Убийство Кеннеди

Мы хорошо понимали, что наша страна по жизненному уровню населения отстает от Запада. Нельзя забывать, что несколько раз Советский Союз возрождался из пепла войны. И в то время, когда социализм у нас только строился, капиталистическая система уже имела за собой несколько столетий развития. Поэтому и люди на Западе, симпатизировавшие нам, приезжали в Москву не для того, чтобы грезить о еще более богатом потребительском образе жизни, а прежде всего в поисках идеалов социально более справедливого общества. В большинстве своем, правда, они потом снова возвращались домой.

В конце пятидесятых годов в Соединенных Штатах уже затихал фанатичный, параноидальный, маккартистский антикоммунизм, во времена которого некоторые совершенно безвинные люди попадали за решетку только за то, что читали марксистскую литературу. Западные коммунисты уже не жили в обстановке постоянной прямой угрозы, а их партии действовали в рамках тогдашней парламентарно-демократической системы.

Поэтому эмиграция к нам граждан развитых капиталистических стран, особенно из США, была очень редким явлением. Если нечто подобное происходило, то вызывало наши сомнения: что такому эмигранту у нас надо? Не сложилась жизнь на Западе, и теперь человек намеревается попытать счастья у нас?.. А может быть, он специально проинструктирован и получил особые задания?..

В обстановке взаимного недоверия мы склонялись ко второму варианту. Не был иным и опыт других социалистических стран.

Я уже не могу вспомнить, сколько таких эмигрантов у нас в стране тогда жило, но никогда не было «волны» эмиграции, даже мало-мальски небольшого группового переселения к нам, хотя бы пятидесяти человек одновременно. Однако об одном из таких эмигрантов стоит напомнить.

О том, что на нашей территории живет некий американец по имени Ли Харви Освальд, мне впервые сообщил начальник контрразведки Грибанов в ноябре 1961 года, непосредственно после моего назначения на должность. Освальд приехал к нам и попросил политического убежища в 1959 году, когда председателем КГБ был еще Александр Николаевич Шелепин. Было Освальду тогда двадцать лет, по-русски не говорил, а сведений об армии США, где перед этим служил, особых не имел.

За его спиной не было ничего, что говорило бы о твердости его характера, целеустремленности, выдержке, способности преодолевать трудности. С самого начала он не производил особо обнадеживающего впечатления.

Сегодня, с учетом позднейших событий, большая часть спекулятивных рассуждений ведется, отталкиваясь от того факта, что Освальд якобы убил президента Кеннеди. Отсюда многими исследователями делается вывод, что на лбу Освальда уже с самого рождения было отражено его «насильническое» предназначение. А потому и КГБ в конце пятидесятых годов было обо всем известно, и при том ровно столько же, сколько известно ныне им самим. При этом забывается, что историческая хронология пишется в соответствии с ходом часов, а не против часовой стрелки, и так называемое понятие «с сегодняшней точки зрения» в этом плане бессмысленно.

Итак, какие, спрашивается, секреты мог предоставить Освальд нашей стране после своего приезда в СССР?

Этот момент меньше всего ставился под сомнение как прежними, так и нынешними исследователями, выходившими на «след Освальда» в России, а ведь именно он, по моему мнению, заслуживает хотя бы такой же полезной недоверчивости, как и все остальные в этом так и не раскрытом до конца деле.

Судьба привела Освальда сначала в армию, а потом на американскую военную базу в Японии, где он работал оператором радарной установки. На основе этих фактов многие уже автоматически предполагают, что ему во всех деталях были знакомы самолеты-шпионы У-2, дислоцированные на этой базе, что он имел доступ к секретным сведениям о них. Не был знаком и не имел доступа! Он не знал ничего такого, что не было бы известно нам из других, прежде всего агентурных источников. А доля участия Освальда в том, что в 1960 году Советский Союз сбил самолет Гарри Пауэрса, была нулевой. Он был просто молоденьким радарным оператором, а не конструктором или пилотом.

Если бы Освальд знал хотя бы какие-то секреты, характер последующего нашего общения с ним был бы совершенно иным. Если бы ему были известны подлинные технико-тактические параметры самолета-разведчика, нам не было бы так трудно сбить Пауэрса. Мы сделали бы это не после нескольких часов его полета над советской территорией, а намного раньше.

Предположения, что Освальд и Пауэрс могли даже встретиться на советской территории, вообще смешны и ни на чем не основаны. Пауэрс сидел в тюрьме, а затем сразу же был обменен на Рудольфа Абеля. И вообще Освальд был бы тем последним, кого мы решились бы к нему пустить. Зачем нам надо было об этом даже размышлять, ради какой такой выгоды?

Из грибановской информации следовало: при первоначальных вопросах и разговорах Освальд не сообщил работникам КГБ никаких секретов. Сам он представлялся человеком странным, невыразительным, не подавал никаких надежд на свое возможное использование в будущем, на проникновение с его помощью к какой-нибудь информации. Сточки зрения шпионажа выглядел фигурой, которую невозможно использовать.

В Москву Освальд приехал не потому, что был убежден в достоинствах марксизма, а из-за того, что в самих США его якобы не устраивали условия. Он хотя и сказал, что испытывал симпатию к нашей стране, однако производил такое впечатление, словно и сам не знает, чего ему надо.

Формально вопрос, будет или не будет предоставлено Освальду политическое убежище в нашей стране, решали не чекисты, а ОВИР— соответствующее учреждение при Министерстве внутренних дел, занимающееся выдачей паспортов и дающее разрешения на выезд за рубеж и въезд к нам иностранцев. После советов с КГБ и взвешивания «за» и «против» Освальду было в его просьбе отказано.

Здесь я хочу остановиться и рассеять возникавшие домыслы: а не работал ли на нас этот молодой человек еще раньше, до того как добрался до Москвы? Ведь на базе в Японии его якобы видели с фотоаппаратом на шее.

Отвечаю: если бы он сотрудничал с нами, мы никогда бы не отказали ему в просьбе. И какой вес может иметь тот факт, что Освальда видели с фотоаппаратом, в качестве доказательства его связей с КГБ?

Однако если учесть все последующие обстоятельства, то можно, пожалуй, задаться и таким вопросом: а не стремился ли сам Освальд к тому, чтобы его заметили с фотоаппаратом на военном объекте? Может быть, он сам хотел, чтобы его в чем-то заподозрили?..

На отказ предоставить ему политическое убежище американец отреагировал способом, который возбудил еще большие сомнения: он вскрыл себе вены. И сделал это так, что было невозможно с полной уверенностью определить, действительно ли он хотел покончить жизнь самоубийством или это было искусное театральное представление. Изначальные признаки, скорее, указывали на вторую вероятность. Поэтому в наших записях весь инцидент был обозначен как «попытка вскрытия вен», а не как неудавшееся самоубийство.

КГБ, выбирая себе агента, должен быть прежде всего уверен, что тот в серьезных обстоятельствах не обманет и не подведет. Завербовать кого-то, кто с самого начала проявляет— сознательно или неосознанно— непонятную нервную лабильность, означает, что рано или поздно, но непременно возникнут серьезные проблемы. Привлечь к сотрудничеству человека типа Освальда после таких с ним историй мог только чекист-новичок.

В конце концов драма завершилась согласно желанию Освальда. Верховный Совет СССР все-таки предоставил ему политическое убежище. Здесь, я думаю, немалую роль сыграло и то, что в Центральном Комитете партии за американца заступилась член Президиума Екатерина Алексеевна Фур-цева, которой руководило простое человеческое сочувствие. И мы, и Министерство иностранных дел, вовсе не разделявшие ее мнения, махнули тем не менее рукой и сказали: «Ладно, пусть живет у нас».

Однако новоиспеченный политический эмигрант по-прежнему оставался недоволен. Он, очевидно, предполагал, что поселится в Москве, однако такого добиться было уже сверх его сил.

Шелепин и Грибанов пришли к совершенно правильному выводу, что оставить подобного человека в столице, где находится множество центральных учреждений и дипломатических представительств, значит, подвергать себя определенному риску. Нельзя было исключить опасности провокаций. Наименьшим злом могло стать поползновение «нового гражданина» регулярно наносить нам визиты, выдвигать новые и новые требования.

Целесообразнее всего было бы послать Освальда в Прибалтику. Условия европейской части СССР давали надежду на его достаточно быструю акклиматизацию, и его нежелательное появление в Москве практически свелось бы к нулю.

Однако от такого предложения американец отказался. Он предпочел создать свой новый дом в Минске. Такой выбор определился прежде всего возможностями его будущей работы.

Таким образом, все «дело Освальда» оказалось в ведении белорусской контрразведки. Отныне местные чекисты лишь изредка оповещали оперативных работников центра, занимавшихся американскими вопросами, о жизни своего подопечного.

То, что контрразведка по-прежнему за ним присматривала, нельзя считать непонятным. В практике секретных служб бывали и такие агенты, которые жили на новом месте и пять, и десять лет и только потом активизировались. Безоглядно верить именно Освальду у нас с самого начала не было не малейшего повода.

С учетом имевшихся у Освальда знаний в области радиотехники он начал работать на заводе, выпускавшем радиоприемники и телевизоры. Работа ему была поручена не слишком квалифицированная. А как иначе? Ведь он не умел еще говорить по-русски. И заработок выходил не слишком большим, однако причин быть недовольным у него, на мой взгляд, не было.

Теперь самое время объяснить и другую «загадку», вызывавшую всякие сомнения. Как это, мол, ненадежный американец мог работать на заводе, где было «страшно засекреченное» отделение, занимавшееся исследованиями и созданием техники для космических программ?

Секретные отделы, работавшие на оборонную промышленность, существовали на многих крупных предприятиях. Они занимались выпуском техники, пригодной для использования в военной области. Однако доступ к ним был очень ограничен, и пути обычного рабочего никак не пересекались с путями тех, кто работал там. Ведь и не каждый американец, посетивший Белый дом, знает, какие карты в данный момент держит в руках президент Соединенных Штатов. Существовало множество способов, как надежно изолировать Освальда и ему подобных от важных секретов производства.

Интереса к повышению квалификации Освальд не проявлял, а к изучению марксизма — тем паче. Он превратился в обычную серую личность, особенностью которой было лишь то, что это был американец. Увлекался танцами, веселился с девчатами. Еще вступил в кружок охотников, однако, хотя и был в прошлом солдатом, удивил всех своим неумением как следует стрелять. И такие подробности были отражены в наших записях.

На одной из вечеринок Ли Харви Освальд познакомился с девушкой по имени Марина. Как говорили, он не был первым иностранцем, с которым она завела дружбу, а их последующая свадьба вызвала всеобщее удивление. Мнение, что именно мы ему выбрали жену, как это утверждается в некоторых публикациях, совершенно несостоятельно: он просто не дал нам такой возможности. Да и зачем нам это было нужно? Кто мог предполагать, что иностранец так быстро утратит симпатии к нашей стране и захочет вернуться домой? А для контроля за ним в Минске жена-агентка вовсе не была нужна.

С течением времени я склоняюсь к тому, что свадьба иностранца с русской женщиной могла быть составной частью заранее готовившегося плана. Если уж тогда Освальд знал, что вскоре снова вернется в Соединенные Штаты, то девушка Марининого типа была бы ему благодарна хотя бы уже за то, что он берет ее с собой. И даже если бы в будущем он ее оставил, уже после реализации разработанного плана, она не стала бы предъявлять к нему слишком больших претензий. Человек, твердо знающий, что он хочет у нас остаться насовсем, выбирал бы себе жену, наверное, намного старательнее.

Пребывание Освальда в Минске длилось примерно два с половиной года. В то время, когда он подал прошение разрешить ему вернуться за океан, в кабинете председателя КГБ уже управлял делами я.

Жизнь у нас Освальду перестала нравиться. Не по душе оказалась, и работа. Просто он ожидал чего-то иного, а не того, с чем ему пришлось столкнуться.

В тот момент, когда Грибанов сообщил мне о желании Освальда снова вернуться в Соединенные Штаты, я не сомневался ни минуты: сделайте все, чтобы он уехал как можно быстрее и чтобы больше наши пути не пересекались никогда. От таких людей следует держаться подальше. А если он хочет ехать вместе с женой, пускай едет. И скажите ему не «до свидания», а «прощай»! Таково было мое решение.

Об этом я сразу же сообщил в Президиум Верховного Совета СССР: тот давал Освальду политическое убежище, пусть сам и изменяет свое решение. Формальный акт был осуществлен быстро — МИД нас полностью поддержал. Освальд снова стал американцем и мог отправиться домой.

Если бы мы чинили препятствия и не позволили Освальду уехать вместе с женой, то такой человек, как он, вернувшись на родину, мог бы развязать бурную кампанию в печати, поднять против нас общественное мнение. К тому же не отпускать ее у нас не было никаких причин: она была далека от каких-либо наших секретов, а если уж ей приспичило пулей выйти замуж, так пусть получает, что хотела.

В тот момент окончательно оборвалась связь Ли Харви Освальда с Советским Союзом. Со спокойной душой и чистой совестью могу заявить, что ни его жену Марину, ни его самого КГБ никогда не стремился завербовать в свои агенты или использовать каким-либо иным способом.

Тем не менее предполагаемый «убийца» Кеннеди еще раз попытался приблизиться к нашим учреждениям. Спустя какое-то время он появился в советском посольстве в Мексике. Потом посетил и кубинцев. Вел себя странно, было непонятно, чего он добивается. Потом стало ясно, что ему хотелось создать впечатление, что его связи с русскими не были прерваны.

22 ноября 1963 года весь мир был потрясен сообщением о покушении на американского президента Джона Фицд-жералда Кеннеди в главном городе штата Техас— Далласе. Весть о том, что предполагаемый убийца — Освальд, шокировала нас не менее, чем американцев.

Прямолинейное утверждение, что за покушением стоит Советский Союз, даже поначалу не очень-то разделялось в мире— не хватало убедительного мотива. Кеннеди в свое время относился к числу принципиальнейших политиков с реальным взглядом на нашу страну и одновременно с чувством ответственности за поддержание мира. За более или менее удачное разрешение Карибского кризиса мы могли бы быть ему, скорее, благодарны, несмотря на критику, звучавшую со стороны экстремистов в высших американских кру-гах, коривших президента за якобы слишком мягкое отношение к Кубе и Кастро. Кеннеди все-таки добился своего. Чего нельзя с такой же уверенностью сказать о его преемнике Линдоне Джонсоне.

Удачное исполнение любого плана, в том числе и замысла убийства, никогда не бывает стопроцентно гарантированным.

Я не могу представить себе, чтобы кто-либо из советских руководителей мог взять на себя ответственность за смерть высшего американского государственного деятеля и за те катастрофическое последствия, которые для нас и для всего мира означало бы раскрытие подобной взаимосвязи.

А чего бы мы тем самым достигли? Ничего, кроме самого факта грязного устранения политика, с которым, в отличие от других, можно было договариваться, человека, против которого мы хотя и боролись пропагандистскими способами, но одновременно и ценили, и уважали больше, чем его конкурентов.

Американской общественности подобным покушением на высшего представителя страны мы продемонстрировали бы не силу, а лишь собственную тупость, а также безжалостность системы, которая после 1956 года наметила себе путь к гуманизации жизни и определила ее как свою главную цель. В любом случае ход событий обернулся бы против нас.

Многие американские журналисты все это понимали, и, хотя из числа потенциально подозреваемых нас никогда полностью не исключали, в серьезных средствах массовой информации эта антисоветская нота раскручивалась сравнительно мало. И если и звучал подобный мотив, то репортеры больших американских газет, влиятельных журналов и основных телевизионных корпораций сами никогда прямо не нападали на КГБ, а довольствовались лишь цитатами из обвинений, взятыми из небольших изданий и других источников второстепенного значения.

Насколько мне известно, за весь период «холодной войны» не было отмечено ни одного подлинного случая, когда бы ЦРУ предприняло попытку организовать покушение на высшего представителя Советского правительства или Коммунистической партии. И КГБ, в свою очередь, не предпринимал подобных попыток в отношении американских президентов. Если бы подобный план когда-либо существовал, даже задолго до моего прихода на Лубянку, я о нем непременно бы узнал. Просто такого плана не было в природе…

В сложной обстановке, наступившей после трагедии, поначалу мы ориентировались при помощи американской печати и других средств информации. Через два дня после событий в Далласе хаос возрос еще больше: некто Джек Руби убил Ли Харви Освальда.

Мы старательно анализировали все сведения, которые до нас доходили, и пытались в пестрой мозаике фактов проследить хотя бы какую-то логику. Не является ли абсурдным то, что в непосредственной близости от предполагаемого убийцы президента вдруг оказывается владелец ночных баров Руби с пистолетом в кармане? А куда же смотрела полиция? Почему здесь оказался именно Руби, который не был сообщником Освальда и стрелял не в полицейского, а именно в арестованного? Что столь опасного мог рассказать Освальд в ходе следствия и на суде?

Я распорядился, чтобы к нам из Минска привезли все материалы об Освальде. Его досье — записи бесед, фотографии — не было слишком объемным. В тонкой папке не содержалось ничего особенного.

Поговаривали, что в Минске якобы никто не смел рассказывать о пребывании там Освальда. Нет, я таких указаний не давал, однако не могу и исключить, что подобный запрет существовал. Он мог родиться по инициативе местных, республиканских или городских органов. Мотив его прост: до времени молчать, пока не выяснится что к чему, а то разговоришься с безответственными журналистами, а потом еще обвинят бог знает в чем и тебя самого.

Первая информация об Освальде из КГБ была передана прямо в руки Никиты Сергеевича Хрущева. С официальным заявлением по поводу убийства Кеннеди наша страна выступила очень скоро после событий, и все сведения об Освальде были абсолютно правдивыми. Телеграфное агентство Советского Союза (ТАСС) опубликовало заявление для печати, копии материалов получило и советское посольство в Вашингтоне. На основании наших материалов министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко проинформировал также наши представительские учреждения во всех странах мира, чтобы их работники имели под рукой необходимые материалы и могли своевременно и правильно реагировать на задаваемые вопросы.

Первому заместителю председателя Совета Министров СССР Анастасу Ивановичу Микояну, который возглавлял советскую делегацию на похоронах Кеннеди, я тоже перед его отлетом передал двухстраничную информацию об Освальде, о его отношении к нам и о нашем к нему. У нас не было ни малейших причин утаивать что-либо существенное. Больше того, сокрытием конкретных фактов мы бы подозрение против нас только усилили.

С начальником разведки Сахаровским мы не раз возвращались к тем событиям. Анализируя образ жизни Освальда, рассматривая его под углом зрения случившегося позже, мы склонялись к тому, что этот странный американец загодя и старательно разрабатывал свою легенду. Я даже прочитал, что он якобы вел дневник (правда, мне это стало известно позже, а во время работы в КГБ я ничего этого не знал).

Нам не верилось, чтобы все это мог придумать только он сам: вроде бы коммунист, человек прокубинекой ориентации (хотя бы так, если уж об этом Запад знает), русская жена, был в Советском Союзе… Знал ли он, для какой цели его собираются использовать? В это трудно поверить…

В ходе дальнейшего анализа мы пришли к выводу, что за убийством американского президента вовсе не обязательно должны были стоять ЦРУ или ФБР. В равной мере могла идти речь о могущественных кругах, связанных с техасскими нефтяными королями, о ком-нибудь из тех, у кого Кеннеди стоял на пути. Для осуществления таких замыслов Даллас был идеальным местом. Такие люди уже однажды, в 1960 году, взяли верх в тихом сражении против Кеннеди: во время избирательной кампании они добились, чтобы кандидатом в вице-президенты стал Линдон Джонсон. Из агентурных источников нам стало известно, что, будь на то воля самого Кеннеди, вицепрезидентом, то есть вторым человеком в США и преемником в случае гибели или естественной смерти президента, Джонсон никогда бы не стал.

Я и по сей день убежден в том, что в Кеннеди стрелял кто-то другой, а не Освальд. Освальд оказался «жертвенной овцой», хладнокровно убитой в тот момент, когда наконец появилась возможность рассказать правду.

За его спиной была проведена в высшей степени профессиональная, всесторонне продуманная и хорошо скоординированная работа, нацеленная на физическую ликвидацию главы государства. Способ осуществления этой акции, основанный на точной координации действий, практически исключает саму мысль о подготовке заговора иностранцами. Как кубинская эмиграция, не простившая Кеннеди его «чрезмерного внимания» к режиму Кастро, так и кто-либо другой не смогли бы без досконального знания местности, без достаточного количества исполнителей изготовить столь точно идущий часовой механизм и запустить его в нужный момент.

Теорию убийцы-одиночки я тоже никогда не приму. Не считали ее правдоподобной и мои товарищи по работе в КГБ, с которыми в конце 1963 года мы обменивались мнениями.

Что касается всестороннего официального анализа возможных причин убийства Кеннеди, то советские органы безопасности его не проводили. Ведь нас от места событий отделяло несколько тысяч километров, и доступ к информации был весьма ограничен. Определенные выводы для себя сделало тогда американское отделение разведки. А потом уже этой историей занимался каждый сам по себе. Прежде всего из любопытства, не переставая удивляться при этом, как такое вообще могло случиться.

В 1968 году, когда я уже работал на Украине, произошло убийство еще одного из братьев Кеннеди — Роберта. В этот раз мои сомнения по поводу теории убийцы-одиночки — теперь какого-то странного араба — еще больше укрепились.

Убийцы Джона Кеннеди никогда не допустили бы Роберта Кеннеди к президентскому креслу. Способный и решительный человек, к тому же бывший министр юстиции, он, вне всяких сомнений, сделал бы все, чтобы найти далласского убийцу и наказать его по всей строгости закона!

Загрузка...