Судебное следствие продолжалось до 27 января. Вечером этого дня трибунал перешел к прениям сторон. Государственный обвинитель потребовал приговорить всех подсудимых к смертной казни через повешение.
Утреннее и большая часть вечернего заседаний, состоявшихся 28 января, были посвящены выступлениям адвокатов. Они носили формальный характер. Вина фашистских преступников была слишком очевидной, и никто не решился просить о смягчении им наказания. После этого подсудимым предоставили последнее слово. Понимая, что рассчитывать на снисхождение не приходится, вели они себя по-разному. Обер-лейтенант СС и комиссар гестапо Ганс Герман Кох, 1914 года рождения, член нацистской партии с 1933 года, демонстративно заявил, что действовал осознанно, руководствуясь не только приказами, но и расовой теорией. Это вызвало негодование зала, председатель суда долго не мог успокоить людей. Командир 26-го полицейского полка подполковник Георг Роберт Вайсиг попросил помиловать не себя, а своего молодого подчиненного. Кое-кто пытался изобразить раскаяние, осуждая фашизм. Но делал это, скорее, механически, чем из надежды на смягчение приговора.
Приговор был объявлен на вечернем заседании 29 января. 14 из 18 подсудимых (Рихерт, Герф, Эрманнсдорф, Вайсиг, Фальк, Кох, Айк, Аангут, Митман, Гесс, Молл, Бурхард, Битнер и Фишер) были приговорены к смертной казни. Четверо, в их числе рядовой Хехтль, - к ссылке на каторжные работы на срок от 15 до 20 лет.
Зал встретил судебный вердикт аплодисментами.
Приведение приговора в исполнение было намечено на 30 января. В печати об этом не сообщалось, информация доводилась до сведения минчан в трудовых коллективах. Присутствовать на казни фашистских палачей никого не обязывали. Но всех желающих с работы, с занятий отпускали.
Я с работниками райкома стоял в районе Красноармейской улицы.
Несмотря на то, что был морозный день, на ипподроме, расположенном в районе стадиона «Динамо», на участке, ограниченном улицами Красноармейской, Ульяновской и рекой Свислочь, собралось около ста тысяч человек. Полтора года назад здесь состоялся исторический партизанский парад, теперь принимал заслуженную кару побежденный ими враг.
На берегу реки были установлены виселицы. На прикрепленных к горизонтальным брусьям табличках значились фамилии и воинские каждого из осужденных. На некотором расстоянии от виселиц, ближе к улице Ульяновской, стояли небольшая деревянная трибуна и столб с раструбами репродукторов. Место казни было оцеплено войсками.
В 14 часов 25 минут на ипподром прибыли 14 грузовых автомобилей «Студебеккер». Задним ходом они подъехали к виселицам и остановились, не заглушая моторов. В кузове каждого грузовика, на полу со связанными руками и ногами, сидел один из приговоренных. Сопровождавшие машины военнослужащие подняли осужденных на ноги, подвели к краю кузова и накинули петли.
В 14.30 к микрофону на трибуне подошел Военный прокурор 1-го Белорусского фронта, генерал-майор юстиции Леонид Иванович Яченин и зачитал приговор Военного трибунала. Спустя небольшую паузу после фразы «Приговор окончательный, обжалованию не подлежит» Яченин скомандовал:
- Приговор в исполнение привести! - и взмахнул саблей.
По этому сигналу крайняя левая машина тронулась, и генерал-лейтенант вермахта Рихерт завершил свой жизненный путь. Через несколько секунд двинулась вторая машина, в кузове которой находился бригаденфюрер СС Герф…
Еще несколько минут - и все было завершено. Тела казненных гитлеровцев висели на ипподроме до конца дня…
Возмездие настигало нацистских преступников и их пособников и спустя многие годы после окончания войны. Долгое время из идеологических соображений скрывалась правда о том, что деревню Хатынь сожгли не гитлеровцы, а наемники из карательного батальона № 118 Организации Украинских Националистов (ОУН). Первый секретарь ЦК Компартии Украины Владимир Щербицкий лично просил не давать этому факту огласку. Начальником штаба батальона служил бывший старший лейтенант Красной Армии Григорий Васюра, отметившийся жестокостью в операции в Бабьем Яру и на территории Белоруссии. После войны в фильтрационном лагере ему удалось замести свои следы. В 1952 году преступника все-таи разоблачили. Трибунал Киевского военного округа приговорил его за сотрудничество с фашистами к 25 годам лишения свободы. В то время о карательной деятельности Васюры ничего не было известно. 17 сентября 1955 года он вышел на свободу по амнистии. Вернулся к себе на родную Черкасчину. Работал заместителем директора одного из совхозов, выдавал себя за ветерана Великой Отечественной войны, фронтовика-связиста, даже именовался почетным курсантом в одном из военных училищ Киева. По рассказам односельчан, очень любил выступать перед школьниками с рассказом о своем «героическом» прошлом. Сотрудники КГБ изобличила нашли и снова арестовали фашистского выкормыша. Процесс над ним состоялся в ноябре-декабре 1986 года в Минске. Убийца жителей Хатыни и, как оказалось, многих других белорусских деревень, только лично он расстрелял 360 человек, понес заслуженную кару.
Первый послевоенный Генплан развития Минска
В марте 1946 года состоялись выборы в Верховный совет СССР. За кандидатов блока коммунистов и беспартийных отдали свои голоса 99,98 % избирателей. В наше время подобные итоги вызывают скептические улыбки. Кто-нибудь непременно вспомнит фразу, приписываемую Сталину: «Главное не то, как проголосуют, а как подсчитают голоса». Не думаю, что Сталин когда-нибудь высказывал подобную мысль. Но дело не в этом. В советское время люди верили власти и не видели ей альтернативы. Поэтому фальсифицировать итоги выборов не было никакой необходимости.
В конце месяца И. П. Паромчика, не справлявшегося со своими обязанностями, сменил на посту председателя Минского горисполкома К. Н. Длугошевский (1906 г. р., белорус, образование среднее; перед войной был избран депутатом Верховного Совета БССР и заместителем председателя Президиума ВС БССР. Во время войны служил в Забайкальском военном округе в должности начальника политотдела дивизии)…
22 апреля 1946 года состоялась 13 сессия Минского городского совета первого созыва, которая утвердила «Закон о пятилетием плане восстановления и развития народного хозяйства города на 1946-1950 гг.». Поставленная в нем цель - полностью преодолеть последствия разрушительной войны и выйти на довоенный уровень экономического развития - по нынешним временам тоже представляется нереальной. После распада СССР прошла уже почти четверть века, а по многим показателям наши страны все еще не могут дотянуться до уровня 1990 года. Сила Советского государства была в единстве населявших его народов, в их сплоченности вокруг партии. Увы, сегодня этот важнейший фактор отсутствует…
1 мая в Минске, на площади Ленина, состоялись военный парад и демонстрация трудящихся. Эти кадры запечатлены в кинохронике. Она есть в Интернете, доступна для просмотра. Вглядитесь в лица собравшихся у трибун людей - более одухотворенных я не встречал впоследствии никогда. Вокруг развалины, одеты кое-как, наверное, и поели утром не досыта, а глаза искрятся счастьем! С такими людьми можно было творить чудеса…
В мае город и каждый из минчан были заняты проведением посевной кампании. По решению горисполкома, все не занятые под строительством земельные участки отводились для возделывания огородов. Область изыскала для нужд города почти 500 тонн семенного картофеля, частично решив проблему посадочного материала. Мне также выделили на общем участке земли в районе аэродрома Боровая три грядки длиной 200 метров и шесть ведер семенного картофеля. Приобретенные в детстве навыки не забылись, в результате урожай получился неплохим - осенью мы с Анней накопали более тонны картошки…
С наступлением тепла расширился фронт строительных работ. Учитывая острейшую нехватку рабочих рук, ЦК ЛКСМБ опубликовал обращение к молодежи с просьбой принять участие в восстановлении Минска. По комсомольским путевкам в столицу приехали около 500 молодых рабочих и специалистов. Размещать их было негде. Пришлось разбить палатки прямо у строящегося здания ЦК КПБ.
Частично нехватку трудовых ресурсов восполняли за счет военнопленных. Их разместили в двух лагерях - в недостроенных жилых домах напротив парка Челюскинцев и в деревеньке Масюковщина. В годы войны здесь же содержались пленные красноармейцы. От ран, отсутствия медицинской помощи и полного истощения умерли 102 762 бойца.
Минску выделили 5 тысяч военнопленных. Их суточный паек почти равнялся продовольственной карточке жителей города. Однажды поинтересовался у молодого охранника, сопровождавшего группу военнопленных, об условиях содержания немцев в лагерях. Не вдаваясь подробности, он сказал:
- Знаете, по сравнению с тем, в каких условиях находились здесь наши красноармейцы, это настоящий курорт.
Спустя двенадцать лет после этого разговора, в Париже, куда группу советских участников войны пригласили ветераны Движения сопротивления Франции, мне довелось жить в гостинице вместе с научным сотрудником Московского НИИ стали Петровым, награжденным высшим французским орденом. Он прошел через концлагерь в Масюковщине и расшифровал мне фразу красноармейца. Узнав от меня, что пленные немцы обеспечивались питанием почти на равных с минчанами, лишь горько улыбнулся…
Сами нацисты признавали, что условия содержания советских военнопленных в лагерях были бесчеловечными. В докладной записке рейхсляйтеру А. Розенбергу один из руководителей лагеря в Масюковщине К. Дорш сообщал:
«10 июля 1941 г.
Гор. Берлин
В лагере для военнопленных в Минске, расположенном на территории размером с площадь Вильгельмплац, находится приблизительно 100 тысяч военнопленных и 40 тысяч гражданских заключенных. Заключенные, загнанные в это тесное пространство, едва могут шевелиться и вынуждены отправлять естественные потребности там, где стоят. Этот лагерь охраняется командой кадровых солдат численностью около одной роты Охрана лагеря такой малочисленной командой возможна только при условии применения самой жестокой силы. Военнопленные, проблема питания которых едва ли разрешима, живут по 6 - 8 дней без пищи, в состоянии вызванной голодом животной апатии, и у них одно стремление: достать что-либо съедобное.
Гражданские заключенные в возрасте от 15 до 50 лет - жители Минска и его окрестностей. Эти заключенные питаются, если они из Минска, благодаря своим родственникам. Правда, питание получают только те, родственники которых с утра до вечера стоят с продуктами в бесконечных очередях, тянущихся к лагерю. Ночью голодающие гражданские заключенные нападают на получивших передачу, чтобы силой добыть себе кусок хлеба.
По отношению к заключенным единственный возможный язык слабой охраны, сутками несущей бессменную службу, - это огнестрельное оружие, которое она беспощадно применяет».
В конце июля 1946 года состоялось партконференция Сталинского района. На организационном пленуме первым секретарем райкома вместо A. В. Боброва, который перешел заведующим отделом в Минский обком партии, был избран Ф. Е. Демидов, секретарями - В. М. Амбражевич и B. И. Шарапов.
Во второй половине августа сменился и секретарь Минского горкома партии. На городской отчетно-выборной партийной конференции кандидатура В. А. Горина была забаллотирована. Его обвинили в невнимании к людям, в бюрократизме. На организационном пленуме, который состоялся на следующий день, по предложению первого секретаря Минского обкома и горкома партии В. И. Козлова, секретарями горкома избрали А. И. Золова (первый), Ф. В. Глебова, А. Д. Молочко. До перехода на партийную работу Золов руководил Минским станкостроительным заводом имени Кирова.
Значительную часть моего рабочего времени в эти месяцы занимало строительство минских автомобильного и тракторного заводов. С отправкой части немецкого контингента на родину снова остро встал кадровый вопрос. По призыву ЦК ЛКСМБ прибыла еще одна группа из 500 комсомольцев, большей частью сельская молодежь.
В деревне Будилово (ныне улица Буденного) разбили новый палаточный городок. Палатки устанавливали с учетом предстоящей зимы - утепленные, с печками-буржуйками и круглосуточным поддержанием огня. Был разработан график ежедневного посещения городка руководителями райкома и райисполкома. Молодые рабочие живо интересовались ходом восстановительных работ, ситуацией в стране и мире. Каждая такая встреча превращалась в вечер вопросов и ответов по самым актуальным темам. Большинство из тех юношей и девушек, мужественно переносивших тяготы почти военной жизни, стали впоследствии знатными рабочими, талантливыми руководителями.
Однажды здесь, во время беседы с комсомольцами-добровольцами, я заметил, что в палатку вошел человек небольшого роста в военной одежде и скромно присел на одну из кроватей. После окончания беседы он представился и спросил, кто я. Так я познакомился с Кириллом Трофимовичем Мазуровым, который в 1944-1947 годах был секретарем ЦК ЛКСМБ и тоже частенько наведывался в палаточный городок. Поинтересовавшись, нет ли у меня здесь еще каких-нибудь дел, предложил уйти вместе. Транспорта никакого не было. Шли не спеша пешком через весь город до общежития ЦК комсомола на углу нынешних улиц Пулихова и Первомайской. По дороге я рассказал о своем боевом пути, он - о своем. Родом Кирилл Трофимович Мазуров с Гомельщины, окончил железнодорожную школу и автодорожный техникум. Работал прорабом, затем освобожденным комсомольским работником. Войну встретил в Бресте в качестве первого секретаря обкома комсомола. Сразу пошел в армию, участвовал в тяжелых боях при отступлении армии. После ранения и лечения в госпитале был откомандирован в распоряжение Центрального штаба партизанского движения для работы в тылу врага. Находился на оккупированной территории с середины 1942 года, принимал активное участие в боевых действиях.
1 сентября 1946 года Совет Министров БССР утвердил Генеральный план восстановления и развития Минска. Рассказывая о том, с каким энтузиазмом коллектив «Белгоспроекта» трудился над этим документом, заслуженный архитектор БССР Георгий Артемович Парсаданов вспоминал: «Институт «Белгоспроект» находился в двухэтажном доме по улице Энгельса. Здесь кипела, бурлила жизнь. Работали по 16-18 часов, спали на подрамниках там, где работали».
Накануне прошло публичное обсуждение проекта с участием ведущих архитекторов республики и страны и представителей общественности.
В книге «Практика советского градостроительства: Минск», изданной в 1952 году, начальник Управления архитектуры и строительства БССР М. С. Осмоловский подробно рассказал о концепции Генерального плана, его основных положениях.
Генплан предусматривал увеличение площади, занятой городом до 15,5 квадратных километра, рост населения до 600 тысяч человек, объем жилищного строительства устанавливался из расчета 9 кв. м на каждого жителя. В нем были четко обозначены основные недостатки архитектурно-планировочной структуры довоенного Минска. Они состояли в том, что (цитирую по книге):
- в городе не было архитектурно-выраженного общественного центра, отвечающего требованиям, которые должны предъявляться к крупному столичному советскому городу;
- не имелось достаточного количества общественных зеленых насаждений (сады, скверы, бульвары), а также внутриквартальной зелени;
- отдельные жилые районы не были хорошо связаны между собой магистралями, ширина проездов была недостаточной, большинство улиц города не удовлетворяло ни архитектурным, ни транспортным требованиям;
- строительство монументальных общественных зданий и жилых домов не было достаточно сконцентрировано, что не давало должного архитектурного эффекта, несмотря на значительные затраты и большой объем строительства;
- большинство монументальных зданий было выстроено в упрощенных архитектурных формах.
Концептуальная мысль Генплана заключалась в том, что «архитектура города должна созддаваться на основе использования мирового классического наследия, в першую очередь русского, и национальном искусства Белоруссии, с учетом климатических и природных условий, а также бытовых особенностей жизни населения».
Градообразующей константой становилась, по замыслу архитекторов, Советская улица, которая превращалась в главный проспект города с повышенным качеством архитектуры жилых и гражданских зданий, с самым передовым благоустройством. До войны она была узкой, всего 24 метра, теперь расширялась вдвое.
Помнится, в 1948 году было принято решение на участке от улицы Комсомольской до улицы Энгельса уложить бетон. Взяли в лизинг в США специальный комбайн-бетоноукладчик.
Это была очень хорошая машина. Бетон изготавливался непосредственно время работы. Предвкушая работу на ней, мы не могли нарадоваться этому чуду техники. А потом оказалось, что для нас она не пригодна. Дело в том, что комбайн обслуживали одновременно… десять автомобилей-самосвалов. А у нас на тот момент на балансе было всего-то три-четыре грузовика. Факт комичный, но весьма показательный - в таких условиях восстанавливался Минск. Все делалось на голом энтузиазме… Но, как говорится, хороший хозяин всегда найдет применение ненужной вещи. Через несколько лет при строительстве минского аэропорта вспомнили об этом комбайне и использовали его при возведении взлетно-посадочной полосы.
Отталкиваясь от Генплана, исполком горсовета разработал конкретных план восстановительных и строительных работ, закрепив их и организациями и ведомствами.
Застройка Советской улицы начиналась с площадки Наркомата связи под строительство Главпочтамта. Далее, до улицы Урицкого, планировался жилой дом для ученых. От улицы Урицкого до Комсомольской и Карла Маркса весь квартал, включая восстановленный дом по улице Маркса, передавался наркомату госбезопасности. Площадка от улицы Комсомольской до здания госбанка отводилась для строительства жилого дома автозаводу, а от улицы Ленина до Энгельса - Наркомату легкой промышленности. Разработку проектов осуществляли лучшие архитекторы республики: М. П. Парусников, В. Г. Заборский, В. А. Король, Г. П. Баданов, А. И. Баталов. Р. М. Гегарт, А. В. Мелеш, А. И. Воинов.
Этим же решением исполком горсовета утвердил планировочные решения трех кварталов, примыкавших к Привокзальной площади:
- от улицы 11 июля (улица названа в августе 1931 года в честь освобождения Минска от белополяков) до улицы Ленинградской и Михайловского переулка;
- от улицы 11 июля до улиц Свердлова и проектируемой Ульяновской;
- от улицы Бобруйской до улицы Свердлова.
Эти кварталы были переданы под застройку западному округу железных дорог. Разработку проектов осуществляли архитекторы Б. Р. Рубаненко, Л. Г. Голубовский, А. Р. Корабельников.
Хочу подчеркнуть еще одну особенность Генплана 1946 года. В нем уделено огромное внимание озеленению города, созданию здоровых, комфортных условий проживания. Масштабы зеленой зоны, количество деревьев, кустов устанавливались не на глазок, а по научно обоснованным рекомендациям, с учетом мировой практики.
На площади Парижской коммуны вместо улиц Садово-набережная и Садовая планировалось создание парка имени Янки Купалы, парк имени Горького расширялся за счет ликвидации улицы Конюшенной.
Вокруг Комсомольского озера разбивался парк Победы. Предусматривалось благоустройство берегов реки Свислочь от парка Победы до улицы Первомайской и расширение водного зеркала реки от Комсомольского озера до поселка Ждановичи за счет болотистой прибрежной полосы, а на отдаленную перспективу - создание на ратомских болотах, при слиянии рек Свислочь и Вяча, водохранилищ для краткосрочного отдыха жителей Минска. На протяжении всей улицы Советской, от площади Ленина до Комаровки, между проезжей частью и тротуарами создавались полосы партерной зелени и линейные посадки взрослых деревьев. На улицах Комсомольской и Ленина создавались бульвары, а Комаровская площадь облагораживалась партерной зеленью.
Предусматривалась реконструкция лесопарка имени Челюскинцев в парк культуры и отдыха…
Когда читаю теперь, что в угоду промышленному и жилищному строительству вырубаются парки в центре города, а лес в окрестностях Минска в тех же целях переводится в разряд строевого, становится тревожно на душе. Вызывает недоумение и то, как коммунальные службы обходятся с имеющимися деревьями, многие из которых высажены еще десятки лет назад. Вместо того чтобы бережно ухаживать за ними, аккуратно формируя крону, оставляют одни обрубки, превращая деревья в голые столбы. Это недальновидная политика. Даже в тяжелые послевоенные годы, когда не хватало стройматериалов и дров на отопление жилого фонда, мы старались сберечь в городе каждое деревце. Помнится, будучи председателем горисполкома, я устроил грандиозный разнос главному инженеру строительного треста, который разрешил вырубить на улице Чкалова два дерева, мешавших возведению жилого дома.
Среди партизан были свои Моцарт и Сальери
28 - 30 ноября 1946 года состоялась Минская областная партконференция.
С докладом выступил первый секретарь обкома КП(б)Б В. И. Козлов. Наряду с анализом хода восстановительных работ в нем давалась оценка организации всенародного сопротивления в годы Великой Отечественной войны. Причем этой теме докладчик уделил почти два часа из своего трехчасового выступления. Слушали его не очень внимательно. Большинство делегатов конференции являлись непосредственными участниками тех героических событий, и им было многое известно. После первого часа доклада в зале начались разговоры, поднялся шум, а потом и выкрики: «Давай, Василий Иванович, заканчивай…».
За год работы секретарем райкома мне довелось встречаться со многими подпольщиками, помогал им оформлять документальное подтверждение об участии в борьбе с оккупантами. По их рассказам знал, что первые подпольные группы возникли в Минске уже в августе 1941 года, а в декабре того же года был создан городской подпольный партийный комитет. В это время под его руководством действовали 12 подпольных парторганизаций и 7 комсомольских групп. О размахе и эффективности их действий свидетельствует донесение гитлеровской комендатуры, отправленное в Берлин в канун 1942 года. В нем говорилось:
«В конце декабря в Минске удалось арестовать руководство абсолютно готового к выступлению восстания. Среди них штурмовая группа в составе 300 человек. В настоящее время аресты продолжаются. Найдено большое количество оружия, умело спрятанного в подземных отопительных каналах. Восстание было назначено на 4 января 1942 года, на 4 часа утра. Существует мнение, насколько можно судить, что восстание удалось бы на сто процентов. В районе восточнее Минска стояла наготове партизанская бригада для нападения на казармы танковых войск…»
Не меньшим шоком для оккупантов стал регулярный выпуск подпольной газеты «Звязда», который наладил член горкома партии, журналист Владимир Омельянюк. Она набиралась и печаталась вручную по ночам на конспиративной квартире. Оккупационные власти объявили награду 75 тысяч марок тому, кто укажет место нахождения типографии.
Знал ли Василий Иванович Козлов об этом и многих других фактах героической борьбы минских подпольщиков и о той роли, которую сыграл в ее организации горком партии? Конечно же, знал. Как не мог не знать и того, что обком партии под его руководством наладил связи с городским подпольем только в 1943 году. Первым побуждением было - воздать героям должное. Когда стало известно, что указом Сталина от 1 мая 1945 года Сталинграду, Одессе, Ленинграду и Севастополю присвоено звание «Город-герой», Василий Козлов вместе с другими руководителями Минска направил 13 мая 1945 года Пантелеймону Пономаренко письмо с просьбой «возбудить ходатайство перед союзным правительством о присвоении столице Белоруссии звания «Город-герой». Но затем, видимо, взыграло самолюбие. И вот теперь, следуя его докладу, в первые годы войны в Минске действовали лишь небольшие разрозненные группы подпольщиков. Получалось, вся заслуга в создании организованного сопротивления оккупантам принадлежала Минскому обкому, а значит ему, Василию Козлову!
У большинства делегатов доклад вызвал недоумение, о чем они открыто говорили в кулуарах партконференции.
К сожалению, искаженная трактовка деятельности столичного подпольного горкома продолжалась и многие годы спустя, нанося большую обиду сотням людей. И повинен в этом прежде всего Козлов. Участники подполья не могли смириться с таким отношением к ним. В ЦК партии, Верховный Совет, Совет Министров от них приходили письма с настоятельными просьбами восстановить справедливость. Но получали на них стандартные отписки. Отмалчивалась и Москва. В 1962 году был опубликован роман Владимира Карпова «Немиги кровавые берега». В нем писатель - участник коммунистического подполья и партизанского движения в Белоруссии, заместитель командира спецгруппы Минского обкома КПБ - воссоздал подлинную картину героической борьбы минчан. Но и он не смог прорвать завесу молчания.
Тогда за дело взялись журналисты. Огромную исследовательскую работу провел заведующий корреспондентским пунктом газеты «Правда» Иван Новиков. При содействии Кирилла Трофимовича Мазурова он изучил тысячи документов, хранившихся в архивах под грифом «Совершенно секретно», встретился со многими очевидцами тех событий. Неоценимую помощь оказала ему Мария Осипова, организатор и руководитель одной из первых подпольных организаций в оккупированном немецко-фашистскими захватчиками Минске, которая вместе с Еленой Мазаник привела в 1943 году в исполнение смертный приговор верховному комиссару Белоруссии Вильгельму Кубе, за что обе были удостоены звания Героя Советского Союза. Мне не раз довелось встречаться с Иваном Григорьевичем. Из первых уст знаю, что в реализации своего замысла ему пришлось столкнуться с мощным сопротивлением. Были и советы «доброжелателей» не ввязываться в это «темное дело», и прямые угрозы. Но он не отступился. В середине 1960-х годов одна за другой вышли в свет его документальные повести «Руины стреляют в упор», «Дороги скрестились в Минске» и «До рассвета близко», по мотивам которых был снят многосерийный художественный фильм «Руины стреляют». После этого замалчивать правду было уже невозможно. Состоялось два заседания Бюро ЦК КПБ, на которых обсуждались материалы о минском подполье. На одном из заседаний пришлось присутствовать мне. Был очевидцем того, как Василий Козлов до последнего, в буквальном смысле этого слова, со слезами на глазах, пытался отстоять свою версию. Однако на сей раз оказался в одиночестве. Историческую справедливость восстановили. Но до полного признания было еще далеко.
В 1965 году, через полгода после того, как Генеральным секретарем ЦК КПСС стал Леонид Брежнев, Первый секретарь ЦК компартии Белоруссии Петр Машеров послал в ЦК КПСС записку под № 280 «По вопросу присвоения Минску почетного звания города-героя». Она осталась без ответа.
Понадобится еще добрых десять лет, чтобы Минску было присвоено кровью заслуженное им звание «город-герой». Причем и в этом случае немалую роль сыграл еще один журналист - заведующий корреспондентским пунктом газеты «Известия», известный белорусский драматург Николай Матуковский.
О подробностях предпринятой им аферы, иначе, пожалуй, эти события и не назовешь, стало известно из его недавней, посмертной публикации в «Комсомольской правде». Вступив в своеобразный сговор с Петром Машеровым и главным редактором газеты «Известия» Львом Толкуновым, обманув Главлит, он напечатал в трех номерах газеты (за 27, 28 и 30 апреля 1974 года) документальную повесть «1100 дней». Публикация была настолько убедительной и настолько сильной в эмоциональном отношении, что в ЦК КПСС, в редакцию «Известий» хлынул поток писем, каждое из которых заканчивалось вопросом «Почему Минск до сих пор не город-герой?!» Ежедневная почта измерялась мешками. Игнорировать мнение общественности, высказанное столь решительным образом, стало уже невозможным. Скрепя сердце, Леонид Брежнев подписалуказ о присвоении Минску звания «город-герой», но вручил Золотую Звезду лишь через… четыре с половиной года.
К сожалению, и в наши дни, спустя более семидесяти лет, предпринимается немало попыток лже-героев, а то и вовсе предателей представить подлинными героями, а героев очернить, низвергнуть с пьедестала славы, мотивируя это тем, что советская пропаганда якобы была тенденциозной. Яркий пример тому - нелепая возня вокруг Героя Советского Союза Николая Францевича Гастелло.
Подвиг этого белорусского летчика, направившего свой горящий самолет в колонну вражеских войск, общеизвестен, пересказывать его нет необходимости. В 1951 году было принято решение перенести прах героя с места падения самолета, в одном километре от Радошковичей, на центральную площадь городского поселка. Когда вскрыли могилу, где были захоронены предполагаемые останки героя, в ней обнаружили документы, принадлежащие летчикам другого экипажа этого же полка бомбардировочной авиации. Капитан Александр Маслов совершил свой последний вылет в тот же день, что и экипаж Николая Гастелло, и считался пропавшим без вести. Это дало повод для кривотолков. Особенно усердствовала вдова Александра Маслова, утверждавшая, что подвиг, приписываемый Николаю Гастелло, совершил ее муж. На самом деле никакого подлога нет. Известно, что после гибели Юрия Гагарина на месте падения его самолета нашли лишь несколько сот граммов биологического материала, причем частично принадлежавшего птице. Самолет Николая Гастелло был объят пламенем и взорвался в гуще вражеской техники. Какие могли быть останки!
Местные жители захоронили прах экипажа Александра Маслова, упавшего неподалеку, в болото. Обо всем этом знали еще тогда. Поэтому в 1952 году в Радошковичах был установлен памятник Николаю Гастелло.
Еще один памятник (авторы - скульптор А. Аникейчик, архитекторы В. Занкович, Л. Левин), на месте гибели Николая Гастелло, поставили в 1965 году.
В 1976 году проводилась реконструкция дороги Минск - Вильнюс. В разгар работ мне передали письмо вдовы одного из погибших летчиков. Соглашаясь с тем, что командиру, как и положено, возданы заслуженные им почести, она обижалась на то, что о его боевых товарищах, принявших вместе с ним героическую смерть, не сказано ни слова. Будто и не было их на борту бомбардировщика! Упрек был совершенно справедливым. По решению ЦК КПБ, памятник Николаю Гастелло был перестроен и открыт заново в день 35-летия подвига. На холме, справа от дороги Минск - Вильнюс, сооружена 10-метровая наклонная стела, на вершине которой бюст объятого пламенем летчика. На стилизованных крыльях самолета высечены фамилии членов экипажа - Г. Н. Скоробогатого, А. А. Бурденюка и А. А. Калинина. Боевые товарищи прославленного летчика посмертно награждены орденами Отечественной войны 1-й степени.
Несмотря на то, что нет никаких оснований ставить подвиг Николая Гастелло под сомнение, спекуляции на его имени продолжаются по сей день. К ним причастны даже серьезные средства массовой информации. Так, в январе 1997 года газета «Известия» опубликовала в двух номерах очерк Эдуарда Поляновского «Два капитана», в котором утверждает, что Николаю Гастелло приписали подвиг Александра Маслова. Этой же версии придерживается и автор телепередачи в цикле «Тайны века» на канале ОРТ журналист Сергей Медведев.
Охотники перелицевать всю историю Великой Отечественной войны дошли в своих измышлениях уже до того, что подвиг 28 панфиловцев - якобы вымысел газетчиков, а Зою Космодемьянскую задержали и передали в руки гестаповцев свои же крестьяне. Подобным примерам несть числа.
«Кадры решают все»
Новый, 1947 год минчане встречали с надеждами на то, что он принесет дальнейшее улучшение их жизни. И для этого были все основания. Оживала промышленность. Возобновили свою деятельность обувная фабрика имени Тельмана, швейная фабрика имени Крупской, пивзавод «Беларусь», дрожжевой завод «Красная звезда». В феврале велозавод выпустил первые велосипеды. В июле была введена в действие первая очередь тонкосуконного комбината. Богаче становилась культурная жизнь. Вернулся из эвакуации Государственный русский драматический театр. На базе разрушенного в годы войны клуба пищевиков построили кинотеатр «Победа» (архитекторы И. Лангбард и М. Бакланов).
В театре оперы и балета состоялась постановка оперы молодого композитора Дмитрия Лукаса «Кастусь Калиновский».
Правда, на уровне жизни людей это еще не сказывалось. По-прежнему были огромные очереди за продуктами. Ютиться приходилось в подвальных помещениях и бараках. Еще сложнее была ситуация на селе.
«Материальный уровень рабочих очень низкий, - докладывал в 1947 году нарком земледелия БССР Иван Ануфриевич Крупеня. - Многие семьи живут в землянках, испытывают недостаток питания. В ряде совхозов положение с одеждой и обувью настолько тяжелое, что рабочие избегают встреч с посторонними людьми… Землянки пришли в ветхость, в отдельных случаях грозят обвалом, заливаются водой, и это приводит к серьезным заболеваниям». Чтобы как-то прокормиться, многие горожане открывали под вывеской артелей и кооперативов надомные сапожные, портняжные и даже колбасные мастерские.
В начале лета 1947 года Пантелеймона Пономаренко вызвали в Москву. Поползли слухи, что в Минск он уже не вернется. И. В. Сталин решение упразднить совмещение должностей Председателя Совета Министров и секретаря ЦК на Украине и в Белоруссии, установленный во время войны. Об этом Пономаренко сообщил Жданов, намекнув, что его статус может измениться. Вечером того же дня Пономаренко пригласил к себе Сталин. В кабинете находились Молотов, Маленков, Хрущев, Берия, Жданов, Каганович и Вознесенский. Обращаясь к Пономаренко и Хрущеву, Сталин сказал:
- Мы решили разделить посты секретаря ЦК и Председателя Совмина. В войну было оправданно, а сейчас это не нужно. Вы, наверное, хотите остаться секретарями ЦК? Верно?..
Сделав паузу, Сталин, держа в руках незажженную трубку, медленно прошел вдоль кресел, внимательно вглядываясь в лица присутствующих. Он любил применять подобные психологические приемы. Зная о коварстве вождя, подозревая, что вопрос не риторический, Хрущев и Пономаренко молчали. Довольный произведенным эффектом, Сталин продолжил:
- Раз оба молчите, значит, верно…
И, помолчав еще немного, сказал:
- Но мы поступим иначе…
По бледным лицам Хрущева и Пономаренко нетрудно было догадаться, что переживали они в этот момент.
- Первыми секретарями Центральных комитетов изберем других коммунистов, не менее достойных, чем вы, занимать этот пост, а вы… - И снова взглянул на сжавшихся, будто в ожидании удара, Хрущева и Пономаренко.- …возглавите правительства республик. Какие будут мнения на этот счет у членов Политбюро?
Все члены Политбюро дружно закивали головами.
- Правильно!
- Нужна ротация кадров.
- Это ленинский подход к делу!..
- Ну, коль нет возражений, значит, так и решим… Мнение товарища Хрущева на этот счет нам уже известно. А кого вы, товарищ Пономаренко, считаете подходящим для направления на партийную работу в Белоруссию.
Явно не ожидавший такого вопроса Пономаренко замялся. Сталин терпеливо ждал.
- В партии, товарищ Сталин, таких кандидатур немало. На мой взгляд наиболее подходящими могли бы быть Игнатьев, Шаталин, Патоличев, Гусаров…
- Ну что ж, - сказал Сталин, - коль вы так считаете, первым секретарем ЦК мы рекомендуем товарища Гусарова, вторым - товарища Игнатьева и секретарем по пропаганде товарища Иовчука.
Когда все ушли, Сталин задержал Пономаренко.
За судьбой этого руководителя он следил давно, еще с того момента, когда молодой Пономаренко осмелился вступить в перепалку с Георгием Маленковым по поводу издания научно-технической литературы, настояв на выпуске учебника по металлургии буржуазного автора. Ему импонировали интеллект Пономаренко, его смелость и умение отстаивать собственную позицию. Знал, что Никита Хрущев всячески старается воспрепятствовать его дальнейшему продвижению, не брезгуя никакими методами, и даже сталкивал их иногда лбами, всегда отдавая предпочтение молодому Пономаренко. В конце жизни вождя, после того как был осужден и расстрелян по «ленинградскому делу» заместитель Председателя Совнаркома, академик Николай Алексеевич Вознесенский, которого Сталин однажды назвал своим возможным преемником, стали даже поговаривать о том, что именно Пономаренко он прочит теперь на свое место. Так ли это, теперь можно лишь гадать, но бесспорно, что Сталин высоко ценил и доверял Пантелеймону Кондратьевичу.
- Не переживайте, товарищ Пономаренко. Мы высоко ценим вашу работу и хотим использовать в новом качестве. А пока я прошу непродолжительное время остаться в республике. Вы прекрасно знаете Белоруссию. Помогите новым товарищам быстрее войти в курс дела.
Пономаренко вернулся в Минск и до мая 1948 года проработал Председателем Совета Министров республики, после чего был отозван в Москву и избран секретарем ЦК ВКП(б).
Несколько слов о выдвиженцах Сталина, поскольку сегодня их имена мало о чем говорят широкой аудитории.
Николай Иванович Гусаров - русский. Судя по всему, Сталин боялся проявления националистических настроений и старался в ставить во главе республик местных политиков. В годы Великой Отечественной воины работал на Урале, был первым секретарем Пермского обкома партии. Со второй половины сороковых годов - ответственный инструктор ЦК ВКП(б). По отзывам, отличался простотой, непосредственностью, отсутствием заносчивости. Таким оставался он и на посту руководителя Белоруссии. Не раз видел его на волейбольной площадке, где он играл с рядовыми комсомольцами. За неудачную подачу или прием мяча мог выслушать от них и нелицеприятные реплики. Однако реагировал спокойно, без амбиций.
Семен Денисович Игнатьев вошел в историю страны как личность весьма одиозная. Выходец из бедной крестьянской семьи, он быстро сделал партийную карьеру. Перед назначением в Минск занимал пост первого заместителя начальника Управления по проверке партийных кадров ЦК ВКП(б). Дальнейшая его судьба оказалась более драматичной. Был министром МГБ, именно при нем раскручивалось знаменитое «дело врачей». После смерти Сталина буквально один месяц побыл вторым секретарем ЦК КПСС. По инициативе Берии подвергся опале, едва не лишился партийного билета. Закончил свою карьеру на второстепенных партийных должностях.
Михаил Трифонович Иовчук - выходец из Белорусии, родился в Кобринском районе. Доктор философские наук, член-корреспондент Академии наук СССР. В 1941-1947 годах - в Управлении пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Личность противоречивая. Одни считали его талантливым ученым, другие, напротив, прощелыгой; поговаривали, что не сам писал все свои труды. Не думаю, что это так. В его эрудиции и ораторском мастерстве мог убедиться лично. Однажды в разговоре с ним я, процитировав Ленина, ошибочно сослался не на ту работу. Надо было видеть изумление в глазах Иовчука. Не знать марксистско-ленинское наследие он считал кощунством.
Несмотря на то, что каждый из этих руководителей обладал несомненными достоинствами, откровенно говоря, их вклад в развитие республики был незначительным. Экономический и культурный расцвет Белоруссии связан с именами других политиков...
Конец 1947 года ознаменовался событием, которое сказалось на жизни всех советских людей. 15 декабря, в понедельник, в «Правде», «Известиях», а в БССР - в «Советской Белоруссии» и «Звяздзе», было опубликовано постановление Совета Министров СССР и ЦК ВКП (б) № 4004 за подписью председателя Совета Министров СССР Сталина и секретаря ЦК ВКП(б) Жданова о денежной реформе и отмене карточной системы. В результате ее осуществления государственные розничные цены в 1948 году сократились на 17 процентов, а рыночные - более чем в три раза. Вот тут, пожалуй, будет уместным вспомнить знаменитую сталинскую фразу: «Жить стало лучше, жить стало веселее!»
Обмен старых денег на новые длился неделю - с 16 до 22 декабря. Ажиотажа не наблюдалось. В БССР открыли 1.700 обменных пунктов, подготовили более 7 тысяч кассиров и специалистов банков и почтовых отделений. Правда, не обошлось и без попыток нагреть на этом руки. Сохранить в тайне сроки и условия реформы, конечно же, не удавалось. Некоторые чиновники раньше времени открыли заветные инструкции и ознакомились с ними. Узнав правила обмена, быстренько понесли свои личные сбережения в сберкассы или стали делить крупные вклады на несколько мелких. До трех тысяч деньги менялись 1 к 1, свыше трех - 2 к 3, и чем крупнее вклад, тем больше пропорция обмена. В архивах хранится отчет белорусского министра финансов Куликова секретарю ЦК КП(б)Б Николаю Гусарову. На документе резолюция Гусарова красным карандашом: «Работников, рассекретивших государственную тайну, надо снимать с постов и строго наказывать. Проведите срочно расследование». Министерства внутренних дел СССР и БССР провели очень тщательное расследование и буквально через несколько дней проштрафившиеся руководители были сняты со своих постов. Некоторые из них угодили затем за решетку.
Больше всего, конечно, людей радовала отмена карточной системы. Кстати, продукты и товары перед реформой придерживались торговлей для создания товарного запаса, чтобы в первые дни, 16, 17 декабря, покупателей в магазинах не встречали пустые прилавки.
Чтобы читатели смогли лучше представить значение этого события, приведу цены на наиболее ходовые продукты питания после отмены карточек. Напомню: они были едиными по всей стране. Изменение цены даже на одну копейку производилось только по решению союзного правительства. Итак, в конце 1947 года стоили:
Ржаной хлеб (1 кг) - 3 рубля;
Молоко (1 литр) - 3-4 рубля;
Пшеничный хлеб (1 кг) - 4 рубля 40 копеек;
Пиво «Жигулевское» (0,5 литра) - 7 рублей;
Гречневая крупа (1 кг) - 12 рублей;
Судак мороженый (1 кг) - 12 рублей;
Яйца куриные (10 шт.) - 12-16 рублей;
Сахар (1 кг) - 15 рублей;
Масло подсолнечное (1 литр) - 30 рублей;
Водка «Московская» (0,5 литра) - 60 рублей;
Масло сливочное (1 кг) - 64 рубля;
Кофе (1 кг) - 75 рублей.
Зарплата большинства городского населения составляла 500-1000 рублей…
Работая секретарем райкома, я ощущал недостаток знаний. И при первой же возможности поступил на заочное отделение Высшей партийной школы в Москве. Программа была насыщенная, с углубленным изучением истории партии, философии и политэкономии социализма. Работы писать приходилось по ночам. Анна затем перепечатывала их на пишущей машинке. Ее она освоила еще в армии, в трудные годы даже подрабатывала с ее помощью.
Однажды встретил Илью Павловича Кожара. Знаменитый партизанский командир, Герой Советского Союза, после войны непродолжительное время работал секретарем Гомельского обкома партии, а затем был назначен директором Республиканской партийной школы при ЦК КПБ. Узнав о моих мытарствах, Кожар посоветовал:
- Зачем ты истязаешь себя! Поступай на очное отделение нашей школы. Программа обучения практически не отличается от программы московской ВПШ. Даже преподаватели многие те же, приезжают для чтения лекций к нам из столицы. Одним выстрелом двух зайцев убьешь. А публика у нас какая! Помимо партийных работников, известные писатели, артисты Можно сказать, цвет белорусской нации.
Я так и сделал. Конечно, первый секретарь Сталинского райкома партии Демидов был недоволен. Но признал, что поступаю я разумно,
С головой ушел в учебу. Впервые за многие годы появилась возможность и для отдыха. Приятно, что во время учебы в ВПШ я встретил своего однокашника по Оршанскому училищу Анатолия Андреева. Его военная судьба сложилась тоже не просто. Войну он встретил в Оршанском депо и ушел в партизаны вместе с Константином Заслоновым, был комиссаром отряда. После разгрома отряда и гибели Заслонова перешел линию фронта и прошел обучение на курсах по диверсионной деятельности. Всю войну провел в тылу врага на территории оккупированных Белостокской и Гродненской областей, активно участвуя в уничтожении техники и живой силы противника. Награжден многими орденами и медалями.
Долго блаженствовать в партшколе мне не пришлось. На втором курсе избрали секретарем партийного комитета ВПШ. Парторганизация насчитывала 800 коммунистов, хлопот прибавилось…
В 1948 году в руководстве Белоруссией произошли значительные изменения. Очередной жертвой Лаврентия Цанавы стал Председатель Президиума Верховного Совета БССР Никифор Наталевич. Причем причина его отставки была самая, что ни на есть банальная. Одна из дочерей Наталевича, гостившая на его родине в Орше, влюбилась в тамошнего попа. Бдительные сексоты сообщили об этом в МГБ. И Цанава не упустил возможность раскрутить дело о моральном разложении семьи председателя парламента. Спасая Наталевича от более серьезного наказания, в марте его сослали подальше от глаз Цанавы - в Пензу, председателем облпотребсоюза. В мае уехал в Москву Пантелеймон Пономаренко. Эти ключевые в иерархии власти посты заняли соответственно Василий Иванович Козлов и Алексей Ефимович Клещев. Последний был выходцем из Полесья. Незаметный хозяйственник, в годы войны он сыграл заметную роль в организации подполья еа Пинщине - был уполномоченным ЦК КП(б)Б по Пинской области, первым секретарем Пинского подпольного обкома партии, командиром партизанского соединения. После освобождения Белоруссии работал первым секретарем Пинского, а в 1946-1948 годах - Полоцкого обкомов КПБ...
...Идя по утрам в ВПШ, которая располагалась на улице Маркса, я видел, как растет и хорошеет изо дня в день город. На 1 августа 1950 года в Минске насчитывалось 273,6 тысячи жителей - больше, чем перед началом войны (238,8 тысячи). Действовали 500 промышленных предприятий. Объем валовой продукции на 95 %, то есть фактически вдвое (!) превысил довоенный уровень. Дали первую продукцию автомобильный и тракторный заводы. Жилой фонд вырос за это время в несколько раз и составил свыше 1 миллиона квадратных метров. Появилось более ста новых улиц. В основном была завершена реконструкция Советской улицы, ее улицу Пушкинскую одели в асфальт, украсили взрослыми липами, и теперь здесь велось бурное строительство жилых и административных зданий. В начале 1950/1951 учебного года в городе обучались 39 тысяч школьников, 7600 учащихся средних специальных учебных заведений и 14 тысяч студентов вузов. В Минске работали 31 клуб, 8 музеев, 3 театра и 17 кинотеатров. Когда сегодня осмысливаешь темпы послевоенного строительства, они кажутся нереальными. Это результат невиданного трудового энтузиазма, с которым минчане возрождали свой любимый город…
В октябре 1950 года, незадолго до окончания республиканской ВПШ, в выпускной комиссии, меня распределили в Калининград на должность начальника отделения железной дороги, а Андреева - на такую же должность в Брест. Когда бумаги на нас понесли к руководству, первый секретарь Минского обкома партии Мазуров их задержал. Долгие четыре месяца после окончания ВПШ я ждал назначения и заочно учился в Московской ВПШ. Андреев уже давно работал в отделе транспорта Совмина. Наконец, и меня вызвали в обком к Мазурову После той памятной встречи в палатке мне приходилось не раз сталкиваться с ним на партийных предприятиях - в 1949-1950 годах Кирилл Трофимович возглавлял Минский горком партии.
- Есть мнение направить вас первым секретарем Сталинского райкома партии. Что думаете по этому поводу?
Ничего, кроме «да», Мазуров от меня и не ожидал. А я возьми да брякни:
- Кирилл Трофимович, я знаю, что освобождается и место Кагановичского райкома партии. В этом районе размещается Белорусская железная дорога.Так, может, резоннее было бы направить меня именно туда, я же - профессиональный железнодорожник.
Мазуров строго посмотрел на меня:
- Где вас лучше использовать, будет решать обком.
Так я стал первым секретарем Сталинского райкома партии, сменив Демидова, который перешел на профсоюзную работу.
Сегодня о руководителях советского времени не принято говорить хорошо. Всех их под одну гребенку нарекли партократами. Это совершенно незаслуженная оценка. Кирилл Мазуров и большинство его сподвижников были подлинными вожаками, интеллектуалами, талантливыми организаторами, умевшими сплачивать вокруг себя людей, бесконечно преданными своему делу, ставившими его выше личных интересов. Они были начисто лишены бахвальства, самолюбования, абсолютно равнодушны к роскоши. Теперь даже чиновники среднего уровня стремятся выстроить себе дорогие коттеджи, нисколько не думая о том, что скажут об этом люди. Мазуров был совершенно другим. Даже став руководителем партийной организации республики, жил в обычной городской квартире в доме с общим двором и общим входом. Помнится, уже в мою бытность председателем Минского горисполкома ко мне пришел управляющий делами ЦК.
- Василий Иванович, в Броневом переулке освобождается двухквартирный дом. Давайте перепланируем его под небольшую резиденцию для Мазурова. Неудобно как-то: первый секретарь ЦК, а живет на виду у всех!
Я посмотрел этот домик. Не Бог весть что, но все же получше, чем обычная квартира. Рассказали о нашем предложении Мазурову. Тот поначалу согласился. Даже осмотрел дом. А когда узнал, что его намерены перестраивать специально под него, отказался, не захотел выделять себя среди других руководителей. Меня это нисколько не удивило. Потому что бытовая неприхотливость была характерна для всех. Моя семья в то время тоже жила в обычном доме без центрального отопления. В подвале имелась небольшая котельная. Мне приходилось вставать по ночам и, вспоминая свою юность, подбрасывать уголек в топку. Смешно вспоминать: жена одного из секретарей ЦК, который жил в отдельном доме без удобств, выращивала даже кур. Боюсь, что, прочитав об этом, молодые читатели не поверят мне. Но так было. Руководители республики не считали себя небожителями, делили общую судьбу с народом. И Кирилл Мазуров показывал в этом пример. Никогда не отгораживался от людей. Мог позвонить и попросить:
- Покажи, как будет благоустраиваться парк имени Горького.
И мы шли туда пешком, без всякой охраны. Любой прохожий мог подойти к нему поздороваться, спросить о чем-нибудь. А то садился за руль автомобиля, а водил он очень хорошо, и уезжал в какой-нибудь из районов города. Опять-таки без всякого сопровождения, без вереницы милицейских «мигалок». Мне скажут: время было другое. Это верно. Но и руководители были другие. Строгость, принципиальность органично сочетались в их характере с простотой, доступностью, тактом. Никогда не слышал, чтобы Мазуров повысил на кого-то голос или употребил нецензурную лексику. Об этом я буду говорить еще много раз. Потому что убежден: там, где есть Личность, будет и успех…
***
Лаврентий Цанава продолжал вершить свои черные дела. Секретное досье у него имелось на всех без исключения руководителей. Время от времени он пускал их в ход. В 1950 году пришла очередь Николая Гусарова. Цанава сигнализировал наверх, что Гусаров «игнорирует коллегиальность руководства, самолично изменяет решения Бюро ЦК, неправильно относится к критике недостатков, не работает с партийным активом, не информирует правдиво ЦК ВКП(б) о состоянии дел в республике». Решение об отставке последовало незамедлительно. Что-что, а неправильное информирование о положений дел на местах страдавший подозрительностью Сталин, которому повсюду чудились заговоры, простить не мог.
Когда об этом стало известно в Минске, Предводитель Совета Министров А. Е. Клещев, Председатель Президиума Верховного Совета В. И. Козлов, секретарь ЦК КП(б)Б М. В. Зимянин, заместитель Председателя СМ БССР П. А. Абрасимов устроили небольшой междусобойчик - обсудив сложившуюся ситуацию, прикинули, кому из них возглавить партию. Решили, что более достойных кандидатур нет. И хотя каждый из них считал себя лучшим, место первого секретаря было одно. Выбор на секретаря ЦК КП(б)Б Василия Ефимовича Чернышева. Его послужной список был наиболее впечатляющим. Участник Великой Отечественной войны с 1941 года, генерал-майор. За успешное руководство партизанской борьбой, личное мужество и отвагу в 1944 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Работал первым секретарем Брестского, Минского обкомов партии. Через Поскребышева сообщили об этом Сталину. Тот вроде бы согласился. И о том, что решение об утверждении Чернышева последует со дня на день, говорили уже открыто. Как раз в эти дни в Москве проходила сессия Верховного Совета СССР, и все руководители республики принимали в ней участие. Но Сталин, всегда отличавшийся непредсказуемостью характера, решил все по-своему. В том, что Минск предлагает согласованную в руководящих кругах кандидатуру, ему показался сговор. В перерыве между заседаниями сессии он вызвал к себе первого секретаря Ростовского обкома партии Николая Семеновича Патоличева, кстати, близкого друга по Уралу Николая Гусарова. Разговор происходил наедине.
Расспросив, как это бывало обычно, о делах, неожиданно сказал:
- Белорусские товарищи не назвали из своей среды никого на пост первого секретаря Центрального Комитета Компартии республики. Мы хотели бы рекомендовать вас. Как вы смотрите на это предложение?
Растерявшись, Патоличев не нашелся что ответить. Предложение Сталина было для него совершенно неожиданным. И тогда Сталин сказал с нажимом на первое слово:
- Надо ехать в Белоруссию, товарищ Патоличев!
- Готов, товарищ Сталин, - ответил ростовский секретарь.
- Ну, желаю успеха,
Сталин пожал Патоличеву руку и ушел…
Судьба Николая Семеновича Патоличева во многом типична для его поколения. Родился в Нижегородской области в крестьянской семье. Отец погиб под Царицыном во время Гражданской войны. Сталин, который близко знал его, не оставил мальчишку-сироту в беде, определил в детскую трудовую колонию к Антону Макаренко, о котором уже тогда газеты писали, как о выдающемся педагоге. Получив здесь среднее образование, работал в комсомоле, служил в армии. В 1937 году окончил Военную академию химической защиты. Возглавлял партийную организацию одного из заводов в Ярославле, затем Ярославский и Челябинский обкомы партии, был секретарем ЦК ВКП(б), секретарем ЦК Компартии Украины по сельскому хозяйству и заготовкам. С мая 1950 года - первый секретарь ростовского обкома ВКП(б)…
Повидавший в детстве немало несправедливости, Патоличев очень бережно относился к кадрам. Для него люди всегда были важнее машин и станков. Проявить характер ему пришлось в первые же дни работы в Минске. Изгоняя Николая Гусарова, агитпроп подготовил расправу и над первым секретарем ЦК ЛКСМБ Петром Машеровым. Логика была проста: партийный и комсомольский руководители - как сиамские близнецы; коль допускал промахи в работе первый из них, значит, небезгрешен и второй.
В державшей нос по ветру республиканской печати появились материалы, подвергшие Машерова разнузданной критике. Думаю, при любом другом руководителе его судьба была бы предрешена. Не сомневаюсь, что первый секретарь ЦК ВЛКСМ Николай Михайлов приехал в Минск именно с такой миссией. Рискуя вызвать гнев вождя (Сталину ничего не стоило поменять свое решение, людей он переставлял с места на место, словно фигуры на шахматной доске), Патоличев выступил на пленуме ЦК ЛКСМБ в защиту Машерова. Опытный Михайлов, сориентировавшись по ходу прений, представил критику в прессе как прививку молодому руководителю против зазнайства и предложил переизбрать Машерова на новый срок.
Принято говорить, что каждый человек кузнец своего счастья. Но в реальной жизни часто бывает так, что мы оказываемся заложниками беспощадной судьбы. Это подметил популярный в XIX веке поэт Н. С. Соколов. Поводом стала личная трагедия Луи Бонапарта Наполеона. Этот великий французский полководец покорил всю Европу, с триумфом дошел до Москвы, а затем в блеске славы, даже без решающей битвы, растерял все и вся и, гонимый русскими мужиками, с позором бежал на родину, едва не утонув в Березине под Борисовом. Размышляя над превратностями его судьбы, поэт написал:
Судьба играет человеком,
Она изменчива всегда,
То вознесет его высоко,
То бросит в бездну без стыда.
Сочиненную неизвестным композитором на эти слова песню «Шумел, горел пожар московский» распевала вся Россия.
Кто знает, как сложилась бы дальнейшая жизнь Петра Мироновича Машерова, не защити его тогда Патоличев? А через несколько лет и сам Николай Семенович окажется в аналогичной ситуации.
Стиль руководства Николая Патоличева заметно отличался от стиля других руководителей. Каждое утро он начинал не с планерки, а с объезда Минска. В первый же раз обратил внимание на большие очереди на автобусных остановках. Ожидая транспорта, люди в мороз и слякоть простаивали иной раз по полчаса. Остановился. Поговорил с минчанами. Узнал, что ситуация типичная. Уточнил, с чем связана неритмичная работа общественного транспорта. Оказалось, дело не только в недостатке машин, но и в элементарной небрежности соответствующих служб. По его распоряжению автобусы по улице Советской стали ходить с интервалом в три минуты. Причем никогда не нарушали этот режим. В автобусном парке знали: утром Патоличев снова проедет по городу!
Столь же внимательно следил Патоличев за благоустройством города, требовал, чтобы в новых микрорайонах создавалась вся необходимая инфраструктура, обеспечивался максимум удобств для минчан. В годы его правления проведено масштабное озеленение улиц. В частности, в районе цирка до войны было три небольшие улочки, имевшие затрапезный вид. Здесь же размещались городские бани. По указанию Патоличева, на их месте было построено новое здание цирка и разбит сквер имени Янки Купалы…
***
1951 год выдался богатым на события, и мне пришлось с головой окунуться в работу. 25 февраля состоялись выборы в Верховный Совет БССР. В первые послевоенные годы избирательным кампаниям уделялось огромное внимание. Они должны были подчеркнуть единство советского народа, его сплоченность вокруг Коммунистической партии. Сегодня это многим покажется странным, но наряду с кандидатами из Белоруссии в Верховный Совет республики выдвигались и руководители Советского государства. На предвыборном собрании рабочих и служащих Минского станкостроительного завода имени Кирова было принято решение о выдвижении кандидатом по Сталинскому избирательному округу № 2… Иосифа Виссарионовича Сталина. С такой инициативой выступили слесарь Б. А Малявко и инженер-конструктор Г. М. Кривенко. «Великий Сталин - первый кандидат белорусского народа», писала газета «Советская Белоруссия». 25 января пресса сообщила о том, что вождь дал согласие баллотироваться по Сталинскому избирательному округу № 2, и окружная избирательная комиссия зарегистрировала его. По этому поводу на столичной площади имени Ленина состоялся стотысячный митинг. Можете себе представить, какая ответственность ложилась на мои плечи в первые месяцы работы в новой должности!
В день выборов каждый из районов города старался как можно быстрее отрапортовать о завершении процедуры голосования. Для этого мы решили пораньше разбудить как можно больше избирателей, чтобы закончить голосование уже до обеда. Придумали простой ход - посадили на открытые автомобили музыкантов, которые играли бодрые марши, и провезли их по улицам района в 6 утра. Были уверены, что Сталинский район раньше всех проголосует за товарища Сталина. К девяти часам утра число голосовавших превысило 80 %. В это время раздался телефонный звонок, звонил Мазуров. Раздраженным тоном он поинтересовался, почему Кагановичский район уже закончил выборы и отчитался о 100-процентной явке, а Сталинский плетется в хвосте. Я пообещал, что приму все возможные меры для исправления ситуации, но стоял на своем, что выборы могут закончиться только к часам двенадцати. После этого звонка у меня состоялся разговор с председателем нашего райисполкома И.И. Попком. Рассказал ему о недовольстве Мазурова, прибавив кое-что от себя.
Разволновавшись, Иосиф Игнатьевич, буквально через час, передал в городскую избирательную комиссию сведения о том, что в Сталинском районе проголосовало 120% избирателей, чем поверг в шок все вышестоящие органы. В конце концов, разобрались, - в спешке включили отдельной строкой тех избирателей, которые голосовали по открепительным талонам, не включив их в общие списки избирателей. Этот случай еще долго нам вспоминали, и он вошел в ряд самых курьезных моментов избирательных кампаний…
В 1951 году состоялись выборы в высшие законодательные органы и во всех остальных республиках СССР. После официального утверждения их результатов, 1 марта, было опубликовано сообщение Центрального Комитета партии и правительства «О новом снижении государственных розничных цен на продовольственные и промышленные товары». Подобные акции проводились после войны регулярно и приурочивались всегда к праздникам или важнейшим политическим событиям. В 1951 году цены были снижены:
- на хлеб, муку, крупу, рис, мясо и мясопродукты - на 15 процентов;
- на рыбу, соки, водку, ликеры, коньяки, радиоприемники, велосипеды, мотоциклы, часы - на 10 процентов;
- на мебель, наиболее ходовые строительные материалы, спички, керосин - на 20 процентов.
В тяжелые послевоенные годы, когда каждая копейка была на счету, снижение розничных цен воспринималось людьми как проявление о них огромной заботы партии и правительства, и это вызывало вполне понятную ответную реакцию - повышенные социалистические обязательства, общественную активность.
В 1951 в жизни Минска произошло еще несколько знаменательных событий.
17 апреля за счет разукрупнения Сталинского, Ворошиловского и Кагановичского районов были образованы два новых: Ленинский и Фрунзенский. Но в промышленном производстве ключевую роль продолжал играть Сталинский район: на его долю приходилось около 70 процентов валовой продукции. Здесь находились заводы; автомобильный, тракторный, подшипниковый, металлоконструкций, станкостроительный имени Кирова, инструментальный, фабрика имени Крупской и другие. Строились моторный завод, ТЭЦ-3, запчастей, автоматических линий, электротехнический.
А 5 ноября того же года был торжественно открыт новый универмаг. Прежний ГУМ, существовавший с 1934 года в здании бывшего Польского банка на углу Советской и Комсомольской улиц, во время бомбардировок был разрушен, и его решили не восстанавливать.
Разрешение на строительство нового здания ГУМа было подписано 26 июля 1945 года в Кремле заместителем Председателя Совнаркома СССР Анастасом Микояном. Ведущим автором проекта здания стал архитектор Роман Гегарт. Начинали строить ГУМ пленные немцы: заливали фундамент, возводили стены. Но к концу 1948 года немецких военнопленных в городе уже не было, их возвратили на родину. И стройку продолжали только наши строители. Кстати, работники ГУМа также отработали на ней немало дней.
5 ноября магазин открыли, но в этот день его посетили только руководители республики и города, представители общественности и прессы. Для обычных граждан ГУМ распахнул двери 6 ноября. Накануне открытия очередь из покупателей протянулась на два квартала, до Немиги. Утром толпы минчан перекрыли проспект Сталина. Километровую очеродь желающих попасть в магазин регулировала конная милиция.
Новый магазин казался сказочным дворцом торговли. У входа стоял швейцар, сияли зеркала. Интерьер здания поражал глаз обывателя. Торговое оборудование было выполнено из ценных пород дерева, паркетные полы, дорогостоящие люстры с лампами дневного света, на окнах - шелковые гардины. Всюду - полированный дуб, бронза, шелк… На этажах находились автоматы, которые за символическую плату выдавали порцию одеколона, обрызгивая им покупателя. Тот, кто видел популярную советскую кинокомедию «Королева бензоколонки», помнит, как действовало это «чудо техники». В тот день впервые на прилавках появились импортные товары из Чехословакии, Польши, ГДР и Франции…
На следующий день весь город праздновал очередную годовщину Великой Октябрьской социалистической революции, а продавцы ГУМа провели его на работе - подсчитывали небывалую выручку. Было продано столько товаров, что купюры не помещались в кассовых аппаратах. Тогда в киоски, где сидели кассиры, поставили цинковые баки для выварки белья и сбрасывали в них деньги.
Еще несколько месяцев после открытия магазина с шести утра на улице выстраивалась плотная вереница людей. Бывало и такое: толпа покупателей несется по лестнице на верхние этажи, теряя одну из галош. На первом этаже было бюро услуг. Администратор и швейцар сносили туда обувь, расставляли находки у стены, а после возвращали их владельцам по предъявлению второго экземпляра.
БЫЛ КУЛЬТ, НО БЫЛИ И ЛИЧНОСТИ
Второй секретарь Минского горкома партии
С 1950 года Минский горком партии возглавлял Иван Денисович Варвашеня - один из организаторов подполья и партизанского движения в Минской области, человек исключительного мужества и кристальной честности. Был он к тому же патологически скромен, никогда не выпячивал свои заслуги, потому и остался без Золотой Звезды Героя Советской Союза, хотя заслуживал ее никак не меньше многих других, отмеченных этой высшей наградой страны; увековечение его имени в названии улицы хотя бы частично компенсирует эту несправедливость. У минчан он всегда пользовался большим уважением.
Как-то в начале сентября 1952 года Варвашеня попросил меня срочно приехать в горком. Подобные вызовы не были редкостью, и я захватил с собой оперативную информацию по экономике района, которая могла бы понадобиться партийному руководителю города. Но на этот раз речь зашла о другом.
- Второй секретарь горкома Лубенников уходит первым секретарем Бобруйского обкома партии. На его место хочу рекомендовать тебя. Что ты сам думаешь на этот счет?
Леонид Игнатьевич Лубенников приехал в Минск в 1946 году парторгом ЦК ВКП (б) на тракторный завод, была в то время такая должность, он же возглавлял партком предприятия, с 1949 года - секретарь, с февраля 1952 года - второй секретарь Минского горкома партии. У этого человека удивительная судьба. В годы войны он был тяжело ранен, крошечный осколок угодил прямо в сердце и застрял в нем. Врачи не рискнули извлекать его оттуда, Лубенников так и прожил с ним всю жизнь. Но при этом никогда не жаловался, не требовал для себя льгот, тянул тяжелую партийную ношу наравне со всеми…
Вопрос Варвашени застал меня врасплох. Попробовал было возразить, сослался на то, что город знаю слабо. Но эти аргументы Варвашеня отклонил как несерьезные.
- Пленум горкома завтра. Вместе с тобой будет баллотироваться первый секретарь Ворошиловского райкома Гурский. Но поскольку наверху вопрос о тебе согласован, я думаю, обойдется без неожиданностей. Включайся в работу немедленно. До XX съезда Компартии республики остаются считанные дни, и мы должны подготовиться к нему основательно.
Как и предполагал Варвашеня, пленум прошел строго по утвержденному сценарию.
Прощание с сотрудниками Сталинского райкома прошло в трогательной обстановке. За годы совместной работы мы научились понимать друг друга с полуслова, и теперь их лица говорили мне даже больше, чем могли сказать самые высокопарные речи…
По заведенной практике выступления первого секретаря готовил весь аппарат горкома. Информацию отделов сводил воедино кто-нибудь из секретарей. Варвашеня попросил сделать это меня.
- Посмотри на ситуацию в городе свежим взглядом. Съезду партии надо представить объективную картину.
А картина вырисовывалась нерадостная. Из 47 объектов, ввод в строй которых намечался в 1952 году, 14 переносились на первое полугодие следующего года. Во многом это объяснялось тем, что строительная отрасль оказалась фактически бесхозной. Малочисленный отдел промышленности физически не мог уследить за всей экономикой, и важные объекты были отданы на откуп самим строительным организациям. Институт «Белгоспроект», забравший в свои руки проектирование жилого фонда и большинства объектов соцкультбыта, тоже оказался перегруженным. Авторы проектов редко бывали на строительных объектах, пустив дело на самотек.
Разобравшись с ситуацией, посоветовавшись с секретарями райкомов партии, председателями райисполкомов, я предложил создать в структуре горкома отдел строительства. Варвашеня со мной согласился, и на ближайшем пленуме такой отдел был создан. Его возглавил опытный строитель Н. В. Кащеев, впоследствии работавший министром сельского строительства БССР.
Помимо подготовки доклада, в первые дни работы в горкоме мне пришлось заниматься вопросом, далеким от экономики. По заданию ЦК КП(б) Белоруссии творческий коллектив под руководством известного скульптора Заира Азгура изготавливал монумент Сталину, который предполагалось установить на Центральной площади Минска в день открытия XX съезда.
Азгуру помогали Андрей Бембель, Алексей Глебов и Сергей Селиханов. Задание считалось особой важности, тщательно продумывалась каждая мелочь. В тюрьму можно было угодить даже за неудачную оговорку о вожде. А тут его образ воссоздавался на века! Заир Азгур рассказывал мне, что во время утверждения проекта в ЦК партии было много замечаний по фигуре Сталина. Но ему почти по всем пунктам удалось отстоять свою точку зрения. Долгое время оставался нерешенным лишь один вопрос: быть вождю на памятнике с головным убором или без него? В конце концов, доводы Азгура был приняты. А он считал, что генералиссимус, несмотря на его почти божественный статус, подчеркивая, что он плоть от плоти народа, должен стоять перед ним с непокрытой и слегка склоненной головой. Бронзовая скульптура была отлита по заранее подготовленной модели, вылепленной из глины. Понимая, что хрупкую фигуру столь большого размера невозможно будет перевести, Сталина лепили прямо в «литейке» автозавода. За несколько дней до установки кто-то заметил, что на обуви вождя нет положенного ранта. Поднялся страшный переполох. Несколько автозаводских бригад, сменяя друг друга, работая в три смены, вырубали его вручную.
Не менее основательно готовились и к самому открытию монумента. На краю площади посадили деревья, разбили сквер, в центре - установили пятиметровый бетонный постамент.
***
Несколькими годами позже, у Александровского сквера, соорудят балюстраду и правительственные трибуны; здесь по большим праздникам будут проводиться военные парады и праздничные демонстрации трудящихся.
ХХ съезд КП(б) Белоруссии проходил в Минске с 21 по 23 сентября 1952 года. На нем были подведены итоги мирных двух лет пятой пятилетки, намечены задачи на ближайший период. Коммунисты Белоруссии в очередной раз заверили партию и правительство в готовности отдать все силы на построение социализма.
Торжественное открытие памятника Сталину произошло при огромном стечении народа. Центральная площадь была заполнена полностью. Толпились люди и на подходе к ней.
Митинг открыл первый секретарь Минского областного комитета KП(6)Б Кирилл Трофимович Мазуров. Выступали рабочие, ученые, представители творческой интеллигенции. Произносились обычные в то время слова благодарности вождю, здравицы в его честь. На этой высокой ноте заключил свою речь и Николай Семенович Патоличев: «Пожелаем нашему дорогому товарищу Сталину многих лет жизни на благо и счастье народов Советского Союза и трудящихся всего мира!» В заключение митинга Иван Денисович Варвашеня обнародовал постановление исполкома Минского городского Совета депутатов трудящихся «О переименовании центральной улицы города Минска от Дома Правительства БССР до Московского шоссе в проспект имени Сталина». Над площадью долго не смолкали овации…
Величественный монумент Иосифу Сталину простоит на площади десять лет. Кроме него в Минске вождь был запечатлен еще всего в двух памятниках. Один из них, почти копия первого, но поменьше размером, стоял в парке имени Горького, второй (Сталин беседует с Лениным) - у входа в Ленинскую библиотеку, на улице Красноармейской.
Даже после разоблачения культа личности на XX съезде КПСС памятники Сталину не трогали. Словно опасались мести мертвого вождя. Существует же поверье, что египетские фараоны карают смертью всякого, кто посягнет на их гробницы. Сталин для советских людей того поколения значил ничуть не меньше какого-нибудь Тутанхамона. Лишь на XXII съезде КПСС, в работе которого мне довелось участвовать, приняв Программу строительства коммунизма, решили окончательно очиститься и от сталинского наследия. Было принято решение вынести его из мавзолея, где он лежал рядом с Лениным, и перезахоронить у Кремлевской стены. Делали это тайком, под покровом ночи, опасаясь массовых протестов. Если уж осмелились потревожить останки вождя, то и участь его памятников была предрешена.
***
Спустя непродолжительное время после окончания работы съезда в Москве мне позвонил Кирилл Мазуров:
- Василий Иванович, сегодняшней ночью военные будут демонтировать памятник Сталину на площади. Ты не вмешивайся, но проследи, чтобы не было никаких эксцессов. Решение об этом принято при соблюдении строжайшей секретности. Но ты же знаешь: нет ничего тайного, что не стало бы явным. Наверняка, найдется немало желающих поглазеть на это событие. Возможно, придется применять взрывчатку. Не дай Бог, кто-нибудь пострадает!
Подготовку к демонтажу начали вечером 2 ноября 1961 года. Под видом реконструкции площади ее обнесли деревянным забором. Чтобы никто не заглядывал даже в щели между досками, по всему периметру поставили часовых. Впрочем, те, кто хотел, могли наблюдать за происходящим из скверика возле Дома офицеров, оттуда все было видно, как на ладони.
Помучиться с памятником пришлось основательно, ставили-то его на века. Сначала снимали саму бронзовую фигуру. Тоже оказалось непростым делом. Пришлось членить ее на части. Но больше всего проблем доставил пьедестал. Он был сооружен из бетонного монолита, ноги скульптуры приварены к стальным рельсам. Ходили слухи, что монумент разрушили с помощью танков. Неправда. С ним не справился бы даже самый мощный танк. Пьедестал действительно пришлось взрывать.
Все было кончено только к утру. Фрагменты памятника разложили по ящикам, тщательно запаковали, составили опись, подробно расписав, где что лежит, и вывезли на Обувную улицу (нынче улица Короля); там, около старого еврейского кладбища, располагался «Трест по благоустройству города». Поставили ящики в одном из ангаров для автотранспорта по очистке и уборке улиц. В конце 1960-х годов, сдавая дела новому председателю горисполкома, я заглянул туда в последний раз. Ящики были еще на месте. Куда они подевались потом, не знаю. Скорее всего, монумент отправили на переплавку. Хотя подобные истории всегда обрастают множеством слухов. Вот и теперь говорят, что коммунисты-приверженцы Сталина выкрали их и закопали в секретном месте. Придет, мол, день - и вождь снова займет свое законное место на площади.
Любопытно, что сам Сталин, еще на пике своего могущества, предсказал и собственную судьбу, и судьбу СССР. Об этом свидетельствует дневниковая запись Александры Коллонтай, сделанная ею осенью 1939 года. Будучи послом Советского Союза в Швеции, она приехала в Москву за инструкциями в связи с нападением гитлеровской Германии на Польшу. С ней захотел встретиться Сталин. И в заключение беседы сказал:
«Многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплеваны. Прежде всего за рубежом, да и в нашей стране тоже… И мое имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне припишут множество злодеяний… Сила СССР - в дружбе народов. Острие борьбы будет направлено прежде всего на разрыв этой дружбы, на отрыв окраин от России. Здесь, надо признаться, мы еще не все сделали. Здесь еще большое поле работы.
С особой силой поднимет голову национализм. Он на какое-то время придавит интернационализм и патриотизм, только на какое-то время. Возникнут национальные группы внутри наций и конфликты. Появится много вождей-пигмеев, предателей внутри своих наций.
В целом в будущем развитие пойдет более сложными и даже бешеными путями, повороты будут предельно крутыми. Дело идет к тому, что особенно взбудоражится Восток. Возникнут острые противоречия с Западом.
И все же, как бы ни развивались события, но пройдет время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего социалистического Отечества. Год за годом будут приходить новые поколения. Они вновь подымут знамя своих отцов и дедов и отдадут нам должное сполна. Свое будущее они будут строить на нашем прошлом»…
Потрясенная до глубины души тем, что услышала из уст Сталина, Александра Коллонтай изложила пророчество вождя почти дословно…
За официальными мероприятиями 1952 года скрывалась подковерная борьба за власть, проходившая в Кремле. До нас доходили лишь ее отдаленные отголоски. Некоторое недоумение у меня и других партийных работников вызвала статья Лаврентия Берии по национальному вопросу, опубликованная в центральной печати летом. Вопреки традиционному курсу на интернационализм, она ориентировала на то, что возглавлять республиканские ЦК должны представители титульной нации, на национальные языки предлагалось перевести и делопроизводство. Лаврентий никогда не делал ничего просто так, и мы ломали голову над тем, что за сюрприз он приготовил на этот раз.
«Мы сложили радостную песню о великом друге и вожде»
5-14 октября 1952 года, после двенадцатилетнего перерыва, в Москве состоялся XIX съезд партии. Он известен прежде всего тем, что принял решение о переименовании Всесоюзной коммунистической партии большевиков в Коммунистическую партию Советского Союза.
Это был первый съезд после войны. Последний - при жизни Сталина. И единственный, на котором он не выступал с отчетным докладом, перепоручив это Георгию Маленкову. Вообще, поведение Сталина на этом съезде было необычным. Не выступал сам. Не комментировал выступления других. Ограничился лишь краткой репликой о положении в мире перед закрытием съезда. Первое, о чем можно было подумать, - проблемы со здоровьем. Но внешне это ни в чем не проявлялось. Более того, на секретном пленуме ЦК (в печати о нем не сообщалось, стенограмма не велась, имеются лишь записи, сделанные тайком, и воспоминания некоторых участников), который состоялся двумя днями позже, выступил с полуторачасовой речью. Причем, как свидетельствует поэт Константин Симонов, говорил без всяких бумажек и без запинок. Чувствовалось, продумал все до последнего слова. В заключение, обращаясь к членам обновленного и расширенного ЦК, неожиданно для всех заявил о том, что стар и просит освободить его от должностей Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР.
Обо всем этом я узнал от Варвашени незадолго до нового, 1953 года. Вернувшись поздним вечером с какого-то мероприятия, обнаружил у себя на столе записку секретаря; «Звонил Варвашеня, просил зайти». Не удивившись, что первый секретарь на работе, ночные бдения все еще продолжались, сразу пошел к нему. Варвашеня разговаривал по телефону и был крайне взволнован. Показав жестом на стул, продолжал кого-то распекать. Закончив, минуты две молчал. Затем вышел из-за стола, сел рядом со мной:
- Слушай внимательно… Но этот разговор должен остаться между нами, никому не рассказывай о нем. Узнают - ни мне, ни тебе несдобровать, до конца дней можем просидеть на нарах… Мне стало известно из достоверного источника, что Сталин намерен уйти со всех своих постов, ссылаясь на старость. Московская придворная камарилья сильно обеспокоена, не знает, что за этим стоит: то ли действительно проблемы со здоровьем, то ли какой-то коварный замысел. Конечно, участники пленума ЦК КПСС на котором он заявил об этом, стали чуть ли не навзрыд просить Сталина остаться. Не оставляй, мол, нас. Без тебя, вождь, все пойдет прахом! Но тайком начинают делить портфели. Расстановка сил в Кремле изменилась. Молотова и Микояна Сталин обвинил в преклонении перед Западом и чуть ли не в шпионаже в пользу США. В результате, сформировалась руководящая пятерка: Сталин - Маленков - Берия - Хрущев - Булганин. Пока все вопросы, хозяйственные и партийные, ведет Маленков. Берия вроде бы на второй роли. Но ты же знаешь Лаврентия, реальная власть у него в руках. Чем это все закончится, никто толком не представляет. Сталин завещания не написал и не собирается писать. Надо быть готовыми к любым неожиданностям…
Новости не заставили себя долго ждать. В конце декабря 1952 года медицинская комиссия, созданная Правительством СССР, опубликовала первую справку о состоянии здоровья Сталина. В последующие дни сводки печатались ежедневно и становились все тревожнее. А 5-го марта 1953 года мировые агентства с пометкой «молния» сообщили о кончине Иосифа Виссарионовича Сталина. Был объявлен четырехдневный траур.
Пожалуй, лишь вероломное нападение фашистской Германии на СССР вызвало у советских людей такой же шок, как смерть Сталина. С именем вождя были связаны все надежды на светлое будущее. На протяжении десятилетий народ убеждали в том, что Сталин не простой человек, а небожитель, который подобно Богу, способен творить чудеса. Причем, эту мысль внушали людям не записные пропагандисты, а самые талантливые, самые авторитетные деятели литературы и искусства. Не было такого поэта, который не отметился бы одой Сталину. После разоблачения культа личности многие из них сделают вид, что не славословили вождя, другие поспешат отказаться от своих творений, будут убеждать, что вкладывали в них скрытый смысл. Но не зря же сказано, что «рукописи не горят». Восхищались Сталиным не только обогретые властью писатели, но и те, кто пострадал от него - Борис Пастернак и Анна Ахматова, Осип Мандельштам и юный Евгений Евтушенко. Немало добрых слов посвятил ему Константин Симонов… Сегодня эти раритеты не сразу отыщешь даже в Интернете. А я считаю, что молодежь должна знать всю правду о том, как жили их деды и отцы; о чем мечтали, чему радовались, чем огорчались. И не только то, что красит их, но и то, что выставляет сегодня не совсем в выгодном свете.
Песню Матвея Блантера, автора таких музыкальных шедевров, как «Катюша», «Летят перелетные птицы» и других, написанную на слова Алексея Суркова, распевала вся страна:
На просторах Родины чудесной,
Закаляясь в битвах и труде,
Мы сложили радостную песню
О великом друге и вожде.
Сталин - наша слава боевая,
Сталин - нашей юности полет!
С песнями, борясь и побеждая,
Наш народ за Сталиным идет.
И т.д.
Не менее популярной, особенно у фронтовиков, была написанная на слова Арсения Тарковского и застольная, которую частенько запевали и мы с боевыми товарищами в минуты затишья, а последний куплет обязательно стоя.
Ну-ка, товарищи, грянем застольную,
Выше стаканы с вином,
Выпьем за Родину нашу привольную,
Выпьем и снова нальем.
Выпьем за русскую удаль кипучую,
За богатырский народ!
Выпьем за армию нашу могучую,
Выпьем за доблестный флот!
Встанем, товарищи, выпьем за гвардию,
Равной ей в мужестве нет.
Тост наш за Сталина! Тост наш за партию!
Тост наш за знамя побед!
В дни юбилеев вождя стихотворные послания ему отправляли от имени целых народов. Два миллиона жителей Белоруссии (!) подписались под письмом «Великому Сталину», отправленным в день его 60-летия. Более массового послания вождь не получил ни от кого.
Родимая партия волей едина.
А знамя в ней - Ленин и ты!
И наша болотно-лесная краина
Сегодня чудесной полна красоты…
И т.д.
Ты, мудрый учитель, средь гениев гений!
Ты солнце рабочих! Ты солнце крестьян!
Твоя Конституция - стяг поколений,
Надежда и свет угнетенных всех стран…
И т.д.
Высоко подняв боевые знамена,
Свою благодарность, любовь и почет,
Как дар человечий, как песнь миллионов,
Приносит тебе белорусский народ.
Автор этого многослойного, из 16 строф, стихотворного послания белорусского народа вождю неизвестен. Возможно, как и над памятником, над ним трудился целый коллектив авторов. То, что в этом никто не признается, весьма симптоматично. Есть, к сожалению, у нашей элиты - и политической, и творческой - нехорошая черта изменять самим себе, торговать своей совестью. В моменты раздачи постов и наград все норовят быть впереди, в моменты истины готовы отречься даже от собственного имени.
Не думаю, что авторы процитированных мною и сотен других, подобных им, стихотворений были неискренними. Как и весь советский народ, они верили в мудрость и непогрешимость вождя. И потому его смерть воспринималась как личное горе. Даже поэтесса Ольга Берггольц, которая, будучи беременной, провела в ГУЛАГе более полугода и родила там из-за физических истязаний мертвого ребенка, писала на страницах «Правды»:
Обливается сердце кровью…
Наш любимый, наш дорогой!
Обхватив твое изголовье,
Плачет Родина над Тобой.
Ну, кто после смерти вождя мог заставить ее написать такие строки!
Похороны Сталина были назначены на 15 часов 9 марта 1953 года. Ранним утром в горкоме партии собрались секретари горкома и райкомов, руководство горисполкома. Чтобы предотвратить какие-либо эксцессы, приняли решение: митинги и массовые мероприятия в этот день не проводить. Милиции вменялось в обязанность усилить работу по сохранению общественного порядка и спокойствия в городе, в помощь ей привлекался полк внутренних войск МВД. Отделу здравоохранения было поручено организовать во всех поликлиниках дополнительные пункты оказания скорой помощи, помимо санитарных машин разрешалось привлекать для дежурства служебный транспорт.
Люди стали стягиваться к Центральной площади стихийно и с раннего утра. Около 11 часов я вместе с командующим войсками Минского гарнизона, генерал-лейтенантом Алексеем Бурдейным подошли к памятнику Сталину. Уже в это время здесь собралось около 5 - 6 тысяч человек, и их количество быстро росло. Вскоре вся площадь, вмещавшая 50 тысяч человек, была набита битком. Всем хотелось положить к постаменту цветы. Одному лишь Богу известно, где минчане доставали их в эти холодные мартовские дни. Те, кто пришел слишком поздно, были вынуждены остановиться на проспекте, неподалеку от улицы Янки Купалы. Толпа напирала на нас, загнав на ступеньки около пьедестала. В таком состоянии мы с генералом простояли более двух часов, не имея возможности даже пошевелиться. Больше всего опасались, как бы из-за какой-нибудь случайности не произошло давки. К счастью, все обошлось. А в Москве, как известно, в столпотворении во время похорон Сталина погибло, по разным оценкам, от нескольких сотен до нескольких тысяч человек; точная цифра до сих пор засекречена.
Я наблюдал за толпой. Люди стояли, тесно прижавшись друг к другу, в суровом молчании. Над площадью лились траурные мелодии, многие женщины плакали, вытирая слезы платками.
Ровно в 15 часов раздались пронзительные звуки сирен, заводских гудков и паровозов, громко сигналили автомобили, автобусы, троллейбусы. Так продолжалось три минуты. Даже когда на город опустилась темень, толпа поредела лишь незначительно. По моей просьбе военные установили на площади два прожектора, которые освещали памятник всю ночь. В последующие дни многие горожане приносили сюда цветы в горшочках…
Несостоявшееся восхождение Михаила Зимянина
12 июня 1953 года прояснился замысел Лаврентия Берии. По его докладной записке Президиум ЦК КПСС принял закрытое постановление «Вопросы Белорусской ССР».
Строго секретно
П9/ІІ. ВОПРОСЫ БЕЛОРУССКОЙ ССР (тт. Берия, Ворошилов, Хрущев, Молотов, Маленков)
Отметить, что в Белорусской ССР совершенно неудовлетворительно обстоит дело с выдвижением белорусских кадров на работу в центральные, областные, городские и районные партийные и советские органы. При этом особенно неблагополучным является привлечение на руководящую работу в партийные и советские органы западных областей Белорусской ССР коренных белорусов - уроженцев этих областей, что является грубым извращением советской национальной политики.
Отметить также наличие в Белорусской ССР серьезных недостатков в деле колхозного строительства. В результате неудовлетворительной работы ЦК КП Белоруссии и Совета Министров Белорусской ССР по организационно-хозяйственному укреплению колхозов в республике насчитывается большое количество хозяйств, где доходность колхозников является незначительной. Так, в 1952 году в колхозах восточных областей было выдано на один трудодень в среднем: деньгами - 37 копеек, зерном - 1 килограмм и картофелем - 1,4 килограмма, а в западных областях: деньгами - 27 копеек, зерном - 1,3 килограмма и картофелем - полкилограмма.
В связи с этим ЦК КПСС постановляет:
1. Освободить т. Патоличева Н. С. от обязанностей Первого секретаря ЦК КП Белоруссии, отозвав его в распоряжение ЦК КПСС.
2. Рекомендовать Первым секретарем ЦК КП Белоруссии т. Зимянииа М. В., члена ЦК КПСС, бывшего второго секретаря ЦК КП Белоруссии, освободив его от работы в Министерстве иностранных дел СССР.
3. Обязать ЦК КП Белоруссии выработать необходимые меры по исправлению отмеченных извращений и недостатков и обсудить их на Пленуме ЦК КП Белоруссии.
Доклад на Пленуме ЦК КП Белоруссии поручить сделать т. Зимянину.
4. Обязать ЦК КП Белоруссии и Совет Министров Белорусской ССР в месячный срок представить в ЦК КПСС отчет о выполнении настоящего постановления.
Президиум ЦК КПСС
***
Михаил Васильевич Зимянин - белорус, родился под Витебском. В молодости, как и я, работал в паровозном депо. Затем учительствовал, служил в Красной Армии. Был выдвинут на комсомольскую работу. В 1940-1946 годах занимал пост первого секретаря ЦК ЛКСМ Беларуси. С началом Великой Отечественной войны занимался созданием комсомольского подполья и формированием подпольных комсомольских органов. В качестве члена Северо-Западной оперативной группы ЦК КП(б)Б вел работу по развертыванию подпольной и партизанской борьбы в Белоруссии. В 1946 году был назначен министром просвещения БССР. С 1947 года становится секретарем, а затем вторым секретарем ЦК КП Белоруссии. В момент принятия постановления работал в Министерстве иностранных дел СССР.
В архивах сохранился документ, проливающий свет на то, по чьей воле и при каких обстоятельствах Михаила Зимянина намеревались сделать Первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии. Это его объяснительная записка, адресованная Хрущеву. Ее содержание весьма любопытно, поскольку очень ярко высвечивает царившие в Кремле нравы.
***
№ 27
СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС тов. ХРУЩЕВУ Н.С.
В соответствии с Вашим поручением докладываю о содержании разговоров, которые у меня были с врагом народа Берия дважды по телефону и один раз - на приеме у него 15 июня 1953 г.
Первый телефонный разговор состоялся незадолго (за 3 или 4 дня, даты точно не помню) до принятия постановления Президиума ЦК КПСС от 12 июня 1953 г. «Вопросы Белорусской ССР». Я работал тогда в МИД СССР. Позвонил работник из секретариата Берия и предложил мне позвонить по кремлевскому телефону Берия.
Я позвонил, и состоялся разговор следующего содержания. Берия спросил, как я попал в МИД? Я ответил, что состоялось решение Президиума ЦК, в соответствии с которым я и работаю в МИД СССР. Затем Берия спросил, знаю ли я белорусский язык. Я ответил, что знаю. После этого Берия сказал, что вызовет меня на беседу, и повесил трубку.
Я доложил об этом разговоре товарищу Молотову сначала по телефону, а затем устно. Устный разговор состоялся несколько позже. Полагая, что меня могут перевести на работу в МВД, я сказал товарищу Молотову, что хотел бы остаться в МИД СССР. Однако товарищ Молотов, ничего не сказав мне о записке Берия, дал понять, что речь идет об ином предложении, против которого ему трудно возражать.
Второй телефонный разговор с Берия состоялся (так же после предварительного звонка его помощника), насколько помню, уже после принятия решения Президиума ЦК от 12 июня. Берия предложил мне явиться к нему в понедельник, 15 июня 1953г.
В понедельник я был на приеме у Берия вечером. Разговор продолжался примерно 15-20 минут.
Берия начал беседу с того же, что и в телефонном разговоре - как я попал в МИД? Я ответил. Берия заявил, что решение о моем назначении в МИД было ошибочным, неправильным, не мотивируя, почему. Я ответил, что «мое дело солдатское». ЦК решает вопрос о моей работе, я не могу рассуждать, правильно ли это или неправильно, а обязан выполнять решение, как и всякое другое.
Берия возразил: Ваше дело не совсем солдатское. И даже вовсе не солдатское. И тут же перешел к следующему тезису, что белорусы удивительно спокойный народ. На руководящую работу их не выдвигают - они молчат, хлеба дают мало - они молчат. Узбеки или казахи на их месте заорали бы на весь мир. Что за народ белорусы?
Не зная, с каким заклятым врагом партии и народа я имею дело, я принял эти слова как произнесенные не всерьез, и помню, что ответил Берия, что белорусы - хороший народ.
Затем Берия спросил меня, как я оцениваю Патоличева. Я пытался дать краткую, объективную характеристику тов. Патоличеву, но Берия прервал меня, сказав, что я напрасно развожу «объективщину», что Патоличев - плохой руководитель, пустой человек. После этого Берия заявил, что он написал записку в ЦК КПСС, в которой подверг критике неудовлетворительное положение дел в республике с осуществлением национальной политики, а также с колхозным строительством. Кратко пересказав содержание записки, Берия заявил, что надо поправлять положение, что мне предстоит это делать. При этом Берия сказал, что я не должен искать себе «шефов», как это делали мои предшественники.
Я ответил, что «шеф» в партии есть один - Центральный Комитет партии. Берия заметил: «И Правительство». Я сказал, что это само собой разумеется, так как ЦК партии и Правительство неотделимы друг от друга.
Берия вновь заявил мне, чтобы я не искал себе «шефов». Это уже звучало, как предостережение или угроза, ибо сказано было очень резко. Я ответил, что учту его совет.
Затем Берия осведомился, читал ли я его записку о Белоруссии. Я ответил, что ничего не знаю об этой записке, тут же предложил сотруднику принести записку и завизировал ее на мое имя.
Вслед за этим Берия сказал мне, что министром внутренних дел БССР назначен Дечко, а также назначен ряд новых начальников областных управлений МВД - белорусов, предложил познакомиться с ними, сказал, что надо поддерживать чекистов. Я ответил, что чекисты не могут обижаться на отсутствие поддержки со стороны ЦК КП Белоруссии, Берия заявил вновь, что «надо поддерживать чекистов, у них острая работа, а долг чекистов - поддерживать Вас». После этого Берия встал, давая понять мне, что разговор окончен, но в заключение в третий раз сказал, уже не помню в какой связи, чтобы я не искал себе «шефов».
После ухода от Берия я зашел в его секретариат, где меня ознакомили с запиской Берия в ЦК КПСС о Белоруссии. Вслед за тем мне прислали ее в Минск.
Будучи до предела загружен работой в связи с подготовкой к пленуму ЦК КП Белоруссии, я не имел возможности глубоко размышлять над тем, почему Берия, предупреждая меня от поисков «шефов», направил мне записку, но в глубине души был несколько встревожен тем, что эту записку направил мне не Президиум ЦК, а Берия. Поэтому я записку Берия никому не оглашал, а после пленума ЦК КП Белоруссии отправил ее в Канцелярию Президиума ЦК КПСС.
Теперь, после разоблачения Берия Президиумом ЦК КПСС, я сознаю, что шаги, предпринятые Берия по отношению ко мне, были провокационными от начала до конца, а ознакомление с его запиской - попыткой подкупа или шантажа, разобраться в которой я вовремя не сумел. Глубоко сожалею, что оказался в таком положении. Но Берия я раньше не знал - никогда не был у негo, не знал подлых повадок этого предателя, относился к нему, как к видному государственному деятелю. Только узнав, что Берия является злейшим врагом партии и народа, я понял, насколько подлым является этот иезуит, насколько подлым было и его отношение ко мне лично, раз и меня он пытался запятнать.
Заявляю Центральному Комитету КПСС, что никогда ничего общего с врагом партии и народа Берия не имел, честно боролся и буду бороться за дело нашей Великой Коммунистической партии до последнего дыхания.
Член ЦК КПСС М. ЗИМЯНИН
15 июля 1953 г.
***
В Минске Михаил Зимянин появился в тот же день, когда было принято постановление ЦК КПСС. Разумеется, ни словом, не обмолвившись о контактах с Берией, не попытавшись объясниться с коллегами, вместе с которыми работал не один год. Появился как хозяин. Ему был предоставлен служебный кабинет секретаря ЦК, телефоны, помощник и секретарь приемной. Готовясь к пленуму, развернул бурную деятельность: вызывал к себе руководителей предприятий и организаций, подолгу беседовал с известными писателями, артистами. О чем шла речь, какие давались рекомендации, держалось в тайне. Работники ЦК безмолвствовали, боясь даже шепотом обозначить свое отношение к происходящему. А в парторганизациях начались неприятные пересуды: странный, мол, у нас принцип демократического централизма получается, Зимянин еще не избран пленумом, а уже начал отдавать распоряжения! Но не оставалось ничего иного как ждать. Командовал парадом Зимянин! Наконец, он объявил, что Пленум ЦК КПБ состоится 25-27 июня в концертном зале административного здания КГБ (клуб имени Дзержинского). Помимо членов ЦК, для участия в нем были приглашены все первые секретари райкомов, горкомов. Всего 550 человек.
До ареста Берии оставался ровно один день…
Кстати, некоторые из историков уже высказывают сомнения: а был ли арест в действительности или красивую легенду о том, как маршал Жуков под дулом пистолета вывел Берию прямо с заседания Совета Министров СССР и препроводил в СИЗО, сочинили для доверчивого народа. Ссылаются на сына Берии, Серго, который в книге «Мой отец - Лаврентий Берия» утверждает, что его отца расстреляли без суда и следствия в его собственном доме в день мнимого ареста, а суд был инсценирован, и на скамье подсудимых сидел совершенно другой человек. В качестве доказательства этой версии приводятся внешне правдоподобные аргументы: сам маршал Жуков ни в своих мемуарах, ни в редких интервью, которые давал прессе, не подтвердил участие в аресте Берии; нет фотоснимков, запечатлевших Берию в тюремной камере, а сами материалы суда остаются засекреченными, хотя уже не могут нанести никакого урона государству, История - дама не только капризная, но и скрытная, и потому я не могу ни подтвердить, ни опровергнуь эту любопытную версию. Повторю лишь мысль - жизнь расставит всех по своим местам…
25 июня, в 11 часов, на сцену вышли члены Бюро ЦК, Первым шел Зимянин, в его походке, выражении лица чувствовалось: он здесь хозяин. За ним - представитель ЦК КПСС. Патоличев был в группе секретарей ЦК КПБ. Утвердили повестку дня с одним вопросом - избрание Первого секретаря ЦК КПБ. Без отчета уходящего в отставку по не известным никому причинам Николая Патоличева!
Второй секретарь ЦК КПБ Владимир Никифорович Малин предоставил слово для доклада Зимянииу.
Доклад длился почти полтора часа. Михаил Васильевич начал издали философствовал об истории возникновения белорусской нации, языка, культуры, о влиянии на этот процесс сопредельных народов России, Украины, Польши, Литвы. О том, должен ли иметь язык титульной нации преимущество перед другими языками, умолчал.
Дискутировать по этим, на тот момент далеким от актуальности, проблемам участники пленума расположены не были, вопросов к докладчику не поступило. Перешли к прениям.
Первым выступил председатель Совета Министров Алексей Клещев. В отличие от докладчика он сразу взял быка за рога - поблагодарил ЦК КПСС за принятие мудрого решения назначить Первым секретарем ЦК КПБ молодого белоруса. И дальше стал подробно перечислять те ошибки в руководстве республикой, которые, на его взгляд, допустил в своей деятельности Николай Патоличев. Говорил долго, страстно, почти с гневом.
За Клещевым выступил Исаак Львович Черный - председатель Госплана БССР. Уроженец Березинского района, до войны он получил высшее образование инженера-технолога. Работал в аппарате ЦК КП(б)Б инструктором, заведующим отделом. В апреле 1938 года был назначен Председателем Госплана в ранге заместителя Председателя СНК БССР, после освобождения Белоруссии занял этот же пост.
Очевидно, решив подчеркнуть важность национального фактора, говорил Черный на белорусском языке. Но знал его плохо, грубо коверкал белорусские слова, перемешивая их с русскими, вызывая смешки в зале. Остановился на работе промышленности и сельского хозяйства, которые, по его мнению, сработали в текущем году плохо. Кто виноват? Разумеется, Патоличев, не сумевший мобилизовать массы.
Председатель Президиума Верховного Совета Василий Козлов, хотя и старался избегать категоричных оценок, но решение ЦК КПСС тоже поддержал. В таком же ключе выступил и секретарь ЦК Абрасимов.
Обсуждение шло в полном соответствии с подготовленным в Москве сценарием, и представителю ЦК КПСС оставалось лишь со скучающим видом ждать финала. И тут произошло неожиданное.
К трибуне вышел секретарь Дзержинского райкома Лемешонок.
- Товарищи коммунисты! Я обращаюсь не только к членам ЦК, а ко всем сидящим в зале. Надеюсь, мы приглашены сюда не для того, чтобы своим молчаливым согласием узаконить организованное шельмование Первого секретаря ЦК Патоличева. Его уже открыто называют бывшим, хотя ему не была предоставлена возможность для отчета, не было голосования и неизвестно, чем оно закончится. За годы работы Николай Семенович сделал много хорошего для республики, и он не заслуживает того, чтобы его смешивали с грязью. В деятельности народного хозяйства Белоруссии, действительно, есть немало недостатков. Но разве не в большей мере повинно в них правительство? Вам бы, Алексей Ефимович, как Председателю Совета Министров, следовало откровенно рассказать о собственных ошибках, а вы возомнили себя прокурором! Коммунисты республики уважают и любят товарища Патоличева за справедливость и честность. Он занимает свой пост заслуженно. И я предлагаю обратиться к членам Политбюро ЦК КПСС с предложением пересмотреть решение о его отставке и оставить товарища Патоличева на посту Первого секретаря ЦК КПБ.
Зал замер, а затем взорвался шквалом аплодисментов.
Поначалу предложение Лемешонка в президиуме не восприняли всерьез. В практике республиканской партийной организации еще не было случая, чтобы решение высшей инстанции ставилось под сомнение. Выборы Первого секретаря ЦК всегда носили формальный характер. Конечно, и прежде находились чудаки, выскакивавшие, как черт из табакерки, со своим мнением. Но их выступления воспринимались как казус. А чересчур ретивых отправляли для дачи объяснений к Цанаве. Но 4 апреля всесильный Лаврентий Второй был арестован и уже никак не мог повлиять на неожиданный «разгул» в Белоруссии демократии.
Все члены ЦК, выступившие вслед за Лемешонком, выразили полную поддержку Патоличеву. А записки с просьбой предоставить слово все продолжали и продолжали поступать. По настроению зала нетрудно было догадаться о содержании последующих выступлений. Стало ясно, что вернуть ход пленума в прежнее русло уже не удастся. Назревал скандал.
В президиуме царило замешательство. Наконец после длительных шушуканий и перешептываний объявили перерыв, не уточнив, как долго он продлится. Представитель ЦК КПСС побежал звонить в Москву. Спустя некоторое время он объявил, что будет проведено тайное голосование. Наскоро изготовили бюллетень, внеся в него лишь один вопрос: «Надо ли проводить перевыборы Первого секретаря ЦК КПБ?» Результаты голосования вызвали еще больший шок, чем сам ход пленума. За то, чтобы Патоличев продолжил исполнять свои обязанности, высказались 546 человек, против - ни одного, воздержались четверо. Сообщение с итоговыми цифрами по спецсвязи отправили в ЦК КПСС.
Потянулись томительные часы ожидания. Предсказать исход этого бунта на партийном корабле не решался никто.
Достоверной информации о том, что происходило в эти часы в Москве, нет. Если бы пленум в Минске прошел в штатном режиме, скорее всего на контакты Зимянина с Берией даже после его ареста не обратили бы внимания. По крайней мере, до тех пор, пока велось следствие. Хрущев был слишком занят проблемами укрепления собственной власти и, по-видимому к предстоящим в Белоруссии переменам относился без особого интереса. Но резкое несогласие отправить Патоличева в отставку, наверное, побудило Хрущева узнать подробности, связанные с постановлением ЦК КПСС.
Ожидая возобновления работы пленума, его участники живо обсуждали возможные варианты развития ситуации.
- Посмотрим, в каком порядке будут возвращаться члены президиума, - шепнул мне Варвашеня. - Кто войдет первым, тот и победил.
Наконец объявили о том, что пленум продолжит свою работу. Первым в зал заседаний вошел… Николай Патоличев. Участники пленума приветствовали его стоя. Михаил Зимянин с поникшей головой затерялся в серединке. 3амыкали шествие Клещев и Черный.
Председательствующий объявил об отмене ранее принятого решения Политбюро ЦК КПСС. Его слова заглушили бурные овации.
После окончания работы пленума состоялось заседание Бюро ЦК КПБ. Алексей Клещев и Исаак Черный были сняты со своих должностей и отправлены в распоряжение соответственно ЦК КПСС и Госплана СССР…
Николай Семенович Патоличев - один из наиболее ярких представителей плеяды белорусских политиков. Будучи русским по национальности, он честно и добросовестно служил белорусскому народу, отстаивая на всех уровнях власти его интересы. Потому и оконфузился в открытом противостоянии с ним исконный белорус Михаил Зимянин. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что Михаил Васильевич был не бесталанным человеком. После фиаско с избранием на пост Первого секретаря ЦК КПБ долгое время находился на дипломатической работе.
В последний раз я с ним разговаривал в Москве, в бытность его на посту посла в Чехословакии, как раз в момент ввода туда наших войск. Он мне много рассказывал о положении в этой стране, давал объективную характеристику руководителям. Затем его карьера пошла резко вверх, он был избран секретарем ЦК КПСС и членом Политбюро.
Хочу вкратце остановиться на характеристике и других руководителей партии и государства, возглавлявших республику в разные годы, с которыми приходилось вместе работать. О некоторых из них я уже говорил в ходе своего повествования, к некоторым буду возвращаться и в дальнейшем. Для начала дам полный перечень Первых секретарей ЦК Компартии Белоруссии. Многие из этих имен уже давным-давно забыты:
Александр Федорович Мясников возглавлял партию с 31 декабря 1918 года по февраль 1919, впоследствии был председателем белорусского правительства.
Винцас Капсукас-Мицкявичюс (1919, объединенная Компартия Литвы и Белоруссии).
Ефим Борисович Генкин (11 ноября 1920 - 1921). Расстрелян в 1938 году.
Вильгельм Георгиевич Кнорин (25 ноября 1920 года - май 1922; 7 мая 1927 - 4 декабря 1928). Расстрелян в 1938 году.
Вацлав Антонович Богуцкий (май 1922 - 4 февраля 1924). Расстрелян в 1937 году.
Александр Николаевич Асаткин-Владимирский (4 февраля - 14 мая 1924). Расстрелян в 1937 году.
Александр Иванович Криницкий (сентябрь 1924 - 7 мая 1927). Расстрелян в 1937 году.
Ян Борисович Гамарник (декабрь 1928 - январь 1930 гг.). Ожидая ареста по обвинению в шпионаже, застрелился.
Константин Вениаминович Гей (8 января 1930 - 18 января 1932). Расстрелян в 1939 году.
Николай Федорович Гикало (18 января 1932 - 24 января 1937); одновременно первый секретарь Минского горкома). Расстрелян в 1938 году.
Данила Иванович Волкович (25 января 1937 - 14 марта 1937). Расстрелян в 1937 году.
Василий Фомич Шарангович (14 марта - 27 июля 1937; одновременно первый секретарь Минского горкома). Расстрелян в 1938 году.
Яков Аркадьевич Яковлев (27 июля - 11 августа 1937, и. о.). Являлся первым народным комиссаром земледелия СССР. В 1937 году был назначен исполняющим обязанности первого секретаря ЦК КПБ для проведения здесь чистки. Сразу же после ее завершения расстрелян.
Алексей Алексеевич Волков (и. о. 11 августа 1937 - июнь 1938; одновременно первый секретарь Минского горкома). Отличился тем, что в течение полугода его пребывания на посту Первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии было арестовано и расстреляно 34 из 64 членов ЦК, 8 из 21 кандидата в члены ЦК.
Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко (18 июня 1938 - 7 марта 1947).
Николай Иванович Гусаров (7 марта 1947 - 3 июня 1950).
Николай Семенович Патоличев (3 июня 1950 - 28 июля 1956).
Кирилл Трофимович Мазуров (28 июля 1956 - 30 марта 1965; в 1950 году - первый секретарь Минского горкома).
Петр Миронович Машеров (30 марта 1965 - 4 октября 1980).
Тихон Яковлевич Киселев (10 октября 1980 - 11 января 1983).
Николай Никитович Слюньков (13 январи 1983 - 6 февраля 1987; в 1972 - 1974 гг. - первый секретарь Минского горкома).
Ефрем Евсеевич Соколов (6 февраля 1987 - 28 ноября 1990).
Анатолий Александрович Малофеев (30 ноября 1990 - 25 августа 1991).
Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко
Сегодня об этом политике, оказавшем огромное влияние на развитие Белоруссии, высказывают противоположные мнения. Одни говорят о нем как о человеке глубокого аналитического ума, отличавшемся исключительной честностью и ответственностью. Такую точку зрения высказывают, например, авторы книги «Беседы о Сталине», изданной в Москве в 2006 году, Артем Сергеев и Екатерина Глушик. Им приходилось неоднократно встречаться с Пономаренко, из его уст узнать об обстоятельствах назначения первым секретарем ЦК КП(б) Белоруссии.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги