LSD

МЕЖДУ ЛОГОСОМ И ХАОСОМ

Идентификация человека с объектами окружающей его действительности — вот то, с чем боролась «психоделическая революция». Джон Лилли называл «зависимость» человека от реального мира «первичной» или «ложной» программой человеческого «биокомпьютера». Ее и нужно было «стереть» с помощью LSD. «Открыв» человеческое сознание и сделав его носителя «гипервнушаемым», в него надлежало ввести «новые» программы.

Какие именно — Лилли в точности не указал. Он предположил лишь, что создать такую новую «программу» должен был для себя сам «психонавт».

Задача была невыполнима в принципе.

Человек в своей безумной попытке развоплотиться — выйти за границы своего «Я» или, наоборот, максимально «спрятать» его под масками — неминуемо теряет точку отсчета, а значит, и саму возможность анализа происходящего.

Внутренний мир человека оказывается в постоянном брожении раздробленных частиц гибнущей личности. Это хаос, нуждающийся в Логосе — организующем начале. Но что, какая инстанция выступит в этой роли?

Произойдет вот что. Метод познания (механизм, посредством которого в хаос вносится определенный порядок, — в этой роли теперь выступает химическое вещество) превратится в самоцель.

Из внешнего мира в «открытое» наркотиком сознание не поступит ровно ничего, никаких принципиально новых сигналов. И сознанию придется удовольствоваться не чем иным, как самим собою. А познавательных объектов (то есть «действительностей») окажется никак не меньше, чем образов в структуре самого галлюцинаторного переживания.

И все они окажутся равноценными.

Таким образом, произойдет глубочайшая онтологическая ошибка: искаженное сознание примет метод познания за сам объект, а следовательно, подлинной реальностью, бытием в восприятии «психонавта» станет… небытие.

Небытие, применимо к рассматриваемой ситуации, равнозначно всебытию; в сущности, это одно и то же.

И то и другое — мир плавающих, равноценных иллюзий, лишенных какой бы то ни было точки отсчета на шкале актуальной реальности. Небытие является предельным выражением эгосистолы; всебытие — соответственно — эгодиа-столы.

В памяти сразу же появляются ассоциации с христианскими текстами.

«…поработивший себя злу пребывает как бы в небытии».

Святой Григорий Нисский

Чем представления о зле из святоотеческих писаний отличаются от только что описанных представлений о диссоциации личности?

По всей видимости, тем, что в нашем сознании наркотик — это химическое вещество, а стало быть, начало неодушевленное, лишенное способности проявлять собственную волю.

Между тем как зло (та же «чертовщина» синхронистичности), как принято у нас считать, начало одушевленное, имеющее собственную волю и «посещающее» человека по своему собственному желанию.

Но это не верно!

Православие содержит иное учение о природе зла. Начиная с Ш века нашей эры отцы церкви расценивали взгляд на носителя зла как на некое со-вечное Богу, имеющее качество личности, но иноприродное, злое начало — как гностическую и манихейскую ересь.

Митрополит Сергий в начале XX века, характеризуя гностицизм, писал:

«…Гностики же искали философского познания, а так как откровенное учение о Боге непостижимом не давало конкретного материала для их построений, то недостающее гностики заполняли воображением, придавая безобразному бытию воображаемые чувственные образы. Получалась иногда грандиознейшая по своему размаху поэма, поражающая глубиной и красотой.

Но это была не истина, а воображение, «прелесть», обман и самообман».

Похоже, что само учение об олицетворенном зле было плодом… галлюцинаций воображения гностиков.

Один из немногих православно мыслящих публицистов сегодняшней России СВ. Николаев пишет:

«У Всеблагого, «единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым» нет и не может быть никакой сущностно самостоятельной контрпартии. Бог не создавал зла, точно так же, как не творил он и обусловленной грехом и потому неизбежной в мире сем, но онтологически всегда противоестественной смерти. Зло вначале возникло в результате мятежного отпадения от Творца ангела света, в гордыне возжелавшего стать Богом в своем самобытии и увлекшего за собой некоторых других ангелов. Но это отпадение не нарушило гармонически устроенного порядка ангельского «невидимого» мира, поскольку каждый из ангелов есть ограниченная самой собой природа, отдельный мир. Видимый же, органический мир, а вместе с ним и весь тварный космос был поврежден только в результате грехопадения человека, соблазненного диавольским примером. Созданный по образу Божию и являющийся в силу этого центром и венцом Вселенной, наделенный Богом свободной волей, человек своим грехопадением повредил, нарушил все мироздание, внеся в него возможность зла и смерти, то есть небытия.

По убеждению отцов, зло, хотя и обладает (по промыс-лительному попущению Божию) своей действительной силой в истории, не существует само по себе. Зло не есть природа, но состояние природы. Оно не существует, но «присутствует», по мысли Псевдо-Дионисия Ареопагита. Оно только возможно. Оно — модально, не субстанциально (С. Булгаков). И потому зло никогда не абстрактно и не безлично, но обязательно персонифицировано. Нельзя сказать, — что мир зол и несовершенен сам по себе. Он неустроен и поврежден исключительно в силу несовершенств и духовной поврежденности составляющих его свободных личностей. Иначе говоря, зло представляет собой небытие, имеющее свою активность в человеческой воле и через нее привносимое в мир.

…Зло может быть уподоблено раку, который, не имея собственной сущности, паразитирует не живой клетке, на организме, разрушая и умерщвляя их. Правда, в отличие от рака, зло заразительно: чем дальше личность отстоит от Бога (который есть источник всякого бытия), тем больше возможность заражения злом, тем зло опасней» (выделено мной. — А.Д.).

По мнению средневековых философов-схоластов, в своем падении бывший ангел света и преданные ему ангелы отчасти утратили свою бестелесную ангельскую природу, превратившись в материю. Но их материальность до конца не обрела формы каких-либо существ.

Писали еще, что та материальность как бы «разрежена между телесным» — то есть представляет собой лишь «злые частицы, а не злые существа». Очевидно, следуя за Демокритом, некоторые авторы полагали, что дьяволы-демоны состоят из «отдельных атомов огня».

В нашем мире Сатана не присутствует; наличествует лишь его замысел — частички его ненависти к миру.

Скатывание «Я» в бездну хаоса, растворение личности вследствие воздействия галлюциногенов можно легко выразить одной фразой: «Небытие души, имеющее свою активность в человеческой воле»…

Схожие мысли, наверное, и позволили великому поэту Шарлю Бодлеру в уже упоминавшейся нами книге написать следующие слова:

«Я хочу определить и проанализировать нарвственное опустошение, причиняемое этой опасной и соблазнительной гимнастикой души (имеется в виду прием наркотиков. — А.Д.) — опустошение столь великое, опасность столь глубокую, что люди, которые выходят из борьбы, отделавшись лишь незначительными повреждениями, кажутся мне храбрецами, ускользнувшими из пещеры многоликого Протея, Орфеями, победившими преисподнюю. И пусть мой способ выражения принимают, если угодно, за преувеличенную метафору, но я должен признаться, что возбуждающие яды кажутся мне не только одним из самых страшных и действенных средств, которыми располагает Дух Тьмы для завлечения и покорения злосчастного ччеловечества, но и одним из самых удивительных его воплощений».

Любой наркотик-алкалоид представляет собой выделенную из химического состава растения специфическую молекулу — «частицу»… Ну чем не «атом огня>>\

Естественно, ни средневековые европейские схоласты, ни святые отцы православия не знали ни наркотиков, ни языка научной химии. У них не было возможности прямой аналогии.

У нас она есть.

По мнению отцов церкви, «частицы» эти человек способен добровольно накапливать в себе, а накапливая, он способствует воплощению зла в собственном теле. И медленно гибнет — растворяется, становится небытием.

«…С тех пор явились во множестве неземные злобы, демоны, последователи злого царя — человекоубийцы, немощные, темные, зловещие призраки ночи, лжецы, дерзкие, наставники во грехах, бродяги, винопийцы, смехолюбцы, смехотворы, прорицатели, двуречивые, любители ссор, кровопийцы, преисподние, скрывающиеся, безстыдные, учители волшебства. Они, проходя, манят и ненавидят тех, кто им отдается. Они вместе и ночь и свет, чтобы уловлять то явно, то обманом. Таково это воинство, таков и вождь!»

Святой Григорий Богослов

Обратите внимание, сколько знакомых нам человеческих ипостасей, «масок идентификации» упоминает святой Григорий. Именно они сегодня проникают в душу, растворяют ее, «уловляя то явно, то обманом». В том числе и посредством ложного знания.

Однако с этой точки зрения, именно «враг рода человеческого», не как частица, но как личность, виноват в отпадении человеческого рода от Творца. Диавол в образе змия соблазнил Еву вкусить плод познания Добра и Зла…

Стоп!

По версии, приведенной в этой книге, «плод», который ела Ева, на самом деле был галлюциногенным грибом. Если предположить на минуту, что так оно и было, то можно совершенно по-новому понять предупреждение Книги Бытия.

Первородным грехом для человечества в этом случае явилось не прикосновение к познанию вообще, не способность человека мыслить независимо от Божьей воли, а совершенно особый «дионисический» род знания — рассмотрению которого посвящена вся эта книга.

Тот, особый род знания предназначен развоплотить, или «растворить», личность. Ведь именно личность — носитель образа Божьего, именно она, постигая себя и развиваясь, должна в конечном итоге стать подобием Бога. Познание же, внушенное змием, делает человека — раз-воплощенным, а, следовательно, абсолютно внушаемым. Образ больше не может стать подобием. Его душа открыта для злой воли.

В конечном итоге это есть наркотический «метод познания», приводящий «образ и подобие Бога» к хаосу — к небытию во время бытия.

Страдающая русская философская мысль с самого начала века прекрасно понимала последствия «метода познания», избранного цивилизацией:

«В стремлении к «познанию добра и зла» не было и не могло быть ничего дурного, — писал Г.В. Флоровский в 1920 году. — Падение состояло в том, что этой цели люди пожелали достигнуть не путем творческого подвига, свободного искания, жизненного Богослужения, а магическим путем, механически: «они в сущности захотели того, чтобы их жизнь и судьба определялись не ими самими, а внешними материальными причинами», и этим «унизили себя до положения простых вещей мира», «подчинили свою душевную жизнь физическому закону механической причинности и, значит, ввели свой дух в общую цепь мировых вещей» (в кавычках Флоровский цитирует легендарного русского философа — B.C. Соловьева. — А.Д.).

Не в нарушении закона, а в суеверии— сущность грехопадения, в убеждении, что познание есть пассивное восприятие, а не творческий подвиг.

И искупление состояло не в чем ином, как именно в разрыве фаталистической сети причинных связей, в новом утверждении начала личногонад вещным, в раскрытии вечной жизни, лежащей вне и над плоскостью стихийных сил» (выделено мной. — А.Д.).

Такое определение зла может привести нас к огромному количеству выводов, жизненно важных для отношения человека к миру.

Мы, например, говорили о том, что возврат века к языческому мышлению начался с попыток растворить личную ответственность в «мане» ответственности групповой. Следовательно, человеческая общность (племя, клан, группа или «класс») будет накапливать «атомы зла» с гораздо большей легкостью, чем индивидуальность.

Зло окажется «племенным» атрибутом (прием наркотиков — процесс тоже, по преимуществу, коллективный), а добро — уделом отдельной личности.

Доброта — дело интимное.

Читатель, знакомый с тем, что такое наркотик, прочтет следующий фрагмент из писаний святого Григория Богослова как имеющий к нему самое непосредственное отношение:

«Злобный враг демон для немощных измыслил… тысячи невидимых глазу жал смерти, часто под благовидною личиною скрывая жалкую пагубу, чтобы уловить противоборствующего; он также готовит гибельный конец людям, как уда в воде приносит смерть рыбам, которые, желая жизни, но поглощая только собственную свою пагубу, неожиданно привлекают уду в свою внутренность. И ко мне этот коварный, так как знал я, что он тьма, облекшись в прекрасную наружность, приступил в подобии света, в надежде, что и я, возлюбивший добродетель, приближусь к пороку, когда и мой легкий ум увлечется в пагубу» (разрядки мои. — А.Д.).