Глава 26

Как только лейтенант медицинской службы Дмитрий Ефремов ступил на борт испанского галеона, в ноздри ему сразу ударили запахи нечистот и немытых человеческих тел. Испанские моряки расположились на палубе так плотно, что свободного места почти не осталось. И между людьми приходилось буквально протискиваться, как в переполненном автобусе. Галеон имел в длину не больше тридцати метров при наибольшей ширине метров десять. И разместить на такой площади три сотни человек не очень-то получалось. Потому немалая часть пленных вынужденно оставалась внизу, внутри корабля.

А оттуда, снизу, из люков как раз и несло нечистотами больше всего. И в трюмах, наверняка, расплодились крысы. Ужасные условия обитания на трофейном корабле, конечно, никаким гигиеническим нормам не соответствовали. И Ефремов понимал, насколько все эти люди хотят поскорее сойти на берег. Вот только, учитывая сложившуюся ситуацию с антисанитарией, их всех придется заставить ждать и дальше, пока на берегу не построят карантинные бараки. А потом испанцев придется прогонять через карантин, дезинфекцию и баню. Пробираться прямо сейчас далеко вглубь галеона Ефремов не собирался, поскольку гигиеническое состояние судна было понятно с первого беглого осмотра, и все недостатки были видны, что называется, невооруженным глазом. Потому Дмитрий хотел ограничиться только разговором с самым главным, то есть с капитаном испанцев, чтобы договориться о предстоящей санитарной обработке.

Поскольку переводчицу Саркисян ему выделить не рискнул, Ефремову приходилось полагаться только на собственное знание английского языка. И он сразу же спросил испанцев по-английски, где их командир. Но, все только замолчали, услышав английскую речь, уставившись на молодого врача, словно немые. Ефремов просто не сразу сообразил, что для испанцев англичане — это враги. И словами, сказанными на английском, он рисковал спровоцировать бунт на корабле.

Но, обстановку разрядил тот самый испанец Диего, которого Ефремов уже видел на эсминце во время переговоров о капитуляции. Он крикнул врачу, что сам подойдет, а, подойдя, первым делом взял Дмитрия под локоть, выведя его обратно за борт галеона на сходни, где, на виду у охранников с автоматами, сказал на английском:

— Вы, сеньор, говорите на языке нашего врага. И ни один человек на этом корабле не ответит вам без моего приказа.

— Простите, сеньор Диего, но я, к сожалению, не знаю испанского, — пробормотал Дмитрий.

— Я вас уже видел на сером корабле рядом с пленным пиратским капитаном. Кто вы и зачем явились? — поинтересовался испанец.

— Я судовой врач. И мне необходимо предотвратить распространение болезней, уничтожив паразитов. А для этого нужно всех ваших людей, да и вас лично, вывести в карантинную зону, побрить наголо, продезинфицировать, вымыть и попарить в бане. А еще и переодеть в чистое. Ваш же корабль предстоит обработать хлоркой и выгнать с него всех крыс, а потом вычистить и покрасить все изнутри свежей краской. И делать это предстоит постепенно. Для начала всем вам придется посидеть на корабле до тех пор, пока не построят временные бараки, предназначенные для карантина, вон на том островке, а потом еще и в самом карантине посидите недели две, — объяснил Ефремов.

— То, что вы предлагаете, противоречит нашим традициям. Многие мои люди просто боятся мыться и стричь волосы из суеверного страха потерять защиту Господа, — сказал Диего.

Доктор воскликнул:

— Но, это же полная ерунда! Неужели же лучше, чтобы заедали блохи? Я же предлагаю избавить всю вашу команду от них навсегда. И это является разумной и совершенно необходимой мерой, чтобы наши матросы не заразились от ваших!

* * *

Несмотря на все причитания судового врача Ефремова, Саркисян не вернул обратно на галеон те два десятка испанцев, которых уже успели выпустить на берег, оформив на каждого из них документы по стандартам даже не 1957-го года, а 2023-го с цветным фотографированием и заведением личных дел в электронном виде. Чему, конечно, поспособствовали обе яхтенные стюардессы, знающие и испанский, и оргтехнику. Они обе, оказывается, провели в Испании немало лет. Лена была замужем за испанцем и четыре года прожила с ним в Мадриде, пока они не расстались. А родители Зои купили виллу в Испании возле Аликанте. Эта девушка происходила из достаточно богатой семьи. Зоя могла бы легко стать обыкновенной бездельницей, как и многие «золотые детки», однако, ее желание работать на яхте было личным осознанным выбором, формой протеста против тирании собственных родителей.

Когда старшая стюардесса Настя, которая тоже немного знала испанский, сообщила им новость, что срочно требуются девушки, владеющие испанским на хорошем уровне для работы с пленными на берегу, Лена и Зоя сразу обрадовались. Ведь они обе уже очень сильно хотели на берег. Тем более, что на «Богине» уже всем по громкой связи объявили, что Гуам, оказывается, будет с этого момента не американской военной базой, а советской. Да и весь остров теперь переименован в Советский. И обе подруги восприняли это известие, как радостное, потому что после тревожных суток полной неопределенности, перед ними начали вырисовываться хоть какие-то перспективы.

Что Лена, что Зоя прекрасно знали, что остров этот вполне курортный с тропическим климатом и вечным летом. А на курорте жить, конечно, совсем неплохо. Тем более, что военно-морская база предполагала наличие множества моряков, а значит, постоянное мужское внимание со всех сторон девушкам было обеспечено. Потому обе они с большим энтузиазмом начали помогать этому армянину Саркисяну в налаживании учета пленных. Ведь он показался им обеим мужчиной видным и симпатичным. Во всяком случае, поджарый Саркисян Лене и Зое нравился гораздо больше, чем пузан с залысинами Соловьев. Обе сразу смекнули, что повод для того, чтобы поближе познакомиться с начальством имеется отличный. А других офицеров из начальства, теперь уже не отдельного эсминца, а целой военно-морской базы, они пока и не видели.

* * *

Когда над бывшей бухтой Апра, уже переименованной командованием в бухту Социалистическую с гаванями Большой Социалистической и Малой Социалистической, с полуостровом Коммуны и мысом Коммунизма, в горячем небе тропического октября на небольших облаках начало разливаться золото закатных лучей, небольшая сцена уже была построена. А напротив нее возле берега пленные испанские моряки, работая совместно с советскими матросами, успели освободить от растительности довольно большой участок берега, примыкающий к узкому песчаному пляжу. Одновременно напротив трофейного галеона быстро возвели две сторожевые вышки для караулов, на которых сразу же начали дежурить по двое автоматчиков мичмана Ярового. Возле самих сходней поставили караульную будку, обшитую бамбуком и покрытую крышей из пальмовых листьев. А напротив этой будки, в которой тоже дежурили автоматчики и расположился сам мичман, находился тот самый наскоро сколоченный стол под навесом, за которым руководил фильтрацией пленных замполит.

Судовой врач Ефремов все-таки сумел уговорить и испанского капитана, и Саркисяна, что завтра начнет вывозить пленных с галеона-дебаркадера небольшими партиями на островок у входа в гавань, который так сразу и назвали Карантинным. А тех испанцев, которых Саркисян уже выпустил на берег, всех собрали, посадили на баркас и отвезли на этот скалистый остров, отделенный от мыса узкой протокой с сильным течением. Их снабдили необходимыми инструментами, чтобы начинать строить на этом клочке суши длинной метров триста, временные жилища. Вытянутый с севера на юг поперек мыса островок представлял собой с трех сторон скальные отвесные стены высотой метров в тридцать. И только со стороны между мысом и самой бухтой находился откос градусов в сорок пять, по которому было возможно забираться от самой воды наверх, на широкую плоскую вершину, поросшую тропической растительностью.

* * *

Ступив на берег, Лаура поймала себя на мысли, что недавно даже представить себе не могла такого. Еще пару суток назад она совсем не думала, что скоро ей придется готовиться к концерту на таком далеком и загадочном острове, где солнце светит ярко, а чистейшее лазурное море ласково омывает белоснежный песок. Здесь уже царила какая-то особенная атмосфера. В гавани на якорях стояли не только «Богиня» и эсминец, но и старинные парусники, как с картинок. Между кораблями сновали катера. А весь берег покрывали живописные рощицы сочной тропической растительности, на фоне которых празднично выглядели развешенные повсюду красные флаги. Все вокруг казалось Ларисе Ивановой наполненным ожиданием чего-то волшебного и необыкновенного. Ведь она еще никогда не выступала в подобном месте.

Рослые бледные матросы с эсминца вместе с низкорослыми коренастыми обросшими и загорелыми испанцами готовили площадку к предстоящему мероприятию. А Михаил Кардамонов помогал музыкантам устанавливать звуковое оборудование там, где уже возвели для предстоящего выступления небольшую сцену. Концерт, посвященный высадке на остров, обещал стать настоящим культурным событием. Все моряки находились в предвкушении выступления известной уже им певицы Лауры. Ведь она пела для них еще на Тиниане.

И Лаура-Лариса чувствовала за собой ответственность, чтобы сделать для всех этот вечер незабываемым. Ларисе казалось, что в жарком воздухе уже витает какое-то радостное волнение, и даже испанцы, казалось, ждали ее выступления с нетерпением. Во всяком случае, все они смотрели на нее своими черными глазами с нескрываемым интересом, оборачиваясь и пожирая взглядами ее фигуру. Конечно, Лариса отдавала себе отчет, что совсем не является звездой мировой эстрады. Но, с другой стороны, она прекрасно понимала, что ни одной конкурентки у нее на этом острове нет. И все внимание зрители будут дарить только ей. Потому она была готова исполнить лучшие хиты, чтобы зажечь вот эту свою публику массой положительных эмоций.

* * *

Когда Совет старейшин собрался, магалах Ках-Элеха, надевший свой церемониальный наряд из разноцветных птичьих перьев, улыбался, показывая всем свои черные зубы. Однако, улыбка его не была доброй. А искривленный рот говорил окружающим о презрении к врагам и к смерти. В облике немолодого магалаха ощущалась сила и готовность пойти на крайние меры, если Совет чаморри так решит. Главные старики и старухи довольно долго совещались друг с другом, но все-таки решили собирать войска, не вступать пока в войну с чужеземцами, раз они еще не напали, но призвать воинов на всякий случай. От новых пришельцев с огромных кораблей никто не ждал ничего хорошего. И им нужно обязательно продемонстрировать не слабость, а готовность биться. Так решил Совет.

После того, как старейшины чаморри свое решение утвердили, поговорив с колдунами, общающимися с духами предков, и яркое плетенное знамя бабао было поднято над священной поляной, магалах встал на священный камень и затрубил в большую раковину куло. А те воины из его личного отряда, кто всегда находился поблизости от своего магалаха, видя знамя поднятым и слыша призыв вождя, тут же кинулись разносить весть о призыве по всему острову. И вскоре большая поляна перед деревней начала наполняться народом. Загорелые воины с копьями, с пращами и с дубинами начали приходить со всех сторон, подтягиваться из разных поселений, собираясь в большие отряды. А на воде возле ближайшей рыбацкой деревни собирался флот с косыми парусами.

Загрузка...