О ценностях, близких народу, сказано с самой высокой трибуны
Фото: РИА "Новости"
Речь Путина на Валдае вызвала не так много откликов, как его же предвыборные статьи, что несколько странно. По-видимому, сработал эффект неожиданности. Так бывает, когда нечто давным-давно ожидаемое наконец случается - и хотя мы давно об этом думали, в первый момент всё равно не готовы осознать произошедшее. На Западе в таких случаях говорят: "that is it", что в переводе на русский означает: «вот оно», «это оно и есть».
Замедленная рефлексия экспертного сообщества объясняется тем, что оно пока не выработало осознанную реакцию на путинскую речь. Слишком очевиден в этой речи перелом в приоритетах, поворот к новым целям, смыслам и ценностям, более того – к новому политическому языку.
Владимир Путин задал обществу новую повестку дня. Не на одну неделю, не на один политический сезон. Надолго. Он начал разговор о критериях национальной идентичности, о восстановлении исторической преемственности страны. Самые простые вопросы оказались, как ни странно, самыми важными и неожиданными: «Кто мы?», «Кем мы хотим быть?».
Удивительно здесь только то, что этот разговор не начинался раньше, до путинского президентства. Вот почему у экспертного сообщества в нужный момент не оказалось сформулированной теоретической базы по главным вопросам, которым предстоит определять развитие страны. Правда, ведёт себя это сообщество так, словно такая база у него есть, но эмоциональную атмосферу не скроешь: это смесь растерянности и многозначительности. Вряд ли такой настрой может ввести в заблуждение. Реплики отдельных комментаторов, скорее, рефлекторны, нежели содержательны. Николай Злобин, Константин Ремчуков, Александр Проханов – все они произносили дежурные фразы, словно договаривая нечто, начатое раньше. На самом деле экспертам пока нечего сказать. Они ещё не готовы.
Одна из немногих внятных вещей, которые в последние дни всё-таки прозвучали, это то, что сказанное президентом на Валдае можно сравнить с его же мюнхенским выступлением (2007 г.). Что верно лишь отчасти. Эти две речи одновременно похожи и не похожи. Сравнить их между собой было бы полезно.
Тогда, в Мюнхене, Путин, обращаясь к западным оппонентам, подверг резкой и справедливой критике доктрину однополярного мира. Это было естественно, только так можно было упрочить позиции России во внешней политике. Мюнхенская речь не была спонтанной, а стала одним из звеньев логичного внешнеполитического курса.
Сегодня на внешнеполитическом направлении уже многое достигнуто. Президент помог преодолеть национальный раскол и последствия гражданской войны, сделав возможным объединение двух русских церквей – РПЦ МП и РПЦ Заграницей. Среди других важных внешнеполитических достижений можно назвать создание Таможенного союза, успешное отражение агрессии и защита российских граждан в ходе «пятидневной войны», блокирование военного удара по Сирии и упрочение позиций России на Ближнем Востоке, полемика с президентом США Обамой, в которой Путин прямо заявил о недопустимости комплекса национальной исключительности – явного отголоска колониальной эпохи[?]
Всё перечисленное произошло без материальных жертв, без ущерба стране. За прошедшие годы уровень жизни в России по крайней мере не упал. Цели удалось достичь без подрыва социальной базы, без утраты авторитета власти, без политических средств и методов, характерных для сталинской эпохи.
Сегодня президент меняет повестку дня. Он начинает разговор с обществом о глубинных внутренних проблемах страны, без решения которых её развитие, включая внешнеполитическую линию, упирается в потолок. Вполне очевидно, что в ближайшем будущем возможны и экономические проблемы, и локальные военные конфликты. Поэтому президент и призывает страну к сосредоточению и консолидации на основе национальных ценностей. Он апеллирует к накопленному в прежние годы ресурсу народной поддержки, поскольку решение внутренних проблем более нельзя откладывать.
Кому кроме общества в целом президент непосредственно адресует свою речь?
С одной стороны, всё тому же экспертному сообществу, которое пока что затрудняется с внятным ответом. Оно привыкло к словесной эквилибристике в рамках обкатанного политического эзопова языка, но сегодня эта практика перестаёт быть востребованной.
С другой стороны, он адресует её российскому большинству, у которого озвученные президентом вопросы как раз давно назрели. Но, не имея доступа к медийным площадкам и стратегическим разработкам, это большинство было обречено на вынужденное безмолвие. Сегодня президент заговорил от имени безмолвствующего большинства, и оно обрело голос.
Следует особо отметить, что если президент напрямую говорит о ценностях народа, повышается и общественно-политическая субъектность самого народа, к которому он обращается через головы элит. Государство меньше довлеет над ним, народный суверенитет подчёркивается и становится более ощутимым. Этот процесс де-факто делает имеющуюся политическую модель более демократичной, что и само по себе является очевидным благом.
Ситуация поистине уникальная: эксперты безнадёжно отстали от реальных общественных запросов, большинству же президентская повестка ближе и понятнее, чем экспертократам.
Есть у путинской речи и внешний адресат. Он находится за пределами России. Это европейские консерваторы, которые, так же как и Путин, озабочены размыванием национальных основ, борьбой с семейными ценностями, принудительной секуляризацией, репрессивной толерантностью («трансгуманизмом»), мультикультурализмом – всеми теми процессами, которые ведут к утрате Европой своей идентичности.
Владимир Путин подчёркивает: «Многие евроатлантические страны фактически пошли по пути отказа от своих корней, в том числе и от христианских ценностей, составляющих основу западной цивилизации. Отрицаются нравственные начала и любая традиционная идентичность: национальная, культурная, религиозная или даже половая. Проводится политика, ставящая на один уровень многодетную семью и однополое партнёрство, веру в Бога или веру в сатану… И эту модель пытаются агрессивно навязывать всем, всему миру. Убеждён, это прямой путь к деградации и примитивизации, глубокому демографическому и нравственному кризису».
Именно эти процессы тревожат сегодня здоровую часть западного общества. Её представители, европейские консерваторы, слушают российского президента очень внимательно и хотели бы видеть в нём собирателя исконных европейских ценностей. Это тема для отдельной и очень важной статьи. Для нас внутренний аспект сегодня важнее, и мы пока будем говорить о нём.
Текст президентской речи содержит важное признание: «Мы дважды пережили распад нашей государственности. В результате получили разрушительный удар по культурному и духовному коду нации, столкнулись с разрывом традиций и единства истории, с деморализацией общества».
Почему это стало возможным? «Отсутствие национальной идеи, основанной на национальной идентичности, – продолжает Путин, – было выгодно той квазиколониальной части элиты, которая предпочитала воровать и выводить капиталы и не связывала своё будущее со страной, где эти капиталы зарабатывались».
В сущности, речь идёт о некорректном формировании немалой части российского правящего класса. Лишь исключив её влияние, мы сможем повернуться лицом к собственной истории. Это неизбежный процесс: «Разрыв традиции необходимо преодолеть».
Поэтому главным предметом обсуждения, который предлагает президент, становится моральный консенсус в обществе. Данный консенсус есть «историческое творчество, синтез лучшего национального опыта». Лучшее в национальном опыте и есть то, что связано с традицией, с корневыми пластами национальной истории и культуры.
Мы входим в новую политическую реальность. Мы понимаем, что нам не нужны так называемые поиски национальной идеи, о которых пикейные жилеты твердили десятилетиями. Неверна сама постановка вопроса. Ничего не надо искать. Национальные ценности, общественная этика – всё это никуда не исчезало, просто существовало отдельно от политического курса.
Сегодня это неоправданное раздвоение стало тормозом для страны. Политический курс и базовые общественные ценности, о которых так много говорил президент, должны прийти в соответствие друг с другом. Это ситуация кардинального перелома.
Одна из особенностей путинской речи, которая сразу бросается в глаза, – стилистическая. Налицо явное стремление к смене политического языка.
До сих пор мы говорили на смеси застывших терминов Realpolitik, социологизмов и псевдогуманистических клише. Это язык экспертократии, который сегодня уже не годится для отражения политической реальности, ушедшей далеко вперёд. Этот язык не вмещает в себя те важнейшие смыслы, которые рождаются, когда разговор ведётся в контексте национальных ценностей и стратегических задач страны. Увы, не годится для этого и привычный экстатический язык державно-патриотической риторики – он также не ухватывает политические реалии.
Нужен новый язык, и президент это понимает. Не язык мифов, иносказаний, паранаучной терминологии, политтехнологических манипуляций и триумфальных лозунгов. Не язык условных (хотя, несомненно, ярких) Злобина, Дугина, Сванидзе, Проханова, Познера, Кургиняна… А тот язык, на котором власть может напрямую говорить с обществом.
Время постмодернистских симуляций в политике, время фантомов и камуфляжа закончилось. Приходит время ответственных решений, и оно требует прямой речи, прямых высказываний. Корректировка национальных целей и задач влечёт за собой и новое словесное оформление.
Президент сегодня говорит нам о том, что давно назрело. Эта новая перспектива пока слабо отражена в медийном поле, но уже получила освещение в наиболее интересных публицистических материалах последних месяцев, принадлежащих экспертам Российского института стратегических исследований, Центра проблемного анализа и государственного проектирования, кругу авторов сборника «Перелом», информационно-аналитического проекта «Однако».
Мы стоим на пороге национальной консолидации, а консолидировать нацию могут только общие нравственные и исторические ценности. Если консолидация будет успешной, а политический курс будет проложен в верном направлении, через несколько лет мы станем свидетелями появления новой парадигмы публичных ценностей в России. Несколько лет – немалый срок, но процесс уже начался.
Но для адекватного выражения национальных ценностей и критериев национальной идентичности опять же необходимо овладение новым общественно-политическим языком. Именно язык способен не только отразить, но и консервировать, сохранять эти ценности, стать гарантией того, что общество не упустит их вновь из поля зрения.
Формулирование ценностей неизбежно столкнётся с дискуссией различных политических лагерей. Эта дискуссия во многом и будет борьбой за новый, нравственный язык в политике. Прежний язык вытеснял и табуировал национальные ценности, поэтому и стала неизбежной его замена.
Сегодня и правящему слою, и народу предстоит отказаться от языка политтехнологий и заговорить на языке этики. Общество должно расстаться с иллюзией, что этика – это только частное дело. Необходимо признать, что этика всегда имеет социальное измерение. И если эпоха строительства коммунизма явила собой неудачный пример социализации этики, это ещё не отменяет необходимости социализации этики в принципе.
Уже можно предположить, что в ближайшем будущем свои позиции сохранит именно та часть экспертного сообщества, которая новым языком овладеет. Неизбежен и процесс ротации в рядах медиакратии.
Теги: Валдай , Путин