Любовный треугольник

13 Давид

— Мариам, надо поговорить.

Сажусь за стол, за которым с противоположной стороны сидит сестра с чашкой кофе в руках.

Она приехала от Оли двадцать минут назад, как раз, когда мои все уехали в парк.

— Если об Ани, то не волнуйся, я ничего ей не сказала, — произносит воинственно, но уже через секунду сдувается как воздушный шар. Расправленные плечи опускаются, а во взгляде появляется разочарование и обвинение, — Все как три года назад. Ты был с Олей, а потом взял и уехал. Скажи, Давид, ты все еще любишь ее?

Вопрос, как контрольный в лоб, раскурочивает мозг.

— Я женат, Мариам.

— Тогда зачем все это?

Со скрипом отодвинув стул, встаю и поворачиваюсь к кофеварке. Ставлю на поддон чашку и жму на кнопку приготовления эспрессо.

Зачем…

Если бы я сам знал. Внутри полный хаос. Ярость на Осипову за то, что происходит сейчас кипит вулканом и с каждым днём становится только сильнее. Потому что вижу, что её как и меня ломает. Знаю, что забудь она меня и будь счастлива сейчас с этим своим Лёшей или кем-то другим, я бы даже не подошёл к ней. Но понимание, что спустя проклятых три года её выворачивает не меньше чем меня ещё хуже.

Получается, что всё зря. Все её пожелания о том, чтобы жить легко без «тяжести ответственности» не осуществились. А значит мы потеряли время… напрасно?

Нет, теперь я не могу сказать, что это было напрасно. У меня есть Гор и Арсен. А имея детей сказать, что брак был напрасным — это как минимум убить их в своей голове.

Эта постоянная битва с самим собой и обстоятельствами, как бешеные псы на две половины раздирает.

И за это я ненавижу её ещё сильнее.

— Давид? — окликает Мариам, а я вздрагиваю.

— Это не твое дело, сестра, — бросаю из-за плеча, — отчитываться я не должен.

На кухне повисает тишина, но спустя пару секунд она снова тихо спрашивает:

— Ты счастлив, Давид?

Резко оборачиваюсь. Сердечная мышца стискивается, как если бы её клещами сдавили. Пульсирует, дергается.

— Счастлив, — отвечаю, игнорируя стремительно усиливающееся давление в груди.

Забираю чашку с кофе и разворачиваюсь, чтобы уйти, но на выходе оборачиваюсь.

— Мариам, это должно остаться между нами.

— Так и будет, — заверяет меня, — Только ты так и не ответил на мой единственный вопрос. Ты все еще любишь Олю?

Укол в то же самое место, где кажется сейчас разорвёт от переизбытка крови. Болезненный и острый.

Перед глазами всплывает Оля, опирающаяся на стену, слезы на её щеках, и то, как они резонировали во мне вчера. Казалось, задохнусь прямо там.

— Оля осталась в прошлом, — отвечаю не своим голосом.

— Это не ответ.

Пристальный взгляд сестры добирается до самого нутра.

Врать не хочется, а настоящий ответ я дать ей не могу.

Не могу, потому что не имею ни малейшего права.

Когда я готов был положить к ногам Осиповой всего себя, ей это было не нужно. А теперь уже поздно…

Вечером мы с женой и детьми улетаем в Ереван.

Забрав с парковки аэропорта машину, направляемся домой.

Всё снова возвращается на свои прежние места. Привычные улицы, болтовня пацанов на заднем сидении, тихая Ани рядом.

Тот взрыв, что длился на протяжении нескольких дней, остался в прошлом, оставив после себя последствия в виде жрущего чувства вины и тупой гниющей тоски.

Ко второй я привык. Живу с ней вот уже три года. Свыкся, сросся. Меня поймут те, кто испытывает не проходящую боль в спине. Поясница ноет, тянет, ходить тяжело, но ты всё равно двигаешься, потому что нужно как-то существовать.

Вот и я… живу… на анестетиках.

А вот как теперь быть с виной…

Бросаю на Ани взгляд и замечаю, как она пролистывает в телефоне сайт с рецептами.

Беззаботная, ни о чём не подозревающая.

Поморщившись, возвращаю внимание на дорогу.

— Как смотришь на то, чтобы я завтра долму сделала? — воодушевленно спрашивает.

Собираюсь ответить, что не против, но в последний момент передумываю.

— Есть другое предложение. Давай пацанов родителям твоим отвезём, и проведем выходные вместе.

Боковым зрением замечаю, как она хмурится. Оставлять Гора и Арсена жена ни с кем не любит.

— Ммм, прямо все выходные? Может, утром отвезём, а вечером заберём?

— Мы всегда так делаем. В итоге пол дня уходит на дорогу. А так — утром отвезём, съездим в торговый центр. Ты хотела кажется, на кухню себе что-то посмотреть?

— Да. У меня формы поржавели. Хочу силиконовые взять и обновить по мелочи ещё кое-что.

— Ну вот. Без спешки пройдёмся по магазинам. Вечером посидим в каком-то ресторане.

— Зачем? Я приготовить могу, — недоумевает Ани.

— Вот чтобы не готовила. На следующее утро не нужно будет рано вставать завтрак соображать. Проведем время вместе. А к вечеру заберём детей.

Скосив на неё глаза, замечаю, как она усердно думает. Между бровей пролегла не слишком оптимистическая складка.

— Давид, ты знаешь как я не люблю нагружать родителей, — произносит негромко. — Им тяжело. Возраст. А мальчишки неугомонные. Особенно Гор.

Сжав зубы, уже собираюсь как и всегда махнуть рукой, но чувство противления не позволяет.

— Давай мы спросим у них самих.

— Они, конечно, согласятся.

— Тем более.

— Но я-то знаю, что это будет больше из вежливости.

— Они их внуки. И ты, кажется, недооцениваешь их любовь.

— Вот именно, что дооцениваю, — возражает она, — Понимаю, что непросто им будет. А вдруг случится что.

— Что должно случиться? — устало выдыхаю.

— Ну, — взмахивает руками, — не знаю. Как в прошлый раз, когда Гор упал у них во дворе, и рассек колено. Пришлось вести в город зашивать.

— Это не значит, что он теперь всё время будет падать, — начинаю заводиться, но тут же гашу негативные эмоции, — Ани, не ищи причин для отговорок. Когда мы вдвоём с тобой время проводили в последний раз?

— Ну… вот… у твоих родителей.

— А дома?

Тушуется. Знает, что редко это бывает. Она и от няни-то в отказ идёт. Пару раз мы пробовали попросить знакомую посидеть с ребятнёй, когда уходили с друзьями гулять, так она звонила домой каждые десять минут, а когда слышала на том конце плач или хныканье Арсена с просьбами вернуться домой, тут же упрашивала меня ехать обратно.

Больше я не предлагал. Если что — еду сам, или, если позволяет ситуация, то отправляемся уже всей семьей.

— Я просто предлагаю попробовать.

Посомневавшись, оборачивается, смотрит на уткнувшихся в телефон сыновей, и в итоге сдаётся.

— Ладно.

— Вот и отлично. Зайдём тебе ещё что-то из платьев посмотрим.

— Зачем? Я же только купила.

— Оно тебе не нравится.

— Нравится!

Многозначительно заламываю бровь, а Ани виновато опускает взгляд.

— То-то же.

Я готов раскошелиться хоть на весь магазин. Пусть купит всё, чего ей хочется и даже больше. Надо чем-то заткнуть это сосущее чувство вины.