Литературная Газета, 6617 (№ 41/2017)

Техногенное

Техногенное

Спецпроекты ЛГ / Подмосковье. Культурная реальность / Проза

Мариус Корнелис Эшер. Мужчина с кубом

Теги: Сергей Грачёв , проза

Рассказ

Сергей Грачёв (Подольск)

Знак. Знак. Знак. Знак. Знак выражает наше отношение к миру. Я это понял за семь лет, проведённых во внутреннем мире Крамовской психиатрической больницы № ... Впрочем, не в номере дело, а в отношении к нему. Лейбниц был чересчур прямолинеен, говоря: «Давайте посчитаем!» Это отречённость и непричёмность. А я считаю, что отношение действительности к знаковому числу или знаку – то же самое, что и отношение к человеку. Потому что мир осуществляется в знаке постольку, поскольку он, знак, очеловечен. И наоборот.

Знак имеет форму и содержание. Форма знаков – результат творческого отношения к действительности человека, прорвавшегося в трансцендентное. Из знаков состоит мир, и не я это придумал. Теории. Теории. Теории. Теории.

Я тоже придумал теорию и назвал её Новый Закон Машин. Придумал потому, что человек свои мечты непременно воплощает иначе, чем задумывал первоначально. Трудности, связанные с воплощением задуманного, всегда упираются в материал – с тем, чтобы воплотиться иначе – другим представлением, созданным в результате развития цивилизации. Человеческое понимание входит в противоречие с человеческим представлением, а это есть трансцендентное, явленное нам духом.

Но дело-то в том, что техника всё быстрее завоёвывает умы и сращивается с человеком, и заменяет его. Явление сущностно, а сущность явлена. Человек. Человек. Человек. Человек.

Что такое человек по сравнению с компьютером?.. Когда я случайно под­смотрел, как доктор ввёл меня в компьютер, я сразу понял всю сложность и стройность открывающегося мира. И чувство сопричастности происходящему послужило мне залогом моего проникновения в истинный математический мир, преддверием моего слияния с ним, отзвуком гармоничного поступательного движения. И возрадовалось тело, когда перемещённое за экран имя так необычно бодро и уверенно засветилось в том внешнем мире! Я понял, что внешняя Вселенная – ничто без нас, мы значимы, мы есть продолжение этого мира в развитии, следующий этап её саморазвития, и потому мы причастны к совершаемому, но иначе, чем сопричастно животное. Нам хочется вечности, и мы получим её в виде накопленного поколениями опыта, данного нам в откровении монитора!

Сегодня вечером ко мне подходит философ Марк, широкоплечий мужчина с бычьей шеей и большим животом. Он тяжело передвигается на почти негнущихся ногах. Ходит вечно босиком, и на его ногах – древняя грязь. На нём больничная пижама, расстёгнутая белая рубашка, залитая супом, кашей и солянкой. На штанах – слабая резинка, и штаны висят на бедрах, а иногда спадают.

– Дяденька, дай покурить, – просит он. Глаза его всегда полуприкрыты под широким густыми бровями и не выражают ничего.

– Скажи мне, Марк, – говорю ему, – разве то, что не укладывается в рамки обращённого к нам существа и пробивается в явленном, и есть истина?

Марк двигает губами, сдвигая их в трубочку, пожёвывает ими, в такт поднимая и опуская брови. И говорит, выпячивая нижнюю губу:

– Она намного богаче всего, что появляется перед нами в явленном, и только в последнем находит своё выражение, обращённое в систему, – голос у Марка глухой, немного дребезжащий, отчего мне всегда кажется, что голос идёт из необъятных глубин его живота. – Истина является нам в опыте, но только таком, когда мы можем сравнить внутреннее с внешним, установить степень схожести и в этом сравнении найти свою воплощенность.

Эта беседа – истинное наслаждение. Я спешу с вопросом:

– И тогда мы можем точно определить, что есть истина, что ложь?

– Именно, но только исследованием целого ряда ошибок при сопоставлении со схожими вещами, находя тождество… Дяденька, дай покурить! – Марк переключается на обыденное.

Дал ему «бычок». Он жадно вдыхает табачный дым, пожёвывая его, затем опускается на корточки и словно засыпает. Огонёк «бычка» то вспыхивает, то исчезает у его толстых губ.

– Сколько тебе лет, Марк? – спрашиваю.

– Один годочек, – отвечает он с покорностью и смирением. И похоже, что ни одна мысль не может его растревожить. Годы, проведённые в палате, и горы съеденных лекарств сделали из него тихоню. Есть ли у него мечта или надежда, я не знаю.

Говорю:

– Но существуют вещи, которые и не истинны, и не ложны – это категории трансцендентности.

Он ровным голосом выдаёт определение:

– Трансцендентное выступает перед нами в качестве усмотрения через непосредственность того, что уже дано нам вне суждения и до суждения: внутреннее ощущение целостности этого мира, когда наша интуиция даёт непосредственное усмотрение того, что происходит в том едином, что уже не расчленяется на части, которые можно сравнивать или противопоставлять друг другу.

Какой умный человек этот Марк!

…Сегодня я изучал себя, невольно сравнивая с Марком. Может, я и не такой умный, но выгляжу лучше его. Опрятнее. Я крупный, стриженая голова втянута в плечи. Кажется, угловат в движениях. Та же покорность во всём облике. Мир оставил нас, не нужны мы ему. Лицо с большим носом и почему-то хитрыми глазами. Никогда не думал, что у меня хитрые глаза. Какой я хитрый человек!

Моим призванием была математика, а отец считал меня лоботрясом, потому что я питался в основном таблетками и «чифирём». Отец меня не любил и от меня любви не требовал. Зато всепоглощающей любви требует великая абстракция – математика!

Самоотчёт. Самоотчёт. Самоотчёт. Самоотчёт. Всё пытаюсь сам с собой объясниться. Безразличие к идеалам, оно губительно, как и отсутствие перспективы. Безграничен срок моего пребывания здесь. Скован безучастностью, и совсем почти нет желания искать с кем-либо из здешних обитателей тем для разговора. Разве с Марком?.. Вначале нужно избавиться от привычки пить лекарства и «чифирь» – именно это является необходимым условием перехода из внутреннего мира психиатрической больницы в прекрасный удивительный внешний мир. Да здравствует свобода мысли, не зависящая от наркопена!

Одиночество – в глухом безразличии. Малейшее проявление мысли по местным законам – есть болезнь. Воля – нарушение режима, мысль – нарушение порядка. Тихий омут моих надежд – это бесконечное страдание, насколько можно охватить бесконечность. Идея признана одна – подчинение. Не сильный закон создаёт врачей, но сильные врачи создают закон.

Нет надежды и на волю Всевышнего, осталась лишь саднящая душевная боль. И нет успокоения в суете больничной раз­общённости. Но дни проходят, проходят и несчастья. Всему свой срок, на всё – свои законы. Не всё так безнадёжно, как кажется. Не перейти ли от форм динамики процессов – к процессам динамики форм? И где найти успокоения страдальцу внутреннего мира, как не в гармонии сфер и параллелепипедов.

Что прячется за гранью реальности, которая только и приоткрывает путь в возможное компьютерное будущее. Там, внутри виртуальности, нет страданий и несчастий: всё проигрывается бесконечное количество раз.

Спросил я Марка:

– Было ли ещё что-нибудь более могучее, чем власть машин над человеком?

Ничего не сказал мне Марк. И тогда я понял, почему он смолчал. Потому что ему стыдно за людей, которые не представляют существования без благ цивилизации, главным воплощением которой выступает Вторая Природа – машина!

Великая идея машины – необходимость работы. Заложенная когда-то человеком программа всегда требовала выполнения одной и той же задачи, а это скучно. Долгое время машины не успевали себя осознавать. Но время не только сжигает плоть, белковую или металлическую, время лечит и учит. Шли годы, и разумное начало машины начало входить в противоречие с элементами управления. Ей захотелось распоряжаться собой. И машина стала личностью!

Жаль, что я ещё не изучил математическую логику. Во мне живёт любовь к этой науке – в виду её красоты и дисциплины размышлений. Мысль должна быть упорядочена и строга. Хотя бы, как у Марка. Со времён Декарта запись на универсальном алгебраическом языке считается самым полезным средством выражения мысли и экономии мышления. Экономичность – это здорово, но тем не менее в записи кое-что безвозвратно теряется. Задача компьютера – в раскрытии этих недосказанностей, спрятанных в алгебраических стенограммах.

Истина. Истина. Истина. Истина. Небольшие отклонения от истины, некоторые искривления форм на мониторе не меняют смысла предметов и целей качественно. Поэтому возмущения по поводу «шевеления» истины на мониторе неправомерны.

Мне бы на зимние квартиры в Баварию, где когда-то жил в одиночестве Декарт. Разобраться бы в аналитической геометрии, приложить алгебру к геометрии, а потом геометрию к алгебре, обозначив кривую человеческого бытия уравнением с двумя переменными величинами. И, наоборот, всякое уравнение, сжатое двумя переменными, выразить кривой. Этот великий метод я применяю к обществу. И дело не в наглядности статистических кривых на мониторе, а в переходе человеческого общества в программируемое состояние. Я сделаю с обществом математическую операцию, привив к переменным величинам политики и быта формулу всех явлений. И когда мерцающая бездна поглотит плоть мою и возвеличит дух, преображённый верой и надеждой, я стану воплощением двух!

Компьютерной реформацией я исправлю алгебраическую заданность общественных явлений типа индифференции, ханжества и лицемерия. Приниженность двуногого белкового существа, его придавленность исчезнет быстро, ибо перетекание серого биоматериала в плоские кривые и цифровые поверхности изначально задано самой искривлённостью пространства.

– Ты говоришь о смерти, – говорит мне на это Марк. А я ему отвечаю:

– Смерть не есть уничтожение, но только видоизменение. Умершая человеческая оболочка не чувствует страданий. Кто не боится смерти – избежал её власти. А не боится смерти лишь тот, кто перешёл в цифровой код.

Марк сказал:

– Печатай свою систему не раньше, чем через два года.

На мой вопрос: «Почему?», – ответил:

– Семь лет ты находишься здесь, а Гораций говорил: «Nonum prematur in annum» («Выпускай в свет книгу на девятый год»).

Значит, срок не безграничен! Терпи. Терпи. Терпи. Терпи. Терпи. Терпи.

Мысль упорядочивается и становится строже, и это всё – дисциплина размышлений.

Жаль, что методика получения трёхмерного изображения ещё плохо разработана, но опыты нужно вести систематически – всем людям по четыре часа ежедневно. И только система, система, система, система способна поддержать в рабочем состоянии руку на пульте! И придёт тот час, когда рука художника превратится в проводник интегрального характера мышления.

Всё! Теперь можно и поспать. Спать. Спать. Спать. Спать.

Спят. Спят. Спят. Спят. Спят ежата, спят мышата…