Екатерина Глушик: «Не написанное сегодня не будет написано никогда!»


Екатерина Глушик: «Не написанное сегодня не будет написано никогда!»

Литература / Литература / Писатель у диктофона

Теги: литературный процесс , Екатерина Глушик


«ЛГ»-досье:

Екатерина Фёдоровна Глушик родилась в Ижевске. Окончила филологический факультет Удмуртского государственного университета. Работала учителем русского языка и литературы в школах родного города и ГСВГ (Группы советских войск в Германии). Автор 14 книг, живёт и работает в Москве.

– Екатерина, вы дебютировали в прозе достаточно поздно. Почему?

– Я и читать-то поздно начала. Когда пошла в первый класс, быть грамотной, как сейчас, не требовалось, тем не менее все мои одноклассники тогда уже знали алфавит, очень многие бегло читали. А я знала только несколько букв, умела писать два слова: «мама» и «Катя». Ещё знала цифру 4 и букву «ч», потому что меня поразила старшая сестра, которая открыла невероятное: «ч» и 4. На меня моя первая учительница Капитолина Гавриловна Гусева посмотрела, как на дауна: я крупная девочка была (да и сейчас не уменьшилась), и вот стою у её стола, когда она в первый же день наши знания и умения определяла, и радостно узнаю пять букв алфавита! Но к концу года уже стала отличницей, а научившись читать, запоем глотала книгу за книгой.

К старшим классам буквально заворожилась поэзией. Я и сейчас не знаю: как поэты делают рифмованные строки (а срифмовать и я могу) поэзией? Чем поэт напитывает пространство между слов, нам не видимое, не читаемое, но ощущаемое, чтобы слова превращались в поэзию? Сейчас перечитываю Гумилёва. Вот что тут такого, казалось бы?

Но тихо в мире, тихо так,

Что внятен осторожный шаг

Ночного зверя и полёт

Совы, кочевницы высот.

Или совсем просто:

О тебе тебе, о тебе, о тебе.

Ничего. Ничего обо мне!

Но – поэзия!

После филфака университета из идейных соображений пошла работать в школу учителем русского языка и литературы. Хотя мечтала быть астрономом. Люблю небо! Оно ненаглядно. Мерцание звёзд – то умиление, то холод по спине… К реформе образования отнеслась категорически отрицательно, но поскольку шла работать за идею, а именно идею убрали и подменили чёрт знает чем, я из школы ушла. Реформаторы буквально заставляли действовать по принципу «на­вреди». Соучаствовать не хотела.

Писать я начала от невероятной тоски, от гнетущего горя после смерти моей мамы. Горе и сейчас не оставляет, хотя прошло много лет. Такая плита непоправимости навалилась! Как несправедливо устроена жизнь: любишь, а любимый человек уходит. А мир даже не замечает: вот вчера и она смотрела на небо, на деревья, а сегодня они есть, а её нет. Именно в день смерти мамы я с удивлением ощутила: пока человек жив, солнце – его, небо – его, ветер – его. Он – властитель мира.

И я захотела свою маму запечатлеть. Но у меня не получилось бы: это как из раскалённой стали голыми руками лепить. А стала подбираться к ней через детские воспоминания. И туда маму вкрапляла. Села и написала книгу практически начисто – «Простые разговоры». То есть вставала и писала от руки тогда рассказ за рассказом. И потом они в такой последовательности и в книгу вошли.

Рукопись мне помогала оформлять Галина Суворова. Через неё написанное увидел Андрей Колесников, работавший в «Коммерсанте». Позвонил мне, сказал прекрасные слова и сообщил, что передал посмотреть тексты Александру Кабакову. Тот спустя время тоже позвонил и скупо-щедро мне отвесил похвалы, например: «Тот редкий случай, когда жалеешь, что написанное уже закончилось».

Ну а Александр Проханов, прочитав пару моих рассказов, сказал: сколько их у тебя? Издавай книгу. И не просто совет дал, как любят порой доброхоты бездомному подсказать: мол, не спи под мостом, а купи себе особняк. Он помог действенно. Например, научил давать названия. Сказал: придумай к каждому по три названия. Я придумала, пришла, он посадил: читай. Читаю. Он – вот это. И я поняла, по какому принципу надо названия давать. Мастер-класс! Выпустила я книгу под псевдонимом «Екатерина Симина», потому что мама – Сима, Серафима. А сейчас «Простые разговоры» вышли в «Роман-газете».

– Что привело вас в газету «Завтра»?

– Идея опять-таки! Методом тыка нашла газету «Завтра» среди множества изданий. Я с детства очень политизированная. Придут ко мне подружки, а я пока все газеты свежие не перечитаю, с ними не общаюсь, а они между собой болтают.

А тут такие события – война демократов против страны и народа!

Ну вот нашла я «Завтра», которая полностью совпала с моим видением страны и событий, стала читать регулярно. Пришла как-то в редакцию, предложила тему. Дежурным редактором был Андрей Фефелов. Он тему одобрил: «Вот и напишите». Я: «Не умею, не писала». Он: «Как не умеете? В школе учились? Грамотой владеете? Ну а шероховатости мы подправим».

Так что в газету я пришла с улицы в буквальном смысле слова. Первые мои колонки смотрел сам Проханов, а потом уже пустил в свободное плавание.

– Журналистская работа писателю помогает или всё же отвлекает?

– И отвлекает, и помогает. У меня полно задумок. И некогда взяться: смотришь много материалов, редактируешь, расшифровываешь.

Как в «Козлёнке в молоке» герой всё думал, что возьмётся за главненькое, как только разгребёт рутину. А эта куча только растёт! К тому же человек каждый день меняет призму, угол взгляда на мир. Каждый день! Вчера бы так написал, а сегодня угол сместился: вот стоишь в точке, чуть повернулся – и пошёл из этой точки в другую сторону! А уж если год минул после того, как задумал, – это вообще получится о другом! Так что не написанное сегодня не будет написано никогда!

Конечно, работа в «Завтра» – это невероятная удача: идёшь по улице, а тебе в карман падает что-то. Достаёшь, а это послание от братьев по разуму, летевшее миллион лет. И там – полное описание жизни во Вселенной, формула счастья, как жить без войн, болезней, невзгод… Так не бывает? Но ведь вот прилетело! И прямо в карман!

Я вообще любую благость воспринимаю как нечаянную радость. За что мне такая удача? Ну совсем я не достойна! Я чьё-то место заняла или заела! Мне ошибочно счастливый билет выдали. Все другие – более достойные. И мне всегда неловко, что так здорово мне в карман такое свалилось!

Я очень ценю работу в «Завтра» за всё: возможность писать, полную свободу, что даёт главный редактор, совершенно не диктуя, не подавляя. Темы можешь сам выбирать, а если дали задание, то трактовки темы, партитура, так сказать, – это в твоём распоряжении. За тот мир людей, которые в газету приходили, приходят.

– У вас несколько сборников рассказов. Не хотелось, поднаторев в новеллистике, взяться за роман?

– Нет. Мне удаётся в рассказ умещать всё задуманное. Коллега, прочитавший в «Литературной газете» мой рассказ «Стволовая жизнь», с чувством досады выдохнул: «Ну, Кать, ты что! Такую вещь надо было на роман растянуть! А ты втиснула в рассказ! Это же транжирство!»

Я написала сценарий, если его расписать как прозу – будет роман. То есть роман, реши я дерзнуть, возможно, одолею.

Как-то подумала: вот писатели свысока относятся к детективам. А смогу я написать детектив? И написала несколько рассказов фантастики и детективов – на книгу. И когда при случае пересказала сюжеты великолепному человеку и писателю-фантасту Фёдору Березину – ополченцу Донбасса, невероятной внутренней красоты человеку, – он говорит: «Так чего вы их не посылаете в сборники фантастики? Отличные сюжеты».

– Герои вашей прозы – кто они?

– Только в первой книге – «Простые разговоры» – у героев были реальные прототипы. Хотя не совпадали, конечно. А позднее персонажи имели черты реальных людей, но всего лишь отдельные черты: например, палец, ухо не могут же характеризовать человека.

У меня есть рассказ «Месть прототипов». Они мстят писателю, полагая, что он их неприглядно подал. Причём узнают себя в действующих лицах те, кого ты и в мыслях не держал. Но по какой-то детали, о которой ты у них и не подозревал, они вычисляют себя и едва ли не сатисфакции требуют. Человек видит себя идеальным, и если заподозрил, что это он, а вот тут такая странная деталь характера, он возмущён, обижен. Чуднó!

Интересно: совершенно придуманных мною персонажей люди так близко воспринимают, что интересуются, как у них всё сложилось, не надо ли помочь… И я себя обманщицей чувствую: мне даже неловко признаться, что я выдумала. Как бы за нос водила. Читатель даже поплакал, а оказалось, зря: горе героя, как и он сам, выдуманное. И вот лепечу что-то – мол, да всё слава богу. Или говорю: след потеряла. Вот скажи ребёнку на утреннике, что у Деда Мороза борода из ваты! Это же вселенная рушится!

А среди моих героев – дети и старики, военные и врачи, бомжи и убийцы (и это не в детективе).

И я сама – лучшая лакмусовая бумага: если пишу и реву – и читатель будет плакать. Ведь знаю, что реального человека нет, это горе мною придумано. А я, человек не сентиментальный отнюдь, реву. «Над вымыслом слезами обольюсь». Над своим! Ещё дальше пошла.

– Вы выступаете ещё и в роли литературного критика. Что вы своим метким глазом в современной русской литературе подмечаете? Как, например, относитесь к женской прозе?

– Я не критик совсем даже. Хотя тексты понимаю: мне не надо выслушать «установку», чтобы понять написанное. Сейчас ведь критики зачастую сначала узнают, как надо написать. А потом под это своё «экспертное мнение» подгоняют анализ текста.

Я пишу рецензии на книги, которые мне понравились, в силу скромных способностей анализирую тексты, что на душу легли. У меня вышло две книги рецензий и статей на литературные темы: «ПРОчтение» и «Почитай книгу».

Ну а женская проза или мужская… Я не считаю половой признак знаком отбраковки или качества. Вот у Веры Галактионовой проза какая? Гениальная. Не женская и не мужская. Просто женщины детей растят и этому больше времени уделяют, чем написанию. Дети выросли – мамы освободились и стали больше текстам внимания уделять. Они свой репродуктивный возраст используют очень правильно. А мужчина в это время пишет. Большинство писателей ведь к 40 годам уже состоялось. А то и сходить начинают – исписались. А женщина только детей вырастила, только засучила рукава и к столу двинулась…

Да, большинство женских текстов мне не очень нравится. Но тут дело в чём-то другом.

– Должна ли у писателя быть гражданская позиция и внимание к социальным проблемам или достаточно стиля и занимательности?

– «Русская литература» и «русская душа» – устойчивые сочетания. Услышав «русская душа», «русская литература», человек в любой точке планеты знает, что стоит за этими понятиями. А стоит – «милость к падшим», «что делать?», «кто виноват?», «маленький человек» и «чувства добрые» лирой пробуждать. Писатель русский никогда не ставил крест на самом падшем, никогда не отвергал человека. Он давал ему и читателю надежду: если ты и падёшь, ты можешь и возвыситься. Это есть социальность и гражданственность. Человек ищет утешения, ищет отклика на свои проблемы, ответы ищет: как быть, что делать? А русская литература и утешает, и призывает, и врачует, и совестит. И совестится. Русские писатели всегда были со своим народом «в горе и радости».

Александр Проханов считает, что у русского человека язык является религией. Как раз «И слово было от Бога…». И ведь посмотрите, набросились разными способами и на православную религию русского человека, и на религию-литературу. Большинство нынешних текстов – святотатство. Надругательство над литературой и языком.

В какой только форме не нападают! В том числе прямое святотатство совершают. И только на православные храмы, символы. Вот в Элисте подонки-спортсмены осквернили храм, Будду. Получили совершенно правильно по мозгам по полной программе. И ведь никто из правозащитников не забился в истерике – мол, это был перформанс. Они, мол, художники, провели акцию, а вы все – тираны противные. И эти спортсмены что-то не догадались – мол, мы ещё немножко свободные художники, это у нас акция против коррупции! А когда такое в православном храме случилось? Все либералы отметились в защите осквернителей.

– «Робин Гуд отечественной публицистики» – говорят про Анну Серафимову. Так вы подписываете свои газетные заметки. Расскажите о своём сатирическом творчестве.

– Это меня Лидия Сычёва назвала. Я очень люблю хорошую шутку. Очень ценю умение шутить. Мало кто шутить, кстати, умеет. Хохмят, ёрничают, интересничают… Разного рода юморины нынешние – это свальный грех и стыдоба. Тебе стыдно даже не за тему, а за ту бездарность, с которой всё выполняется. Когда показывают хохочущий зал, думаю, им туда веселящего газа подпускают. У меня очень остроумными были мама, незабвенная тётя Нюра, ушедший брат Валера. И у меня то ли наследственное, то ли благоприобретённое чувство юмора. Простите за нескромность. А над нашей жизнью если не смеяться, с ума сойдёшь.

К тому же отвага робингудовская была бы невозможна без такой каменной стены, как главный редактор газеты «Завтра». Человек бесподобной смелости, не напоказ такой, он кулаки «на кармане» не держит. И даёт полную свободу! Он и сам в слове свободен, и другим даёт эту свободу. Он никогда не давит, хотя требователен, он тебя защитит, если возникнет ситуация.

Ну и как-то само собой получилось, что, создавая свои колонки (под псевдонимом Анна Серафимова) при полной свободе и обострённом чувстве справедливости, чувствуя защиту, выработала свой стиль. Чем горжусь.

Беседу вёл Владимир АРТАМОНОВ

Загрузка...