Книга отобрала у меня год жизни. Это был безумно тяжелый год. Я — практический врач и поэтому не мог себе позволить что-то вроде творческого отпуска. Вся книга написана в свободное от приема больных время. Я прошу у читателей прощения, если в ней остались «темные» места, которые так и не удалось прояснить.
Почти каждая глава все время хотела превратиться в отдельную книгу'. Мне приходилось бороться с собственными мыслями за то, чтобы работа не растянулась в бесконечность. Надеюсь, что читатель для расширения полученных знаний прочтет и другие книги, которые цитируются или упоминаются в нашей.
Эта книга, целиком, является для меня экспериментом, ведь я пытаюсь в ней одновременно говорить с читателем на всех мировоззренческих «языках», с которыми знаком, — психиатрическом, психоаналитическом, философском и религиозном.
Целью такого «смешения языков» было показать читателю, что все мы, в сущности, говорим об одном, только разучились слушать и понимать друг друга.
Коллеги, которым я показывал рукопись, говорили мне: «Не мечите бисер перед свиньями!», «Вы пишете о слишком сложных проблемах и вас никто не будет читать!».
Пусть читатель простит автору сложность этой книги. Но я принадлежу к числу людей, которые считают, что поддаваться соблазну упрощения духовных проблем нельзя ни в науке, ни на бумаге.
Мне кажется, что ученые и издатели считают «среднего читателя» гораздо глупее, чем он того заслуживает. Я исходил из того, что люди, которые все еще читают книги, давно устали от «детективов» и «ужастиков» в мягких обложках.
Человеческий ум напоминает мышцу — если его не тренировать, он атрофируется.
Более того, я не стал бы даже браться за перо, если бы не видел, что проблемы, поставленные в книге, волнуют моих пациентов. Они хотят понять, что с ними происходит, но в их распоряжении нет духовного, мировоззренческого языка, который позволил бы им хотя бы объяснить врачу, что именно болит в их душах.
Я не говорю уже о тех пациентах, которые принадлежат к числу российских «искателей эзотерической истины». Чаще всего проблемы, с которыми они обращаются за помощью, заключаются не в зависимости от наркотиков, а в психологической диссоциации, обусловленной тем, что личность окончательно запуталась в мистических и религиозных теориях, «учителях» и иллюзиях.
Уровень знаний, которого диалог с ними требует от врача или психолога, показывает жизненную необходимость обсуждения сложнейших проблем человеческого бытия.
Для того чтобы успокоить свои сомнения в том, что эта книга найдет своего читателя, я поставил еще один эксперимент. В Московском центре непрерывного образования взрослых автор однажды получил возможность 8 (!) часов подряд читать врачам и учителям лекцию на темы близкие к изложенным в этой книге.
Вместо ожидавшегося мной возмущения — слишком много теории! — я увидел неослабевающее внимание в глазах и услышал обращенные к себе слова благодарности за то, что «хотя бы кто-то пытается вернуть цельный взгляд на мир». Я очень благодарен слушателям из этой группы. Если бы не их поддержка, у меня, возможно, так и не хватило бы сил дописать книгу.
В заключение мне хотелось бы сказать, что проблема человеческого развоплощения затрагивает нашу жизнь в гораздо большей степени, чем это удалось описать в книге.
Мы теряем традиционные ценности, с которыми раньше мог себя идентифицировать растущий человек. Обесценивается, например, такое традиционное для нашей культуры понятие, как «дом» или «семейное гнездо». Частая смена мест жительства входит в моду и усиливает детское чувство неуверенности. Я не говорю уже о стабильности самой семьи и появляющемся непостоянстве таких понятий, как «папа» и «мама».
Достаточно небольшого усилия науки, и мы начнем утрачивать лишь упоминавшееся в нашей книге чувство идентичности с собственным телом. Неосознанный страх, который культура испытывает перед клонированием, — это ведь тот же страх ведьм — страх развоплощения. Вместо одного тела у человека может появиться несколько… Где же тогда «Я»?
Можно перечислить еще много подобных проблем, но понять их, к сожалению, можно только в том случае, если культура имеет целостное — главное мировоззрение. Но подобного мировоззрения нет, и человек остается наедине со своей «виртуальной неуверенностью».
Такого мировоззрения нет и у врачей — «психопомпов», по Карлу Юнгу, призванных помогать человеческим душам вновь обрести уверенность.
Вместе с тем здание классической немецкой психиатрии базируется на столь же классической немецкой философии. Французская психиатрическая школа основана на французском же экзистенциализме…
Только русская психиатрия и психотерапия с презрением отвергла работы и взгляды своих философов и мыслителей.
Отвержение психологией взглядов русских философов в советское время понятно — русская философская мысль в основе своей всегда была философией христианского персонализма. Подобного мышления «дионисический» социализм принять не мог.
Но советский период закончился, и профессионалам пора задуматься о том, почему наши предшественники именно через призму христианства понимали человека. Мы должны понять, какое значение их взгляды имеют для нашей повседневной практики. Наша книга, как и вся предшествующая ей серия, посвящена осознанию роли наркотиков в психологии и культуре. Если мы пытаемся осознать роль наркотиков в нашей стране, то, ''а мой взгляд, мы можем опираться лишь на отечественную философскую традицию.
Я не могу со всей ответственностью назвать себя христианином. Мой путь к вере был путем разума. Я не встретил в своей жизни подлинного откровения. Я крестился и принял символ веры в зрелом возрасте, и сделал это потому, что понял, что никаким иным путем, кроме христианского мировоззрения, не могу объяснить себе происходящее как со мной самим, так и с моими пациентами. Еще в I веке нашей эры Тертулиан писал:
«Христианами не рождаются, христианами становятся».
Я на собственном примере чувствую, что эти времена настали вновь.
Самый парадоксальный русский мыслитель, писатель и философ Василий Розанов большую часть своей жизни вел непрестанный спор с христианством и официальной церковью. Но перед смертью он призвал своего духовника, исповедовался и умер христианином. Как никто другой, он описал сомнения и соблазны русской культуры.
Записанную им незадолго до смерти мысль я использовал в качестве эпиграфа, но на бумажном листке, датированном 14 апреля 1916 года, эта запись была не единственной. В тот же день он сделал еще одну.
Мне хочется использовать ее в качестве постскриптума к книге, так как только сочетание розановского эпиграфа с постскриптумом дает описание чувств человека, который пришел к подлинной мудрости.
14. IV.2001.
P.S.
Но я этого не люблю.
Ох, не люблю. По мне бы лучше туман.
И я бы все облизывал. Розанов не эгоистичен.
Он обнюхивает и грязь у себя под ногтем, и любит далекую звездочку.
Я люблю чужие эгоизмы (своеобразия всех вещей) — своего эгоизма я не люблю.
Да его и нет во мне. Я люблю валяться на дороге, по которой проходят все.