Лузиады

Когда смолкает буря роковая

И постепенно мощный ветр стихает,

Уходит с небосвода тьма густая

И солнца луч даль моря озаряет,

Тогда тоска уносится ночная,

Ее надежда светлая сменяет.

Так было в Лузитании прекрасной,

Когда король преставился злосчастный.

Уж многие отмщения алкали,

И толпы португальцев оскорбленных

Безвольного Фернанду проклинали,

Стонал от горя край изнеможенный,

И дети Луза радость испытали,

Когда Жуан, сын Педру незаконный,

Взошел на трон, избавив от позора

Родимой Португалии просторы.

Свершилось то по воле Провиденья,

Из уст младенца божий глас звучал,

И нации великой путь к спасенью

Он в Эворе чудесно указал:

Подняв ручонку, внятно, без смущенья

Ребенок восьмимесячный сказал:

"О Португалия, воспрянь от ран,

Да здравствует в веках король Жуан!"

Народный гнев, могучий, неуемный,

Обрушился, как молот беспощадный,

На головы клевретов развращенных,

Ограбивших страну рукою жадной.

Презренной королевы приближенных

Народ разил, чтоб было неповадно

Ей низменным забавам предаваться

И с наглым графом страстью наслаждаться.

В неистовом порыве исступленья

Восставшие мучителей крушили:

Кого, презрев все слезы и моленья,

Нагим по грязным улицам тащили,

Кого, низринув с башни в озлобленье,

Астианакта смертью наградили.

В те дни бесчестный граф лишился жизни

За тот позор, что он принес отчизне.

Так беспощадно португальцы мстили

За годы нищеты и унижений,

Что Мария свирепостью затмили

И Суллу превзошли ожесточеньем.

И так свою царицу устрашили,

Что та решила в горьком исступленье

Призвать в страну кастильцев легионы

И дочери отдать свою корону.

И вот опять кастильцы наводнили

Равнины Португалии несчастной

И Беатриш хозяйкой объявили

Потомков Луза Родины прекрасной,

Хоть слухи беспрестанные ходили,

Что был Фернандо вовсе непричастен

К наследницы негаданной рожденью,

Повергшему родимый край в смятенье.

И вот бургосцы стройными рядами

В чужие земли рьяно устремились,

А с ними валенсийцы, что с врагами

При славном Сиде мужественно бились,

И сарагосцы, что свободы знамя

Рукой бесстрашной водрузить решились,

С Фернандо храбрым дерзко в бой ходили

И наглых мавров в битвах посрамили.

Затем вандалы, доблестью старинной

Известные народам полумира,

Беспечно отправлялись на чужбину,

Покинув берега Гвадалквивира.

А вслед за ними вереницей длинной

Тянулись сыновья колоний Тира.

И Геркулеса мощными столпами

Свое они разрисовали знамя.

И шли за ними жители Толедо,

Чьи стены светлый Тежу омывает,

И, чтоб увидеть город - чудо света,

К нему с вершин Куэнки поспешает.

И вы, о галисийцы, чьи победы

Доныне мавр коварный вспоминает,

Свои мечи мгновенно отточили

И против лузитан их обратили.

Шли строем баски, чей язык и нравы

С трудом народ соседний разбирает

И чей характер гордый, величавый

Заносчивый кастилец уважает.

За ними к рубежам чужой державы

Шли астурийцы, чья земля скрывает

Немало ценных руд в своих глубинах

Все в земли Луза хлынули лавиной.

Жуан, отвагой, яростью и силой

Самсону прямодушному подобный,

Ряды завидев недругов постылых,

Собрал совет из воев благородных.

Число врагов его не устрашило.

Он отличался доблестью природной,

Но, прежде чем войска ввести в сраженье,

Хотел он знати выслушать сужденье.

И многие в испуге и смятенье

От верности монарху отступили,

Предали предков доблестных забвенью,

Без боя уступить врагу решили.

Поддавшись страху, в диком озлобленье

И короля, и Родину хулили.

И, словно Петр, за жизнь свою трясясь,

От Бога отреклись бы в этот час.

Но дал отпор безумцам маловерным

Дон Нуну, витязь гордый и отважный,

Душой отчизне преданный безмерно,

За честь ее вступившийся бесстрашно.

Предал проклятью братьев он презренных,

Отверг навеки родичей продажных

И речь держал, на меч свой опираясь,

К земле, морям и небу обращаясь:

"Как? Ныне племя гордых португалов

Под натиском кастильцев отступает

И мощную, прекрасную державу

Захватчикам бесчестным оставляет,

Забыв о вере, мужестве и славе,

Великих предков доблесть оскверняет

И жаждет, по чужому наущенью,

Родимый край предать порабощенью?

Как? Вы забыли, что в былые леты

Под знаменем Афонсу удалого

Ходили на кастильца ваши деды

И разгромили недруга лихого?

Забыли, как в день доблестной победы

Тоска объяла супостата злого:

Когда семь графов, дерзких и спесивых,

Взял в плен король Афонсу горделивый?

Кастилия пред вами выхвалялась,

Хотя былая мощь ее полков

При доблестном Афонсу создавалась

Руками ваших дедов и отцов.

Их слава с каждым часом укреплялась,

А вас Фернанду превратил в глупцов.

Но коль король народный нрав меняет,

Пускай король вас новый исправляет.

Властителя вы обрели такого,

Что ринется в кровавое сраженье,

Развеет в прах противника любого,

Любую рать предаст уничтоженью.

И ныне чести я даю вам слово,

Что если вы, презрев мои моленья,

Откажетесь от наших предков славы,

Один я грудью заслоню державу".

Булатный меч из ножен вынимая,

Воскликнул Нуну, гневом распаленный:

"Родимый край я видеть не желаю

Презренным чужестранцем угнетенным.

Своих вассалов в бой я призываю,

Мы гордо развернем свои знамена.

Пускай трепещет в страхе враг проклятый

Мы разгромим любого супостата".

Когда-то после Каннского сраженья

В Каноссу в страхе римляне бежали

И, испытав бесчестье пораженья,

Бой новый начинать не пожелали,

И в горестном испуге и смятенье

Уже с себя оружие слагали,

Но тут явился Сципион бесстрашный

И за собой их в бой увлек отважно.

Вот так и Нуну твердою рукою

Сплотил ряды соратников умело.

Взметнулось гордо знамя боевое,

На горе супостатам оголтелым.

И дети Луза с силой молодою

Уже на битву прорывались смело.

"Да здравствует король Жуан!" - кричали

И запастись оружьем поспешали.

И люди расходились торопливо,

Спеша в поход далекий собираться.

Мушкеты начищались терпеливо,

Бежал народ мечами разживаться.

Бронею щеголяя горделиво,

Шли юноши красоткам показаться,

Любимым клятвы верности давали

И их цвета в одежде сочетали.

С блестящим войском, в добром настроенье

Жуан Абрантеш тихий покидает,

Красавец Тежу в гордом упоенье

Ему привет прощальный посылает.

Спешат полки достичь полей сраженья,

А авангард могучий возглавляет

Великий муж, который с полным правом

Вести мог войско Ксерксовой державы.

Я говорю о Нуну: как Аттила

Для франков был бичом и италийцев,

Так Нуну молвь людская объявила

Бичом спесивых, дерзостных кастильцев.

Росла и крепла португальцев сила,

Они в тяжелый час приободрились,

Вел правый фланг сам Вашкунселуш смелый,

Воитель славный, дерзкий и умелый.

А левым флангом Вашкеш де Алмада

Командовал, бесстрашный, мудрый воин.

Поздней Авранш он получил в награду

И титула был графа удостоен.

Над арьергардом армии громадной

Знамена короля взлетели стройно.

Народ монархом юным восхищался,

Который в славе с Марсом поравнялся.

А воинов в путь дальний провожали

Невесты, сестры, матери и жены,

С высоких стен платками им махали

И вслед смотрели нежно и влюбленно,

За них молитвы к небу воссылали

И в страхе лили слезы удрученно.

Но наконец сошлись на поле боя

С кастильцем португальские герои.

Задорно трубы звонкие сзывали

На поле битвы воинов отважных,

И знаменосцы стяги воздымали,

Готовясь в битву ринуться бесстрашно.

В те дни крестьяне урожай сбирали,

Цереру чтя под небом юга ясным.

В созвездье Девы солнце поспешало

И винограду сладость придавало.

Кастильская труба тревожно взвыла,

И стон протяжный огласил просторы.

От страха Гвадиана поспешила

Свое теченье отвратить от моря.

Дыханье близкой смерти охватило

Галисии глухой седые горы.

Детей из люлек матери хватали

И их к груди в испуге прижимали.

От страха кровь отхлынула от лиц,

Немало гордых воев побледнело,

Немало мощных дрогнуло десниц,

Немало уст в испуге онемело.

Ведь часто отблеск боевых зарниц

Вселяет трепет в немощное тело,

Но страсть к победам страх превозмогает,

И ратоборец к битве приступает.

И страшное сраженье закипело,

Друг другу смертью вой угрожали,

Одни к добыче рвались оголтело,

Другие край родимый защищали.

Стремглав косил врагов Перейра смелый,

И злую смерть в сраженье обретали

Искатели богатств и приключений,

Чужих завоеватели владений.

Над полем битвы тучами летали

С веселым свистом яростные стрелы.

Поля от страха жалобно стенали,

Долины от страданий онемели.

Повсюду копья жертвы настигали,

Кругом мечи булатные звенели.

Кастильцы плотно Нуну окружили

И армию вождя лишить решили.

Кастилии полки передовые

Изменников собрали португалов.

Уже над славным Нуну братья злые

Готовили кровавую расправу.

Братоубийцы, изверги лихие

Явились на простор родной державы.

Вот так при войнах Цезаря с Помпеем

Шел брат на брата, в битве свирепея.

О вы, Кориолан и Катилина!

Я к вам теперь, предатели, взываю,

Вы в горький час, в тяжелую годину

Несчастья принесли родному краю.

И если ныне в адские пучины,

Где вы томитесь, грех свой искупая,

Дойдет мой глас, скажите, что толпою

В ад ренегаты мчатся с поля боя.

Был Нуну словно лев, что под Сеутой

От ярых звероловов убегает,

Спасаясь от копья ударов лютых,

К равнинам Тетуана отступает,

Готовый к битве каждую минуту,

Косматой гривой гордо потрясает

И страхам и тоске не предается,

А только над погонею смеется.

Бесстрашный Нуну, битвой разъяренный,

Противников удары отражает,

Со всех сторон врагами окруженный,

Свирепые атаки отбивает,

Но, от дружины Луза отделенный,

Воитель смелый кровью истекает,

И гибнут в ходе яростного боя

Последние сподвижники героя.

Но тут Жуан, премудрый предводитель,

Всей битвы ход охватывавший взглядом,

Родного войска ревностный рачитель,

Пришел на помощь гибнущим отрядам,

Как львица молодая, в чью обитель

Пастух ворвался, подобрался к львятам

И их унес, покуда мать блуждала

И корм злосчастным чадам добывала,

Она ревет и оглушает горы.

Вот так Жуан, собратьев ободряя,

Взревел: "Немало срама и позора

От вас, друзья, вкусила рать чужая.

Вы защитили Родины просторы,

Вспомянет вас добром земля родная,

И знайте: Португалии свобода

Зависит от мечей ее народа.

Я, ваш король, сподвижник и соратник,

В бой португальцев славных призываю,

Сражаюсь среди вас, как пеший латник,

Родную землю грудью защищаю".

И, молвив так, он с силою изрядной

Копье подбросил на руке, играя,

И в недругов метнул его заклятых,

Желая их отправить в бездну ада.

И войско, распаленное словами

Геройскими, рванулось в наступленье,

И быстро меж враждебными полками

Посеяло тревогу и смятенье.

Израненные острыми мечами,

Кастильцы гибли в яростном сраженье.

Кольчуги их от копий разрывались,

И быстро жизни воины лишались.

В долины Стикса недругов заклятых

Потомки Луза дружно направляли,

Кастильцев именитых и богатых

Недрогнувшей рукою умерщвляли.

Бесчестные Перейры-ренегаты,

Кляня свой горький жребий, издыхали,

Магистры Калатравы и Сантьяго

Погибли оба в яростной атаке.

В тот день немало воинов безвестных

Рассталось с жизнью милой и прекрасной,

Трехглавый пес, властитель адской бездны,

Ждал с нетерпеньем жертв своих безгласных.

Но разгулялось все ж в дали небесной,

Закончился срок битвы столь ужасной,

И флаг кастильский горестно склонился,

К ногам дружины Луза опустился.

Закончилось кровавое сраженье,

Предсмертные хрипенья затихали.

Цветы поникли в страхе и смятенье,

А травы алый цвет в себя впитали.

О прелести забыв чужих владений,

Кастильцы с поля боя удирали,

А их король в тот день стыдом терзался

И мрачным размышленьям предавался.

В смятении он жизнь свою спасал

И поле боя в ужасе оставил.

Так посрамленный властелин бежал,

Как будто крылья Бог ему приставил.

Он в сердце рану тайную скрывал,

Ему гордыни храбрый враг убавил.

Кругом его проклятьям предавали,

Над трупами товарищей рыдали.

Кто проклинал безумца, что когда-то

Войну затеял первым в этом мире,

Кто алчность клял властителей богатых,

Разряженных в алмазы и порфиру

И армию увлекших в бездны ада,

Стремясь ограбить край чужой и сирый,

Навек супругов бедных разлучивших,

Детей любви родительской лишивших.

Чтя древних дней обычай благородный,

Жуан провел три дня на поле боя.

Со скромностью и щедростью природной

Творцу за все воздал хвалу с лихвою,

Меж тем как гордый Нуну неохотно

Со славой расставался боевою.

И вторгся он в кастильские селенья

И там затеял новое сраженье.

Его судьба для славы создала

И все его желанья исполняла.

Разбить вандалов Нуну помогла

И путь ему к Севилье указала.

К победам новым воина вела,

Ему повсюду земли покоряла.

И многие кастильские сеньоры

Припасть к его ногам явились скоро.

Когда кастильцы мира запросили

И к милосердью божию воззвали,

Им милость победители явили

И мир желанный побежденным дали.

Забыть вражду воители решили,

И короли судьбу свою связали

С красавицами Англии далекой,

Пределы положив войне жестокой.

Закончив битвы славные на суше,

К брегам морским герои устремились.

Потомков Луза доблестные души

Неистовых сражений не страшились.

На мощь надеясь своего оружья,

В чужую землю путь держать решились,

Чтоб в Африке ученье Магомета

Оспорить словом Нового завета.

Над синим морем белоснежной стаей

Ветрила кораблей взметнулись бодро,

Чтоб, серебро бурунов разрезая,

К Алкидовым столбам явиться гордо.

И, мавров богомерзких устрашая,

Взять Сеуты твердыню дланью твердой,

Искоренив последствия обмана

Предателя отчизны Хулиана.

Но смерть неумолимою рукою

Державу и народ осиротила

И славного правителя-героя

В сады Эдема вдруг переместила.

Но он оставил племя боевое,

Которое судьбу страны вершило.

Великие инфанты для отчизны

Готовы были поступиться жизнью.

Но королю Дуарте изменило

Капризное и ветреное счастье,

За радостью печали приводило,

День солнечный сменяло вдруг ненастьем.

Да и кому Фортуна подарила

Жизнь, полную лишь радости и страсти!

Так для чего ж ей нрав переменять

И короля от мук освобождать?

Он пережил полон святого брата,

Подвижника и гордого страдальца,

Прошедшего сквозь все мученья ада,

Чтоб Сеуту оставить португальцам.

Кто принцем был - рабом стал неприглядным.

Кто весел был - вдруг сделался рыдальцем.

И проявил он твердость и отвагу,

Чтоб отстоять общественное благо.

Кодр для свободы родины любимой

Решил своею жизнью поступиться,

А Регул, чувством долга одержимый,

Не захотел злодеям подчиниться.

Но все ж ни Курций, вой неустрашимый,

Ни Деции, которыми гордится

Великий Рим, не превзойдут во славе

Фернанду, гордость доблестной державы.

За горести невольника святого

Воздал с лихвою варварам отвратным

Афонсу, государь, который снова

Вернул покой отчизне благодатной.

Развеял в прах врага он векового,

Пошел араб жестокий на попятный

И спрятался в песках пустыни знойной,

Афонсу был наказан он достойно.

Коль захотел бы государь всевластный,

То мог бы яблок золотых отведать.

Их только Геркулес - герой бесстрашный

Вкусил, когда дошел до края света.

Чело Афонсу лавр обвил прекрасный

И ветви пальмы - доблести приметы.

Эль-Ксар, Танжер и гордая Арзила

Простерлись ниц пред лузитанской силой.

Пред славным войском крепостные стены,

Утратив твердость, молча расступались.

Разя свирепо мусульман презренных,

Полки лузиад в города врывались,

Бесстрашием и рыцарством отменным

В те годы португальцы отличались,

Они не только Марса ублажали,

Но подвиг свой на лире воспевали.

Затем Афонсу, алчностью томим,

Мечту лелея о кастильском троне,

Гонимый честолюбием слепым,

Опять в сраженье бросил легионы.

Но встретиться на поле боя с ним

Фернандо шел, властитель Арагона,

Ведя с собой полки богатырей

Со склонов благодатных Пиренеи.

А принц Жуан, которого по праву

Примерным все в народе называли,

Стяжать желая воинскую славу,

Пришел помочь отцу в его печали.

Но смял дружины Луза вихрь кровавый,

Войска Афонсу битву проиграли,

Хоть и Фернандо не посмел решиться

Бесспорною победой похвалиться:

Ведь юный принц, воитель вдохновенный

И рыцарь славный, храбрый и любезный,

Нанес урон полкам врагов надменных

И потеснил испанцев повсеместно.

Так при Филиппах Август несравненный

Разбит был в битве Брутом, как известно,

Но в бой полки Антония вступили

И Цезаря убийцам отомстили.

Когда же темень ночи бесконечной

На небеса Афонсу удалила,

Король Жуан, питомец славы вечной,

Державу возвеличил с новой силой.

Он был в своих деяньях безупречен,

Его страна зари к себе манила,

Авроры нежной родина благая...

А я его деянья продолжаю.

Его посланцы дружною четою

Вдоль берегов Испании проплыли

И, Францию оставив за кормою,

В Италии на древний брег ступили,

В Неаполе, которого судьбою

Повелевать наперебой спешили

По воле Парок разные народы

И где испанцы правили в те годы.

Оттуда в дальний путь они пустились,

До солнечной Сицилии добрались,

И к Родосу по морю устремились,

И красотой Египта любовались.

Судьбе Помпея славного дивились,

Деяньями героя восхищались.

Потом им Эфиопия открылась,

Где христианство свято сохранилось.

И по волнам промчавшись Эритрейским,

Которые когда-то в давний час

Пред племенем гонимым иудейским

Разверзлись, как велел им божий глас,

Узрев холмов вершины Набатейских,

Где Измаила сын отары пас,

Гонцы, пройдя сквозь зной пустынь тоскливый,

К Аравии приблизились Счастливой.

Пролив Ормузский странники проплыли.

Там башни Вавилонской воздвиженье

Еще поныне люди не забыли,

Запомнив языков земных смешенье.

Потом их дали Индии прельстили.

Они туда помчались в нетерпенье

По волнам неуемным Океана,

Когда-то устрашавшего Траяна.

Обычаям неведомых народов

Они под дальним небом удивлялись,

Кермана и Гедрозии красоты

Пред взорами пытливыми являлись.

Их поразила Индии природа,

Когда ж они на Родину собрались,

То тяготы пути не одолели

И захлебнулись в чуждой им купели.

Меж тем на троне Родины прекрасной

Уж Мануэл Счастливый воцарился.

Казалось, царь небесный ежечасно

Его желанья исполнять стремился.

Призвал на подвиг он народ бесстрашный,

Примером он Жуана вдохновился.

Его влекло неведомое море,

Что португальцам покорилось вскоре.

И раз в предвестье утренней зарницы

Он думам неотступным предавался.

Расширить милой Родины границы

Ему завет от предков оставался.

Уж первый луч стремительной денницы

Сквозь мрак кромешный с трепетом прорвался.

Ночные звезды небо покидали

И сон усталым веждам навевали.

На ложе сна властитель опустился,

Но думать об отчизне продолжал.

Мечтой к брегам далеким он стремился,

Наказы предков выполнить желал.

Когда же сну владыка покорился,

Грядущее страны своей узнал:

К нему пришел Морфей, чтоб в сновиденье

Открыть ему бессмертных повеленье.

Во сне властитель к небесам поднялся

И дланью прикоснулся к первой сфере,

С высот пред ним мир Божий расстилался,

Мелькали стран неведомых пределы.

А в том краю, где день всегда рождался,

Вершины гордых гор взметнулись смело,

Где находились славные истоки

Двух дивных рек, спешащих в путь далекий.

И хищники неведомые, злые

Средь этих гор извечно обитали.

Деревья и кустарники лесные

Дороги в чащи властно преграждали.

И горы неприступные, немые

В самой своей суровости являли,

Что со времен Адамова паденья

Никто еще не вторгся в их владенья.

И вот из лона вод непокоренных

Два старца вышли дружною четою,

Величием отмечены врожденным,

Достоинством и силой удалою.

С волос, от всяких пут освобожденных,

Слетали капли быстрой чередою,

И смуглые тела их увлажняли,

И бороды огромные питали.

Чело могучих старцев обвивали

Венки из трав, в Европе неизвестных.

А лики их усталостью дышали,

Казалось, путь далекий и чудесный

Прошли пришельцы; ветры разделяли

Один поток на две струи; совместно

Текли их воды; словно в Сиракузах,

Где льнет Алфей к прекрасной Аретузе.

И старец тот, кто и лицом и нравом

Из двух казался более степенным,

К властителю прекраснейшей державы

Со словом обратился вдохновенным:

"О ты, чью доблесть, мужество и славу

Народы превозносят в восхищенье!

Мы, никогда не бывшие в оковах,

Отныне дань тебе платить готовы.

Я знаменитый Ганг, мое рожденье

Приветствуют небесные чертоги.

А друг мой - славный Инд, его теченье

Средь этих гор берет свои истоки.

Державы нашей плен и покоренье

Тебе усилий стоить будут многих,

Но все ж придет конец войне кровавой,

И ты пожнешь заслуженную славу".

И так сказав, умолкнул Ганг священный

И вместе с Индом в дымке растворился.

Восстав от сна, король благословенный

Немало чудным грезам подивился.

Уж светлый Феб в сиянье неизменном

На сонном небосклоне появился.

Заря зарделась нежно и счастливо,

Украсив мир румянцем роз стыдливых.

И на совет король собрал придворных

И о своем виденье рассказал.

Поведал им о всех красотах горных,

Слова святого старца передал.

Согласьем заручившись их, проворно

Готовить он армаду приказал,

Чтоб покорить просторы океана

И разыскать неведомые страны.

А я всегда смущенною душою

Предчувствовал свой жребий необычный.

Казалось, что завещано судьбою

Прервать мне было ход вещей привычный.

Сам государь беседовал со мною,

Мне сердцем доверяясь безгранично.

И в руки ключ вручил мне заповедный

От дальних стран и их богатств несметных.

И с ласковыми, добрыми словами

Ко мне король великий обратился,

Сказав: "Нет ничего под небесами,

Чего трудом бы смертный не добился,

Известно, что великими делами

Извечно край наш доблестный гордился.

И судьбы, кои подвиг завершает,

Бессмертными весь мир потом считает.

Я вас избрал для трудного деянья,

Чтоб край родной гордился им по праву,

Коль вы мое свершите приказанье,

Покроете страну родную славой".

Я отвечал: "Сквозь горе и страданья

Пройду я, чтоб возвысить честь державы,

Пройду сквозь пламень, снег и вихрь ужасный,

Коль в путь меня пошлет король отважный.

Велите мне, как Эврисфей Алкиду,

С Немейским львом на смертный бой решиться,

Спуститься в глубь зловещего Аида,

С Лернейской гидрой дерзостно сразиться.

Я с радостью, без страха и обиды

Согласен с жизнью милою проститься.

Я плотью и душой готов отныне

Пожертвовать родной земли святыням".

Король меня осыпал похвалами

И тем мой дух на подвиг укрепил,

Не раз одними добрыми словами

Мне прибавляло небо новых сил!

Мой брат любимый, Паулу да Гама,

Со мной по свету странствовать решил,

Дыша ко мне любовью бесконечной,

Надеясь к славе приобщиться вечной.

И Николай Куэлью, друг отважный,

В деяниях геройских закаленный,

Со мной к востоку плыть решил бесстрашно,

Стремясь душою к землям отдаленным.

Я взял с собой в путь дальний и опасный

Немало молодежи одаренной,

Восторженной, веселой и толковой,

К лишениям и подвигам готовой.

И наш король вознаградил примерно

Всех тех, кто к дальним странам устремился,

На подвиг вдохновил вассалов верных,

Сердечно с мореходами простился.

Вот так когда-то с гордостью безмерной

"Арго" великий в трудный путь пустился.

И первой славных миниев дружина

Решалась бури испытать Эвксина.

И в гавани Улиссеи прекрасной,

Где море воды Тежу поглощает,

Весь город в ранний час сынов отважных

С тревогой в путь далекий провожает.

Уж корабли в содружестве согласном

Средь светлых вод скитальцев поджидают,

И к ним стремится младость удалая,

С восторгом приключенья предвкушая.

И воины в нарядах разноцветных

Идут на берег моря чередою,

Готовые к деяниям бессмертным,

Рвясь к странам неизведанным душою.

И вымпелы колышет ветр приветный,

И волны тихо плещут за кормою,

И, как "Арго", все корабли армады

Способны к небу мчаться сквозь преграды.

С усердьем подготовив оснащенье

Для долгих и томительных скитаний,

Мы души приготовили к мученьям,

К тяжелым, бесконечным испытаньям,

Смиренно заклиная Провиденье

Нас сохранить в час горя и страданья,

Ведь призрак страшной смерти неотвязно

За мореходом в путь спешит опасный.

Мы в Вифлееме, близ святого храма,

Свой путь христолюбивый начинали

И робкими, чуть слышными словами

Господне милосердье призывали.

Туман стоял у всех перед глазами,

И слезы видеть берег нам мешали.

И ныне, государь, я уверяю,

Что наш отъезд с трудом припоминаю.

На пристани в содружестве печальном

Понурые сограждане стояли

И к странам неизведанным и дальним

В слезах родных и близких провожали.

Мы начали свой путь многострадальный

С того, что в храме службу отстояли.

И крестным ходом двинулись согласно

К своей армаде, мощной и прекрасной.

Нас матери-печальницы и жены

Погибшими заранее считали.

Отцы тоскливо издавали стоны

И сердце нам безжалостно терзали,

Смотря на нас тревожно, удрученно,

Нам муки и страданья предрекали.

Любовь им страх неистовый внушила

И все сомненья их усугубила.

Мать причитала: "Сын мой, сын несчастный,

За что меня ты радости лишаешь

И в старости унылой и ужасной

За что меня одну ты оставляешь?

Дитя мое! В скитаниях опасных

Младую жизнь ты погубить желаешь.

Зачем добычей рыб ты стать решился

И в странствия далекие пустился?"

И, косы распустив, жена рыдала:

"О мой супруг, вы мной не дорожите,

И жизнь, что мне всегда принадлежала,

Бездумно злому морю вы дарите.

Чем ваше недовольство я снискала?

За что вы от меня стремглав бежите?

Без вас Амур мне жить не позволяет,

А вас страна далекая пленяет".

А старики и дети в отдаленье

Рыданьям горьким вторили в печали

И, руки простирая к нам в волненье,

Остаться дома дружно заклинали.

Казалось, что холмы в немом смятенье

Рыданьем нашим близким отвечали.

И поглощали белые песчинки

Немых холмов прозрачные слезинки.

Мы проходили к кораблям прекрасным,

На бедных женщин глаз не подымая,

Чтоб в час отплытья, скорбный и ужасный,

Не сокрушила нас печаль лихая.

Мы избежали проводов напрасных,

Усугублять страданья не желая,

Обычай сей лишь умножает муки,

Что нам несет жестокая разлука.

Но вдруг старик, чей вид благопристойный

Внушал толпе шумливой уваженье,

Тряхнул главой три раза беспокойно,

На нас взирая в горестном волненье,

И возопил, да так, что шум прибойный

Не заглушил тех горестных речений,

Что обратил к нам старец распаленный,

Годами долгой жизни умудренный:

"О тщетная, бессмысленная слава,

О суеты безумной воплощенье!

К тебе, забыв о войнах и забавах,

Стремятся все с неистребимым рвеньем!

Ты покоряешь земли и державы,

Играешь миром в дерзком упоенье,

Несешь ему погибель и страданья,

И тяготы жестоких испытаний.

Даришь ты миру войны и разбои,

Измены, преступленья и злодейства,

Отсутствие душевного покоя,

Убийства, мятежи, прелюбодейства.

Играешь ты безумною толпою,

Империи крушишь и королевства,

Но есть всегда невежды, что охотно

Тебя считают Славой Благородной.

Какие беды, муки и лишенья

На наше государство ты обрушишь?

В каких еще ужасных злоключеньях

Свою немилость к нам ты обнаружишь?

Чем увлечешь младое поколенье

И чем его спокойствие нарушишь?

Что посулишь ему? Какие беды?

Какие лавры, перлы и победы?

А ты, Адама бедного потомство,

Ослушника, который справедливо

Был изгнан за грехи и вероломство

Из рая в край убогий и тоскливый,

И в наказанье за свое упорство

Век золотой, невинный и счастливый,

Он навсегда, безумец, потерял

И в век железный навсегда попал!

Фантазии бесплодной предаваясь,

Свирепость ты геройством объявило

И, суетой безумной упиваясь,

Подвергнуть жизнь опасности решило.

Сомнительной отвагой отличаясь,

Ты цену жизни, видно, позабыло,

Хоть в смертный час ей свято дорожил

И тот, кто жизнью всех нас одарил.

Но если жаждешь битвы ты кровавой,

То разве нет неверных в поднебесной,

С которыми за честь родной державы

Померяться ты силой можешь честно?

Их города отстроены на славу,

И земли их богатствами известны.

Коль ты Христову веру защищаешь,

Почто ты с мавром биться не желаешь?

Ты у дверей неверных оставляешь,

Ища вдали неведомых сражений,

Судьбой родной страны пренебрегаешь,

Ее бросая в жалком запустенье.

Ты в Индии победы предвкушаешь

И в Персию стремишь свое движенье,

В Аравии стяжать желаешь славу,

Забыв о предков доблестных державе.

О! Ныне я, несчастный, проклинаю

Того, кто первым к дереву сухому

Приладил парус, лодку создавая,

Стремясь мечтой к заливам незнакомым.

Он пламя ада заслужил, я знаю,

Он в преисподней брег найдет искомый.

Пускай в веках следа он не оставит

И собственное имя обесславит.

Когда-то, человечество жалея,

Сын Япета с огнем к нему спустился,

И от огня безумца Прометея

Весь мир в огонь сражений погрузился.

Зачем, мечту несчастную лелея,

Спокойствием ты нашим поступился,

О Прометей! Пускай бы огнь желаний

Не распалял бездумных начинаний.

Не будь тебя, возница несмышленый,

Не опалил бы землю при паденье,

Не испытал бы зодчий искушенный

Над лабиринтом рук своих творенье,

Не рвался к небесам бы дух стесненный,

Оставил бы пустые помышленья

И не искал бы чуждых, дальних стран.

О, жалкий рок и горестный обман!"