ЛСД психотерапия

Важные аспекты ЛСД терапии

Полное понимание природы и течения ЛСД опыта и динамики ЛСД терапии невозможно без осведомленности о факторах, участвующих в ЛСД реакциях. Ранние упрощенные и сокращенные модели ЛСД переживаний, такие как "шизофреническая модель" или "токсический психоз", когда ЛСД опыт рассматривался как результат взаимодействия препарата с нормальными физиологическими и биохимическими процессами мозга, были давно отвергнуты всеми серьезными исследователями. Литература на тему ЛСД изобилует свидетельствами того, что главными детерминантами психоделического опыта являются нефармакологические факторы, и что именно они играют ключевую роль в терапевтическом процессе. Для того, чтобы понять природу ЛСД реакции во всей ее полноте и сложности, нам придется обсудить не только фармакологический эффект препарата сам по себе, но и самые важные экстрафармакологические факторы, а именно роль личности субъекта, его или ее эмоциональное состояние и жизненная ситуация, личность гида или терапевта, природа отношений между субъектом и гидом и полный комплекс дополнительных факторов, который обычно называют установкой и обстановкой сессии.

В силу того, что назначение ЛСД является conditio sine qua non, или абсолютно необходимым условием для получения ЛСД реакции, мысль о том, что препарат сам по себе является фундаментально важным фактором, может показаться логичной. Однако тщательный анализ клинических наблюдений, сделанных в ходе ЛСД терапии показывает, что этот вопрос намного сложнее, чем кажется в первый момент. Феномены, которые могут происходить во время ЛСД сессии, оказываются очень разнообразными; вряд ли существуют какие бы то ни было перцептивные, эмоциональные или психосоматические явления, которые не были отмечены и описаны как часть спектра ЛСД-реакций. Если разные субъекты принимают одинаковое количество препарата при относительно одинаковых условиях, каждый будет иметь опыт, значительно отличающийся от других. ЛСД состояния характеризуются не только необыкновенным многообразием и межличностными различиями, но и поразительно большим спектром внутриличностных явлений. Если один и тот же человек принимает ЛСД несколько раз, то каждая последующая сессия обычно значительно отличается от других общим характером, специфическим содержанием и течением. Это разнообразие, конечно же, является серьезным возражением идее, что ЛСД реакция определяется исключительно биохимически и физиологически. Вопрос о том, существуют ли постоянные, повторяющиеся и стандартные эффекты от ЛСД, которые имеют чисто фармакологическую природу, очень интересен и важен как с теоретической, так и с практической точек зрения. Такие эффекты были бы не связаны со структурой личности или внешними обстоятельствами, и они наблюдались бы у каждого человека, принявшего достаточную дозу ЛСД,

С другой стороны, вопрос о том, до какой степени экстрафармакологические факторы участвуют в ЛСД опыте, и какова природа и механизм их действия, в равной степени интересны с точки зрения теории и практики. Поиск типичных и обязательных фармакологических эффектов ЛСД был важным аспектом моей аналитической работы с данными об использовании ЛСД, Результат такого поиска был достаточно удивительным: проанализировав более 5000 записей ЛСД сессий, я не нашел ни одного симптома, которым был обязательным для каждой из них и, таким образом, мог бы считаться инвариантным.

Изменения в оптическом восприятии обычно описываются как типичное проявление ЛСД состояния, и, следовательно, они являются серьезными кандидатами на звание фармакологического инварианта. Однако в моих записях достаточно часто встречаются сообщения о нестандартных визуальных явлениях. Я наблюдал несколько сессий с применением большой дозы препарата, в которых не присутствовали изменения оптического восприятия. Некоторые из таких реакций, в которых отсутствовали визуальные изменения, имели форму яркого сексуального опыта, другие характеризовались острыми ощущениями недомогания или дискомфорта, или же опытом мучительно боли в различных частях тела. Особые примеры сессий без изменения оптического восприятия наблюдались на продвинутых стадиях лечения психозов и в ходе некоторых психоделических сессий. Они включали или комплекс жестоких и примитивных переживаний, описываемых разными субъектами, как переживания их собственного рождения, или трансцендентальные переживания космического единства и космической пустоты, которая парадоксальным образом одновременно была и ничем, и всем.

Физические проявления ЛСД состояния заслуживают особого упоминания в силу того, что в ранних сообщениях они рассматривались как чисто фармакологические эффекты препарата и объяснялись, как результат химической стимуляции вегетативных центров мозга. Однако это объяснение не подтверждается данными наблюдений большого количества сессий и анализа их записей. Физические составляющие ЛСД реакции значительно разнятся от сессии к сессии. Спектр так называемых вегетативных симптомов очень широк и превосходит количество симптомов любого другого известного препарата, за исключением некоторых других психоделиков. Достаточно странно, что эти симптомы включают как симпатические, так и парасимпатические явления, и что они появляются кластерами, включающими комбинацию и тех, и других. Они возникают с одинаковой частотой и интенсивностью в сессиях с малой и большой дозировкой, и никакой зависимости между дозой и симптомами не наблюдается. Во многих сессиях с применением большой дозы ЛСД физические проявления вообще отсутствуют или появляются периодически в тесной связи со сложным и глубоко скрытым материалом. В противоположность этому, некоторые сессии с низкой дозировкой характеризуются огромным количеством вегетативных симптомов, присутствующими на протяжении всего периода действия препарата. Не так уж редки случаи, когда после назначения дополнительной дозы ЛСД субъект, страдающий от серьезных симптомов, погружается в переживания, прорабатывает проблему, лежащую в основе появления симптомов и избавляется от соматического дискомфорта.

Другой особенностью симптомов, которая особенно важна в рамках этого обсуждения, является их необыкновенная чувствительность к психологическим факторам; часто их можно изменить или даже прекратить при помощи специфического внешнего влияния и психотерапевтического вмешательства. Факторами, которые могут серьезно влиять на "вегетативные" или другие физиологические побочные эффекты ЛСД сессий, могут быть как разумное объяснение происходящего или появление особого человека, так и использование физического контакта или некоторых биоэнергетических практик. Одним из физических проявлений реакции на ЛСД, которое заслуживает особого упоминания, является расширение зрачков. Это явление настолько часто встречается, что оно используется многими экспериментаторами и терапевтами как сравнительно надежный признак того, что человек все еще находится под действием препарата. На протяжении долгого времени расширение зрачков в моих исследованиях было серьезным кандидатом на роль инвариантного проявления ЛСД эффекта. Позднее я наблюдал несколько ЛСД сессий, некоторые из которых были очень глубокими, в которых зрачки оставались неизменными или быстро пульсировали от максимального расширения до сужения и обратно. Подобная ситуация существует и в отношении явных физических проявлений, таких как психомоторное возбуждение или заторможенность, мышечное напряжение, треморы, судороги, конвульсии и различные волнообразные движения. Ни один из этих симптомов не является предсказуемым и стандартными в достаточной мере для того, чтобы его можно было считать специфическим фармакологических эффектом ЛСД,

Это не означает, что ЛСД не имеет никаких специфических физиологических эффектов сам по себе, что ясно продемонстрировано в экспериментах с животными при использовании исключительно высоких доз. Однако мой опыт подсказывает, что при дозировке, обычно используемой в экспериментах с человеком или в психотерапевтической практике, физические проявления не являются результатом прямой фармакологической стимуляции нервной системы. Кажется, они отражают химическую активацию динамических матриц в подсознании и имеют структуру, сходную с истерическими изменениями, органо-невротическими явлениями или симптомами психосоматических расстройств. Таким же непредсказуемым, как содержание реакции на ЛСД, является и ее интенсивность. Разные люди по-разному реагируют на одну и ту же дозу. Степень чувствительности или устойчивости к ЛСД, кажется, в большей степени зависит от сложных психологических факторов, чем от конституции, биологии и метаболизма. Субъекты, которые в обычной жизни демонстрируют тенденцию к постоянному самоконтролю и имеют трудности с релаксацией и принятием мира таким, какой он есть, могут иногда сопротивляться сравнительно большим дозам ЛСД (300-500мкг). Иногда люди могут сопротивляться действию препарата, если они сами себе поставили такую задачу. Они могут делать это для того, чтобы продемонстрировать сопротивление терапевту или для того, чтобы "посоревноваться" с ним или с ней, чтобы доказать или показать свою психологическую "силу", чтобы выдержать дольше, чем другие пациенты группы, чтобы впечатлить своих друзей или по многим другим причинам. Однако, очевидно, вместо таких поверхностных домыслов в этих случаях следует искать и более глубокую и более важную подсознательную мотивацию. Дополнительными причинами высокой резистентности действию препарата могут быть недостаточная подготовка, инструктирование или поддержка субъекта, неполное согласие на прием препарата и недостаток желания сотрудничать и отсутствие доверия в терапевтических отношениях. В этом случае реакция на ЛСД иногда остается неполноценной до тех пор, пока причины сопротивления не проанализированы и не поняты. Подобные факторы, кажется, являются причиной того, что многие люди не способны пережить эффект от действия препарата в "домашнем" эксперименте без гида или в присутствии незнакомых людей или в непривычной обстановке. Такие сессии способствуют неполному погружению и интеграции, вызывают неблагоприятные пост-эффекты и флэшбэки. Резкий выход из состояния, который может случиться в любой момент сессии при любой дозировке, обычно свидетельствует о резкой мобилизации защитных структур против в свете возможности проявления неприятного травматического материала.

Среди душевнобольных особенно устойчивыми к действию ЛСД являются пациенты, страдающие острым обсессивно-компульсивным синдромом. В моих исследованиях я часто наблюдал, как такие пациенты оказываются резистентны к дозам более 500 мкг, демонстрируя лишь небольшие признаки физического и психологического дискомфорта. В самых сложных случаях иногда было необходимо провести несколько ЛСД сессий с большой дозой препарата, чтобы снизить психологическую сопротивляемость таких людей до уровня, когда у них начинают проявляться эпизоды возрастной регрессии, и они начинают осознавать, что у них есть подсознательный материал, который нужно проработать. После наблюдения нескольких случаев, когда даже радикальное увеличение дозы - в одном случае до 15000 мкг внутримышечно - не привело к развитию полноценного ЛСД опыта, стало очевидно, что большое психологическое сопротивление к ЛСД нельзя преодолеть лишь повышением дозировки, и его нужно постепенно уменьшать в ходе нескольких сессий. Кажется, у ЛСД есть точка насыщения где-то между 400 и 500 мгк, и если субъект не реагирует на эту дозу соответственно, дополнительное назначение препарата не изменит ситуацию. Существуют свидетельства скорее анекдотического, чем экспериментального характера, что слабая реакция на ЛСД встречается у духовно высоко-развитых индивидов, у которых есть большой опыт необычных состояний сознания, или которые проводят в таких состояниях большую часть времени. Наиболее известный пример этого приводит Рам Дасс, по свидетельству которого, его индийский гуру дважды не реагировал на огромные дозы ЛСД (900 и 1200 мгк соответственно). Это может указывать на возможность того, что недостаток реакции на препарат может быть парадоксальным образом связан с двумя противоположными условиями, а именно, чрезвычайная ригидность и сильная система психологической защиты или столь же чрезвычайная открытость и отсутствие разделяющих барьеров.

Сделав обзор различных свидетельств того, что, по-видимому, не существует никаких явных, специфических и инвариантных фармакологических эффектов ЛСД при уровне дозировки, обычно применяемом в экспериментах и клинической работе с человеком, мы все же можем в общих чертах описать эффекты ЛСД. Основываясь на своем опыте, я могу сказать, что они более чем размыты и могут быть описаны только очень обобщенно. В подавляющем большинстве сессий существует общая тенденция изменений восприятия разных органов чувств. Сознание обычно качественно изменяется и начинает напоминать сон. Доступ к подсознательному материалу обычно облегчается, а психологические защиты ослабляются. Эмоциональный отклик почти всегда значительно повышается, и эмоциональные факторы оказываются ключевыми детерминантами ЛСД-реакции. Поразительным аспектом ЛСД эффекта является усиление мысленного процесса и нервных процессов в целом, что включает в себя явления различной природы и происхождения. Давно существующие и недавние психогенные симптомы, как те, от которых субъект страдает с детства, так и те, которые появились в последнее время, усиливаются и становятся более выраженными. Переживая их в усугубленной форме, индивиды вдруг осознают, что в основе этих симптомов лежит система подсознательных процессов, и они имеют свою особую психодинамику, а также перинатальные или трансперсональные корни. Из подсознания всплывают травматические или приятные воспоминания, имеющие большой эмоциональный заряд, а содержание различных динамических матриц разных уровней индивидуального и коллективного бессознательного переходит в область сознания и сложным образом переживается. Иногда во время сессий проявляются или усиливаются феномены неврологической природы. Это относится к болям, связанным с артритом, смещением межпозвоночного диска, воспалительным процессам или послеоперационным или посттравматическим изменениям. Переживания ощущений, связанных с прошлыми травмами или операциями, встречаются особенно часто.

Интересным с теоретической точки зрения является факт того, что ЛСД субъекты, кажется, способны переживать боль и другие ощущения, связанные с операциями в прошлом, проведенными под полным наркозом. Склонность ЛСД и других психоделиков активировать и усиливать различные неврологические процессы настолько необычна, что она была использована несколькими чешскими неврологами в качестве диагностического инструмента про обнаружения латентных параличей и других, незаметных в обычном состоянии сознания органических нарушений центральной нервной системы. Негативной стороной этого интересного свойства ЛСД является тот факт, что оно способно провоцировать приступы у пациентов, страдающих от эпилепсии в выраженной или скрытой форме. Быстрое наступление эпилептического припадка трудно контролировать, в связи с чем эпилептиков относят к группе риска при ЛСД-терапии.

Таким образом, в моих исследованиях мне не удалось обнаружить явных фармакологических эффектов ЛСД, которые были бы постоянными и инвариантными, и, следовательно, могли бы рассматриваться, как характерные для данного препарата. Сейчас я склонен воспринимать ЛСД как сильный, неспецифический катализатор биохимических и нейрофизиологических процессов в мозге. Кажется, он провоцирует общую недифференцированную активацию, что упрощает проявление подсознательных воспоминаний из различных уровней личности. Богатство, равно как и необычное меж- и внутри- личностное разнообразие опытов может быть объяснено участием и детерминирующим влиянием экстрафармакологических факторов. Далее мы детально обсудим все основные немедикаментозные аспекты, которые, кажется, оказывают решающее влияние на процесс ЛСД-терапии. Они включают в себя структуру личности и актуальную жизненную ситуацию субъекта, личность гида, природу взаимоотношений субъекта и ситтера, а также и установки и обстановку сессии.

Когда мы обсуждаем значимость личности субъекта для природы, содержания и течения ЛСД опыта, необходимо различать роль личностных факторов в отдельных сессиях при использовании малых и средних дозировок с одной стороны, и их роль в курсе терапевтических сессий или использовании высоких дозировок препарата. Вначале мы разберем наиболее поверхностные аспекты личности, а затем перейдем к более глубоким, подводным структурам, которые определяют ЛСД-опыт.

Некоторые особые аспекты личности могут быть рассмотрены в допрепаратной фазе ЛСД лечения - в ходе первой беседы и подготовительного периода. Существует очень типичная группа людей, которые перед началом ЛСД-сессий испытывают острую тревогу и даже мрачные предчувствия. Они задают массу вопросов, касающихся эффекта препарата и ценности терапевтической процедуры, сомневаются в их необходимости, запугивают себя ужасными историями, которые они узнали из средств массовой информации, и демонстрируют тенденцию всячески откладывать собственно сессию на как можно более далекие сроки. Нередко такие люди имеют серьезные расстройства сна или ужасные кошмары, которые возникают, как результат приближающейся перспективы принимать препарат. Таких людей, как правило, приходится больше успокаивать при помощи общих и специально для них подобранных доводов, прежде чем они согласятся на препаратную сессию.

Кажется, существует очень типичная группа проблем и конфликтов, от которых страдает большинство таких индивидов. В своей повседневной жизни они постоянно озабочены тем, чтобы поддерживать абсолютный контроль над своими чувствами и поведением. Они боятся, что инстинктивные силы на время или навсегда вырвутся наружу. Особенно это касается явлений сексуальной и агрессивной природы, а также непроизвольных эмоциональных вспышек. Обычно они очень озабоченны проблемой потери контроля и страхом попасть в неловкое положение, опозориться или публично оскандалиться в результате поведения, вызванного действием препарата. Борьба с энергиями, которые грозят выйти из подсознания, может занять много времени и сил в жизни таких людей, и она часто связано с комплексом неполноценности, с чувством вины или самобичевания за инстинктивные побуждения. В самых крайних случаях, такая озабоченность может проявляться в виде страха безумия или смерти. Эти люди обычно ненавидят и страшатся таких вещей, как утомление, болезни с горячкой, недостаток сна и моменты полудремы (гипнагогические периодам), которые связаны со снижением уровня контроля над бессознательными импульсами. В некоторых случаях страх перехода от бодрствования к сну так велик, что эти пациенты вынуждены совершать долгие, утомительные прогулки перед сном, чтобы оставаться активными как можно дольше и, таким образом, сократить гипнагогический период и ускорить процесс засыпания.

В силу того, что сексуальных оргазм требует временной приостановки контроля сознания, эти проблемы наиболее явно проявляются в сексуальной жизни таких людей. Их трудности в этой области варьируются от импотенции, фригидности или неполноценных, поверхностных оргазмов до тенденции вообще избегать сексуальных контактов. Обсуждение вопроса их сексуального опыта может выявить страх перед высвобождением агрессивных импульсов в них или в их партнерах, а также опасение того, что ситуация может "выйти из-под контроля". На более глубоких уровнях их представления о сексе могут принимать форму подсознательного страха, что они могут сожрать своих партнера или быть сожранным ими. Люди с такими проблемами обычно инстинктивно ощущают или, основываясь на рассказах других пациентов, делают вывод, что ЛСД оказывает растормаживающее действие, и что его назначение может привести к потере контроля и к мощному выбросу подсознательного материала. Таким образом, перспектива грядущей ЛСД сессии напрямую подпитывает глубинные страхи таких индивидов. Описанные выше проблемы, связанные с сексуальным взаимодействием и оргазмом, также являются проявлением перинатальных энергий. (См. детальное рассмотрение в следующих частях книги).

Другая проблема, имеющая отношение к негативному восприятию ЛСД терапии и нежеланию принимать препарат, связана с недостатком доверия к себе, другим людям, человеческому обществу и миру в целом. Если такие чувства попадают в ранг невротического расстройства, необходимо потратить на пациента дополнительное время и выработать у него/нее достаточную степень доверия до момента назначения препарата. Откровенно параноидальное отношение к процедуре, особенно если пациент склонен включать терапевта в круг подозреваемых преследователей, следует рассматривать как противопоказание к ЛСД-терапии.

У некоторых типов интеллектуально-развитых людей, которые не удовлетворены тупостью и серостью повседневности, и которые ищут новые необычные ощущения, экзотические и стимулирующие переживания, прослеживается оптимистическое отношение к ЛСД терапии, живой интерес к препарату и острое желание участвовать в психоделической сессии. В этой группе перспектива обнаружить скрытые области сознания часто рассматривается как уникальная развивающая возможность, которая придает дополнительную привлекательность такому опыту. Пациенты с сильным компонентом привязанности к терапевту иногда видят основную притягательность психоделической сессии в перспективе получить полное внимание терапевта на целый день. Некоторые пациент, подсознательно или с некоторой степенью осознанности, воспринимают препаратную сессию как возможность испытать, выразить словами или действием некоторые из их неприемлемых в обычном состоянии сознания склонностей.

Иногда у некоторых отчаявшихся пациентов, у которых мало других вариантов в жизни, наблюдается потенциально опасная жажда и сильная мотивация к тому, чтобы пройти психоделическую сессию. Они ощущают, что находятся в невыносимой ситуации острого конфликта, связанного с сильным эмоциональным дискомфортом и напряжением. Типичной характеристикой таких людей является серьезный поиск смысла жизни, полусерьезные разговоры о самоубийстве и в целом безответственное и рисковое отношение к жизни. Неспособные уменьшить силу психологического конфликта и уставшие от болезненных компромиссов, они жаждут окончания этой агонии. В их представлении, ЛСД становится волшебным инструментом, который даст им мгновенное облегчение, либо чудесным образом вылечив их, либо ускорив их саморазрушение. Если психоделические сессии таких индивидов не приводят к переживаниям элементов смерти эго и трансценденции, они могут активировать существующие тенденции саморазрушения. Крайне важно отслеживать такие отношения заранее, анализировать лежащие в их основе мотивы и обсуждать эту ситуацию с субъектом перед назначением препарата.

Все обсужденные выше факторы имеют первостепенную значимость перед первой ЛСД сессией. Когда препарат уже несколько раз назначался в рамках терапевтической серии, большинство пациентов осознают возможности психоделических переживаний для глубокого самопознания, поиска корней эмоциональных симптомов и решения жизненных проблем. Даже пациенты, которые первоначально были озабочены потерей контроля, признают их терапевтическую ценность. Их изначальное представление о контроле, который нельзя вновь обрести, однажды потеряв, замещается осознанием того, что уменьшение защиты приводит к освобождению. Они обнаруживают новых способ существования в мире, при котором можно контролировать свою жизнь без усилий, потому что устрашающие силы, которые требовали постоянного тревожного внимания, были эмоционально разряжены.

В целом, все пациенты, прошедшие серию ЛСД сессий, обычно положительно относятся к лечению. Даже если после особенно сложных сессий некоторые люди могут демонстрировать страх и нежелание продолжать, они не теряют доверия к ценности процесса в целом. Исключение составляют пациенты с острым обсессивно-компульсивным синдромом, которые сохраняют общее пессимистическое отношение к процедуре на протяжение всего лечения. Их пессимизм часто основан на бессобытийности сессий и на очевидном отсутствии терапевтического результата.

Особого упоминания заслуживают высоко-интеллектуальные субъекты с большим интересом к цивилизации, психологии, искусству, философии и религии. Такие люди обычно очень быстро обнаруживают, что серии ЛСД сессий расширяют рамки традиционного психологического анализа и предоставляют уникальную возможность для психологических и духовных поисков. В результате такого осознания они подходят к самопознанию с большим интересом и эмоциональным участием. В таком свете, ЛСД сессии могут рассматриваться, как реальная возможность разгадать загадки вселенной и тайны человеческого существования, а их функция становится сравнимой с духовными практиками древних народов и восточных культур, с обрядами перехода и инициации, храмовыми мистериями и другими эзотерическими процедурами мистической традиции.

Мы также наблюдали интересную взаимосвязь между клиническим диагнозом и симптоматикой некоторых пациентов и природой их ЛСД-сессий. Такие наблюдения оказываются особенно поразительными в случае людей, страдающих от острого обсессивно-компульсивного синдрома. Эти пациенты обычно боятся препаратных сессий до начала лечения; они склонны задавать массу вопросов, выражать большую тревогу и откладывать начало терапии. Их сопротивление эффекту ЛСД настолько велико, что первые несколько сессий даже с крайне высокими дозам часто оказываются бессобытийными и обычно представляющими собой постоянную борьбу с эффектом препарата в стремлении поддерживать ощущение обычной реальности и полный самоконтроль. У них не наблюдается практически никакого изменения оптического восприятия, и единственными проявлениями ЛСД эффекта оказываются многообразные соматические симптомы. Если эти пациенты вообще испытывают какие-либо необычные ощущения, то они представляют собой разнообразные физические недомогания, такие как головные боли, слабость, усталость, общее болезненность, предобморочные состояния, чрезмерное потоотделение, озноб и жар. Они испытывают тревогу от ощущения потери контакта с реальностью, озабочены по поводу усиления их сексуальных и агрессивных желаний, или озабочены конфликтами, связанными с самооценкой и этическими вопросами. Их сессии характеризуются сильной внутренней борьбой, и за ними обычно приходит ощущение сильного утомления. Пациентам с острым обсессивно-компульсивным синдромом иногда приходится назначать значительное количество ЛСД сессий, прежде чем их сопротивление будет ослаблено, и сессии начнут иметь более конкретное содержание.

У индивидов с истерической структурой личности или с истерической симптоматологией природа, содержание и течение ЛСД сессий часто оказываются совершенно другими. Собственно говоря, кажется, они находятся на другом конце спектра относительно сессий людей с ОКС. Для этих пациентов очень типичны возбуждение и сильный интерес к процедуре, а их отношение к препаратному опыту обычно намного более позитивно. Они исключительно чувствительны к эффекту ЛСД и часто проявляют очень яркую реакцию даже при сравнительно малых дозах. В этой группе различные перцептивные искажения необыкновенно богаты, но преобладающими являются визуальные элементы и сильные ощущения в теле. В согласии с наблюдениями классического психоанализа, у таких пациентов превалируют ощущения эротической природы и яркий сексуальный символизм. Их образы часто имеют текучий театральный характер, они обычно живые, яркие и многоцветные, и сопровождаются чарующими видениями из их фантазий. Такое гладкое театральное течение сессии может быть нарушено, когда пациенты приближаются к травматическим или болезненным воспоминаниям. Как и любой человек, истерические пациенты не застрахованы от встречи с тяжелыми воспоминаниями во время психоделической сессии. Однако, кажется, они обладают большой способностью переносить страдания и могут наслаждаться периодами нечеловеческого ужаса и мучений точно так же, как и эпизодами экстатического восторга. Во время ЛСД терапии, как и при системной не препаратной терапии, эти пациенты могут демонстрировать особые проблемы в связи с явлениями переноса и контр-переноса.

Наблюдения, сделанный во время ЛСД психотерапии, кажется, подтверждают открытие Фрейда о том, что гомосексуальность тесно связана с параноидальным поведением. Часто отмечалось, что пациенты с серьезными скрытыми или выраженными проблемами, связанными с гомосексуальностью, имели предрасположенность к паническим реакциям, параноидальному восприятию и склонности к проекциям по отношению к своим ЛСД опытам, а также бредовые интерпретации ситуации и сессии в целом. Эти сложности обычно возникали, когда озабоченность гомосексуальными проблемами была в центре их переживаний.

Мы не смогли обнаружить никакой общей или частной связи между симптомами клинической депрессии и природой психоделического опыта. Однако на ЛСД сессиях можно часто наблюдать обострение первоначальной депрессии и усиление суицидальных мыслей. Клиническое состояние людей, находящихся в депрессии, часто оказывалось неустойчивым и склонным к серьезным изменениям и скачкам. При невротической депрессии повышенная эмоциональная неустойчивость иногда приводит к особому состоянию, в котором одновременно возникают как депрессивная эмоция и плач, так и эйфория и громкий смех, или происходит быстрый перед от одного к другому и обратно. В основном, пациенты в депрессии нередко проводят большую часть сессии в эйфории и даже в экстазе, после чего у них наблюдается заметное и часто длительного улучшение. Некоторые отдельные наблюдения свидетельствуют о том, что одна ЛСД сессия может привести к полной ремиссии серьезной периодической депрессии, происходящей через равные промежутки времени, что, конечно же, не означает общего изменения структуры личности и не дает гарантию того, что болезнь не проявится снова в обычное для нее время.

Систематические наблюдения ЛСД сессий у пациентов с депрессией свидетельствуют о том, что препарат может быть полезен для дифференциальной диагностики экзогенной и эндогенной типов депрессии. Пациенты, чья депрессия в основном имеет экзогенную природу, обычно в своих сессиях встречаются с богатым биографическим материалом, который тематически и динамически связан с их заболеванием. У пациентов с эндогенной депрессией содержание сессий обычно более ограничено и часто связано с глубокими, базовыми чувствами, лежащими в основе депрессии. Для таких пациентов существует определенный риск, что их клинические симптомы усилятся после нескольких сессий. Это наблюдение подтверждается опытами Арендсен-Хейна (Arendsen-Hein, 5), голландского психиатра и пионера ЛСД терапии.

В целом, можно заключить, что связь между диагностической группой и природой ЛСД опыта не достаточно ясна и постоянна для того, чтобы иметь большую клиническую ценность, за исключением некоторых крайних случаев, упомянутых выше. В этом смысле, очевидно, что использование ЛСД не поможет уточнить клинический диагноз, поставленному при помощи психиатрических бесед и традиционных диагностических техник. Связь между первоначальным диагнозом пациента и его или ее психоделическим опытом становится еще более размытой и менее предсказуемой в серии ЛСД сессий. Как будет показано ниже, многоразовое применение ЛСД связано со значительными динамическими сдвигами в структуре личности и с частыми изменениями симптомов.

Крайне незначительная ценность ЛСД как дополнение к классической клинической диагностике полностью противоположно его возможностям для динамической диагностики. Препарат оказывается непревзойденным инструментом для исследования сил, образующих основу личности и для исследования глубоких динамических структур, лежащих в основе клинических симптомов. В сессиях с малой и средней дозировками ЛСД, а также в заключительные периоды сессий с высокими дозами, можно наблюдать очевидное усиление изначальных характеристик личности и моделей поведения. Это обычно сопровождается проявлением временных клинических симптомов или рецидивом эмоциональных и психосоматических эффектов, от которых пациент страдал в определенный момент в прошлом. Иногда эти «возвращения» связаны со сравнительно недавней историей, иногда – с очень ранними периодами детства или даже младенчества.

Иногда во время сессии могут проявляться абсолютно новые симптомы, которых, если верить пациенту, у него раньше не никогда не было. Эта ситуация предоставляет исследователю уникальную возможность изучить психогенезис и физиогенезис клинических симптомов в процессе их становления, in statu nascendi. Базовая динамическая структура этих новых симптомов кажется идентичной обычным невротическим проявлениям; они представляют собой образования, являющиеся компромиссом между мощными подсознательными течениями или тенденциями и механизмами защиты. Феномены этого типа, кажется, проявляются в активизации и выходе на поверхность латентных матриц подсознания, которые существуют в динамической структуре личности. Причина, по которой они до сих пор не дали о себе знать в повседневной жизни, заключается в том, что они не были заряжены биохимическими или психологическими силами в достаточной мере для того, чтобы повлиять на эго пациента. Так называемые вегетативные симптомы часто относятся к этой категории.

Индивидуальные характеристики, которые усиливаются при низкой дозировке, представляют собой наиболее поверхностный, но очень важный на практике аспект личности. В повседневной жизни эти элементы настолько неочевидны, что их практически невозможно заметить и опознать, или субъекты успешно противодействуют им или скрывают их при помощи различных стратегий поведения. ЛСД усиливает эти едва заметные черты до такой степени, что они начинают бросаться в глаза. Под усиливающим действием препарата они могут стать настолько очевидными, что не смогут избежать внимания и терапевта, и субъекта. Широкий спектр явлений, относящихся к этой группе, может быть разделен на несколько типичных категорий.

К первой категории относятся феномены, отражающие эмоциональную реактивность и общую манеру чувствовать. Субъекты могут войти в глубокий контакт со своим нынешним эмоциональным состоянием и изучить эмпирические стороны и характеристики различных настроений, которые оно вызывает. Возможно, самым ценным открытием, которое можно сделать в связи с этим, являются положительные и отрицательные чувства по отношению к определенным лицам и ситуациям, особенно если они амбивалентны или связаны с внутренним конфликтом. Сходным образом, многие пациенты могут в полной мере испытать и выразить свои тревоги и различные страхи, депрессию или безнадежность, состояния агрессивности, раздражительность, импульсивность, или эмоциональную неустойчивость с чередующимися депрессивным и эйфорическим настроениями. Для невротических пациентов характерно переживание мучительного чувства одиночества и изоляции с ощущением собственной бесполезности. Ощущение того, что они лишние в этом мире, и невозможность увидеть смысл жизни часто связан с желанием быть нужным и важным для кого-то. Личности, которые пережили ярко выраженную эмоциональную депривацию и одиночество в детстве, часто в этот момент демонстрируют сильное желание получить любовь и внимание. Такая тяга обычно имеет инфантильные черты и включает в себя анаклитические элементы. Иногда такой опыт может привести к ценным догадкам, в основном о том, что различные желания зависеть от кого-то «родом из детства», и к пониманию того, насколько много конфликтов в повседневной жизни создает неразбериха в этом вопросе.

Ко второй категории относятся проблемы, связанные с самовосприятием и самооценкой. Наиболее часто встречающиеся явление этого типа – мучительное ощущение собственной ничтожности в разных областях жизни. Также пациенты часто выражают недовольство, сожаление или даже отчаяние по поводу своего физического облика. Они жалуются, что они некрасивы, уродливы или обладают отталкивающее внешностью, указывают на выдуманные или незначительные физические дефекты, а также преувеличивают значение некоторых существующих в действительности недостатков. Эта озабоченность, связанная с самооценкой, часто относится и к интеллектуальным способностям. Субъекты называют себя глупыми, тупыми, нетворческими, неспособными, примитивными и необразованными, часто очевидно противореча своим реальным качествам и социальным достижениям. Для невротиков очень типично принижать свои собственные способности по сравнению со способностями значимых для них людей, например, родителей, братьев или сестер, коллег и со-пациентов. Это часто затрагивает и терапевта, который идеализируется и воспринимается как высшее существо, превосходящее субъекта по любому аспекту. В результате пациенты могут потратить много времени и эмоциональной энергии на увлеченное пережевывание идеи того, что они не заслуживают внимания, которое им предоставляется, и что терапевту следует лучше потратить свое время на других.

У большого количества субъектов особенно ярко проявляется низкая духовная самооценка и конфликт между инстинктивными импульсами и этическими или эстетическими принципами. Они чувствуют, что они плохие, злые, ужасные и никудышные человечишки, и считают свою жизнь в высшей степени аморальной или греховной. Им неожиданно начинает казаться, что, судя по тому, как они ведут себя, они используют других людей, предают, обижают и докучают, навязываются или делают больно. Это может доходить до того, что некоторые субъекты говорят о том, что они чувствуют в своей личности грязные, извращенные, развратные или даже криминальные элементы. В большинстве случаев этим ярлыком «ужасности» награждаются достаточно тривиальные и вполне обычные человеческие желания и действия. Другим вариантом низкой самооценки является чувство эмоциональной приниженности. Некоторые субъекты жалуются, что, в то время, когда с ними обращались с любовью и теплом, они не были способны ответить взаимностью на эти эмоции. Они чувствуют себя неспособными испытать настоящую привязанность и любовь по отношению к своим детям, супругам, любовникам, родителям или братьям и сестрам. Другое типичное проявление этого типа связано с мучительным чувством стыда, угрызениями совести и самообвинениями.

Реже можно увидеть активизацию тенденций самовозвеличивания, таких как неестественная напыщенность и хвастовство, снисходительность и покровительственное отношение, преувеличенные демонстрации силы, снисходительность к язвительным замечаниям и критическим комментариям, или склонность к цинизму и насмешке. Раздутость и карикатурность такого поведения позволяет с легкостью узнать в нем компенсаторные маневры, прикрывающие глубокое чувство собственной неполноценности, в основе которых достаточно часто лежат важные проблемы субъекта.

К третьей категории явлений, связанных с личностными характеристиками, относится усиление типичных моделей социальной активности субъекта. Некоторые индивидуумы демонстрируют ярко выраженное увеличение способности к общению, сопровождающееся постоянным поиском контакта с людьми, безостановочной болтовней, стремлением паясничать, шутить и развлекать окружающих. Иногда наблюдается огромное желание получить внимание окружающих, и тогда пренебрежение, воображаемое или реальное, воспринимается очень болезненно. В дело идут различные стратегии, направленные на привлечение внимания, обычно те же самые, что и в обычной жизни. Они варьируются от шумных, театрализованных представлений до эмоционального поведения и поиска нежного физического контакта. Иногда на поверхность может выйти и эротический компонент, что приводит к тому, что субъект начинает кокетничать, пытаться соблазнять, приставать или говорить с сексуальными намеками или пошлостями.

С другой стороны, иногда можно наблюдать явное усиление механизмов отталкивания людей, которые субъект привычно использует в своей повседневной жизни. Психологическое отталкивание и нежелание взаимодействовать с людьми в ходе ЛСД сессии вполне может быть проявлением недостатка интереса к общению и того, что субъект считает самоанализ и самонаблюдение эстетически или интеллектуально более привлекательными. Однако в некоторых случаях оно также может быть проявлением сложных межличностных проблем и внутренних конфликтов. Избегание человеческого контакта может быть результатом страха перед людьми, который испытывает пациент, или его/ее низкой самооценки. В одних случаях это отталкивание людей происходит из-за чувства собственной неважности, неинтересности, неприятности или отвратительности, в других может быть связано с сильным страхом отказа. Стремление отказаться от общения также может отражать конфликты и проблемы, связанные с агрессией: присутствие других людей, их высказывания и поведение раздражают и вызывают неприемлемые и пугающие жестокие действия. В этом случае, отказ от общения связан с самоконтролем. Типичная проблема, которую может выявить ЛСД сессия – это конфликт между желанием общества других людей и стремлением быть одному. Пациент боится остаться в одиночестве, но в то же время не переносит компанию, он или она жаждут человеческого общения и боятся его.

Другое часто встречающееся явление – это усиление социальных и межличностных паттернов, связанных с доминированием и подчинением. Оно проявляется в сильном стремлении манипулировать, контролировать, критиковать или поучать окружающих. Субъект может прикладывать сознательные усилия к тому, чтобы создавать ситуации, в которых он может конкурировать с другими людьми и меряться с ними силами, а также подразумевающие унижение и высмеивание других людей. Сходным образом, поведение, связанное с подчинением и почтительностью также часто усиливается до карикатурности. Некоторые субъекты начинают постоянно извиняться по ничтожным или воображаемым поводам и требуют заверений, что они никому и ничему не мешают. Другие то и дело спрашивают, не обидели ли они кого-нибудь, или хотят убедиться, что никто на них не злится. Нерешительное, тревожное, навязчивое и зависимое поведение также часто может доходить до анаклитической степени.

Замечательным и часто встречающимся явлением оказывается отчаянная и целеустремленная борьба за полный самоконтроль. Как было показано выше, это обычно случается с субъектами, которые имеют различные проблемы с самоконтролем в повседневной жизни. В противоположность этому, индивидуумы с богатым внутренним миром, к которому они могут обращаться, как к защите от травмирующей реальности, часто в ходе ЛСД сессии жалуются на свою неспособность получить полный доступ ни к внешнему миру, ни к внутреннему опыту. В то время как малые дозировки ЛСД активизируют и усиливают поверхностные уровни структуры личности субъекта, играющие важную роль в ежедневном взаимодействии, более высокие дозы выводят на поверхность глубокие динамические силы и стремления. После того, как доза ЛСД достигает определенной критической границы, которая значительно различается у разных людей, часто можно наблюдать поразительное психологическое изменение. В этот момент мощные стремления, противоположные поверхностным элементам, проявляются и подчиняют себе переживания субъекта. Среди таких стремлений оказываются важные динамические подводные течения, которые в нормальном состоянии обычно подавляются и контролируются различными защитными механизмами. Вышеупомянутый феномен позволяет лучше описать различные более или менее явные аспекты личности субъекта, а также внести значительный вклад в понимание динамики личностной структуры.

Такие резкие психологические изменения наиболее часто наблюдаются у исключительно зависимых и тревожных людей, которые в повседневной жизни обычно застенчивы, скромны, сверх меры вежливы и болезненно избегают любых межличностных конфликтов. После того, как они перестают бороться за самоконтроль, они начинают проявлять явную агрессивность с жестокими и разрушительными стремлениями. Такие временные превращения часто встречаются у людей, которые обычно имеют серьезные сексуальные комплексы, викторианские предубеждения, чрезмерную склонность к стыду и тенденции к аскетизму, пуританству или ханжеству. У таких людей в некоторых ЛСД сессиях переживания оказываются почти полностью под властью преувеличенных сексуальных явлений. Они начинают кокетничать, вести себя фривольно, соблазнять, а также заниматься социальным эксгибиционизмом с сексуальным подтекстом. Они могут позволить себе непристойности, демонстрировать сексуальную агрессию или делать попытки мастурбировать в присутствии ситтеров.

Неожиданные, резкие перемены могут случаться с людьми, которые страдают от острого чувства собственной неполноценности и несоответствия. Обычно они становятся напыщенными или преувеличенно уверенными в себе, проявляют различные диктаторские и доминирующие склонности и выражают мегаломанические идеи и фантазии. В противоположность этому, у явно авторитарных личностей, которые в повседневной жизни ведут себя деспотично, нарочито демонстрируя свою личностную силу и могущество, эта фаза ЛСД терапии часто выявляет компенсаторный и защитных характер такого поведения. Под действием ЛСД обнаруживаются скрытые чувства глубокой беззащитности, низкой самооценки и детской беспомощности. Многие мужчины, которые в своей повседневной жизни нарочито гордятся своей принадлежностью к мужскому полу, ведут себя, как мачо, уделяют повышенное внимание бодибилдингу, а также постоянно указывают на мужское превосходство и главенство и обращаются с женщинами с неуважением и насмешкой, в ходе сессий обнаруживают в себе серьезные сомнения по поводу своей мужественности и сильные гомосексуальные страхи. Подобным образом, гиперчувствительность, эмоциональная хрупкость и преувеличенная ранимость часто появляется на сессиях у людей с выражено циничным отношением к миру, открытой язвительностью и презрением к человеческим чувствам и позитивным жизненным ценностям.

Также у церковно-ориентированных людей, которые воспитывались в семьях с доминированием религиозного фанатизма и лицемерного ханжества, часто отмечаются сильные антирелигиозные тенденции и даже еретические и богохульные замечания. С другой стороны, исключительно рациональные и логичные индивиды, чья приверженность к прагматизму и разумности имеет защитный характер, часто демонстрируют глубокую интенсивную склонность к метафизическим страхам, иррациональному образу мышления, суевериям и магии.

Различные аспекты структуры личности, которые мы обсуждали выше – внешний фасад, глубинные динамические силы, которые кроются за ним, и взаимодействие первого и вторых – могут проявляться на ЛСД сессиях множеством различных способов. Эти элементы могут переживаться в форме эмоций, физических ощущений, специфического процесса мышления и моделей поведения. Однако, наиболее типичной является их связь с изменениями сенсорного восприятия, такими как, общее искажение ощущения тела, запутанная аутосимволическая трансформация и переживания сложных символических сцен, в которых не только самовосприятие, но и восприятие человека вообще и даже физической окружающей обстановки радикально меняется.

Вместо того, чтобы пытаться описать полный спектр явлений, которые могут происходить в этом контексте, мы дадим короткий обзор анималистического символизма, который встречается особенно часто. В ходе личностного самопознания многие ЛСД субъекты эмпирически идентифицируются с различными животными, которые традиционно олицетворяют определенные человеческие черты, отношения или поведение. Таким образом, аутосимволическое превращение в хищника, такого как тигр, лев, ягуар или черную пантеру, может быть выражением сильных агрессивных чувств субъекта. Отождествление с обезьяной может отражать полиморфно искаженные склонности и расхлябанность, а также снисходительность к половым и прегенитальным удовольствиям. Сильные сексуальные желания могут выразиться в форме превращении в быка или жеребца; если эти желания имеют сильный компонент похоти или беспорядочных сексуальных связей, они могут быть символизированы грязным вепрем. Мужское тщеславие и сексуальный эксгибиционизм могут проявиться в аутосимволическом превращении субъекта в шумного петуха на навозной куче. Осел или буйвол могут символизировать глупость, мул указывать на упрямство, а боров обычно выражает пренебрежение к себе, неряшливость и моральные изъяны. В сессиях, в которых глаза субъекта открыты, внутренние события могут проектироваться на других людей или даже на физическое окружение. Терапевты, сестры, другие пациенты, друзья или родственники могут иллюзорно превратиться в людей или существ, представляющих инстинктивные стремления субъекта. Они могут восприниматься как садисты, распутники, извращенцы, преступники, убийцы или демонические образы. И наоборот, они могут выступать и как воплощения критического отношения Суперэго и представать в образе родителей, судей, присяжных, полицейских, тюремщиков или палачей. В крайних случаях, окружение целиком может быть трансформировано в сложную сцену борделя, гарема, сексуальной оргии, средневековой темницы, концентрационного лагеря, залы суда или камеры смертников.

Детальный анализ формы и содержания этих явлений с использованием метода свободной оценки и свободных ассоциаций, может стать источником дополнительной специфической и релевантной информации о личности субъекта. Если ЛСД терапия сочетается с немедикаментозными переживательными подходами, любой из этих образов может быть впоследствии использован для дальнейшей терапевтической работы. Например, сложные сцены, упомянутые выше, особенно подходят для техник гештальт терапии, разработанных Фрицем Пёрлзом для анализа сновидений. Таким образом, мы ясно показали, что ЛСД опыт в высшей степени специфичен для личности субъекта; он выражает в сжатом и символическом виде его или ее самые важные эмоциональные проблемы и оказывается тесно связанным с различными релевантными ситуациями из прошлой истории и настоящей жизни. Детальное изучение отдельных элементов ЛСД опыта на этом уровне с использованием фрейдистских техник или новых переживательных подходов обнаруживает глубокие сходства между их динамической структурой и структурой сновидений. Фрейд однажды назвал сны "via regia", или «королевской дорогой» к бессознательному, и это определение, возможно, даже в большей степени подходит для ЛСД опыта. Свободное ассоциирование со всеми элементами содержания ЛСД сессии, которые появляются на психодинамическом уровне, напрямую ведет к важным эмоциональным проблемам субъекта.

Способность ЛСД выборочно активизировать подсознательный материал, который имеет наибольший эмоциональный заряд, делает этот препарат уникальным инструментом для психодинамической диагностики. Даже один прием ЛСД часто может выявить области самого значительного конфликта, обнаружить глубокую динамическую структуру клинических симптомов и помочь различить релевантные и нерелевантные проблемы. Все ЛСД переживания психодинамической природы обычно множественно детерминированы и своим символическим языком зашифровано выражают ключевые проблемы личности. Значение личностных факторов для природы, содержания и течения ЛСД переживаний становится даже более очевидным, когда препарат назначается несколько раз в рамках терапевтической серии. При этих условиях субъект обычно способен найти глубинные источники различных эмоциональных и психосоматических симптомов, межличностных взаимоотношений и моделей поведения в бессознательном. В большинстве случаев это происходит достаточно спонтанно, без помощи свободных ассоциаций или серьезной интерпретации со стороны терапевта. Следующие друг за другом ЛСД сессии могут быть рассмотрены, как процесс последовательной активизации и раскрытия содержания динамических матриц бессознательного.

Природа ЛСД опыта зависит от уровня подсознания, который активизируется и попадает в фокус сознания. Хотя природа подсознательного, и, следовательно, природа ЛСД явлений, голографична, имеет много уровней и измерений, из теоретических и практических соображений мы выделим основные области переживаний. Каждая из них имеет типичное содержание, управляется особой динамической системой и имеет характерное значение для ментального функционирования. Следующие три категории ЛСД феноменов, кажется, являются достаточно отчетливыми и хорошо выраженными для того, чтобы их можно было описывать, как отдельные типы:

А. психодинамические переживания;

Б. перинатальные переживания;

В. Трансперсональные переживания.

В этом контексте мы опустим абстрактный или эстетический уровень ЛСД опыта, который, кажется, отражает химическую стимуляцию сенсорных органов и не является релевантным с точки зрения глубокого понимания структуры личности.

Пациент передает, как во время психоделического сеанса он увидел ситуацию в своем браке. Его жена выглядела чудовищным хищником, а он—беспомощной мышью, прячущейся от его пасти. Это переживание сильно окрашивалось соответствующими перинатальными элементами.

Символы общих ощущений пациента по поводу его жизни. Корабль его существования едва удерживается на вершине опасной волны, а акулоподобный монстр ожидает в глубинах, готовый проглотить потерпевшую крушение жертву.

Переживания, относящиеся к этой категории, связаны и порождаются биографическим материалом из жизни субъекта, особенно эмоционально заряженными событиями, ситуациями или обстоятельствами. Они соотносятся с важными воспоминаниями, проблемами и неразрешенными конфликтами из различных периодов жизни индивида, начиная с раннего детства. Психодинамические переживания берут свое начало либо в тех областях личности человека, которые по большей части доступны и в обычном состоянии сознания, либо в индивидуальном бессознательном, которое содержит подавленный биографический материал. Простейшие психодинамические явления представляют собой вполне реальное проживание событий прошлого и яркое возобновление травматических или исключительно приятных воспоминаний из младенчества, детства или более поздних периодов жизни. Более сложные переживания связаны с творческим комбинированием различных элементов воспоминаний, живописное воплощение фантазий, участие в желательных ситуациях, искажённые воспоминания о раннем детстве, скрывающие реальные тяжёлые события или другие сложные сочетания фантазии и реальности. Кроме того, к психодинамическому уровню относится множество переживаний, которые содержат важный бессознательный материал в форме символических личин, зашифрованных защитных искажений и метафорических аллюзий.

Переживания в ходе психодинамических ЛСД сессий могут быть по большей части объяснены в рамках классических психоаналитических концепций. Если бы психодинамические эпизоды были единственным типом ЛСД опыта, наблюдения, полученные в ходе ЛСД психотерапии, могли бы рассматриваться, как лабораторное подтверждение фрейдистской теоретической модели. Психосексуальная динамика и основные конфликты, описанные Фрейдом, проявляются с необыкновенной ясностью и четкостью даже в сессиях у недостаточно образованных субъектов. Под влиянием ЛСД такие люди возвращаются в периоды детства и младенчества, заново проживают конфликты, связанные с деятельностью различных зон, относящихся к либидо. Им приходится сталкиваться и прорабатывать некоторые из основных психологических проблем, описанных психоанализом, таких как комплексы Эдипа и Электры, ранние каннибалические чувства, конфликты, связанные с приучением к туалету, страх кастрации и зависть к пенису.

Однако для более полного понимания этих сессий и того, как они влияют на клиническое состояние психиатрических пациентов, в психоаналитическое мышление необходимо ввести новые принципы. Многие ЛСД явления этого уровня могут быть понятны, а некоторые из них даже предсказаны, если размышлять, учитывая существование особых сочетаний воспоминаний, для которых я использую термин СКО (система конденсированного опыта). 3 Эта идея возникла на основе моего анализа явлений, возникающих в ходе ЛСД сессий, который я проводил на раннем этапе моих психоделических исследований в Праге. Эта работа оказалась необыкновенно полезной для понимания динамики ранних этапов психолитической терапии у психиатрических пациентов.

СКО можно определить как динамическое сочетание воспоминаний (с сопровождающими их фантазиями) из различных периодов жизни человека. Воспоминания, относящиеся к отдельной СКО имеют сходное базовое тематическое содержание, содержат сходные элементы или объединены сильным эмоциональным зарядом одного и того же качества. Самые глубокие уровни этой системы представляют собой живые и красочные воспоминания об опыте из ранних периодов младенчества и детства. Верхние слои включают в себя воспоминания о более позднем времени, вплоть до настоящего момента. Чрезвычайно большой эмоциональный заряд, который связан со СКО (на что указывает мощная абреакция (снятие эмоционального напряжение), часто сопровождающая раскрытие этих систем в ходе ЛСД сессии), кажется, представляет собой сумму эмоций, принадлежащих каждому составляющему элементу воспоминаний.

Отдельные СКО включают в себя особые защитные механизмы и связаны со специфическими клиническими симптомами. Детальное взаимодействие составляющих частей СКО в большинстве случаев соотносится с фрейдистской моделью; новым элементом с теоретической точки зрения является идея организующей динамической системы. Структура личности психиатрических пациентов часто включает в себя несколько СКО. Их особые формы, общее количество, размер и интенсивность значительно различаются у разных индивидов. Психодинамический уровень бессознательного, и, следовательно, роль СКО, намного менее значимы у личностей, чьи детство не было особенно травматичным.

В соответствии с основным качеством эмоционального заряда мы можем различать негативные СКО (конденсированные системы неприятного эмоционального опыта) и позитивные СКО (связанные с положительными моментами прошлого). Хотя существуют определенные взаимозависимости и частичные совпадения, все же индивидуальные СКО функционируют сравнительно автономно. В сложном взаимодействии с окружением они селективно воздействуют на субъективное восприятие субъектом самого себя и мира, его или ее чувства и мысли, и даже на соматические процессы.

Феномены преимущественно психодинамической природы, наблюдаемые в ходе ЛСД сессий, можно рассматривать в связи с их успешной экстериоризацией (выводом на уровень сознания), абреакцией и интеграцией различных уровней для негативной СКО и открытием возможностей влияния для позитивной. Когда негативная СКО выходит на поверхность, в ходе и содержании ЛСД сессии происходят специфические изменения. Система захватывает власть над всеми аспектами психоделического переживания. Она определяет, каким образом иллюзорно трансформируется человеческое и физическое окружение и то, как человек воспринимает самого себя, управляет эмоциональными реакциями, мыслительным процессом и определенными физическими проявлениями. В основном, СКО играет эту управляющую роль до тех пор, пока самое старое воспоминание, или корневой опыт системы, не будет пережито и интегрировано. После того, как это происходит, на первый план выходит другая система и также начинает определять переживания. Часто несколько СКО сменяют друг друга в ходе одной сессии или серии сессий, подвергаясь абреакции и интеграции.

Очень интересная взаимозависимость и взаимодействие наблюдается между динамикой СКО и событиями внешнего мира. Мы уже упоминали о том, что активированная СКО определяет то, как субъект воспринимает окружающий мир и реагирует на него. С другой стороны, определенные элементы обстановки или специфические события во время сессии могут активировать определенную СКО, имеющую сходные с этими событиями или элементами черты; мы обсудим этот механизм ниже в связи со значением установки и обстановки ЛСД сессии. Управляющая функция активированной СКО может не ограничиваться периодом фармакологического действия препарата; она может сохраняться в течение нескольких дней, недель или даже месяцев после сессии. Принципы динамики СКО, описанные выше, таким образом, важны для понимания терапевтического эффекта психодинамических ЛСД сессий, равно как и возникающих в их ходе сложностей (см. гл. 5 и 6).

Прежде чем закрыть тему психодинамических и биографических аспектов ЛСД сессий, важно отметить ту категорию переживаний, которая является переходной формой между психодинамической областью и следующим перинатальным уровнем, который связан с феноменами рождения и смерти, или смерти и возрождения. Эта переходная группа включает в себя переживание травматических воспоминаний из жизни индивида, которые имеют, скорее, физическую, чем чисто психологическую природу. Такие воспоминания, как правило, связаны с прошлыми ситуациями, в которых имела место угроза жизни или здоровью. Сюда входит большой спектр событий, включая серьезные операции, болезненные или опасные травмы, тяжелые заболевания, моменты утопления или удушья, а также жестокое психологическое или физическое насилие. Воспоминания о заключении в концентрационном лагере, промывании мозгов и техниках воздействия нацистов или коммунистов, издевательства в детстве также могут быть особыми примерами переживаний этой группы.

Эти воспоминания имеют чисто биографическую природу, однако тематически они тесно связаны с перинатальным опытом. Не редко переживание различных физических травм из прошлого возникает одновременно с опытом мучений рождения в качестве более поверхностного приложения. Воспоминания о соматической травме часто являются источником очень болезненного и пугающего опыта в ходе ЛСД сессии. Они также, кажется, играют значительную роль в психогенезисе различных эмоциональных расстройств, что до сих пор не признавалось школами динамической психотерапии. Это особенно актуально в случае депрессий, суицидального поведения, садомазохизма, ипохондрии или психосоматических расстройств.

Страх неизвестности. Пациент повторно переживал ранние воспоминания детства о том, как его оставили дома одного.

Наиболее важным общим знаменателем и центром переживаний, происходящих из этой области бессознательного является группа проблем, связанных с биологическим рождением, физической болью и муками, болезнями, старением, дряхлением и смертью. Важно подчеркнуть, что встреча с этими критическими аспектами человеческой жизни обычно принимает форму глубокого личного опыта, а не просто символического противостояния. Перинатальные переживания сопровождает особая эсхатологическая образность, видения войны, революций, концентрационных лагерей, аварий, гниющих трупов, гробов, кладбищ и похоронных шествий. Однако сама сущность этих иллюзий настолько реалистична и полна чувства острого биологического кризиса, что субъекты зачастую путают их с настоящим умиранием. Не редки случаи, когда пациенты в этой ситуации теряли ощущение того, что все происходящее – лишь плод работы их подсознания, и искренне убеждались, что им грозит настоящая неизбежная гибель.

Ужасающее столкновение с этими тревожными аспектами существования и глубокое понимание уязвимости и недолговечности человека как биологического существа имеет два важных следствия. Первое из них – это глубокий эмоциональный и философский кризис, который толкает людей к тому, чтобы всерьез задаться вопросами смысла и ценности их жизни. Благодаря этим переживаниям они начинают осознавать, не интеллектуально, но на глубоком, практически клеточном уровне, что в не зависимости от того, что они делают, они не смогут избежать неизбежного. Им придется покинуть этот мир, лишившись всего, чего они достигли и накопили. Этот процесс онтологического кризиса обычно связан с определенной кристаллизацией основных ценностей. Мирские амбиции, конкуренция, борьба за статус, власть, славу, престиж и имущество обычно меркнут в свете перспективы биологической смерти как обязательного финала каждой человеческой драмы.

Другим важным следствием этого шокирующего столкновения с феноменом смерти является открытие области религиозного и духовного опыта, который кажется существенной частью человеческой личности и не зависит от индивидуальной культурной и религиозной базы и программирования. Единственный путь, позволяющий разрешить экзистенциальную дилемму, описанную выше, лежит через трансценденцию. Личность должна найти ориентиры, которые лежат вне узких рамок его или ее тленного физического тела и ограничений индивидуального срока жизни. Кажется, каждый, кто испытал такой опыт, вырабатывает твердую уверенность в том, что Вселенная духовна. Даже позитивистски-ориентированные ученые, убежденные материалисты, скептики и циники, бескомпромиссные атеисты и антирелигиозные пропагандисты, такие как марксистские философы и политики, часто начинают интересоваться духовными поисками после того, как они обнаружили внутри себя эти уровни.

Сцены смерти и рождения (или возрождения), характерные для процесса раскрытия перинатального опыта, часто очень драматичны и имеют много биологических сопутствующих элементов, заметных даже внешнему наблюдателю. Субъекты могут часами страдать от мучительно боли, с искаженным чертами лица, задыхающимися и разряжающими огромное мышечное напряжение в треморах, судорогах, сильной дрожи или в сложных скручиваниях. Их лица могут становиться багровыми или мертвенно бледными, пульс заметно учащаться. Температура тела обычно сильно скачет, они могут потеть и страдать от тошноты или рвоты.

На данном этапе исследований не совсем ясно, каким образом описанные выше переживания связаны с обстоятельствами действительного биологического рождения. Некоторые ЛСД субъекты рассказывают о том, что они переживали свою родовую травму, другие рассматривают свою встречу со смертью и возрождением как чисто символический, философский и духовный опыт. Однако даже в этой последней группе перинатальные переживания часто сопровождаются комплексом физических симптомов, которые лучше всего интерпретировать как следствия биологического рождения. В дополнение к моторной разрядке через напряжение мышц и другим условиям, описанным выше, также встречаются сердечные боли и нарушения, гиперсекреция мокроты и слюны. Субъекты, проживающие такой опыт, также принимают различные позы плода и двигаются образом, похожим на движения ребенка в ходе биологических родов. Кроме того, они часто рассказывают о видениях или самоидентификации с плодом или с новорожденным. Также типичны и некоторые аутентичные неонатальные чувства, позы и поведение, равно как и видения женских гениталий и груди.

Большую часть богатого и сложного содержания ЛСД сессий, отражающего этот уровень бессознательного, кажется, можно разделить на четыре типичных кластера или модели. Пытаясь найти простое, логичное и естественное объяснение этому наблюдению, я был поражен удивительным сходством этих моделей с клиническими стадиями родов. Оказалось очень полезным для дидактических целей, теоретических соображений и практики ЛСД терапии соотносить эти четыре категории явлений с четырьмя последовательными стадиями процесса биологического рождения и опытом ребенка в перинатальный период. Ради краткости я назвал функциональные структуры бессознательного, которые проявляются в этих четырех основных переживательных моделях, Базовыми Перинатальными Матрицами (БПМ I-IV). Я рассматриваю их как гипотетические динамические управляющие системы, которые на перинатальном уровне подсознания имеют ту же функцию, что и СКО на психодинамическом уровне.

Базовые Перинатальные матрицы имеют собственное специфическое содержание: конкретный, реалистичный и аутентичный опыт, относящийся к отдельным стадиям процесса биологического рождения и собственную символическую и духовную образность (например, элементы космического единства, вселенское поглощение, безвыходность, борьба смерти-возрождения и опыт смерти и возрождения). Базовые перинатальные матрицы не только порождают особое содержание сессий, но также функционируют как организующие принципы для материала других уровней подсознания. Следовательно, перинатальный опыт может проявляться в психоделических сессиях в связи со специфическим психодинамическим материалом, относящимся к различным СКО, а также в связи с определенными типами трансперсонального опыта. Особенно частыми опыт рождения сопровождается воспоминаниями о болезнях, операциях или несчастных случаях из личной жизни, архетипическими явлениями (особенно образами Ужасной Матери и Великой Матери), элементами группового сознания, опыта предков, филогенетического опыта и воспоминаниями о прошлых воплощениях.

Каждая из перинатальных матриц имеет фиксированные связи с деятельностью фрейдистских эрогенных зон и со специфическими категориями психиатрических расстройств. Все эти сложные взаимоотношения показаны в синоптической парадигме ниже. Они предоставляют ключ к пониманию многих аспектов ЛСД опыта, которые в противном случае трудно было бы объяснить, и имеют далеко идущие следствия для психиатрической теории. Эта парадигма среди прочего демонстрирует тесные связи между стадиями биологических родов и моделью сексуальности и оргазма. Сходство между этими двумя биологическими моделями является фактом фундаментальной теоретической важности. Оно позволяет сместить этиологический акцент в психогенезисе эмоциональных расстройств с сексуальной динамики на перинатальные матрицы, однако не отрицая ценности основных фрейдистских принципов понимания психодинамических феноменов и их взаимоотношений.

Ниже мы обсудим Базовые Перинатальные Матрицы в той последовательности, в которой происходят соответствующие фазы биологического рождения. В сериях ЛСД сессий этот хронологический порядок не соблюдается, и элементы отдельных матриц могут смешиваться. Процесс смерти-возрождения не состоит только из единичного опыта умирания и рождения, не важно как глубоко и полно ощущается это переживание. Как правило, необходимо некоторое количество последовательных циклов смерти-возрождения и целые серии ЛСД сессий с большой дозировкой для того, чтобы проработать материал перинатального уровня, включая все его биологические, эмоциональные, философские и духовные стороны.

В этом процессе человеку приходится сталкиваться с глубочайшими корнями экзистенциального отчаяния, метафизической тревоги и одиночества, кровожадной агрессии, огромной вины и чувства собственной неполноценности, равно как и с мучительным физическим дискомфортом и страданиями полного уничтожения. Эти переживания открывают доступ к другому концу спектра – всепоглощающему чувству космического равновесия, духовному освобождению и просветлению, чувству экстатической связи со всем сущим и мистическому единству с творческим принципом Вселенной. Психоделическая терапия, работающая с переживаниями на перинатальном уровне, таким образом, кажется, представляет собой современную версию процесса, который практиковался на протяжении тысяч лет в различных храмовых мистериях, обрядах перехода, тайных инициаций и религиозных встреч экстатических сект.

Шизофренические психозы (параноидальная симп¬томатика, чувства мис¬тического единства, столкновение с метафи¬зическими силами зла); ипохондрия (основанная на странных и необычных телесных ощущениях); истерические галлю¬цинации и смешение грез с реальностью.

Удовлетворение либидо во всех эрогенных зонах; либидозное чувство во время укачивания и купания; частичное ощущение этого состояния после орального, анального, уретрального или генитального удовлетворения и после деторождения.

Ситуации из последующей жизни, когда важные нужды удовлетворялись, такие как счастливые моменты младенчества и детства (хорошая забота, игры со сверстниками, гармоничные периоды в жизни семьи, и пр.), взаимная любовь, поездки или отпуск в местах с прекрасной природой, созерцание шедевров искусства, плавание в океане или чистых озерах, и пр.

Безмятежная внутриматочная жизнь: реалистичные воспоминания об ощущениях «хорошей матки»; «океанический» тип экстаза, опыт космического единства; видения Рая и Небес. Нарушения внутриутробной жизни: реалистичные воспоминания о «плохой матке» (критические состояния плода, болезни, эмоциональные срывы у матери, ситуация близнецов, попытки аборта), ощущение космического поглощения, параноидальное мышление, неприятные телесные ощущения («похмелье», дрожь и слабые спазмы, неприятный вкус во рту, отвращение, ощущение отравленности), ассоциация с различными трансперсональными переживаниями (архетипические элементы, расовая и эволюционная память, встреча с метафизическими силами, опыт прошлой жизни и пр. )

Шизофренические психозы (адские муки, переживания бес¬смысленного «картон¬ного» мира); тяжелая заторможенная «эндо¬генная» депрессия; иррациональные чув¬ства вины и неполноценности; ипо¬хондрия (вызванная болезненными теле¬сными ощущениями); алкоголизм и наркомания.

Оральная фрустрация (жажда, голод, болезненные раздражения), задержка кала и мочи; сексуальная фрустрация; ощущения холода, боли и другие неприятные чувства.

Ситуации, угрожающие жизни и целостности тела (военный опыт, несчастные случаи, травмы, операции, тяжелые болезни, утопление, удушье, тюремное заключение, «промывание мозгов», допросы с нарушением прав человека, оскорбления и т.д.); тяжелые психологические травмы (эмоциональная депривация, отвергнутость, опасные ситуации, тягостная семейная атмосфера, насмешки, унижения и т.п.)

безмерные телесные и душевные муки; размывание границы между болью и удовольствием, невыносимая и безысходная ситуация, которой не видится конца; чувство загнанности в ловушку или клетку (нет выхода); разнообразные видения ада; мучительное чувство вины и неполноценности; апокалипсическое видение мира (ужасы войн и концлагерей, террор инквизиции, опасные эпидемии, болезни, запустение, смерть и т. п.); бессмысленность и абсурдность человеческого существования, «картонный мир», атмосфера искусственности и ерунды: зловещие темные цвета и неприятные телесные проявления (ощущение гнета и давления, сердечная не¬достаточность, жар и озноб, потливость, затрудненное дыхание).

Шизофренические пси¬хозы (элементы садома¬зохизма и скатологии, членовредительство, пато¬логическое сексуальное поведение); тревожная депрессия, сексуальные отклонения (садомазо¬хизм, мужской гомосек¬суализм, уролагния (питье урины) и копрофагия (поедание фекалий)); невроз на¬вязчивых состояний; пси¬хогенная астма, тики и заикание: конверсивная и тревожная истерия; фригидность и импотен¬ция; неврастения; травма¬тические неврозы: вегета¬тивные неврозы: мигрень; энурез и энкопрез.

Жевание и глотание пищи, оральная агрессия и разрушение объекта; дефекация и мочеиспус¬кание; анальная и уретральная агрессия; оргазм; деторождение; статоакустический эротизм (тряска, гимнастика, прыжки в воду, парашютный спорт).

Сражения, битвы и приключения (атаки и штурмы в сражениях и революциях, испытания военной службы, тяжелые воздушные бои, океанские штормы, опасная езда на автомобиле, драки): чувственные воспоминания (карнавалы, увеселительные заведения и ночные клубы, загородные прогулки, сексуальные оргии и т.д.); наблюдение в детстве за сексуальной активностью взрослых, опыт совращения или изнасилования; у женщин - деторождение.

Усиление страданий до космических размеров; грань между болью и удовольствием: <вулканический тип экстаза; яркие цвета; взрывы и фейерверки: садомазохистские оргии: убийства и кровавые жертвоприношения, активное участие в жестоких битвах; атмосфера безумного авантюризма и опасных приключений; сильные сексуальные оргиасти¬ческие чувства; сцены гаремов и карнавалов: опыт смерти и возрождения; культы кровавых жертвоприношений (муки Христа и крестная смерть, ацтеки, Дионисий и т.п.); мощные телесные проявления (сдавливание и боль, удушье, мышечное напряжение, судороги и подергивания при расслаблении, тошнота и рвота, жар и озноб, потливость, сердечная недостаточность, трудности контроля сфинктеров, звон в ушах).

Шизофренические пси¬хозы (опыт смерти¬-возрождения. мессианский бред, элементы разрушения и воссоздания мира, спасение и искупление, идентификация с Христом): маниакальная симптоматика: женский гомосексуализм: эксгибиционизм.

Насыщение голода и удовлетворение жажды; удовольствие от сосания; либидозные чувства после дефекации, мочеиспускания, сексуального оргазма или родов.

Счастливое избавление от опасности (конец войны или революции, спасение после несчастного случая или операции); преодоление сложных препятствий решительными действиями; случаи напряжения и упорной борьбы, завершившиеся выдающимся успехом, картины природы (начало весны, прекращение океанского шторма, восход солнца и т.п.)

Огромное понижение давления: расширение пространства; «иллюминативный» тип экстаза, видения гигантских помещений: яркий свет и прекрасные цвета (небесно-голубой, золотистый, радужный, яркий как павлиний хвост): чувство повторного рождения и спасения; осознание простого способа жизни; улучшение сенсорного восприятия; братские чувства: гуманитарные и благотворительные тенденции; иногда маниакальные действия и чувство величия; переход к элементам БПМ-1; приятные ощущения могут прерываться пупочными спазмами (острая боль а пупке, сбои дыхания, страх смерти и кастрации, смещения в теле), но без внешнего сдавливания.

Первая перинатальная матрица относится к исходному единству с матерью, состоянию внутриутробного существования, когда материнский организм и ребенок формируют симбиотическое единство. Если нет никаких вредных факторов, условия для плода близки к идеальным, при которых ему обеспечивается защиту, безопасность и мгновенное удовлетворение любых нужд. Однако ряд внешних условий может нарушать эту гармонию. Сюда относятся болезни и сложные эмоциональные состояния матери, а также негативное влияние внешнего мира, такие как токсины, шумы, механические удары или вибрация. Первая перинатальная матрица, таким образом, имеет позитивные и негативные аспекты; субъекты часто описывают их как опыт «хорошей» или «плохой» матки.

Элементы безмятежного внутриутробного существования могут переживаться в ходе ЛСД сессий в конкретной биологической форме или в форме духовного символа – опыта космического единства. Однако «океанические ощущение» эмбрионального состояния не идентичны опыту космического единства: между ними прослеживается глубокая связь или они накладываются друг на друга. Опыт космического единства характеризуется выходом за рамки обычной дихотомии «субъект-объект». Индивид в этом состоянии начинает глубоко осознавать свое единство с другими людьми, природой, всей вселенной и с основополагающим творческим принципом, или Богом. Это сопровождается необыкновенными позитивными эмоциями, которые могут варьироваться от покоя, безмятежности и блаженства до экстатического восторга. В этом состоянии понятия пространства и времени трансцендентируются, и субъект может воспринимать себя вне рамок привычного пространственно-временного континуума. В своей наиболее полной форме эти ощущения кажутся бесконечными и вечными, хотя их актуальное проживание может занимать лишь минуты или секунды. Другой типичной характеристикой этого состояния является ощущение священности и понимания настоящей природы сущего. Отчеты или описания этого опыта озарения часто полны парадоксов и нарушений основных законов аристотелевской логики. Этот состояние сознания часто называют «бессодержательным и одновременно всесодержательным», «бесформенным и содержащим зачатки всех форм», «космическим величием и крайним смирением», или состоянием, характеризующимся потерей эго с одновременным расширением эго до размеров вселенной. Разные субъекты переживают и описывают эти ощущения в рамках разных символических систем. Наиболее частые определения связаны с понятиями Рай, Эдем, Небеса, мистическое единство, Дао, единство Атман-Брахман, или Тат твам ази.

При закрытых глазах это явление космического единства воспринимается как независимый сложный переживательный паттерн океанического экстаза. С открытыми глазами, оно приводит к опыту слияния с окружением и чувством единства с воспринимаемыми объектами. Именно этот опыт Уолтером Панке описал, как мистические категории, а Абрахам Маслоу назвал «пиковым опытом». В ходе ЛСД сессий, чувство космического единства тесно связано с ощущением «хорошей матки», «хорошей груди» и счастливыми детскими воспоминаниями. Также оно, кажется, дает возможность пережить различный трансперсональный опыт, например, родовую память, элементы расового и коллективного бессознательного, кармические феномены, эволюционные воспоминания и различные архетипические комплексы. Нарушение гармонии внутриутробного существования сходным образом может переживаться как в биологической форме, так и в виде встречи с различными демоническими существами, метафизическими злыми силами или плохим астрологическим влиянием.

Что касается механизмов памяти, то позитивные аспекты БПМ I связаны с позитивными СКО. Положительный образ БПМ I, кажется, становится основой для записи позднейших ситуаций, в которых субъект был расслаблен, его нужды были относительно удовлетворены и он не был обеспокоен никакими неприятными раздражителями. Негативные аспекты БПМI имеют сходную связь с негативными СКО.

В отношении фрейдистских эрогенных зон, позитивные аспекты БПМ I соответствуют биологическому и психологическому состоянию, в котором ни в одной из эрогенных зон нет напряжения, и все потребности удовлетворены. И наоборот, удовлетворение потребностей в этих зонах (утоление голода, мочеиспускание, дефекация, сексуальный оргазм или деторождение) приводит к поверхностному и частичному приближению к спокойному экстатическому опыту, описанному выше.

ЛСД субъекты, сталкивающиеся с этим переживательным паттерном, часто относят его к самому началу биологических родов и к их первой клинической стадии. В этой ситуации изначальное равновесие внутриутробного существование нарушается вначале тревожными химическими сигналами, а затем мышечными спазмами. Затем плод подвергается периодическим сжатиям в результате маточных сокращений, шейка матки еще закрыта, и выхода пока нет.

Как и в предыдущей матрице, соответствующие биологические явления могут переживаться очень реалистично. Символическим образом начала родов является опыт космического поглощения. Сюда относятся безграничное чувство постоянно возрастающей тревоги и неизбежной угрозы жизни. Нередко индивиды в этой ситуации сообщают том, что она них влияют члены какой-то тайной организации, инопланетяне, злые гипнотизеры, черные маги, или о том, что они чувствуют воздействие каких-то дьявольских приспособлений - источников опасного излучения или токсических газов. Дальнейшее усиление тревоги обычно приводит к видениям или к ощущению присутствия чудовищ, гигантских водоворотов, вихрей, безжалостно засасывающих субъекта и его или ее мир. Частой вариацией этого вселенского поглощения является опыт жертвы, пожираемой ужасным чудовищем, таким как гигантский дракон, спрут, питон, крокодил, кит или паук. Менее драматической формой, по-видимому, является тема спуска в подземное царство и встреча с различными опасными существами.

Символическим сопровождением кульминации первой клинической стадии родов является ощущение безвыходности. Важной характеристикой этого переживательного паттерна оказывается темнота или зловещая, мрачная окраска образов. Субъекты ощущают себя загнанными в угол или пойманными в ловушку жуткой клаустрофобийной ситуации и испытывают невероятные психологические и физические страдания. Ощущения обычно абсолютно невыносимы, и, кажется, что нет никакой надежды на то, что они когда-нибудь прекратятся. Под влиянием этой матрицы индивид не видит возможности прекратить свои страдания, равно как и найти спасение от них. Желание смерти и суицидальные желания могут смешиваться с ощущениями тщетности и с убеждением, что даже физическая смерть не сможет прекратить эти муки и принести облегчение.

Этот паттерн опыта может проявляться на нескольких уровнях, которые могут переживаться отдельно, одновременно или по очереди. Самый глубокий уровень связан с различными концепциями ада – ситуацией невыносимого страдания, которое никогда не закончится – как описывается многими религиями мира. В более поверхностной версии того же переживательного паттерна, субъект сталкивается с образами нашей планеты и воспринимает целый мир как апокалипсическое место, полное кровавого террора, бессмысленного страдания, геноцидных войн, расовой ненависти, опасных эпидемий и природных катастроф. Существование в этом мире кажется абсолютно бессмысленным, бесцельным и абсурдным, а поиск смысла человеческой жизни – обреченным на провал. Под влиянием этой матрицы индивид воспринимает мир и человеческое существование в мрачном свете. Он или она будто перестают видеть позитивные аспекты жизни. В более легкой форме переживания субъект видит свою жизненную ситуацию в виде повторяющихся паттернов и воспринимает ее, как абсолютно безнадежную, непереносимую или полную не решаемых проблем. Мучительное чувство метафизического одиночества, чуждости, беспомощности, безнадежности, собственной никчемности и вины представляют собой стандартные аспекты переживания этой матрицы.

Символизм, который наиболее часто сопровождает этот переживательный паттерн, обычно включает в себя различные образы ада, поругания и страданий Христа, тему вечного проклятия, как в случаях Вечного Жида, Летучего Голландца, Сизифа, Иксиона, Тантала или Прометея. Наиболее важной характеристикой, которая отличает этот паттерн от следующего, является уникальный акцент на роли жертвы и ощущении того, что мучения невыносимы, неминуемы и бесконечны – кажется, из них нет выхода ни в пространстве, ни во времени.

БПМ II, кажется, представляет собой основу для запоминания необыкновенно неприятных ситуаций в будущем, в которых пассивный и беспомощный индивид оказывается жертвой опасной и деструктивной могущественной внешней силы. В отношении фрейдистских эрогенных зон, эта матрица, кажется, связана с ощущением неприятного напряжение в каждой из них. На оральном уровне, это голод, жажда, тошнота и боль в ЖКТ, на анальном уровне – это удержание каловых масс, на уретральном – удержание мочи. Соответствующими явлениями на генитальном уровне является сексуальная фрустрация и чрезмерное напряжение, равно как и боли, испытываемые женщинами во время родов на первой клинической стадии родов.

Многие аспекты этой сложной переживательной матрицы можно понять, если соотнести их со второй клинической стадией биологических родов. На этой стадии маточные сокращения продолжаются, но шейка матки широко открывается, что позволяет плоду постепенно и поступательно продвигаться по родовому каналу. Здесь присутствует огромная борьба за жизнь, невероятное механическое давление и часто высокая степень гипоксии и удушья. На последней фазе родов плод может оказаться в непосредственном контакте с различными биологическими материалами, такими как кровь, слизь, околоплодная жидкость, моча и даже фекалии.

С переживательной точки зрения, этот паттерн очень многослоен и сложен; кроме актуальных реалистических переживаний различных аспектов борьбы в родовом канале, он почти всегда связан с различными феноменами, которые можно выстроить в типичные последовательности. Их наиболее важными моментами, проявляющимися в различных комбинациях, являются атмосфера титанической борьбы, садомазохических оргий, интенсивного сексуального возбуждения, скатологии и элементов очищающего огня (пирокатарсис). Все вышеперечисленные элементы представляют собой составляющие части борьбы смерти-возрождения.

На этой стадии субъект переживает мощные потоки энергии, протекающие по всему телу и достигающие такой силы, что они, кажется, превосходят все вообразимые границы. После этого следуют эпизоды взрывной разрядки и ощущения экстатического облегчения. Видения, обычно сопровождающие эти переживания, включают в себя титанические битвы во вселенском масштабе, архетипические подвиги супергероев, взрывы атомных бомб, термоядерные реакции, запуск ракет и космических кораблей, электростанции, линии высокого напряжения, драматические сцены разрушения в ходе мировых войн, гигантские пожары, извергающиеся вулканы, землетрясения, торнадо и другие природные катастрофы. Смягченная форма этого переживательного паттерна связана с видениями средневековых битв, кровавых революций, опасной охоты на диких зверей, открытие и завоевание новых континентов.

Другой важный аспект этой переживательной матрицы – это чрезвычайная активизация садомазохических элементов в личности субъекта. Огромное количество агрессивной энергии разряжается и потребляется для создания разрушительных или саморазрушительных фантазий, образов или живых переживаний. Индивид обнаруживает в себе тягу к изнасилованиям, различным сексуальных отклонениям, включающим причинение боли, жестоким убийства, жестокости и издевательствам, казням, расчленениям, кровавым жертвоприношениям и самопожертвованию. Это сопровождается суицидальными идеями, фантазиями и даже склонностью к жестокому и кровавому саморазрушению.

Сексуальное возбуждение может достигать необыкновенно высокой степени и выражаться в сложных сценах неукротимых оргий, порнографических сценах, видениях восточных гаремов, бесконечных ориентальных тонкостях искусства любви, сладострастных карнавалах и ритмичных чувственных танцах. В этом контексте многие ЛСД субъекты на собственном опыте обнаруживают тесную связь между мучениями и сексуальным экстазом; они понимают, что сильное оргазмическое возбуждение может граничить со страданием, и облегчение мук может восприниматься, как сексуальное удовольствие.

Скатологический (связанный с нечистотами) аспект процесса смерти-возрождения может быть очень убедительным и сопровождаться не только визуальными и тактильными, но также и обонятельными и вкусовыми ощущениями. Субъект может ощущать себя барахтающимся в экскрементах, тонущим в выгребной яме, ползущим по канализации, пожирающим фекалии, глотающим слизь, пьющим кровь или урину или высасывающим гниющие раны. За этим часто следует опыт сгорания в очищающем и омолаживающем огне, чье жадное пламя, кажется, разрушает все испорченное и гнилое в человеке и готовит его или ее для опыта духовного перерождения.

Религиозный или мифологических символизм этой матрицы часто вырастает из религий, которые поощряют кровавые жертвоприношения или их элементы на своих церемониях. Достаточно часты аллюзии на Ветхий Завет, образы страдания Христа и его смерти на кресте, сцены поклонения Молоху, Астарте или Кали, видения ритуалов различных доколумбовых культур, включающих жертвоприношения и самопожертвования в том виде, как они проводились религиями Ацтеков, Микстеков, Олмеков и Майа. Другая группа образов связана с религиозными ритуалами аборигенов. Частым символом, ассоциированным с очистительным огнем, является образ легендарной птицы Феникс. Очень походящей символизацией скатологического аспекта смерти-возрождения оказывается Геракл, очищающий авгиевы конюшни, или богиня Ацтеков Тлаколеутль, Пожирательница Грязи, божество деторождения и похоти.

Некоторые важные характеристики отличают этот переживательный паттерн от описанного выше комплекса ощущений, основанного на безвыходности. Здесь ситуация не кажется безнадежной, и субъект уже не беспомощен. Он или она активно вовлечены в процесс и чувствуют, что страдание имеет определенную цель. В религиозном представлении эта ситуации скорее напоминает идею чистилища, а не ада. Кроме того, субъект уже не играет одну только роль беспомощной жертвы. Он наблюдатель, и он может одновременно оказываться и агрессором, и жертвой, причем эти два переживания могут сливаться до такой степени, что их оказывается уже невозможно различить. Если ситуация безвыходности связана с чистым страданием, опыт смерти-возрождения представляет собой пограничное состояние между мучением и восторгом, а также слияние первого и второго. Подходящим определением здесь может оказаться «вулканический экстаз» в противоположность «океаническому экстаз» космического единства.

Как и другие матрицы, БПМ III связана со всеми переживаниями в жизни индивида, включающими в себя сильные сексуальные или чувственные элементы, дикие, опасные и захватывающие приключения, равно как и столкновения со скатологическими элементами. В эту систему также вписываются воспоминания о сексуальном насилии, оргиях и жестоких изнасилованиях. В отношении фрейдистских эрогенных зон эта матрица связана с теми видами деятельности, которые приносят резкое облегчение и расслабление после долгого периода напряжения. На оральном уровне – это акт жевания и глотания еды (или, наоборот, рвота); на анальном и уретральном – процессы дефекации и мочеиспускания, на генитальном – механизмы сексуального оргазма и ощущения женщины на второй стадии родов.

Эта перинатальная матрица, кажется, по своему содержанию связана с третьей клинической стадией родов. В этой финальной фазе мучительные процесс борьбы доходит до своей кульминации; проталкивание через родовой канал заканчивается, и огромное давление и непомерные страдания мгновенно сменяются облегчением и расслаблением. После того, как пуповина обрезается, кровь перестает протекать через плаценту, и ребенку приходится пользоваться своими собственными системами дыхания, пищеварения и выведения. Физическое отделение от матери завершается, и новорожденный начинает свое существование как анатомически независимый индивид.

Как и в предыдущих случаях, некоторые переживания, связанные с этой матрицей, кажется, представляют собой реалистические ощущения действительных биологических событий этой фазы, а также специфического акушерского вмешательства. Символической составляющей этой фазы родов является опыт смерти-возрождения; он заключается в прекращении и разрешении борьбы смерти-возрождения. Физическая и эмоциональная агония доходит до своей кульминации в ощущении полного и тотального уничтожения на всех вообразимых уровнях. Оно включает в себя абсолютное чувство физического разрушения, эмоциональной катастрофы, интеллектуального поражения, крайнего морального позора и абсолютного проклятия трансцендентальных масштабов. Этот опыт обычно описывается как «смерть эго»; кажется, он вызывает мгновенное и безжалостное разрушение всех прежних ориентиров в жизни индивида.

Сверху. Осознание связи между рождением и распятием – распятый плод.

Внизу. Связь между внутриутробным существование и трансцендентальными чувствами мира – плод внутри пирамиды.

После того, как субъект испытал на собственном опыте пределы тотальной аннигиляции и «был низвергнут на самое космическое дно», он или она сталкиваются с видениями ослепительного белого или золотого света. Тесный мир родовой борьбы неожиданно открывается и расширяется до бесконечности. Здесь царит общая атмосфера освобождения, спасения, искупления, любви и прощения. Субъект чувствует облегчение и очищение, и говорит о том, что он избавился от огромного количества личного «мусора», вины, агрессии и тревоги. Это состояние обычно связано с чувством братства по отношению ко всем живущим и осознанием ценности теплых человеческих отношений, дружбы и любви. Иррациональные и преувеличенные амбиции, равно как и жажда денег, статуса, славы, престижа и власти, кажутся в этом состоянии несерьезными, неуместными и абсурдными. Часто наблюдается сильная склонность к щедрости, помощи и благотворительности. Вселенная кажется необыкновенно прекрасной и сияющей. Все сенсорные каналы, кажется, широко открываются, и чувствительность к внешним стимулам резко увеличивается. Индивид, проживающий этот опыт, обычно обнаруживает внутри себя неподдельные положительные ценности, такие как чувство справедливости, восхищение прекрасным, любовь, уважение к себе и к другим. Эти ценности, равно как и желание следовать им и жить в согласии с ними, на этом уровне кажутся неотъемлемой частью человеческой природы. Их нельзя удовлетворительно объяснить в рамках моделей компенсации, формирования реакций или сублимации примитивных инстинктивных стремлений. Индивид воспринимает их как истинные и основополагающие составляющие порядка вселенной.

Символизм, связанный с опытом смерти-возрождения, можно описать, исходя из множества различных культурных систем. Элементы смерти эго могут быть связаны с видениями различных разрушающих божеств, таких как Молох, Шива Разрушитель, Уицилопочтли и ужасная богиня Кали, или переживаться в виде полной идентификации со смертью Христа, Осириса, Адониса или Диониса. Типичный символизм момента возрождения связан с фантастическими видениями сияющих источников света, воспринимающихся как божественные, небесно-голубых космических пространств, великолепных радуг или узоров, напоминающих перья павлина. Достаточно часты беспредметные образы Бога, например, Дао, Атман-Брахмана, Аллаха или Космического Солнца. Иногда субъекты могут видеть Бога или различных божеств из разнообразных религий в их персонифицированном и традиционном виде. Так Бог может появиться в форме, характерной для христианской религии, в виде архетипического старого, мудрого человека в золотом сиянии, сидящего на троне, окруженном херувимами и серафимами. Также достаточно частым в этом контексте является опыт единства с Великой Матерью, такой как Богиня Изида, Кибела или Дева Мария. Символическими альтернативами опыта возрождения также могут быть пиры с нектаром и амброзией на Олимпе в компании греческих богов, путешествие в Валгаллу или прогулки по райскому саду. Другие видения включают в себя образы гигантских залов с богато украшенными колоннами, мраморными статуями и хрустальными люстрами, или прекрасные природные объекты, например, звездное небо, величественные горы, плодородные долины, цветущие луга или чистые озера и океаны.

Что касается воспоминаний, БПМ IV представляет собой основу для записывания всех позднейших ситуаций, связанных с большим личным успехом и окончанием условий продолжительной серьезной опасности, таких как завершение войн или революций, выживание в катастрофах или выздоровление после серьезных заболеваний. Что касается фрейдистских эрогенных зон, БПМ IV ассоциируется со всеми уровнями либидиального развития с условием удовлетворения, следующего непосредственно за деятельностью, направленной на понижение или разрядку напряжения (глотание, рвота, дефекация, мочеиспускание, оргазм, рождение ребенка).

Базовые Перинатальные Матрицы на перинатальном уровне играют роль, сравнимую с ролью СКО на психодинамическом уровне. Феномены преимущественно перинатальной природы, наблюдающиеся в ходе психоделических сессий, могут быть поняты как результат успешной экстериоризации, абреакции и интеграции содержания негативных перинатальных матриц (второй и третьей) и установление связи с позитивными (первой и четвертой). Когда перинатальная матрица выходит на уровень сознания, ее содержание определяет не только эмоциональные реакции, мыслительный процесс и физические ощущения субъекта, но и его или ее восприятие физического и межличностного окружения. Господство БПМ I характеризуется тотально позитивным трафаретом восприятия, который заставляет субъекта видеть мир сияющим, невероятно прекрасным, безопасным, изобильным и практически божественным. Переход от БПМI к БПМII (космическое поглощение) привносит элементы смутной, но очень серьезной опасности. Мир и все его компоненты, кажется, смыкаются над субъектом и становятся угрозой его или ее безопасности, целостности и жизни. Субъект обычно испытывает страх ловушки и может совершить попытку вырваться из комнаты, где проходит терапия, не понимая, что ловушка находится внутри него самого. Ощущения паники и паранойи являются типичными элементами этого состояния. Шаблон переживаний БПМ II полностью противоположен шаблону БПМ I. Мир видится как место бессмысленных, дьявольских, абсурдных и бесконечных страданий. Он также может выглядеть картонным или иметь нелепый и гротесковый характер любительской цирковой клоунады. Влияние БПМ III обычно превращает окружающий мир в опасное поля боя, где человеку приходится быть на стороже и бороться постоянно за жизнь. В восприятии окружения также проявляются сексуальные, садомазохистские и скатологические компоненты. БПМ IV вносит в мир свежесть, новизну, чистоту и радость, связанные с чувством победы.

Вышеприведенные описания отражают только наиболее общие характеристики перинатальных матриц в их функционировании в качестве управляющих систем; индивидуальный опыт, который проявляется в этом контексте, отражает специфическое содержание, которое описано выше. Подобно СКО, перинатальные матрицы характеризуются сложным двусторонним взаимодействием с окружающим миром. После плохо разрешившейся ЛСД сессии, динамическое влияние активизировавшейся негативной матрицы может продолжаться в повседневной жизни субъекта неопределенное количество времени. После хорошо интегрированных сессий перинатальной природы, субъект может остаться под продолжающимся влиянием позитивной матрицы, которая проявилась, когда действие препарата начало ослабевать. С другой стороны, если субъект во время сессии подвергается внешнему воздействию, включающему элементы, характерные для отдельных перинатальных матриц, это может вызвать проявление соответствующих переживаний, связанных с процессом смерти-возрождения.

Скатологическое переживание, показывающее субъекта плавающим в гигантской выгребной яме.

Общим знаменателем в этой богатой и разветвленной группы явлений оказывается ощущение выхода сознания за границы эго и пространства и времени. В «нормальном» или обычном состоянии сознания мы ощущаем себя в рамках физического тела (образа тела), и наше восприятие окружающей среды ограничено физически детерминированной чувствительностью рецепторов. Как наше внутреннее восприятие (интероцепция), так и наше восприятие внешнего мира (экстероцепция) соответствуют привычному пространственно-временному кокону. В обычных условиях мы реалистично воспринимаем только настоящее время и непосредственно окружающие нас предметы; прошлые события мы вспоминаем, а будущие предчувствуем или представляем.

В ходе трансперсональных переживаний, которые появляются на психоделических сессиях и в различных немедикаментозных практиках, одно или несколько вышеупомянутых ограничений может исчезать. Многие переживания, относящиеся к этой категории, интерпретируются субъектами как регрессия в историческое время и исследование ими своего биологического или духовного прошлого. Нередко в ходе психоделической сессии субъекты переживают очень яркие и реалистичные воспоминания об их существовании в виде эмбриона или плода. Многие рассказывают о клеточном сознании, которое, кажется, отражает их опыт в качестве спермы или яйцеклетки в момент зачатия. Иногда регрессия идет даже дальше, и у индивида появляются убедительные ощущения того, что он или она вспоминают жизни своих предков, или даже подключаются к расовому или коллективному бессознательному. В некоторых случаях ЛСД субъекты рассказывают о переживаниях, которые они соотносят с различными животными предками по эволюционной лестнице, или о ярко выраженном ощущении того, что они проживают эпизоды из своей прошлой жизни.

Некоторые другие трансперсональные явления включают в себя трансценденцию не только временных, но и личностных границ. Сюда относятся опыт слияния с другим человеком в дуальное единство или полная идентификация с ним или с ней, подключение к сознанию целой группы людей или расширение сознания до пределов, которые, кажется, включают в себя все человечество. Подобным же образом можно трансцендентировать границы отдельного человеческого опыта и подключиться к тому, что кажется сознанием животных, растений или даже неживых объектов. В крайних случаях, можно слиться с сознанием всех живых существ, планеты или всей материальной вселенной. Другим феноменом, связанным с трансценденцией привычных духовных границ, является взаимодействие с сознанием различных частей тела, например, с органами, тканями или отдельными клетками. Важной категорией трансперсонального опыта являются различные экстрасенсорные феномены, такие как выход из тела, телепатия, предвидение, ясновидение и яснослышание, а также путешествия в пространстве и времени.

В большой группе трансперсональных переживаний, сознания, кажется, расширяется до такой степени, что выходит за границы эмпирического мира и пространственно-временного континуума, характерных для нашей повседневной жизни. Довольно частым примером является опыт встречи с духами умерших людей или с Высшими духовными существами. ЛСД субъекты также рассказывают о множестве видений архетипических форм, отдельных божеств и демонов, а также о сложных мифологических сценах. Интуитивное понимание вселенских символов или пробуждение энергии Кундалини и активация различных чакр являются дополнительными примерами этой категории. Крайним проявлением этого феномена является ситуация, когда индивидуальное сознание, кажется, начинает включать все сущее и приравнивается к Вселенскому Сознанию. Последней ступенью такого опыта является ощущение Супракосмической и Метакосмической Пустоты, мистического основополагающего вакуума и беспредметности, которые являются сознанием сами по себе и содержат все сущее в зачаточной форме.

Хотя мы обсудили трансперсональный опыт в контексте экстрафармакологических переменных, связанных с личностью субъекта, такой подход преподносит ряд трудностей. С одной стороны, в процессе глубокого самопознания и изучения субъектом собственного бессознательного трансперсональные явления кажутся родственными психодинамическим и перинатальным переживаниям. С другой стороны, с точки зрения существующих концептуальных моделей, их источник часто оказывается вне традиционных рамок личности – в предыстории, будущем, отдаленных местах или в других изменениях существования. Психодинамический уровень порождается индивидуальной историей и имеет чисто биографическое происхождение и природу. Перинатальные переживания, кажется, представляют собой границу между личным и трансперсональным, что отражается в их глубокой связи с биологическим рождением и смертью. Трансперсональные же области отражают связь между индивидом и космосом, опосредованную каналами, которые, как сейчас представляется, лежат вне области нашей компетенции. Все, что мы можем сказать, это что в какой-то момент процесса раскрытия перинатальной информации происходит квантовый скачок, при котором процесс глубокого изучения индивидуального бессознательного превращается в путешествие во Вселенную и встречу с тем, что лучше всего описать как суперсознание.

Глубинное знание трансперсональных областей абсолютно необходимо не только для понимания психоделического процесса, но в первую очередь для серьезного изучения таких явлений как шаманизм, религия, мистицизм, обряды перехода, мифология, парапсихология и шизофрения. Трансперсональные переживания, возникающие в ходе ЛСД сессий и некоторых немедикаментозных состояний, имеют тенденцию объединяться в тематические кластеры. Так, например, эмбриональный опыт обычно связан с эволюционными (филогенетическими) воспоминаниями и образами умиротворенных или рассерженных архетипических божеств, в зависимости от природы внутриутробного существования. Однако их организация намного свободнее и не позволяет говорить о динамических управляющих системах, как в случае с психодинамическим и перинатальным материалом. В процессе трансперсонального раскрытия сами принципы, которые могли бы позволить организовать и классифицировать переживания, такие как концепции линейного времени, трехмерного пространства, материи, причины и, в конечном счете, самой формы, становятся все более спорными, расшатанными и неудовлетворительными.

Выходящий наружу трансперсональный опыт обычно влияет на восприятие человеком себя, других людей, присутствующих на сессии и физического окружения. Все эти элементы могут систематически трансформироваться в определенном направлении, так, чтобы удовлетворять содержанию всплывающего материала, будь то родовая или филогенетическая память, элементы расового и коллективного бессознательного, архетипические структуры или кармические паттерны. Мощные трансперсональные переживания, которые не завершаются в ходе сессии, такие как появление важного архетипа или вспоминание прошлой жизни, могут продолжать воздействовать на субъекта неопределенное время после того, как действие препарата заканчивается.

Многочисленные наблюдения, сделанные в ходе клинического исследования ЛСД, показывают, что личность терапевта, второго терапевта, ситтера или любых других людей, присутствующих на сессии, является фактором первостепенной важности для содержания, течения и результата психоделической сессии. Возможно, единственным важным элементом, определяющим природу ЛСД опыта, является ощущение безопасности и доверия процессу. Это, безусловно, в огромной степени зависит от отношений между субъектом и сопровождающим. Для успешного течения и результата ЛСД сессии абсолютно необходимо, чтобы субъект ослабил свою обычную защиту и погрузился в психоделический процесс. Для этого обычно требуется возможность переложить заботу о практических вопросах на надежного ситтера.

Человек, принимающий психоделический препарат в одиночестве, не может полностью отказаться от контроля в критические моменты переживаний, потому что его или ее часть продолжает играть роль ориентированного на реальность судьи или сиделки. Однако полное погружение абсолютно необходимо для того, чтобы во всей полноте пережить смерть эго - ключевой момент ЛСД процесса. Кроме того, без человеческого участия, позволяющего полностью погрузиться в эмоциональный опыт, определенные важные межличностные проблемы, например, трудности с доверием, могут остаться неразрешенными. На ранних стадиях нашей терапевтической работы с ЛСД, когда роль ситтера понималась не совсем верно, я много раз наблюдал, как пациенты не могли преодолеть определенные тупики их ЛСД сессий, пока терапевт не давал им обещание оставаться с ними до конца переживания и никуда не выходить из комнаты.

Если психоделическая сессия проводится с терапевтическими целями, эмоциональная значимость терапевта для пациента имеет два основных компонента. Первый связан с реалиями жизненной ситуации пациента на момент терапии и с тем фактом, что терапевт является человеком, который, как предполагается, сможет облегчить тяжелые эмоциональные симптомы и поможет в решении жизненных трудностей. Количество времени и сил, равно как и денег, потраченных на лечение, показывают, насколько пациент эмоционально заинтересован в процессе. Второй компонент терапевтических отношений связан с проблемой переноса. В ходе ЛСД терапии этот элемент обычно намного сильнее, чем при традиционной терапии, и часто для его разрешения требуется большое количество ЛСД сессий. Эта проблема возникает из-за того, что пациент, находящийся в долговременных психотерапевтических отношениях, на сессиях и вне их проектирует на терапевта различные сильные эмоциональные реакции, которые он испытывает или испытывал по отношению к важным фигурам из своего прошлого и настоящего, особенно к членам семьи. Хотя существуют техники, позволяющие минимизировать проблему переноса во время свободных интервалов между психоделическими сессиями, эта проблема все же остается очень серьезной во время действия препарата. Поведение терапевта нередко оказывает огромное влияние на содержание и течение сессии. В определенные периоды психоделического переживания, ЛСД субъекты могут необычайно сильно реагировать на выходы терапевта из комнаты, на то, предоставляет ли он или она поддержку в форме физического контакта или нет, и на ее или его, казалось бы, незначительные жесты или комментарии. Иногда даже такие феномены, как цвет оптических иллюзий и интенсивность симптомов, например, тошноты и рвоты, удушья, мучительной боли и нарушений сердечного ритма, могут сильно меняться под влиянием поведения терапевта, его или ее вмешательства или интерпретаций.

Важность терапевта, как мощного детерминанта сессии, значительно увеличивается, если ЛСД назначается после долгого периода систематической интенсивной терапии, или если препарат принимается несколько раз в рамках психолитической серии. В этом случае, явление переноса нередко играет главную роль в определении содержания всей сессии.

Уровень человеческого и профессионального интереса терапевта, ее или его клинический опыт и терапевтические навыки, ощущение личной безопасности, спокойствие и хорошее физическое и ментальное состояние являются очень важными факторами для успешной ЛСД терапии. Абсолютно необходимо, чтобы еще до того, как назначить пациенту ЛСД, терапевт изучил свою собственную мотивацию и отношение к субъекту, постарался установить с ним или с ней хорошие рабочие отношения и прояснил ситуацию переноса/контрпереноса. Терапевт никогда не должен предлагать ЛСД пациенту, который зашел в тупик в ходе психотерапии, как впечатляющее или «волшебное» средство только потому, что ему или ей не нравится ощущение неудачи, неуверенности или беспомощности. Другим неверным подходом является назначение препарата пациенту, которому долгое время, по субъективным или объективным причинам, не уделялось достаточного внимания, для того, чтобы компенсировать потерю времени и создать ощущение, что что-то важное все же происходит. Вероятно, наиболее опасной мотивацией для использования ЛСД является желание врача продемонстрировать свою власть и авторитет трудному пациенту, который подрывает у него или у нее чувство уверенности в себе. Все эти моменты, не будучи должным образом проанализированы, могут легко испортить ЛСД сессию, особенно если случится так, что они попадут в резонанс с травматическим прошлым пациента.

Ясность в отношениях между терапевтом и субъектом является важной предпосылкой для успешного хода терапии. Как мы упоминали выше, ЛСД лучше всего описывать, как усилитель ментального процесса. Активируя интрапсихические элементы субъекта, он также усугубляет и межличностную ситуацию между ним или ней и другими людьми, присутствующими на сессии. Это позволяет ясно увидеть аспекты переноса отношений, и, следовательно, оценить природу неэффективных межличностных паттернов пациента. Если ситуация между терапевтом и пациентом ясна и открыта, она становится хорошей основой для терапевтического прогресса. Однако если в терапевтических отношениях до начала сессии присутствуют явные или скрытые моменты недопонимания, конфликты или искажения, препарат может усилить их до такой степени, что они заведут процесс в тупик и, в конце концов, начнут угрожать лечению в целом. Таким образом, важно, чтобы терапевт или сопровождающий в ходе сессии осознавал свои собственные интрапсихические и межперсональные паттерны, чтобы исключить их влияние на психоделический процесс субъекта.

Три представления иллюзорной трансформации терапевта. Он кажется арабским торговцем, продающим опасное ядовитое лекарство (вверху слева), диким и нецивилизованным африканским туземцем (вверху справа) и мудрым индусом (внизу). Каждый образ отражает природу и содержание психоделического переживания пациента в определенный момент времени.

Иллюзорная трансформация терапевта. Здесь он становится жестоким монстром, который наслаждается тем, что мучает пациента. Ангельская фигура слева представляет собой понимание пациентом того, что мучения, в конце концов, приведут к духовному раскрытию. Замок справа отражает его смутное представление о средневековых пытках, которые он воспринимал как кармическое воспоминание. Переживание наблюдалось в ходе сессии, связанной с переходом от БПМ III к БПМ IV.

Все явления на ЛСД сессиях, которые связаны с субъектом, ситтерами и их взаимоотношениями, являются результатом сложного взаимодействия между отдельными личностными характеристиками каждого из них. Степень индивидуального вклада меняется от ситуации к ситуации, и от сессии к сессии. Однако, учитывая тот факт, что ментальные процессы ЛСД субъектов значительно активируются препаратом, они обычно играют более важную роль в определении содержания и природы таких взаимодействий, если только ситтеры не начинают страдать от очень серьезных проблем контрпереноса.

Степень искажений, связанных с переносом, кажется, связана с дозой препарата и природой вскрывающегося бессознательного материала. В периоды, когда субъект находится под действием ЛСД, но не сталкивается со сложным эмоциональным материалом, он или она могут демонстрировать необыкновенную глубину восприятия и проницательность. Способность к интуиции и эмпатическому пониманию других обостряется до поразительной степени. В некоторых случаях ЛСД субъекты могут удивительно верно считывать состояние ситтеров, даже если в этот самый момент они борются со своими эмоциональными проблемами. Это происходит тогда, когда природа проблем, с которыми они сталкиваются, оказывается похожей или идентичной проблемным областям ситтеров. Глубокое исследование определенных бессознательных структур внутри себя, таким образом, может способствовать мгновенному интуитивному пониманию соответствующих элементов у других.

В таких ситуациях личность ситтеров, их мысленный процесс, эмоциональные реакции, модели отношений и поведения становятся особенно важными. Мы много раз наблюдали, как ЛСД субъекты были способны с большой точностью подключаться к внутренним состояниям присутствующих. Они могли сказать, сосредоточен ли терапевт на сессии, удовлетворен ли ее течением или, напротив, отвлекается на другие профессиональные или личные проблемы, скучает, утомлен, недоволен или озабочен тем, что сессия не развивается, как должно. Это можно рационально объяснить в случаях, когда ЛСД субъекты могут видеть ситтеров: весьма вероятно, что препарат обостряет чувствительность индивида к различным едва заметным признакам эмоций и мыслей или даже к намекам на них до такой степени, что они могут оказаться достаточными для верного понимания состояния другого человека, несмотря на то, что они могут быть настолько неуловимы, что при обстоятельствах традиционной психотерапии пациент просто не обратил бы на них внимания. Однако в некоторых случаях субъекты могли чувствовать состояние терапевта даже с закрытыми или завязанным глазами; в других ситуациях их глаза были открыты, но они не могли видеть лица терапевта.

Важно добавить, что мнения субъекта и терапевта о том, была ли сессия «хорошей» и продуктивной или, наоборот, неудачной, не всегда совпадают, особенно в том случае, если сессия еще не закончилась. Следовательно, ЛСД субъект не может догадаться о чувствах терапевта по отношению к сессии просто исходя из ее хода. В некоторых случаях, способность субъекта «читать» терапевта была поистине удивительной и, казалось, граничила с экстрасенсорным восприятием. Некоторые пациенты правильно отгадывали не только эмоциональный настрой терапевта, но и содержание его мыслей, или же они чувствовали, что присоединились к его памяти, и могли верно описать определенные обстоятельства или события его жизни.

Элементы верного восприятия настроения ситтера более характерны для сессий с низкими дозировками, в которых количество ЛСД не достаточно для того, чтобы активизировать эмоциональный материал. При сессиях с высокой дозировкой в большинстве случаев эти явления наблюдаются в начале действия препарата, до того момента, когда субъект полностью погружается в раскрывающийся подсознательный материал, или позднее, после того, как сложные аспекты переживаний обработаны и разрешены. Однако это не абсолютное правило, и существуют значимые исключения; эпизоды поразительного считывания состояния присутствующего человека могут происходить при любой дозировке и в любой момент сессии. Они, кажется, связаны с природой опыта или частным состоянием сознания, а не с моментом или интенсивностью действия препарата. Когда ЛСД субъекты глубоко погружены в свои проблемные области, их восприятие, мысли, чувства и ожидания, связанные с ситтерами, в малой степени опираются на реальность. Они оказываются проекциями, отражающими внутренний опыт субъекта – его или ее эмоции, инстинктивные стремления или функции Суперэго.

В сессиях с высокой дозировкой ЛСД хорошие терапевтические отношения являются элементом критической важности. Необходимо подчеркнуть, что даже идеальная межличностная ситуация не может быть абсолютной гарантией того, что под влиянием препарата значимые искажения не появятся вовсе. Однако если отношения между субъектом и ситтерами вне сессии ясны и крепки, порождаемые препаратом искажения становятся лишь хорошей возможностью для корректирующего эмоционального опыта, вместо того чтобы стать угрозой психоделическому процессу. Хорошие терапевтические отношения помогают пациенту отпустить психологические защиты, погрузиться в переживания и выдержать сложные этапы сессии, связанные с сильными эмоциональными и физическими страданиями или смятением. Качественные терапевтические отношения необходимы для проработки наиболее важной проблемы психоделической терапии, а именно, кризиса доверия.

Если гид незначительно влияет на межличностную ситуацию, возникающую на сессии, ЛСД опыт субъекта, касающийся терапевтической ситуации, будет отражать природу всплывающего подсознательного материала. Существуют множество различных форм и степеней проективных искажений в терапевтических отношениях. Наиболее поверхностным и простым явлением такого типа оказывается представление и визуальное восприятие терапевта, как человека, имеющего определенные мнения и отношения. Если такое происходит во время зрительного контакта пациента и терапевта, оно может принимать форму действительной иллюзорной трансформации выражения лица. Так пациенту может казаться, что терапевт кивает, улыбается или смеется, или выражается сомнение, потешается или насмехается. Он или она могут видеть явные признаки сексуального интереса или даже возбуждения на лице терапевта или попытки соблазнения в его жестах. Терапевт может казаться критичным, злым, полным ненависти или агрессии, или излучать сочувствие, понимание и любовь. Может казаться, что его лицо выдает его неуверенность, озабоченность, страх или чувство вины. Природа фантазий и превращений такого рода отражает разнообразие чувств и отношений, которые субъект переносит на терапевта. Достаточно часто проекции принимают более сложную и замысловатую форму; в крайнем случае, это приводит к сложной иллюзорной трансформации лица, тела и одежды терапевта. Иногда символическое значение таких изменений очевидно, в других случаях их полное понимание требует систематической и целенаправленной аналитической работы.

Существует несколько типичных категорий проблем, отражающих эти символические трансформации. Наиболее частой являются образы, представляющие собой проекцию инстинктивных стремлений субъекта, имеющих агрессивную или сексуальную природу. Так терапевт может иллюзорно превращаться в различные фигуры, ассоциирующиеся с жестокостью, агрессивностью и садизмом. Сюда относятся, например, зрительная трансформация ситтеров в мясников, боксеров, палачей, наемников или инквизиторов, в исторические фигуры, обладающие дурной славой (Чингиз Хан, Нерон, Дракула, Гитлер или Сталин), и в целую галерею убийц, грабителей, эсэсовцев, членов Гестапо, красных комиссаров и т.п. В этом контексте часто появляются также и известные персонажи из фильмов ужасов, например, Франкенштейн, Существо, Дракула, Кин-Конг и Годзилла. Другим проявлением агрессии субъекта является символическая трансформация терапевта в кровожадного хищника – орла, льва, тигра, пантеру, ягуара, акулу или тираннозавра. Похожее значение имеет превращение терапевта в традиционного противника таких животных – гладиатора, охотника, дрессировщика диких зверей. Архетипические образы, символизирующие агрессию, также достаточно часты; они варьируются от колдунов, злых ведьм и вампиров до чертей, демонов и злых божеств. Субъект, столкнувшийся с агрессией в своем бессознательном, может увидеть, как комната для лечения превращается в кабинет доктора Калигари, подземелье, камеру пыток, барак концентрационного лагеря или камеру смертников. Невинные объекты в руках терапевта, такие как карандаш, ручка или бумага, в глазах пациента становятся кинжалами, топорами, пилами, пистолетами и другими орудиями убийства.

Иногда в форме символических проекций могут проявляться и сексуальные склонности. Терапевт воспринимается как владелец восточного гарема, похотливый распутник, сутенер, свингер или фривольный и неразборчивый в связях свободный художник. Дон Жуан, Распутин, Казанова – вот некоторые другие сексуальные символы, наблюдаемые в этом контексте. Образы, которые отражают сексуальное взаимодействие без какого бы то ни было уничижения, варьируются от знаменитых киноактеров и легендарных романтических любовников до богов любви. В более поздних сессиях часто появляются божественные персонификации мужского и женского принципов, такие как диады Аполлон-Афродита или Шива-Шакти, а также образы жрецов и жриц различных культов любви, обряды плодородия, поклонения фаллосу или племенные ритуалы, включающие в себе сексуальный элемент. В некоторых случаях трансформация лица терапевта в «львиную морду» прокаженного или деформированное лицо сифилитика может быть истолковано, как проекция сексуальных желаний, сочетающихся со страхом наказания.

Иллюзорная трансформация терапевта в любопытного сыщика с большой трубкой («Шерлок Холмс») Пациент запечатлел свое раздражение, вызванное холодностью и объективностью терапевта.

Другая типичная категория иллюзорных превращений связана с проекцией Суперэго субъекта. Терапевт часто воспринимается как один из ряда различных специфических персонажей, которые оценивают, судят или критикуют пациента. Это могут быть родительские фигуры, учителя или другие авторитеты из жизни субъекта, священники, судьи и присяжные, различные архетипические персонификации Справедливости, и даже Бог или Дьявол. Некоторые другие видения, кажется, отражают ту часть Суперэго, которая представляет собой Идеальное Я. Терапевт тогда воспринимается как абсолютное совершенство, человек, обладающий всеми возможными добродетелями, достигший или имеющий все, о чем мечтает сам пациент – внешнюю красоту, духовную целостность, поразительный интеллект, эмоциональную стабильности и гармоничную жизненную ситуации.

Еще одна категория трансформаций отражает сильнейшую жажду субъекта в безусловной любви и неразделенном внимании, равно как и его или ее раздражение из-за того, что он или она не могут полностью получить терапевта в свое распоряжение. Это наиболее характерно для психодинамических сессий, которые включают в себя глубокую возрастную регрессию в младенчество и острые анаклитические желания. Многие пациенты обнаруживают, что для них трудно принять тот факт, что им приходится делить внимание терапевта с другими пациентами, что у терапевта есть личная жизнь или что модель работы, которую использует терапевт, подразумевает определенные ограничения в степени близости. Не важно, соответствует это реальности или нет, многие пациенты ощущают, что с ними обращаются с профессиональной холодностью и научной объективностью, или вовсе чувствуют себя подопытными кроликами. Даже если в ходе сессий допускается физический контакт, чувствительный человек может воспринимать его лишь как терапевтическую технику или профессиональный прием, но не как истинное выражение человеческих чувств.

Любопытство терапевта, касающееся истории пациента или динамики его или ее проблем, в этом контексте может превращать его в Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро, Леона Клифтона или просто в карикатуру на детектива с большой трубкой, очками и увеличительным стеклом. Его профессиональный, объективный и «научный» подход к пациенту может выражаться в иллюзорной трансформации в смешную ученую сову, сидящую на куче пыльных фолиантов. Раздражающий недостаток адекватной эмоциональной реакции и профессиональная «холодность» могут отразиться в визуальной иллюзии того, что терапевт облачен в броню средневекового рыцаря, скафандр космонавта или водолаза или в костюм пожарного. Запись, которая производится во время сеанса, может вывести пациента из себя, даже если он или она до сессии не просто соглашались на это, но и настоятельно этого требовали. В этом случае терапевт карикатурно воспринимается как бюрократ, прилежный ученик-зубрила или провинциальный клерк. Белый халат - типичный символ врача - может сыграть важную роль в этом контексте. Медицинская роль терапевта может оспариваться, превращением его в представителя другой профессии, также использующего белые халаты, например, в бакалейщика, парикмахера или мясника. Трансформации терапевта в Доктора Фауста истолковываются как аллюзия на его профессионализм и звание, нетрадиционную природу его научной работы, магические свойства препарата, который он использует; в некоторых случаях они также отражают желание, которое также испытывал и Фауст, а именно, обменять науку на земное удовольствие7.

Очень интересная мультфильмо-подобная иллюстрация некоторых из этих проблем наблюдалась в ранних сессиях Агнесс, которая проходила психолитическую терапию тяжелого хронического невроза. В тот период, когда она очень хотела, чтобы терапевт принадлежал только ей, и ревновала его к другим пациентам, во время своей ЛСД сессии она увидела инкубатор, который был сатирическим отражением ее ЛСД лечения. Инкубатор символизировал Институт Психиатрических Исследований, где она проходила терапию, а яйца с различными дефектами и трещинами на разных стадиях развития – других пациентов. В силу того, что опыт рождения – это важный терапевтический шаг в ЛСД терапии, созревание в инкубаторе символизировало успешное окончание лечения и избавления от невроза. Пациенты-яйца соревновались друг с другом, пытаясь ускорить этот процесс, а также, желая получить внимание и одобрение со стороны терапевта. Последний представлялся системной электрических ламп, предоставляющих научно выверенное количество света и тепла. Сама пациентка была расстроенным эмбрионом цыпленка, который яростно боролся за искусственное тепло – единственное доступное ему благо. На самом деле она хотела быть единственным отпрыском настоящей мамы-курицы и не могла смириться с электрическим заменителем.

Как показано в этом примере, трансформация терапевта не обязательно встречается как изолированное явление, а может сопровождаться одновременными аутосимволическими превращениями пациента и иллюзорной сменой обстановки.

Как и большинство ЛСД феноменов, иллюзорная трансформация сопровождающего и обстановки часто имеет многоуровневую и сверхдетерминированную структуру. Хотя в фокусе внимания и сознания может находиться лишь одно отдельное значение или связь, иногда можно найти множество дополнительных функций этого образа. Как и в случае снов, часто существует несколько интерпретаций для одного феномена. Они включают в себя материал из различных уровней подсознательного, и часто противоречивые стремления и эмоции могут объединяться в одном сложном символическом образе. И, хотя мы до сих пор обсуждали только визуальные проявления, которые являются наиболее поразительными и заметными, проективные искажения могут обнаруживаться и в других областях перцепции, таких как слух, обоняние, осязание и вкусовые ощущение.

Конкретное содержание иллюзорных трансформаций отражает тип ЛСД опыта и уровень активизированного бессознательного. Наиболее поверхностные изменения имеют абстрактную природу и, кажется, не обладают глубоким символическим смыслом. Пациенту может казаться, что лицо терапевта идет волнами, искажается или меняет цвет. Иногда его или ее кожа покрывается мозаикой или замысловатым геометрическим узором, который похож на татуировки или рисунки аборигенов. Эти изменения напоминают искажения на экране плохо настроенного телевизора и, кажется, являются результатом химической стимуляции сенсорного аппарата.

На психодинамическом уровне иллюзорные превращения отражают основные темы индивидуальных СКО, окрашенных специфическим содержание слоя, который в данный момент находится в центре переживаний. Терапевт может восприниматься как родитель, брат или сестра, близкий родственник, няня, сосед или любая другая значимая фигура, которая была ключевой в важные моменты жизни ребенка. Доктора и сиделки, которые проводят болезненные медицинские процедуры, знакомые, которые ассоциируются с родителями, взрослые, которые совершали моральное или физическое насилие над субъектом и главные герои различных пугающих эпизодов являются типичными представителями этой категории. Иногда терапевт может принимать образ любимого животного, например, семейной собаки, ручного кролика или даже эмоционально значимой в детстве игрушки, которую субъект сделал заменителем реального товарища.

Иногда проективные трансформации не напрямую отражают биографические события, записанные в СКО, а оказываются вариациями на центральную тему. Следующий пример с ЛСД сессии Ренаты8, пациентки, которая страдала от серьезной карцерофобии, показывает как даже частичная трансформация терапевта, которая на первый взгляд кажется незначительной, может содержать релевантный материал из разных уровней.

Когда Рената посмотрела на терапевта, отражение света в его глазу приняло форму большой бабочки-бражника (Sphinx moth). Практика свободных ассоциаций, которую Рената захотела провести на следующий день, выявила следующий материал:

Бражник – это ночная бабочка, которая прилетает на цветы с хмельным ароматом и пьет их нектар. У него на спинке есть характерный рисунок, напоминающий человеческий череп, и часто в фольклоре он ассоциируется со смертью - темой, очень важной для Ренаты, которая лежала в основе ее канцерофобии. В результате определенных событий в детстве, особенно сексуального насилия над ней, которое совершил ее отчим, когда ей было 8 лет, секс и смерть оказались очень тесно связанными в ее подсознании. Летние ночи и тяжелый сладкий аромат создает атмосферу романтики и сексуальности, а бражник, летающий вокруг, предзнаменует смерть.

Некоторые дополнительные ассоциации показали, насколько сложная, сверхдетерминированная и изящная структура лежит в основе этой трансформации. Рената где-то читала, что гусеницы бражника живут на Atropa Belladonna (белладонне), иначе «сонная одурь», известной своими психоактивными свойствами, и которая использовалась в средневековых зельях и мазях, сделанных для Шабаша Ведьм. Маленькие дозы белладонны обладают психоактивными свойствами, а большие – крайне ядовиты. Галлюциногенные качества этого растения ассоциируются с ЛСД процессом. Его отношение к оргиям ведьм на шабаше отсылает нас к опасным аспектам секса. Связь белладонны с возможностью смертельного отравления кроме подчеркивания уже упомянутой связи между сексом и смертью также указывает на ЛСД процесс, в котором опыт смерти является важным элементом. Рената также вспомнила, что где-то читала, что гусеницы бражника спят в напряженном вертикальном положении. Она сочла, что это напрямую связано с ситуацией соблазнения со стороны его отчима, в ходе которой она имела контакт с его пенисом.

На глубинном уровне название бражника на английском языке - Sphinx moth – указывает на египетского сфинкса. Этот образ разрушающего существа женского пола – создания с головой человека и телом животного, которое душит своих жертв – часто появляется в ходе ЛСД сессий, имеющих дело с мучениями рождения и трансценденции. Именно на перинатальном уровне, в самом процессе биологического рождения, Рената обнаружила глубокие подсознательные корни взаимопроникновения и слияния понятий секса и смерти.

Трансформация терапевта в сессиях с сильным влиянием перинатального опыт имеет абсолютно другое качество. Общее направление проективного изменения зависит от стадии процесса смерти-возрожения, или от базовой перинатальной матрицы, которая активирована в данный момент.

Базовые элементы и атрибуты, связанные с каждой матрицей, характерны и крайне отчетливы. Для БПМ I – это трансцендентная красота, безусловная любовь, растворение границ, атмосфера света и чувство изобилия и защиты. Самое начало БПМ II включает в себя глубокие метафизические страхи, чувство угрозы и паранойю, а также чувство потери свободы. Развернутая БПМ II характеризуется атмосферой необратимой ошибки, безнадежности жертвы, опытом бесконечных, адских мучений и потерей души. БПМ III подключает элементы титанического и кровавого сражения с элементами садомазохизма, сексуального возбуждения и скатологии. Переход от БПМ III к БПМ IV переживается как невероятное, не подразумевающее никакого сопротивления давление, беспредельный страх исчезновения и ожидание катастрофы. Приходящая на смену БПМ IV воспринимается как духовное освобождение, выход из темноты, спасение и озарение.

Если субъект находится под влиянием одной или нескольких негативных перинатальных матриц, терапевт может показаться воплощением элементов и действий, которые угрожают не только индивиду, но и всему миру: шефом опасной подпольной организации, представителем инопланетной цивилизации, пытающейся поработить человечество, нацистским или коммунистическим лидером, религиозным фанатиком, сумасшедшим ученым или самим Дьяволом. Столкнувшись с этими фигурами, субъект может потерять критический взгляд на вещи и погрузиться в символический процесс, который вызовет полноценную параноидальную реакцию. В случаях с более поверхностными и менее яркими переживаниями, на терапевта может проектироваться ряд отдельных элементов перинатального символизма. Он или она могут превратиться в мифологическое чудовище, угрожающее сожрать субъекта, Великого Инквизитора, коменданта концентрационного лагеря или в жестокого садиста. Он или она также могут трансформироваться в различные исторические фигуры, известные своей жестокостью и сексуальными извращениями, а также в некрофилов, воинов, тяжело больных и смертельно раненных людей, завоевателей, доколумбовых жрецов, карнавальные фигуры или распятого Христа. Конкретная форма таких видений зависит от стадии процесса смерти-возрождения, уровня, на котором он переживается и того, играет ли в нем субъект активную или пассивную роль.

Когда в ходе ЛСД сессии проявляются позитивные матрицы, трансформации оказываются совершенно другими. Если это БПМ IV, терапевт может восприниматься как воин-победитель, празднующий победу над врагом, Спаситель, воплощение космической мудрости, гуру, знающий секреты жизни и природы, проявление божественного принципа и сам Бог. Активация БПМ I имеет много общего с БПМ IV, например, сияющий свет, святость и чувство юмора; но воспринимается как вечное, вневременное, не имеющее ни начала, ни конца состояние, тогда как БПМ IV ощущается как окончательная стадия процесса перехода от смерти к возрождению, то есть, имеет начало. В ходе БПМ I субъект может чувствовать, что все границы исчезли, и что он в своей основе един с терапевтом, что сопровождается с ощущением абсолютной безопасности и изобилия.

Достаточно часто в ходе процесса смерти-возрождения терапевт, вне зависимости от своего пола, оказывается для субъекта в роли рожающей матери и может на самом деле восприниматься таким образом. В этом случае перенос отношений может принимать форму настолько глубокого, биологически обусловленного симбиоза, что эта проблема может оказаться вопросом жизни и смерти. Терапевт может стать для пациента магической и могущественной фигурой космического масштаба. Пациент может испытывать чувство как причастности к этой силе, так и полной пассивности, зависимости и уязвимости. Решающим фактором в этой ситуации, кажется, является способность пациент доверять миру и людям, что вполне отражает его или ее раннюю историю. Природа детского опыта определяет, будет ли субъект получать удовольствие от полной зависимости, или она станет для него источником угрозы жизни и параноидальных мыслей.

Часто пациенту приходится проходить через глубокий кризис основного доверия для того, чтобы обрести возможность заново воссоединиться с живительным аспектом отношений между матерью и ребенком. Когда раннее симбиотическое состояние перинатального периода проектируется на терапевта, ЛСД пациенты часто теряют способность отличать себя от врача. Им кажется, что их восприятие, эмоции и мысли сливаются с восприятием, эмоциями и мыслями терапевта. Это может привести к ощущению, что их магическим образом контролируют при помощи внушений, гипноза, телепатии или даже психокинеза. Им кажется, что терапевт может читать их мысли. Также достаточно типична и противоположная ситуация, а именно, ощущение, что у пациента есть возможностью подключаться к сознанию терапевта и разделять с ним его чувства или мысли. В такой ситуации пациенты часто считают, что говорить о своих переживаниях вслух совсем не обязательно. Они ощущают, что терапевт либо автоматически до мельчайших деталей ощущает то же самое, что и они сами, либо что это он сам устроил так, чтобы они столкнулись именно с этими переживаниями, что он контролирует их течение, и что все идет по заранее разработанному им плану. В критические моменты процесса смерти-возрождения терапевт может стать убивающей или дарующей жизнь маткой, а также может восприниматься как акушерка или повивальная бабка. Это встречается особенно часто в случаях, когда пациенту в рамках лечебной техники предоставляется действительный физический контакт и поддержка.

Проблема переноса отношений на перинатальном уровне становится особенно острой, когда пациент приближается к моменту смерти эго, который совпадает с повторным проживанием момента биологического рождения. В этот момент пациент теряет защитные механизмы, эффективный контроль и все жизненные ориентиры и обычно испытывает глубочайший кризис базового доверия. В этом состоянии крайней уязвимости пациенты, в попытке оценить степень опасности того, что они, как им кажется, находятся полной власти терапевта, задумываются о том, насколько он хорош как человек, и насколько чисты его мотивы. Важные негативные моменты истории пациента появляются в преувеличенном виде и проектируются на терапевта в форме различных символических проявлений. В дополнение к этому реальные личностные недостатки врача, его взгляд на ситуацию и мотивы поведения, а также проблемы и конфликты терапевтических отношений в целом рассматриваются будто бы через увеличительное стекло. Восприятие пациентом терапевта может быть отражением его или ее опыта в убивающем родовом канале, и тогда ЛСД процесс может показаться частью дьявольского плана, направленного на уничтожение пациента, промывку его или ее мозгов, порабощение на веки или на попытку забрать его или ее душу. После того, как кризис доверия проработан и связь, основанная на доверии, восстановлена, проблема переноса обычно переходит в другую крайность. Субъект, находящийся под влиянием БПМ I или IV может начать воспринимать терапевта, как бесконечный источник любви, безопасности и изобилия. Он или она могут ассоциировать терапевта одновременно и с хорошей грудью, и с хорошей маткой. Кажется, что уже не остается никаких личных границ, только равномерное, свободное течение мыслей, эмоций и светлой энергии. Пациент переживает это как божественный процесс кормления грудью, при котором молоко, кажется, приходит из какого-то духовного источника и обладает целительной силой. Тот же опыт, кажется, имеет и эмбриональные качества; циркуляция различных видов светлых энергий и духовных мыслей, кажется, оказывается сильно связанным с плацентарным обменом между матерью и ребенком. Когда биологическая, эмоциональная и духовная связь установлена, терапевт может восприниматься не только как реальная мать, но и как хорошая мать в целом – архетипический образ Великой Матери, Матери Природы, весь космос и Бог.

На ЛСД сессиях трансперсональной природы, отношения переноса оказываются абсолютно другими. Иллюзорные трансформации терапевта более не следует толковать так же, как трансформации на психодинамическом уровне, а именно, как сложные символические образы с многоуровневой и крайне детерминированной структурой, или как проекции, отражающие разные уровни СКО. Эти иллюзорные трансформации также отличаются и от перинатальных феноменов переноса, которые можно понять как повторное проживание живительных и разрушительных аспектов симбиотического отношения с матерью. Трансперсональные проекции – это явления, которые sui generis не поддаются дальнейшему психологическому анализу.

В целом, почти все из множества типов трансперсональных переживания могут найти определенные отражения в терапевтических отношениях. Так терапевт может принимать форму могущественных архетипических персонажей, таких как священные представители определенных ролей, божеств или демонов. Трансформации в Космического Мужа, Мудреца, Великого Гермафродита, Анимуса или Аниму, Шиву, Кали, Ганешу, Зевса, Венеру, Аполлона, Сатану, Сибеллу или Коатликуе могут быть примерами этой категории. Также часто терапевт превращается и в великих религиозных учителей – Иисуса, Моисея, Мухаммеда, Будду, Шри Раману Махариши и в других. Когда пациент погружается в элементы расового или коллективного бессознательного, терапевт может восприниматься как представитель другой культуры или как человек, живущий в другом времени. Такие эпизоды также могут иметь качество «воспоминаний о прошлой жизни». В таком случае пациенты убеждены, что они действительно вспоминают свои прошлые воплощения, и что их проблемы из настоящего – это лишь копии или вариации давно произошедших событий. Для клиентов типично чувствовать, что они встречались с терапевтом во многих предыдущих инкарнациях. Иногда это ощущение может сочетаться со сложными картинами других культур и времен, которые видятся со значительной детализацией.

Включение терапевта в память предков или в филогенетическую память случается достаточно часто. В этом случае терапевт визуально трансформируется в конкретного человеческого или животного предка собственного или противоположного пола. В целом, проективные трансформации терапевта на трансперсональном уровне заметно отличаются от трансформаций, имеющих психодинамическую, фрейдистскую природу. Первые кажутся настоящими, аутентичными и убедительными; они часто соответствуют научным данным и содержат информацию, кажется, ранее неизвестную субъекту. В отличие от проективных трансформаций на психодинамическом уровне, они не могут быть расшифрованы или объяснены как символические выражения отдельных аспектов повседневной жизни индивида. Даже те пациенты, которые с энтузиазмом помогают анализировать различные проективные феномены психодинамического уровня, категорически отказываются применять фрейдистский подход к трансперсональных областям, считая его «поверхностным», «неподходящим» и «несоответствующим».

Огромное значение терапевта или ситтера в ходе ЛСД сессий имеет свои последствия для психотерапевтической практики. С одной стороны, она часто создает серьезные проблемы для терапевта, который может оказаться под эмоциональным давлением разного типа, и которому придется быть осторожным, чтобы не попасть в ловушку переноса и контрпереноса. С другой стороны, терапевтические отношения в данной ситуации оказываются намного более глубокими, чем при традиционной психотерапии, часто даже достигая степени карикатуры. Это облегчает для пациента и терапевта узнавание и понимание природы переноса прорабатываемых проблем. Глубина терапевтических отношений, достигнутая на психоделических сессиях, позволяет опытному терапевту влиять на мощные корректирующие эмоциональные переживания на очень глубоком уровне, что довольно сложно достичь, применяя традиционную психотерапию.

Для того чтобы подготовиться ко всем трудностям психоделической терапии, терапевт должен пройти специальное обучение, которое должно включать в себя личный опыт приема препарата. Без этого будущий ЛСД терапевт не сможет полностью понять процесс в силу необычности природы ЛСД состояний и того факта, что наш язык не способен их полноценно описать. Чтение отчетов о психоделических опытах, посещение семинаров и лекций или даже присутствие на сессиях других людей могут предоставить только поверхностное и не вполне адекватное знание. Личный опыт имеет и другую важную функцию: он позволяет проработать свои собственные конфликтные и проблемные области на различных уровнях. Некоторые серьезные вопросы, с которыми придется столкнуться будущему ЛСД терапевту в ходе личной сессий, как правило, не поддаются большинству форм традиционной терапии. Страх смерти, тотальная потеря контроля и различные состояния безумия могут служить ярким тому примером. Пока терапевт успешно не проработает эти темы, есть опасность того, что проявления глубинного подсознательного материала у пациента активизируют его или ее проблемные области и запустят сложный процесс эмоциональной и психосоматической реакции. Это может вызвать серьезные проблемы переноса/контрпереноса и оказаться серьезным испытанием системы психологической защиты и самоконтроля врача. ЛСД сессии, в ходе которых терапевту приходится бороться со своими собственными неразрешенными проблемами, могут стать очень тяжелыми; обычно они приводят к взаимному истощению и чрезмерному утомлению.

Другие важные качества и навыки хорошего ЛСД терапевта приходят с клиническим опытом. Чем большее количество сессий терапевт наблюдал, тем более спокойно и уверенно он или она себя чувствуют, и тем меньше пугаются, столкнувшись с различными необычными явлениями, которые очень часты в психоделической терапии. В своей ежедневной практике он или она наблюдают большое количество людей, которые в страданиях переживают драматический опыт умирания, сходят с ума, чувствуют, что они находятся под властью злых духов, заявляют, что они прошли точку невозвращения. Опыт того, что эти состояния имеют положительный исход, и того, что эти же люди всего через несколько часов уже сияют от счастья и шутят, постепенно рождает в терапевте хладнокровие, уверенность и терпимость в отношении всего спектра психоделических феноменов. Это спокойствие относительно сессии передается и пациентам, позволяя им погружаться в любые переживания для того, что обнаружить корни своих эмоциональных проблем.

В дополнение к факторам, связанным с личностью субъекта и терапевта или ситтера, существует еще и большой комплекс нефармакологических параметров, которые обычно называют «установкой и обстановкой» (set and setting). Если не принимать в расчет детерминирующие элементы этой категории, любое понимание ЛСД реакции и ее терапевтическое использование будет поверхностным и неполным,

Термин «установка» включает в себя ожидания и намерения субъекта в отношении сессии; понимание терапевтом или гидом природы ЛСД опыта; согласие по поводу целей психоделической процедуры; подготовка и информация о сессии, а также специфические техники ведения сессии терапевтом, используемые в ходе препаратного опыта.

Термин «обстановка» относится к условиям, как к физическим, так и к межличностным, а также к конкретным обстоятельствам, при которых назначается препарат.

В силу того, что ЛСД является неспецифическим активатором ментального процесса, ЛСД феномены могут быть очень разнообразными, захватывая все аспекты человеческого опыта и поведения. По этой причине существует множество установок для ЛСД сессий. Жаркие дискуссии вокруг практики использования ЛСД можно было бы легко разрешить, если бы дискутирующие по поводу достоинств и недостатков ЛСД ясно понимали, насколько важны нефармакологические факторы. В большинстве случаев споры, на первые взгляд выглядящие, как споры об ЛСД, в реальности оказываются лишь спорами о разных применениях препарата и о влиянии установки на результат ЛСД опыта. Хамфри Осмонд (Hum¬phrey Osmond), пионер в исследовании ЛСД, проанализировал эту ситуацию на конференции по ЛСД психотерапии. Он указал на тот факт, что ЛСД является лишь инструментом, и способ его использования оказывается исключительно важным. Для иллюстрации этой мысли он попросил аудиторию представить ситуацию, когда группа людей разных специальностей попыталась бы обсудить, является ли нож опасным или полезным предметом. Хирург представил бы статистические данные об успешных хирургических операциях, полицейский рассказал бы об убийствах и расчленениях, домохозяйка рассматривала бы нож, как инструмент для нарезки овощей или мяса, а скульптор подумал бы о резьбе по дереву. В такой ситуации любая попытка выбрать что-то одно была бы абсурдной; для каждого было бы очевидным, что решающим фактором для определения пользы ножа является способ его применения. Никто не стал бы всерьез рассматривать мысль о том, что опасность или польза ножа свойственна ему самому. И все же именно эту картину мы видим в отношении ЛСД.

Ниже мы коротко рассмотрим самые главные установки, которые сопровождают назначение ЛСД, и обсудим их специфические характеристики. Первой крупной концептуальной моделью для назначения ЛСД являлся так называемый подход «моделирования психоза». Он был основным в ЛСД экспериментировании в первые годы после открытия препарата. ЛСД опыт рассматривался только в связи с психопатологией и определялся как «экспериментальный психоз» или как «химически индуцированная шизофрения». В то время препарат назначался добровольцам для исследования биохимической основы эндогенных психозов или психиатрам в ходе их профессионального обучения для того, чтобы они совершили своего рода экскурсию в мир шизофреника.

Совершенно другие установки для ЛСД сессий появились, когда стало очевидным, что опыт под действием препарата позволяет увеличить творческий потенциал некоторых людей. Препарат стал популярен в среде деятелей искусства как источник вдохновения и сотни художников, скульпторов, музыкантов, архитекторов и писателей стали добровольцами в ЛСД экспериментах. Несколько позже ученые, философы и другие творческие индивиды стали излюбленными субъектами для ЛСД сессий. Эта практика основывалась на наблюдении, что необычные состояния сознания, вызываемые ЛСД, могут вызывать озарения, облегчать решение задач и приводить к ценным интуитивных открытиям или неожиданной перекомбинации накопленной информации.

Другая важная установка для ЛСД сессий была разработана после того, как экспериментаторы заметили, что переживания под действием препарата могут принимать форму религиозного или мистического опыта. Некоторые исследователи, заинтересованные изучением этого «химического мистицизма», попытались разработать модель и условия, упрощающие появление этих духовных явлений.

Многие разнообразные установки использовались на сессиях, ориентированных на терапевтический потенциал ЛСД для психиатрических пациентов или смертельно больных людей. Различные методы ЛСД терапии мы уже описали выше, и здесь мы дадим только их краткий обзор. В некоторых из этих исследований ЛСД назначался в плановом порядке, как любой другой фармакологический агент, безотносительно к его особым психоделическим свойствам. Эта строго медицинская модель применялась в подходах, где ЛСД использовался как антидепрессант, абреактивный или активизирующий агент. В рамках других научных проектов ЛСД рассматривался как катализатор ментального процесса и дополнение к психотерапии; психолитическая, анаклитическая и гипноделическая терапии являются примерами этого подхода. Определенные терапевтические направления, такие как психоделическая терапия или психосинтез Сальвадора Роке, имеют явно религиозную ориентацию и подчеркивают «мистико-подражающие» эффекты ЛСД.

Препарат может быть назначен в рамках индивидуальной или групповой психотерапии, и его использование может опираться на теорию и практику различных терапевтических систем – фрейдистский психоанализ, аналитическую психологию Юнга, психодраму Морено, гештальт-практику Перлза или экзистенциальную психотерапию. Анаклитический подход уделяет огромное внимание физическому контакту и поведению, сходному с поведением матери по отношению к новорожденному. Психоделическая терапия может оперировать в рамках различных религий; отдельные ее варианты также опираются на мнение о том, что все аспекты «установки и обстановки», такие как музыка, элементы природы, использование универсальных символов или чтение отдельных отрывков из священных книг, имеют огромную важность.

Практически бесконечное количество вариантов установки связано с немедицинским использованием и с домашним экспериментированием. Некоторые люди приглашают на свои сессии ситтера, в то время как другие принимают ЛСД в одиночестве или участвуют в групповых опытах. Обстановка для этих экспериментов варьируется от частной квартиры, места с прекрасной природой или рок-концерта до улицы с активных автомобильным движением или машин, движущихся по скоростному шоссе. Качество ЛСД, который можно достать на улице, более чем сомнительно, и среди возможных примесей можно встретить амфетамины, фенциклидин, STP или даже стрихнин. Количество активного вещества практически непредсказуемо. Сомнительное качество препарата, отсутствие системы поддержки и нелегальность таких домашних экспериментов может привести к паранойе или к паническим реакциям. Учитывая это, отдельные случаи возникновения психологических трудностей у людей, принявших препарат в таких обстоятельствах, не могут считаться неоспоримым свидетельством того, что ЛСД опасен сам по себе.

ЛСД и некоторые другие психоделики был отнесен к классу наркотических веществ. Это не правильно и не имеет никакого научного подтверждения. Нет никаких свидетельств того, что ЛСД или сходные препараты вызывают настоящее физиологическое привыкание и зависимость. Причины, по которым люди употребляют эти вещества или злоупотребляют ими, очень сложны и могут иметь глубокие психологические корни. Любое законодательство, которое упускает или игнорирует этот факт, в конце концов обречено на провал. Люди, вовлеченные в домашнее экспериментирование с психоделиками, относятся к разным категориям и имеют очень разные мотивации. Некоторые из них слишком молоды и безответственны, они не могут найти или просто игнорируют серьезную научную информацию о природе ЛСД эффекта и принимают препарат ради кайфа, из желания самоутвердиться или за компанию. Другие – это искатели удовольствия, пытающиеся расширить свой чувственный опыт по эстетическим, развлекательным или гедонистическим соображениям. Некоторые пары практикуют совместный психоделический опыт для того, чтобы проработать эмоциональные проблемы взаимоотношений, улучшить их качество, открыть новые каналы коммуникации и исследовать различные уровни и измерения сексуального взаимодействия. Немало людей, относящихся к группе «домашних экспериментаторов», имеют серьезные эмоциональные проблемы, разрешить которые традиционная терапия не в состоянии, или которые расстроены своей ролью неудачника в жизни. Они жадно ищут терапевтической помощи, и в силу того, что ответственное и профессиональное ЛСД лечение более не доступно, они делают попытку заняться самолечением. Также существует большая группа ответственных и развитых интеллектуалов, которые рассматривают многократные психоделические сессии как единственную возможность для философского и духовного поиска, сопоставимого с традиционными учениями, такими как Тибетская Вайрайана, Дзен Буддизм, Даосизм, Суфизм или различные направления йоги.

Таким образом, мотивация для психоделических экспериментов может быть очень серьезной и отражать самые основополагающие желания человека – жажду эмоционального благополучия, духовного удовлетворения и осознания смысла жизни. Однако нет сомнений в том, что какие бы мотивации или намерения не имели субъекты, ЛСД сессии должны проводить в безопасной обстановке и в атмосфере взаимного доверия под наблюдением опытного и ответственного ситтера. Если эти требования не выполняются, опасности и риски такого опыта могут значительно перевесить потенциальный положительный эффект.

Последняя область ЛСД экспериментирования, которая будет здесь упомянута, характеризуется установками, которые можно обозначить как деструктивные. Сюда относятся «эксперименты», целью которых является выяснение возможности использования ЛСД для ликвидации отдельных людей, выбивания показаний, промывания мозгов и химической войны. Сюда же мы относим ситуации, в которых индивиды принимают ЛСД, не зная о том, какие эффекты он вызывает, а иногда даже и о том, что они вообще принимают препарата. Опасность этой ситуации нельзя переоценить: при таких условиях не только душевное здоровье, но сама жизнь субъекта оказывается под угрозой. Иногда это может произойти случайно, например, если ЛСД путают с какой-нибудь другой таблеткой, или кусочек сахар с ЛСД принимают за обычный сахар. Однако спецслужбы, органы разведки и военные эксперты в прошлом систематически подвергали неинформированных и неподготовленных субъектов воздействию препарата для изучения его деструктивного потенциала. Иногда это делали даже исследователи-психиатры для того, чтобы выяснить, походит ли ЛСД реакция у неподготовленных субъектов на шизофренические состояния в большей степени, чем у подготовленных и информированных.

Также в прошлом достаточно часто случалось так, что безответственных индивиды в тайне добавляли ЛСД в еду или напитки своих родственников, друзей или незнакомых людей для так называемой «инициации», «психоделической дефлорации», развлечения или просто из вредности или мести. Иногда это сочеталось с другими действиями со стороны «экспериментатора», которые еще более увеличивали опасность этой ситуации. В качестве примера я могу привести встречу с группой подростков несколько лет назад на площади Вашингтона в Нью-Йорке. Когда они узнали, что я проводил исследования с ЛСД, они гордо рассказали мне о своих собственных «экспериментах», в ходе которых незнакомцам давали ЛСД, не предупреждая их об этом. После того, как препарат был принят, этих невольных подопытных кроликов отвозили в какую-то квартиру. Здесь «экспериментаторы» окружали своих жертв в неистовом танце, облаченные в туземные костюмы и маски, размахивая кинжалами и копьями. Целью этого «исследования» было изучить реакцию разных людей на необычную ситуацию. Очевидно, что при таких обстоятельствах ЛСД производил глубокий дезорганизующий эффект и вызывал острую, неконтролируемую панику и психотическую декомпенсацию. Если кто-то дает ЛСД другому человеку в тайне, без его или ее осознанного согласия, я без какого бы то ни было сомнения определю эту ситуацию и ее установку как преступные.

За последние двадцать лет у меня была возможность проводить, наблюдать и лично принимать участие в психоделических сессиях с несколькими различными установками. Я начал работать с ЛСД во времена подхода «моделирования психоза», и я также проводил учебные сессии с моими коллегами в этот период. Иногда люди творческих специальностей, философы и ученые приходили к нам, чтобы поучаствовать в сессиях получения вдохновения или осознания. Позднее я начал использовать ЛСД как дополнение к систематической динамической психотерапии и изучал его терапевтический и диагностический потенциал в среде особым образом структурированного общества пациентов. В ходе этой работы я разработал терапевтическую технику многократного назначения ЛСД. Хотя первоначально эта техника понималась как вариант фрейдистского психоанализа с использованием препарата, она постепенно переросла в самостоятельную лечебную дисциплину. В дополнение к проработке травматического материала из детства, как это практикуется в психоанализе и психолитической терапии, этот подход уделял огромное внимание важности процесса смерти-возрождения и трансперсональным переживаниям.

После многих лет клинического экспериментирования с ЛСД в Праге, мне удалось провести некоторое время в Лондоне и получить непосредственный опыт анаклитической терапии у Джойс Мартин и Полин МакКририк. В 1967 году я переехал в Соединенные Штаты и присоединился к исследовательской группе в Спринг Гров в Балтиморе, где я освоил и практиковал технику психоделической терапии. В это время я был приглашен в качестве консультанта по вопросам различных осложнений, возникших в результате немедицинского экспериментирования с ЛСД, что дало мне возможность близко познакомиться с альтернативной культурой использования психоделиков. Весь этот опыт стал богатым источником важнейших наблюдений, которые ясно показали первостепенную важность установки как детерминанта ЛСД реакции.

Определенные аспекты установки достаточно объяснимы и явны. Не трудно увидеть, что особое предварительное информирование в ходе подготовительного периода или предметы, с которыми субъект входит в контакт, могут влиять на ЛСД опыт. Однако некоторые важные факторы в прошлых работах были оставлены без должного внимания или были недооценены в силу того, что они намного более неуловимы, и их достаточно сложно опознать. Один из них – это присутствие или отсутствие вербального общения между субъектом и ситтером. Разговоры в течение сессии, которые превосходят определенный необходимый минимум, обычно делают опыт более поверхностным и менее полезным в отношении эффективного самоисследования. Однако в тех случаях, когда между субъектом и ситтером продолжительный диалог все же имеет место, природа вербального обмена становится фактором значительной важности. Это особенно верно по отношению к выбору и формулировке задаваемых вопросов. Обращаясь к субъекту, ситтер постоянно повторяет и переформулирует установку, которая была выработана в ходе подготовительного периода. Специфический выбор слов для вопроса может привлечь внимание субъекта к определенным аспектам многомерного и многогранного содержания ЛСД переживания. В крайней форме, он может в значительной степени определять направление, в котором развивается опыт, изменять его содержание и влиять на его течение.

В описательном подходе к ЛСД сессии, в центре которого находится феноменология препаратной реакции, субъекта просят сосредоточиться на некоторых формальных и сравнительно поверхностных аспектах его или ее опыта. Элементы, находящиеся в фокусе интереса – это отсутствие или наличие физических симптомов, направление эмоциональных изменений, качество искажений восприятия и степень психомоторного возбуждения или торможения. Экспериментатор хочет знать, размыто ли или четко зрительное восприятие субъекта, воспринимаются ли предметы неподвижными или текучими, имеют ли видения геометрическую или символическую природу, обострилось ли звуковое восприятие и отмечается ли феномен синестезии (например, цветовой слух или звуковое восприятие цвета). При этих условиях субъект обычно воспринимает все ЛСД феномены несколько отстраненнее, как зритель, смотрящий интересное кино. Все, что происходит во время сессии, рассматривается как результат взаимодействия между препаратом и мозгом субъекта; таким образом, принявший ЛСД играет роль наблюдателя и «репортера» этих изменений. Даже если возникают достаточно сильные эмоции, они воспринимаются исключительно как результат действия препарата, а не как проявление личности субъекта; их просто отмечают и регистрируют. В сессиях, ориентированных на психопатологические описания, релевантный динамический материал редко опознается как таковой и никогда впоследствии не анализируется. Типичными вопросами, характеризующими эту экспериментальную модель, будут предложения типа «Вы потеете?», «Ваши руки дрожат?», «Вы ощущаете головокружение?», «Отличается ли цветовосприятие от обычного?», «Вы отмечаете какие-нибудь необычные ощущение в теле?». Все отчеты о ранних ЛСД экспериментах и используемые в этот период вопросники изобилуют такого рода вопросами.

Когда ЛСД назначался в рамках исследования моделирования психоза, сессии были связаны с мощным негативным программированием. Их откровенно называли «экспериментальными психозами», а психоделические препараты – «галлюциногенами», «психотомиметиками» или «психодислептиками». Субъекты ожидали и обращали внимание на явления, которые обычно связывались с шизофренией, параноидальными ощущениями, панической тревогой, диссоциацией между чувствами и мыслями, различными искажениями восприятия, бредовой интерпретацией окружающей обстановки или дезорганизацией и фрагментацией эго. В ЛСД исследованиях с участием профессиональных психиатров с целью обучения, психопатологический фокус был особенно силен. Эти индивиды старались правильно определить и диагностировать различные изменения перцепции, необычный мыслительный процесс, необыкновенные эмоциональные состояния, вешая на них соответствующие клинические ярлыки и сравнивая их с теми явлениями, которые они наблюдали у шизофренических пациентов.

Вопросами, характерными для этого подхода, являются: «Вы отмечаете какие-нибудь зрительные или слуховые галлюцинации?», « Соответствуют ли Ваши эмоции Вашему мыслительному процессу и тому, что Вы видите?», «Отмечаете ли вы какие-нибудь ощущения или искажения в образе тела?», «Насколько Ваши переживания сопоставимы с шизофренией?», «Осознали ли Вы что-нибудь новое относительно психотического процесса?».

В сессиях, где акцент делается на эстетическом опыте и художественном вдохновении, ЛСД субъекты в первую очередь интересуются изменением восприятия форм, цветов и звуков. Они сосредотачивают свое внимание на таких явлениях как сложность геометрических рисунков, динамика оптических иллюзий и богатство синестезии. Они часто пытаются соотнести свои переживания с различными современными течениями в искусстве или с работами отдельных художников. Абстракционизм, импрессионизм, кубизм, сюрреализм и некоторые стили музыки кажутся особенно релевантными с этой точки зрения. Другой типичной чертой этих сессий является внимание к техническим проблемам и сложностям в выражении этих необычных феноменов в художественной форме. Следующие вопросы будут характерны для сессий этого типа: «Ваши видения напоминают работы каких-нибудь известных художников?», «Какой цвет является доминирующим?», «Ваши видения геометричны или объемны?», «Какая техника и какой материал будет лучшим для выражения того, что Вы видите?», «То, что Вы рисуете, изображает то, что Вы видели, или это автоматическое рисование?», «Как Ваша координация?», «Вам сложно сконцентрироваться на рисовании?», «Музыка, которая Вам слышится, напоминает Вам что-нибудь из того, что Вы слышали раньше?», «Какие музыкальные инструменты Вы бы использовали для исполнения этой музыки?», «Вы теперь лучше понимаете современное искусство?».

В психотерапевтических сессиях психолитической ориентации пациентов просят использовать сессии для самопознания и динамического понимания своих эмоциональных проблем. ЛСД явления рассматриваются как сложные символические образы, отражающие важные подсознательные процессы пациента. Различные аспекты опыта систематически дешифруются и используются как ключи к процессу отслеживания источника психопатологических симптомов. Психодинамические установки постоянно освежаются в памяти пациента при помощи таких фраз, как «Постарайтесь понять, почему Вы переживаете именно этот опыт?», «Как Вы думаете, что он означает?», «Это напоминает Вам что-нибудь из прошлого?», «Постарайтесь направить эти агрессивные чувства на их изначальный объект», «Откуда берется Ваш страх? «Проследите его до его источника», «Как Вы думаете, почему я трансформировался для Вас именно таким образом? Может ли это быть связанным с каким-то символическим содержанием?», «У вас есть какие-либо ассоциации или воспоминания, связанные с этим видением?».

В сессиях, главной целью которых является религиозный или мистический опыт, есть явная тенденция игнорировать описательные аспекты, психопатологические явления и травматический материал. Эстетические элементы считаются важными, но основное внимание уделяется над-индивидуальному, трансперсональному и трансцендентальному. В большой степени это также характеризует и психоделическую терапию. В сессиях, направленных на достижение пикового психоделического опыта обычно присутствует очень мало вербального взаимодействия между терапевтом и пациентом. Если же оно происходит, оно состоит их простых директивных указаний, а не из вопросов. Некоторые типичные примеры будут такими: «Не бойтесь умереть, это не настоящая смерть. Как только Вы примете смерть, вы переживете возрождение», «Это не настоящее уничтожение и разрушение – это растворение, растворение во Вселенной», «Постарайтесь использовать музыку – позвольте музыки нести Вас; погрузитесь в нее и оставайтесь с ней, постарайтесь быть музыкой», «Не боритесь с этим, позвольте этому случиться, отпускайте, постарайтесь поддаться опыту», «Мы можем подумать и поговорить позже, сейчас просто испытывайте то, что происходит, будьте собой, просто будьте!».

В ходе моей клинической работы с ЛСД я сделал множество наблюдений, ясно демонстрирующих, что физические и межличностные элементы обстановки могут оказывать глубокое воздействие на природу ЛСД реакции. Большинство случаев, в которых внешние стимулы имели большое влияние на субъекта и были способны изменять его или ее ЛСД переживания, в конце концов, можно объяснить, основываясь на содержании глубинных динамических управляющих систем и их сложном двустороннем взаимодействии с указанными стимулами. Если обстановка включала в себя элементы, которые каким-то образом ассоциируются с компонентами позитивных СКО или позитивных БПМ, они положительно воздействовали на появление приятных или даже экстатических переживаний. В силу того, что такой опыт имеет огромный целительный потенциал и терапевтическую ценность, эти ассоциации следует систематически использовать в психоделических сессиях, и включать в обстановку помещения для процедуры как можно больше элементов, имеющих отношение к этим позитивным системам. Важность этого принципа проверена на опыте и активно используется психоделическими терапевтами.

Комната для лечения должна быть тихой, удобной, со вкусом декорированной и по-домашнему обставленной. Большое внимание следует уделить выбору тканей, картин и цветов. Красивые загородные пейзажи и изящные предметы, тем или иным образом ассоциирующиеся с творческой силой природы, обычно положительно влияют на ЛСД переживания. Это можно объяснить тем фактом, что видения прекрасной природы появляется в контексте БПМ I как часть собственного символизма этой матрицы. Подобным образом, воспоминания о путешествиях в живописные и изобильные места составляют важный слой некоторых позитивных СКО. Существуют достаточные эмпирические доказательства того, что в будущем идеальным местом для проведения психоделических сеансов будут, например, океанские пляжи, маленькие острова, пустыни, леса или рощи, горные озера и старые парки. Чистая вода в любой форме, кажется, имеет особенно сильное влияние на ЛСД субъектов; купание, душ или ванна часто могут рассеять негативные видения и облегчить приход экстатических переживаний. Одним из наиболее важных факторов обстановки является хорошая стереофоническая музыка высокого эстетического качества.

В противоположность этому, элементы, которые обычно ассоциируются с негативными СКО, способны вызывать неприятный ЛСД опыт, если они являются частью обстановки или случайным образом вторгаются со стороны. Крайним примером такой обстановки будет маленькая, некрасивая, тесная и безвкусно обставленная комната, с окном, выходящим на завод, свалку или дымящие трубы, характеризующаяся общей атмосферой химического отравления. Громкие голоса, неприятная музыка, шумы машин, самолетов или сирен скорой помощи являются примером внешнего вмешательства, которое может иметь крайне негативное воздействие на психоделический опыт. По той же причине обстановка сессий не должна напоминать субъекту атмосферу больницы, кабинета врача или лаборатории. Вследствие динамики СКО и БПМ медицинские элементы, такие как белый кафель, медицинские кабинеты, белые халаты, шприцы, пузырьки с таблетками и общая атмосфера стерильности, приводит к проявлению переживаний, связанных с болезнями, операциями, несчастными случаями, болью, мучениями и смертью. По очевидным причинам традиционная атмосфера психиатрической клиники может, в дополнение ко всему, проявить переживания, связанные с заключением в тюрьме, концентрационных лагерях или военных казармах.

Сходное влияние на содержание сессий имеют также и элементы межличностной обстановки. В этом отношении оптимальным будет присутствие на сессии нескольких хорошо знакомых субъекту людей, которым он доверяет; такая ситуация обычно очень положительно воздействует на психоделические переживания. Как будет показано ниже, идеальным решением является пара терапевтов – мужчина и женщина. Частое изменение межличностной ситуации, когда люди, незнакомые субъекту, неожиданно входят и выходят из комнаты, может приводить к негативным последствиям. Это именно та обстановка, которую можно встретить на вечеринках или даже в стенах медицинских институтов, где в помещение для сессий в любой момент может зайти группа студентов, понаблюдать за субъектом, отпустить пару шуток или неуместных замечаний и через некоторое время уйти. Это также соответствует обстановке эксперимента, в ходе которого субъект переводится из одной тестовой ситуации в другую, к нему подключают различные приборы и провода, проводят странные лабораторные осмотры, каждый час берут кровь и просят помочиться в контейнер.

Мы уже упоминали, что определенные физические стимулы обстановки могут серьезно изменять направление сессии, если они случайно совпадут с элементами СКО или перинатальной матрицы, активированной в это время. Это может быть связано с некоторыми случайными звуками; так лай собаки, звук взлетающего самолета, взрыв фейерверка, заводские или пожарные сирены или какая-то мелодия могут иметь особое биографического значение и вызывать у субъекта неожиданную реакцию. Иногда общая атмосфера комнаты, элементы вида за окном, отдельные предметы обстановки и даже самые обычные вещи могут сработать как селективные триггеры этих переживаний.

Тот же механизм наблюдается и в отношении людей, которых субъект видит во время сессии. Разные люди обычно вызывают специфические и дифференцированные реакции. Мы много раз наблюдали ситуации, в которых драматические реакции возникали каждый раз, когда определенные сестры входили в комнату для сессий. Реакции, которые запускались этим, казалось бы, невинным событием, были очень разнообразными и включали в себя сильную дрожь, тошноту и рвоту, сильные головные боли, обесцвечивание видений и возникновение одноцветных галлюцинаций. С другой стороны, в такой ситуации мы также отмечали также и неожиданные видения света, экстатические чувства, ощущения покоя и эмоциональной поддержки. Иногда весь характер сессии менял свое направление просто в результате прихода ночной смены персонала, когда новые сестры попадали в поле зрения субъекта. В присутствии некоторых сестер пациенты чувствовали себя в безопасности и испытывали по большей части положительный опыт, с другими сестрами те же субъекты в тот же сессионный день становились тревожными, агрессивными или подозрительными. Эти различия в большинстве случаев были индивидуальными и биографически детерминированными. Мы не видели, чтобы какие-нибудь сестры всегда, без исключений и просто благодаря своей личности вызывали одну и ту же реакцию, положительную или отрицательную, у всех субъектов.

Последующий анализ обычно позволял объяснить эти особенные реакции на основе личной истории субъекта или его или ее взаимодействия с этой сестрой. В некоторых случаях ключевым оказывалось внешнее сходство сестры с релевантной фигурой из прошлого субъекта, в других – похожесть ее поведения, привычек или отношения к субъекту. Иногда реакции пациентов можно было объяснить тем, что они относили сестру к интерперсональной категории, к которой они имели либо хорошее, либо основанное на конфликте отношение, например, рассматривали ее, как возможного сексуального партнера, опасную соблазнительницу, сексуального конкурента, мать, человека, занимающего зависимое или доминирующее положение, авторитета или персонификацию Суперэго.

Успешная ЛСД терапия требует глубокого понимания значения установки и обстановки для того, чтобы превратить их из источника непредсказуемых проблем и осложнений в мощный инструмент терапевтического процесса.

1. Заинтересованный читатель найдет дополнительную информацию о многоуровневом супер-детермирировании ЛСД опыта в первом томе этой серии, Станислав Гроф, Области человеческого бессознательного (32).

2. Интересно сравнить психоделическую картографию с четырьмя уровнями и стадиями, описанными Р.Е.Л. Мастерс и Джин Хьюстон в их новаторской книге «Разнообразие психоделического опыта» ((R.E.L. Masters and Jean Houston, The Varieties of Psychedelic Experience) (65). Авторы различают (1) сенсорный уровень(эйдетические образы и другие изменения восприятия, измененное ощущение тела, временные и пространственные искажения), (2) воспоминательно-аналитический уровень (переживание важных эмоциональных событий из прошлого, встреча с личными проблемами, межличностными конфликтами и жизненными целями), (3) символический уровень (исторические, легендарные, мифологические, ритуальные и архетипические образы) и (4) интегральный уровень (религиозные озарения, мистическое единство, вдохновение, психологическая интеграция). Первые два уровня обеих картографий демонстрируют очевидное соответствие. Карта Мастерс-Хьюстон не выделят в отдельную группу переживания смерти-возрождения, которые играют важную роль в моей концепции. Их символический и интегральный уровни объединены в картографии, представленной в этой книге, в категорию трансперсональных переживаний.

3. В рамках этой книги мы лишь кратко касаемся значения СКО для динамики ЛСД. Заинтересованный читатель найдет более детальное обсуждение этого вопроса в нескольких клинических примерах моей первой книги «Области человеческого бессознательного» (32). Другим источником информации по этой теме будет книга Ганскарла Лейнера «Экспериментальный психоз» (Hanscarl Leuner, Die experimentelle Psychose (Experimental Psychosis)) (57). Его концепция трансфеноменальных динамических систем похожа, но не идентична идее СКО. Другим подходом к той же проблеме является юнговское определение комплекса (43).

4. В этом контексте интересно отметить поразительное сходство между наблюдениями в психоделической терапии и идеей Абрахама Маслоу о метаценностях и метамотивации (Abraham Maslow) (64), возникшей в результате изучения спонтанного немедикаментозного пикового опыта.

5. Примером терапевтической философии того раннего периода может служить подход доктора ван Райна (Dr. van Rhijn) (2) из Голландии, который на ЛСД конференции представил свое видение психиатрического заведения в будущем. Оно представляло собой систему небольших комнат, в которых пациенты будут проводить целые дни в одиночестве, прорабатывая свои эмоциональные проблемы с помощью ЛСД.

6. Заинтересованный читатель найдет хороший пример ЛСД сессии, целиком прошедшей под влиянием трансперсональных аспектов, в моей первой книге «Области человеческого бессознательного (32) (случай Шарлоты, стр. 224).

7. Описание ЛСД сессии Шарлоты, опубликованное в моей первой книге «Области человеческого бессознательного», стр. 224, включает в себя множество случает иллюзорной трансформации, описанной выше.(32)

8. Заинтересованный читатель найдет полную историю случая Ренаты в моей книге Области человеческого бессознательного», стр. 52 (32).