А.М. Ревич. Перед светом. О войне. О Москве: Поэмы, стихи. - М.: Издательский дом "Вече", 2013. – 368 с.: ил. – 2500 экз.
«Когда человек умирает, / Изменяются его портреты» , – сказала Анна Ахматова. Очевидно, имеется в виду не только зримый физический облик, но и скрытая метафизическая сущность человека, его не всегда различимый при жизни духовный объём. Применительно к поэтам это наблюдение тем справедливее, чем крупнее масштаб самой поэтической личности, чем мощнее заключённый в ней эстетический потенциал, которому ещё предстоит развернуться в большом историческом времени.
Я вспомнил ахматовские строки в день похорон Александра Ревича, стоя над его раскрытой могилой. И позже, листая страницы его последней, итоговой книги, которую он так и не успел подержать в руках, ещё раз убедился в правомерности подобного взгляда.
Как оригинальный, «самосочиняющий» автор Александр Ревич стал известен довольно поздно, когда у него за плечами был уже солидный переводческий опыт. В этом отношении его литературная судьба сравнима с судьбами С. Липкина и А. Тарковского ( «Ах, восточные переводы, / как болит от вас голова...» ), выпустивших свои первые стихотворные книги уже зрелыми, состоявшимися художниками. Как и они, он был фронтовиком и, как и они, «отстал» от той замечательной поэтической плеяды (А. Межиров, К. Ваншенкин, Е. Винокуров, Б. Слуцкий, Ю. Левитанский, Д. Самойлов и др.), которая, получив наименование «военного поколения», утвердилась в отечественной поэзии ещё в конце 1950-х гг. У Александра Ревича был свой путь, и он, переживший всех названных поэтов (кроме Ваншенкина, который ушёл почти сразу же вслед за ним), успел соприкоснуться с тем, о чём они могли говорить лишь глухо, не напрямую.
Господи, с каждым восходом
Ты зажигаешь мне свет
так же легко, как по водам
шёл за баркасом вослед,
как исцелял от падучей,
как в бездорожье глухом
был путеводною тучей
и полыхавшим столпом.
Тлеет заря, как поленья,
мир озаряя, как храм,
с дня моего появленья
вижу Твой свет по утрам.
Кто спорит: Александр Ревич был настоящим солдатом (штрафником!), блистательным переводчиком, взыскательным мастером. Но ныне он всё больше входит в наше сознание как поэт, без лирической исповеди которого сама эпоха оказывается неполной, недовершённой.
А. Ревич писал внятным и полногласным русским стихом, которым он владел в совершенстве и звук которого обличал в нём «хозяина речи». Об этом свидетельствуют и отдельные стихотворения, и большой цикл его поэм. Безукоризненный поэтический слух и вкус были присущи ему всегда. Но знаменательно, что с годами его поэтическая рука не ослабела (что нередко случается с поэтами), но, напротив – окрепла и возмужала. Можно сказать, что Ревич писал всё лучше и лучше, и ни грана кокетства нет в этих его словах: «Я семь десятков лет на свете прожил / и только на восьмом заговорил». То есть заговорил в ту силу, которая соответствовала внутреннему просветлившемуся строю его души.
Я подозреваю, что Александр Михайлович прожил жизнь счастливого человека. Ибо он был настоящим чувствилищем, о"рганом (или, если угодно, орга’ном) поэзии. Бог даровал ему долгие дни – и перо выпало у него из рук буквально в его смертный час.
Но чтобы разорвать привычный круг,
слова должны быть –
как за час до смерти.
«Перед светом» – назвал Александр Ревич свою последнюю книгу. Не только перед тем вечным светом, который мы чаем впереди, но и перед этим, тварным и несовершенным миром, который, когда поэт уходит, вдруг замечает, как стираются случайные черты и с изменившегося портрета на нас взирает истинный человеческий лик.
Теги: А.М. Ревич. Перед светом. О войне. О Москве