Лузиады

Пока старик, годами умудренный,

К нам обращал бесплодные призывы,

Нас вывел в море ветр неугомонный,

Нам паруса наполнив торопливо.

К родным брегам взор обратив влюбленный,

Мы бороздили волн жемчужных гривы

И криками окрестность оглашали,

Себе пути счастливого желали.

А в эти дни бессмертное светило

К Немейскому пределу приближалось.

И время век шестой уже пробило,

Которым дряхлость мира измерялась.

А солнце новый день уж озарило,

Немало лет в пути оно скиталось,

Пока в году, завещанном от Бога,

Не вышел флот в далекую дорогу.

Уже из виду быстро удалялись

Родной страны прекрасные просторы.

Пред нами волны Тежу расступались,

В глухом тумане Синтры скрылись горы.

Мы со слезами с Родиной прощались,

К брегам далеким обращали взоры,

Но час настал, когда очам предстали

Лишь синь небес да волн могучих дали.

Так открывали земли мы и страны,

Безвестные прошедшим поколеньям,

Лишь Генрих наш, старатель неустанный,

К брегам стремился этим в нетерпенье.

От флота слева встали из тумана

Антея легендарного владенья.

Была ли суша справа, мы не знали,

Но все же брег увидеть ожидали.

Затем Мадейры шумные дубравы

Мы с рьяным любопытством миновали.

Здесь, расширяя рубежи державы,

Селенья наши предки основали.

Но земли эти негасимой славы

Еще в подлунном мире не стяжали.

Но, коль захочет нежная Венера,

Затмит Мадейра Пафос и Цитеру.

Затем брега Массилии пустынной

Пред нами в наготе своей открылись.

В безводных, солнцем выжженных долинах

Берберы-скотоводы поселились.

И птицы, обитая на равнинах,

Железом испокон веков кормились.

Но земли мы оставили берберов

И дале к югу устремились смело.

Мы перешли незримые границы,

Где солнце бег на север замедляет

И по вине несчастного возницы

Туземцев темной кожей награждает.

Там Сенегал стремительный струится

И берег раскаленный орошает.

И там мыс Арсинои наши предки

Зеленым мысом окрестили метко.

Мы миновали острова Блаженных

(Канарскими их ныне называют)

И бег свой устремили дерзновенно

Туда, где Геспериды обитают.

С упорством небывалым, неизменным

Там наши братья море покоряют.

И там пристали мы по воле Бога,

Чтоб запастись провизией в дорогу.

Гостеприимный остров нас встречал,

Что принял имя славного Сантьяго,

Того, кто в битвах с мавром придавал

Полкам испанцев силу и отвагу.

Потом Борей нас снова в путь погнал,

Мы в океан направились без страха,

Оставив те прекрасные владенья,

Где мы вкусили миг отдохновенья.

И с запада мы вскоре обогнули

Все побережье Африки бескрайней,

Мандингу изобильную минули,

Что золотом богата чрезвычайно.

И к Гамбии коварной повернули,

Проделав путь томительный и дальний

И повидав туземцев чернокожих,

На нас лицом и нравом непохожих.

Мы острова Доркадские видали,

Там в давнее неведомое время

Три страшные Горгоны обитали,

Жестоко поступавшие со всеми.

На всех один лишь глаз им боги дали,

Вложив им в сердце ненависти семя,

Когда Медуза злая умирала,

То кровь ее змей страшных порождала.

Взрезая воды острыми носами,

Суда летели к югу неуклонно.

Мыс Пальмовый остался за волнами,

И скрылась вдалеке Сьерра-Леоне,

Затем река мелькнула перед нами,

Маня к себе красой своих затонов,

Близ острова затем проплыли мы

Владения Неверного Фомы.

Мы королевство Конго повидали,

Где наши братья веру утвердили,

Заир прекрасный быстро миновали

И вновь в открытый океан поплыли.

Просторов этих древние не знали,

И южных волн они не бороздили.

Прошли рубеж мы раскаленный вскоре,

Что делит пополам и сушь, и море.

И в новом полушарии встречало

Нас новое созвездье ярким светом,

Оно пустое небо озаряло,

Даря нас нежной лаской и приветом.

До нас оно скитальцам не сияло,

Лишь мы свеченьем любовались этим

В таинственных неведомых просторах,

Где край земли граничит с краем моря.

Мы увидали те места благие,

Где дважды в год Феб ясный пребывает.

Два лета в год и две зимы сухие

Тем землям он исправно посылает.

Нам встретились и те валы лихие,

Что в гневе к небесам Эол вздымает.

Мы зрели, как Медведицы купались

И ярости Юноны не боялись.

Я не хочу подробно изъясняться,

Описывая многие явленья,

Которым нам случалось удивляться

И кои б ваше вызвали смятенье.

Грозой нам доводилось любоваться

И видеть молний яркое свеченье,

Которое полнеба зажигало

И в мрачном море вскоре исчезало.

Я видел происшествия такие,

О коих после долгих похождений

Твердят повсюду моряки простые,

Знакомых вызывая удивленье.

Их с недоверьем слушают иные,

Рассказы эти ставя под сомненье,

Поскольку ни рассудок, ни познанья

Такое объяснить не в состоянье.

Живой огонь я наблюдал воочью

(Его святым на море почитают),

В час непогоды средь кромешной ночи

По мачтам зыбко огоньки блуждают.

Узрел немало странностей я прочих,

Друзья мои со мною вспоминают

О том, как облака трубой огромной

Тянули к небу океана волны.

Я видел, как струею подымался

Над морем пар, и ветра дуновеньем

Он в облачко подвижное свивался

И уносился ввысь к небесной сени.

Так быстро он в воронку собирался,

Так плавно совершалось вознесенье,

Что мы следили взглядом изумленным

За чудом, небесами сотворенным.

Воронка постепенно расширялась,

Над главной мачтой грозно нависая,

То над волною пенной утолщалась,

Как будто грозный вихрь в себе вмещая,

То, ветром поколеблена, сжималась,

Всю мощь свою в мгновение теряя.

И вскоре в столп огромный превратилась

И к небесам зловещим устремилась.

Так красная пиявка, что терзает

Животное, пришедшее напиться,

В воде его прохладной поджидает,

Спеша в губу запекшуюся впиться,

И, крови наглотавшись, разбухает,

Спеша пьянящей влагой насладиться,

Так и колонна быстро утолщалась

И с черной тучей над водой сливалась.

А небо, спешно жажду утолив,

Мгновенно столп огромный поглотило

И, соль морскую в тучах распылив,

Всю влагу океану возвратило.

Дождем ее живительным пролив,

Волненье моря сразу усмирило.

Так много тайн огромный мир скрывает,

Что разум их не сразу постигает.

Когда бы в век далекий, стародавний

Философы почтенные узнали

О сих явленьях, странных и забавных,

Они б о том немало размышляли!

Когда б, гонимы ветром своенравным,

Они со мной в скитаньях побывали,

Поведали б монархам и народам

О власти звезд прекрасных над природой!

Но вот уже пять раз пройти успела

Вдоль первой сферы светлая планета,

То прятала по л-лика, то хотела

Весь лик явить, мир озаряя светом.

И мы вступили в дальние пределы.

И, близкой суши углядев приметы,

Вдруг с верхней мачты закричал дозорный:

"Земля, земля!" - созвав друзей проворно.

По облакам мы угадать решили,

Куда нас нынче занесло ветрами.

Мы паруса поспешно зарифили,

И вытащили цепи с якорями,

И инструмент чудесный обновили,

Придуманный седыми мудрецами.

Он нами астролябией зовется

И в странствия далекие берется.

И мы на брег неведомый ступили,

Желая мир таинственный узнать.

Ведь в том краю, где мы пристать решили,

Другие не успели побывать.

Передо мной приборы разложили,

Я высоту стал солнца замерять,

Спеша найти с усердьем неизменным

Тех мест расположенье во вселенной.

Узнали мы, что флот наш обретался

Меж полюсом и кругом Козерога.

И вскоре нам туземец повстречался,

Мед собирал на горных он отрогах.

Я темным ликом негра любовался,

Хоть он казался диким и жестоким.

Туземца мы немедля обступили

И с ним наперебой заговорили.

Хоть он, как Полифем, был дик и страшен

И мы его речей не понимали,

Но образцы товаров самых разных

Суровому туземцу показали.

Ни серебро, ни злата блеск прекрасный

Испуганного негра не прельщали,

На пряностей запасы ароматных

Глядел он с равнодушьем безотрадным.

Тогда пред ним попроще украшенья

Мы на земле поспешно разложили,

И бус стеклянных яркое свеченье

Глаза туземца сразу оценили.

Берет схватил он алый в нетерпенье,

Бубенчики тотчас его прельстили,

Забрав весь скарб, он тотчас в путь пустился,

К своим единоверцам устремился.

Наутро к нам толпой с холмов окрестных

Туземцы чернокожие спустились.

К сокровищам тянуло их железным,

И к ним нагие негры устремились.

Они с таким восторгом безмятежным

Вокруг безделиц этих суетились,

Что, отвергая осторожность всуе,

Велозу с ними в даль пошел лесную.

В неведенье он полагал, как видно,

Что будет встречен добрыми друзьями.

Не взяв с собой оружья, беззащитный,

Он скрылся меж окрестными холмами.

Тревожась о собрате любопытном,

Мы вдаль смотрели зоркими очами.

Вдруг на холме герой наш показался

И прямо к морю со всех ног помчался.

Он к кораблю Куэлью направлялся,

Но эфиоп по скалам придорожным

В погоню за несчастным увязался,

Созвав все племя варваров безбожных.

Уже, казалось, с жизнию прощался

Навеки мореход неосторожный,

И я решил грести ему навстречу,

Предвидя неизбежно злую сечу.

Нас стрелами туземцы забросали

И перебить каменьями хотели.

Врасплох нас чернокожие застали

И даже ногу мне пронзить успели.

Но мы врагам ответ достойный дали

И навсегда отвадить их сумели,

Мы гордо носим алые береты

На память о кровавой битве этой.

И вновь на корабли мы погрузились,

Едва Велозу бедного спасли,

И нравам необузданным дивились

Суровой, неприветливой земли.

Прочь от брегов мы диких устремились,

Тем более что кафры не могли

Нам рассказать об Индии желанной,

Куда мы путь держали невозбранно.

Тогда сказал, к Велозу обращаясь,

Один из развеселых моряков:

"Послушай, друг, ты был бойчей, спускаясь

С холма под крики черных удальцов,

Чем в даль лесную гордо удаляясь".

"Ну да, - сказал Велозу, - я таков.

Я вспомнил, что друзья одни остались,

И прибежал, чтоб вы не испугались".

Он рассказал, что злые негодяи

Его в горах толпою окружили

И, путь в лесную чащу преграждая,

Убить его, несчастного, грозили.

И, наше приближенье предвкушая,

На нас они засаду учинили,

Чтоб славный флот безжалостно разграбить,

А нас навеки в царство тьмы отправить.

Потом пять солнц в пути мы повстречали

И, ветром странствий в дальний путь гонимы,

Неведомые волны рассекали,

Чтоб славу укрепить страны любимой.

Однажды мы на палубе стояли,

Тоской по дому отчему томимы,

Как вдруг нам туча черная явилась

И в небе безраздельно воцарилась.

Она своей громадой подавляла

И, ужас и смятенье в нас вселяя,

Крик горький и протяжный издавала,

Как будто морю в гневе угрожая.

И я вскричал: "За что ты нас избрала

На муку, сила страшная, слепая,

Зачем на нас погибель насылаешь

И что от нас, несчастных, ты желаешь?"

И вот средь волн могучих, горделивых,

Нам чудище громадное явилось.

Казалось, в бороды его извивах

Ветров ватага мощная скопилась.

Над гладью вод нечесаная грива,

Как стая змей огромных, шевелилась.

Из уст прикрытых зубы выпирали

И желтизной зловещей отдавали.

С огромными своими телесами

Оно Колоссом древним нам казалось,

Той статуей, что Родоса сынами

Как чудо света прежде почиталась.

Утробный глас раздался вдруг над нами,

Как будто море в ярости терзалось.

И дыбом наши волосы стояли,

Пока мы в страхе чудищу внимали.

Оно сказало: "О народ бесстрашный,

Прославленный великими делами,

Зачем ты в путь отправился ужасный,

Куда летишь под дикими ветрами?

Пройти предел запретный и опасный,

Промчаться над могучими валами

Ты жаждешь и тревоги и волненья

Несешь в мои бескрайние владенья.

Ты мощной, необузданной природы

Изведаешь заветнейшие тайны,

К которым тщетно многие народы

Стремились с алчностью необычайной.

И ждут тебя войны жестокой годы,

Морей ты покоришь простор бескрайний,

Но ныне ты о горестях узнаешь,

Что близ моих владений испытаешь.

Немало кораблей, что в путь далекий,

Меня минуя, захотят промчаться,

Предам я вскоре гибели жестокой,

Чтоб было неповадно им скитаться.

И первый флот, что выйдет в путь-дорогу,

К моим владеньям думая прорваться,

Подвергну я без всяких сожалений

Неслыханным терзаньям и мученьям.

Я на главу того обрушу мщенье,

Кто первым к берегам моим пристанет.

Водоворотов вечное круженье

Близ этих мест встречать вас вскоре станет.

И много раз жестокое крушенье

Здесь корабли грядущие изранит.

И, побывав в безумной круговерти,

Здесь португал начнет молить о смерти!

И здесь найдет могилу тот несчастный,

Чья слава в вышине небесных сфер

Звучала долго песней сладкогласной

Здесь Бог положит дням его предел.

С армадой турок в бой вступив опасный,

Победой возвеличив свой удел,

В моих волнах трофеи он оставит

И тем меня немало позабавит.

Затем другой, умом, отвагой, славой,

Учтивостью и доблестью известный,

Отправясь к берегам родной державы

С супругой благородной и прелестной,

Что сам Амур вручил ему по праву,

В шторм попадет близ скал моих отвесных

И уцелеет в яростном крушенье,

Чтоб претерпеть тягчайшие мученья.

Увидит он, как чада дорогие

От голода свирепого увянут,

Как кафры, беспощадные и злые,

Наряд богатый с юной дамы стянут,

Как прелести красавицы нагие

От горьких мук иссохшимися станут,

И камни ноги нежные изранят,

А слезы лик печальный затуманят.

И, пережив несчастья роковые

И горькие безумные страданья,

Герой и дама в дебри вековые

Отправятся на новые терзанья,

Их быстро скроют заросли лесные,

Впитают камни горькие рыданья,

И скорбный дух уйдет в ночную тьму,

Покинув тела хилого тюрьму".

Чудовище, проклятья изрыгая,

Свои к нам обращало предсказанья.

И я вскричал: "Скажи нам, сила злая,

Кто ты? За что столь горькие страданья

Ты нам сулишь, свирепостью пылая?"

И тут же нас объяло содроганье,

Когда оно крик боли испустило

И с тяжким стоном вдруг заговорило:

"Я страшный мыс, хранитель вечной тайны.

И Мысом Бурь меня вы окрестили.

О таинствах моих необычайных

Ни Плиний, ни Страбон не говорили.

И Африки полуденной окраин

Помпоний с Птолемеем не открыли.

Я Африку собою замыкаю

И к Антарктиде взоры обращаю.

Адамастор я, сын Земли могучей

И Бриарею брат и Энкеладу.

Когда, томимы ненавистью жгучей,

С Юпитером Земли сражались чада,

Не горы громоздил я выше тучи,

А гнался за Нептуновой армадой,

Желая воцариться безраздельно

Над гладью океана беспредельной.

Любовь к жене божественной Пелея

Меня на бой неравный вдохновила.

Однажды видел я, как дочь Нерея

Из пены вод на берег выходила.

Красу ее нагую лицезрея,

Я погибал, неведомая сила

Меня могучей страстью наполняла,

К ногам моей избранницы толкала.

Она же, моего пугаясь виду,

В морских глубинах в тот же миг сокрылась.

Я стал молить почтенную Дориду,

Чтоб за меня пред дочкой заступилась.

Но рассмеялась нежная Фетида,

Едва с ней мать заговорить решилась.

"Где силу взять, - рекла она невинно,

Чтоб справиться с косматым исполином?

Но передай, пожалуй, великану,

Что я о нем подумать обещаюсь,

Пусть прекратит войну на океане,

А я в него влюбиться постараюсь",

Она сказала. Я ее обману

Поверил, неразумно обольщаясь

Прелестницы коварной обещаньем

(Тот, кто любил, поймет мои страданья.)

Я от войны на море отказался

И раз в ночи Фетиду повстречал.

Красой ее средь волн залюбовался,

К груди прижать богиню возжелал.

Обнять нагое тело я пытался,

К ее плечам ладони простирал

И целовал в слепом самозабвенье

Ее ланиты, перси и колени.

О, тщетно я мечтаньям предавался,

И с мыслью, что красавицу ласкаю,

Я со скалой огромной обнимался,

С лобзаньями к каменьям припадая.

Пока в любви я милой объяснялся,

За лик небесный камень принимая,

Я вдруг обличья своего лишился

И сам в утес скалистый превратился.

О нимфа, чаровница океана,

За что так зло со мной ты поступила?

Разрушив путы моего обмана,

Меня мечты сладчайшей ты лишила.

И я поплыл, тоскою обуянный,

Меня страданье горькое томило.

Пристал я наконец к земле далекой,

В своей любви и муке одинокий.

Мои родные братья в это время

От унижений тягостных терзались.

Неся невзгод и пораженья бремя,

Под скалами богами содержались.

Я был, однако, разлучен со всеми,

И надо мною Парки посмеялись,

Придумав мне такое наказанье,

Что я горючим предаюсь рыданьям.

И плоть моя навеки отвердела.

Тугие кости в камни обратились,

И над волнами вознеслося тело,

В огромный мыс все члены превратились.

Так боги отомстили мне умело,

Страдания мои усугубились

Тем, что в ночи близ скал моих отвесных

Фетиды появлялся лик прелестный".

Так возвестив, гигант в глухих рыданьях

От нас, несчастных, наконец отстал.

И, двинувшись в дальнейшие скитанья,

По небу черной тучей пробежал.

Воздел с молитвой к Господу я длани

И ангела-хранителя призвал,

Чтоб оградил нас от мучений страшных,

Которые гигант предрек ужасный.

Но вот средь туч рассветных появилась

Сияющего солнца колесница

И над суровым мысом засветилась

Веселая красавица-денница.

Армада наша вновь заторопилась

К востока изобильного границам.

От мыса прочь мы спешно удалились,

Но вскорости к земле пристать решились.

Хоть в той земле извечно обитало

Воинственное племя эфиопов,

Но нас оно приветливо встречало,

На берег тут же выбежав всем скопом.

Все населенье в нашу честь плясало,

К нам с гор спустившись по отвесным тропам,

И женщины к нам черные спешили

И скот домашний за собой тащили.

На бычьих спинах гордо восседали

Брегов далеких смуглые матроны.

Быков своих туземцы почитали

И их пасли на гор отвесных склонах.

Свирели нежной звуки нас встречали,

Туземцы соблюдали рифм законы

И Титира каменам подражали,

И слух наш песнопеньем услаждали.

С улыбкой нас встречая безыскусной,

Нам эфиопы щедро предложили

Провизии немало очень вкусной

И отдохнуть нас всячески молили.

Но мы, не зная их наречий звучных,

От их брегов отчалить поспешили,

Не разобрав из их речей гортанных,

Как нам доплыть до Индии желанной.

Мы берег африканский обогнули

И к жаркому экватору помчались,

Прочь от снегов полярных повернули

И долго южным небом любовались.

Скалистый остров вскоре мы минули,

Где чада Луза некогда скитались,

Прибыв туда с могучею армадой,

Мыс Бурь для нас открывшею когда-то.

И снова в путь нелегкий мы пустились,

Познав затишья, бури, ураганы.

И новые дороги нам открылись,

И звали нас неведомые страны.

И с бурным морем доблестно мы бились,

Стремясь к брегам заветным неустанно,

Но встречное упорное теченье

Замедлило вдруг наше продвиженье.

Громаду волн стремглав на нас обрушив,

Оно назад нас обратить хотело.

И, к нам свою немилость обнаружив,

На нас, несчастных, в ярости ревело.

Но все ж упрямый Нот спас наши души,

И с силою, не знающей предела,

Боролся он с неистовым теченьем

И вышел победителем в сраженье.

Взошла над морем новая заря,

Лучи дня незабвенного светились,

В который три премудрые царя

К Христу-младенцу в Вифлеем явились.

И снова ожидала нас земля,

Опять пристать мы к берегу решились.

И в честь царей премудрых окрестили

Реку, что средь чужой земли открыли.

Тут мы воды запасы обновили,

Вкусили отдых средь чужих владений

И путь продолжить вскоре поспешили,

Оставив те брега без сожалений,

Поскольку, о король, не в силах были

Мы разуметь невнятные реченья

Племен земли далекой и узнать,

Куда дорогу дале нам держать.

Представь себе, король, как изнурили

Нас всех чужие берега и страны,

Как буря нас и голод истомили,

Как исхлестали волны океана!

Отчаяньем надежду мы сменили,

Устали от страданий беспрестанных

И думали, что небо будет вечно

Нас мукам подвергать бесчеловечным.

Все снасти повредили мы в скитаньях

И, ослабевши бренными телами,

Оставив все надежды и мечтанья,

Метались над свирепыми волнами.

Скажи, король, коль эти вот страданья

Не с Луза приключились бы сынами,

Сумели бы они не взбунтоваться

И государю верными остаться?

Поверишь ты, что племя бы другое

Осталось в подчиненье капитана

И, встав на путь пиратства и разбоя,

Не захватило б кораблей обманом?

Лишь с португальской верною душою,

Что к подвигам стремится неустанно,

Возможно претерпеть и шторм, и голод,

И гнев стихий, и долгой ночи холод.

Но все ж с рекой мы хладной разлучились

И, возвратившись вновь к соленым водам,

От берега заметно отклонились,

Идя навстречу будущим невзгодам.

В открытом море дерзко мы носились,

Гонимые неутомимым Нотом,

И так нас буйным ветром потрепало,

Что не смогли причалить мы в Софале.

В надежде на святого Николая

Еще мы долго среди волн блуждали.

Ему рули и паруса вверяя,

Немало тягот снова испытали.

И вдруг, в тоске щемящей изнывая,

Вдали туманный берег увидали.

Нас робкие надежды окрылили,

И к новым мы свершеньям поспешили.

Мы видели, что к водам океана

Большой реки теченье подходило,

И лодок неизвестных караваны

К нам повернули белые ветрила.

Подумав, что об Индии желанной

Сюда молва, быть может, доходила,

Мы духом наконец приободрились

И к смуглым незнакомцам устремились.

Хотя они и были эфиопы,

Но кое-что нам все же объяснили.

Мы в их речах без трудности особой

Арабских слов немало уловили.

Туземцы привечали нас без злобы,

Мы их одежды рассмотреть спешили.

Их головы тюрбаны украшали,

А чресла их повязки прикрывали.

С трудом слова арабов подбирая,

Туземцы нам охотно объяснили,

Что часто, океан пересекая,

Купцы у них богатые гостили.

В больших ладьях по морю приплывая,

Немало им товаров привозили.

На радость нам Мартинш без промедленья

Переводил все эти объясненья.

Туземцев речи дух наш укрепили,

Надежду и покой вернули нам.

Рекою Добрых Знаков окрестили

Мы тот поток, что протекает там.

И столп в земле далекой водрузили,

Чтоб пригрозить бушующим волнам.

Тот столп хранил архангел, что когда-то

Был Товии надежным провожатым.

И наконец мы время улучили,

Чтоб счистить с килей водорослей ворох.

Мы паруса и снасти подновили

И соскребли с бортов ракушек горы,

Вокруг туземцы толпами бродили

И к нам с приязнью обращали взоры.

Мы искренность сердец их уважали

И на добро добром им отвечали.

Недолго мы блаженством наслаждались

На лоне благосклонной к нам природы,

Рамнузии отмщенья мы дождались,

Опять на нас обрушились невзгоды.

И в наши судьбы небеса вмешались,

Так повелось на свете год от года:

Страданья нас годами угнетают,

А радости мгновенно покидают.

От гибельной, неведомой болезни

Мои друзья безвинно пострадали.

И у брегов далеких, неизвестных

В страданьях беспримерных умирали.

Представь себе, о властелин любезный,

Что десны гнить внезапно начинали.

И рты страдальцев гниль переполняла

И бедных мореходов отравляла.

Тяжелый смрад, что исходил от гнили,

Грозил нам неизбежным зараженьем.

Душой терзаясь, мы не в силах были

Своих друзей избавить от мучений.

Когда бы мы хирурга захватили,

Он удалил бы эти нагноенья,

Ведь нож - он жизнь порою пресекает,

Порой - жизнь обреченным возвращает.

Навек в глуши неведомой остались

Друзья несчастий наших и скитаний.

Мы с горьким сердцем с ними расставались,

Кляня суровость наших испытаний.

Как быстро славной жизни дни промчались,

Как скоро все померкли упованья!

Волна морская иль пригорок пыльный

Всегда готовы стать холмом могильным.

Покинули мы край тоски и горя,

Решив искать на свете лучшей доли.

И вновь пустились в путь в бескрайнем море,

Чтя государя доблестного волю.

Так к Мозамбику мы приплыли вскоре

И столько настрадались там, что боле

Я не хочу к сим мукам возвращаться

И памяти дней скорбных предаваться.

Но все ж, как видно, сжалилось над нами,

Нас пощадив, святое Провиденье.

Желанный отдых мы вкушаем с вами,

Былые муки предаем забвенью.

Душевный мир дарован вам богами,

Здесь тот, кто жив, познает наслажденье,

А мертвый здесь воскреснет, чтобы снова

Познать всю прелесть мира всеблагого.

Теперь скажи, властитель справедливый,

Кто, как не мы, морей познал кипенье?

Ты думаешь, Улисс велеречивый

Прошел сквозь столько тягот и мучений?

И сам Эней, герой благочестивый

И вдохновитель дивных песнопений,

Скажу тебе спокойно, без пристрастья,

Не испытал того и сотой части.

Ведь славный старец, к влаге Аонийской

Приникший воспаленными устами,

Семь городов и весей ионийских

Втянувший в спор, что тянется веками,

И тот другой, кудесник Авзонийский,

Возлюбленный великими богами,

Что Родину могучую прославил

И память нам о римлянах оставил,

Вещали, как скитались полубоги

Средь Полифема сказочных владений,

К Цирцее приводили их в чертоги,

Сирен прекрасных воскрешали пенье,

Киконов измышляли нам жестоких

И лотос, всем дарующий забвенье,

И на героев беды насылали.

И лоцманов любимых их лишали.

То их в Аид зловещий отправляли,

То к Калипсо бросали их в объятья,

То гарпиям их пищу отдавали,

То страшным подвергали их проклятьям.

Так баснями умы они пленяли,

А я же без утайки и изъятья

Поведал ныне правду вам простую,

Что превосходит выдумку любую!"

Всех капитан сумел заворожить,

Восторг всеобщий речь его снискала.

И смог король туземный оценить

Тех, кто державе положил начало,

Кто смог врагов смертельных разгромить,

Чью доблесть слава вечная венчала.

Он восхищался мужеством народа

И храбростью бывалых мореходов.

Из уст в уста средь свиты расходились

Известия о доблестных скитальцах.

Их мужеству придворные дивились,

Глаз не сводили с гордых португальцев.

Но вот уж над волнами появились

Те кони, коих Фаэтон-страдалец

Не удержал. Они скрывались в море,

И во дворец король вернулся вскоре.

Как сладостно звучит повествованье

О мужестве, о дней прошедших славе!

Оно сердца на добрые деянья

Толкает, возвышая честь державы.

И юношей зовет на поле брани,

Их заставляя позабыть забавы,

И зависть в них здоровую рождает

К героям, коих лира воспевает.

Сам Александр не столько вдохновлялся

Ахилла незабвенного делами,

Как песней он бессмертной упивался,

Гомера несравненного стихами.

И Фемистокл недаром признавался,

Что Мильтиада боевое знамя

И лавры, что героя увенчали,

Ему никак покоя не давали.

И Гама твердо доказать решился,

Что меркнет слава прежних мореходов,

Которыми доныне мир гордился,

Пред подвигом святым его народа.

Когда б великий Август не стремился

Возвысить Мантуанского рапсода,

То вряд ли тот проникся бы желаньем

Воспеть Энея храброго деянья.

Родит отчизна наша Сципионов,

И Цезарей, и Августов немало.

Но все ж под лузитанским небосклоном

Еще пора такая не настала,

Когда король бы чтил стиха законы,

Как Август просвещенный, что, бывало,

Слагал стихи о Фульвии несчастной,

Оставленной Антонием напрасно.

Пусть Цезарь галлов покорил мятежных

Война его от муз не отвращала.

Когда он оставлял свой меч железный,

То с твердостью рука перо сжимала.

И Сципион, бесстрашием известный,

Комедией был увлечен немало.

А Александр Гомером упивался,

С поэмами его не расставался.

Средь римских и ахейских капитанов

Невежд, глухих к искусству, не водилось.

Средь португальцев только, как ни странно,

К поэзии любовь не воцарилась.

Я повторяю с болью, неустанно,

Что больших бы побед страна добилась,

Когда бы муз прекрасных почитала

И звонких рифм созвучья понимала.

Раз нет у нас Гомеров вдохновенных

И песни нам Вергилия невнятны,

Не будет и Энеев дерзновенных,

Ахиллы не свершат свой подвиг ратный.

Сердца людей постигнет омертвенье,

Не воссияет свет им благодатный,

Их души безнадежно огрубеют,

В невежестве постыдном закоснеют.

И должен быть наш Гама благосклонным

К тем музам, что дела его воспели

И, движимы любовью прирожденной

К отчизне, ей хвалу сложить сумели.

Он, славной Каллиопой обделенный,

Чуждался муз веселых с колыбели.

Нимф Тежу избегал, не зная рвенья

Героем стать чудесных песнопений.

А нимфы Тежу с нежностью внимали

О подвигах и странствиях сказанью,

Мой скромный труд с восторгом восхваляли

И песнь мою встречали с ликованьем.

О, если б и герои понимали,

Что наши лиры, славя их деянья,

Бессмертием их щедро одаряют

И дверь пред ними в вечность отворяют!