Литературная Газета, 6540 (№ 05/2016)

Век кавалергардов и мы

Век кавалергардов и мы

ТелевЕдение / Телеведение / Телепросвещение

Кондрашов Александр

Теги: телевидение , история , культура , канал "Спас"

Новый исторический ракурс на православном канале

Одно из важных направлений вещания «Спаса» – образовательное, просветительское. И тут важное место занимает скромная историческая программа «Русские судьбы», которую ведёт богослов, историк культуры Василий Моров (раз в неделю по 25 минут). Мне его рекомендовали как изумительного рассказчика, который не хуже Ираклия Андронникова.

Нет, конечно, Моров – не Андронников, пленявший зрителей 60-х, скорее его противоположность. Нет никакого брызжущего через край юмора, актёрского шарма, лекторского артистизма, чего, правда, сейчас нет ни у кого из присутствующих на экране «говорящих голов». Да у Морова и нет стремления понравиться, заставить зрителей во чтобы то ни стало остаться у экрана. Нет в программе и какого-то богатого видеоряда и музыкального сопровождения.

Есть другое: умение вести рассказ, есть герои и позиция рассказчика, которая не навязывается, но она чувствуется и «прошивает» весь повествовательный цикл. Есть нравственная позиция историка, который хочет не только рассказать, как всё было, но и восстановить справедливость. Ведь мы должны помнить замечательных людей России, которые сейчас забыты, и знать правду – слишком много недоговорённостей, или наговоров, или спекулятивных толкований накопилось за столетия. Плохо, когда в качестве примеров для подражания публике навязываются недостойные люди, а достойные – в забвении. Не по-христиански это, не по-людски.

Моров – внешне педант, сухарь, но за его рассказом, например, о самородке Свешникове, о нашедшем его графе Шувалове чувствуется нежность. Восхищение и основателем российского университета, и его сановными друзьями Екатериной Дашковой и Григорием Потёмкиным, которые тогда, в блистательные екатерининские времена, мечтали о том, чтобы найти новых Ломоносовых, и находили их в простонародье. И конечно, восхищение гениальным самоучкой Иваном Евстратьевичем Свешниковым, который самостоятельно превзошёл многие науки и языки. На спор за полгода он овладел древнееврейским языком, чем посрамил раввина из потёмкинского окружения, считавшего этот язык таким трудным, что никто ему научиться не сможет. Жаль, Иван Евстратьевич рано умер, но то, что о нём рассказано, прекрасно. Как и о многих других героях Морова.

К 210-летию восстания декабристов Василий Моров крайне сдержанно, как будто боясь кого-то обидеть, провёл цикл рассказов о героях и антигероях трагических событий начала XIX века. О заговоре против императора Павла, о царствовании его старшего сына Александра (ему была посвящена также передача из цикла «Россия и мир», где Василий Моров отвечал на вопросы руководителя канала Бориса Костенко). О войне с французами, о политике русского императора Александра, которая привела Россию к такому положению в мире, которого не было ни до него, ни, к сожалению, никогда после. И тут для зрителей, воспитанных «советским агитпропом» (который Моров явно не любит), было очень много нового. А также увиделись неожиданные горестные параллели с тем, что делает современная телепропаганда в освещении советского времени и Великой Отечественной войны.

Про антипавловский заговор, в котором участвовали британский посол и многие русские аристократы, в том числе генерал-губернатор Петербурга граф Пален, предвосхитивший, по тонкому замечанию рассказчика, современные коварные технологии, многие наслышаны. Так же, как и о том, что Александр косвенно участвовал в заговоре, разумеется, не желая смерти отца, но не возражая против его свержения с престола. Однако о роли Александра I в русской истории большая часть зрителей, полагаю, была превратного мнения: он всего лишь «взял Париж и основал лицей». И это во многом благодаря именно «агитпропу», в котором участвовали очень многие известные и уважаемые люди, а не только Учпедгиз и идеологический отдел ЦК КПСС.

Моров, может быть, не желая этого, показал, как велика роль личности в истории, что именно благодаря, а не вопреки Александру I удалось победить великого полководца Наполеона и его непобедимую армию. И объединить Европу. Дело совсем не только в провидении, которое направляет «дубину народной войны» (на чём настаивал автор «Войны и мира»), но и в реальной политике великого дипломата и главнокомандующего – русского императора, которому удалось сделать то, что не смог сделать даже генералиссимус Сталин. Действительно, после взятия Парижа много лет Россия доминировала в Европе, а тогда, значит, и «во всём цивилизованном мире». Причём не только ввиду военного превосходства.

Александр, постепенно став глубоко верующим, как православный человек чувствовал свою ответственность не только перед Русским миром, но и перед всеми народами и странами Европы. Он был великодушным властителем, считал неправильным унижение побеждённых и потому воспротивился расчленению Франции, чего хотели пруссаки и англичане, а Польше дал максимальную по тем временам свободу в составе Российской империи, хотя поляки, участвовавшие в войне на стороне Наполеона, «прославились» необыкновенной жестокостью на «оккупированных территориях» в отношении к русским и особенно к пленным и, казалось бы, заслуживали сурового наказания. Фигура Александра I в суховатом, лапидарном повествовании Василия Морова вырастала до величественных размеров, и невольно подумалось, как важно русскому правителю быть ответственным человеком и настоящим христианином. Александр к этому стремился, жаль, прожил менее 50 лет.

Очень интересными были выпуски, посвящённые декабристам. Моров, опираясь на документы, разрушил бытующие романтические представления о вождях восстания и о тех, кого они «разбудили», – Герцене и Огарёве. Фильмы типа «Звезда пленительного счастья», книги Натана Эйдельмана, песни Булата Окуджавы, на которых была воспитана советская интеллигенция, представляются после «декабристского» цикла Морова слишком комплиментарными и поверхностными.

Ещё в 1803 году государь издал указ «О вольных хлебопашцах», согласно которому помещики могли отпускать на волю крепостных крестьян с наделами земли. Правда, за выкуп. Так многие дворяне и сделали, причём некоторые без выкупа, но... не декабристы, для которых вроде освобождение крестьян от рабства было главной задачей.

Александр знал о зреющем заговоре, но не пошёл на репрессии, а в 1822-м издал указ о запрещении тайных обществ, по которому каждый, кто в них состоял, должен был дать подписку о прекращении своего членства. Многие действительно, дав подписку и памятуя об офицерской чести, прекратили участие в заговоре, но не декабристы – подписку они дали, а злоумышлять стали ещё энергичнее. Республика, Конституция, освобождение от рабства? Моров убеждает, что если бы тогда эти цели были достигнуты, то страна бы распалась. Общество было не готово к радикальным реформам. И это не противоречит советскому взгляду на эпоху – «эксплуататорский класс» не хотел перемен. Противоречит в отношении декабристов.

В созданных Василием Моровым портретах Пестеля, Волконского, Бестужева-Рюмина, Муравьёва­-Апостола и других участников восстания заметна объединявшая их главная черта – неуёмное честолюбие. А также очень огорчительные для людей чести качества – склонность к интригам и предательству, также приведены неприятные факты, как бы сейчас сказали, хищения государственных средств. Для совершения революции нужны деньги, много денег. Пестель понимал это задолго до большевиков и нынешних белоленточников – революции в белых перчатках не делаются, заговорщики намерены были уничтожить царскую семью. Всю. В контексте того, как сейчас относятся к убийству большевиками семьи Николая II, подобные планы – несмываемый позор для кавалергардов, век которых оказался недолог.

Однако чего мне не хватило в цикле «Русские судьбы» – некой дискуссионности. Программа достойна расширения количества участников или представленных точек зрения. Ведь, например, в случае с декабристами можно ли ограничиваться только их осуждением как людей аморальных – они, желая перемен, всё же рисковали жизнью или жертвовали ею, как и петрашевцы, желябовцы, эсеры и большевики. Ведь долг правителя – предвидеть последствия своих действий. Или бездействия! Мог ли государь предотвратить (предупредить) народные волнения и революционный террор? Ведь должен был? Марксисты, социалисты, народовольцы, декабристы далеко не во всём были неправы. И вина Александра I в декабрьском восстании или Николая II в Февральской революции тоже какая-то есть. Если мы будем во всём винить только одних, а на других только молиться, то будет ли это справедливо, по-людски, по-христиански?

А то, что в «Русских судьбах» регулярно появляются люди, о которых грешно забывать, и многие из тех, с кого должно брать пример, можно только приветствовать.