Люди Путина. О том, как КГБ вернулся в Россию, а затем двинулся на Запад

Пролог

Поздний майский вечер, 2015 год. Сергей Пугачев листает страницы старого семейного альбома. На одной фотографии — празднование его дня рождения на московской даче. Сын Виктор уставился в пол, а дочь Владимира Путина Мария с улыбкой что-то шепчет ему на ухо. На другом снимке Виктор и его брат Александр позируют на фоне деревянной винтовой лестницы в кремлевской президентской библиотеке в компании обеих дочерей Путина. В сторонке стоит Людмила Путина, тогда еще жена российского президента. Она улыбается.

Мы сидим на кухне в последнем пристанище Пугачева — трехэтажном таунхаусе в престижном районе Лондона Челси. Дом озаряет вечерний свет, проникая через огромные окна, слышен щебет птиц, а со стороны недалекой Кингс-Роуд доносится приглушенный гул машин. Та великосветская жизнь, которой Пугачев когда-то жил в Москве — постоянные сделки, подковерные соглашения, «понимание» между друзьями, встречающимися в кремлевских коридорах власти — кажется теперь бесконечно далекой. И все же присутствие Москвы ощущается — словно тень, притаившаяся за дверью дома.

Накануне Пугачев обратился за защитой в британское управление по борьбе с терроризмом. Его телохранители обнаружили подозрительные устройства с торчащими проводами, прикрепленные к ходовой части его «роллс-ройса», а также к автомобилю, на котором возили в школу троих младших детей — семи, пяти и трех лет. Теперь на стене гостиной сотрудники отдела по борьбе с терроризмом 8015 установили среди семейных портретов серый ящичек. Он оснащен сиреной, которая включится в случае нападения.

Пятнадцать лет назад Пугачев был кремлевским инсайдером: умело лавируя за сценой, он помог привести Владимира Путина к власти. Когда-то известный как кремлевский банкир, он преуспел в организации закулисных сделок, и эта ловкость рук позднее превратилась в основной принцип управления страной. Долгие годы Пугачев был неприкосновенен и входил в близкое окружение властной верхушки, которая создавала и меняла правила исключительно под себя: правоохранительная система, суды и даже выборы должны были обслуживать только ее нужды. Но теперь кремлевская машина повернулась против него. Этот высокий мужчина с темной бородой и дружелюбной улыбкой, верующий, стал одной из последних жертв стремительно расширяющейся путинской сферы влияния. В начале охоты Кремля на его бизнес-империю Пугачев покинул Россию — уехал во Францию, затем — в Англию. Люди Путина прибрали к рукам проект по строительству гостиницы, который ему пожаловал президент — камень прилетел со стороны Кремля, и, конечно, никакой компенсации. Затем ближайший союзник Путина Игорь Сечин забрал у него два судостроительных завода стоимостью 3,5 миллиарда долларов, выплатив лишь часть этой суммы. Крупнейшее в мире месторождение коксующегося угля в регионе Тувы стоимостью 4 миллиарда долларов отошло приближенному лицу брутального президента Чечни Рамзана Кадырова и было куплено за 150 миллионов долларов.

Между тем люди Путина обвинили Пугачева в крахе Межпромбанка, который он основал в 1990-х годах и который открыл ему путь к власти. Кремлевские чиновники возбудили уголовное дело и обвинили Пугачева в организации банкротства путем вывода 700 миллионов долларов в швейцарский банк в 2008 году. Кремль не принял во внимание тот факт, что это были личные деньги Пугачева. Не имело значения и то, что приобретение судостроительных заводов Сечиным по столь низкой цене и стало основной причиной дефицита банковских средств — ведь нужно было расплачиваться с кредиторами. То есть Кремль умыл руки.

— Люди государственной системы то и дело переписывали правила игры, чтобы банк рухнул, и неудивительно, что выиграли от этого только они сами, — заявил банковский эксперт по России Ричард Хейнсворт.

Кремлевская машина захватывала все новые и новые сферы влияния. Вначале была открыта охота на политических оппонентов, затем мишенями стали бывшие союзники Путина. Первым из круга приближенных пострадал Пугачев. Теперь кремлевская охота передислоцировалась — бесчеловечные закрытые суды в Москве сменились шикарными декорациями Верховного суда Лондона. Последний с легкостью выдал ордер на замораживание всех активов Пугачева, что связало магната по рукам и ногам.

Кремль не прекращал преследования с того момента, как Пугачев покинул Россию. Во Франции его навестили три члена мафиозной группировки, посланные ликвидатором Межпромбанка: вывезли на яхту у побережья Ниццы и потребовали 350 миллионов долларов в обмен на гарантии безопасности для семьи. Такова «цена мирового соглашения», заявили они, цена за то, чтобы закрыть уголовное дело о банкротстве Межпромбанка (это подтверждают документальные свидетельства).

В британских судах Пугачев оказался совершенно беспомощным, так как не знал ни законов, ни процедур. В кремлевском прошлом он привык к подковерным играм, положение и власть позволяли ему игнорировать эти законы и процедуры. На компромиссы он не шел, поскольку был убежден в собственной правоте, верил в то, что стал жертвой кремлевского рейдерства, и полагался на себя, а не на правила, принятые в британских судах. Он не стал следовать судебным решениям по замораживанию его активов и впустую потратил миллионы фунтов со счета, который скрыл от английского суда. Считая разглашение информации недостойным поступком и мелочью по сравнению с катастрофическим крушением бизнес-империи, Пугачев рассматривал ситуацию как продолжение кремлевской кампании по преследованию и запугиванию. Впрочем, Кремль действительно взял на вооружение практику преследования врагов через британскую судебную систему и одновременно запустил пропагандистскую машину — страницы таблоидов запестрели материалами о российском олигархе, разбогатевшем за счет хищений.

Сначала Кремль наблюдал, как сработала судебная система Британии при разбирательстве дела Романа Абрамовича и Бориса Березовского — ссыльного олигарха, самого безжалостного критика Путина. И это дело, похоже, перевернуло с ног на голову всю российскую историю. Когда-то Березовский считался красноречивым кремлевским лжецом. В Верховном суде Лондона он безуспешно попытался отсудить 6,5 миллиарда долларов у своего бывшего партнера Романа Абрамовича, в прошлом — губернатора Чукотского автономного округа. Судья Элизабет Клостер не стала учитывать заявление Березовского о том, что они с Абрамовичем были совладельцами двух промышленных гигантов — компании «Сибнефть» и алюминиевого завода «Русал», а также о том, что Абрамович вынудил его продать свои акции по бросовой цене. Ее честь Клостер сказала, что считает Березовского «исключительно ненадежным свидетелем» и встала на сторону Абрамовича, который заявил, что упомянутые активы никогда Березовскому не принадлежали, а плату он получал за политическое наставничество и покровительство. В России такое заявление встретили с удивлением, поскольку именно Березовский считался владельцем «Сибнефти». Березовский был возмущен такой предвзятостью. Перед началом судебного заседания Клостер объявила, что на раннем этапе слушаний интересы Абрамовича представлял ее пасынок, а адвокаты Березовского отметили, что участие пасынка этим не ограничивалось, однако жалобу не подали.

Кремль продолжил действовать внутри судебной системы Великобритании. На этот раз под преследование попал Мухтар Аблязов, казахский миллиардер, главный противник действующего президента Казахстана и последовательного союзника Кремля Нурсултана Назарбаева. Против Аблязова выступило российское Агентство по страхованию вкладов, обвинив его в выводе более 4 миллиардов долларов из казахстанского банка БТА, председателем которого он являлся и который имел представительства в России. Агентство наняло команду профессионалов из ведущей адвокатской конторы Лондона Hogan Lovells, в результате чего против Аблязова было открыто одиннадцать гражданских дел о мошенничестве в Великобритании, а также получен ордер на замораживание его активов. По данным частных детективов, 4 миллиарда долларов были перенаправлены в офшорные компании, подконтрольные казахскому магнату.

Но в случае с Пугачевым никаких предположительно украденных или спрятанных активов установить не удалось. Не были предъявлены и обвинения в мошенничестве — ни в Великобритании, ни в одной другой стране за пределами России. Та же адвокатская команда из Hogan Lovells добилась ордера на замораживание активов только на основании решения российского суда и мастерски обыграла Пугачева, пока он метался в попытках разобраться в многочисленных судебных постановлениях. Его допрашивали на предмет местонахождения его активов и сочли лжесвидетельством показания о продаже угольного бизнеса, поскольку было неясно, кто участвовал в продаже — он сам или его сын. При этом, похоже, судью не волновал сам факт продажи бизнеса за одну двадцатую от реальной стоимости, зато чрезвычайно интересовало, насколько добросовестно Пугачев выполнил все процедуры и задекларировал все свои активы. У него забрали паспорта и запретили покидать территорию Соединенного Королевства на весь длительный период допросов, связанных с поиском активов, — кремлевские недруги постепенно сжимали кольцо. Он обращался к разным адвокатам, но одни не решались браться за беспрецедентное по тем временам дело, а другие видели в нем только легкую добычу. Адвокатские конторы были завалены аналогичными делами, за участие в слушаниях в Верховном суде Лондона московские магнаты платили втридорога, и цены на подобные услуги взлетели до астрономических высот. Судя по документам, адвокатские услуги Пугачеву оказаны не были. PR-фирмы предлагали ему защиту имиджа за 100 000 фунтов в месяц.

— Теперь он на нашей территории, — заявил партнер международной фирмы, представляющей интересы Пугачева.

Вначале Пугачев считал, что дело против него заведено по инициативе вышедших из-под контроля мелких кремлевских сошек, жаждавших завладеть его бизнес-империей, но по мере развития ситуации начал опасаться за свою физическую безопасность, полагая, что кампания была инициирована самим Путиным.

— Как он мог так со мной поступить? Это же я сделал его президентом, — сокрушался он, сидя на кухне в Челси, шокированный визитом 8015 и подозрительными устройствами на своих автомобилях. Один из его бывших друзей, направленный Кремлем в Лондон, сообщил, что Путин лично контролирует каждый этап этой кампании, и предупредил: «У нас тут все под контролем, все схвачено».

Пугачев давно наблюдал за тем, как деньги Кремля покупают влияние в Лондоне. До этих судебных разбирательств он встречался с английскими лордами — они улыбались, пожимали ему руку и говорили о величии Путина. В те дни еще подразумевалось, что Пугачев — по-прежнему «путинский банкир», как называла его пресса, и его постоянно просили сделать пожертвование в пользу Консервативной партии — без всяких задних мыслей. Все его кремлевские друзья перевезли в Лондон родственников и любовниц и наведывались к ним по выходным, осыпая город наличностью. Бывшая жена Сечина Марина и его дочь жили в частном доме. Заместителю председателя правительства Игорю Шувалову принадлежал престижный пентхаус с видом на Трафальгарскую площадь. Сыновья путинского партнера по дзюдо миллиардера Аркадия Ротенберга учились в одной из самых престижных частных школ Британии, а бывшая жена Наталья отплатила ему за такую заботу неблагодарностью — подала на развод в Верховный суд Лондона. Много лет жила в Лондоне дочь вице-спикера Государственной Думы Сергея Железняка, ярого российского патриота и принципиального противника западного влияния.

— Список официальных резидентов Лондона бесконечен, — иронично замечает Пугачев. — Они очень хорошо устроились на этом острове с отвратительной погодой.

В Британии деньги всегда играли решающую роль. Путин отправлял агентов подкупать британские элиты. Лондон привык к лавине российского нала. Цены на недвижимость взмыли вверх: вначале российские магнаты, а потом и чиновники стали раскупать дорогие особняки в районах Найтсбридж, Кенсингтон и Белгравиа. Доходы от российских акций — в первую очередь государственных Роснефти, Сбербанка и ВТБ — позволяли оплачивать аренду и расходы на престижные лондонские PR-агентства и юридические фирмы. Британские лорды и бывшие политики получали щедрое вознаграждение за то, что соглашались войти в правление российских компаний, хотя и понятия не имели о сфере их деятельности. Повсюду чувствовалось российское влияние. Бывший офицер КГБ и банкир, позиционирующий себя как ярый борец за свободу прессы в России, Александр Лебедев приобрел влиятельное в Лондоне издание Evening Standard, стал завсегдатаем столичных вечеринок, а его имя возглавляло списки самых желанных персон на званых ужинах. Другим желанным гостем был украинский магнат Дмитрий Фирташ, выбранный Кремлем для торговли газом, который, несмотря на свои связи с главным русским бандитом Семеном Могилевичем (его разыскивало ФБР), пожертвовал миллиарды Кембриджскому университету.

Его лондонский приспешник Роберт Шетлер-Джонс перевел миллионы фунтов в поддержку тори, а самые известные члены партии заседали в правлении британско-украинского общества Фирташа. Были и менее заметные игроки. Как минимум одному из них удалось завязать близкие отношение с мэром Лондона, представителем элитных кругов тори Борисом Джонсоном.

— Все считают, что шпионы — это подозрительные типы, которые носят темные очки и выглядят, как в кино, — говорит Пугачев. — Но здесь они повсюду. И выглядят, как обычные люди. Вы никогда не догадаетесь.

Пугачев не знал, действительно ли у Кремля «тут все под контролем, все схвачено», как ему заявил кремлевский гонец, или его просто хотят запугать. Но после обнаружения подозрительных устройств и слухов о возможной экстрадиции в Россию решил, что больше не готов гадать и рисковать. Несмотря на близость к Путину и многочисленные контакты с кремлевским кланом бывших кагэбэшников-силовиков, встреча с высшим чином из МИДа Великобритании отменилась в последний момент. Кремлевский гость сообщил, что вместо этого ему нужно встретиться с человеком из М16, завербованным российской разведкой. Все встало с ног на голову. Пугачев опасался, что правительство Британии готовится к сделке с Россией по его экстрадиции, и вспоминал судьбу своего товарища Бориса Березовского — в марте 2013 года его нашли мертвым на полу в ванной своего загородного дома в Беркшире с обмотанным вокруг шеи любимым черным кашемировым шарфом. Обнаруженные отпечатки пальцев идентифицированы не были, Скотланд-Ярд проводить расследование не стал и передал дело местной полиции Долины Темзы, которая сочла смерть олигарха суицидом и закрыла расследование.

— Похоже, они договорились с Россией не поднимать шумихи, — переживал Пугачев.

И вот через несколько недель после нашей встречи в Челси, в один прекрасный июньский день 2015 года, Пугачев внезапно исчез, не предупредив даже свою партнершу, мать троих детей, лондонскую светскую львицу Александру Толстую — она весь вечер прождала его на праздновании восьмидесятилетия ее отца. Все его телефоны были выключены. Последний раз его видели на встрече с адвокатами, где его предупредили, что для залога в связи с неизбежным запросом на экстрадицию потребуется 10 миллионов фунтов, но доступа к таким деньгам у Пугачева не было. Через несколько недель он всплыл во Франции, гражданство которой получил еще в 2009 году — французские законы защищают своих граждан от экстрадиции в Россию. Здесь, на своей вилле-крепости в горах над заливом Ниццы, за железным забором, с бесчисленными камерами и с вооруженной охраной, он оказался в относительной безопасности.

Кремль с легкостью сумел открыть дело против Пугачева в английской столице, и это стало первой ласточкой — началом насаждения московских правил игры в Лондоне. Теперь Кремль мог ломать и менять юридические процедуры и преследовать собственные цели, а главная проблема, связанная с экспроприацией пугачевской многомиллиардной бизнес-империи, была искусно погребена под ворохом мелких решений, касающихся ордера по замораживанию активов и корректности выполнения этих предписаний. Конечно, Пугачев — не ангел. Непонятно, что случилось с теми 700 миллионами долларов, в выводе которых из Межпромбанка его обвинили. Но спустя какое-то время эти активы — которые, между прочим, совсем не интересовали Верховный суд Лондона — нашлись. Оказалось, что 250 миллионов вернулись в банк, а остальная сумма растворилась в компаниях, которые ликвидировал бывший союзник, ныне активно сотрудничающий с Кремлем. Позже швейцарские прокуроры, получив от России требование заблокировать банковские счета Пугачева, не обнаружили доказательств преступления при переводе 700 миллионов долларов со счетов компаний Пугачева в Межпромбанке на швейцарский счет на пике кризиса 2008 года.

Кремлевским юристам так и не удалось возбудить в Британии дело о мошенничестве без каких-либо свидетельств хищения средств, но гражданское преследование Пугачева продолжалось. Юристы, работающие на российское Агентство по страхованию вкладов, настаивали на том, что застали его «на месте преступления» в момент банкротства Межпромбанка.

— Если вы получаете от регулирующего органа наличность, ее нужно использовать для того, чтобы банк остался на плаву, а не ради личной выгоды, — говорит лицо, приближенное к команде юристов.

Потеряв бизнес-империю и испытывая опасения за свою жизнь, из-за побега из Британии Пугачев был признан также виновным в неуважении к суду и приговорен к двум годам тюрьмы заочно: на слушаниях его часто уличали во лжи, он проигнорировал предписания ордера по замораживанию активов и не только покинул страну, но и перевел во Францию деньги, полученные от продажи двух автомашин. Одна из судей, ее честь Вивьен Роуз, заявила, что «не может полностью полагаться ни на одно из данных им показаний». Многомиллионный новозеландский траст, который он основал под свою недвижимость, включая дом в Челси, оказался подставным.

Пугачев же настаивал на том, что стал мишенью российской государственной вендетты, в которую оказались втянуты и британские суды. В Кремле, похоже, всеми способами пытались скрыть даже намек на прежние связи с Пугачевым и на то, что он может обладать компрометирующей Москву информацией. К тому же основное внимание британские спецслужбы теперь сосредоточили на исламской террористической угрозе, и малоизвестная личность бывшего кремлевского игрока их особо не интересовала. Пугачев не давал интервью (пока дела в Лондоне окончательно не испортились), о его роли в восхождении Путина знали немногие — эти заслуги обычно приписывали Борису Березовскому, и адвокатам из Hogan Lovells просто объяснили, что Пугачев — круглый ноль, а его дело никак не связано с политикой.

— Нет никаких свидетельств того, что он чем-то занимался в Кремле, — сообщило лицо, приближенное к адвокатам. — Нужно действовать с предельной осторожностью. Похоже, Пугачев говорит то, что взбредет ему в голову. А люди, с которыми нам довелось общаться, заявляют, что он просто наглый прохвост.

Но Пугачев действительно работал в Кремле и был посвящен в некоторые тайны: он знал, как именно Путин пришел к власти. И это, казалось, было одной из главных причин, по которым Кремль упрямо преследовал Пугачева и стремился связать его по рукам и ногам, причем на законных основаниях. Еще до захвата Кремлем бизнес-империи Пугачев хотел уехать из России, убежать от бесконечных разборок и интриг. Путинские приспешники из КГБ отстранили его от дел в Петербурге, и уже в 2007 году он обратился с прошением о получении гражданства Франции. Для посвященных это преследование выглядело как наказание Пугачева за попытки вырваться из хитросплетений властной системы России, из мафиозного клана, откуда никому нет выхода.

— Пугачев — как почка. Он необходим для функционирования системы. Но он рехнулся, решив, что может уйти и заняться бизнесом в одиночку. Конечно, был отдан приказ на его уничтожение, — сказал один из главных банкиров России, вовлеченный в финансовые операции с Кремлем.

В спешке собираясь на самолет из Британии во Францию, Пугачев оставил весьма выразительные улики. Детективы, которые работали на кремлевских адвокатов, обыскали его офис в Найтсбридже по судебному ордеру, выписанному через несколько дней после его исчезновения. Среди кип документов нашлись и жесткие диски. На одном из них остались записи: российские спецслужбы с конца девяностых годов тайно записывали каждую встречу в его офисе в центре Москвы.

Одна из таких записей достоверно подтверждает: Пугачев сожалел о том, что помог Путину продвинуться во власти. Запись была сделана в офисе Пугачева во время встречи с Валентином Юмашевым. Они обедали и за бокалом хорошего вина обсуждали свои запутанные невеселые дела — в Москве случился очередной политический кризис. Стоял ноябрь 2007 года, через несколько месяцев заканчивался второй президентский срок Путина, и, по Конституции, он должен был уйти. Несмотря на туманные заявления о том, что после президентства он собирается занять место премьера, о его реальных намерениях никто точно не знал, и в коридорах Кремля бывшие и действующие силовики устроили настоящую крысиную возню в надежде выбиться в преемники.

Пугачев и Юмашев чокнулись бокалами. Ситуация казалась тупиковой. Непонятно, кто станет преемником, и это напоминало 1999 год — именно тогда они помогли Путину прийти к власти. Казалось, это было тысячу лет назад. Теперь их оттеснили питерские соратники Путина из КГБ, а сами они выглядели реликтами ушедшей эпохи. Структура власти необратимо изменилась, и они пытались понять, что было сделано не так.

— Помнишь, как было, когда он пришел к власти? — слышен на записи голос Пугачева. — Он тогда сказал: «Я — просто менеджер. Наемное лицо».

Тогда казалось, что Путин неохотно примерял на себя роль лидера и с соратниками вел себя мягко и уступчиво.

— Между нами. Вначале я думал, что он просто хотел разбогатеть, зажить красивой жизнью, решить свои личные проблемы, — продолжает Пугачев. — И, в принципе, эти проблемы он довольно быстро решил. […] Но за четыре года своего первого срока он понял: есть что-то такое, что никогда не даст ему уйти.

Первый путинский срок ознаменовали кровопролития и раздоры. За время президентства Путина случилось несколько смертельных терактов. В октябре 2002 года чеченские террористы захватили заложников в театре на Дубровке, спецназ ФСБ провалил штурм и отравил газом зрителей, которых предполагалось спасти, — погибло более сотни человек. Войны с повстанцами из мятежной Чечни обернулись тысячами смертей, включая 294 погибших в череде взрывов домов. По Москве ходили слухи, что за этими кровавыми атаками стоят спецслужбы, потому что конечным результатом стало ужесточение требований безопасности, что лишь укрепило президентскую власть.

Беспечных олигархов 1990-х годов прижали к ногтю. Путину достаточно было открыть всего одно дело против богатейшего человека страны и его соратников, чтобы разрушить свободный рынок ельцинской эпохи и запустить национализацию имущества.

— Я думаю, он бы с радостью ушел через четыре года, — продолжает Пугачев. — Но тут случились все эти события. Учитывая положение на Западе, сейчас ситуация тупиковая, почти что кубинский кризис. А он решил пойти еще дальше. […] Он понимает, что в этом случае пути назад уже не будет.

Выстроенный Путиным конструкт, сосредоточивший в его руках всю власть, не казался собеседникам стабильностью.

— Это пирамида. Нужно лишь ударить разок, и она развалится. […] Он это понимает, но изменить себя не может, — предположил Пугачев.

— У меня нет ощущения, что он хоть что-то понимает, — заметил Юмашев.

— Странно было бы, если бы он заявил: «Все, что я сделал, было ошибкой», — перебил Пугачев. — Его решения, как правило, строятся на его собственных представлениях о мире. И эта тема патриотизма — он искренне в нее верит. Он говорит, что развал Союза — трагедия, он искренне в это верит, […] это и есть его ценности. Он все делает искренне. И искренне ошибается.

Консолидацию власти на всех уровнях — отмену губернаторских выборов, подчинение судебной системы Кремлю — Путин часто оправдывал тем, что в эпоху стабильности такие меры призваны положить конец хаосу и неопределенности девяностых годов. Но за мобилизирующими патриотическими лозунгами прятался тревожный фактор: захватив экономику через цепочки лояльных соратников, Путин и силовики монополизировали власть и внедрили новую систему, в которой государственные должности использовались как средство для личного обогащения. Существенное различие с антикапиталистическими и антибуржуазными принципами советского государства, которому они когда-то служили.

— Эти люди — мутанты, — говорит Пугачев. — Смесь гомо советикус с дикими капиталистами последних двадцати лет. Воруя, они наполнили карманы, перевезли семьи в Лондон. Но когда они заявляют, что кого-то нужно уничтожить во имя патриотизма, они говорят это искренне. Если бы их мишенью был Лондон, они в первую очередь вывезли бы оттуда свои семьи.

— Это все ужасно, — добавляет Юмашев. — Теперь некоторые мои друзья искренне радуются: как здорово, что мы разбогатели. В девяностых такое было невозможно — ты или в бизнесе, или работаешь на благо страны. А теперь они занимают государственные должности, чтобы обогатиться. Министры раздают лицензии за деньги. Конечно, все начинается с головы. […] Первое, что говорит [Путин] новому госслужащему: это твой бизнес, ты делишься им только со мной, за это я тебя защищаю, […] а если ты не [используешь свое положение для заработка], значит, ты идиот.

— Путин сам это сказал, — поддерживает Пугачев. — Открыто. Я с ним разговаривал. Он сказал: «А чего он ждет? Почему не зарабатывает? У него есть должность. Так пусть зарабатывает». Они — как те, что испили крови и не могут остановиться. Теперь государственные работники стали бизнесменами.

— Осталось очень много настоящих бизнесменов, — соглашается Юмашев, грустно качая головой. — Атмосфера в стране очень изменилась. Воздух другой. Теперь он душит. Душит.

Оба вздыхают. Все изменилось — кроме их способности идеализировать свои роли.

— Девяностые были прекрасны тем, что не было лжи, — продолжает Юмашев.

— Конечно, — вторит Пугачев. — Для меня всю мою жизнь правда была равнозначна свободе. Я зарабатывал деньги не для богатства, а для свободы. Ну сколько ты можешь потратить? Если тебе хватает на две пары джинсов, все в порядке. Но свобода дала мне одну вещь — теперь мне не нужно лгать.

Им обоим кажется, что теперь президент окружен соглашателями, они славословят его, говорят, что его послал бог спасти страну, а они — верные слуги. И все же Пугачев считает, что эти соглашатели понимают все лицемерие системы и фальшивость демократии, представляемой правящей партией «Единая Россия».

— Посмотри на тех, кто окружает ВВ [Путина], они говорят: Владимир Владимирович, вы — гений! — продолжает Пугачев. — А сами ни во что не верят. Понимают, что все это — дерьмо: «Единая Россия» — дерьмо, выборы — дерьмо, президент — дерьмо. Они все это понимают, а потом выходят на публику и заявляют, что все прекрасно. И произносят лживые тосты. Сидят и рассказывают […] всякую чушь про то, как дружили со школьной скамьи. Но позже те же ребята в соседнем кабинете скажут: как только он выйдет, мы его прикончим. Такой цинизм. Полагаю, им тоже некомфортно. Тем, кто добрался до власти. […] Мне их жалко. Воруют все, что под руку попадется, а потом выходят на публику и рассказывают о том, как Путин борется с коррупцией. А я смотрю на них и думаю — это конец. Мне их жаль. […] ВВ всегда спрашивает: «Какое слово начинается на с? Совесть». У них даже рецепторов совести нету. Они не понимают, что это. Они забыли и само слово, и его значение. Все перевернули с ног на голову.

Собеседники единодушны во мнении: все достижения эпохи Путина — экономический рост, увеличение доходов, богатства миллиардеров, превративших Москву в сверкающий мегаполис с дорогими иномарками и уютными кафе на каждом углу, — обусловлены лишь резким скачком цен на нефть.

— В 2000 году нефть стоила 17 долларов, и мы были счастливы, — говорит Юмашев. — Мы с тобой были у власти, когда могло быть и 10, и 6 долларов. Моим лучшим временем были те две-три недели, когда цена достигла 16 долларов. А теперь нефть стоит 150, и все, на что они способны, — это понастроить себе уродливые особняки.

— Государство ничего не делает с этими деньгами. Могли бы давно поменять инфраструктуру страны. Но он думает: если начнем строить дороги, то все разворуют. […] Время бежит так быстро, — сокрушается Пугачев.

— Восемь лет прошло. В 2000 году мы передали начальнику отлаженную нефтяную машину. И все заработало. А что в итоге получилось? — спрашивает Юмашев.

— Мы не понимали, что он не собирается ничего развивать. Я считал его либералом, — отвечает Пугачев.

— Что для меня было принципиально важным, — так это его возраст, он был молодой, — говорит Юмашев.

— Ты же понимаешь — оказалось, что он из другого теста.

— Да, это совсем другие люди, — соглашается Юмашев.

— Это другие люди, особенные. Нам этого не понять. Вот Устинов [генпрокурор] очень хорошо это понимал, — говорит Пугачев. — Он мне сказал: «Видишь ли, эти ребята из спецслужб — они иные. Высоси у них всю кровь и прикрути им чужие головы, они все равно будут иными. Они живут внутри своей системы. И ты никогда таким не станешь. Совершенно другая система.

Эта запись — уникальное свидетельство откровенной беседы между людьми, которые привели Путина к власти, и их ужаса от ситуации, которую они же и создали. В этой книге изложена вся история системы — приход к власти путинской кагэбэшной когорты и ее постепенная трансформация в стремлении обогатиться в условиях нового капитализма. Это история торопливой передачи власти от Ельцина Путину и последующего развертывания глубинного государства агентов КГБ, которые в годы ельцинского правления присутствовали незримо, но затем вернулись, чтобы монополизировать власть минимум на двадцать лет и в конце концов начать угрожать Западу.

Книга начиналась с попытки проследить процесс захвата российской экономики путинскими соратниками, но вылилась в расследование, которое обнажило ужасающие факты. Клептократия эпохи Путина имела целью не просто наполнение карманов президентских друзей, а установление режима, при котором полученные миллиарды долларов стали активно использоваться для подрыва и разрушения институций и демократии Запада. Тактика КГБ времен холодной войны, когда Советский Союз сеял раздор и несогласие на Западе, спонсировал лояльные политические партии и подрывал устои «империализма», обрела новую актуальность. Но теперь, в отличие от тех времен, Кремль черпал ресурсы из глубокого колодца с наличностью, чтобы интегрироваться в рынки и запустить свои щупальца в институции Запада. Новая кремлевская элита восприняла капитализм как способ свести счеты с Западом. И началось все очень давно, задолго до развала Союза.

Захват стратегических денежных потоков означал не только получение контроля над экономикой страны. При этом режиме богатство не распространялось на рядовых граждан России, а использовалось для укрепления власти и завоевания новых позиций на мировой арене. Система, которую создали люди Путина, стала гибридным кагэбэшным капитализмом, аккумулирующим средства на подкуп и коррумпирование должностных лиц на Западе, где политики успокоились после окончания холодной войны и быстро забыли о советских тактиках недалекого прошлого. Западные рынки открыли двери новым денежным потокам из России и не обращали внимания на то, какие темные силы стоят за ними. Еще до распада СССР КГБ и российские ОПГ слились, перекачивая миллиарды долларов за драгметаллы, нефть и другие товары из госучреждений в связанные с Комитетом фирмочки. С самого начала агенты внешней разведки сосредоточили в своих руках черный нал, необходимый для сохранения и поддержания жизнедеятельности агентурных сетей, которые, как считалось, исчезли вместе с крахом СССР. Во времена ельцинского правления эти силы держались в тени, но с приходом Путина альянс КГБ и ОПГ вернулся и показал свой оскал. А чтобы понять суть этого процесса, мы должны вернуться в самое начало, во времена развала Советского Союза.

Для людей, которые помогли Путину прийти во власть, реванш означал также и то, что им предъявят счет. Пугачев и Юмашев затеяли передачу власти в отчаянной спешке — здоровье Ельцина ухудшалось, и они пытались спасти будущее страны, устранить коммунистическую угрозу и обеспечить собственную безопасность. Но они тоже забыли новейшую советскую историю. Люди, которых они привели к власти, не остановились бы ни перед чем и не побрезговали бы никакими методами, чтобы остаться на вершине.

— Нужно было больше с ним разговаривать, — вздохнул Юмашев.

— Конечно, — сказал Пугачев. — Но у нас не было времени.