Луна над Таити

ПРИКЛЮЧЕНИЕ ЗА МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ

Отыскать Рери, девушку с Таити, незадолго до войны выступавшую в польских фильмах, было отнюдь не легким делом. В Папеэте еще не додумались до точного учета населения, когда Рери уже давно перестала быть центром внимания Таити эпохи реактивных самолетов. Можно сказать, что она уже перестала быть местной знаменитостью, но все еще продолжала возбуждать любопытство. Богатые француженки, с давних пор живущие на острове, знают ее и наслышаны о ней. Они презрительно кривят губы: ее можно зиять, но с ней не принято общаться… Богатые французы, с давних пор живущие на острове, используя момент, когда их супруги заняты обсуждением столь важного события, как открытие косметического кабинета, шепчут мне на ухо: «Иди к Кинюсу, или в кабак «Голубой воротник», или в какой-нибудь матросский притон — там ее наверняка можно найти…»

Рери, пожалуй, не ведет больше разгульной жизни, раз я четыре вечера просидел в кабаке «Голубой воротник» и ее не встретил. Не собираюсь жаловаться, — много чего мне довелось увидеть в этом притоне, куда запрещен вход несовершеннолетним девушкам. В кабаке нет двери, только занавес из колыхающихся на сквозняке шнуров с нанизанными бусами. Из-за занавеса доносится шум оркестра, нарушая тишину таитянской ночи, ударяет в нос перегар пива и виски, вырываются клубы табачного дыма.

Девушки из «Голубого воротника» ведут спокойную и однообразную жизнь, напиваясь здешним пивом или даже — если попадется посетитель пощедрее — датским или голландским. Идиллию иногда нарушают полицейские патрули в шортах и расстегнутых рубахах. Полицейские становятся у стойки бара, сдвигают фуражки со лба, обильно покрытого потом, пристально оглядывают зал. Кивком подзывают какую-нибудь девушку.

— Сколько тебе лет, соплячка?

Девушка, которую назвали соплячкой, нехотя высвобождается из объятий светловолосого матроса, поправляет на груди паро, сдвинувшееся во время прелюдии матросских ухаживаний. Она встает перед начальником патруля, кокетливо проверяет, на месте ли большой алый цветок, приколотый к ее блестящим черным волосам. Полицейский без особой уверенности проверяет, на месте ли она сама…

— Сколько тебе лет, соплячка? — повторяет он.

— Восемнадцать, мсье.

— В планах на будущее или сейчас?

Девушка не понимает шутки. Она слабо знает французский. Об удостоверении личности она, разумеется, не слышала никогда в жизни. Вчера только прибыла с архипелага Туамоту, подстегиваемая удивительным инстинктом островитян — ее далекие предки пересекали океан вдоль и поперек на своих лодках. Девушка села на принадлежащее китайцу судно, спала на палубе. Днем бродила по улицам Папеэте, разглядывала прекрасные витрины. Вечером ее приманила сюда музыка.

Полицейский окидывает взглядом стройную фигурку. Он пожимает плечами, здесь ничего не добьешься. Видно, другие девушки успели внушить ей простую истину: мол, белые люди не позволяют любить слишком рано, но этого запрета не следует принимать всерьез. Полицейский кивает товарищам, и они исчезают за завесой, отделяющей спокойную улицу от шумного мирка матросского кабака.

Добрый вечер, пани!

Итак, Рери вовсе не бывает там столь часто, как это кажется не особенно симпатизирующим ей людям. Но только она появилась, бармен сразу показал мне ее. Здешний бармен — это, пожалуй, коктейль из всевозможных рас. Какой-нибудь предок из прекрасной Франции, несомненно, передал ему любовь к деньгам, столь чуждую островитянам. Глаза у него явно раскосые, должно быть, его бабушке очень захотелось иметь ситец из китайской лавки, но у нее как раз не было с собой денег. Зато от своих таитянских предков он унаследовал коричневую кожу, мускулистую фигуру и любопытство дитяти природы.

Бармен никак не мог взять в толк, почему я так добиваюсь встречи с бывшей звездой экрана. Открыв очередную жестянку с пивом, он долго разглядывал на свет стакан и, протирая его быстрыми движениями маленького полотенца, терзался неудовлетворенным любопытством. Постоянные посетители тоже строили всяческие предположения. Кто-то решил, что, возможно, Рери провинилась и я пришел из полиции. Девушки подозревали всякие сердечные дела. Они молча переживали, что белый попаа не обращает внимания ни на одну из них, поджидая не первой уже молодости Рери. Таксист, высматривающий клиентов среди матросов, высказал как-то вечером догадку, что, вероятнее всего, Рери должна мне деньги. Это предположение постоянные посетители пропустили мимо ушей. Здесь Рери пользуется репутацией солидной особы.

Как бы то ни было — нашей встречи дожидались с интересом. И однажды вечером она состоялась. Балансируя ведерком со льдом, бармен, не без волнения, показал мне полную высокую женщину в небольшой ложе за столиком, с которого не успели еще убрать добрый десяток жестянок от пива, выпитого большой компанией. Эта самая компания как раз отчалила неуверенной походкой в «Вайма» или какой-нибудь другой кабак поблизости.

Я подошел к столику. «Добрый вечер, пани!» — сказал я по-польски. Рери посмотрела на меня каким-то странным взглядом. Мне показалось, будто она перенеслась вдруг в другой мир. Губы у нее вздрогнули, глаза стали влажными. Она ничего не говорила, и молчание продолжалось довольно долго.

Как раз в это время бармен очутился возле нас. Его взгляд, устремленный на меня, красноречиво говорил, что гостеприимство может скоро прекратиться, причем весьма стремительным образом. Он многозначительно вытирал о передник свои волосатые лапищи. Татуированная над запястьем девушка колыхалась на буграх мышц бармена. Для него ситуация была совершенно ясной. Молчаливый пришелец наконец открыл рот и обидел Рери. За такое во всех матросских кабаках принято бить по зубам.

Однако в тот вечер в кабаке «Голубой воротник» не дошло до кровопролития и никто не лишился зубов. Рери обрела дар речи и по-таитянски перевела бармену странное слово на странном языке, значение которого она запомнила еще с тех давних времен.

Нет, Рерц уже не говорит по-польски и понимает лишь немногие отдельные слова. Она помнит еще песенку, которую пела когда-то в Польше. Следом за ней эту песенку исполняли певицы танцевальных оркестров в городах и городках, пытаясь украсить иностранным акцентом родную речь и намеренно повторяя грамматические ошибки певицы Рери.

«Табу», которое продолжается

Вся эта удивительная история началась очень давно. 7 июля 1929 года на Таити прибыли два господина. Их звали: Фредерик Мурно и Робер Д. Флэрти. Они составляли акционерное общество под гордым названием «Мурно — Флэрти продуксьон», которое должно было снимать фильмы на островах Южных морей. Финансовые основы общества были крепкими, однако здоровье его компаньонов оставляло желать лучшего — пароход с экспедицией на борту угодил в ураган.

Сценарий был предельно прост. Речь в нем шла о судьбе девушки-островитянки, которую вождь отметил проклятием или табу.

Господа Мурно и Флэрти отдохнули после невзгод путешествия и стали подыскивать девушку, которая подошла бы к их сценарию. И тогда-то они встретили Рери.

Рери исполнилось 17 лет. У нее было продолговатое лицо с классическими чертами, волосы цвета вороньего крыла и фигура нимфы. Она любила жизнь и красивых парней, не знала забот и болезней. И она согласилась сниматься в фильме под названием «Табу». Господа Мурно и Флэрти на ломаном англо-французском языке объяснили ей роль. Рери считала все происходящее замечательной игрой и даже не предполагала, что вступает на путь, который белые люди определяют как головокружительную кинокарьеру.

Рери обладала врожденным сценическим талантом. В то же время она не имела малейшего понятия о регулярной работе. По здешнему обычаю, она шла спать, когда чувствовала сонливость — независимо от времени дня. Однажды, к примеру, после сложной подготовки начались съемки сцены, происходящей на рассвете, — и тут обнаружилось, что звезда пропала. Ее разыскивали далеко от места съемок, когда солнце стояло уже высоко в небе. Она танцевала и пела на маленькой полянке, казалось очень счастливой и радостно встретила взбешенных компаньонов. Она искренне их любила и не могла понять, почему они сердятся, когда мир так прекрасен и так чудесно жить на свете…

В любовных сценах Рери проявляла столько изобретательности, что господам Мурно и Флэрти пришлось урезонить ее актерский темперамент, не то могли бы возникнуть неполадки с цензурой. По сценарию актриса должна была покинуть Таити и уплыть, спасаясь от табу, на другой остров, где ей предстояло влюбиться в молодого искателя жемчуга. Постановщики облегченно вздохнули, когда Рери вместе с ними села на нанятый пароходик. Здесь она была под рукой, кончились ночные поиски непутевой артистки. Съемки быстро двинулись вперед.

«Табу» снимался полтора года. За время съемок случались драматические моменты, когда, например, крах на нью-йоркской бирже лишил компаньонов средств. У господина Мурно, равно как и у господина Флэрти, не было денег, чтобы выкупить белье из прачечной. Хуже того, у них не хватало даже на пиво…

И все-таки наконец они приступили к монтажным работам, которые велись тоже на прекрасном острове. «Табу» — драма, показывающая не только чудесную природу, но и тяжкий будничный труд человека. Фильм был восторженно принят критикой. Рери получила приглашение в Соединенные Штаты и целый год выступала там в большом ревю.

В маленьком домике на окраине Папеэте, где Рери живет со своей семьей, я рассматриваю газетные вырезки. Рери показывает мне свои старые снимки, они висят на стенах комнаты рядом с сувенирами, привезенными с войны ее шурином, который добровольцем Тихоокеанского батальона сражался в рядах Свободной Франции на фронтах второй мировой войны.

Фотографии собраны также во всевозможных коробочках и вклеены в альбом. На них печати фотоателье Кракова, Закопане, Крынице и Варшавы. Это воспоминания другого этапа жизни девушки с Таити. Рери пригласили в Польшу. Вместе с известным актером Эугениушем Бодо Рери выступает в фильме «Черная жемчужина». Очень скоро она завоевывает популярность — возможно, благодаря своему обаянию, а может быть, как воплощение легенды о далеких островах Южных морей, той самой легенды, что со времен капитана Кука продолжает жить в сердцах европейцев.

Племянницы Рери выглядят теперь так, как, наверное, некогда выглядела она сама. Они очень привязаны к своей знаменитой тете, втайне мечтают повторить ее карьеру и снисходительно отзываются о ее слабостях — из Польши Рери привезла кроме прекрасных воспоминаний любовь к горячительным напиткам, столь пагубную для островитян Южных морей, впрочем, не только для них…

Тем же мягким голосом, которым в тот вечер она успокоила бармена, защищавшего ее от воображаемого врага, Рери рассказывает теперь мне и своим племянницам о том странном мире — Варшаве тридцатых годов. Где сейчас все те, кто вместе с Рери встречали рассвет, поднимающийся над стенами города на Висле? Что сталось со всеми, кого сохранила память Рери?

Итак, пришло время и этого вопроса. Пришло, ибо иначе быть не могло. Почему их нет в живых? Трудно объяснить это островитянам Южных морей, когда над пальмами мерцают звезды таитянской ночи, а издали доносятся звуки танцев, которые разучивают юноши и девушки к празднику 14 июля. Как объяснить Рери, почему гитлеровцы убили великого актера Михала Знича? А ответить надо. Ее круглое лицо выражает безграничное удивление: почему его убили, ведь он был такой хороший человек?

И сразу возникает множество вопросов, множество проблем. Говорю, что Знич погиб, убитый в гетто или — этого я не знаю точно — в концентрационном лагере. Что такое гетто? Что такое концентрационный лагерь? Почему строили газовые камеры? Ожесточенные споры белых людей остаются непонятными для островитян, которых даже теперь на Западе иногда называют дикарями… Мне кажется, что, когда я покинул маленький домик, Рери раньше обычного потянулась к шкафчику, где стоят пузатые бутылки. Наверное, этой ночью она пила больше, чем всегда, вспоминала настоящий снег и людей, которых видела в далекой стране, а может, вспоминала и свою молодость. Рери не проливает слез над своей судьбой. Но в дни, когда владелец кинотеатра достает коробки со старой, донельзя потрепанной лентой «Табу», в зрительном зале появляется Рери и в сотый раз следит за действием фильма.

Постоянные зрители, знающие, кто эта немолодая женщина, переводят глаза с экрана на нее, с нее на экран. Возможно, они задумываются над тем, что и красота умирает… А Рери спокойно глядит на свое изображение, запечатленное сразу же после того дня, когда, получив приглашение участвовать в игре, называемой съемкой фильма, она сказала, показывая в улыбке свои белые зубы: «Прекрасно, мистер Флэрти».

Трехмачтовое судно

с кондиционированным воздухом

…Собираясь в далекую заокеанскую страну, красивая девушка с Борабора Таритатуми а Тариипая купила первые за девятнадцать лет своей жизни туфли на высоком каблуке… Она неуклюже ковыляла в них: ведь девушки с островов ходят обычно босиком или в сандалиях… А когда самолет, в котором она летела, должен был по пути в Лос-Анжелес приземлиться на Гавайских островах и поздним вечером кружил над Гонолулу, Таритатуми а Тариипая, первый раз увидев освещенный город ночью, воскликнула: «Они забыли потушить свет на ночь!»

Я хотел бы рассказать поподробней об этом приключении красивой девушки с островов Полинезии, дабы читатели знали, что и в шестидесятых годах деятели кино охотно посещают Таити.

…Каждое утро в Папеэте на Таити после восьми ча сов я спешил к морю полюбоваться незабываемым зрелищем. В небе с ревом проносились реактивные самолеты, на море виднелись белые силуэты пассажирских пароходов и серые туши французских военных кораблей, а среди них во всем величии минувшей эпохи горделиво плыл трехмачтовый корабль. Казалось, он попал сюда прямо со старинной гравюры.

У меня нет возможности рассказать полностью необычные приключения корабля его королевского величества «Баунти», чья команда взбунтовалась в Южных морях в XVIII веке. Это очень длинный, хотя и захватывающий, рассказ. В Голливуде решили сделать фильм об этом, и Метро-Голдвин-Майер — крупная киностудия — ассигновала миллион долларов на натурные съемки. И тут-то начинаются приключения, ничем не уступающие настоящему «Мятежу на «Баунти», как должен был называться фильм.

Внимательный наблюдатель непременно заметит, что гордый трехмачтовый корабль, точное повторение настоящего «Баунти», воссозданный на верфи по оригинальным чертежам, взятым из архива британского адмиралтейства, мчится по волнам со свернутыми парусами… Дело в том, что практичные американцы израсходовали на строительство корабля полмиллиона долларов, оснащая его устройствами, которые даже присниться не могли матросам его королевского величества в те давние времена и без которых сегодня настоящий мятеж немыслим.

«Баунти» располагает двумя дизельными двигателями в 300 лошадиных сил каждый, он развивает скорость 12 узлов. На корабле находятся радиостанция и радарная установка. В каютах, где живут 9 офицеров и 22 матроса, — кондиционированный воздух, под палубой — турбины, питающие все электрические установки — холодильники и другое оборудование, без которого господа из кино не представляют себе жизни даже на мятежном корабле…

Мятеж начинается в 9 утра и длится несколько часов. Дольше бунтовать не разрешают строгие правила профсоюзов. Около 16 часов «Баунти» возвращается из ближней рыбацкой деревни Таутира, где построены пироги для нападения на судно, а также смонтировано приспособление для искусственного дождя… Корабль пришвартовывается на своем обычном месте, вблизи лучших кабаков Папеэте.

По трапу, возглавляемая режиссером, спускается вся съемочная группа Метро-Голдвин-Майер. Продюсер мистер Аарон Розенберг, в венке из живых цветов на вспотевшем лбу, садится за руль своего лимузина и едет в ближайший кабак. Там на террасе он составляет планы на следующий день. Мистер Марлон Брандо — исполнитель главной роли — направляется в Пунаауиа, в свою скромную двенадцатикомнатную хижину с установкой для кондиционирования воздуха, где после трудового дня бунтарств девушки-островитянки помогают ему перенести горечь поражения.

Повар был лучше

А теперь вернемся к красавице с Борабора. Путь к славе Таритатуми а Тариипая, которой поручили главную роль, отнюдь не был устлан розами. Согласно международным обычаям, господа из кинофирмы должны были, разумеется, познакомиться с девушкой поближе, прежде чем ей была выделена скромная доля из бюджета фильма. В последнее время она дружила с самим господином Брандо, однако девушки Южных морей не настолько увлечены мифом Голливуда, чтобы простить господину Брандо его всевозможные капризы и привычки, чуждые островитянам. Однажды прекрасная Таритатуми ушла навсегда с… поваром из местного отеля. Повар парень хоть куда и не страдает никакими причудами…

Все жители Таити были взволнованы этим событием. Марлон Брандо окунулся в водоворот низкопробных развлечений. «Чтобы забыться», — твердили знатоки из портовых кабаков. Его, правда, предупреждали о возможных последствиях, однако он не прислушивался к советам. На Таити шестидесятых годов любовь может быть опасной. «По нашим сведениям, господа кинодеятели из Метро-Голдвин-Майер, пользуясь перерывом в съемках, улетели в США, захватив с собой сувениры, за которые таможня США не взимает пошлины», — писала с «лукавым юмором» местная газета.

Пальмы и кольца

Кокосовые пальмы — богатство Таити. Согласно правилам, на стволе кокосовых пальм должны быть укреплены на определенной высоте металлические кольца для защиты кокосовых орехов от нашествия крыс и сухопутных крабов — этого бича острова. Предохранительные кольца закрепляют таитяне. Ни один французский рабочий не сможет залезть так высоко на пальму. Местный плантатор рассказывает мне: «До сих пор я платил за укрепление одного кольца 5 франков, теперь даже за 20 никто не хочет браться за работу. Американцы платят статистам за съемку гораздо больше…

Если к этому прибавить, что господа кинодеятели заняли лучшие гостиницы и забрали себе лучших девушек — то можно не удивляться, почему в один прекрасный день на улицах Папеэте появились надписи: «МГМ, убирайтесь домой!» Сделал надписи некий Фрэнк Фэй, местный журналист. У него, разумеется, французское гражданство, но только в первом поколении, так. как его родители были… американцы. Фрэнк Фэй предстал перед судом, он обвинялся в повреждении общественных дорог, на которых сделал красками 23 надписи.

Смоет ли дождь?

Рассказывая мне о своих злоключениях с Фемидой, Фрэнк Фэй был в чудесном настроении. Суду он привел закон, согласно которому его поступок подлежит наказанию только в том случае, если краска окажется стойкой. Между тем месье Буске — руководитель Службы общественных работ в Папеэте — показал, что краску удалось смыть водой. Он добавил, что эта операция обошлась в 9272 тихоокеанских франка.

Тогда обвиняемый заявил, что надо было дождаться дождя, который бесплатно смыл бы краску. Он добавил также, что политические лозунги прошлого референдума держатся уже два года и никто их не смывает… Суд приговорил журналиста к 23 штрафам (за каждую надпись отдельно) и возмещению расходов за смывание краски. Итого — 25 579 тихоокеанских франков. Журналист апеллировал в вышестоящую инстанцию.

Прежде чем дошло до повторного судебного разбирательства, я вернулся в Европу. Что было дальше — не знаю, но я пессимист. Ибо хотя и принято изображать Фемиду с завязанными глазами, но в некоторых судебных процессах один глаз у нее лишь немного прищурен…