Люди особого склада

XIV

План любанской операции состоял в следующем: две боевые группы со станковыми пулеметами перерезают дороги из Любани на Уречье с севера и на Погост и Слуцк с запада. Специальные ударные группы гранатометчиков и автоматчиков под командованием Бельского и Варвашени должны были бесшумно подползти к комендатуре, снять часовых и ровно в четыре часа утра атаковать эсэсовцев. Командиром группы автоматчиков назначен Дмитрий Гуляев — комиссар отряда Долидовича. К этой группе был присоединен отряд Патрина. Остальные партизанские силы разделили на две части. Одна часть должна наступать с северной стороны Любани, другая — с южной. Подготовка к операции проводилась в полной тайне. Шли мы в такое время, когда враг не ждал удара.

Наша задача осложнялась тем, что к юго-востоку от Любани протекает река Оресса, а к западу находится болото.

В двум часам ночи 7 ноября бойцы Гуляева и отряд Патрина подошли к тому месту Орессы, где она ближе всего подходит к Любани. Здесь был мост, и он служил единственной переправой через реку. Гитлеровцы поставили сильную охрану и, таким образом, защитили себя от опасности нападения со стороны лесистых участков района.

Этот заслон мог стать для нас значительной помехой. Охрану моста предполагалось снять без шума, но если часовой все-таки успеет поднять тревогу, тогда наша операция примет совсем другой характер. Все это необходимо было учитывать.

Я вызвал к себе командиров передовых подразделений:

— Что думаете делать? — спросил я Гуляева.

— Сомну, — тихо ответил он, — никто и пискнуть не успеет.

В его голосе звучали решимость и уверенность, однако положиться только на это нельзя было. Рядом со мной стоял Горбачев, он получил задание: любым способом заслать в районный центр пятерых партизан. В назначенный час они подойдут к мосту из городка и по сигналу бросятся на охрану. Затем я приказал выделить две группы: одну от Гуляева, другую от Патрина. Они подойдут к мосту не по дороге, а вдоль реки: одна с правой стороны, другая с левой. Задача этих групп та же: уничтожить охрану. Если не удастся снять ее бесшумно, уничтожить быстро и в ту же минуту всем ворваться в районный центр и, не дав гитлеровцам принять боевой порядок, занять построенные ими укрепления.

На мост пошли четырнадцать смельчаков. Улучив удобный момент, они набросились по сигналу на немецкие патрули и обезвредили их. Три вражеских пулеметчика и несколько гитлеровцев в караульном помещении были уничтожены.

Дорога очищена, отряд и группы двинулись по заранее намеченным маршрутам на свои позиции.

Подошли точно по плану к зданиям, где разместились эсэсовцы. Наших бойцов окликнул часовой. Короткой очередью из автомата Гуляев скосил фашиста. Стрелять раньше времени запрещалось, это могло всполошить гарнизон, но иного выхода не было. Пока гитлеровцы забили тревогу, группа Гуляева успела достигнуть глинобитного здания. Загремела «карманная артиллерия». Слышался звон стекла, дикие крики и стоны гитлеровцев. С вышек застрочили два станковых пулемета. Фланговые группы Патрина открыли огонь по вышкам и по окнам дома. Оккупанты выскакивали в окна, но тут же падали мертвыми. Затрещали немецкие пулеметы и с других огневых пунктов, но с перепугу гитлеровцы били невпопад. Хорошо зная каждый закоулок в городе, наши боевые группы обошли их.

Кроме отряда эсэсовцев, в Любани были комендатура, гестапо, отряд полиции. Они были атакованы отрядами Долидовича и Розова. Оккупанты пробовали сопротивляться: на улицах началась беспорядочная стрельба, но налет был таким неожиданным, что фашистская шайка, охваченная паникой, не сумела занять оборону.

Бой продолжался около двух часов, он прошел даже с большим успехом, чем мы ожидали. Вражеский гарнизон был полностью разгромлен. Больше полусотни фашистов убито, много ранено, часть полицейских разбежалась. Наши отряды захватили оружие, боеприпасы, продукты и одежду. Значительная часть продуктов и одежды была роздана местному населению.

Утром, когда основные группы отошли от Любани и остановились в деревне Редковичи, мы получили донесение командиров засад на дорогах. Они сообщали, что вражеских подкреплений не видно. Это немного удивило нас: неужто наш удар был таким внезапным, что гитлеровцы не успели поднять тревогу? Я отдал приказ снять заставы.

Рассвело. Наступило холодное, безветренное и ясное утро поздней осени. Солнце поднялось и заиграло на стеклах окон трепетными разноцветными огоньками. И по мере того как оно поднималось, ярче, свежее становилось все вокруг. Молодо желтели не успевшие почернеть за войну новые заборы, легкий иней таял на крышах, светясь и поблескивая водяными капельками, то здесь, то там выглядывал пучок еще зеленой травы. Наступил тот волнующий час, когда советский человек выносил из дому красный флаг, вывешивал его над ворогами и, радостный, взволнованный, шел на демонстрацию.

Солнце светило ласково, по-праздничному; нас так и тянуло отложить все дела и организовать в приютившей нас деревне демонстрацию, провести праздник по всем правилам, как в доброе мирное время. Но задержаться надолго мы не могли. Фашисты скоро спохватятся, бросят войска на Любань, тогда нам труднее будет отойти на свои базы.

На улицу вышли девушки, одетые по-праздничному. Накануне оккупанты объявили, что все советские праздники отменяются и празднование годовщины Октябрьской революции будет жестоко караться, но вот девушки все-таки вышли. Постепенно на улице собралось много народу. Сначала несмело, осторожно, потом в полный голос они начали разговаривать с партизанами. Узнав, что это мы ночью разгромили любанский гарнизон, крестьяне многозначительно, с искоркой одобрения в глазах улыбались, подмигивали друг другу. Когда они узнали, что вечером мы слушали Москву, обступили нас со всех сторон и просили задержаться хоть на одну минуту, хоть в двух словах рассказать, что слышно в Москве.

Так сам собой в Редковичах возник праздничный митинг. Рискуя попасть в опасное положение, мы все-таки задержались в деревне. Я поздравил собравшихся с праздником XXIV годовщины Октябрьской социалистической революции и передал содержание речи И. В. Сталина на торжественном заседании в Москве.

Казалось, ни в один праздник люди не переживали такой огромной, захватывающей радости. И мы радовались вместе с ними. Радовались тому, что Родина наша устояла перед вражеским натиском и чем дальше, тем больше крепнет наша армия. Радовались и тому, что наш большой партизанский бой прошел с успехом.

Солнце стояло над крышами, когда мы покидали деревню. По улице шли строем, крестьяне провожали нас. А на углах хат, на воротах начали появляться красные флаги. Редковичи приветствовали XXIV годовщину Октября! У партизан тверже становился шаг, красные флаги отмечали нашу победу и звали нас вперед.

По дороге в лагерь нас догнали партизаны одной из застав. На повозке возле станкового пулемета лежал человек, вымазанный грязью так, что трудно было разглядеть его одежду и лицо.

— Кто такой? — спросил я у командира заставы.

— Полицейский, — ответил тот, — схватили возле местечка, бежал куда-то.

— А почему на повозке, он что, идти не может?

— Да, не может, товарищ командир. Заморыш какой-то, должно быть гниловатый, а тут еще хлопцы дали ему припарки, он и сомлел.

— Счастье его, — вмешался в разговор Яков Бердникович, — что быстро обвял. Еще прикидывается своим, дураков нашел. Вот очнется, так мы ему еще…

— Никаких самосудов! — резко оборвал я Бердниковича и позвал Горбачева.

У меня мелькнула тревожная догадка: возможно, это действительно наш человек, тот самый подпольщик, которого Горбачев пристроил в любанском гарнизоне.

К величайшему удивлению партизанской заставы и особенно Бердниковича, который больше всех старался проучить «полицейского», выяснилось, что это и есть Раменьчик, наш партизан-разведчик. Он чуть было не погиб во время налета. Действительно, сложное положение у человека. Разведчику нужно было остаться в гарнизоне до последней минуты и ожидать наших. Раменьчик пошел на самопожертвование и добросовестно выполнил свой патриотический долг.

Он постарался устроить так, чтобы с двух часов ночи самому стоять часовым. При появлении партизан он бросил пост и, воспользовавшись паникой и переполохом среди гитлеровцев, испортил в комендатуре рацию и телефонные аппараты. Чтобы не попасть под горячую руку партизан, Раменьчик потом спрятался в надежном месте, переждал самый критический момент и направился к партизанам. Тут его и схватила наша застава. Вестимо, если человек в полицейской форме, то долго с ним не разговаривали.

В лагере нас ожидала радостная новость. Работник обкома Сакевич, остававшийся в лагере вместе с небольшой группой партизан для выпуска листовок, рассказал нам, что в Москве на Красной площади состоялся военный парад, на котором с речью выступил И. В. Сталин. Текст речи удалось записать полностью.

«…Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! — говорил Верховный Главнокомандующий. — На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!

За полный разгром немецких захватчиков!»

В скором времени начали поступать донесения из других районов. Первым явился посыльный от Меркуля и Коржа. Его доклад вызвал у всех нас небывалое оживление. Дело в том, что отряд Коржа вместе с группой Меркуля при активной помощи колхозников весьма хитроумным способом уничтожил три полицейских гарнизона в деревнях Забродье, Червонное озеро и Осово. Притом уничтожил их, мало применяя оружие.

К операции Корж приготовился хорошо. Изучив обстановку, Василий Захарович решил не тратить на полицейских много патронов, а захватить их всех без шума. О своем плане Корж рассказал членам Старобинского райкома партии. План был одобрен. Районный подпольный партийный комитет выделил в помощь Коржу группу бойцов Меркуля. Поговорили с партизанами; их тоже захватил смелый и оригинальный план очередной операции.

Начали действовать. Василий Захарович Корж взял на себя роль «переводчика», а партизан Нордман, неплохо владевший немецким языком, переоделся в форму гитлеровского офицера: он играл роль «коменданта». Несколько партизан переодели в немецкую форму. В боевую группу подбирались люди смелые, решительные, с большой выдержкой и сильной волей.

Перед рассветом подошли к деревне Забродье. Поставили вокруг пулеметы, потом разделились на группы по два, по три человека и пошли дальше. Корж шел с «комендантом». Полицейские не были на казарменном положении, поэтому приходилось заходить «в гости» к каждому в отдельности. Корж направился к дому старосты. Остановившись возле его хаты, Василий Захарович властно постучал в окно.

— Кто там? — отозвался хриплый мужской, голос.

— Комендант Шульц, — грозно проговорил Нордман.

А «переводчик», в свою очередь, объяснил:

— Пан комендант хочет поговорить с вами.

Тем временем «комендант» начал выкрикивать немецкие слова, подбирая наиболее грубые и оскорбительные. Прошло несколько минут — и в окнах появился свет, потом загремел запор, дверь открылась. Корж в сопровождении двух переодетых партизан вошел в хату. Староста, пожилой мужчина с лысиной, угодливо поклонился, а выпрямившись, весь побелел. Он узнал одного из партизан. Судорожным взмахом руки староста сбил лампу, бросился в сени и схватил топор. Стрелять побоялся — в хате были его жена и дети. Корж тоже не стрелял: в темноте можно было попасть в своих. Завязалась короткая отчаянная борьба. Стоило сделать какой-нибудь промах, и провалилась бы вся операция. Если староста вырвется живым, он поднимет тревогу.

Поймав старосту лучом фонарика, Корж нацелил на него пистолет и приказал бросить топор. Яркий свет ослепил полицая. Один из партизан подбежал и стукнул его автоматом по голове. Топор выпал из рук. Старосту связали и вытащили на улицу.

А тем временем партизаны расправились с остальными полицейскими деревни Забродье. Местные колхозники помогали партизанам ловить и уничтожать врагов. Тех, кто остался в живых, забрали с собой, крепко связав им руки.

Двинулись дальше. Было уже светло, но партизаны шли не скрываясь. Вскоре показалась деревня Червонное озеро. Неподалеку от нее Корж приказал положить полицейских на землю лицом вниз. Оставив возле повозок охрану с пулеметами, сам с Нордманом и группой партизан пошел в деревню. Встретив на улице полицейского, «переводчик» велел ему проводить «пана коменданта» к старосте. Тот рад был угодить начальству.

— Давно служишь? — спросил его Корж.

— Давно, — угодливо ответил полицейский, — с первых дней освобождения.

— Ого! — «переводчик» сделал удивленное лицо. — Ветеран, значит?

— Что?

— Ветеран, говорю, старый служака. Здешний или приезжий?

— Здешний, но последние годы здесь не был.

— А где?

— В советской тюрьме.

— Так, так, — закивал головой «переводчик».

А «комендант» одобрительно сказал:

— Гут, гут!

— Нагоревался ты, видно, — продолжал «переводчик». — И, верно, ни за что сидел?

— За пустяки, — охотно выкладывал «немцам» полицейский, — стрелял в одного активиста во время коллективизации, да плохо попал, только ранил.

— Нагоревался! — сочувствовал «переводчик». — Ну, ничего, теперь ты у нас нужный человек, послужишь еще немного, награду дадим, повысим.

— По-о-весим… — медленно, с расстановкой повторил «комендант» и одобрительно закивал головой. Лицо его выражало удовольствие оттого, что и он сумел кое-что понять по-русски и даже принять участие в разговоре.

Полицейский испуганно взглянул на него.

— Не бойся! — успокоил его «переводчик». — Пан Шульц еще только учится говорить по-русски.

Подойдя к дому старосты, Корж оставил партизан во дворе, а сам с «комендантом» вошел в хату.

— Добрый день, пан! — сказал «переводчик», в то время как «пан комендант» поздоровался по-немецки. — Как здоровье пана?

Староста, низко поклонившись, хотел ответить на вопрос, но «комендант» что-то выкрикнул по-немецки.

— Виноват! — козырнув, ответил «переводчик» и, резко повернувшись к старосте, проговорил: — Пан комендант не интересуется вашим здоровьем. Он приказывает сейчас же собрать весь гарнизон в школу. У него будет важное сообщение. Все должны прийти с оружием.

Староста еще раз поклонился:

— Слушаю!

«Комендант» и «переводчик» пошли в школу. Скоро туда стали собираться полицейские, и, когда все были в сборе, «комендант» дал знак «переводчику» начинать. «Переводчик» встал, окинул всех недовольным, злым взглядом и начал резко:

— Лодыри вы, лежебоки, а не помощники немецкого командования! Пан комендант очень недоволен вами. Почему вы не нападаете на партизан в лесу, а сидите по своим хатам, как приказчики в лавках? Даже охранную службу не несете, пароля не имеете. Почему и сюда некоторые пришли без винтовок?

В заключение «переводчик» от имени «коменданта» приказал полицейским идти к повозкам, которые стоят за деревней, и получить автоматы.

— Пойдете на крупную операцию, — объяснил «переводчик».

Полицейские, ничего не подозревая, вышли из деревни. У повозок их встретил Меркуль.

— Сложить винтовки! — скомандовал он.

Некоторые полицейские узнали Меркуля, бросились бежать и сейчас же были скошены автоматной очередью. Остальные поспешно выполнили команду.

— Ложись на землю! — приказал Меркуль. Полицейские легли вниз лицом.

Соседний, осовский гарнизон, услыхав стрельбу, всполошился. Полицаи двинулись к Червонному озеру. Увидев на краю деревни людей, осовские полицейские рассыпались в цепочку и залегли. Корж тоже заметил непрошеных гостей. Он приказал Меркулю взять их на прицел, а сам с «комендантом» и партизанами под командой. Шатного пошел навстречу полицейским. Корж совсем вошел в роль «переводчика». Он громко ругался, энергично размахивал пистолетом и кричал:

— Пан комендант приказывает вам немедленно выступить для совместных действий против партизан! Сейчас же подойдите!

Полицейские направили к Коржу своего парламентера. Сначала показался белый лоскут на штыке, а потом полицейский мелкими, неуверенными шагами стал приближаться.

«Комендант» что-то крикнул, а «переводчик» спросил:

— Полицейские вы или черт знает кто?

— Полицейские, пан, полицейские, — залепетал парламентер.

— Пан комендант не верит, что вы полицейские, — грозным голосом продолжал «переводчик». — Какого черта вы прячетесь?! Если вы действительно полицейские, пан комендант приказывает вам немедленно подойти без оружия.

Полицейский бегом приближается к «коменданту». Корж взглянул на Шатного и удивился. Рядом стоял не бесстрашный партизан Шатный, а невзрачный, горбатый полицейский. Подбородок у него подвязан старым черным платком, шапка надвинута на уши, шея втянута в воротник. Корж промолчал, спрашивать не время теперь.

Корж обратился к парламентеру.

— Кто у вас старший?

— Я, — ответил полицейский.

— Фамилия?

— Левшевич, пан.

«Переводчик» вздрогнул, но виду не показал. Очень уж запомнилась ему эта фамилия.

— Зови всех сюда! — приказал он.

— Это наши! — крикнул Левшевич своим. — Это наши, идите сюда!

Четырнадцать полицейских поднялись и направились к Меркулю. Партизаны незаметно окружили их. Корж повернулся к Шатному и спросил:

— Зачем ты так обмотался?

— Чтобы не узнали раньше времени, — прошептал Шатный. — Левшевич знает меня.

Но ни предателю Левшевичу, ни его подчиненным не пришло в голову приглядываться к «полицейским». Если есть немецкий комендант и переводчик, так чего там приглядываться к полицейским! Ясно, что это полицейские с оккупантами. Когда предатели подошли к повозкам и очутились под дулами пулеметов, Шатный снял повязку и подошел к Левшевичу.

— Партизаны! — не своим голосом закричал Левшевич, но тут же был сбит с ног ловким ударом Меркуля.

— Бросай оружие! — скомандовал Меркуль.

Насколько полицейские были жестоки и безжалостны к населению, настолько трусливы оказались здесь. Они все бросили оружие. Левшевич начал оправдываться и все пытался доказать, что он не виноват, его силой заставили пойти в полицию.

— Выродок ты поганый! — выругался Меркуль. — Ты думал, что мы так и не доберемся до тебя! — И доложил Коржу, кто этот Левшевич.

Василий Захарович спокойно выслушал Меркуля, прошелся взад и вперед по мерзлой траве, подумал, потом коротко приказал:

— Расстрелять изменника Родины!

Вслед за этим он приказал расстрелять червонноозерского полицая, который хвалился своими «заслугами». С остальными поступили по приговору населения. Тех, кто пошел в полицейские добровольно и сделал много вреда, — расстреляли, а кто попал в эту бандитскую шайку по принуждению, не проявлял активности на службе у фашистов, — отпустили.

Весть об этой операции молнией облетела район. В деревнях пошли разговоры, что Корж и Меркуль скоро ликвидируют всю старобинскую и житковичскую полицию.

От Павловского и Маханько пришли донесения о налете на копаткевичский гарнизон. Командиры передавали, что операция прошла успешно: убито свыше двух десятков гитлеровцев и полицейских, взяты трофеи. У партизан жертв не было. Меркуль сообщил о новом удачном налете на погостский гарнизон в Старобинском районе.

Житковичская группа взорвала межрайонную нефтебазу в Житковичах, на которой оккупанты хранили сотни тонн горючего. Уничтожить местный гарнизон этой группе не удалось.

Жуковский ударил по краснослободскому гарнизону, Жижик — по копыльскому. Партизаны Покровского разгромили фашистско-полицейский гарнизон в местечке Смиловичи и сожгли склад с обмундированием.

Нам стало известно, что в эти же дни минские боевые группы провели ряд крупных диверсий на железнодорожном узле. Партизаны вывели из строя водокачку на станции Минск-Товарная, и узел остался без воды. Десять дней гитлеровцы гоняли паровозы к реке, на мост, где им подавали воду. Многие паровозы испортились и совсем вышли из строя.

И во многих других местах немецкие захватчики испытали на своей шкуре смелые, могучие удары народных мстителей.

Так партизаны Минщины отметили XXIV годовщину Великой Октябрьской социалистической революции.

Через некоторое время всю Белоруссию взволновала радостная весть: Красная Армия разгромила фашистские полчища под Москвой.