Четверо обитателей обветшалой гостиной замерли – лорд Стразерн стоял у камина с выражением лица, трудно поддающимся описанию, и читал официальное письмо, тайно доставленное с континента. Алиса, Пруденс и Абигейл в напряженном молчаливом ожидании наблюдали за ним. Алисе казалось, что она ждет с тех пор, как две недели назад Томас покинул Фенвикскую бухту. Две очень долгие недели.
Стразерн улыбнулся, скомкал листок бумаги и бросил его в камин. Новости были хорошими. Алиса с облегчением вздохнула.
– Томас успешно добрался до Амстердама. Он поставил короля в известность о наших делах и привел доводы джентльменов из Тайного Союза. Его Величество теперь узнал цену заверениям, раздаваемым горячими головами в том, что восстание в настоящий момент непременно приведет к успеху.
Радость постепенно угасла на лице Стразерна, когда он посмотрел на своих дочерей.
– Итак, я смогу сообщить членам Тайного Союза, что королю был представлен аналитичный и объективный доклад. Могу сказать, что Томас продуктивно провел время, пока был здесь. Хотелось бы то же самое сказать и о вас обоих, мои дорогие.
Алиса прикусила губу и виновато посмотрела на него. Пруденс решительно подняла подбородок:
– Папа!..
Стразерн поднял руку:
– Никаких возражений, Пруденс. Сегодня мы должны решить что-то относительно твоего будущего. Боюсь, что это неблагоприятная перспектива.
– Как ты могла дойти до такой глупости – поехать за Цедриком Инграмом? – в отчаянье сказала Абигейл.
Так как Стразерн призвал на помощь в спасении Пруденс своих арендаторов и соседей, все в округе узнали, что она была похищена Цедриком Инграмом и причину такого необычного похищения. Пруденс стала объектом обсуждения для всех и несмываемым позором для матери.
– Я думала, что это хороший способ его узнать, – оправдывалась Пруденс, – и просто делала то, что вы советовали, мама!
– Не смей насмехаться над матерью! – отрубил Стразерн. Его гнев того и гляди мог выплеснуться наружу, так как за последнее время он был крайне измучен. Более того, ему не нравилось положение, в котором он сейчас оказался. Ведь то, что он сегодня решит, повлияет на дальнейшую судьбу дочерей. Но жесткие рамки необходимости – Стразерн не утратил чувство чести! – не могли сделать это решение обязательным. Ему не хотелось делать подобный выбор.
– Нет, папа, – возразила Пруденс, – извините, мама.
Приступ великодушия у Абигейл, обычно, продолжался недолго – мы все рабы своего характера. Ее голос снова стал требовательным, а лицо озабоченным:
– Я понимаю, дорогая, что ты хотела привлечь внимание господина Инграма. Но мы с отцом должны знать – что ты испытываешь к нему сейчас.
Пруденс тщательно расправила складки на персиковой нижней юбке.
– Услышав, как он разговаривает с этим гнусным круглоголовым, я почувствовала отвращение, но потом… – ее нервные пальцы мяли яркую ткань платья, – он спрятал меня в заброшенном коттедже в своем имении и пришел навестить… Мне было ужасно одиноко, мучительно и страшно, наверное, это передалось ему. Сам приносил мне поесть и оставался поговорить… Он рассказывал о себе, и я пришла к выводу, что в нем нет такой злобы, как я предполагала вначале. Фактически, мотивы его поведения понимались неправильно.
Она вздохнула. Кажется, она заметила свои дрожащие пальцы и смятое платье, незаметно расслабила руку и расправила измятую персиковую ткань.
Абигейл вздохнула:
– Пруденс, ты исчезла на три дня и, бесспорно, бросила тень на свою репутацию.
Пруденс боязливо посмотрела на мать:
– Если бы господин Инграм взял меня, я бы хотела выйти за него замуж.
– Ты не смеешь! – взорвалась Алиса. – Цедрик Инграм похитил тебя, чтобы обменять на нашего брата!
Пруденс растерянно посмотрела на нее:
– Я это знаю, но все еще люблю его. Он очаровывает меня, как никто другой.
Стразерн хмыкнул:
– Он очаровывает тебя, потому что был самым влиятельным неженатым человеком в области. Если бы появился другой такого же ранга, ты бы сочла его самым очаровательным!
– Я так не думаю, папа.
Пруденс опровергла обвинение с таким сдержанным достоинством, что за этим последовала долгая неловкая пауза. И Пруденс покраснела: молчание выражало жалость, а не уважение.
Абигейл прокашлялась:
– Отложим эту тему… Еще есть вопрос о поведении Алисы с сэром Филиппом Гамильтоном.
Настала очередь Алисы покраснеть.
– Я осталась ночью с сэром Филиппом не специально, мама. Вы должны понять, что мы попали в ловушку! Не было ничего…
Строгим жестом Абигейл остановила Алису. Она невольно сопоставила поведение обеих дочерей.
– Меня не интересует, что вы там делали!.. Но ты могла отказаться от участия в сумасшедшем проекте сэра Филиппа! Ты могла уйти из гостиницы через черный ход!
– Мы боялись, что нас поймают люди Осборна! – возразила Алиса, неумело защищаясь, – Филипп был уверен, что Пруденс в их руках, и считал безумием позволить ему захватить еще одну заложницу. Если бы нас поймали, разоблачили бы и Филиппа. Не знаю, что тогда случилось бы с Пруденс?
– Со мной все было бы в порядке, – возразила Пруденс. – Цедрик не причинил бы мне вреда.
Абигейл не обратила внимания на вмешательство Пруденс и сосредоточилась на проступке Алисы.
– Я не успокоюсь, Алиса. Можно было избежать этого неприятного инцидента, если бы вы не пошли в гостиницу. Теперь твоя репутация под угрозой, и я в отчаянии – смогу ли я когда-нибудь найти тебе мужа.
Алиса вскинула подбородок:
– Вам не следует об этом беспокоиться, мама. Филипп женится на мне.
– Он еще не просил твоей руки, – заворчал лорд Стразерн.
Прошло две недели с момента обмена в Фенвикской бухте. За это время не было общения между Стразерн-холлом и Эйнсли Мейнор. Последнее, что видела Алиса, – подавленную спину Филиппа на Фенвикских утесах.
Алиса ясными глазами посмотрела на отца:
– Он попросит, папа. Я знаю.
– Не уверен, что мне бы хотелось видеть свою дочь женой круглоголового, – мрачно сказал Эдвард. – Мы роялисты, Алиса. Мы оставались верны нашему монарху в худшие времена. Как ты можешь предать его сейчас?
– Выйдя замуж за Филиппа, я не предам ни короля, ни свои убеждения, – в глазах Алисы блеснуло торжество. – Мы найдем еще одного союзника – он поддержит короля!
Лицо Абигейл смягчилось, но она заговорила в своей обычной резкой манере:
– Видимо, не надо обобщать поведение мужчин, но я не понимаю, Алиса, как ты можешь так заблуждаться. Если мужчина находит подход к женщине до замужества, он, бесспорно, теряет к ней уважение. Ему нет необходимости предлагать ей руку и сердце.
– Филипп не такой! – яростно сказала Алиса, хотя ее уже точил червячок сомнения. Она слишком много раз за последние две недели говорила себе, что Филипп ее любит и женится на ней, и хотя ее репутация под угрозой – его порядочность непререкаема. Однако верить в это с каждым днем становилось все труднее – ее протест звучал неубедительно даже для нее самой.
Абигейл снова смягчилась. Стараясь быть сдержанной, она сказала:
– Моя дорогая, я вижу, что ты увлечена, и мне действительно тебя жаль. Это суровый урок. Такие уроки тяжело переносить, особенно, если хочется верить, что это неправда.
– Мама, папа, я вас умоляю, не отказывайте Филиппу! Он попросит моей руки! Я знаю! Он обещал мне!
Абигейл бросила многозначительный взгляд на лорда Стразерна – он отвернулся. Неожиданно Алиса почувствовала резкую боль в сердце. Что – если они правы? Что – если Филипп не любит ее и не собирается жениться?
Она вспомнила слова любви, которые он говорил ей в ту ночь в гостинице, как рисковал жизнью и будущим ради нее у Фенвикских утесов, и удивилась – можно ли вообще усомниться в нем. Она гордо вскинула голову и дерзко посмотрела на всех.
Абигейл мягко сказала:
– Как бы тебе не было трудно, Алиса, но… если он не попросит твоей руки… существует проблема с ребенком…
– С ребенком?
Абигейл строго уточнила:
– Всегда есть такая проблема… Если ты… будешь ждать ребенка, мы отошлем тебя жить к моей тетушке в Йоркшир. Она о тебе позаботится, ее дом достаточно уединенный, так что твое положение не заметят. Ребенка можно отдать в местную семью на воспитание.
Глаза Алисы вспыхнули:
– В этом не будет необходимости, мама. Если у меня будет ребенок, Филипп женится на мне.
– Ему не предоставят такой возможности, – голос Стразерна звучал сурово, но твердо. – Он должен попросить твоей руки по собственному желанию. Я не допущу вынужденного брака.
– Папа! Я бы предпочла выйти за него замуж даже по необходимости, чем не выйти вообще!
– Ты не отдаешь себе отчета, Алиса, – печально сказал Стразерн. – Жизнь с человеком, который тебя не хочет, – это вечное раскаянье.
Алиса встала:
– Это лучше, чем всю жизнь винить себя за то, что ты не смогла остаться с любимым человеком!
– Сэр Филипп Гамильтон! – зычный голос дворецкого прервал страстное излияние Алисы, и она замерла. В комнате воцарилась тишина. Только дворецкий сделал шаг в сторону и впустил Филиппа.
Увидев его, Алиса просияла. Она повернулась к отцу, победоносно сверкнув глазами:
– Видишь?
Стразерн взглянул на нее из-под насупленных бровей и вышел вперед поприветствовать гостя:
– Добрый день, сэр Филипп.
Филипп поклонился. Он был одет в простой, хорошо сшитый дублет темно-синего цвета и черные кюлоты без излишних украшений, вопреки привычкам роялистов.
– Добрый день, лорд Стразерн. Могу я с вами поговорить наедине?
Стразерн кивнул. Пруденс проскользнула мимо двух джентльменов, довольная, что ее избавили от дальнейшего неприятного допроса. Абигейл вышла за ней. Проходя мимо Филиппа, она бросила на него любопытный взгляд, но ограничилась вежливым приветствием.
Алиса также направилась к выходу, но Эдвард остановил ее:
– Надеюсь, что ты являешься причиной сегодняшнего прихода сэра Филиппа. Пожалуйста, останься с нами, дочь.
Алиса улыбнулась, глядя Филиппу в глаза. Он взял ее руку и элегантно приложился губами.
– Вы правы, милорд. Я пришел просить руки вашей дочери.
Стразерн издал неподдающийся описанию звук, когда увидел свою дочь рядом с Филиппом Гамильтоном. Без сомнения, Алиса влюблена в него, и хотя лорд Стразерн считал претендента честным и порядочным человеком, он не мог забыть, что Филипп Гамильтон во время войны сражался на стороне парламента и отдавал свои симпатии Оливеру Кромвелю. Лорд Стразерн не мог поверить, что его любимая дочь отдаст руку круглоголовому, но доказательство было перед глазами. Теперь ему оставалось только убедиться, что человек, избранный ею, будет относиться к ней должным образом, начиная с этого момента и на всю оставшуюся жизнь.
– Я полагаю, сэр, вы готовы передать часть своего имения во владении моей дочери после свадьбы?
Филипп с изумлением взглянул на Стразерна. Алиса поспешно сказала:
– Папа, я буду совладелицей… участвовать в этом? Я имею в виду, в конце концов…
– Женщина должна знать свои права, – невозмутимо сказал лорд Стразерн. – Садитесь, пожалуйста, сэр Филипп, и ты, Алиса. Я думаю, это будет долгое обсуждение.
Алиса молча села. Филипп предусмотрительно выбрал место подальше от Алисы, напротив лорда Стразерна, чтобы смотреть своему будущему тестю прямо в глаза, пока они будут договариваться.
Сделка велась целый час. За это время двое мужчин обговорили приданое Алисы, ее вдовью часть, затраты на детей и другие финансовые вопросы. Алиса слушала, изумлялась некоторым подробностям, но хорошо сознавала, что отец действовал в ее интересах. Филипп был настолько щедр, что даровал ей, сколько позволяло его имение. И это говорило о его истинном чувстве к ней.
Довольный результатами брачной сделки, лорд Стразерн заключил:
– Остается решить только один вопрос.
Филипп напрягся:
– Если вы имеете в виду ночь, которую мы с Алисой провели в гостинице?
Стразерн удивленно поднял брови:
– Честно говоря, я это не имел в виду… Хотя чувствую, вы были не слишком рассудительны.
– Если бы мы с Алисой попытались выйти из гостиницы, она так же попала бы в заложницы, как и Пруденс, – при этих словах глаза Филиппа вспыхнули, но он говорил ровным голосом. – Я взял ее туда не для того, чтобы причинить ей какой-нибудь вред.
– Если бы я считал, что это не так, сэр Филипп, я не разрешил бы вам жениться на моей дочери.
Успокоенный Филипп сменил тему:
– Еще один вопрос не дает мне покоя – моя связь с лордом протектором.
– Вы правы, сэр, – Стразерн нахмурился. – Боюсь, что ваши действия не внушат лондонскому руководству любовь к вам.
Филипп криво усмехнулся:
– Не сомневаюсь, лорд Стразерн. Осборн вернулся в Лондон и приложил все силы, чтобы очернить мое имя. Однако там есть у меня друзья более влиятельные, чем он, особенно после такого компрометирующего факта… с Томасом Лайтоном. Мне написали из Лондона и похвалили мою моральную стойкость – отказ участвовать в этой сомнительной операции с похищением… Я поставил их в известность, что не собираюсь возвращаться в армию, а буду спокойно жить в Эйнсли, поэтому никто не намерен меня наказывать. Вам не стоит беспокоиться, что, отдавая мне руку Алисы, вы подвергаете ее какой бы то ни было опасности.
Стразерн бросил на него тяжелый взгляд из-под насупленных бровей:
– На сегодняшний день меня устраивает такое положение, но что будет, когда вернется король? – увидев, как Филипп удивился, он мягко добавил: – Он вернется, сэр, и мы оба знаем это. Республика умирает под собственной тяжестью. Или возникнет новая республика фанатиков, или мы вернемся к старому укладу, но только с новым, молодым королем. Что бы вы предпочли?
Филипп не сводил глаз с лорда Стразерна.
– Вы ставите меня в неловкое положение. Если я скажу, что с радостью приму нового короля Чарльза, поверите ли мне?
– Да, – просто сказал Стразерн, – если дадите мне честное слово, что это ваше истинное убеждение.
– Даю вам честное слово, что это именно так, – твердо сказал Филипп. – Я пошел служить в армию парламента, полный идеалистических устремлений бороться против монарха, которого не волновали нужды простого народа Англии и права граждан. Закончилась война, и наше новое правительство стало со временем таким же деспотичным, как и старое. Я многим обязан лорду протектору, и давно отдал ему свою преданность. Но поистине я предан только Англии. Ричард Кромвель не тот человек, каким был его отец, и день ото дня доказывает, что не способен руководить этой нацией. Если суждено Англии иметь у власти наследника, то пусть в его жилах течет королевская кровь.
Пронзая Филиппа взглядом до глубины души, лорд Стразерн сказал:
– Хорошо сказано, Гамильтон. Я рад, что вы будете подходящим мужем моей дочери, – он улыбнулся, почти очаровательно, и встал. – Теперь вам надо сделать одно – убедить Алису принять ваше предложение. Оставляю вас наедине – решайте сами!
Когда за ним тихо закрылась дверь, Алиса взглянула на Филиппа и робко улыбнулась:
– Папа сказал, что брак, состоявшийся по какой-либо необходимости, будет вечным раскаяньем. Я должна спросить вас сейчас, Филипп, вы просите моей руки, потому что чувствуете себя обязанным это сделать или потому что вы хотите обручиться со мной? Умоляю вас, ответьте мне так же честно, как вы ответили моему отцу о ваших политических взглядах.
Филипп сел поближе к ней. Он взял ее руки, и держал их в своих, поглаживая ее гладкую кожу.
– Раньше я клялся себе, что никогда не женюсь на роялистке. Они появлялись при дворе, ухоженные и воспитанные, но полные злобы и яда. Их внешний облик – неестественный, мужчина не мог поверить в него. Я думал, что честная открытая женщина пуританского воспитания соответствует моему вкусу. Умная и серьезная леди не даст повода беспокоиться о том, с кем она и что делает, – он улыбнулся, – со временем я понял, что пуританка может быть такой же лживой, как и роялистка. Надо искать личность и определять, из чего она сделана, прежде чем добиваться ее руки.
Приехав сюда, я не искал любовных приключений, но нашел одно и не жалею об этом. Вы прекрасная и желанная, Алиса Лайтон! Вы духовная, интеллигентная, умная, очаровательная! Вы женщина, которую я люблю! Я бы не изменил вам, и не могу жить без вас!
Алиса улыбнулась и подвинулась к нему поближе.
– Филипп, я роялистка. И всегда ею буду. Что случится, если протекторат будет продолжаться, и вы решите вернуться на сторону лорда протектора?
– Я уже принял решение, моя дорогая: с протекторатом покончено. Я не вернусь в Лондон, разве что поеду туда наносить и отдавать визиты, – он нежно улыбнулся. – Кроме того, это касается не политики, а нас. Я люблю вас, Алиса. А вы меня любите?
На ее губах задрожала улыбка, и глаза наполнились слезами счастья:
– О, да! Я люблю вас всем сердцем, Филипп!
– Тогда выйдете за меня замуж.
Он сказал это утвердительно, но Алиса ответила, как на вопрос:
– Да. О, да!