...И кушать творог - так полезней,
И покупать себе цветы,
Уже на ты не мыслить сверстниц,
Бежать от всякой суеты,
И таять северной болезнью,
Бродя по комнатам пустым.
Утром Дамкин и Стрекозов встали пораньше. День предстоял хлопотный, надо было придумать, где взять денег на духи для секретарши Люси. И, по возможности, не только придумать, но и достать эти деньги!
На единственной в комнате кровати спал Карамелькин. Около балконной двери укрытый спальником на надувном матрасе храпел Шлезинский, вернувшийся поздно ночью.
Дамкин поставил чайник. Стрекозов обнаружил, что в доме Карамелькина нечего есть - нет даже хлеба. Дамкин, горько вздохнув, выключил чайник, и литераторы, собрав последнюю мелочь, пошли за хлебом.
Спустившись на лифте вниз, соавторы обнаружили на почтовом ящике Карамелькина жирный крест, нарисованный красным фломастером.
– Карамелькин - старый бабник, - осудил Дамкин. - На молоденьких девочек его, видишь ли, потянуло!
Стрекозов ухмыльнулся, и они вышли из подъезда.
На скамеечке возле дома сидели две старушки, и одна из них, сильно переживая, говорила другой:
– Совсем эта молодежь распоясалась! Нету никакой управы! Вот неделю назад Васька из 148 квартиры у бабки Маруси пододеяльник украл и в Карлсона играл. Такой маленький, а уже преступник! А позавчера какой-то хулиган в подъезде выключатель свинтил. Теперь свет не включишь!
Дамкин тихо сказал Стрекозову:
– Кажется, я знаю, что за мерзавец скрутил в подъезде выключатель.
– А ты думал, Карамелькин его купил? Станет он деньги тратить!
Литераторы зашли в магазин, купили хлеба, масла и вернулись домой. Шлезинский все так же храпел, а Карамелькин, к великому удивлению Дамкина и Стрекозова, уже проснулся и, повесив на стену кипу газет, озлобленно долбил по ним кулаками.
– Арнольд, ты что, пришизел? - спросил Стрекозов, в то время, как Дамкин вновь ставил чайник.
– Я тренируюсь, - тяжело дыша, сказал Карамелькин. - Кулаки должны быть набиты, а то можно о чью-нибудь морду пальцы разбить.
– Стенку проломишь!
– Не проломлю, она крепкая. Я так уже две недели тренируюсь.
– И помогает?
– Еще как! Тут недавно такой случай был! - глаза Карамелькина воинственно засверкали. - Сидел я в очереди в домоуправлении рядом с симпатичной девушкой. Она так неприятно ела эскимо, просто кошмар! Я сидел, сидел, а потом и говорю ей: "Девушка, вы так мерзко пожираете мороженое, у вас при этом такое дебильное выражение лица, что вы становитесь похожи на анацефала!"
– Так и сказал? Ну ты даешь! Так это ты с ней подрался?
– Да нет же! Тут подбегает мужик и вопит: "Что вы себе позволяете? Это моя жена!". Я ему вежливо отвечаю: "Я вам искренне сочувствую". Он мне: "Пойдем выйдем!". Я говорю: "Пойдем". Ну, вышли. Он попытался меня ударить, попал по уху, я подставил блок, а потом как врезал ему промеж глаз! Он и отвалился!
– Карамелькин, мужик вступился за свою жену, а ты ему навесил, разве это хорошо? - спросил Стрекозов.
– Но у нее действительно было дебильное лицо, когда она с таким отупением ела мороженое. Я ей просто чисто по-дружески посоветовал, ей же на пользу - красивее будет. Так-то она ничего была, симпатичная...
Арнольд перестал избивать стенку, достал из-под кровати канализационный люк, лег на пол и начал, отдуваясь, поднимать его над собой.
– Кошмар какой! - Стрекозов округлил глаза. - Вылитый Шварценеггер! и литератор прошел на кухню.
Дамкин налил чай в стаканы, порезал хлеб и намазал его маслом. Литераторы позавтракали. Карамелькин крикнул из коридора:
– Я ушел заниматься бегом!
– Совсем Карамелькин свихнулся на своей физкультуре! - сказал Стрекозов.
– И главное, заметь, у него все это наплывами. Посмотрит фильм про каратэ, вдохновится. Целую неделю занимается спортом, не курит, встает рано утром. А потом расслабляется, опять спит до двенадцати...
Литераторы попили чай. Дамкин выкурил папиросу.
Хлопнула дверь, и в кухню вбежал Карамелькин.
– Вот! - воскликнул программист, помахивая письмом.
– Пэтэушница? - спросил Стрекозов.
– Она! - выдохнул Карамелькин. - Только она не пэтэушница!
– Это мы уже слышали. Ты уже прочитал?
– Сейчас прочитаем! - заверил друзей Карамелькин, присел к столу, вытащил из конверта густо исписанный листок в клеточку и стал читать.
– "Милый, любимый, единственный мой!"
– Какой высокий слог, а! - вставил Стрекозов. - Как у Пушкина в "Евгении Онегине"!
– Да не перебивай ты, а то я читать не буду! - нетерпеливо подпрыгнул Карамелькин.
– Я ведь только похвалил!
– "Милый, любимый, единственный мой! - начал читать Карамелькин. Милый друг! Снова пишу вам. Я видела вас в последний раз каким-то озабоченным. Может быть вы поссорились со своей возлюбленной? И потому так напились? Я думаю, что у вас было много женщин, это всегда сразу видно. Вы так красивы, ловки. Я так боялась, что слишком настойчива, и как же я была рада, что ты нарисовал на почтовом ящике знак нашей любви! Я так скучаю по тебе, так хочется, чтобы ты меня обнял, прижал к своему сердцу! Я так много думала о тебе, что в школе по географии получила тройку..."
– Что я говорил! Школьница! - воскликнул Стрекозов. - Да еще и троечница!
– Да не перебивай ты, урод! - возмутился Карамелькин. - "Вообще-то, я отличница, но сейчас не могу ни о чем думать, кроме моей любви к тебе, поэтому получаю тройки. А вообще я круглая отличница, и все мальчики из нашего класса за мной ухаживают. Ты бы им запросто дал в нос, они все слюнтяи, грубые и неженственные. Предлагаю встретиться. Только не в нашем районе, а в парке культуры и отдыха имени Горького, где можно погулять по тенистым аллеям, посидеть в кафе, поговорить о нашей любви! Приходи сегодня в три часа дня к главному входу в парк. Я сама к тебе подойду. До встречи, дорогой! Твоя..." Подпись неразборчива.
– И ты пойдешь? - спросил Дамкин.
– А как же! - радостно вскочил Карамелькин. - Цветы куплю, свожу девушку в кафе!
– А как же растление малолетних? - поинтересовался Стрекозов.
– Дурак ты, Стрекозов! Это ты, может, ее сразу бы изнасиловал, а у меня будет к ней чистая любовь!
– Да, - протянул Дамкин. - Это очень романтично! А может, и нам с тобой сходить? Посмотрим на твою школьницу, оценим...
– Нет уж, спасибо! - отмахнулся Карамелькин. - Вы мне все испортите!
– А чего портить-то, если это у тебя будет только чистая любовь?
– Да идите вы! Никакой любви не будет! У меня самые честные намерения. Мы встретимся, я угощу девушку мороженым и объясню ей, что когда-нибудь она действительно познакомится с молодым человеком, которого сможет по настоящему полюбить...
– Дамкин, - сказал Стрекозов. - Не приставай к влюбленному юноше. Нам с тобой надо думать, где денег взять.
– Да, Карамелькин, а на какие шиши ты ее в кафе поведешь?
– Есть у меня пять рублей...
– Богатенький Буратино, - завистливо покачал головой Дамкин.
– Ладно, - Стрекозов встал. - Собирайся, Дамкин. Пойдем деньги зарабатывать.
– Как это ты их заработаешь?
– Легко! - объяснил Стрекозов. - Если найдем у Карамелькина шляпу, можно почитать стихи на Арбате. Там кого-нибудь из знакомых встретим, одолжимся. А еще помнится, мы недели две назад относили с десяток рассказов в редакцию журнала "Колхозное раздолье". Может, там что обломится. Пошли.
– Ну, пошли, - сказал Дамкин, допивая чай. - Только я кофейку бы вмазал в какой-нибудь кофейне.
– Кофейку - это не помешает, - согласился Стрекозов.