ГЛАВА 3


— Ищет.

— Кто?

— Крысомать. Она всегда ищет. — Змеиные зрачки Сиплого зловеще блеснули в полумраке.

Чухонь вздрогнул. Сиплый на кого хочешь страху нагонит.

— Что ищет-то?

— Цыц! — Горбун больно ткнул его здоровым, как кувалда, кулаком под ребра. — Она слышит.

Легенда об огромной крысе была Чухоню знакома. Рассказывали, будто ее вывели после Второй мировой войны в подземной лаборатории. Тысяч крыс морили голодом и накачивали химикатами. Они стервенели, пожирали друг друга, пока не осталась одна, — самая умная и злобная. Секретное оружие осколков Третьего рейха. Но создатели допустили ошибку. Гигантская тварь вырвалась на свободу, загрызла своих мучителей и скрылась в паутине подземных лабиринтов.

Верить в трехметровое чудовище Чухоню не хотелось. Ему вообще не нравились голохвостые грызуны. То ли дело шерстоканы — тараканы-альбиносы размером с крупную таксу. У них на спинках росла мягкая длинная шерсть. Гладишь такого, а он лапками сучит и глаза закатывает. Балдеет.

Чухонь раз набрел на их гнездо под землей. Отловил одного — хотел тренировать для боев. Только шерстокан попался ленивый. Лопал все подряд и спал целыми днями.

— Слышь, Сиплый, дай отдохнуть. Не могу больше — ноги натер, — взмолился Чухонь.

— Чтоб Крысомать твою печень сожрала! — раздраженно буркнул тот, но остановился.

«Вот упырь! — Чухонь втихаря разглядывал своего спутника. — Голова лысая, кожа синюшная, нос крючком, глаза водянистые. А взгляд такой злющий, что мурашки вдоль хребта. Еще и горб на спине».

Ноги ничего не чувствовали. Чухонь сел на каменный пол, снял ботинки и пошевелил пальцами в линялых носках.

— Ну и вонь! — Горбун, словно цапля, углядевшая на дне болота лягушку, сунул длинный нос прямо в гриндер. — Тебе туда шерстокан наблевал?

— Это Гоблин пошутил, чтоб ему в паучьем желудке застрять! — пожаловался Чухонь. — Свои подсунул. На размер меньше. Я спросонья не разобрал.

— Слабак. — Сиплый метко сплюнул на тупоносый ботинок. — Как ты в Братстве оказался, не пойму!

Злая обида сдавила грудь железным обручем. Чухонь отвернулся. Ему еще нет шестнадцати, и в норе он самый мелкий. Знал бы Сиплый, каково это — постоянно терпеть насмешки и только криво улыбаться.

— Не хнычь, задохлик. — В заскорузлой лапе горбуна блеснуло стальное лезвие. — Решим сейчас твои проблемы.

Чухонь испуганно поджал ноги. Сиплый осклабился и отсек ножом тяжелому гриндеру тупой мыс. Со вторым ботинком он проделал то же самое.

— Готово. Напяливай и шевели поршнями.

Идти легче не стало. Теперь мелкий мусор и острые камешки, попадая в ботинки, больно кололи измученные ноги. Чухонь, стиснув зубы, терпел. Мечтал уже куда-нибудь прийти. Не мог дождаться, когда закончится этот серпантин из узких тоннелей.

Интересно, на какой они глубине? До чутких ушей Чухоня не долетало ни звука из внешнего мира. Зато воняло, как в лотке у шерстокана. Мохнорыло его знает, что за запах!

Наконец они вышли на небольшую платформу. Под ногами гудел металл, где-то рядом смрадно вздыхала невидимая бездна. Снизу скрежетало, шуршало и попискивало. Чухонь чувствовал: там таится что-то ужасное.

— Всё, — каркнул Сиплый. — Мы на месте.

— И чё?

— Кому чё — кому ничё, а кому через плечо. Вниз посмотри!

Чухонь осторожно подошел к краю платформы и еле сдержал испуганный всхлип. Внизу мохнатой массой копошились крысы. Словно в каменном колодце без входа и выхода.

Он слишком поздно понял, зачем Сиплый привел его сюда. Получив удар между лопаток, Чухонь, давясь беззвучным воплем, полетел вниз. Серый ковер на мгновение разошелся и тут же сомкнулся, поглотив его.


Привидится же такое! К чему кошкам снятся крысы? Может, к плотному завтраку? Есть хотелось до жути! Женька села на кровати и огляделась.

Ее новая комната ничуть не походила на ту, в которой она прожила целых тринадцать лет. Во-первых, кровать. Низкая перина, застеленная черным шелковым бельем. На ней вполне могли уместиться пять таких Женек, если класть поперек. Она вспомнила, как мама удивлялась причудам богатых, когда в сериалах появлялись похожие кровати. «Почему белье черное? У них проблемы со стиркой?» Эх, мама, знала бы ты, как это красиво!

Во-вторых, окно. Она никогда не видела окон во всю стену. От пола до потолка, от правого угла до левого. А если учесть, что ее новая комната не уступала размером их с мамой квартире и находилась на последнем этаже небоскреба, то возникало ощущение полета над городом в рубке космического корабля.

Стены были выкрашены в белый цвет с перламутровым отливом. На полу лежал мохнатый светло-серый ковер. Из мебели — письменный стол, большое зеркало, гигантская панель плазменного телевизора и стеклянный шкафчик для косметики и других пустячков.

А еще подушки. Горы подушек повсюду. Красные, черные, белые, синие… Похоже, народ Лунной кошки считал их главной деталью любого интерьера. Женьке это ужасно нравилось. Можно кидаться, строить мягкие гнезда и просто, обложившись ими, валяться перед телевизором.

Она бы так и сделала. Вот только сил вчера совсем не осталось. Еле-еле до постели добралась. И еще ей все время мешал вредный червячок, который зудел в ухо: «Это все мне? А за что?»

Дверь с тихим жужжанием отползла в сторону. В широком проеме появилась Дина в шелковой розовой пижаме и бордовом халате до пола. В руках огромная кружка с глазастым котенком на боку.

— Я пришла спасти тебя от голодной смерти! — промурлыкала она, вплывая в комнату и забираясь с ногами на кровать. — Тихого утра.

В кружке оказался густой напиток, напоминавший какао с молоком. Только гораздо вкуснее. Женька сделала два глотка и почувствовала, как голод съежился и уполз на дно желудка.

— Спасибо. — Ей было страшно неудобно. Чем она заслужила такую заботу? Неужели Люди крыш встречают с какао в постель каждого новобранца?

— На здоровье. Это специальный калорийный коктейль. С витаминами. После инициации всегда ужасно хочется есть. Организм тратит слишком много энергии.

— Ты тоже ее проходила?

— Конечно. Только раньше, чем ты. В одиннадцать лет.

— Падала с крыши?

— Прыгала. Нас с детства готовят, поэтому не так страшно. Ладно, некогда болтать. Тебе до школы нужно еще много успеть.

— До школы? — Женька наивно полагала, что отныне в ее жизни не будет этого мерзкого заведения. Зачем дочери Лунной кошки алгебра с химией?

Вчера Марта позвонила ей домой, представилась матерью несуществующей подруги и попросила разрешить Жене остаться у них на ночь. Елена Александровна с облегчением согласилась. Похоже, она не знала, как общаться с дочерью после пощечины. А еще Марта пообещала, что, как только начнутся летние каникулы, можно будет совсем перебраться в Башню.

Люди крыш занимали в офисном центре два верхних этажа и крышу. Здесь они спали, ели, тренировались, проводили Большой и Малый советы. Чем отличается один от другого и зачем детям Лунной кошки советоваться, Женька не знала. Решила расспросить Марту как-нибудь потом. Ей казалось, что потом будет много свободного времени, а тут школа. Обидно!

Пока Женька размышляла на эту неприятную тему, они с Диной вышли в широкий коридор и направились в столовую. Босые ноги уютно тонули в золотистом ковре, ноздри щекотал запах свежего хлеба. На Жене был такой же, как на Дине, халат. Только серо-голубой. В цвет глаз. Она нашла его рядом с кроватью и страшно боялась — вдруг эта красота попала к ней в комнату по ошибке. Таких вещей не водилось в Женькином гардеробе. Она казалась себе бледной молью, натянувшей крылья бабочки. Все-таки тоскливо быть такой невзрачной.

— Прилетели, пташечки мои ранние! — За низким столиком, откинувшись на алые подушки, сидела женщина. Тучная. Темноволосая. С усиками над верхней губой.

В просторном помещении столовой было пусто. Слишком рано для тех, кто ложится на рассвете.

— Привет, Мамаша Мурр. — Дина наклонилась к толстухе и звонко чмокнула ее в круглую, словно каравай, щеку. — Мы голодные, как стая мартовских котов.

— Обожаю голодных девочек! — закудахтала Мамаша Мурр, отчего ее безразмерный бюст заходил ходуном. А под ним затрепетали жировые складки, обтянутые бежевым пеньюаром. Казалось, что у этой женщины не меньше трех пар грудей. И все очень пышные. — Садитесь, ласточки. Сейчас принесу праздничный завтрак. Посвящение бывает один раз в жизни.

— Могу поспорить, я знаю, о чем ты думаешь! — шепнула Дина, наблюдая, как Мамаша Мурр извлекает свою тушу из-за стола и несет ее на кухню.

— О чем?

— Ты думаешь, как она с таким весом прыгает по крышам.

— Точно! — прыснула Женька. — Страшно представить, что творится на верхних этажах, когда Мамаша Мурр приземляется.

— Если честно, последние лет десять она бывает только на крыше Башни.

— Разве она не…

— Одна из нас. Но это ничего не значит. Как будто тебе никогда не встречались толстые кошки! Такие, которые и по деревьям-то уже лазить не могут. Знаешь, стоит ей выпить хотя бы бокал шампанского, она начинает рыдать и давать себе клятвы, что похудеет.

— Ну и?

— И ну. Свои пирожки Мамаша Мурр любит больше крыш. Поэтому хозяйничает на кухне и кормит всю фратрию.

— Всю что?

— Фратрию. Российскую фратрию людей крыш. Есть еще европейская, китайская, японская, фратрия США и пара-тройка совсем мелких.

Толстуха вновь появилась возле их столика. Она держала поднос, полный угощений. Желудки Дины и Жени хором заурчали.

— Булочки сегодня нежнее младенческой попки, куропаточки мои! — затараторила Мамаша Мурр, выставляя перед девушками маленькие тарелочки. — Творожная паста с укропчиком и шампиньонами сама в рот просится. Мажьте ее на хлебушек — только что испекла. Яички фаршированные. Салатик фруктовый. Круасанчики с карамелью. Суфле клубничное…

— Ну, Мамулечка Муррочка, пожалей нас! — Дина мученически закатила глаза. — Ты хочешь, чтобы мы умерли от обжорства?

— Ох, не смеши меня, худышка! — Мамаша Мурр отмахнулась от нее, как от неразумного котенка, и растворилась в воздухе.

Точнее, Жене так показалось. Все-таки люди крыш, пусть даже толстые, умеют очень быстро двигаться.

К концу завтрака новообращенная дочь Лунной кошки хорошо представляла, как ощущает себя удав, проглотивший стадо слонов. Все было так вкусно, что чувство меры на время покинуло ее. Взяло отпуск и укатило на Багамы.

— Не могу идти! — пожаловалась Женька, вылезая из-за стола. — Снова спать хочется!

— Даже не думай! Сейчас начнется самое интересное!


Женька не сразу поняла, куда привела ее Дина. Большую комнату со светлым паркетом опоясывали вешалки и полки. На них, словно в парадном марше, замерли шеренги блузок, юбок, платьев и брюк всех доступных глазу оттенков. Под одеждой дремали в ожидании своего выхода невесомые босоножки, лакированные туфли, сапоги самых невероятных фасонов и даже поблескивали круглыми боками, будто бегемоты в тине, тяжелые гриндеры. На верхних полках громоздились картонные коробки с перчатками, шляпками и платками. В центре этого рая для модниц на дубовой подставке вращалось тяжелое зеркало в человеческий рост.

— Где мы?

— В гардеробной.

— Чьей?

— Марты.

— Разве она английская королева? — неловко пошутила Женя.

— Она — глава Большого Совета, — Дина смерила свою подругу насмешливым взглядом. — Первая среди людей крыш всех фратрий.

Вот оно как. А Женьке-то даже в голову не пришло спросить Марту, кто она у своего народа? Нет, Смородина, все-таки ты полная дура!

— Тихого утра, мои милые!

Марта на мгновение замерла в дверях гардеробной. Точно примадонна на сцене, давая возможность залу насладиться своим видом. Сегодня на ней был нежно-розовый костюм — приталенный пиджак и узкая юбка до колен. На плече висела крошечная сумочка.

— Тихого утра! — Женька чувствовала себя слегка выбитой из колеи, поэтому решила спрятать смущение за случайным вопросом.

— А почему утро тихое, а не доброе?

— Потому что для тех, кто не спит всю ночь, утро добрым не бывает. Вы уже что-то подобрали?

— Нет пока. — Дина смутилась. — Мы только что из столовой.

— Попали в крепкие объятия Мамаши Мурр? Ну что ж, посмотрим, влезет ли теперь Женя в новую одежду! Думаю, нам понадобятся узкие джинсы, замшевые туфли на каблуке и что-нибудь голубенькое сверху.

Женька чувствовала себя куклой. Большой некрасивой куклой, попавшей в руки опытных стилистов. Она не видела своего отражения. Только безропотно выполняла приказы: «Надень!», «Поправь!», «Повернись!», «Сними!». Зачем это все? Никогда она не будет похожа на статуэтку Дину или богиню Марту. Тощая, сутулая, руки, как грабли.

— Нет некрасивых женщин, есть ленивые, — откликнулась Марта на ее робкие возражения. — Всё. Смотрим. Только выпрямись. Неважно, что груди нет, — нарастет. Лишь бы спина была, как у балерины.

Тяжелое зеркало медленно повернулось вокруг своей оси.

Первое, что увидела Женя, были ноги. Ее собственные ноги. Они казались взятыми взаймы у героини аниме. Туфли на высоком каблуке и узкие джинсы сработали не хуже волшебной палочки. Короткий пиджак с рукавами-фонариками и выглядывающий из-под него шелковый голубой платочек тоже сыграли не последнюю роль в магическом преображении. У Женьки, кроме ног, появилась талия, и отсутствие груди уже не казалось таким фатальным.

Вот только голова. Она осталась прежней. Если ее отрезать и заменить на другую, посимпатичнее можно смело идти в топ-модели. Женька, конечно, не горела желанием дефилировать по подиуму, но сама возможность тешила ее самолюбие.

— Резать не будем! — очень серьезно ответила Марта, словно не исключала такого варианта. — Работаем с тем, что есть. Дина, пенку, фен, синий карандаш для век и тушь для ресниц!

Через полчаса тяжелое зеркало совершило еще один поворот. Пытаясь обуздать любопытство, Женька медленно подняла глаза.

Из овала, заключенного в деревянную раму, вместо отражения девушки смотрела густая, словно горький шоколад, темнота. Мгновение, и в ней возник силуэт огромной птицы. Полыхнул стальной клюв, послышался утробный рев, и мимо пронеслось гигантское крыло, покрытое стальным оперением. Женька отшатнулась от зеркала.

— Не понравилось? — услышала она над ухом полный разочарования голос Дины.

— Что ты видела? — Марта развернула Женьку к себе и больно сжала ее плечи. — Ну! Говори!

Глаза женщины светились изнутри. Сейчас они меньше всего походили на человеческие — такие глаза должен иметь демон огня, живущий в доменных печах, — большие и желтые.

— Птицу. Я видела огромную птицу.

— Хорошо. Это значит, твои способности набирают силу. — Марта отвела взгляд и выпрямилась. Чуть поспешнее, чем требовалось. — Идем! Уроки начнутся через двадцать минут. Я тебя подвезу.

Перед тем как выскочить из гардеробной Женька осторожно посмотрела в зеркало. Чуда не произошло. Она не превратилась в королеву красоты. Челка исчезла, глаза стали глубже, волосы — пышнее. Теперь ее, пожалуй, можно было назвать симпатичной. Что тоже неплохо.


— Эй! Здесь нельзя парковаться! — К машине подкатился охранник. Камуфляжная куртка обтягивала его круглый живот, словно полиэтилен сосиску. — Вы, типа, что удумали? А? Это, типа, школа, а не птичий рынок!

Машина Марты остановилась в паре метров от школьного крыльца. Такой возмутительной наглости не позволял себе даже водитель Стекольниковой. Но женщине за рулем не было дела до чьих-то правил. Стекло с ее стороны с театральной медлительностью уползло вниз, и охранник застыл, будто муха, угодившая в липкую патоку.

— Э-э-э… Я, типа…

— Да?

Это низкое «да» совсем лишило бедолагу способности соображать. Он стоял истукан истуканом, глядя на Марту и глупо улыбаясь генеральскими усами. Женька хихикнула.

— Всё, моя милая. Твой выход. — Марта не обращала внимания на жертву своих чар. — Погоди! Перед тем как открыть дверь, сядь на самый краешек сиденья. Так делают опытные женщины, когда выходят из автомобиля. А вы, да, вы, — небрежно кивнула она охраннику, — подайте девушке руку.

Тот безропотно повиновался.

Еще сидя в автомобиле, Женька заметила Стекольникову со свитой. Они стояли на ступенях и молча разглядывали шикарную машину, посмевшую припарковаться под директорскими окнами. Ждали, кто из нее появится.

Женя сосчитала до десяти и распахнула дверь.

Что чувствовал Гадкий Утенок, пролетая прекрасным лебедем над скотным двором? Что испытывала Золушка, когда принц на глазах у злых сестер надел ей на ножку хрустальную туфельку? Что ощущал Иван Царевич, увидев вместо лягушонки в коробчонке Василису Премудрую?

Сложите это все, умножьте на пять, и станет понятно, чем было для Женьки триумфальное появление на ступеньках школы. Она протянула руку охраннику и выпорхнула из автомобиля.

— Это же «Ягуар»! Один на город! — выдавил Горячев.

— Это же Смородина! Ни фига себе! — почти заорала Дашка.

Женя поднималась по лестнице, расправив плечи, а сама думала: «Только бы не грохнуться». Ходить на каблуках она не умела. Главное — преодолеть ступени и доковылять до класса, а там уж можно вообще из-за парты не вставать.

Вот она поравнялась с ошарашенной четверкой.

Вот встретилась взглядом со Стекольниковой.

Вот заметила возле дверей квадратную фигуру Голубец…

Черт! Как она могла забыть? Женька резко развернулась, сбежала по ступеням и села в машину. Слава Богу, Марта решила дождаться, пока ее протеже отбудет на уроки.

— Я не могу туда идти.

— Мы же все обсудили! Ты сдаешь экзамены и забираешь документы.

— Голубец меня не пустит. — Женька чувствовала себя полной дурой. Дурой на каблуках и с макияжем. — Она сказала вчера прийти с матерью, а я с ней поссорилась.

— Разве это проблема? Идем!

— Но…

— Эй, уважаемый, присмотрите за машиной! — бросила Марта охраннику, едва не вызвав у того сердечный приступ.

Подниматься по лестнице рядом с Мартой было гораздо проще. Ноги не дрожали, каблуки бодро цокали по бетонным ступенькам, а королевская осанка выходила сама собой. Женька прекрасно слышала разговоры за спиной: «Вот это мадама! Зашибись!» — «Она ее мать?» — «Не-е-е, мать у Смородины — серая мышь!»

Ну почему, почему мама хотя бы на половину, хоть на четверть, на одну десятую не такая, как Марта? Разве тогда Стекольникова посмела бы открыть рот?

Уверенность в себе сменилась тихой паникой, когда они переступили дубовый порог директорской приемной.

— Вы кто? — раздраженно спросила секретарша. Ее лицо по форме напоминало саперную лопатку. Такое же острое и плоское.

— Меня ждут, — небрежно бросила Марта и исчезла за дверью с позолоченной табличкой «Директор».


Не успела Женька устроиться на краешке стула, как в приемную влетела перепуганная Собака Павлова.

— Кто там? — шепотом спросила она у секретарши.

— Не знаю! — ответила та одними губами. — По-моему, какая-то фря из гороно.

Нос классной покрылся бусинками пота. Она смахнула их платком и прошмыгнула в кабинет директора. Женька была готова поцеловать Стекольникову в макушку, лишь бы узнать, что там происходит. Но худая секретарша не дремала. Наблюдала из-за монитора выпуклым глазом — не подслушаешь.

Интересно, а если бы на Женькином месте оказалась, например, Дина? Сумела бы она разобрать разговор? Как далеко простираются возможности людей крыш? Может, стоит проверить?

Женька откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Сосредоточилась. Но единственный звук, достигавший ее ушей, был цокот острых ногтей секретарши по клавиатуре компьютера.

Нужно настроиться на правильные мысли. Как вчера на крыше. Например, представить, что стены нет. Директриса стоит совсем рядом. Поджимает злые губы, поправляет залитый лаком кокон на голове…

— …как тетя ребенка, вы должны понимать… — Женька вздрогнула. Ей почудилось, что Голубец сказала эти слова прямо в ухо. Связь с кабинетом директора почти сразу прервалась.

Во второй раз она решила зайти со стороны Собаки Павлова. Мысленно нарисовала ее портрет: вытянутое лицо с носом-каплей, тяжелые очки и тусклые волосы. Сотни тонких иголочек немедленно впились в ладони. Так бывает, когда отсидишь ногу и пытаешься восстановить кровообращение. От рук покалывание поползло по плечам, пробежало по шее и охватило затылок.

Сначала голоса звучали совсем тихо. Будто слушаешь через две меховые шапки. Потом начали набирать силу. Спустя полминуты Жене казалось, что она стоит между нервной Собакой Павлова, сердитой Голубец и сладкой, словно отравленное вино, Мартой.

— Я уверена, вы не хуже меня знаете, что творится у вас в классе! Педагог с таким опытом просто не может этого не знать, — в голосе Марты нарастал металл. — Смотрели фильм «Чучело»? Тогда посмотрите еще раз — станет понятно, каково приходится моей племяннице!

— Марта Сергеевна, вы уходите от темы! — загудела Голубец. — Она испортила нам всю сантехнику! А это — финансовая нагрузка для школьного бюджета!

— Уважаемая Зинаида Геннадиевна! Я-то как раз в теме. Ну-ка вспомните, кто принес вам упаковку от дрожжей? А кто сказал, что во всем виновата Женя? Вы давно работаете — должны хорошо разбираться в детях.

— Я не понимаю, на что вы намекаете!

— Неужели? Придется говорить иначе. Антонина Леонтьевна, вас номинировали на звание «Учитель года»? А если в комиссии обнаружат, что вы купили свой диплом в подземном переходе?

— Что? Как вы узнали? — ахнула Собака Павлова.

Женька чуть не свалилась со стула, услышав это.

— Зинаида Геннадиевна! Вы надеетесь получить транш в пять миллионов рублей? Не боитесь, что в отделе образования выяснят, куда утекли предыдущие деньги? Кстати, как поживает ваша дача в Андреевке?

— Да кто вы такая? — еле ворочая языком, выдавила Голубец.

— Я — тетя Жени Смородиной, — голос Марты снова стал мягким, словно пение кошки. — Надеюсь, моя племянница без проблем закончит седьмой класс. Вы же, милые мои, как опытные педагоги ей в этом поможете?

В эфире возник странный звук. Как будто резиновый мячик ритмично лупит по паркету. До Женьки не сразу дошло, что это икает Собака Павлова.



Загрузка...