Литературная Газета 6253 ( № 49 2009)

Как в «Замке» Кафки

Cовместный проект "Евразийская муза"

Как в «Замке» Кафки

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Казахстанский журнал «Тамыр», отмечающий в этом году своё 10-летие, известен не только на родине, но и в ближнем и дальнем зарубежье. По мнению доктора философских наук А. Грякалова (Санкт-Петербург), «Тамыр» «показывает возможность самостоятельного творческого существования личности и сообщества», проявляет «необходимую для нашего времени критическую жёсткость, внимание к тонкой лирике, хорошей прозе, глубоким аналитическим статьям филологов, культурологов, философов».

Продолжая освещать литературное пространство Казахстана, «ЛГ» беседует с главным редактором «Тамыра», поэтом, пишущим на казахском и русском языках, переводчиком национальной классики, кандидатом философских наук, президентом Ассоциации экологии культуры народов Казахстана «Золотой век» Ауэзханом КОДАРОМ.

– Ауэзхан Абдираманович, вы являетесь одним из инициаторов нового культурогенеза в Казахстане, и журнал «Тамыр» органично отражает этот процесс становления новой культуры. Концепция «Тамыра» изначально была такой?

– Да, именно такой, причём журнал был создан специально для интеллектуалов. Особенно показательными стали первые номера нашего издания, где было заявлено о новом культурогенезе в республике, основными чертами которого являлись ориентация на современные модели мышления и выявление самых актуальных, болевых точек в современном развитии национальной культуры.

В любой цивилизованной стране есть журнал, который репрезентирует родную культуру как некую динамическую целостность. В своё время во Франции таким изданием стал «Тель Кель», в Советском Союзе – «Новый мир». Однако с распадом советской империи для «толстых» журналов настали чёрные дни. В эпоху рынка они должны были выживать на конкурентной основе, и многие не выжили. Былое культурное пространство распалось, а новое, суверенное, только нарабатывается. Причём ныне культура настолько изменилась, что не идёт ни в какое сравнение с культурой советского периода. Если прежде её существование определяли государственные структуры, то теперь она почти целиком держится на творцах, которые сами инициируют те или иные начинания.

Одной из таких инициатив казахстанской творческой интеллигенции стал альманах «Тамыр», культурологическое, литературно-художественное и искусствоведческое издание, представившее на своих страницах современный культурный процесс в Казахстане во всём разнообразии его составляющих.

– На каком языке издаётся журнал?

– «Тамыр» издаётся на двух языках – русском и казахском, но, честно говоря, преимущественно на русском. У нас жёсткие требования к авторам и их материалам. Нам нужны сложные авторы – гордые, образованные, с неповторимым видением мира, желательно владеющие иностранными языками. И, естественно, материалы тоже нужны оригинальные. Авторы казахской рубрики во многом предлагают не те материалы, которые нам нужны. Но иногда попадаются очень яркие личности. Их-то мы и публикуем.

– Какие значения включает в себя слово-символ «тамыр»?

– В переводе с казахского «тамыр» означает «пульс», «корень», «дружба». В связи с этим журнал состоит из нескольких крупных блоков – политологического, исторического и философского.

Первый блок подаётся под рубрикой «Пульс перемен». Здесь освещаются актуальные проблемы строительства гражданского общества в Казахстане, производится аналитика современных политических процессов не только в нашей республике, но и по всей Центральной Азии.

Второй блок помещается под рубрикой «Корни и крона». Здесь публикуются материалы, дающие представление о казахской национальной культуре в разрезе истории и современности.

Третий блок располагается под рубрикой «Диалог». Здесь помещаются переводы литературной и философской классики Запада и Востока. Цель рубрики – способствовать вхождению казахстанской культуры в мировой контекст.

В четвёртой рубрике «Современный казах» публикуются материалы инновационного характера на казахском языке.

– Как складывалась судьба издания? 1990-е годы в Казахстане – время социально непростое, но по наращиванию креатива в периферийных, неформальных литературных кругах уникальное.

– Журнал издаётся с 1999 года, и поначалу он выходил как альманах-ежегодник, только с 2001 года стал выходить поквартально.

А началось всё с того, что я с группой единомышленников в 1994 году создал Ассоциацию экологии культуры с громким названием «Золотой век». Тогда даже термина такого не было – «экология культуры». Да что термин!.. Сама культура исчезала как особое пространство. Наша интеллигенция советского образца отчаянно хотела «служить» новым хозяевам жизни, но эти «новые» сами не знали, чего пожелать. Пока все недоумевали, мы стали действовать. Благо, с 1995 года в Казахстане открылось отделение фонда Сороса. Одно время журнал и выходил благодаря гранту фонда «Сорос-Казахстан». Появились и другие благотворительные организации, в основном иностранные. Богатые нефтяные компании тоже нет-нет да и выделяли средства на культуру и искусство. Но, конечно, самое главное – то, что был сорван «железный занавес», в результате чего на нас обрушился такой поток информации, что многим потребовался определённый период адаптации к неслыханной доселе свободе.

Вот как пишет об этом времени один из активных авторов «Тамыра» Жанат Баймухаметов: «Алматы начала 90-х гг. прошлого века представлял собой целый калейдоскоп неформальных объединений и стихийно образованных творческих содружеств, которые взяли на себя далеко не лёгкую миссию – отразить культурную ситуацию, сложившуюся в связи с развалом советской империи. И всё же именно в этих условиях всеобщей какофонии посттравматических идей и фрустрированных желаний возникли предпосылки более широкого теоретического обсуждения вопросов, связанных с такими проблемами, как феномен маргинальности в культуре, соотношения регионального, национального, самобытного и универсального». Этим осмыслением и занялся «Тамыр». Сейчас в казахстанской периодике ему посвящено около 50 публикаций, в интернете – десятки страниц.

– Авторы «Тамыра» создали целую плеяду…

– За время своего существования журнал опубликовал 159 авторов, из них 57 – в переводе казахстанских культурологов. Среди переведённых нами авторов – Бодрийяр, Деррида, Делёз, Гваттари, Джеймисон, Какудзо Окакура, мы можем похвалиться переводами Силезиуса, Георга Тракля, Томаса Элиота, Эзры Паунда. И всё это оттого, что нам удалось сформировать свою команду переводчиков, среди которых Жанат Баймухаметов, Игорь Полуяхтов, Бекет Нуржанов, Алишер Акишев. Что касается казахской литературной классики, она выходит в моих переводах. В журнале, помимо казахстанских авторов, представлены авторы из России, Узбекистана, Таджикистана, Армении, Финляндии, Голландии, Израиля, США, Германии, Египта, Италии.

– Какие новые имена открыл журнал «Тамыр»?

– Журнал как раз и создавался для новых авторов. В 1990-е появилось поколение интеллектуалов, не желающих мыслить по-старому. Нам тогда было чуждо даже евразийство, мы хотели мыслить по-европейски.

Среди авторов журнала я более всех благодарен Жанату Баймухаметову. Он держит на должной высоте философскую планку журнала – как своими оригинальными статьями, так и переводами из современных философов. Вместе с тем он переводит на русский язык европейскую поэтическую классику (Рильке, Тракль, Бодлер, Силезиус, австрийские экспрессионисты). Достаточно сказать, что Георга Тракля он перевёл раньше, чем его перевели в России.

В лице Бекета Нуржанова мы видим специалиста по философии постмодерна и переводчика Бодрийяра и Делёза.

Аслан Жаксылыков, автор тетралогии «Сны окаянных», эпопеи о жертвах ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне, героями которой являются дети-калеки, – тоже один из активнейших авторов нашего журнала. Кстати, как он сам неоднократно признавался, именно «Тамыр» дал ему моральный импульс закончить свой эпохальный роман.

Или обратимся к творчеству Алишера Акишева. Это знаток восточных языков, особенно иранского. Благодаря его переводу апокрифического религиозного памятника «Арта Вираз Намаг» можно чётко проследить духовные истоки «Божественной комедии» Данте.

– В «Арта Вираз Намаге» путешествие по тому свету состоялось на десяток веков раньше, чем у Алигьери…

– Да, Алишер прикасается к древним периодам словесности и истории в целом. Его статьи по сакскому митраизму, опубликованные в «Тамыре», позволяют пересмотреть историю религий в Центральной Азии.

– Ауэзхан Абдираманович, вы ведь тоже один из авторов «Тамыра»…

– На страницах журнала мной опубликовано около сотни материалов. Это и оригинальные стихи, и переводы, и статьи, и аннотации.

– На вас лежит и процесс технической подготовки журнала к печати?

– Всю техническую работу по подготовке и сдаче в производство журнала осуществляем только мы с женой… Дальше фразу можно не продолжать. Пусть каждый продолжит её сам.

– Какие литературные журналы в Казахстане для вас наиболее знаковые?

– Ныне издавать журнал – такое напряжение, что я приветствую буквально всех энтузиастов. Но в первую очередь я хотел бы отметить журнал «Аполлинарий». Его инициатор Ольга Маркова умерла в прошлом году. Это был журнал-штудия, журнал – экспериментальная площадка, журнал современной мысли. Очень жаль, что мы его потеряли вместе с Ольгой Борисовной.

– Как вы оцениваете литературный процесс в Казахстане? Назовите, пожалуйста, наиболее заметные казахстанские литературные имена разных поколений.

– Я оцениваю наш литературный процесс как замороженный на неопределённое время. Всё, как в «Замке» у Кафки. Непонятно, когда нас удостоят приёма и внимания. И даже непонятно, что эта за инстанция, которая могла бы это сделать. У нас очень медленно идёт процесс смены поколений. Практически сейчас действует уже пять поколений литераторов, но на виду только самое старшее, им сейчас 70–80 лет. Так что в Казахстане надо жить очень долго, чтобы достичь признания.

К своему счастью (или несчастью), я не только пишу, но и читаю на двух языках. Поэтому начну с тех, кто пишет на казахском языке. Это не иссякающий в своём творчестве Абиш Кекильбаев; мой друг Дулат Исабеков, похожий ныне больше на телезвезду; прозаик-модернист Асылбек Ихсан; Темиргали Копбаев с кристально чистым японским началом; Маралтай Райымбек с остро трагическим ощущением мира; председатель нашего Союза писателей, поэт и драматург Нурлан Оразалин; Утежан Нургалиев, автор большой поэмы «Афинская школа», где в искромётных стихах излагается история греческой философии.

Среди пишущих на русском языке надо законно отметить Аслана Жаксылыкова. И хочется упомянуть ещё об одном своеобычном даровании – это Мурат Уали, автор компендиума «Тюркские мотивы». Он выпускает толстую книгу, страниц в пятьсот, где стихи занимают примерно четверть объёма, даже меньше, а всё остальное – этнографическое предварение стихов. Вы можете представить, что Пушкин для того, чтобы деликатно подвести к образам царя Салтана и Шамаханской царицы, написал бы длинный экскурс в историю, начинающийся с Адама и Евы? Наш Мурат проделал такой титанический труд.

– Как, на ваш взгляд, соотносятся поэзия и философия, в том числе в вашем творчестве?

– Хайдеггер писал, что философия и поэзия – соседствующие вершины. Мне кажется, он поэзию даже больше уважал, поскольку она работает непосредственно с интуицией.

Я тоже не знаю, где я больше поэт, а где философ. Вообще, на Востоке поэзия – всегда философия. Возьмите «Благодатное знание» Юсуфа Баласагунского или творчество казахстанских классиков Абая, Шакарима – это поэзия, выросшая на философии, или философия, облагороженная поэзией.

Знаете, некоторых философов невозможно читать, сплошные дефиниции, а с поэзией всё-таки полегче. Но, с другой стороны, философия – это как раз инструмент прочтения. После Дерриды всё читается по-другому. Вот и я в своей монографии «Степное знание» предпринял попытку иного прочтения казахской интеллектуальной традиции. Обыграв двойное значение лексемы «билиг» («знание», «власть»), я установил, что знание в древнем кочевом обществе инициировалось властью и выступало в виде повеления, императива. Даже орхонские рунические надписи – это имперская трактовка тюркской истории. Там тюркские каганы выступают первыми законодателями человечества, никак не меньше. На деле история Центральной Азии – плод трёх глобальных этногенезов: индоарийского (иранского), тюркского и монгольского. Узбеки, казахи – молодые этносы, но в древности они были из одного корня. Только такое прочтение избавляет нас от узкого национализма. Подобную стратегию я провожу и в «Очерках по истории казахской литературы» (1999). В общем, я сторонник того, что было одно общее духовное наследие. Мне одинаково близки и Чингисхан, и Заратустра.

– По словам Бахыта Кенжеева, в вашей творческой натуре «уживается несколько поэтов, каждый со своим ярким голосом»: «тонкий, чуть сентиментальный, беззащитный лирик», «глубокий философ, европеец и казах одновременно» и «эпатажный поэт, почти футурист, не стесняющийся крепкого словца, острого выпада, иронического гнева». Как складывалась ваша поэтическая манера?

– Когда я в 1985 году появился в Алма-Ате в качестве литератора, уровень литературной критики в Казахстане был просто детским, если не сказать резче. Я даже не мог читать газеты того периода, они меня раздражали. Я написал несколько статей и сразу стал популярен как критик. Но меня эта роль не привлекала, я считал, что, в принципе, и критиковать-то нечего, нет предмета для разговора. Но и для создания стихов не было вдохновения.

Поэтическое вдохновение у меня появилось в эпоху перестройки и не покидает до сих пор. Мной выпущены стихотворные сборники «Крылатый узор» (1990), «Круги забвения» (1998), «Цветы руин» (с параллельным текстом на английском языке, 2004), книга-компендиум «Зов бытия» (2006). Это индивидуалистическая, модернистская поэзия, с неким восточным оттенком, но в то же время с каким-то сопротивлением этой восточности.

– Чем обусловлен выбор вами произведений для перевода?

– Это происходит по-разному. Скорее жизнь предлагает, чем я выбираю. Допустим, Абая я перевёл к его 150-летию. Магжана мне предложил перевести, будучи акимом Северо-Казахстанской области, Таир Мансуров. Как ни странно, по своей инициативе я переводил только западных поэтов – Бодлера, Тракля, Рильке, Курта Швиттерса, а из русской поэзии – Пушкина, Есенина, Бродского, казаха Бахыта Кенжеева. По госпрограмме «Культурное наследие» я перевёл на казахский язык два тома мировой философской мысли, начиная с «Энума Элиш» (это месопотамский космогонический миф) и заканчивая классиками современной французской мысли (Делёз, Деррида, Бодрийяр).

– Какие, на ваш взгляд, шаги, действия, акции необходимо предпринять, чтобы улучшить качество литературного перевода на постсоветском пространстве?

– Чтобы существовало искусство перевода, надо, в первую очередь, чтобы во всех постсоветских республиках был высок престиж русского языка. Потому что о переводах на другие мировые языки пока приходится только мечтать. Нет кадров, нет соответствующей культурной политики, нет общего культурного пространства. Даже то, что было, разрушено. И на этом фоне казахстанская госпрограмма «Культурное наследие», инициированная президентом Назарбаевым, – единственное светлое пятно, внушающее надежду, что искусство перевода востребовано на государственном уровне.

Беседу вела Елена ЗЕЙФЕРТ