Любовь шевалье

Глава 30 ЧТО ТАИЛО БЕЗМОЛВИЕ НОЧИ

Погода была ясная, и множество звезд сияло на небосклоне; он излучал тот слабый, нежный свет, который служит обычно предвестником зари. Но ведь до утра еще далеко…

Эта ночь была безлунной, но столько звезд сверкало на небе, что бледный свет заливал островерхие парижские крыши. Однако узкие улочки города, над которыми почти смыкались кровли домов, стоявших друг напротив друга, оставались темными.

Казалось, город дышал глубоким спокойствием. Было тепло, но не душно, и над садами плыл аромат роз.

Като шла, удивляясь этой прозрачности ночи; женщина непросвещенная, она не имела привычки любоваться красотами природы; но нынче ее глаза то и дело обращались к сияющим, точно драгоценные камни, звездам; потом, словно страшась собственного восторга, охватывавшего ее перед лицом вселенской гармонии, Като поспешно опускала голову и, подавляя трепет, шептала:

— Да, недурная ночка!

Ее поразила тишина, воцарившаяся в городе. Куда подевались влюбленные парочки? Где разбойники и бандиты? Куда все попрятались? Внезапно Като заметила, что дверь одного дома приоткрылась. Это был богатый дом; им владел, видимо, дворянин, или, по крайней мере, зажиточный горожанин. На улицу вышли пятнадцать мужчин, вооруженных аркебузами, пистолетами, протазанами и алебардами. Некоторые держали в руках фонари с затемненными стеклами, а один помахивал листом бумаги — похоже, каким-то списком. У всех мужчин белели на рукавах повязки, а у некоторых на шляпах были нашиты белые кресты.

Отряд тихо двинулся по улице. Человек со списком шел первым, за ним спешили люди с фонарями.

«Куда они направляются? И зачем?» — недоумевала Като.

Вдруг вся группа остановилась. Предводитель заглянул в бумагу и, приблизившись к одному из домов, что-то нарисовал на двери. Потом мужчины зашагали дальше, а Като, подбежав к дому, увидела начерченный мелом белый крест.

Вооруженная группа останавливалась еще два раза, и опять человек со списком рисовал мелом кресты на дверях. Затем мужчины свернули в переулок, а Като пошла своей дорогой. Но скоро она наткнулась на второй такой же отряд, а оказываясь на перекрестках, видела теперь справа и слева людей, собиравшихся в боковых улочках. И всегда их возглавлял человек со списком, который замедлял шаг, сверялся с бумагой и ставил то на одной, то на другой двери белую метку…

Като попробовала было сосчитать встреченные ею отряды, потом принялась подсчитывать двери с крестами, но быстро отказалась от своей затеи: слишком много было таких дверей… Вдалеке пробило два; удары колокола торжественно звучали в ночной тиши. Толстуха содрогнулась и заторопилась, прошептав:

— И чего это я рот разинула? Меня ведь ждут…

Итак, пробило два. Над городом пронесся какой-то смутный ропот, словно ветер прошелестел в листве. Потом город снова погрузился в тишину…

Генрих де Гиз находился во дворе своего особняка, полного вооруженных до зубов людей. Герцог уже вскочил на коня.

Герцог д'Омаль и сто солдат с аркебузами прятались возле дома Колиньи, под навесом.

Маркиз канцлер де Бираг прохаживался перед храмом Сен-Жермен-Л'Озеруа и тихо инструктировал командира, который возглавлял отряд этого квартала; отряд состоял из пятидесяти человек.

Маршал де Данвиль ждал сигнала на улице, у своего дворца, поеживаясь от ночной прохлады. Он сидел на прекрасном скакуне и поглядывал туда, где замерли три сотни верховых, похожих на конные статуи.

Крюсе притаился около особняка герцога де Ла Форса, старого гугенота, который удалился от света после кончины супруги и отдавал все свои силы воспитанию юного сына.

Недалеко обосновался и колбасник Пезу, окруженный тремя десятками подмастерьев из мясных лавок с громадными ножами в руках…

Книготорговец Кервье и некий Шарпантье командовали оравой перепившихся подонков, жаждавших крови. Этот Шарпантье, магистр и образованный человек исходил от ненависти к своему сопернику — великому Рамусу.

Маршал де Таванн патрулировал Большой мост. Нагнувшись к шее коня, он вслушивался в звуки, доносившиеся из мрака. Двести пеших солдат, сжимавших алебарды, не сводили глаз с темного силуэта своего начальника.

У каждого моста соорудили странного вида баррикады, а вокруг университета натянули цепи, чтобы никто не мог ударить по отрядам парижан с тыла.

На всех перекрестках стояли командиры городского ополчения в окружении сорока-пятидесяти вооруженных людей.

За закрытыми дверями домов, принадлежавших католикам, горожане, готовые выскочить на улицу, замерли в напряженном ожидании, вслушиваясь в безмолвие ночи.

На улицах молча стояли люди: от одной группы к другой быстро и неслышно перебегали связные, передавая приказы. Среди них были герцог де Невер и герцог де Монпасье. Все волновались в ожидании сигнала, но колокола не звонили. На улицы высыпали монахи из всех обителей Парижа: кордельеры, августинцы, кармелиты, иезуиты; их лица сияли — они давно ждали этого дня…

Каждый занял свое место. Тень католической инквизиции легла на столицу.

Гробовая тишина царила в Париже. Это было безмолвие смерти…