Литературная Газета, 6540 (№ 05/2016)

Меж двух миров

Меж двух мировВыпуск 8

Спецпроекты ЛГ / Страна Наири / Современная литература Армении

Арташес Абраамян. «Первый снег в деревне»

Теги: Армения , культура , искусство

Овик ВАРДУМЯН

Родился в 1940 г. в селе Чочкан Лорийской области. Окончил Ереванский политехнический институт. Публикуется с 1964 г. Автор полутора десятка книг. Романы, повести, рассказы переведены и изданы на английском, французском, русском, казахском, украинском, персидском, болгарском языках.

Сначала было ощущение абсурдности. Дверь среди пустоши была смешна. Бессмысленно поставленная среди пустоши дверь. Без забора, без ограждений, без обозначения собственных границ. Казавшуюся безграничной пустынность по ту сторону двери нарушали животные, спокойно пасущиеся среди пышной зелени. Я невольно задумался об ограде и границах. Я думал, где был бы забор, если бы он был. Без забора эта дверь вызывала чувство безграничности.

Прохожие, не обращая внимания ни на мою растерянность, ни на странное наличие двери, безразлично шли мимо. Я хотел спросить, не видят ли они эту дверь и бескрайнюю пустынность, где не видно ничего, кроме пасущегося скота. Хотел спросить, но мне было неловко. Если они не видели того, что вижу я, они бы меня не поняли. Приняли бы за идиота.

Я долго стоял. Внимательно смотрел на дверь. Вдруг кто-то из прохожих отделился от людей и вошёл в дверь. Я невольно засмеялся. Он же мог пройти в любом другом месте! Начал смеяться и над тем, что он вошёл. Бессмысленно было разделять «внутри» и «снаружи», не зная, где находится дверь: внутри или снаружи… Вела ли она внутрь или наружу? Было ли всё это реальным или нереальным?

Утром я снова проснулcя в плохом настроении. Когда посмотрел с балкона, дворовая собака, как обычно, сидела и смотрела наверх в надежде, что вниз что-то кинут. Вспомнил, что вчера покупал колбасу. Отрезал кусок и, присвистывая, чтобы она заметила, кинул вниз. Собака тут же хапнула и, оглядевшись по сторонам, начала с удовольствием жевать. Реальной была эта собака. Реальной была моя жена, которая, вспомнив старые обиды, устроила скандал. Мне обрыдло всё, и я вышел из дома, не зная куда идти.

Меня тянуло к этой двери. Тянула мирная пустынность по ту сторону двери. Нечто неземное. Удивительно, что люди проходили безразлично. Дверь же была? Всё было неестественным, бессмысленным. Люди должны были хотя бы посмеятьcя над усилиями создателя этой бессмыслицы. А может, они не видели её? Были настолько счастливы или настолько несчастны, что не могли видеть?

А я видел. Пустота притягивала. Я решил пройти внутрь. Я сказал «внутрь», и мне снова стало смешно. Я устал от бессмысленности, сумасшедшего ритма жизни, устал бесконечно защищаться и в целях защиты нападать, устал от сотен, от тысяч мелких бытовых проблем. Меня притягивал мирный пустынный ландшафт. Будто это был иной, отдельный мир. Мир, где уставшие и униженные могли обрести тишину и покой. Я решил не входить, а просто пройти рядом, нарушить естественную границу и оказаться посреди зелёного спокойствия. Но, не дойдя до двери, передумал. Кто-то прошептал мне на ухо, что если я хочу оказаться внутри, то должен пройти через дверь. Если не пройдёшь через дверь, то какая разница, всё равно будешь на том же месте или на десяток метров дальше. Ничего не изменится.

Я открыл дверь, вошёл. Люди ходили туда-сюда. По полевой дороге в горы поднимался грузовик. Далеко по склонам горы стадо коров медленно спускалось к палаткам. Коровы были полны молока. За ними шли пастухи, громко разговаривая и двумя руками придерживая дубинки на плече. Огромные белые волкодавы с чёрными крапинами, опустив морды, следовали за ними по пятам. Приблизившись к палаткам, коровы начали мычать. Вечерело медленно. Спокойный был вечер. Именно это спокойствие и притягивало. Потерянная умиротворённость со времён детства. Птицы читали вечернюю молитву. В небе медленно, беззвучно парили соколы. Две вороны так напились воды, что еле летали. Проказливые мальчишки накормили их солёным мясом. Мальчишки из моего невинного детства. Пролетев несколько метров, вороны спускались. Сторожевые собаки и ребятишки мучили их, заскучав от безделья. Знали, что невозможно поймать, но мучили их с удовольствием. И каждый раз, стоило им приблизиться, вороны в ужасе каркали и улетали. И пока они летали, собаки, вытянув морды и лая, бегали под ними. Они будто бы смеялись. Ведь если бы вороны не улетали, они их всё равно не стали бы ловить. Они просто забавлялись. Им нравился ужас ворон.

Грузовик остановился. Люди из кузова махали руками. Я чувствовал, что знаю их, но не мог вспомнить откуда. Особенно одного маленького мальчика. Он улыбался и махал мне. Я помахал в ответ. Потом, когда машина поехала через лужи от прошедшего дождя, я пожалел, что не поехал с ними.

Здесь было тихое спокойствие. Даже грохот грузовика и крики людей в кузове не нарушали это спокойствие. С двух сторон дороги без перерыва раздавалось пение птиц. Кузнечики прыгали. Лиса, прижимая хвост к земле, пересекла дорогу. Так спокойно, так небрежно, будто меня и не существовало. Белые облака плыли, касаясь горных вершин. И я видел, как красные, жёлтые, синие, белые цветы в тумане меняли свой цвет. Зелень, зацветшие камни, земля – всё пропитывалось влагой от облаков. В прозрачной, неестественной чистоте родника цветной щебень со дна сверкал на солнце разными оттенками.

День был спокойный и добрый. Такой спокойный, такой добрый, такой счастливый, что нутро моё наполнялось чистым плачем. Будто вот сейчас, сделав следующий шаг, найду что-то очень дорогое мне, давно потерянное вместе с детством. Жизнь, смерть, близкие, мир, невинность, наивность, летняя духота, свежий ветерок, смех – всё, что было потеряно и забыто. Что, иногда выпадая из времени, исчезло в лабиринте трупов навсегда ушедших дней.

– Добрый день! – поприветствовал всадник. Он подъехал незаметно, как это бывает во сне. Это был местный лесник. Я узнал его. Удивился. Он был лесником, когда я ещё был совсем маленький… Я вдруг почувствовал, что знаю и людей в грузовике. Этот грузовик тоже был. Это был грузовик Шамира Чичананца. Всё это уже однажды было, давно, много лет назад. Неужели всё повторяется?

– Добрый день! – повторил всадник.

Я улыбнулся. Не знал, что ответить. Он слез с коня, склонился над источником и с жадностью напился, потом неспешно встал.

– Слышишь?

Кто-то срубал дерево. Доносившийся из глубины леса глухой стук навёл на мысль о дятле.

Лесник сел на коня, пришпорил его и поскакал по направлению к звуку.

От тихого спокойствия у меня кружилась голова. Тоска валила на землю. Ноги подкашивались от переживаний. Господи Боже, мы совсем не дорожим тем, что имеем, что ты даёшь нам. И всё проходит в мгновение ока. И детство, и юность, и любовь, и сила, и покой, разлитый над горами и полями, и человек… Мы расточаем всё это и оказываемся покинутыми среди пустыни. Мы своими руками, своими словами, своими мыслями, желаниями ежедневно разрушаем этот чудесный мир и оказываемся посреди пустыни. Без любви, без ласки, без милосердия. Одинокие и покинутые – каждый из нас.

Мир проплывал передо мной. Ускользал от меня, как видение. Показывался и ускользал. Я был уже жителем пустыни. Одним из покинутых. Я был в мире, в котором давно уже нет любви и сострадания…

Обеспокоенный, я обернулся. Дверь еле виднелась вдали. Я достаточно отдалился от неё. Я вернулся назад грустный, с поникшей головой. Я этого не хотел. Вернулся нехотя. Пёс, всё ещё сидевший во дворе многоэтажки, внимательно следил за людьми на балконах – может, что-нибудь бросят вниз. Ворона, устроившаяся на крыше бани, пристально следила за псом, чтобы изловчиться и себе отхватить крошку от брошенной еды. Я присел рядом с псом и посмотрел вверх, на мир. Люди безразлично двигались туда-сюда. Пёс вильнул хвостом и, прижавшись ко мне, лизнул мне руку. Моя грусть усилилась. Я смотрел на мягкий, покорный, услужливый, выжидательный взгляд пса. Так и хотелось завыть. Пёс заскулил, учуяв моё напряжение. Я тихонько завыл так, чтобы услышали только я и он. Он сильнее прижался ко мне. С балкона высотки нас кто-то заметил. Мгновение смотрел удивлённо, а потом громко заржал. Ещё несколько человек посмотрели вниз… Думали, я свихнулся.

Грузовик с грохотом поднимался в гору. Из кузова махали. И я вдруг узнал мальчишку. Это было моё детство: без отца, голодное, босоногое, но счастливое. Детство, особенно ушедшее детство, всегда бывает счастливым.

Я думал – какой же из миров реальный? В какую сторону мне идти? А мир уходил. Жизнь уходила. Человек уходил... Я так и остался меж двух миров. Когда придёт смерть, может, я очнусь ото сна. Может, тогда пойму, который из миров реальный.

Да будет воля твоя, Создатель

Как-то один отшельник шёл по берегу реки. Он присел отдохнуть и смотрел на резво играющих и плавающих детей. Взгляд его остановился на грустном ребёнке, который сидел в сторонке и не участвовал в игре.

Сердце отшельника было полно любви ко всем земным созданиям. Узнав, что ребёнок слеп от рождения, он посочувствовал ему, возвёл прослезившиеся глаза к небу и прошептал:

– Боже всемогущий и всемилостивый, чем согрешил этот ребёнок, что всю жизнь суждено ему прожить слепым? Он ведь не мог согрешить, не родившись? Так почему он лишён счастья видеть и вынужден сидеть неподвижно и безрадостно, пока его друзья играют и счастливо хохочут?

Затем, упав на колени, отшельник так долго просил Создателя, что мальчик прозрел. С криками радости побежал он к родителям.

Спустя месяцы, когда отшельник снова проходил по тем краям, он вспомнил о мальчике. Он подошёл к берегу и замер от удивления. Мальчик стал сущей напастью: одного он топил в воде, над другим издевался из-за уродливости тела, третьего таскал за волосы. Дети выбегали из воды, но мальчик догонял их, мешал плавать, обижал, бил их и выгонял из реки. А когда один ребёнок попытался сопротивляться, выколол ему глаз острой палкой.

Отшельник, увидев всё это, посмотрел в небо и взмолился:

– Да будет воля твоя, Создатель…

Перевод Наре МКРТЧЯН