Литературная Газета, 6596 (№ 17-18/2017)

Мы последние дети последней войны...

Мы последние дети последней войны...

Литература / Литература / Победная антология «ЛГ»

Теги: День Победы

Тема Великой Отечественной войны звучит не только в стихотворениях ветеранов, но и проходит через поэтику несколько поколений, уже невоевавших, однако сохраняющих память об этом великом народном горе и о победном ликовании, потерявших на полях сражений своих отцов, дедов и прадедов. Сегодня мы предлагаем читателям подборку новых произведений, посвящённых войне, известных современных поэтов.

Владимир Костров

Духовые оркестры

Трубы,

горящие яростным пламенем.

Вальсы, и танго,

и марши победные.

Как ты сливалась

с народным дыханием,

детства и юности

музыка медная!

Медь,

раскалённую жарче,

чем тропики,

гордо несли

музыканты-дистрофики.

Всё из себя выдували,

не жулили,

грозно играя

«На сопках Маньчжурии».

Брали бестрепетно

ноты высокие

туберкулёзом изрытые лёгкие,

и окислённые медные клапаны

золотом

с пальцев обветренных капали.

Нет, ты от музыки этой

не спрячешься,

гордо идущей

разрушенным городом.

Как не узнать

в бледной женщине плачущей

маму свою,

измождённую голодом!

Медными искрами солнце

разбрызгано,

бомбою сердце твоё

разворочено.

Вот ты и сам

в телогрейке замызганной

русым мальчонкой

стоишь у обочины.

Люди весёлые,

сытые,

лёгкие,

помните ль эти оркестры далёкие?

Помните ль марши хмельные,

победные,

Родину милую,

музыку медную?

* * *

В темнеющих полях ещё белеют лица,

И смертная на них уже упала тень.

Нам не в чем упрекнуть

солдат Аустерлица,

Но завтра, Бонапарт,

настанет новый день.

Ещё стоит разрыв

бризантного снаряда,

Но гамбургский счёт уже одни – один.

Ещё теплы тела в окопах Сталинграда,

Но в стёклах мёртвых глаз

уже горит Берлин.

И рано, господа, нам подводить итоги –

Не нами этот мир вращать заведено,

В морях или в горах,

дворце или остроге,

Но завтра новый день

наступит всё равно.

Геннадий Русаков

* * *

У моего отца не было ни орденов,

ни медалей,

потому что его убили

в самом первом бою:

где-то под Ленинградом,

где автоматчиков на прорыв кидали –

добровольцев, партийцев,

детскую гордость мою.

Пусть я буду у времени

как незажившая рана:

снова папа мне снится,

о чём-то со мной говорит.

Он приходит ко мне,

как когда-то Чапаев с экрана:

перехват портупеи и орден

упрямо горит.

Как ни силюсь, я слов его не разбираю:

– Папа, громче, не слышу! –

И не прочесть по губам...

– Папа, я уже старый,

уже по зерну добираю! –

Нет, не понял, уходит к себе по гробам.

Ах, какие мы видели

времена и событья!

Как себя раздирали,

костями мостили мосты!

(Вот когда научился с собаками выть я...

Оттого они выли,

что кости у нищих пусты.)

Всё со мной можно сделать:

я слабый и плачу от боли.

Я убью ради хлеба

и ближнего оклевещу.

Но я всё же

тот воин, который – один в своём поле.

Я умру, а на поле

к себе никого не пущу.

Папа, я о тебе ничего, кроме снимков,

не знаю.

Я не помню ни речи, ни воздуха,

жившего в ней.

Только общая кровь –

это общая память сквозная.

То, что ты мне оставил,

любых фотографий нужней:

делать жизни простое, мужицкое,

честное дело,

умирать, если надо, свой кров

заслоняя спиной,

потому что, когда у солдата

осталось лишь тело,

телом он закрывает

всё то, что зовётся страной.

Папа, больше не надо ко мне

прорываться ночами.

Я у зеркала встану – и сразу тебя узнаю.

Я ведь всех вас увижу

(мне скоро на выход с вещами) –

добровольцев, партийцев,

детскую гордость мою.

* * *

Мы последние дети последней войны.

Нас уже не слыхать, мы уже откричали.

Не жалейте, вы нам ничего не должны.

Да останутся с нами все наши печали!

Горько жить на земле и отцов хоронить.

Нужно жить на земле, и ходить до упада,

и рукой осязать непрерывную нить.

Не жалейте, родные. Всё так, как и надо.

Юрий Поляков

Бессмертный полк

В день весенний портреты героев

Мы проносим под сенью Кремля.

Победив и Отчизну отстроив,

Вы ушли. Но родная земля

Отпускает вас в этот великий,

В этот скорбный и радостный час:

Из могил поднимаются лики

И с тревогою смотрят на нас...

Анна Гедымин

Вера

А солдат не вернулся домой

Ни весной, ни зимой.

Не увидел, пройдя сквозь сени,

Как на добром смолёном полу,

Под лампадкой, в углу,

Вон – оставили след колени...

Всё ждала, не тушила огня.

Глубже день ото дня

Головой уходила в плечи.

И уже не творила хулу,

Только в красном углу

Лик повесила человечий...

Влад Маленко

Ангелы Сталинграда

Слышишь, брат, вдалеке канонада?

Бой над Волгой – совсем не фантастика.

Это Ангелы Сталинграда

Рубят новых чертей со свастикой!

Звёзды в небе – для тех награда,

Чья Победа случилась в мае.

Это Ангелы Сталинграда

В снег бинтуют Курган Мамаев.

За пролитые в землю слёзы,

Застелившие кровью Волгу,

Пусть врагов загрызут морозы,

Как слетевшие с неба волки.

Мой ровесник, твори молитву!

Как солдат выполняй приказ.

Каждый день сталинградская битва

Происходит в душе у нас.

В чине ангельском, как на марше,

Русский воин – делами чист:

Он – Чуйков – светоносный маршал,

Снайпер Зайцев, Путилов-связист.

Пусть же видят глаза незрячих

Сквозь пробоины в русской каске:

Двести дней и ночей горячих

Приближали солдаты Пасху.

Пусть косая плевалась ядом,

Им была она нипочём!

Это Ангелы Сталинграда

И сейчас за твоим плечом.

Ветры волжские вновь тугие.

Летом жгутся, зимой холодные.

Только черти теперь другие:

Вместо свастики – знаки водные.

Против них лишь одна есть сила.

Заклинаю крещенским словом:

На планете – с клинком Россия.

В небе – Божия Мать с Покровом!

Продырявлено Мироздание.

Стынет Ставка в Последнем Риме.

Сталинград – как военное звание.

Волгоград – как гражданское имя.

Волга выпила небо синее,

Помянула свой город-Сад.

Как в Антихристе кол осиновый,

В падшем мире горчит Сталинград.

Не касается пламя ада,

Тех, кто в душу бессмертье всаживал.

А защитников Сталинграда

В шар земной закопали заживо.

Прорастая сквозь их фаланги,

Травы вешние солнцу рады.

И теперь они – в небе Ангелы.

Просто Ангелы Сталинграда.

Это Ангелы небо пашут.

Сто дивизий в огне бушующих.

Их не мы поминаем, павших –

Нас они поминают, будущих.

У иконы Петра и Павла

Мы лампадку с тобой зажгли.

Нынче Родина вся – дом Павлова

И за Волгою нет земли.

Владимир Шемшученко

По отвесной стене

1.

Выглянул месяц, как тать из тумана,

Ножичком чиркнул – упала звезда

Прямо в окоп... В сапоги капитана

Буднично так затекает вода...

Через минуту поодаль рвануло.

Замельтешили вокруг светлячки...

Встать не могу – автоматное дуло

Прямо из вечности смотрит в зрачки.

2.

Белый день. Белый снег.

И бела простыня.

Бел, как мел, человек.

Он белее меня.

Он лежит на спине,

Удивлённо глядит –

По отвесной стене

Страшновато ходить.

«Помолчите, больной...

Не дышите, больной...» –

Говорит ему смерть, наклонясь надо мной.

3.

Остывают страны, народы

И красивые города.

Я плыву и гляжу на воду,

Потому что она – вода.

А она и саднит, и тянет,

Словно соки земные луна...

Жду, когда она жить устанет

Или выпьет меня до дна.

Я плыву, как вселенский мусор...

На другом берегу реки,

Наглотавшись словесного гнуса,

Чахнут звёздочки-паучки.

Из какого я рода-племени?

Кто забросил меня сюда?

Скоро я проплыву мимо времени,

Опрокинутого в никогда...

* * *

Я здесь не жил в блокаду –

После войны рождён.

Мне – ничего не надо.

Павшим – земной поклон.

Стали землёй винтовки.

Млеют в лесах соловьи.

Только – на Пискарёвке

Родственники мои…

Кончились коммунисты –

«Пятой колонне» салют!

На Украине фашисты

Кровушку русскую льют.

Мне – ничего не надо.

Господи, воля Твоя…

Фрицы мне – не камрады.

Бандеровцы – не друзья.

Не опущусь до злобы.

Бранных слов не скажу.

Ненависть – высшей пробы! –

Сыну в сердце вложу.

Николай Зиновьев

День Победы

Воспетый и в стихах, и в пьесах,

Он, как отец к своим сынам,

Уже полвека на протезах,

Что ни весна, приходит к нам.

Он и страшнее, и прекрасней

Всех отмечаемых годин.

Один такой в России праздник –

И слава Богу, что один.

* * *

Я своего совсем не помню деда,

Но в этом вовсе не моя вина.

Его взяла Великая Победа,

А если проще: отняла война.

Мы с братом на него чуть-чуть похожи,

И правнук – тоже, хоть ещё малыш...

Не помню деда я совсем, – но, Боже! –

Кого в России этим удивишь?!

Ольга Аникина

* * *

Когда последний град отгрохотал,

Когда брони оплавился металл,

исчезли олимпийцы и вожди,

мы здесь остались, поля посреди.

На белой обескровленной земле,

на белом хирургическом столе,

где плоти нет, а есть один концепт.

И Ты берёшь отвёртку и пинцет.

Смотри! Я бил, стрелял, кричал «виват!».

Но – видишь? Я ни в чём не виноват.

Во мне одни узлы и провода.

Ты сам их так соединил тогда.

О, человечья страшная душа!

Исправь её, подкуй её, Левша.

Ты вдохновенно, с Сыном на паях,

когда-то – помнишь? – сам её паял.

Платформа и транзистор и кристалл.

Путь Моисея, благодать Христа.

Вот в этой точке отходил контакт.

проверьте вместе, может, что не так.

Да, я всего лишь пробный экземпляр.

Я полюблю свой цинковый футляр.

Где кафедра – там линия огня.

Ты в день защиты защити меня.

В самолёте

Мы приземлялись в Пулково,

делали круг над городом.

Марта щипала булку

пальчиками фарфоровыми.

А рядом с Мартой – муж или друг

листал брошюрку про Петербург.

Был свет из окна голубой и яркий,

словно глаза у баварки.

Ах, Марта, воздушных волос парашют!

Над креслом взлетает рука, тормошит,

смешит крутолобого Ганса.

И ты улыбнись им – тебе говорят.

Они просто в отпуск, смотреть Ленинград

летят самолётом Люфтганза.

И радостно тычут в окно: «Вас ист дас?» –

Сиди, повторяй: эти люди сейчас

ни в чём уже не виноваты.

...И булочка в пальцах у Марты