Литературная Газета, 6617 (№ 41/2017)

Трагический финал даёт надежду

Трагический финал даёт надежду

Литература / Литература / Писатель у диктофона

Ермакова Анастасия

Фото: РИА Новости

Теги: Роман Сенчин , интервью

Произведений со счастливым концом в русской классике не найти

Роман Сенчин из тех, кто пишет, по сути, одну большую книгу всю жизнь.

– Не так давно у тебя произошли перемены в личной жизни, и ты переехал в Екатеринбург. Каково это, бросить всё, оставить столицу после стольких лет жизни в Москве и уехать на Урал?

– Уехать из Москвы заставили личные обстоятельства – неурядицы в семейной жизни. Но чувство, что нужно сменить место жительства, появилось и всё нарастало уже несколько лет. Не могу сказать, что я узнал Москву, что Москва стала мне не нужна. Москве я очень благодарен, в общем-то в ней я и стал литератором, я встретил там любимую женщину, там родились наши дочери… Может, я бы жил с желанием поселиться в другом месте до глубокой старости, но так получилось, что в конце января я сел в поезд и приехал в Екатеринбург. Здесь у меня много знакомых, здесь живёт прекрасная девушка, талантливый драматург Ярослава Пулинович. Мы были с ней знакомы довольно давно, а теперь вот стали мужем и женой.

Многие, знаю, недоумевают: как это, уехать из Москвы, потерять московскую прописку. Мне странно это недоумение. Денежного места у меня в столице не было, а при нынешних возможностях связи общаться с редакторами можно на расстоянии. Так что в этом плане Москва не какой-то пуп земли… Конечно, скучаю по дочкам, по хорошим моментам прошлого, но прямо по Москве ностальгии особой нет. Кстати, бывая в ней теперь по два-три дня я как-то пристальней вижу отдельные здания, бульвары, людей. Когда жил в Москве изо дня в день, всё сливалось.

– Это найдёт какое-то отражение в твоём творчестве? Планируешь ли писать на новом материале роман или повесть?

– Наверное, Екатеринбург и вообще Урал появится в моих текстах. Сейчас заканчиваю большую вещь, которую начал ещё в Москве. Но сюжеты уже возникают.

– Существует расхожее мнение, что писатель обязательно должен поездить по стране, чтобы получше узнать жизнь народа. С другой стороны, есть немало примеров «кабинетных писателей», которые особо не горели страстью к путешествиям. Какой вариант тебе ближе?

– Я тоже не горю страстью к путешествиям. В последние три года много езжу, много где бываю, но короткое пребывание в том или ином городе мало что может дать. Понять ничего не успеваешь. Хотя потом иногда какие-то впечатления и пригождаются… Если мы посмотрим биографии писателей начиная с протопопа Аввакума, то увидим, что они постоянно перемещались или у них был период, когда они много ездили, или их возили под конвоем. Не буду перечислять фамилии. «Кабинетных» в строгом смысле очень мало. Они скорее исключение, чем правило. Да и у большинства «кабинетных» была бурная молодость, и они из неё черпают.

Я бы хотел пожить во многих уголках России по два-три месяца. Это, думаю, полезно. Раньше, говорят, были такие творческие командировки, которые оплачивали журналы, газеты, Географическое общество в царское время. А как сейчас ехать, когда в кармане чаще всего пустота, – не знаю.

– Некоторые критики полагают, что ты пишешь однообразно, что тебе не хватает какого-то «финта ушами» или «хода конём». Согласен ли ты с таким мнением?

– С одной стороны, согласен. С другой – абсолютное большинство авторов пишут всю жизнь одну книгу, пытаются докопаться до чего-то важного в прорытой своими силами шахте. Я из таких. Попытки писать иначе и о другом предпринимаю, но они по большей части неудачны.

– После «Зоны затопления» говорили, что Сенчин исписался, раз перешёл на ремейки. Такие отзывы сильно нервировали? И почему, кстати, ты написал это произведение?

– Утверждения, что «Зона затопления» ремейк «Прощания с Матёрой», конечно, задели. Так можно все книги о Великой Отечественной называть ремейками «В окопах Сталинграда», а книги о любви ремейками какого-нибудь «Дафниса и Хлои», который, говорят, был ремейком чего-то более раннего…

Сама действительность дала мне сюжет «Зоны затопления» – в 2005 году возобновилось строительство Богучанской ГЭС в моей родной Сибири. ГЭС эта строилась по тем же принципам, что и Братская, Усть-Илимская, Красноярская, Саяно-Шушенская, – плотина перекрывает реку от берега до берега, возникает водохранилище, с территории которого выселяются люди, уничтожаются населённые пункты. Уходят под воду леса, поля, кладбища… Всё это я наблюдал ещё в детстве – вершины лиственниц в так называемом Красноярском море, перенос с места на место города Шагонара в Туве. В конце 80-х говорили, что после Саяно-Шушенской таких электростанций больше строить не будут, в стране достаточно мощностей, будущее за атомной энергией, энергий приливов и отливов… Но вот появилась Богучанская ГЭС, повторилось в общих чертах то же, что в повести Валентина Григорьевича Распутина. Но – важно! – с поправками на время, капиталистические правила. Я посчитал, что нужно это описать. Описал, как смог. Некоторые общие мотивы с «Прощанием с Матёрой», конечно, есть. Но это ни в коем случае не ремейк. По крайней мере, я так думаю.

– А как ты вообще относишься к современной российской критике? Ты ведь и сам критик, и немало рецензий и литразборов опубликовал. Чего недостаёт нашей критике?

– Критика, к сожалению, снова задремала после всплеска нулевых, когда появились Валерия Пустовая, Андрей Рудалев, Василина Орлова, Сергей Беляков, Алиса Ганиева и ещё много в то время совсем молодых, но сразу начавших писать по-взрослому девушек и юношей. Большинство из них вскоре ушли в другие рода литературы, а новых молодых им на смену не пришло. Я не вычёркиваю из литературного процесса критиков старших поколений, но критика – это дело в первую очередь молодых, со свежим взглядом на литературу и на жизнь, максималистов. У критика должны быть убеждения. Это демонстрирует вся история литературной, театральной, музыкальной и всех прочих критик. Простой оценщик интересен лишь автору оцениваемого произведения да, быть может, издателю. Сегодня относительно молодых критиков с убеждениями крайне мало. Андрей Тимофеев, например, Константин Комаров, Елена Погорелая, недавно выступившая с очень важной статьей «Поэзия с человеческим лицом».

Себя критиком я не считаю. Я скорее читатель, который имеет потребность писать о тех произведениях, что меня взволновали. Со знаком плюс или минус. Иногда возникает потребность поразмышлять, что происходит в литературе, чего ожидать… Критику я считаю необходимой. Это, как точно определил Белинский, самосознание литературы. Не приемлю лишь хамства. Но остроту, колючесть, смелость высказать нелицеприятное по отношению к произведениям авторитетов – приветствую.

– Одно время упорно говорили о том, что русская литература уже никогда не достигнет прежних классических высот и вообще измельчала. Что ты думаешь об этом? И мучило ли тебя когда-нибудь осознание того, что не напишешь, скажем, как Толстой или Достоевский? Хотя тебе, по-моему, гораздо ближе Чехов…

– Современникам всегда казалось, что литература мелка и гибнет. Это было и во времена Пушкина, и во времена Толстого, и во времена Аксёнова, Распутина… Всё нормально с современной русской литературой. Конечно, девяносто процентов написанного погибнет, канет в Лету, а процентов десять останется в истории, из них процентов пять будет читаться будущими поколениями. Скорее всего.

А что касается осознания… Когда я пишу, я уверен, что пишу самый великий текст со времён изобретения письменности. Потом, когда текст опубликован, эта уверенность исчезает, я понимаю, что это очередная неудача. Возникает новый сюжет, и приходится писать следующий текст.

– Читатель, пропуская через себя произведение, мечтает не то чтобы о счастливом конце, но духовно готовится к испытанию катарсиса, ждёт от писателя преодоления материала, победы гармонии над хаосом, какого-то светлого дуновения. В твоих же книгах зачастую концентрация горечи и беспросветности такова, что её трудно вынести. И к концу она только сгущается. Никогда не хотелось дать читателю надежду, что что-то может измениться в этом мире и к лучшему, что существует такая вещь, как счастье?

– Надежду хочется дать всегда. По-моему, у меня это нередко получается. Даже финал «Елтышевых» некоторые читатели восприняли, как довольно оптимистический, хотя и далёкий от гуманности… Но делать искусственные финалы, как, скажем, финал одного из моих самых любимых произведений – «Воскресения» Толстого, я считаю неправильным. Сколько бы раз я ни читал «Воскресение», мне всегда хочется, закрыв книгу, спросить: «А дальше? Ведь после этого и должно начаться самое важное. Как Нехлюдов будет жить после своего воскресения. Неужели действительно преобразится?» Абсолютное большинство произведений русской литературы имеет или трагический финал, или открытый. Такие финалы честнее.

– Пережить отсутствие счастья помогает юмор. Почему твои герои так редко смеются, в том числе и над собой?

– С юморком пишут очень многие. Позвольте мне быть в этом смысле на отшибе… Юмор, остроумие, даже сатира – довольно опасные приёмы. Шукшина, например, до сих пор воспринимают как автора рассказов про «чудиков». А рассказов про этих самых «чудиков» у него – я когда-то специально подсчитывал – четырнадцать, кажется. Но ярлык есть. Есть и целый термин – шукшинский юмор. Но лучшие вещи Шукшина – «Охота жить», «Там, вдали», «Алёша Бесконвойный», «Материнское сердце» и ещё многие и многие – обходятся без этого юмора… Шукшину нужно было прикрываться неким юмором, сатирой, чтобы их напечатали. Теперь этого, слава богу, делать не надо. По крайней мере – мне.

– Долгое время ты работал в «Литературной России», являлся заместителем главного редактора, а потом вдруг оставил газету... О причинах ухода спрашивать не буду, но поинтересуюсь – не тянет обратно в редакцию какого-нибудь литературного СМИ?

– Да, я больше десяти лет проработал в «Литературной России». Ушёл, когда сознание газетного работника стало заметно вытеснять сознание прозаика… В редакцию СМИ не тянет, а пишу разных рецензий, статей по-прежнему довольно много. Иногда, чтобы заработать на хлеб и кусок мяса, просто не могу не написать.

Роман Сенчин – прозаик, критик. Родился в 1971 году в г. Кызыле Тувинской АССР. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Автор романов «Минус», «Нубук», «Елтышевы», «Информация», «Зона затопления», сборников рассказов «Иджим», «День без числа», «Абсолютное соло», «Изобилие». Роман «Елтышевы» входил в шорт-листы известных литературных премий, в том числе премии «Русский Букер десятилетия». Лауреат премии Правительства РФ (2012). За роман «Зона затопления» получил третью премию «Большая книга» (2015).