Любовный треугольник

20 Давид

Спустя несколько дней я забираю Мариам к себе. На неё смотреть без боли невозможно.

Сестра стала похожа на ходячего мертвеца. Бледная, худая. На осунувшемся лице одни глаза большие остались.

Моя ненависть к Демьяну не просто выросла до немыслимых размеров. Она кипит серной кислотой, едва сдерживая меня от того, чтобы полететь к нему и закатать в асфальт за то, что сделал с сестрой.

Моей радостной и милой девочкой. Сидящей сейчас на кухне, и сжимающей пальцами чашку с чаем.

Я как раз направляюсь туда по коридору и вижу эту бледную тень.

— Как твои дела, Мариам? — спрашивает у неё Ани, с сочувствием склоняя голову. От жены тоже не укрылось, как она изменилась. — Ты на диете какой-то? Знаешь, я слышала, что все эти диеты до добра не доводят. Потом только хуже, если себя в чем-то ограничивать…

Мариам слабо улыбается, когда я вхожу к ним.

Заметив меня, поднимает голову и смотрит на меня бесцветным взглядом.

— Ани, позволь мне с сестрой поговорить! — прошу жену.

— Да, конечно. Я как раз с мальчиками на улицу хотела выйти.

Дожидаюсь, пока она оставит нас наедине, а потом присаживаюсь на соседний стул и смотрю сестре прямо в лицо.

— Мариам, что с тобой?

Она опускает глаза вниз и помолчав, произносит:

— Я не хочу выходить замуж за Нарека.

— Из-за Демьяна?

Вздрагивает, резко поднимая взгляд. Думала, что я не знаю?

— Мне отец звонил. Все рассказал и потребовал не говорить ему где ты.

Нахмурившись, ведет плечами.

— Тогда зачем ты спрашиваешь?

Пальцы мелко дрожат, подбородок тоже. Меня от этого её состояния выворачивает всего.

Если бы я мог, я бы забрал эту её боль себе. Я уже знаю какая она. Второй раз бы пережил, лишь бы ей легче было.

— Потому что так нельзя, Мариам! Ты же на себя не похожа. Сама себя уничтожаешь.

Но она будто не слышит. Снова смотрит на меня со слезами в глазах.

— Скажи, Давид, когда это пройдет?

— Что?

— Когда перестанет так болеть? Сколько времени тебе понадобилось, чтобы забыть Олю? Месяц? Год?

Машинально весь струной натягиваюсь.

— Мариам, при чем здесь я? Тебе нужно думать о себе. То, что ты с собой вытворяешь, это неправильно! Демьян… он не должен был к тебе приближаться.

— Демьян не виноват! — резко качает головой, оправдывая этого мудака, — он не заставлял меня в себя влюбиться. Все само как-то получилось. Они приходили в гости. А я не могла сопротивляться этому чувству. Оно с каждым днем все росло и не уменьшилось даже спустя годы.

— Годы? — охреневаю от услышанного. — У вас что, что-то было еще тогда? Несколько лет назад?

— Тогда почти нет, но дело не в этом. Я просто люблю его, — шепчет отчаянно, а я мысленно в памяти прокручиваю время назад. У них уже тогда что-то было? Почему я не видел? Какого черта Демьян не сказал? — Люблю и не могу с этим ничего поделать. А когда представляю, что выйду за другого, мне становится плохо. Так плохо, что болит все. Физически, понимаешь! Спрашиваю у тебя, потому как ты был в такой ситуации. Когда это пройдет? Скажи мне, потому что так жить невыносимо.

Резко встаю со стула и начинаю ходить по кухне. Воздуха становится мало от её слов. Незажившая рана кровоточит, будто корку сверху содрали. Нарывает, пульсирует.

— Нужно время, — отвечаю на автомате, — Ты смиришься. Потом, позже, отпустишь его и поймешь, что если всю жизнь будешь жить воспоминаниями о прошлом, твоя настоящая жизнь пройдет мимо. — уж я-то знаю это, как никто, — Мариам, сестра, дай себе шанс. Не убивай себя. У тебя впереди столько прекрасного. И Нарек нормальный парень. Со временем ты полюбишь его.

— А если нет?

— Привыкнешь.

— Привыкнуть? — эмоционально прикрывает рот рукой, — И в постель по привычке ложиться? Ты поэтому пошел к Оле опять? Чтобы не по привычке хотя бы раз за несколько лет это произошло?

Резко останавливаюсь и схлестываюсь с ней взглядами. Жарить начинает, как будто внутри костер развели.

— Мариам! Ты должна отпустить! Демьян того не стоит!

— Демьян стоит даже большего, — выкрикивает она, — Как и Оля! А мы с тобой просто слабые трусы. Я задала один вопрос — когда это пройдет? Ты даже на него не можешь мне ответить. Поддержать. Дать надежду. Чтобы я знала, что скоро станет легче.

Встаёт со стула, намереваясь пронестись мимо, но я останавливаю её тем, что хватаю за руку. Из содранной раны потоком хлынула кровь и больше я терпеть не в состоянии.

— Хочешь ответ? Когда пройдет? — цежу сквозь зубы, разрываемый этой болью, — Год? Три? Пять? Десять? Я не знаю, когда это пройдет! Я, мать твою, уже три года задаю себе этот же вопрос! Но я НЕ. ЗНАЮ!

Разворачиваюсь и пройдя по коридору, выхожу на улицу. Прохожу мимо сыновей и сидящей на скамейке Ани, игнорирую какой-то брошенный ею в спину вопрос и просто иду вперед по дороге.

Ребра вибрируют от того, с какой силой сердце их толкает. Мне надо дыхнуть воздуха, иначе задохнусь.

Иногда кажется, что не вывезу. Теперь, после того, как с Олей встретился, это происходит ещё чаще. Хочется вены себе вскрыть, чтобы так не душило. Чтобы безнадега не была настолько тяжелой. Чтобы не испытывать этих кошмарных ощущений. Чтобы не смотреть на жену, и на автомате сравнивать её с Осиповой. Глушить в себе воспоминания того, как та дрянь улыбалась в прошлом, и говорила, что любит. Как выбегала за мной на улицу и требовала признать, что нравится мне.

Как целовала меня какой-то месяц назад, рыдала, выталкивала из квартиры, а потом снова целовала.

Эти поцелуи мозги выворачивают до сих пор. Целую Ани, а во рту привкус Ольки… Пытаюсь в жене раствориться и сыновьях, а ни черта не выходит.

Резко останавливаюсь, дойдя до конца улицы и растираю грудную клетку, потому что внутри болезненно тянет. Хватает сильными спазмами.

Когда пройдёт… когда…

— Когда это пройдёт? — ору в никуда, пошатнувшись от охватившей тело слабости.

Перед глазами плывёт, разлетаются черные мушки…

Нахожу глазами широкое дерево и кое-как дойдя до него, опускаюсь на землю. Роняю голову на ствол и прикрываю глаза.

Я бы душу дьяволу продал, лишь бы это наконец прошло…