, когда оно кардинально расходилось с точкой зрения вышестоящих руководителей. Выслушивать доводы других не умел, считая это пустой тратой времени. И, что огорчало больше всего, никогда не прощал нанесенной ему обиды.

Так получилось, что я впал к нему в немилость чуть ли не с первых дней. И по весьма банальной причине. После назначения Киселева Председателем Совета Министров БССР, его теща - директор небольшого провинциального кирпичного заводика, очевидно, решила, что отныне ей негоже жить нигде, кроме столицы. Киселев попросил меня подыскать ей подходящее жилье. Двухкомнатная квартира в новом доме, в районе нынешней площади Якуба Коласа показалась амбициозной даме оскорбительной. Во-первых, небольшая по площади, всего лишь 36 квадратных метров. Во-вторых, не в самом центре города, а за трамвайными путями! Пожаловалась зятю. Киселев вмешиваться не стал. Но запомнил навсегда.

Не знаю, насколько красочно описал Король экскурсию, которую я провел для Севченко, но, позвонив мне, Киселев буквально пылал гневом:

- Что ты самоуправничаешь? Возомнил себя, понимаешь, хозяином города! Главный корпус университета будет строиться на площади Ленина. Постановление Совета Министров получишь в ближайшие дни.

- Но это противоречит…

Киселев прервал меня на полуслове:

- Это ты противоречишь позиции правительства. Звездную болезнь подхватил? Я тебя вылечу от нее!..

Чем закончился наш спор, известно. Сегодня главный корпус университета, по прихоти тогдашнего ректора, стоит на площади Независимости, зажатый со всех сторон другими зданиями, и в архитектурном отношении потерялся. Его учебные корпуса и общежития разбросаны по всему городу. Прислушайся Севченко и Киселев к мнению архитекторов, и университетский городок мог бы стать одним из градообразующих элементов Минска, его культурным центром.

По мнению Лангбарда, а более авторитетного специалиста в области архитектуры Минска я не могу назвать, площадь Ленина вообще нужно было освободить от зданий всех находящихся здесь вузов и соединить ее с Привокзальной площадью, создав таким образом величественный культурный ареал. К сожалению, в нашей стране специалисты всегда имели и имеют право только совещательного голоса. Да и им пользоваться бывает небезопасно…

В конце своей жизни, работая Первым секретарем ЦК, когда Бюро ЦК КПБ утвердило перечень лиц, которым присваивалось звание «Заслуженный строитель БССР», Киселев позвонил мне.

-Ты что, тоже строителем себя считаешь?!

- Это как смотреть. Если бы я просто присутствовал при строительстве в качестве наблюдателя, конечно, нет. Но поскольку принимал самое непосредственное участие в планировании города, создании его инфраструктуры, решении всех насущных вопросов, связанных с возведением новостроек, строительством десятков тысяч километров дорог и сотен мостов, думаю, да.

- Неправильно думаешь. Звания «Заслуженный строитель БССР» я тебе не дам! - И размашистым росчерком пера вычеркнул меня из утвержденного в ЦК списка.


Второй послевоенный Генплан развития Минска


Развитие Минска опровергало самые смелые предсказания. Справившись, будто с тяжелой болезнью, с военной разрухой, город, подобно подростку-акселерату, разрастался вдаль и вширь. К 1956 году население значительно превысило обозначенный в первом послевоенном Генплане уровень и продолжало расти ускоренными темпами. Нужно было срочно корректировать Генеральный план. Первые изменения в него были внесены еще в 1951-1952 годах. Но они не решили всех проблем, связанных с бурным развитием промышленности.

Особенно остро стоял вопрос с обеспечением минчан жильем. Приток населения в столицу был настолько сильным, что очередь на получение квартир не уменьшалась, а из года в год росла.

По пятницам у меня был приемный день. Попасть к председателю горисполкома мог каждый желающий, для этого нужно было лишь записаться у помощников, регулировавших нескончаемый людской поток Принимал по 70-80 человек в день. И почти все обращались именно по жилищному вопросу.

Приходили семьями, с детьми на руках. В 1955 году по инициативе Хрущева Совет Министров СССР принял решение о сокращении Вооруженных Сил страны, к июню 1956 года число демобилизованных из армии составило 1 200 000 человек. Каждый из них имел право выбирать место жительства по своему усмотрению, и городские власти обязаны были в течение года обеспечить его жильем. Естественно, люди тянулись к крупным городам, где уровень жизни, бытовые условия получше.

Случалось, на прием ко мне записывались целыми взводами. Ну, как я мог им помочь?! Объяснения, уговоры действовали слабо. За грудки, правда, не брали, в то время народ совершенно иначе, с пониманием, реагировал на трудности, больше доверял власти, но психологический стресс был очень сильным.

Однажды, когда прием уже заканчивался, секретарь доложила:

- В приемной осталась лишь одна молодая женщина. Но она почему-то сомневается, что вы ее примете.

- Почему сомневается? Разве я отказал хотя бы одному человеку?! Зовите!

Вошла… моя двоюродная сестра. Она тоже была замужем за демобилизованным военнослужащим. Как и положено, выждала год и вот теперь пришла узнать решение. Смущаясь, остановилась у порога. Все мои родственники и знакомые хорошо знали, что при решении подобных вопросов рассчитывать на льготы им не приходилось. Жилищный вопрос сестры решился. Но на общих со всеми основаниях.

Правда, бывали случаи, когда жилье выделялось без всякой очереди и, откровенно говоря, без объективных на то причин.

В конце декабря 1959 года мне позвонил Крюков:

- Вас вызывает к себе Кирилл Трофимович. Вопрос срочный. Можете приехать в течение часа?

- Могу.

Можно подумать, что я ответил бы иначе!

Причину вызова Мазуров объяснил сразу:

- Надо дать квартиру одному американцу.

- Американцу?

Наверное, изумление на моем лице было неподдельным, потому что Мазуров улыбнулся.

- Да, американцу. Но не простому.

И рассказал. 19-летний американский пехотинец Ли Харви Освальд, начитавшись коммунистической литературы, решил, что должен навсегда порвать с США и переселиться в Советский Союз. Получив в посольстве СССР в Хельсинки 5-дневную туристическую визу, через переводчика заявил о том, что просит предоставить ему советское гражданство. Видимо, в МИДе экстравагантное поведение молодого американца показалось подозрительным, и ему отказали. В расстроенных чувствах американец попытался покончить собой, а может быть, только инсценировал самоубийство. Во всяком случае после этого инцидента Освальда вызвали в ОВИР и сообщили, что его просьба удовлетворена, а постоянным местом жительства определен Минск.

- Словом, американец уже в Минске, живет в гостинице. Работать будет на радиозаводе. И исходя из политических соображений, ему необходимо предоставить постоянное жилье.

Я усомнился:

- А за счет чего он будет жить? Вы же знаете, Кирилл Трофимович, какие на радиозаводе зарплаты.

- Не беспокойся. Красный Крест выдал ему в качестве подъемных 5 тысяч рублей и ежемесячно будет доплачивать по 700 рублей. Ровно столько, сколько он будет получать как регулировщик 1 разряда экспериментального цеха. В сумме почти, как у директора завода. Так что с голода не помрет!

- А не наживем ли мы с ним головной боли? Ограбит какая-нибудь шпана в подворотне или, не дай бог, пристукнет, это же международный скандал!

- Не переживай! Кому надо, за ним присматривают. Шансов быть избитыми или ограбленными у нас с тобой гораздо больше, чем у него. На радиозаводе есть несколько человек, владеющих английским, которые помогут ему адаптироваться к нашей жизни. Русскому языку его обучит старший мастер Станислав Шушкевич. Он получил уже соответствующие инструкции. Словом, Освальд обратится к тебе в ближайшие дни. Побеседуй с ним и реши квартирный вопрос. Кстати, имей ввиду, это не мое указание, а Никиты Сергеевича Хрущева!

8 января 1960 года ко мне заявился сам Ли Харви Освальд. Откровенно говоря, мне было интересно взглянуть на американца, отважившегося на такой решительный поступок. Русского языка он практически не знал, общались через переводчика, приставленного к нему по линии КГБ.

Освальд вел себя эмоционально. Не скрывал радости, что Минск оказался не в Сибири, как ему представлялось, а в центре Европы. Долго рассказывал мне о том, как пришел к коммунистическому мировоззрению, на чем свет стоит ругал общественный строй США. Я сообщил Освальду, что по решению горисполкома ему выделена двухкомнатная квартира в центре Минска. На этом, собственно, мы и расстались.

Дальнейшая судьба Освальда, откровенно говоря, меня не интересовала. Уже потом, когда его имя всплыло на лентах мировых информационных агенств, я узнал, что в предоставленной ему квартире по улице Калинина (ныне Коммунистическая) он прожил всего два с половиной года. За это время женился на работнице аптеки Марине Прусаковой, у них родилась дочь. Но несмотря на материальный достаток и бытовую устроенность, очень быстро охладел к советскому образу жизни. Жаловался, что нет ночных баров, боулинга. Желанию Освальда возвратиться на родину не препятствовали ни в Москве, ни в Вашингтоне. Был ли он подлинным убийцей президента США Джона Кеннеди как это утверждает официальная версия, или всего лишь стал игрушкой в чьих-то руках, пожалуй, уже навсегда останется тайной. Ли Харви Освальд унес ее с собой в могилу - был убит спустя два дня после роковых выстрелов в Далласе…

С пятничных приемов граждан я приходил домой, пошатываясь от усталости, словно пьяный. Если бы не Анна, наверное, не выдержал бы такого напряжения. Она взяла на себя все заботы и по дому, и по воспитанию детей. К этому времени у нас было уже два сына, Владимир и Михаил. Кроме этого, подрабатывала, печатая на пишущей машинке. Для того, чтобы обеспечить семье безбедную жизнь, моей зарплаты не хватало. Но когда я из моральных соображений отказался от получения военной пенсии по инвалидности, жена не сказала ни слова в упрек. Иной раз, когда слышу по радио или телевидению о том, что «Лучшие друзья девушек - бриллианты», думаю, как бы отреагировала на эту песню Анна?

А я нашел прекрасное средство от стрессов - рыбалку. Каждый выходной брал свои снасти и отправлялся на ближайший водоем. Уловы, конечно, были разные, но отдых был прекрасным и, самое главное, действенным.

Кстати, я в молодости никогда рыбалкой не увлекался. Даже в Забайкалье, хотя возможностей было много. Только после встречи в ВПШ с моим товарищем, тоже бывшим машинистом Оршанского депо, а в годы войны партизаном Анатолием Андреевым, почувствовал вкус к рыбалке. Он меня к ней и приучил.

Вот он, Анатолий Андреев - на фотографии на первом плане. Долгие годы работал министром автомобильного транспорта БССР. Герой Социалистического Труда. Мы часто встречались, вместе отдыхали, дружили семьями, даже наши сыновья учились в одном классе.

Запомнилась мне встреча с еще одним моим однокашником Оршанскому училищу Иваном Семенюком. После окончании учебы он работал в Оршанском депо, в 1938 году был призван в армию, окончил Батайскую военную авиационную школу летчиков. Участник Великой Отечественной войны. Совершил почти 400 боевых вылетов, в 113 боях сбил 27 самолетов противника. Герой Советского Союза, награжден двумя орденами Ленина, двумя орденами боевого Красного Знамени, орденом Отечественной войны 1-й степени и другими орденами и медалями.

Минчанин, вернулся домой в середине 1960-х годов, закончив службу в армии и успев поучаствовать в войне в Корее в должности командира истребительного авиационного полка. Полковник. Освоил все новейшие типы самолетов, включая реактивные.

Во время войсковых учений, показывая возможности реактивной машины, слегка похулиганил - проявив ухарский характер, пролетел на максимальной скорости и минимальной высоте над палаточным лагерем, где находилось командование учениями. Разумеется, воздушным потоком снес все палатки, включая и штабные, за что был понижен в должности и звании, став снова подполковником. Звание перед выходом в отставку вернули.

Еще с одним интересным человеком в те годы свела меня судьба. Это Борис Адамович Булат - командир партизанской бригады, Герой Советского Союза. Встретил войну в Белостокскй области, служил в танковой дивизии. На пятый день войны в бою осколком снаряда ему раздробило кисть руки, которую в госпитале ампутировали. Госпиталь захватили немцы и отправили раненого в лагерь для военнопленных в Слониме. Через месяц вместе с двумя товарищами убежал оттуда и организовал небольшой партизанский отряд. Для первой диверсии из найденных снарядов изготовили самодельные мины. Заложив их на железнодорожном мостике, пустили под откос паровоз. Постепенно отряд увеличивался, подтягивались окруженцы и местные жители. Оружие добывали у противника, даже восстановили танк и броневик. Летом 1942 года установили связь с Большой землей. В районе Вильно добыли в бою большое количество взрывчатки и оружия, после чего разгромили усиленный гарнизон в местечке Деречин, ликвидировав штаб районной жандармерии.

В 1943 году в Налибокской пуще была сформирована бригада «Вперед», Борис Адамович стал ее командиром. В июне 1944 года он получил тяжелое ранение в бою и был эвакуирован в Москву. А в августе того же года ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Награжден многими орденами и медалями.

В 1944 году майор Булат уволился в запас и приехал в Минск. Работал заместителем председателя горисполкома, где я с ним и познакомился. Несколько лет возглавлял велозавод, устанавливая полученное по репарациям из Германии оборудование. Затем с 1951 по 1973 год работал директором кондитерской фабрики «Коммунарка».

28 июля 1956 года Кирилл Трофимович Мазуров был избран Первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии. Поздравив его с этим высоким назначением, напросился на прием. Рассказал о проблеме с обеспечением жильем демобилизованных военнослужащих. Мазуров при мне созвонился с заместителем Председателя Совета Министров СССР Алексеем Николаевичем Косыгиным. Благодаря его содействию Минск внесли в перечень городов, куда переезд на постоянное место жительства был ограничен. Прописаться здесь разрешалось лишь тем, кто проживал в городе до войны, по заявкам предприятий и организаций, а также к родителям демобилизованного или его жены.

- Есть еще просьбы? - спросил Мазуров.

- Просьб, Кирилл Трофимович, больше нет, а жалоба есть.

- И на кого жалуешься?

- На правительство.

Мазуров с нескрываемым удивлением посмотрел на меня.

- А чего же не жаловался, когда я там работал?

- Тогда вы могли меня неправильно понять.

- Решил, значит, столкнуть лбами нас с Киселевым. Не на его ли место ты метишь? Да, шучу, шучу! Убедился, что карьерными амбициями ты не страдаешь. Так чем же мешает горисполкому правительство?

- Бесконечными бумагами. Каждый день получаю по несколько распоряжений с резолюциями «Разобраться», «Принять меры», «Изыскать возможности» и т. д. Большинство из них не входят в компетенцию города или касаются его лишь косвенно. Но наложить резолюцию гораздо проще, чем решить проблему.

В доказательство достал из портфеля огромную стопку писем и распоряжений вышетоящих организаций, прежде всего касающихся внеочередного выделения жилья.

- Досаждают и иностранные делегации. Каждый месяц 2-3 делегации. MИД обязательно ваисывает в программу пребывания посещение горисполкома, беседу с мэром. Вот и недавно принимал журналиста американской газеты «Нью-Йорк Таимс» Шварца, строителей из Волгограда, участвовал во встрече с Генеральным секретарем ООН Дагом Хаммаршельдом, встречал руководителя Вьетнама Хо Ши Мина, беседовал с корейской делегацией, принимал делегации ГДР, Югославии, союзных республик.

- Что касается приема иностранных делегации, от этой важной миссии освободить тебя не могу. Более того, советую: уделяй ей побольше внимания. В свое время Ленин сказал, что большевистское правительство готово оплачивать обратный проезд всем, кто захочет посетить Советскую Россию, чтобы они воочию убедились в наших успехах, а не верили на слово лживой буржуазной пропаганде. Хорошенько продумай, что в городе может представить нашу страну, наш строй в наиболее выгодном свете. Это большая политика. А пресечь бумажный понос чиновников постараюсь.

Обещание Мазуров сдержал. На ближайшем заседании Бюро ЦК жестко предупредил:

- Хватит заваливать горисполком бумагами! Особенно по жилищным вопросам.

Благодаря его принципиальной позиции у меня высвободилась масса времени для решения городских проблем…

31 июля 1957 года вышло Постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «О развитии жилищного строительства в СССР», вслед за которым вскоре последовали аналогичные решения республиканских ЦК и Совмина. Согласно этим документам возведение жилья в огромной стране необходимо было в короткие сроки коренным образом перестроить. Во-первых, ставилась задача резко увеличить объем жилищного строительства во-вторых, партия провозгласила постепенный отказ от так называемых «коммуналок» с переходом к принципу «Каждой семье - отдельную квартиру». Наконец, в-третьих, все это должно было сопровождаться максимальным снижением стоимости строящегося жилья за счет его концентрации и широкого использования в строительстве индустриальных метод.

Существовавшая до сих пор практика квартальной застройки входила в острое противоречие с новой стратегией градостроительства. После долгих дискуссий с подключением общественности при формировании второго Генерального плана развития Минска было принято революционное в своей сути решение - о переходе к созданию микрорайонов. Они должны были стать своего рода мини-городами в большом мегаполисе, удовлетворяя все социальные и культурные потребности проживающих здесь людей, предоставляя им благоприятные условия для труда и отдыха. Значительная часть территории микрорайонов отводилась под парки, сады, бульвары, водоемы.

В качестве экспериментальной площадки выбрали территорию в районе улиц Кавалерийской (нынешняя Кнорина) и Сталинградской (Волгоградская). По прежнему Генплану здесь должен был размещаться ипподромом. Пришлось им пожертвовать. Еще одно новаторство заключалось в возведении на бульваре Толбухина 9-этажных зданий. До сих пор жилой Минск не поднимался вверх выше пятого этажа.

В это время на глаза мне попалась газетная заметка, в которой описывался опыт строителей Сталинграда. Они вместо обычных силикатных кирпичей использовали силикатные блоки. Мы написали им письмо с просьбой ознакомить нас подробнее со своим опытом строительства домов из силикатных блоков и получили приглашение посетить город, ознакомиться с производством и строительством на месте. Через определенное время наша делегация приехала в Сталинград; в ее состав, кроме меня, входили секретарь минского горкома С. Л. Соломахо, председатель исполкома Советского района Н. П. Тумилович. Местное партийное и советское руководство приняли нас очень тепло, показали город, его предприятия. Побывали мы и на заводе, выпускающем силикатные блоки.

Секретарь горкома Степан Лукич Соломахо - фронтовик, участвовал в освобождении Минска. Причем уже в августе 1944 года в освобожденном Минске ему вместе с однополчанами пришлось отражать атаку немцев в районе авиационного (ныне тракторного) завода. Так случилось, что части немецкой группировки численностью до 100 тысяч штыков вырвалась из бобруйского котла и, направляясь в сторону Литвы, прошла по восточной окраине города. Позже ее окружили около Заславля, взяв в плен более 70 тысяч солдат и офицеров. Сейчас там создан мемориал «Линия Сталина». Степан Лукич - личность широко известная минчанам старшего поколения еще и благодаря Кондрату Крапиве. На одном из партийных мероприятий он как секретарь горкома по идеологии делал доклад. Как это было принято в то время, доклад носил достаточно строгий характер и не вызывал восторга у слушателей. Присутствовавший на мероприятии Кондрат Крапива послал записку в президиум. По регламенту все записки зачитывались в обязательном порядке, на это автор и рассчитывал. Председательствующий взял записку и прочел: «Тата з мамай далі маху, нарадзілі Саламаху». Зал ликовал. Степан Лукич смеялся вместе со всеми. Не каждому достается эпиграма от Крапивы. Впоследствии Степан. Лукич долгие годы работал зав. кафедрой БПИ.

Хоти после воины прошло уже десять лет, в Сталинграде сохранились развалины. Но, справедливости ради, следует сказать, что эти разрушения были не очень сильными. Мне приходилось видеть и более разрушенные города И, тем более, они не шли ни в какое сравнение с разрушенным Минском. Мы, конечно, побывали и в ставке фельдмаршала Паулюса, которая располагалась в обычном магазине, и в доме сержанта Павлова, где во время боев на первых двух этажах были немцы, а на последних - сержант со своей бесстрашной командой.

Осмотрев завод, поняли, что нам по силам, без больших затрат, наладить производство блоков у себя. Приехав в Минск, быстро наладили производство блоков на заводе силикатного кирпича по ул. Минина. А первыми домами, построенными из этих блоков, были, конечно, дома на ул. Сталинградской. Они и сейчас стоят, и, насколько мне известно, жалоб от жителей не поступает. Дома очень теплые, квартиры удобные. Основным недостатком силикатных блоков была их небольшая несущая способность, поэтому дома выше пяти этажей из них не строили. Сейчас это очень популярный строительный материал для многоэтажек с бетонным каркасом. А начинали-то мы.

Именно с тех пор и завязались тесные, дружеские отношения между Минском и Волгоградом, что отчасти отразилось даже на некоторой схожести в архитектуре отдельных зданий.

Сегодня первый минский микрорайон - один из наиболее привлекательных, с точки зрения оптимальных условий проживания и рекреации. В зоне шаговой доступности расположены школы и детские дошкольные учреждения, магазины и кафе, Дом кино (бывший кинотеатр «Партизан»), аптека, библиотека, рестораны, обширная зеленая зона. Тенистый бульвар выводит через проспект к парку Челюскинцев и Ботаническому саду.

Отработав модель микрорайона в центре города, мы перенесли строительство на окраины. Так появились несколько микрорайонов в Зеленом Луге, по улице Харьковской, Раковскому шоссе и другие.

***

20 марта 1958 года Совет Министров СССР принял постановление, разрешающее использовать при возведении жилья денежные средства граждан. Это стало дополнительным стимулом для строительной отрасли. Правда, пришлось столкнуться с психологическим барьером чиновников.

Первый в Минске жилищный кооператив был сформирован из числа научных работников Академии наук БССР. На то время они были наиболее обеспеченными и восприимчивыми к новациям. Тем более, что в отличие от нынешнего жилья стоимость квартиры не была запредельной. 70 процентов всех расходов брало на себя государство. Для этой цели строительным трестам выделялись льготные кредиты со сроком выплаты в 20 лет.

Камнем преткновения стал Управляющий Белорусской республиканской конторой Госбанка СССР Иван Стефанович Поляков. Человек еще старой закваски (занимал эту должность с октября 1943 года), он и шага не ступал без подробной инструкции, без разрешения начальства боялся карандаш переложить с одного места на другое. Бюджет города, как извеспми формировался в основном за счет доходов от торговли. И не дай Бог если в каком-нибудь квартале дебет в финансовых отчетах не сходился кредитом. Иван Стефанович закатывал такой скандал, что даже у людей с железными нервами поднималось давление. Я объяснял Полякову, что торговля имеет сезонный характер. Летом значительная часть населения находится в отпусках, зато по осени все они вернутся домой, и торговый оборот значительно возрастет, с лихвой покрыв недостачу. На Полякова подобные аргументы не действовали.

- У меня план, мне за него отчитываться, а вы про какую-то осень рассуждаете!

Постановление горисполкома о создании жилищного кооператива повергло Полякова в ступор. Как можно государственные деньги смешивать с частными!

- Иван Стефанович, это вытекает из решения правительства страны. Прочитайте его внимательно! - не выдерживал я.

- Это вы и все ваши сотруднички постановления читаете, а я их изучаю. Так вот в нем ничего не сказано о механизме финансирования деятельности жилищных кооперативов.

- Но это уже прерогатива местной власти.

- Власть у нас, Василий Иванович, одна, Советская, - безапеляционно парировал Поляков. - Будет инструкция - будет и кооператив!..

Инструкции, как всегда, запаздывали, а нам хотелось реализовать свой замысел как можно быстрее. Иван Стефанович защищал финансовую цитадель с упорством, сравнимым разве что с героизмом защитников Брестской крепости.

Несмотря на сопротивление бюрократов, кооперативное жилищное строительство развивалось в Минске очень быстрыми темпами, и скоро мы столкнулись с проблемой освоения денежных средств граждан. На вступление в кооперативы образовалась очередь, чуть ли не равная по величине очереди на получение бесплатного жилья. Как всегда в таких случаях, нашлись желающие обойти ее, и, соответственно, желающие помочь им в этом. Разумеется, за денежную мзду. В конце 1960-х годов правоохранительные органы города разоблачили группу взяточников, пытавшихся регулировать кооперативное строительство в соответствии с собственными шкурническими интересами…

После энергичных мер, предпринятых партией, строительный конвейер заработал с удвоенной силой. Только в 1958 году в Минске было введено в эксплуатацию 282 тысячи квадратных метров жилой площади, на 54 тысячи квадратных метров больше, чем в 1957 году. 10 тысяч семей минчан справили новоселье. Подчеркиваю для современного читателя: получили благоустроенные квартиры, оборудованные сантехникой, совершенно бесплатно!

В этом же году было построено 6 школ, 27 дошкольных детских учреждений, 2 больничных корпуса и 4 поликлиники, кинотеатр на 800 мест, цирк, клуб тонкосуконного комбината, 35 магазинов, 12 предприятий общественного питания; введены в эксплуатацию 26,5 километра водопроводной сети; проведены большие работы по реконструкции проспекта имени Сталина; окончено строительство моста через Свислочь, путепровода по улице Свердлова и новой троллейбусной линии на тракторный и автомобильный заводы; заасфальтировано около 600 тысяч квадратных метров улиц; в парках, скверах и на улицах высажено 144 тысячи деревьев, 257 тысяч кустов. Еще более масштабные планы по строительству намечались на 1959 год.

Сегодня к хрущевкам отношение не просто снисходительное, а я бы даже сказал, полупрезрительное. Ну что это, мол, за жилье! Согласен. Современным стандартам оно не соответствует. Но не надо забывать, что благодаря хрущевкам, только с 1960 по 1970 годы в БССР было построено 20 млн. кв. м жилья, в 3 раза больше, чем за предыдущее десятилетие Именно благодаря этой программе многие жители нашего города получили свои первые квартиры, переехав, наконец, из коммуналок. Пусть тесное, с маленькой кухней и совмещенным санузлом, но главное - свое, отдельное жилье, и для обычного советского человека того времени уже одно это было выдающимся событием в жизни.


Хрущевские реформы: гладко было на бумаге…


Понимая, что в руководстве партией есть немало людей, которые не простят ему разоблачение культа личности Сталина, Хрущев стал искать способы укрепления своей личной власти. Именно этой целью была продиктована широкомасштабная реформа органов исполнительной власти, а позднее партийного аппарата, хотя официально они осуществлялись под девизом демократизации, повышения эффективности управления экономикой.

В феврале 1957 года пленум ЦК КПСС принял постановление о переходе к территориальному принципу управления по экономическим административным районам и о создании совнархозов. Было образовано 105 экономических административных районов: в РСФСР - 70, в Украинской ССР - 11, в Казахской ССР - 9, в Узбекской ССР - 4, в остальных союзных республиках - по одному. 25 общесоюзных и союзно-республиканских министерств упразднили.

Сам по себе замысел хорош. Будучи не связаны ведомственными барьерами, совнархозы могли обеспечить комплексный подход к развитию территорий, что имело немаловажное значение, особенно для отдаленных от центра, экономически неразвитых регионов. Но, как известно, между первоначальной идеей и ее конечным воплощением всегда лежит дистанция огромного размера.

По логике реформы непосредственное управление экономикой переходило к совнархозам. Но они не обладали реальной политической властью и вынуждены были все решения согласовывать с правительством. А если учесть, что на вершине пирамиды власти стоял ЦК партии, во многих случаях совнархозы превращались в дополнительное административное звено. Инстинктивно чувствуя это, Хрущев постоянно вносил в новую иерархию власти различные изменения. Совнархозы, обрастая собственной структурой, становились громоздкими и неповоротливыми. После свержения реформатора их упразднят, признав эксперимент неудавшимся. С моей точки зрения, совнархозы принесли много пользы местной республиканской промышленности, но, что касается управляемости из центра, то для него были крайне неудобны.

Еще более сомнительной с точки зрения целесообразности и эффективности была реформа партийного аппарата, осуществленная в 1962 году. По решению ноябрьского пленума обкомы партии были разделены по производственному принципу - на промышленные и сельскохозяйственные. В результате Минские обкомы КПБ возглавили: промышленный - Носиловский, сельскохозяйственный - Тябут. Горком партии был упразднен.

Что касается управления народным хозяйством, вроде как, появилось больше возможностей уделять внимания конкретным предприятиям и их нуждам. Но возникала масса социальных проблем, которые никак не делились на городские и сельские. А обычные граждане и вовсе не могли понять, к какой власти обращаться со своими вопросами. На деятельности горисполкома все эти административные новации фактически не отразились. С ликвидацией горкома стало даже больше свободы. Обком по промышленности особо не вникал в городскую жизнь, у него своих проблем хватало. И хотя я исправно ходил на все его заседания, требованием отчетов меня не напрягали.

Отставка Хрущева положила конец новациям и в сфере партийного строительства. Вернувшись к нормам, заложенным еще Сталиным, партийный аппарат практически не изменял свою структуру вплоть до ухода КПСС с политической арены в 1991 году.


Минск в семилетке


Не ошибусь, если скажу, что решающим периодом в развитии и становлении современного Минска стала так называемая семилетка в период с 1958 по 1965 годы. Чтобы перечислить все, что было построено, введено в эксплуатацию и открыто, потребовалась бы еще одна книга. Поэтому остановлюсь на наиболее заметных результатах.

За этот короткий, по меркам жизни крупного города, отрезок времени в белорусской столице появилось 15 новых крупных промышленных предприятий, среди них заводы: автоматических линий, электронных вычислительных машин, электротехнический, холодильников, моторный и другие. Всего к концу 1965 года в городе насчитывалось более двухсот крупных промышленных предприятий. Производительность труда в промышленности возросла на 34 %, в строительстве - на 54 %. Темпы, которыми возводились в Минске новые промышленные предприятия, мне даже самому сегодня кажутся нереальными. При всей бюрократичности управления народным хозяйством задачи, которые ставились перед строителями, решались быстро и на высоком уровне.

Капитальные вложения в жилищное строительство составили 250 миллионов рублей, что позволило построить домов жилой площадью почти четыре миллиона квадратных метров, открыть 62 новые общеобразовательные школы на тысячу мест каждая, 150 детских дошкольных учреждений на 25 тысяч мест, 16 больниц и поликлиник, туберкулезный диспансер и онкологический центр.

За этими сухими цифрами - напряженный и, не побоюсь этого слова, вдохновенный труд минчан, переживших страшную войну, помнивших, каким выглядел их родной город сразу после освобождения, и старавшихся сделать его цветущим. В то время в столице трудились 420 тысяч рабочих и служащих, из них пятая часть с высшим и специальным образований Страна ценила и достойно отмечала вклад передовиков производства. За успешное выполнение плановых заданий 25 минчанам было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Имена бригадира строителей А. М. Громова, сталевара автомобильного завода Д. И. Барашко, слесаря-лекальщика тракторного завода Е. И. Климченко знали не только минчане, но и вся республика.

Большие изменения произошли за семилетку в торговле и сфере бытового обслуживания. В 1965 году в городе работало около 2000 крупных универсальных и специализированных магазинов, 11 специализировавши фабрик, 438 ателье и мастерских. Розничный товарооборот и объем бытовых услуг вырос в два раза.

И еще несколько штрихов к портрету нашего города более чем полувековой давности. За семь лет возведено шесть путепроводов через железнодорожные пути, построены и реконструированы десятки новых улиц и магистралей, введена в эксплуатацию кольцевая дорога. Протяженность троллейбусных линий увеличилась на 85 километров, автобусные маршруты составляли 365 километров. На линию ежедневно выходило около 200 троллейбусов и 500 автобусов.

В городе работало 120 научных учреждений, 5 театров, цирк, филармония, 20 кинотеатров, 40 дворцов культуры и клубов, 600 библиотек.

По темпам развития с Минском в эти годы мог сравниться в СССР только один город - Запорожье на Украине.

В 1964 году широко отмечалось 20-летие освобождения Минска от немецко-фашистских захватчиков. Отметить этот праздник к нам приехали делегации Москвы и Ленинграда, столиц всех союзных республик. В качестве почетных гостей присутствовали видные военачальники: маршалы Тимошенко, Баграмян, Рокоссовский, Руденко, Вершинин и ряд других.

Особенно радостной для меня была встреча с маршалом Рокоссовским, с которым мы близко познакомились десятью годами раньше - на праздновании десятилетия освобождения Польши. Он тогда возглавлял Министерство обороны этой братской страны и пригласил на торжества небольшую делегацию ветеранов войны из Белоруссии и Украины.

После официальной встречи и небольшого банкета Рокоссовский пригласил меня и еще одного товарища из Житомира в свой кабинет. Усадив нас в кресла, достал из шкафчика бутылку водки и немудреную закуску. Беседа длилась больше трех часов. Константин Константинович, командовавший на заключительном этапе войны 2-м Белорусским фронтом, рассказал, как освобождал Варшаву. Расспрашивал меня о Минске, сохранилось ли здание его штаба на ул. Красноармейской.

Судьба этого знаменитого полководца складывалась непросто. Отец его был поляком, происходил из старинного шляхетского рода. Родился Рокоссовский в Варшаве, но в официальной биографии указывал город Великие Луки. Мать - белоруска, из-под Телехан. В 1937 году был репрессирован, три года провел в тюрьме, подвергался пыткам. Реабилитирован незадолго до начала войны. Принимал участие во всех решающих битвах, в том числе в операции «Багратион» по освобождению Белоруссии. Как командующий 2-м Белорусским фронтом освобождал часть Польши и, самое главное, Варшаву. За освобождение Польши тогда сражались две польские силы: Войско Польское (Армия Народова) и Армия Краойва. К сожалению, они не сотрудничали друг с другом. Армия Крайова финансировалась из Лондона, а Войско Польское, как известно, приняло свой первый бой под Ленино. Из-за этого взятие Варшавы прошло с большими трудностями и жертвами.

В самой Варшаве готовились к восстанию, ждали подхода Красной Армии. Агенты Армии Крайовой спровоцировали раннее начало восстания, когда наши войска еще не были готовы к наступлению. Немцы потопили в крови восстание. На радость лондонским хозяевам, были уничтожены лучшие люди - патриоты, подпольщики, антифашисты. Константин Константинович рассказывал, что он дважды посылал группы разведчиков в Варшаву, чтобы согласовать сроки восстания, но обе они были уничтожены, и похоже, не немцами. Брать Варшаву пришлось большой кровью, с неподготовленных позиций, без поддержки подполья.

Противостояние между различными польскими группировками продолжалось и после войны. Оно отразилось и на судьбе Рокоссовского. Агент Армии Крайовой проник в ближайшее окружение маршала и тяжело ранил его. Тогда этот факт замалчивался, и Константин Константинович, видимо, с умыслом, в разговоре с нами его обнародовал.

24 июня 1945 года по решению Сталина Рокоссовский командовал Парадом Победы. А 1 мая 1946 года принимал парад. В 1949 году по просьбе президента Польши Болеслава Берута, обратившегося лично к Сталину, Константин Рокоссовский возглавил военное министерство этой страны. По возвращении в СССР был заместителем министра обороны, занимал другие высокие должности. В 1962 году Хрущев предложил Рокоссовскому написать «почерней и погуще» статью против Сталина. Маршал ответил: «Никита Сергеевич, товарищ Сталин для меня святой!» - и на банкете не стал чокаться с Хрущевым. На следующий день был уволен с должности заместителя министра обороны СССР. К сожалению, в нынешней Польше о Рокоссовском забыли…

***

После завершения семилетки по традиции победителей социалистического соревнования представляли к наградам. Минск имел все основания быть признанным лучшим среди городов. Но пальму первенства отдали Запорожью. Почему? Объяснение у меня одно. В то время большая часть членов Политбюро ЦК КПСС были выходцами из Украины. Видимо, сработал принцип землячества. Правда, чуть позже Минск все же отметили. 3 декабря 1966 года был опубликован указ о награждении белорусской столицы орденом Ленина. Правительственные награды получила и большая группа минчан, в их числе и я.


Новый генеральный план города 1965 года


Прошло двадцать лет со дня утверждения предыдущего генплана развития города. Рост Минска опережал самые смелые прогнозы. Прежние ориентиры становились уже дезориентирами. Необходимо было срочно пересмотреть плановые показатели на перспективу хотя бы в 10 лет. Исходя из этого, Совет Министров принял решение о расширении границ города, в него включались 18 близлежащих деревень и 3 поселка. Институт «Минскпроект» разработал планировочные проекты по использований незастроенных и вновь введенных площадей. Откорректированный генплан был рассмотрен на расширенном архитектурном совете с участием представителей общественности, согласован в Госплане и Минфине республики, в ЦК КПБ, после чего представлен в Госплан и Комитет по делам строительства СССР. Без утверждения в Москве он не мог обрести законную силу.

Новый генплан предусматривал преимущественное строительство предприятий машиностроения, радиоэлектроники и точной механики. Объем производства этих предприятий должен был вырасти в 3-4 раза за счет внедрения в производство новых технологий и материалов, и модернизации производства. Большое внимание уделялось строительству предприятий пищевой, мясомолочной, хлебной, бытовой, обувной и деревообрабатывающей промышленности. Вместе с тем, генплан предусматривал вынос предприятий металлообработки и литейного производства в пределах 40-50 км на земли Минской области.

Еще одним приоритетом было жилищное строительство. Ставилась задача обеспечить каждую семью минчан отдельной благоустроенной квартирой. Для этого с учетом роста населения жилой фонд увеличивался в три раза, а обеспеченность жилой площадью каждого жителя - в два раза.

Введенный в эксплуатацию в 1966 году 2-й домостроительный комбинат начал осваивать производство домов с улучшенной планировкой, в которых ликвидированы совмещенные санузлы, узкие коридоры, проходные комнаты, маленькие кухни. Началось проектирование строительства домостроительного комбината № 3 в поселке Шабаны.

Основными районами нового жилищного строительства выбраны земли совхоза «Зеленый луг», деревень: Великая Слепня, Лошица, Чижовка, Корзюки, Масюковщина, улиц Алтайская и Ангарская, район Раковского шоссе, комбината стройматериалов и большой район возле деревни Шепичи на 120 тыс. человек.

Менялся и архитектурный облик города. Появились дома повышенной этажности, в первую очередь на Парковой магистрали (ныне проспект Победителей), начиная со здания института «Белпромпроекта».

Новый архитектурный ансамбль возникнет около въезда в город со стороны Московского шоссе. Тут вырастет новый микрорайон Восток.

В связи со строительством Вилейско-Минской водной системы появится возможность обводнения Свислочи и создания нескольких водохранилищ. Будет реконструирована важнейшая магистраль города - Могилевское шоссе, там уже строилась в это время 14-этажная гостиница «Турист», намечалось строительство большого универмага. В результате бывшее загородное шоссе превращалось в одну из главных улиц города. Значительные изменения были запланированы на улицах Я. Коласа, В. Хоружей, Куйбышева, Горького, важные реконструкции - на улицах Чкалова, Брилевской, Маяковского.

Большое внимание в Генплане уделялось развитию городского транспорта. Традиционная радиально-кольцевая система магистралей не оправдала себя при большом росте транспорта. Предпочтение отдавалось строительству внутригородских скоростных магистралей.

Продолжилось строительство школ, больниц, детских дошкольных учреждений в масштабах, соответствующих росту населения города. Развитие сети торговли и других видов оказания услуг населению предусматривалось в объемах, необходимых для удовлетворения полного спроса на них. В городе заканчивалось строительство крытого рынка на Комаровке и Дома мебели.

Основу системы зеленых насаждений, по замыслу разработчиков генплана, должен был составить зеленый диаметр, который брал свое начало у Заславского водохранилища и проходил через весь город. Планировалось реконструировать Парк Победы. Он соединялся с лесопарком, в границах которого создавались новые водохранилища. Первоочередными задачами являлась организация парка около автозаводского водохранилища и создание зеленых массивов вдоль ручья Слепянка. Эти планы были осуществлены. Но в настоящее время мы видим, как в рамках программы уплотнения начинается застройка этих территорий. Бывший главный архитектор Минска и Москвы Юрий Григорьев выразил беспокойство по поводу дальнейшей судьбы водно-зеленого диаметра, который включает в себя реку Свислочь и Слепянскую водную систему. По его словам, эта уникальная зона не должна застраиваться, так как она потеряет свою рекреационную функцию, что уже случилось в Москве.

«Это изюминка, ни один город не имеет такого водно-зеленого диаметра, который охватывает все жилые районы. И вдруг я смотрю - нате вам, застраивают водно-зеленый диаметр!», с горечью говорил Юрий Григорьев…

Еще одним знаковым событием в жизни минчан во второй половине 1960-х годов станет возведение Кургана Славы. У меня иногда спрашивают: «Кто первым предложил идею создания этого величественного мемориального комплекса?» У нее нет конкретного автора. А если бы и был, вряд ли стоит акцентировать на этом внимание. Мемориал воплотил в себе настроение всего белорусского народа.

И потому предложение о том, чтобы курган насыпали не строители, а все жители республики, имело большое символическое значение. На сохранившихся в архивах фотоснимках видно, как тянется бесконечная вереница людей с ведрами, заполненными песком, к вершине кургана. Рабочие, труженики села, ученые и студенты… - представители всех слоев населения, из всех областей и районов Белоруссии, делегации из городов-героев СССР - все они являются подлинными создателями Кургана Славы. И это тот случай, когда не надо крохоборничать, подсчитывать, сколько средств затрачено на подвоз людей. Знаю, что многие, проезжая сегодня мимо величественного памятника, с гордостью говорят своим детям и внукам: «Я тоже принимал участие в его сооружении».

Выбор места для Кургана Славы определился сразу - именно в этих местах в июле 1944 года во время крупнейшей наступательной операции «Багратион» в окружение, в «минский котел», попала 105-тысячная группировка гитлеровских войск. Раньше здесь стояли скромный памятник и небольшая беседка. Когда началась отсыпка кургана, выяснилось, что при движении машин со стороны Москвы он плохо виден из-за поворота. На это обратил внимание один из инициаторов строительства памятника - Петр Миронович Машеров. Несмотря на то, что был выполнен уже значительный объем работ, решили перенести курган па противоположную сторону шоссе, где он сейчас и находится.

В сентябре 1966 года в основание мемориала была положена первая горсть земли, открытие состоялось в 19б9 году.

Авторский коллектив - скульпторы А. Бембель, А. Артимович, архитекторы О. Стахович, Л. Мицкевич, инженер Б Лапцевич - сумел при минимуме изобразительных средств воссоздать величие подвига. Композиция мемориала оказалась настолько удачной, что появилось много заимствований. Наиболее известное из них - монумент «Защитникам Москвы», открытый на въезде в Зеленоград. Там также на придорожном кургане установили памятник, состоящий из трех сомкнутых сорокаметровых штыков, символизирующих стойкость трех минских частей - стрелковой, танковой и кавалерийской…

Важной вехой в жизни города стало празднование 900-летия первого упоминания Минска в древнерусской летописи «Повесть временных лет». Естественно, мы готовились к этому заранее. Для того, чтобы провести праздничные мероприятия, необходимо было получить разрешение вышестоящих органов. В целях обоснования даты проведения торжеств пришлось писать письмо в Академию наук, откуда получили официальное подтверждение этой даты. Хотя я, как профессиональный историк, все же считаю, что Минск на самом деле гораздо старше, ведь в летописях Полоцкого княжество есть несколько упоминаний о поселении на южных рубежах княжества, где было даже литейное производство. Но оставим это для тех ученых историков, которые не стали профессиональными управленцами.

Для достойной встречи юбилея столицей была создана комиссия по приведению в порядок главной магистрали - проспекта Ленина (ныне - Независимости). Лучший проект представил молодой архитектор института «Минскпроект« Ю. М. Градов. Юрий Михайлович вспоминает, что защита проекта шла на заседании исполкома более двух часов. У каждого члена комиссии было свое видение решения вопроса. Свести воедино все противоречивые мнения было просто невозможно. Поэтому он отказался от помощи комиссии. На следующий день я вызывал в исполком Градова и предложил ему перейти на работу в Управление строительства и архитектуры заместителем главного архитектора Минска. При этом возложил на него всю ответственность за подготовку художественного облика города к юбилею.

В процессе работ были обновлены фасады всех домов на проспекте, восстановлены их первоначальные цветовые решения, разработана и изготовлена праздничная иллюминация. Замечательным предложением стало создание Аллеи Героев Советского Союза на проспекте от улицы Янки Купалы до площади Победы.

На празднование юбилея города были приглашены делегации столиц союзных республик, городов-героев, Москвы и Ленинграда. Основной доминантой праздника было торжественное собрание городской общественности в театре оперы и балета, на котором присутствовали руководители партии и правительства и все приглашенные делегации.

Конечно, уделить внимание всем гостям я не мог, поэтому за каждой делегацией закрепили ответственных работников городского и районных исполкомов, которые и рассказывали им о городе, проводили экскурсии на заводах и фабриках, посещали театры и музеи.

Работы по возведению новых микрорайонов продолжались ударными темпами. После освоения кварталов улицы Ангарской и района Зеленого Луга началось строительство жилого района Серебрянка, который дал приют почти 150 тысячам минчан.

Генеральный план развития Минска, утвержденный в 1965 году, отразил в себе все основные тенденции градостроительства, стал ярким примером социалистического подхода к решению социальных проблем в условиях крупного мегаполиса.


РУКОВОДЯЩАЯ И НАПРАВЛЯЮЩАЯ…


«Когда есть ты, сильны мы и крепки»


Рассказывая о том времени, когда все свершения в нашей страде отождествлялись с Коммунистической партией, деятельность которой сегодня чуть ли не приравнивают к преступной, человеконенавистнической идеологии национал-социализма в Германии, я, как бывший партийный работник, не могу не высказать свое мнение на этот счет.

Как известно, руководящая роль КПСС была закреплена в 6-й статье Конституции СССР 1977 года. Она гласила:

«Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу.

Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма.

Все партийные организации действуют в рамках Конституции СССР». В Конституции 1924 года о роли партии не упоминалось вообще, в Конституции 1936 года было сказано более скромно: «является руководящим ядром всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных» (ст. 126).

Люди издревле нуждались в вожаках. Так устроена их психика. Это тонко подметил поэт Владимир Маяковский: «Плохо человеку, когда он один, горе одному, один не воин». В прежние времена верили в доброго царя-батюшку, за советом обращались в церковь. Пришли к власти безбожники - стали верить партии и ее вождям, веру в Бога заменили верой в коммунизм.

В том, что оценки советского прошлого представителями старшего и молодого поколений порой кардинально расходятся, ничего удивительного нет. Мы жили в совершенно иной системе нравственных координат, та действительность по отношению к нынешней выглядит, как параллельный мир. А материя и антиматерия, как известно, между собой не уживаются. Не утверждаю, что мы были лучше, мы были другими.

Здоровье, к счастью, позволяет мне пользоваться средствами массовой информации. Многое из сегодняшней жизни меня удивляет. Вице-премьер правительства, курирующий социальную сферу, трижды отказывался принять делегацию многодетных матерей, которые хотели поделиться с ним своими бедами; видимо, вопросы, которые были представлены женщинами по его требованию в предварительном порядке, чиновнику не понравились...

Дурной пример заразителен! Прокурор, тоже сославшись на занятость, не захотел пообщаться с записавшейся на прием группой граждан, жаловавшихся на произвол местных властей… Раньше подобное поведение называлось комчванством, а теперь «ком» пропало, а чванство осталось.

Если бы так, как эти высокопоставленные особы, поступил советский руководитель, самое малое, что ему грозило бы - строгий партийный выговор, а то и исключение из партии и увольнение. К общению с народом партия относилась трепетно. Я уже рассказывал, что каждую пятницу принимал по 70-80 человек. Запись на прием велась помощниками не для отсева неудобных посетителей, а с одной единственной целью - чтобы ни один человек не ушел, не будучи услышанным. Не делай мы этого - могли бы прийти одновременно триста, четыреста человек…

Помнится, одна старушка из Острошицкого Городка хотела попасть к Машерову. Выслушав ее просьбу, работники приемной первого секретаря вежливо объяснили, что вопрос будет решен без вмешательства руководителя партии и республики. А она все твердит свое: «Хочу попасть к Петру Мироновичу лично!» И что вы думаете? Попала…

Дом опирается на фундамент, власть - на народ. Ни один из первых секретарей ЦК партии, руководителей правительства не имел на моей памяти более двух охранников. Пономаренко, Гусаров, Патоличев, Мазуров, Машеров ходили по городу без всякого сопровождения, с ними мог поздороваться и пообщаться любой прохожий. Теперь, говорят, во время высоких визитов запрещают выглядывать даже в окна. В подтверждение сюжеты из телерепортажей: Владимир Путин решил прогуляться по Санкт-Петербургу, и вокруг - ни души!.. И таких примеров множество.

Уровень жизни руководителей БССР вплоть до 1980-х годов тоже мало чем отличался от уровня жизни трудящихся. Жили не в резиденциях и особняках, а преимущественно в обычных городских квартирах. Может быть, лишь чуть более просторных. Тот же Машеров жил в квартире с высотой потолка два шестьдесят. Помнится, после открытия Минского моря в его окрестностях стали раздавать дачные участки. Когда Машеров узнал о том, что некоторые партийные работники тоже устремились в этот живописный район и строят дачи, собрал Бюро ЦК, на котором приняли решение отказаться от индивидуального строительства. Для партийной номенклатуры был создан дачный кооператив, застроенный 4-квартирными домами с небольшими приусадебными участками, где можно было выращивать только овощи. Места здесь предоставлялись лишь на время работы. Да, были столы заказов, где партийные работники могли купить дефицитные на то время продукты питания, как, собственно и на крупных предприятиях.

Любая крайность - проявление, скорее, глупости, чем мудрости. Тот же Сталин прекрасно это понимал и потому никогда не ставил знака равенства между собой, живым, и тем, что на портрете. Однажды он прямо сказал младшему сыну Василию, который любил прикрывать свои пьяные выходки именем отца:

- Ты думаешь, ты - Сталин? Нет, ты не Сталин. И я не Сталин. Сталин - он! - и показал на портрет.

И не раз демонстрировал свою отстраненность от вылепленного пропагандой образа. Константин Симонов вспоминал, что когда на ХІХ съезде КПСС при появлении Сталина делегаты съезда встали, он поморщился и сказал:

- Здесь никогда не делайте этого!

Полное отрицание авторитета власти столь же нелепо, как и ее культ, это ведет к анархии со всеми ее печальными последствиями, что отчасти можно наблюдать в сегодняшней России. Поэтому я убежден, что закрепление после смерти Ленина, в отсутствие равных ему преемников, роли партии в качестве коллективного вождя, было не только оправданный, но и разумным. Не надо забывать, что в то время подавляющая часть нашего народа была безграмотной, воспитанной патриархальным обществом и понятие демократии было ему столь же трудным для восприятия, как китайская грамота.

Первые руководители Компартии Белоруссии были высокообразованными, в большинстве своем преданными делу, честными людьми. Сегодня, хотя имена многих из них увековечены в названиях улиц, далеко не каждый из жителей Беларуси сможет объяснить, за что они удостоены столь высокой чести и признания народа. А причастность к руководству партией у молодежи и вовсе вызывает скептическую реакцию: «А, партократы!» Придуманное на волне горбачевской гласности слово стало клеймом. Конечно, с подобным огульным подходом к оценке партийных руководителей, как и самой партии, я не согласен.

После смерти Сталина интеллектуальный и нравственный уровень партии стал постепенно снижаться. Поняв, что руководящая роль КПСС сулит возможности карьерного роста, к ней стали прилипать люди случайные, ставившие на первый план личные интересы. Особенна это стало проявляться с приходом к руководству парторганизациями людей послевоенного поколения. Очень многие прошли только школу комсомола, не пройдя путь хозяйственной и советской работы, и все просили: «Партия, дай порулить». Самый известный «рулевой» - Михаил Горбачев. Югославский политик Милован Джилас, автор книги «Разговоры со Сталиным», охарактеризовал это как рождение «нового класса».

Чем закончился этот процесс, известно. Во времена Михаила Горбачева деградация руководства КПСС достигла своего апогея, приведя в конечном итоге к потере ею контроля над внутриполитической ситуацией в стране и трагическому распаду Советского Союза и всего социалистического лагеря.

КПСС, которая была руководящей и направляющей силой в так называемом «тоталитарном обществе», ушла в небытие. Ее место в государствах, которые образовались на обломках СССР и с гордостью величают себя демократическими, заняли десятки других партий. Они плоть от плоти современного общества. Их - а значит, и наш с вами, нынешними, - портрет нарисовал остроумный украинский поэт Борис Потехин.

Как после дождичка грибов,

У нас и партий и партишек,

Зады сверкают из штанов,

Зато полно партийных шишек!


У каждой партии - устав,

Свои «идейные провидцы»,

Обоймы «европейских прав»

И жажда Властью насладиться!..

Даже будучи в возрасте патриарха, я не претендую на роль морального судьи. Время расставит всех по своим местам.

В 1958 году, посещая в столице Украины Киево-Печерскую Лавру, на одной из плит, которыми была вымощена дорога к этой православной святыне, прочел: «Нарушив божью заповедь, Марья изменила мужу своему, и теперь прах ее покоится под вашими ногами». За точность слов не ручаюсь, но смысл передал верно. Правда, оказавшись в Киеве спустя несколько лет, этой плиты я уже не обнаружил.

Как бы иных руководителей не постигла участь безвестной Марьи…


Первый секретарь Минского горкома партии


В начале декабря 1967 года позвонил помощник Первого секретари КПБ Виктор Крюков:

- Петр Миронович просит зайти. Есть вопрос.

Тональность голоса Крюкова показалась мне подозрительной. Хотя помощником Машерова работал он относительно недавно, уже приобрел большое влияние. Все знали, что Петр Миронович доверяет ему, прислушивается к его мнению, и от того, как помощник доложит первому секретарю, нередко зависело решение. Через полчаса я уже был в приемной.

- Виктор Яковлевич, не знаете, по какому вопросу вызывает?

- Знаю, но не скажу, - загадочно улыбнулся Крюков.

Порог кабинета Первого я переступал с тяжелым сердцем. Для беспокойства были некоторые основания.

За несколько дней до этого произошел странный случай. Выйдя, всегда без пятнадцати восемь утра к машине, я увидел, что мой водитель Антон Шатило смотрит на меня как-то странно. Но значения этому не придал.

- Куда поедем? - спросил водитель, хотя обычно ждал мои распоряжений.

- Заглянем на одну из новостроек и - в горисполком.

- В горисполком? - переспросил Шатило, еще больше удивив меня.

- Да.

Задержавшись на строительном объекте минут пятнадцать, к половине девятого мы подъехали к горисполкому. Из гаража навстречу шел водитель первого секретаря горкома, которого я знал со времени его paботы у Варвашени. На лице его было неподдельное удивление.

- Василий Иванович, вы здесь?!

Тут уже я не выдержал:

- Да что вы все сегодня словно сговорились, задаете мне какие-то дурацкие вопросы! А где я должен, по-твоему, быть?

- Так говорят, что вас и Шаврова арестовали!

Будь у меня нервы послабее, наверное, грохнулся бы там оземь. Не успел отреагировать на слова водителя, как вышел один из сотрудников Управления торговли горисполкома. И радостно:

- Василий Иванович, вас уже выпустили?!

Нет, на розыгрыш это похоже не было. И быстро зайдя к себе в кабинет, я набрал по вертушке номер Шаврова.

Алексей Семенович Шавров работал министром торговли БССР. Хороший специалист, умелый организатор, был он однако человеком слишком увлекающимся. Если нравилась какая-то идея, бросался реализовывать ее сломя голову. Незадолго до этого обговаривал со мной строительство ЦУМа на площади Якуба Коласа. От вопроса о проекте здания отмахнулся:

- Да есть тут один на примете.

- Давай обсудим с архитекторами.

- Да что тут обсуждать! Я видел аналогичный в другом городе. Смотрится прекрасно.

Не без труда я все же убедил Шаврова, что без заключения Совета по архитектуре ему не обойтись.

- Алексей Семенович, тебя тоже уже освободили из тюрьмы? - с ехидцей спросил я.

Шавров мой черный юмор не оценил.

- Да знаю, знаю, что нас должны арестовать. Наверное, еще не успели.

Теперь уже не до смеху стало мне.

- Ты что, всерьез считаешь, что нам пора отправляться за решетку? Так я вроде бы ничего криминального не совершил. Разве что за компанию с тобой.

В общем, кто пустил этот слух и с какой целью, узнать так и не удалось. Но нервы нам с Шавровым потрепали изрядно. И теперь, идя к Машерову, я невольно подумал: «Не иначе скажет, чтобы сушил сухари!»

Машеров был лаконичен:

- Бюро ЦК приняло решение избрать вас первым секретарем Минского горкома партии.

Заметив, что я хочу что-то сказать, добавил:

- Идите к Полякову, он все объяснит.

На этом аудиенция была закончена.

Обычно Машеров был более разговорчивым, подробно расспрашивал о делах, советовался по каким-нибудь вопросам. Наверное, был чем-то озабочен.

Иван Евтеевич Поляков возглавил Минский обком КПБ после того, как разделенные по прихоти Хрущева областные комитеты партии на обком по промышленности и обком по сельскому хозяйству после его отставки были воссоединены. Перевод его из Гомеля в столицу выглядел закономерно, как очередная ступень к более высокой должности.

- Лев Павлович Метлицкий подал заявление с просьбой освободить его от занимаемой должности первого секретаря горкома по моральным соображениям. Ты же знаешь, что у него давно не ладятся отношения с женой. Мужик он неплохой, но слабовольный. А жена - дама строгая и властная, держала его под каблуком. В какой-то момент, наверное, не выдержал, гульнул, вот и дошло дело до развода, - вкратце ввел меня в курс дела Поляков.

Метлицкому я искренне сочувствовал, хотя, откровенно говоря, не считал его сильным руководителем. Общались с ним редко. Когда появлялись какие-то вопросы, я предпочитал звонить секретарю горкома Лежепекову. Во время участия в работе XXII съезда КПСС был свидетелем того, как супруга Метлицкого устроила ему публичный разнос за то, что опоздал на несколько минут к обеду. Помню, сказал еще тогда своей жене:

- Учись, Анна, как надо управлять мужем!

- Не буду скрывать, - продолжал Поляков, - поначалу рассматривали другая кандидатура. Но по определенным обстоятельствам отдали предпочтение тебе.

Смутно я догадывался, о ком шла речь, и впоследствии мои догадка подтвердились. Секретарем по промышленности Минского горкома партии работал Василий Иванович Лежепеков. Все знали, что на этой должности он временно, находится в резерве кадров. В прошлом секретарь Березинского РК КПБ, Лежепеков успешно окончил Высшую партийную школу в Москве. В отличие, кстати, от меня и многих других ее выпускников, успел написать и защитить диссертацию. Работал вторым секретарем Минского горкома партии, а после разделения обкома на два и ликвидации горкома работал заведующим отделом промышленности обкома. Затормозила назначение Лежепекова Москва. В Кремле его готовили на должность начальника Политуправления пограничных войск СССР. Правда, работал он там всего год, и председатель КГБ СССР Юрий Андропов забрал его к себе начальником Управления кадров. Я поддерживал со своим тезкой дружеские связи, благодаря чему в трудные для меня моменты жизни, а их было немало, получал от него ценную информацию. Разумеетсяч не ту, которая раскрывала государственные тайны, а ту, что касалась тайн межведомственных, а именно от них зависели судьбы людей…

Приняв дела, я убедился, что кадровый состав горкома нуждается в укреплении. Метлицкий вынужден был формировать его в спешном порядке, набрал состав в основном из числа сотрудников райкомов, не слишком вдаваясь в их деловые качества.

Первым делом заменил своего помощника. Увидев на его столе гору необработанных документов (протоколы заседаний бюро и т. д.) и не получив вразумительного ответа о причинах такого завала, понял, что эта работа не по нему. Опытными кадрами укрепил отделы. Людей я знал хорошо, и отобрать подходящие кандидатуры труда не составляло.

Понятно, что возник вопрос о новом председателе Минского горисполкома. Безусловно, я должен был назвать кандидатуру того, рекомендую на этот пост. Сомнений не возникало - М. В. Ковалев!..

Вернемся на год назад. В середине 1966 года Совмин освободил А.А. Борща от обязанностей заместителя министра строительства - начальника Главного управления по строительству Минска (Главминскстроя) в связи с переходом в Госплан. Главминскстрой представлял собой мощную, мобильную строительную организацию, В его состав входили 1-й 14-й строительные тресты, 7-й трест отделочных работ, трест квартальной застройки, 15-й трест специальных работ, три домостроительных комбината, автобаза спецтранспорта. В 1966 году Главк построил жилых домов общей площадью больше одного миллиона квадратных метров, больницу, шесть средних школ, несколько поликлиник и детских садов. Начальником Главминскстроя был назначен М. В. Ковалев, работавший до этого управляющим стройтрестом № 3 в Солигорске и практически построивший этот город и его горнодобывающий комбинат. Положительно характеризовал Михаила Васильевича и первый секретарь Минского обкома И. Е. Поляков - не только как замечательного строителя, но и как заботливого, внимательного руководителя трудового коллектива.

Через несколько дней состоялась наша первая встреча с Ковалевым. По характеру Михаил Васильевич был уравновешенным, внимательным к людям, умел выслушать собеседника и принять нужные решения. В течение месяца он детально разобрался в делах трестов и комбинатов. Стали расти объемы строительства.

1967-й год в жизни нашей страны был особым. Год 50-летия Великой Октябрьской социалистической революции. Развернулось массовое соревнование по достойной встрече юбилея. Не остались в стороне и строители Минска. Активно велось строительство новых мйкрорайонов Зеленый Луг, Серебрянка, Чижовка, фундаменты первых домов были залиты в новом микрорайоне Курасовщина.

Главминскстрой работал устойчиво, с опережением графика. Это бы результат организаторского таланта Ковалева. Поэтому я и предложил его кандиддтуру на пост председателя Минского горисполкома. Члены бюро горкома утвердили ее единогласно. И тут случилось непредвиденное.

О принятом решении Ковалева должен был известить первый секретарь Минского партии Поляков. Содержание их беседы мне неизвестно, но Ковалев от назначения отказался. Как сейчас принято говорить, это был нонсенс. Коммунист проигнорировал решение партийного комитета! Иван Евтеевич Поляков был большим дипломатом и даже виду не подал, что раздосадован. Но, позвонив мне, высказал все, что об этом думает.

- Как же ты беседовал с Ковалевым. что он ведет себя, как мальчишка!

По интонации голоса Полякова нетрудно было понять, что я допустил грубую административную ошибку. Действительно, как можно было выносить утверждение кандидатуры на столь высокий пост на бюро горкома, если сам претендент не знал об этом ни слухом, ни духом. Внимательный читатель может сказать: «Но самого-то тебя, переводя в горком, тоже поставили перед фактом!» Но это несколько иное. Коммунист как солдат - его могут перебросить в любую воинскую часть, не заботясь о том, нравится ли ему это. При переводе с одной «гражданской» должности на другую всё-таки следовало соблюдать правила делового этикета. У руководителя-коммуниста могли оказаться объективные причины для отказа.

- Приглашай Ковалева к себе и разбирайся с ним сам раз, нахомутал! Не уговоришь - будем разбираться с тобой. Нельзя допустить, чтобы коммунисты вытирали ноги о решения партийного комитета! - пригрозил мне Поляков.

Буквально через полчаса, прямиком из обкома, Ковалев пришел ко мне. На сей раз я действовал более обдуманно. Не стал выговаривать Ковалеву за то, что он подставил меня. Расспросил о положении дел в Главминскстрое, рассказал о тех грандиозных задачах, которые стояли перед городом, в том числе и строителями, в ближайшие годы. Минск продолжал стремительно расти. Вот-вот должен был родиться миллионный житель. А значит, надо было с утроенной энергией заниматься строительством жилья, развивать социальную инфраструктуру. В конце беседы как бы невзначай спросил:

- Неужели, Михаил Васильевич, ты считаешь, что эти задачи тебе не по плечу?

Ковалев смутился.

- Дело не в этом. Без году неделя в Главминскстрое. Только-только нащупал нити управления и надо уходить?! Я привык доводить начатое дело до конца. И потом… Хотя никогда не был под пятой у жены, но считаю, что подобные решения надо согласовывать с семьей. Ведь от этого зависит ее благополучие.

Порешили, что во избежание кривотолков, которые могли пойти по городу - шила ведь в мешке не утаишь, Ковалев более серьезно подумает о решении горкома партии. Через несколько дней на внеочередной сессии городского Совета он был избран Председателем исполкома Минского горсовета.

Давая оценку этому экстраординарному в партийной практике случаю, хочу сказать, что он не был проявлением коммунистом недисциплинированности. Я хорошо знал характер Ковалева. Он никогда не брался за новое дело, если хотя бы на йоту не был уверен, что справится с ним. К тому же, как и Варвашеня, обладал необыкновенной скромностью. Никогда не рассказывал, об этом я узнал совершенно случайно, что был непосредственным участником освобождения Минска, с группой десантников в составе танкового полка ворвался в город 3 июля 1944 года…

Должен сказать, что в 1960-1970-е годы в Минске, да и во всей Белоруссии, сложились великолепные руководящие кадры. Это касалось и состава директорского корпуса. Во главе каждого предприятия стоял талантливый, политически подкованный и высоконравственный профессионал. Кого ни возьми - Личность! С ними было легко работать. Эти люди не привыкли ждать распоряжений, не нуждались в понукании. Каждый из них был новатором в своем деле и, если требовалось, умел, не боялся отстаивать свою позицию. Не могу не вспомнить директоров предприятий: МАЗа - Демина, МТЗ - Слюнькова, Интеграла - Гойденко, автоматических линий - Калошина, электротехнического - Беляева, мотовелозавода - Банникова, часового - Казанцева, тонкосуконного комбината - Кононову, вычислительных машин - Реута.

Под стать директорам были секретари партийных комитетов, умевшие создать в трудовом коллективе творческий микроклимат.

В моей памяти сохранились все они - и те, кого уж нет, и те, кто жив. Не называю других фамилий только потому, что перечень был бы слишком длинным…

Уже в первые месяцы работы во главе горкома партии мне пришлось столкнуться с нештатной ситуацией, которая впоследствии сказалась на моей дальнейшей судьбе.


«И просто пьянство без причин», или О том, как последователь монаха Анонимуса столкнул лбами две могущественные спецслужбы


В феврале 1968 года мой новый помощник, полковник в отставке Кучинский, прекрасный работник и порядочный человек, принес мне на просмотр свежую почту. Писем в горком приходило много. Как я уже неоднократно отмечал, люди доверяли партийным органам и обращались с самыми разнообразными предложениями и просьбами. Серьезные деловые бумаги я нередко брал для изучения в более спокойной обстановке домой.

Бросилась в глаза написанная от руки анонимка. К подобного рода бумагам я всегда относился с предубеждением. Не забылось, как во время службы в армии, по анонимкам, арестовывали молодых командиров взводов. А тут почему-то вспомнился памятник монаху Анонимусу, установленный Будапеште. Его анонимное сочинение стало важнейшим первойсточником в изучении истории мадьяр. Пробежал глазами. Неизвестный автор сообщал о том, что в городском Бюро технической инвентаризации царят произвол и взяточничество. Без денежного подаяния невозможно совершить даже простейшую запись. Испытав брезгливость, хотел было выбросить анонимку в урну. Но рука дрогнула. И после некоторых колебаний вверху бумаги я наложил резолюцию: «Начальнику Управления внутренних дел горисполкома В. А. Пискареву: «Проверить и доложить лично».

Недели через три среди почты вновь оказалась анонимка того же содержания. Но на сей раз на конверте стоял адрес отправителя. По всей видимости, человек написал его машинально, совершенно позабыв, что не хочет называть себя.

Вторая анонимка оказалась более злой и пространной. Помимо директорв БТИ, обвинявшегося во взяточничестве в первом письме, говорилось том, что к нему заходят работники Фрунзенского райисполкома и другие высокопоставленные чиновники. Под прикрытием милиции организуют за деньги вынужденных взяткодателей регулярные пьянки.

Эту анонимку с еще более строгой резолюцией я снова переадресовал начальнику городской милиции.

Через три-четыре дня Пискарев позвонил мне и попросил о встрече. Был он чрезвычайно взволнован. Лицо бледное. Докладывал по-военному лаконично:

- Товарищ первый секретарь, ваше поручение выполнено. Письмо анонимного гражданина проверено. Факты, изложенные в нем, подтвердились.

И дрожащей рукой передал мне служебную записку на полутора машинописных страницах.

Пискарев ушел. А я углубился в чтение. Чем дальше читал, тем тревожнее становилось на душе. В официальном ответе Управления внутренних дел говорилось о том, что инициаторами регулярных попоек в БТИ являются высокопоставленные работники: заместитель председателя Фрунзенского райисполкома, председатель народного суда Фрунзенского района и два полковника - заместитель начальника Минского городского управления внутренних дел и начальник отдела вневедомственной охраны Министерства внутренних дел. Приходя каждую пятницу в БТИ, они требовали от его директора организовывать застолья со спиртным. Не участвуют в попойках, но причастны к взяточничеству начальник Управления коммунального хозяйства горисполкома Владимир Толочко, который визировал все решения по регистрации жилой площади, и бывший мой заместитель И. Б. Каждан (член партии с 1924 года), в то время контролировавший земляные работы в городе.

Я сидел за столом, словно оплеванный, невольно приняв эту порочащую руководство города информацию на свой счет. Прошло всего два месяца, как я ушел из горисполкома, где проработал больше тринадцати лет. Всех, о ком шла речь в письме, назначал на их должности. Доверял этим людям. Значит, оказался близоруким! Не рассмотрел их гнилые душонки! Кого винить в этом, как не самого себя!

Подумалось: «Если эти люди столь морально неразборчивы, не исключено, что приведенные в анонимке факты - всего лишь вершина айсберга. Заместитель председателя райисполкома курировал распределение жилья. От председателя суда зависело, каким будет приговор людям, допустившим правонарушения. А все это неограниченные возможности для взяток».

Придя домой, отказался от ужина; от горьких мыслей кусок не лез в горло. На вопрос испугавшейся не на шутку жены ответил, что слегка нездоровится. Ночь не спал. Вновь и вновь перебирал в памяти моменты с назначением на высокие должности людей, оказавшихся взяточниками и просто аморальными типами.

Утром, выходя к автомобилю, увидел идущего навстречу председателя КГБ БССР Василия Ивановича Петрова. Мы жили с ним в одном доме.

- Что-то ты, Василий Иванович, выглядишь неважно. Какой-то измочаленный весь, словно на тебе всю ночь пахали! - ухмыльнулся Петров. - Что-нибудь случилось?

- Пока не случилось, - говорю, - но случиться может.

Петров сразу стал серьезным.

- А что такое?

- Возьми вот почитай это письмецо!

Достал из папки служебную записку Пискарева и передал ему.

- О-о-о, это интересно!.. Это очень интересно! - заохал Петров, вновь и вновь перечитывая записку. Наконец, сложил листки вдвое и, не спрашивая у меня разрешения, положил в свою папку:

- Я должен доложить об этом своему шефу. После разговора с Андроповым сообщу тебе о его решении.

У меня с Петровым были доверительные отношения; ни он, ни я никогда не подводили друг друга. И к тому, что компромат перекочевал к нему в руки, я отнесся спокойно. А сам решил рассказать обо всем Машерову. Петра Мироновича на месте не оказалось, и я зашел к заведующему отделом административных органов ЦК КПБ Адамовичу. Тот долго думал, но ничего умного придумать не смог.

- Честно скажу, не знаю, Василий Иванович, что тебе посоветовать. С одной стороны - безобразие, и надо бы принимать меры. А с другой, разворошишь это дерьмо - вони будет на всю республику! Может, как-нибудь осторожненько. Вызвать к себе и всыпать, как следует.

Я - ко второму секретарю ЦК КПБ Сурганову. Федор Анисимове особого значения записке не придал:

- Разбирайтесь у себя в горкоме.

Поскольку замешанными во взятках оказались милицейские чины, я позвонил министру внутренних дел республики Климовскому. Реакция Алексея Алексеевича оказалась для меня неожиданной. Выслушав меня, он в довольно резкой форме сказал:

- А чего вы от меня хотите? Я своего сотрудника на пьянки не посылая Он -коммунист, номенклатура ЦК. Значит, ваш кадр. Вот и разбирайтесь с ним сами. А мое дело - не нравоучениями заниматься, а преступники ловить!

И бросил трубку.

Не будь я на тот момент таким взволнованным, сообразил бы, что Климовской по примеру Петрова бросится звонить своему министру Щелокову. Впоследствии оказалось, что он так и сделал. Щелоков, который давно враждовал с Андроповым, строго-настрого приказал Климовскому не ставить в известность о случившемся КГБ, очевидно, рассчитывая разыграть эту карту в свою пользу; обе спецслужбы старательно собирали компромат друг на друга. Но было уже поздно. Не успел я положить трубку вертушки после разговора с Климовским, как раздался звонок по ВЧ, Звонил Петров.

- Василий Иванович, докладываю: переговорил с Андроповым. Юрий Владимирович поручил Комитету госбезопасности Белоруссии это дел раскрутить! Завтра - послезавтра к тебе придет наш следователь. Расскажи ему все как есть без утайки.

- То, что знаю, расскажу. Но вряд ли мои показания существенно помогут пролить свет на эту темную историю. Ничего подобного ранее за этими людьми я не наблюдал.

- Ну, вот так и скажи.

Через день действительно пришел следователь. Молодой парень. Внимательно выслушал мой рассказ, вопросов не задавал. Посоветовал:

- Пока ничего не предпринимайте. КГБ взял это дело под свой контроль. После окончания расследования мы проинформируем горком партии о том, что делать дальше.

- Но и бездействовать мы не можем. Все фигуранты дела - коммунисты. И коль скоро факты об их аморальном поведении подтвердились, горком должен дать им оценку. Толочко к тому же депутат, без решения горсовет к нему нельзя применять никаких санкции.

- Все это, Василий Иванович, так. И все же не торопитесь. Дело серьезнее, чем вам кажется. Толочко, по всей видимости, сядет!

Владимир Васильевич Толочко до войны был председателем Ворошиловского райисполкома. Во время войны работал в Москве, в Штабе партизанского движения Белоруссии, в наградном отделе, и многие бывшие партизаны, занявшие высокие посты, активно его поддерживали. После освобождения Минска Бударин взял его секретарем исполкома горсовета. В то время, когда горисполком возглавлял Ддугошевский, он уже совершил один некрасивый поступок. Дело в том, что руководящим работникам, включая начальников управлений, выдавались так называемые «конвертные» деньги. Как прибавка к зарплате. От половины до нескольких месячных окладов. Такое положение действовало со времен Сталина. Мне тоже довелось дважды получить по два оклада - по 4800 рублей. Помнится, жена радовалась этим шальным деньгам, потому что материальное положение семьи было очень скромным. Но пришел к власти Хрущев в все это дело отменил. Так вот Толочко, который раздавал эти деньги, однажды присвоил себе долю одной работницы. Та узнала об этом. Пожаловалась Варвашене. Деньги ей Толочко, конечно, вернул, принес извинения. Посоветовавшись с Длугошевским, Варвашеня решил не придавать этой истории широкой огласки. Об этом он сам рассказал мне незадолго своей смерти. Выскочив в тот раз сухим из воды, Толочко стал начальником Управления коммунального хозяйства. И вот теперь над ним снова навис дамоклов меч.

О том, как эта весьма заурядная история столкнула лбами в смертельной схватке два могущественных союзных силовых ведомства, рассказал мне позднее Лежепеков, который уже работал начальником Управления кадров КГБ СССР и хорошо ориентировался в закулисной политике. Он и предостерег меня от необдуманных действий, сказав, что сам того не желая, я оказался в эпицентре этой борьбы.

Хотел я этого или не хотел, но как первый секретарь горкома КПБ обязан был дать истории со взяточничеством принципиальную оценку на предстоящей отчетно-выборной партийной конференции. От нее в немалой степени зависела дальнейшая судьба не только фигурантов дела, но и моя собственная. Понимали это и все те, кто прямо или косвенно был причастен к скандалу. Наилучшим вариантом для всех было замять его, не вынося сор из избы. Толочко уже сидел в СИЗО и слал мне оттуда нелепые письма, в которых прикидывался моим хорошим другом. «Придет время, Василий Иванович, и мы с тобой еще напишем обо всем этом книгу!» Не сомневаюсь, что делал он это если не под диктовку, так по подсказке людей, которьй хотели перебросить все с больной головы на здоровую.

Накануне партконференции трижды звонил заместитель Председателя Верховного Совета И. Ф. Климов…

Иван Фролович Климов был фигурой колоритной и авторитетней. В сентябре 1939 года - в дни, когда Красная Армия совершала поход западную Белоруссию возглавил временную советскую администрацию города Вильно и Виленского края. Известный виленский ученый-этнограф Марьян Петюкевич в своих мемуарах, изданных в Вильнюсе в 1998 году, вспоминает о нем как об агрессивно-напористом администраторе. В 1940 году Климова избрали первым секретарем Вилейского обкома партии. В годы войны непродолжительное время находился в эвакуации, работал секретарем Ташкентского обкомаипартии. Человек энергичный, он не мог бездействовать, когда над его родной Белоруссией измывался враг. Настоял на возвращении на оккупированную территорию. С 1943 года - первый секретарь Молодечненского, Барановичского обкомов КПБ, с 1953 года - первый заместитель Председателя Совета Министров БССР, заместитель Председателя Президиума Верховного Совета БССР.

Иван Фролович отличался грубоватым характером, обращался ко всем преимущественно на «ты», мог вернуть в разговор крепкое словцо, рассказать соленый анекдот.

Был в его жизни еще один эпизод, о котором Климов любил рассказывать. Во время дружеских застолий начинал он свой рассказ всегда с загадочной фразы: «Я дал Героя Советского Союза Машерову и принял в партию Якуба Коласа».

Что касается Машерова, то роль Климова заключалась в оформлении наградных документов, поскольку партизанская бригада, которую возглавлял Петр Миронович, действовала как раз на Виленщине. С Якубом Коласом Климов находился в эвакуации и частенько заходил к народному поэту в гости отведать спирта-сырца, который доставал его сын Данила, работавший в оборонной химической лаборатории. Припомнив Коласу о том, что в трудной для него момент первый секретарь КП(б)Б Пантелеймон Пономаренко спас его от расплавы Лаврентия Берия, убедил, что в годы тяжелейших для родины испытаний вступление народного песняра в партию стало бы вдохновляющим примером. Не могу утверждать, что Якуб Колас подавал заявление о приеме в партию с таким же горячим желанием, как это делал я в 1938 году, во время боев на Халхин-Голе. Но на открытом партийном собрании редакции газеты «Советская Белоруссия», состоявшимся 3 марта 1943 года в Москве, кандидатом члены ВКП(б) его приняли. Рекомендации поэту дали Михаил Лыньков, Иван Климов и Константин Бударин.

Разговаривал Климов в присущей ему агрессивно-грубоватой манере.

- Василий Иванович, ты кого хочешь в тюрьму посадить?! Толочко - бывший партизан, герой, можно сказать, а ты его за решетку!

- Иван Фролович, вы же знаете, горком партии не вмешивается в работу правоохранительных органов. Суд во всем разберется. Если Толочко только подписывал незаконные ордера и не брал за это взяток, никто его сажать не будет. Я дам всего лишь моральную оценку поведению коммуниста.

- Можно подумать, ты не знаешь, что наши суды никакого независимого следствия не ведут. Просто переделывают партийные решения в приговоры. Подумай хорошенько о том, что и как сказать! Никто тебя ведь за язык не тянет. Если разобраться, ты ведь в этой истории тоже не ангелом выглядишь.

Если звонки Климова я еще как-то мог понять, желая защитить Толочко, он не мог напрямую повлиять на решение суда, даже занимая столь высокД пост, то позиция председателя Верховного суда БССР Алексея Бондаря меня откровенно удивила. Он заходил ко мне в горком дважды. Приносил мне дела.

- Василий Иванович, почитай. Это поможет тебе глубже вникнуть в дела, дать ему более беспристрастную оценку.

- Алексей Георгиевич, не хочу я ничего читать. С точки зрения партийной морали все и так предельно ясно. А какую дать ему правовую оценку, это уже ваше, суда, дело.

- Но суд же не может не прислушаться к мнению партии!

- Может. Если даже самый отъявленный негодяй не совершил противоправных поступков, зачем его сажать в тюрьму!

В самый канун партконференции, в выходной день, я захотел еще раз внимательно прочитать текст подготовленного выступления. Чтобы никто не отвлекал, решил сделать это в горкоме. Только зашел в кабинет, звонит постовой:

- Василий Иванович, к вам заместитель прокурора города и начальник милиции.

- Пропустите.

Заходят Долбик и Пискарев. С прокурором города у меня отношения не складывались, в 1930-е годы он был прокурором Слуцкого района. По его вине были репрессированы десятки невиновных людей. И хотя об этом было хорошо известно, ему каким-то образом удавалось уходить от ответственности. Я терпеть не мог этого человека. Он чувствовал мое отношение к себе и старался делать всякие пакости. Не успеет исполком принять какое-нибудь постановление, прокуратура опротестовывает его.

- Василий Иванович, надо как-то выручать ребят!

- Поймите меня правильно, я не могу поступить иначе. Даже если бы и хотел, замять скандал уже невозможно. Задом только раки ходят. Об этом я сказал и заместителю Председателя Верховного Совета, и Председателю Верховного суда. Так что, извините, продолжать разговор на эту тему считаю бессмысленным.

Долбик и Пискарев ушли ни с чем. Что касается Пискарева, это был честный, глубоко порядочный человек, профессионал в своем деле, никогда не допускавший отступлений от закона. Того же требовал и от своих подчиненных. Не сомневаюсь, что пойти ко мне его заставили.

Партконференция состоялась. Присутствовало более четырехсот человек, в том числе секретари ЦК КПБ, включая Машерова. Но он не выступал. Разумеется, больше всего всех интересовало, что я скажу с скандале со взятками.

Несмотря на мощный прессинг, который длился не один месяц, я своей позиции не изменил ни на йоту. Сказал о том, что думал. Что поведение замешанных в деле о взятках лиц, несмотря на их прошлые заслуги, считаю несовместимым со званием коммуниста.

Прения проходили бурно. Практически все выступающие позицию горкома поддержали. Ждали выступления секретаря ЦК КПБ Алексея Смирнова, который должен был обозначить позицию Бюро ЦК КПБ, а не исключено и ЦК КПСС, поскольку он был протеже Брежнева, работал при нем в Днепропетровске первым секретарем обкома комсомола. К большому удивлению, больной темы Смирнов не коснулся вовсе. А давая оценку деятельности горкома за отчетный период, покритиковал за недостаточное внимание к развитию физкультуры и спорта. Откровенно говоря, это меня задело. Именно в этот период в Минске были построены Дворец водного спорта и еще несколько бассейнов, доступных не только для профессиональных спортсменов, но и для всех желающих. Активно развивались спортивные базы предприятий.

Слушая прения, я незаметно следил за реакцией Машерова. Понятно, что текст своего выступления Смирнов с ним согласовал. Но его лицо непроницаемым.

Не могу утверждать со всей уверенностью, но думаю, что Петр Миронович на тот момент попросту не знал, что со мной делать. Навернякв, ему советовали от меня избавиться, перевести на какую-нибудь менее значимую должность, как обычно поступали со строптивыми. Но, надо отдать ему должное, если, оценивая руководителя, приходилось выбирать между послушанием и профессионализмом, Машеров всегда отдавал предпочтение второму. Мне кажется, что он решил посмотреть, какие будут результаты выборов в городской комитет партии.

Доклад мандатной комиссии о результатах голосования был встречен бурными аплодисментами. За меня было подано 97 процентов голосов, лишь 3 процента воздержались или были против. Это и решило мою судьбу. На пленуме вновь избранного горкома на пост первого секретаря была предложена лишь одна кандидатура - Шарапова. Самовыдвиженцев не нашлось. Проголосовали единогласно…


«Вы о нас, сыновья, забывать не должны»


В середине 1960 годов во взрослую жизнь вступило поколение детей вернувшихся с войны фронтовиков, и тема патриотизма зазвучала с новой силой. В 1964 году с триумфом прошел по киноэкранам страны двухсерийный художественный фильм «Живые и мертвые», снятый по повести Константина Симонова и ставший для большинства зрителей настоящим откровением; еще никто и никогда не говорил о наших потеря в начальный период войны так правдиво. Опубликованные в эти годы первые повести Василя Быкова «Третья ракета», «Альпийская баллада», «Мертвым не больно» показали духовную изнанку войны. Завершил свой беспрецедентный поиск героев Брестской крепости Сергей Смирнов, за книгу «Брестская крепость» (1959, 1964 - второе, дополненное и расширенное издание) писатель был удостоен Ленинской премии. Вышли в свет документальные повести Ивана Новикова, которые, как я уже упоминал, позволили восстановить доброе имя минских подпольщиков. Обладавший острым идеологическим чутьем Петр Машеров инициировал целый ряд акций, которые должны были увековечить подвиг белорусского народа, отдавшего на алтарь Победы свыше двух миллионов своих лучших сыновей и дочерей - каждого четвертого жителя. Сейчас в ходу иная цифра - каждый третий. Я оперирую сведениями, которые были известны в то время, сути дела это не меняет.

Я уже говорил, что у идеи мемориального комплекса «Хатынь», как и у «Кургана Славы», нет конкретного автора. Можно сказать, руководство республики угадало настроение народа. Но все же заслуга в том, что они стали подлинными шедеврами, получившими мировую известность, прежде всего, принадлежит Кириллу Мазурову и Петру Машерову. Кстати, основой для мемориального комплекса «Хатынь» могла послужить любая из 186 белорусских деревень, сожженных фашистами вместе с жителями и навсегда исчезнувшими с географической карты республики.

Первым обратил внимание на Хатынь К. Т. Мазуров. Об этом Кирилл Трофимович вспоминает в предисловии к своей книге мемуаров «Незабываемое». В сентябре 1964 года, по дороге в Витебск, он и сопровождавший его Тихон Киселев сделали небольшую остановку километрах в пятидесяти от Минска. Погода была теплой, солнечной, решили прогуляться по лесу и совершенно случайно набрели на заросшее бурьяном поле, бывшее когда-то пашней. В его центре на взгорье высилось десятка два обгорелых печных труб, кое-где проглядывали остатки серых каменных фундаментов. «Хатынь» - буднично горько обронил оказавшийся рядом пожилой пастух.

Примерно в это жо время Петр Миронович Машеров, бывший вторым секретарем ЦК, попросил молодых, тридцатилетних архитекторов «Минскпроекта» Леонида Левина, Юрия Градова, Валентина Занковича, народного художника БССР, 50-летнего Сергея Селиханова увековечить память деревни Велья на его родине, в Витебской области. Здесь произошла схожая с Хатынью трагедия. Деревня была сожжена вместе с жителями, погибло 450 человек. Проект сделали, когда Машеров уже возглавил Компартию Белоруссии. Он одобрял его. Но будучи человеком большого государственного уровня, рассудил, что Россонский район расположен далеко от Минска, а значит, его смогут посетить не все желающие, в том числе лишь часть зарубежных делегаций. И потому, по его мнению, Велья не годилась для создания здесь общенационального мемориала. Посоветовал поискать другой вариант.

«Претендентов» было много, но предпочли Хатынь. Во-первых, название певучее, белорусское, от слова «хаты». Во-вторых, место очень красивое. В-третьих, деревня была уничтожена за связь с партизанами. Был объявлен республиканский конкурс. Как и ожидалось, победила в нем творческая группа Леонида Левина.

Проект Хатыни в корне отличался от проекта деревни Вельи. Объединяло их лишь то, что и там, и там были увековечены деревни и каждый их дом. Но образ, художественное решение, композиция все было другое.

Утверждался проект на бюро ЦК. Открытие первой очереди мемориала, в которую входила только сама деревня, состоялось в конце 1968 года. Приехали почти все руководители союзных республик, в том числе Кирилл Мазуров. Именно он высказал идею через судьбу Хатыни показать трагедию всей Беларуси.

Начался срочный сбор материалов. Точного списка сожженных деревень на тот момент не существовало. Восполнить этот пробел поручили Институту истории Академии наук БССР. Сначала было 136 деревень, потом в слисок добавили еще 50. А это означало новый кусок работы: сделать урны, вписать эти новые деревни в уже имеющуюся композицию. Уточнялись названия и количество погибших в концлагерях. Расходились и данные о числе погибших жителей Беларуси.

Петр Машеров принимал самое деятельное участие в разработке проекта, внимательно следил за ходом строительных работ.

Авторы проекта прекрасно осознавали, какая ответственность лежит на них и потому не считали зазорным для себя советоваться - много раз бывали в горкоме партии, трижды ходили на прием к Машерову. Торжественное открытие всего мемориала состоялось 5 июля 1969 года. Это было огромное событие для Беларуси.

Это тот редкий случай, когда решение огромного политического звучания принималось практически без консультаций с Москвой. «Хатынь» оттенила трагическую судьбу белорусского народа, и мы не хотели, чтобы кремлевские чиновники в угоду политическим амбициям, как это было в истории с присвоением Минску звания «город-герой», испортили первоначальный замысел. Это создало немало проблем при выдвижении мемориала на Ленинскую премию. В то время Ленинская премия была самой престижной государственной наградой, за всю историю республики ее присуждали Белоруссии всего восемь раз.

Мемориальный комплекс «Хатынь» был выдвинут на соискание Ленинской премии в 1970 году вместе с выдающимся памятником монументального искусства «Мамаевым курганом». Победить мог лишь один из них. Сомнения, прежде всего, вызывал возраст авторов проекта. Всего по тридцать лет! Это шло вразрез с существовавшими канонами. Было принято давать высшую государственную премию лишь под старость, умудренным жизненным опытом творцам. Один из авторов проекта - Юрий Градов - вспоминает, что они по вполне понятным причинам не могли конкурировать со скульптором Томским и его памятником в области монументального искусства, поэтому перенесли выдвижение мемориального комплекса «Хатынь» на Ленинскую премию в область архитектуры. Но там был тоже очень серьезный конкурент - архитектор Туманян с памятником Ленину в Ереване. И случилось невероятное в то время - они выиграли у памятника Ленину! Это было тем более удивительно, что некоторым, принимавшим решение о присуждении Ленинских премий, не нравился и сам проект «Хатыни».

Категорически не принимался колокольный звон. Некоторые из критиков даже сочли его антикоммунистическим жестом, потому что колокол считался христианской символикой. На кладбище по первоначальному плану должен был стоять большой крест. Эту задумку отклонили сразу. Колокола удалось отстоять, убедив чиновников, что религия здесь не при чем, что это набат памяти, сигнал тревоги. Не воспринималось и воссоздание всего исторического полотна Хатыни: зачем, мол, делать дом там, дом здесь, не проще ли все собрать рядышком на одной улице. Прошел слух, что это все христианское, противоречит советским идеям и в пику социалистическому реализму. Влиятельная министр культуры СССР Екатерина Фурцева вообще не восприняла суть памятника, предлагала снести его бульдозером, обвинив авторов в пессимизме, в отсутствии пафоса народа-освободителя и веры в будущее. При обсуждении она была вне себя от гнева:

- Как? Кто? Почему Москва не знала? Это что за работа? Это же издевательство над искусством! Что скажут потомки, когда увидят такого старика? Оборванного несчастного... Неужели нельзя было поставить фигуру солдата, спасшего детей?.. Кто разрешил все это?.. Здесь и близко нет нашего искусства! Работу нельзя выдвигать на премию, тем более - Ленинскую. Памятник нужно сносить. Под бульдозер.

Загрузка...