Лютый

Глава 6

До чего же странно было лежать внутри сотен тонн голубого многовекового льда, и при этом не чувствовать холода! Галлюцинации? Мистика? Бред и помутните рассудка? Неееееет. Просто жар Бера! Жар огромного, обжигающего своей силой и мощью тела самого странного, и самого сексуального из ныне живущих Берсерков! И, лежа под его большой и тяжелой рукой, я улыбалась, словно сумасшедшая, чувствуя, как моя душа восторженно парит над Арктикой, попискивая слог: «Вы все еще ходите мрачными и понурыми? Просто приезжайте к нам!»

Никогда я еще не чувствовала себя такой радостной, легкой и заколдованной, словно все еще была маленькой девочкой, которая искренне верила в Деда Мороза и вот неожиданно, спустя 20 лет попала в эту морозную сказку, встретив не только странного, огромного, выдающего массу забавных фраз «Мороза», но и даже….Снегурочку!

Я хохотнула, представив Лютого, облаченного в голубую шапочку с приделанными к ней двумя белыми косичками, почувствовав, как Бер за моей спиной сонно пошевелился и громко зевнул, пробормотав:

— Надеюсь, ты не над моими размерами там хохочешь?

Я прыснула от смеха, забираясь поглубже под меха, которые заменяли одеяло и прижимаясь обнаженной спиной к мощной груди Лютого:

— Боюсь, что от твоих размеров можно заикой пожизненно остаться!

— От восхищения? — как всегда в своей лениво-скучающей, ласкающее-колкой манере протянул Лютый, на что захотелось ущипнуть его, когда я фыркнула:

— Нет, от твоей невероятной скромности!

В этот раз фыркнул Лютый, поворачиваясь на спину и, раскинув свои длинные, могучие руки сладко потянулся, откидываясь назад и прикрывая глаза, пока я, развернувшись полубоком, совершенно завороженная наблюдала за ним.

Никогда еще я не видела Лютым таким — домашним, расслабленным и сонным.

В доме Беров он был совершенно другой — всегда наглый, высокомерный, холодный засранец, который понимал свою силу и явно этим пользовался, когда прочие Беры расступались перед ним, стоило только Лютому появиться в доме.

Не сказать, чтобы и здесь его лукавость и холодность куда-то испарились….но что-то в нем незаметно изменилось. То, чего я пока не могла понять, но что меня завораживало, как удав — кролика.

Сердце трепыхалось радостно и как-то по детски восторженно, когда его пушистые, чуть светлые на кончиках ресницы дрогнули, и Лютый лениво выдохнул:

— Так что тебя так развеселило, Золотинка?

Я на секунду замешкалась, понимая, что придумать себе отговорку не получится, т. к он все-равно почувствует ложь, и, покусав нижнюю губу для смелости, все-таки выпалила:

— Представила тебя Снегурочкой!

Светлая бровь изогнулась и взлетела, даже если Лютый так и не открыл глаз, продолжая лежать расслабленно и так чертовски сексуально, раскинувшись на белых мехах и закинув одну огромную руку за голову.

— Странный выбор образа…я уж было подумал, что облачила меня в костюм.

Ох, это был просто предел всех моих извращенных и горячих фантазий!

Хотя обнаженный Лютый был верхом не просто самых откровенных сексуальных фантазий, но и полной отключкой жизнедеятельности моего мозга, логики и иже с ними, когда способными к работе оставались только сердце и…кхм…то, что было в метре от него, ниже по курсу.

— Да лааааадно… — криво усмехнулся Лютый, повернув ко мне свое красивое лицо и явно принюхавшись, отчего я смущенно покраснела, понимая, что в эту самую минуту мозг уже на грани отключения, а вся кровь из сердца как раз начинает стекать именно туда — на метр ниже, где становилось горячо, влажно и напряженно.

— …а ты когда-нибудь носил костюм?.. — прохрипела я, вдруг отчетливо представив его — такого до невозможности высокого, широкого и просто сумасшедше притягательного, облаченного в идеально сшитый костюм, почему-то серый, с белой рубашкой, на которой были бы небрежно расстегнуты верхние пуговицы.

Ох! Мистер Грей нервно курил бы в сторонке и тихо матерился, уползая в спортзал!

— Нет. Максимум спортивный костюм.

— Серьезно?!

— Вполне.

Я ошарашено моргнула пару раз, тайком наслаждаясь видом обнаженного тела, прикрытого мехами на бедрах, когда одна длинная мощная нога торчала, словно Лютому было жарко.

— Те ты жил среди людей?!..

— Пришлось недолго.

Лютый по-прежнему не открывал своих глаз, но должно быть явно чувствовал, как мой подбородок устремился к ледяному полу, готовый пробить даже эту кровать, созданную не пойми из чего конкретно, которая была всего лишь небольшим возвышением над гладким, скользким и явно жутко холодным полом.

Не знаю, о чем бы в эту секунду подумала нормальная и вполне себе адекватная девушка, коей я видимо не была. Потому что я подумала не про спортивный костюм и каким образом он попал в мир людей, а то, сколько черт их побери девушек в этом человеческом мире на него пялилось, или еще хуже — вешалось на эти широченные плечи!

Видя, как на чувственных губах Лютого расползается хищная и лукавая улыбочка, я хлопнула ему ладонью прямо по прессу, едва не взвизгнув от отдачи, отчего ладонь тут же покраснела, словно я попала ею в кипяток, не иначе.

Знаете, какой я видела себя в тот момент?

Маленьким, белым чайничком, у которого на голове болталась с лязгом крышечка, откуда валил пар! Мне же казалось, что у меня пар валил уже изо всех мест, когда Лютый все-таки соизволил приоткрыть свои невероятные светящиеся глаза цвета голубого льда, приглушенно рассмеявшись и даже не пытаясь потереть место удара, словно ничего не почувствовал! И лукавый, хитрый и вместе с тем жутко возбужденный блеск этих глаз лишь только подливал масла и в без того кипящий и бурлящий огонь.

— Сколько?! — прошипела я, дернувшись вперед и даже не замечая, как греющие меха свалились с моих плеч куда-то в область бедер, видя, лишь как полыхнули глаза Лютого, опасно и хищно.

— Что? — его голос был сладкий и такой мягкий, словно белый шелк.

— Сколько женщин у тебя было, пока ты жил в мире людей?!

Так воооооот откуда он умел так умело целоваться!!!

И куда только делось мое воспитание?

А сдержанность куда упала?

А под каким ледяным плинтусом решили спрятаться благородство и воспитанность?!

Что творил со мной этот морозный нахал, упиваясь собственной властью?

Вот только поздно было метать икру, когда нерест уже прошел!

Я влипла в него по самые гланды, и бороться с этим была уже просто не в силах.

— Тебя интересует конкретная цифра? — все так же нахально и ласково проурчал Лютый, подавшись вперед и хрипло рассмеявшись, когда я зарядила ему в живот снова, в этот раз уже кулаком, даже не дернувшись от боли хотя бы ради приличия, полыхая своими глазами так хищно и жадно, что мое тело дрогнуло, поддаваясь этому импульсу огромного тела, пока я была готова просто придушить этого наглеца.

Я даже не поняла, кто из нас зарычал, и как именно я оказалась восседающей на обнаженном торсе Лютого, когда его горячие большие ладони обхватили меня за талию, приподнимая и заставляя прогнуться назад навстречу его могучей и, как всегда уже готовой, эрекции.

Вот только я была зла, впишись ноготками в мощную грудь с такой силой и неожиданно вспыхнувшей яростью, что на его коже тут же выступили капельки крови, растерянно застыв от своего поступка и тех эмоций, которые продолжали бурлить во мне, слыша хриплое вибрирующее рычание под своими ладонями, которое прошло дрожью по всему телу и волнами непередаваемой вибрации, когда Лютый повел резко бедрами вперед и вверх, насаживая меня на себя резко, глубоко и так горячо.

Я никогда не думала, что кислород в легких может вылететь и закончиться так резко и неожиданно.

Я не успела даже вскрикнуть, или пискнуть, или прохрипеть, напряженно застыв, и вцепившись в его сильные горячие руки, с легкостью удерживающие меня почти на весу и, задыхаясь, глядя в эти полу прикрытые голубые глаза, которые умели пожирать взглядом, заставляя трепетать.

Лютый застыл на секунду, не шевелясь, и глядя пристально и пронзительно, словно вплетаясь в мои кричащие чувства своим колким морозом и обжигающей страстью, которая жгла и душила, словно ледяные волны Ледовитого океана.

Он не спрашивал, больно ли мне и как я себя чувствую, забираясь своим взглядом в каждую клеточку напряженного тела своей мощью, подавшись назад медленно и плавно, отчего тело стонало и выгибалось, выпуская его с болью и мучительной сладостью, от которой кружилась голова.

Я успела лишь отрывисто втянуть в себя колкий, обжигающий и морозный воздух, который тут же вылетел из легких с всхлипом, когда его бедра снова резко дернулись вперед, заполняя и растягивая меня до немыслимого предела, где было и горячо, и больно, и сладко, снова на секунду застыв, словно давая почувствовать, как мое тело стонет, растягивается, сопротивляясь и моля о пощаде, но не силах даже помыслить о том, чтобы он остановился и дал мне свободу.

Наверное, я была скрытой мазохистской, с наслаждением упиваясь даже колкими вспышками боли, которые плавились под напором страсти и удушливой волны наслаждения, постепенно привыкая к его ритму и движениям этого большого, мощного тела.

После третьего толчка, когда Лютый снова подался бедрами вперед, пронзая меня и заставляя всхлипывать и выгибаться, я просто повалилась вперед, уткнувшись лицом в его мощную грудь, судорожно втягивая его колкий морозный аромат, когда он выходил из меня медленно и мучительно, чтобы снова и снова насаживать на себя, когда его сильные, большие и горячие руки не опускали моих бедер и не позволяли изменить положения, держа почти на весу.

Я впивалась в его ароматную, горячую кожу пальцами, пытаясь сдерживать стоны, когда голова шла кругом, оттого настолько боль и страсть могут дополнять друг друга, опаляя и вознося ввысь так высоко, что хотелось буквально рыдать.

Я кусала его, не в силах сдержаться, сходя с ума от рокочущего, вибрирующего урчания под моей щекой, которое проходило волной по всему телу, словно какие-то особенные низкочастотные волны, от которых на моем влажном, разгоряченном теле вставал дыбом каждый волосок.

Я хваталась за него руками, чувствуя, как напряжены его тугие, упругие мышцы, когда Лютый ускорил ритм, не пытаясь больше сдерживаться и глухо зарычав, обхватывая меня своими большими руками и прижимая к собственной груди, где, припав, словно ребенок, я слышала, как гулко и часто колотиться его сердце.

Это было словно волшебство.

Словно под моими руками таяли льды, оглушая своим частым и глухим треском.

Прикусив губу, я застыла, выгибаясь и задрожав, когда тело большого Бера подо мной напряглось в последнем рывке и внутри стало так жарко и влажно, что я застыла, округлив глаза….и широко улыбнувшись.

Я дрожала и содрогалась, даже когда Лютый притих, расслаблено вытягиваясь и обвивая меня обеими руками, отчего стало жарко, а я все никак не могла поверить, что это было явью. Не могла поверить, что этот насмешливый, замкнутый и такой холодный мужчина, способен прикасаться так нежно и обнимать так крепко.

Я все еще не могла поверить, что теперь я ЕГО.

Его по законам Беров. По законам самой природы. И права была Мия, когда смущаясь и краснея ласково говорила, что не нужно никаких колец, фаты и обрядов — достаточно знать, что перед лицом всего огромного мира ты стала частью огромной семьи этого достойного мужчины.

— …улыбаешься, — приглушенно прошептал Лютый, потянувшись вперед, не убирая обнимающих рук, и опуская меня лишь на миг, чтобы сверху накрыть мое влажное тело теплыми шкурами.

— Теперь я официально принадлежу тебе? — почему-то смущенно и восторженно прошептала я, прижимаясь к его груди и удобно вытягиваясь на его большом и мощном теле, словно на нем и было мое место с самого рождения.

— На тебе моя метка…и, да, теперь ты принадлежишь мне.

Я едва сдержалась, чтобы счастливо не рассмеяться, когда в каждом ударе сердца стучало феерично лишь одно — «Я — жена Лютого!».

Могла ли я подумать об этом в ту секунду, когда впервые увидела его и мое сердце дрогнуло? Могла ли поверить в это сейчас? Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой…

— Странно, — послушался мягкий, словно мурлыкающий голос Лютого и горячий палец принялся выводить какие-то узоры на моей спине, — тебе больно, но ты такая счастливая….

Я не могла бы объяснить даже себе самой, как такое могло быть?

— Слышал когда-нибудь про мазохистов? — хихикнула я.

— Нет.

— И слава Богу!

Лютый усмехнулся, помолчав и вдруг приглушенно добавив:

-..не всегда будет больно. Со временем ты привыкнешь, и научишься расслабляться.

— Научусь, — быстро и горячо закивала я, слыша его мягкий приглушенный смех над собой.

Какое-то время мы просто молчали, не меняя положения наших рук и тел, погрузившись в собственные мысли, и я надеялась, что мысли Лютого не были грустными и были хотя бы капельку похожими на мои.

Да, он был далеко не принцем на белом коне.

И даже не конем!

Возможно, скорее тем страшным драконом, от которого нужно отбиваться и убегать сломя голову…в поисках огнетушителя для себя любимой, когда он просто посмотрит своими колкими голубыми глазами, а на тебе загорятся волосы и все, что внутри.

— Опять Снегурочка? — хмыкнул Лютый, когда я снова едва не захихикала от собственных мыслей.

— Дракон!

— Ого. Бурная у тебя фантазия.

— Сама в шоке, — хохотнула я, наслаждаясь его осторожными прикосновениями, жаром большого тела и уютом, в котором хотелось находиться вечно, припав к его груди щекой и положив раскрытую ладонь на горячую кожу с ароматом колючего мороза, — у вас тут каждый второй истинная Снегурочка. Белокурые, голубоглазые и с косами.

Я улыбалась, когда говорила, растерянно застыв, когда могучее тело подо мной вдруг напряглось и окаменело, когда я поняла, что задела нечто такое, что причиняло явный дискомфорт Лютому.

— …Прости, я не хотела…. - пробормотала я, пока мой мозг сбрасывал с себя оковы страсти и неги, начиная потихоньку возвращаться к жизни, выстраивая хоть какую-то мало-мальски приемлемую логическую цепочку, почему это могло так задеть Лютого.

Пока же мозг стопорился лишь на одном очевидном факте — когда абсолютно все Беры были с длинными волосами, не важно с косами, хвостами или распущенными, у Лютого были короткие волосы. Я тяжело сглотнула, вмиг вспомнив рассказ Мии о том, как отец изгнал собственного сына за то, что тот пытался спасти его любимую женщину, но не спас.

— Спроси, что хочешь и не мучайся так.

Голос Лютого снова звучал холодно и отстраненно, и успокаивало отчасти лишь то, что его ладони продолжали лежать на моей спине, согревая и чуть поглаживая.

Я не была уверенна, что об этом стоило говорить именно сейчас, когда все было так хорошо, но моё чертово любопытство не могло успокоиться и перестать грызть мозг мелкой мышкой.

— …у всех Полярных Беров длинные волосы…

— Не у всех. Только у воинов и приближенных к Королю, — приглушенно и сухо заметил Лютый, запустив руку в мои волосы и принявшись лениво наматывать прядки на свои длинные пальцы.

— Но ты ведь сын Короля и самый приближенный из всех Беров, не считая Свирепого…

— Изгнанный сын.

— Но ведь Король принял тебя обратно и…

— Дело не в том, что он принял, а в том, что я пытаюсь простить отца за тридцать лет, которые я скитался по миру, пока не нашел свою истинную семью.

Лютый говорил не грубо и не резко, но в каждом его слове сквозил непередаваемый холод, когда я прижалась к нему сильнее, обхватив торс своими руками, пытаясь защитить от воспоминаний, которые очевидно могли ранить даже такое ледяное сердце.

— Тебе интересно, куда делись мои Снегурочьи косички? — криво усмехнулся Лютый, но во мне не нашлось сил для улыбки, когда я лишь отрывисто кивнула, почувствовав, как Бер откинулся назад, отчего я буквально распласталась на его большом теле, тяжело выдохнув и чуть дернув могучим плечом, словно это ничего не значило, — Отрубил в тот же день, как ушел с наших земель.

— Отрубил?!

Лютый сдержанно выдохнул, и мне казалось, что сейчас он рыкнет, что на сегодня и так достаточно откровений и просто уйдет. Ну, по крайней мере, это было бы вполне в его стиле. Только Бер, немного помолчал, словно решая про себя, стоит ли мне это знать или нет, наконец, чуть дернув плечом, и проговорил:

— Думаю, Мия рассказывала тебе, что у Беров есть некий переход? Время, когда душа и тело созревают достаточно сильно, чтобы сущность человека была в равной степени сильна с сущностью зверя. У каждого Берсерка этот момент приходит в разное время и чем быстрее сущности уравновешиваются, тем Бер сильнее и осознаннее. Именно в этот момент каждый Бер получает свое прозвище, которое люди называют именами, не просто на пустом месте или потому что так нравится отцу, а исходя из того, что каждый Бер из себя представляет. В момент перехода Бер становится полноправным воином своего Рода и по этому торжественному случаю, ему вручается топор, как символ того, что теперь он истинный Зверь и истинный Мужчина….

Лютый покосился на меня, криво усмехнувшись, потому что я лежала на его груди, упираясь подбородком и слушая, распахнув глаза. Ей богу, если бы не его грудь, то моя челюсть висела бы! Насколько все-таки их мир отличался от нашего! И как же этот мир был завораживающе интересен!

— Вообще-то по закону топор отбирают у тех, кого изгоняют из Рода, но отец был не в себе, чтобы вспомнить об этом, и топор остался у меня…, - когда Лютый притих и его глаза стали словно сталь ледяного металла, я перестала дышать, понимая, что обнимаю его крепче, не в силах передать того, что я всей душей чувствовала боль, панику и растерянность сына, который хотел сделать как лучше. Который был уничтожен и раздавлен случившимся и тем непониманием и ненавистью, которые он не заслужил.

Лютый медленно моргнул, снова поведя своим мощным плечом, словно ему было все-равно, пряча за сталью своих колких, ледяных глаз истинные чувства, от которых было по-прежнему больно:

— Я дошел до границы нашей земли, положил голову на льдину и просто отрубил косу, оставив ее и топор, как знак того, что принимаю решение отца….и что больше никогда не вернусь.

Я судорожно выдохнула, осторожно поцеловав горячую ароматную кожу, на каком-то интуитивном уровне чувствуя, что Лютый смотрит на меня, даже если не могла поднять глаз, смутившись. Страшно было понять, что он недоволен или зол моим поведением….едва ли такой мужчина, как он мог принять всякого рода нежности и уж тем более желание помочь и поддержать…ведь теперь я была его женой.

И для меня это было важно. Очень.

— …Главное, что потом ты нашел свою семью, — прошептала я, снова поворачивая голову на бок и прижимаясь к нему щекой, даже затылком чувствуя на себе его ВЗГЛЯД.

Лютый ничего не ответил на мою попытку скрыть смущение, лишь молча кивнул головой, словно прислушиваясь к моим эмоциям, отчего я покраснела еще сильнее, не в силах скрыть ничего от него.

-..тебе лучше одеться, — наконец после некоторого молчания проговорил Лютый, отчего я поморщилась, едва удержавшись, чтобы не дать себе по лбу ладонью: ну вот кто меня за язык тянул? Могла бы промолчать, и сейчас спокойно лежала бы на это великолепном большом теле, не зная бед. И не замерзая.

— Я сказала что-то не то? — в какой-то момент мне стало обидно. Неужели мы не дорастем на идиллии, которая была у Мии с ее красавцем мужем? Не сможем доверять друг другу, ничего не скрывать и не бояться разговаривать обо всем, что приходит в голову? Потому что иначе это не будут не отношения, а хождение по мукам….и это еще при том, что Лютый и без моих откровений все чувствовал, а я же терялась в догадках, утопая в его холодном голубом океане колких глаз.

— Не в этом дело. К нам идут гости….и если ты не хочешь, чтобы кто-то сгорел от стыда и сбежал жить за ледниками в обличии медвежьего монаха, то лучше оденься.

— Гости? — пролепетала я, недоуменно улыбаясь и пытаясь сползти с его горячего тела, чувствуя, что цепляюсь бедрами за кое-что выпирающее и готовое к бою снова.

— Свирепый, — хмыкнул мой белокурый муж, обхватывая меня за бедра и явно сам не очень-то желая отпускать с себя, когда потянулся вперед, вдруг припав губами к груди, когда я растопырилась над ним, буквально зависнув в каком-то нелепом положении, стараясь не сесть на его эрекцию «чисто случайно» и при этом дотянуться до вороха одежды, а еще не взвизгнуть и не застонать, оттого, что его шелковистый и обжигающий язык принялся исследовать мою грудь с особым пристрастием.

— Лютый!

— Мммммда? — чуть ли не причмокнул этот наглец, как младенец, у которого изо рта вытащили леденец, с весьма характерным звуком, ловко ухватившись губами за другую грудь, отчего меня прошиб электрический разряд, как средство от морозного стоячего холода вокруг, что начинал покусывать тело, маня к еще кое-чему весьма СТОЯЧЕМУ, обо что можно было бы неплохо погреться. Еще раз.

— Там твой брат! — прохрипела я, обхватывая его голову руками, с наслаждением впервые зарываясь пальцами в его густую светлую шевелюру, от которой шел аромат колкого мороза и ледяной свежести.

— Я помню, — хмыкнули его губы на моей трепетной коже, отчего хотелось выгнуться навстречу, припасть к нему и начать все сначала, даже если было больно и весьма ощутимо жгло между бедер.

Если здравый смысл еще не стек вместе с логикой и мозгами в бедра, разрываясь новой вспышкой сладости и тянущего ожидания, то что-то внутри меня постанывало, что по хорошему надо бы сделать перерывчик, и дать телу элементарно прийти в себя, и чуток зажить….вот только тело хотело совершенно другого, подрагивая и становясь снова влажным и ожидающим.

— …Интересно, что, в конце — концов, возьмет над тобой верх? — вдруг улыбнулся Лютый, когда я все-таки смогла найти в себе силы, чтобы приподнять его голову, отрывая от своего жаждущего тела, отчего сосочки вмиг сжались в маленькие бусинки, оттого что жар и бархат его рта, сменился колким, кусающим морозом, глядя на меня лукаво и горячо, — Логика?

Его ладонь опустилась на мой лоб, проскользив нежно и аккуратно по кончику носа, шее, очерчивая грудь и слегка задевая чувствительные вершинки, словно намеренно играя и разжигая то, что уже можно было панически тушить, проскользив на живот и скользнув в бедра, отчего я ахнула, пытаясь зажать колени и не впустить его туда, где все и без того пульсировало и горело:

— …или инстинкты?….

Люди! Если я выберусь отсюда живой и вменяемой, не забудьте мне поставить памятник, потому что бороться против этого животного магнетизма и жалящего в каждом движении секса становилось просто сродни самоубийству!

Понять не могу, откуда во мне взялись силы, чтобы оттолкнуть его руку от себя, поспешно сползая на трясущихся ногах на ледяной пол, стуча зубами не то от этой обжигающе — жадной страсти, не то от этого пронзающего мороза, который радостно заключил меня в свои объятья, как только я осталась вне зоны действия жара тела Берсерка.

— Интересно, что обычно у ТЕБЯ побеждает? — язвительно поинтересовалась я, слыша приглушенны смех Лютого, такой невероятно сексуальный, вибрирующий и завораживающий, что снова сжала колени, безуспешно делая вид, что я активно одеваюсь и не кошусь на его великолепное тело во всей красе и полной боевой готовности, когда Лютый лениво поднялся с кровати, лукаво выгибая свою светлую бровь и промурлыкав в ответ:

— А что? Есть какие-то сомнения на этот счет?

Вот уж воистину не было!

Потому что стоило только ресницам приподняться чуть-чуть вверх, как взгляд тут же цеплялся за его величественную и нерушимую эрекцию, словно между нами ничего не было какое-то недалекое время назад!

— Было бы неплохо, если бы иногда у тебя побеждала сдержанность и… воспитанность! — шикнула я, прозрачно краснея от его смеха и этого пронзающего насквозь взгляда, который очень красноречиво говорил о том, что Лютый все прекрасно чувствует на мой счет, явно забавляясь тем, что я тут пыталась строить из себя приличную, образованную девушку, вспомнив в коем-то веки, что я именно такой была.

Когда-то.

То того, как попала в это ледяное царство вечной обжигающей страсти.

Говоря образно — смесь бульдога с носорогом, но зато какааааааая чертовски сексуальная смесь, когда стоило вкусить ее единожды, и ты начинаешь понимать, что больше без этого уже просто не сможешь. Кажется, теперь я не просто понимала, но и прочувствовала на себе, почему Мия так сходит с ума по Северу'….

Судорожно натягивая на себя термобелье и горнолыжный костюм под горячим пристальным взглядом Лютого, я прислушивалась к звукам в ледяном коридоре, вдруг со смущением подумав, что здесь даже дверей нет нигде…гну или там занавесочек каких-нибудь. Из шкур.

Вопрос в том, был ли какой-то из них толк и смысл при супер великолепном слухе этих мишек.

Я уже застегивала молнию на куртке, когда Лютый усмехнулся, проговорив:

— Входи уже, брат, входи, не жмись по стенкам, а то твой зад всю глыбу спалит!..

Я искренне старалась не думать о том, что слух Берсерков настолько хорош, что они слышат друг друга и нас — людей, за десятки и сотни километров, потому что начинала краснеть с каждой секундой все сильнее и сильнее, отчетливо понимая, что происходящее в этой ледяной комнате явно стало достоянием всего Полярного народа, в конце — концов от жара своего смущения даже немного расстегнув куртку сверху, вознося благодарственные молитвы за то, что к нам пришел именно Свирепый!

Не Янтарь, который ввалился бы с радостной улыбкой и огромной тарелкой наперевес, жуя сотню блинчиков, заедая их котлетками, поверх дранников и пирожков, припася еще пару десятков конфет в карманах своих свободных штанов, пробасив:

— Ну как дел, бро? Попал?! Может все-таки сгонять за свечкой?!..

И не Нефрит, который бы заплыл в комнату с видеокамерой, хмурясь и недовольно морщась:

— Вот вообще не то освещение! Готовы? Мееееееедленно раздеваемся…и больше эротичности, братик, больше страсти, и давай без вот этих вот твоих клыков!

Подожди, я сейчас музыку врублю!

И уж тем более не Ледяной, который влетел бы, даже не пытаясь остановиться, и тащя за собой какую-нибудь ошалелую, едва живую от паники женщину, пророкотав своим голосом:

— И это всё что ли?! Ну-ка кыш, малявки! Освободите ложе профессионалу! Слышь, сопля, в последний раз показываю! Смотри, как надо!..

Боги! Храните этого Бера, который вошел в комнату брата, не поднимая своих красивых, смущенных глаз и скромно остановившись у самого входа, держа в мощной руке огромную рыбину.

— …Простите, я не хотел мешать… — пробормотал этот красавчик с очаровательными ямочками на щеках, когда я покосилась на Лютого, который стоял полной противоположностью своего милого брата — наглый, обнаженный…ги прям до неприличного возбужденный!

— Лютый! — шикнула я приглушенно, почему-то покраснев еще сильнее и неловко переступив с ноги на ногу, потому что его возбуждение действовало не самым приличным образом и на меня.

— Мммм?

— Может, ты оденешься?

— Зачем?…

Челюсть клацнула от его невероятной наглости и этой харизматичности, которая в буквальном смысле выпирала так, что становилось неловко, кажется, даже этому льду вокруг. Я даже не могла понять, что мне ответить ему, покосившись на Свирепого, который стоял, не шелохнувшись и глядя лишь под свои ноги.

— Брат, я тебя смущаю?

— Нет.

— Вот видишь, кроме тебя никому нет дела до этой дубины, — лукаво и сладко промурлыкал Лютый, отчего хотелось по этой самой «дубине» заехать чем-нибудь потяжелее, и покосилась на рыбу в руках Свирепого, растянув губы в улыбке, копируя манеру речи его наглого брата:

— Не одолжишь её?…

Лютый хохотнул, хищно улыбнувшись и не обращая внимания на своего премилого братика, который осторожно проговорил:

— Я ее для вас и принес. Она последняя…подумал, что вы не захотите остаться без ужина.

— Спасибо, брат.

Свирепый скованно кивнул, переступив с ноги на ногу, и лишь кинул взгляд мельком на Лютого, добавив еще тише, смущенно откашлявшись:

-..и тебя отец зовет. Ты знаешь старика…ему не терпится узнать все подробности…

Хотелось хихикнуть, когда Лютый закатил глаза, кивнув последний жадный и жаркий взгляд на меня, и размеренно направившись на выход:

— Ей-богу, как — будто он не слышал все в подробностях!

Когда Лютый ушел, мы остались на пару со Свирепым в неловком и смущенном молчании, которое первым нарушил Бер, снова кивнув на рыбу и не поднимая своих длинных ресниц на меня:

— Брат может съесть ее и в таком виде…. — Свирепый переложил рыбу в другую руку, — но у нас есть огонь, чтобы ты могла ее приготовить для себя. Я могу показать, где у нас кухня….

Еда. Да. Это было бы неплохо.

И даже кухня есть.

Жаль только, что рядом нет крошки Мии и тетушки Зои, которые бы рассказали, что с этой рыбой можно сделать, кроме как мечтать про суши.

— Идем? — осторожно проговорил Свирепый, подождав, когда я кивну, и осторожно двинувшись вперед, держась всегда на одном почтительном расстоянии, но при этом достаточно близко, чтобы в случае необходимости подхватить и поддержать, потому что я осторожно шагала по скользкому ледяному полу пытаясь не свалиться, и не смотреть на босые ноги Свирепого, отчего зубы сводило от холода.

Не помогало еще и то, что внутри бедер все ныло и весьма ощутимо побаливало, отчего я передвигалась осторожно и плавно, боясь сделать резкое движение, чтобы эта боль не усилилась и не растеклась по всему телу ломотой.

И снова я думала, что медленно, но верно начинаю сходить с ума, потому что даже эта боль была мне в радость, как напоминание о том, что теперь я принадлежу одному из самых сильных Беров на земле. И я его жена!

С ума сойти! ЖЕНА!..и это при том, что официально я все еще была помолвлена….даже если моя душа, сердце и тело принадлежали белокурому нахалу, а кольцо было навеки похоронено под снегами Арктики.

Если первое время я пыталась запомнить, куда мы шли, то после четвертого поворота поняла, что это просто бессмысленно, и бродить по этим ледяным бирюзовым лабиринтам в одиночку опасно для жизни, потому что не ясно, как быстро тебя смогут найти, и сколько по времени нужно прожить, чтобы не обморозиться без жара Беров.

В конце — концов, после очередного поворота Свирепый свернул в высокий проем, оказавшись в большой ледяной комнате из чистого прозрачного льда, из-за толщины который выглядел насыщенно бирюзовым, остановившись среди этого помещения. Очередного необычного помещения без единого острого угла и с неровными стенами и жутко высоким потолком в несколько этажей.

— С ума сойти… — пробормотала я, углядев здесь стол из нержавеющей стали.

Один из тех, который мог находиться где-нибудь при лаборатории….или в морге например. Пару шкафов, которые стояли прямо на ледяном полу друг на друге, в одном из которых были аккуратно расставлены в порядке убывания тарелки и кружки, а еще подставка, где лежали столовые приборы, — и вы этим пользуетесь?….

В доме Беров все мужчины-мишки были исключительно культурными в меру своей природы. По крайней мере, они ели ложками и вилками из тарелок, хотя и получали частенько от тетушки Зои скалкой по затылкам, если хватали руками что-нибудь.

Иногда Мия говорила, что ребята ушли в лес перекусить….в такие моменты я старалась не думать, кем перекусить и каким образом, с ужасом отгоняя эти мысли от себя.

Вот только все дальнейшие размышления на эту тему отпали сами по себе, когда Свирепый лишь осторожно покачал головой, приглушенно выдохнув:

— Нет, не пользуемся.

— Откуда это все? — я осторожно вошла в эту странную кухню, где не было ни печки, ни микроволновки — ничего, за исключением этого жуткого стола и шкафчиков, в которых вероятней всего хранили когда-то медикаменты.

В середине помещения было установлено что-то вроде мангала, куда подошел Свирепый, положив по дороге рыбину на стол для разделки, и, честно говоря, я не даже не удивилась, если бы он принялся бить камень о камень, добывая огонь.

Только, к счастью, мужчина достал в одном из шкафчиков длинные спички, принявшись укладывать заранее заготовленные поленья в эту «печку».

— За ледяным хребтом, недалеко от города раньше была исследовательская станция. Ученые приехали сюда, чтобы удостовериться в том, не уменьшилась ли численность белых медведей…

— …Это та станция, где жила возлюбленная вашего отца?

Я сразу же пожалела, что сказала это вслух, видя, как напряглась широкая спина Свирепого, закусив губу и поморщившись, готовая просто дать себе подзатыльник, если бы это как-то спасло положение. Было очевидно, что эта тема была неприятна Беру, а может и вообще была запретной в этом месте, отчего меня бросило в горячий пот.

— Да, это та станция, — наконец скованно кивнул Свирепый, не поворачиваясь ко мне и снова склонившись над мангалом, чтобы развести огонь, — она простояла всего пару лет, и когда ее бросили и все уехали, мы перенесли все, что нашли там к нам в ДОМ…

Я быстро закивала, боясь даже пикнуть, потому что в голове снова была масса вопросов и просто пресс любопытства, даже если Мия рассказала мне об этой истории все, что знала сама.

И снова я подумала про эту ясноглазую девочку с огромным сердцем и чистыми глазами, когда Свирепый выпрямился над ровно полыхающим в мангале огнем, обернувшись ко мне и чуть улыбнувшись:

— Ну вот, огонь есть, осталось только почистить рыбу.

Почистить?!

Я опасливо покосилась на огромную рыбину, которая была по размерам с целую ногу Бера, подумав о том, что ну не картошка же она, чтобы ее чистить, и предательски покраснев, видя, как бровь Свирепого чуть дернулась в явном изумлении, и мужчина вдруг очаровательно улыбнулся, показав свои ямочки на щеках.

— Кажется, она немного пугает тебя?…

— …видимо, да…. - пролепетала я, понимая, что в эту секунду выгляжу просто ужасно, начиная краснеть еще сильнее, когда в голову пришла мысль о том, что я была в доме своего новоиспеченного мужа и не была способна совершенно ни на что.

Я даже не знала, что именно делать с этой огромной чашуйчатой штуковиной и с какой стороны к ней подходить.

— Не бойся, она уже не живая и не будет шевелиться, — думал, что успокоил меня Свирепый, отчего я скривилась, чуть дернувшись и думая о том, что сейчас мне предстоит заниматься трупом рыбки.

Явно учуяв мои эмоции, или просто увидев то, что пронеслось на моем лице, бедолага Свирепый явно растерялся, переступив с ноги на ногу и приглушенно проговорив, словно извиняясь:

— Она свежая. И пары часов не прошло, как ее выловили…в принципе, я могу сразу заносить рыбу домой, как поймаю. Просто я думал, что когда она шевелиться тебе будет сложнее ее готовить….

Ох, в этой ситуации было бы просто идеально, если бы рыба была не просто живая, но и говорящая, чтобы мне понять, что с ней делать и как приготовить.

Главное не паниковать!

Это моя мама была вегетарианкой и не ела даже сыра, поэтому в нашем доме всегда были исключительно салаты и каши, зато папа любил шашлыки, которые мы жарили иногда на даче…раз в пол года, когда у мамы были вступительные экзамены в университете и приемная комиссия, где она была предсетаделем.

Правда, рыбу мы никогда не готовили….но принцип ведь был тот же?

Найти решетку, положить на нее и ждать, когда она приготовится.

— Нет, спасибо, все просто идеально, — растянула я губы в улыбке, бодро прошагав до стола, где лежала моя добыча, окинув ее таким взглядом, что стало даже на душе немного посмелее. Ну! Какие тут могут быть страхи? Сейчас главное допереть её до решётки, и дело считай сделано!

— Эм, Злата?…

— Да? — пыхтела я, пытаясь взять руками большую рыбину, которая была не только холодной, но еще и жутко скользкой, изворачиваясь даже в своем не совсем живом состоянии, решительно настроенная одержать победу над едой.

— Что ты делаешь?

— Хочу унести ее на мангал. Кстати, решетка есть? Не на угли же ее класть? — со знанием дела деловито проговорила я, слыша, как Свирепый подошел ближе, чуть откашлявшись.

— Есть, но ты хочешь приготовить ее в таком виде?…

— А что сее видом не так?

— Ну…может хотя бы чешую уберем? В идеале можно еще убрать голову и почистить потроха…

Рыбина с грохотом свалилась на ледяной пол, ловко выскользнув из моих рук, словно была живая, и пыталась скрыться от грядущей пытки на ее умершим телом, когда я просипела:

-..Потроха?…

— …Я думал, что не очень удобно кушать рыбу со всеми внутренностями? Вам, ЛЮДЯМ….

Свирепый явно растерялся, глядя на то, как я краснела и бледнела, понимая, что просто не вынесу такого надругательства над тушкой рыбки и уж тем более не смогу сделать это сама!

— …у меня мама была вегетарианкой, — словно оправдываясь просипела я, глядя на то, как Свирепый ловко поднял рыбу с ледяного пола, положив ее снова на разделочный стол, который выглядел очень жутко, — знаешь, кто это такие?

— Прошу прощения, но нет, — смущенно опустил ресницы этот самый милый из Беров мужчина, на что я умиленно улыбнулась, готовая пуститься в долгий и основательный рассказ, как истинная учительница.

— Это люди, которые не употребляют в пищу продукты животного происхождения, ни мяса, ни рыбу, ни яйца, ни молоко или масло…

Ярко-бирюзовые глаза Свирепого распахнулись от шока, когда Бер впервые смотрел на меня так прямо и близко, пробормотав:

— Но чем же тогда они питаются?

— Овощами, фруктами, ягодами, — улыбнулась я, видя, как Свирепый задумчиво потер щетинистую скулу своей большой ладонью:

— А если ничего из этого нет в наших краях?

— Ну, маме пришлось бы здесь явно нелегко — улыбнулась я, вдруг подумав, что моя мама упала бы в обморок только от одного вида Лютого или его отца, едва не хихикнув и наблюдая за тем, как Свирепый, достал из шкафчика нож, принявшись соскабливать ловко и быстро чешую с рыбы, чувствуя себя очень неловко оттого, что не знала чего-то очень элементарного…но в моем доме действительно никто никогда не занимался готовкой так основательно, как это делали в доме Беров.

Кашки, салатики, пельмени для папы и вареники для меня… позже столовая университета, а потом рестораны и кафе с друзьями…я никогда не задумывалась над тем, что мне нужно учиться готовить так глобально.

Я внимательно и смущенно наблюдала за тем, как большие красивые руки Свирепого ловко и так быстро управляются с рыбой, словно она подчинялась его воле и силе безропотно. На вид это казалось достаточно легко — Бер просто водил ножом по гладкой и скользкой чешуе, отчего она отходила, оставаясь на ноже.

— Не посмотришь за огнем?

Я закивала, устремляясь к мангалу, и лишь потом понимая, что Свирепый сделал это намеренно, дабы не травмировать мою неустойчивую психику последующей разделкой рыбы, потому что к тому моменту, когда я постояла у мангала, понимая, что не представляю, что мне сделать здесь, чтобы не навредить, а помочь, и вернулась к разделочному столу, рыба уже представляла собой два куска филе, которые я видела в магазине в замороженном виде, и, кажется, теперь точно была готова к употреблению. Вернее жарке на огне.

Я не мешала Свирепому, когда он достал решетку, поместив два больших куска на нее, снова оглянувшись на меня:

— Где-то здесь были еще соль и перец, если ты хочешь.

— Хочу! — я быстро огляделась по сторонам, — А где тут у вас холодильник?

— Весь наш мир один большой сплошной холодильник, Злата, — улыбнулся Свирепый, отчего я хохотнула, прозрачно покраснев.

— Ну, где-то же вы храните продукты?

— Засыпаем их льдом, — кивнул Свирепый и в этот раз сам прошагав до шкафчика и извлекая из него две старинные солонки, ибо от меня даже как от помощницы толка было мало, — а вообще, как правило, мы съедаем все и сразу, не оставляя на потом.

У нас большая семья и на следующий день просто ничего не останется.

— Кто первый встал, того и тапочки? — улыбнулась я, видя недоуменную и как всегда немного смущенную улыбку Свирепого, на которого сложно было не залюбоваться, сокрушенно покачав головой, — до сих пор не могу поверить, что Лютый твой брат.

Вы словно с разных планет с ним!

— Просто брат воспитывался отцом, и познал жизнь, — скованно проговорил Свирепый, снова пряча свой взгляд за ресницами, а я понимала, что не могу сказать, что Свирепый мог быть воспитан матерью, поскольку отчетливо знала из рассказов Мии, Севера и тетушки Зои, что матери чистокровных Беров могут быть только медведицы, которые не жалуют своих детей. И, насколько я понимала, Свирепый был рожден после смерти возлюбленной Ледяного и изгнания Лютого из рода, чтобы можно было подумать, что его воспитанием занималась женщина.

— А кто же воспитывал тебя?

— не только отец, — чуть пожал плечом Свирепый, устремляясь к мангалу, чтобы опустить на ароматный дым и низкий, ровный огонь рыбу, от запаха которой желудок тут же протяжно заурчал, еще раз доказывая то, что не быть мне веганом даже при большом желании.

Скоро ароматная, сочная рыба была готова стараниями Свирепого. Им же разложена на две тарелки, которые Бер взял в обе руки, кивнув мне на выход и шагая осторожно за мной, готовый подхватить и поймать даже не смотря на то, что его руки были заняты.

— Чувствую себя просто ужасно, — прошептала я, когда мы вернулись в комнату Лютого и Свирепый поставил тарелки на постель поверх шкур, — я даже готовить не умею….

— Научишься, — ласково улыбнулся Свирепый, чуть подмигивая, — в конце — концов, для Лютого это не главное.

Мысль о том, что было главное для Лютого, вогнала меня в краску снова, пока я старательно делала вид, что сосредоточенно занята поглощением рыбы, которая получилась просто великолепной. К черту суши, когда можно есть такое волшебство, приготовленное на костре! И, глядя в пустую тарелку, я просто поверить не могла, что съела половину огромной рыбины сама, без помощи вечно голодных Берсерков.

Еще немного и научусь рычать. Фыркать я уже умела.

— С ума сойти, — выдохнула я, готовая просто расплыться по мехам кровати, на которой мы сидели со Свирепым в ожидании его брата, пока я ела, а Бер скромно рассматривал свои руки, отказываясь каждый раз от предложенного кусочка, и повторяя, что он не голоден и недавно поел, — очень вкусно! Хвала твоим рукам, Свирепый! Где ты учился готовить?

Мужчина улыбнулся как всегда мило, показав свои красивые ямочки на щетинистых щеках, и скромно опустив пушистые ресницы, чуть дернув могучим плечом:

— Я рад, что тебе понравилось, только я не учился. Просто видел пару раз, как готовит Мия для отца.

Мне снова стало стыдно оттого, что я прожила рядом с этой ясноглазой куклой почти месяц, а как-то даже не догадалась понаблюдать за тем, что она делает на кухне, выполняя лишь какие-то механические действия, вроде того, что нарезать картошку, но чаще помогала Берам чистить что-нибудь, после того, как пару раз порезалась. Вообщем, как сами видите, повар был из меня, прямо скажем, ну-ле-вой…и это меня злило, обижало, смущало и жутко расстраивало.

— Пол жизни отдала бы сейчас за кофе, — попыталась улыбнуться я, видя, как взгляд Свирепого стал меняться, судя по тому что он учуял мои эмоции, снова улыбнувшись мягко и поддерживающее.

— А унас есть кофе.

— Ты серьезно?! — я даже на кровати подскочила, словно ужаленный змеей суслик, чувствуя, как переполненный желудок давит на штаны, и, видя очаровательную улыбку Бера, сокрушенно покачала головой, выдохнув, — слушай, и почему только я в тебя не влюбилась, а? Вряд ли на этой земле найдется еще один такой же красивый, милый и воспитанный Берсерк, как ты!

Воистину воздух этого места действовал на меня, словно какой-то наркотик, когда я вытворяла и говорила то, что было в моей голове сразу же, не сделав ничего подобного еще месяц назад!

Что будет дальше?

Облачусь в меха и найду дубинку?

Правильно! Увесистая дубина мне явно пригодиться, и речь в данном случае была не о той фееричной «дубине», которая периодически пряталась в штанах Лютого, а чаще всего гордо торчала из его бедер!

Бедняга Свирепый от моих слов покраснел так, что я в какой-то момент даже испугалась, подскакивая с кровати и вытянувшись рядом со мной буквально по стойке смирно, и снова не глядя в мои глаза. Мужчина просто не знал, что сказать на мою наглую и излишне откровенную реплику, переступая с ноги на ногу и явно борясь с желанием убежать из комнаты, как можно быстрее.

— Прости…кажется я сказала что-то не то… — мне было искренне стыдно перед Свирепым, который составлял мне компанию все время, пока Лютого не было рядом, накормил, развлекал, а я вела себя глупо, непростительно и явно нагло, словно на самом деле что-то в моей голове щелкнуло и замкнуло и не самым лучшим образом.

— Все в порядке, — чуть улыбнулся Бер, пожимая плечами, — я просто не ожидал ничего подобного…но, кажется, мне даже приятно это слышать.

Я улыбнулась, в желании добавить к этому массу восторженных и бпагодарственных слов, так и застыв с приоткрытым ртом, когда Свирепый вдруг весь вытянулся, напрягся и метнулся к выходу, затормозив лишь на секунду, чтобы быстро улыбнуться мне:

— Сможешь сама найти кухню? Я отлучусь ненадолго?

— Конечно! Что-то случилось?

— Нужно быть поблизости, чтобы брат и отец не подрались, — чуть пожал плечами Свирепый, скрывшись за ледяным овальным косяком, оставляя меня в удивлении и наедине с кривой улыбкой.

Вот ведь славная семейка!

Прямой, как топор отец.

Холодный как сталь сын.

И самый милейший в мире младший сын.

Допишите еще меня — вечно мерзнущую, совершенно не умеющую готовить учительницу из города, и семейка Адамс нервно рыдает, захлебываясь сопельками.

Мда….

Оставив тарелку со второй частью рыбины для Лютого и прихватив свою, я поплелась по ледяному коридору снова, надеясь, что правильно запомнила, куда мне нужно идти.

На самом деле, если бы Свирепый не сказал про кофе, я бы просто залезла в одежде под меха и сладко уснула бы, закутавшись с головой.

Я не знала этого места, и чувствовала себя не очень комфортно, даже если знала наверняка, что теперь на мне стоит метка Лютого и для всех остальных Беров я неприкосновенна, как его избранница и его жена.

Эта мысль грела душу и волновало сердце, даже если тело стало болеть гораздо сильнее после того, как получило дозу еды, и было бы не прочь расслабиться во сне.

Позже. Я сделаю это позже с полной уверенностью.

Вот только выпью чашечку кофе и мой день будет просто идеальным!

В большом деревянном доме Беров все пили травяной чай — вкусный, ароматный и просто волшебный. Тетушка Зои всегда добавляла в чай какие-то необычные травки в зависимости оттого, какой результат нужно было достичь — успокоить, вылечить, приободрить. Как я успела заметить кофе пили исключительно мы с Нефритом и никто больше.

А еще Берсерки почему-то просто обожали молоко. Этот белоснежный напиток всегда стоял буквально рядом бидончиков, занимая целую половину огромного холодильника, и его Беры могли пить литрами вместо воды.

Я все шла и шла вперед, свернув три раза налево, а потом один раз направо, пытаясь убедить себя в том, что именно так мы шли со Свирепым, и, учуяв наконец ароматы еды, я широко улыбнулась. Оказывается не только я была любителем рыбы на огне и кто-то из Берсерков решил воспользоваться огнем и солью.

Завернув на ароматы, я, наконец, вошла на кухню, на секунду подумав, что она вроде стала больше. И шкафчиков было больше. А еще в углу под ледяной крошкой стояли какие-то мешки…может, принесли что-то еще, пока я ела?

Каким образом можно льдом помыть тарелку я как-то сразу и не придумала, улыбнувшись, когда взгляд остановился на мангале с решеткой, на котором стояла кастрюлька, откуда и разносился этот волшебный аромат. И я бы обязательно заглянула под крышечку если бы уже не была сыта, смело двинувшись к шкафчикам на поиски заветного кофе.

Да, шкафчиков было определенно больше.

И вних помимо тарелок и кружечек стояли еще и детские бутылочки….

Я застыла, рассматривая одну из них, копчиком начиная понимать, что очевидно вошла все-таки куда-то не туда, когда в отражении стекла показалось чье-то размытое лицо, отчего я вздрогнула, резко оборачиваясь и пытаясь не паниковать заранее, ведь эта огромная льдина была домом для Беров. Сюда не мог проникнуть кто-то незнакомый и незамеченный.

И все-таки было страшно обернуться и увидеть кого-нибудь… даже не знаю, кого именно.

Наверное, я ожидала увидеть здесь Морозного с окровавленным лицом…или кого-нибудь еще страшного, опасного и непредсказуемого….

Но вот кого я точно не ожидала увидеть перед собой, так это девушку!

Невысокую, красивую девушку с большими карими глазами и необычными губами с чувственным изгибом, словно они были нарисованные кистью художника. Темные прямые волосы, скрепленные в простой хвост на затылке. Вязанный свитер из той же светлой мягкой пряжи, которую я уже видела на некоторых мужчинах этого рода.

Мягкие угги и штаны из мягкой кожи, в которых часто ходили все те же Полярные Беры.

Сжимая в руках кружку, девушка, прищурившись, тщательно рассматривала меня сквозь свои длинные, изогнутые, темные ресницы, не боясь, но выглядя очень напряженно, и явно не разделяя моей радости, когда я было дернулась к ней, чтобы поприветствовать, захрипев, когда вместо пожатия руки, она вдруг обхватила меня ладонью за шею, встряхнув и едва ли не приподнимая над полом, зарычав:

— Кто ты?'!..

Ничего себе радушный приемчик!!!!!

Я хваталась за ее пальцы, пытаясь оторвать их от себя, с ужасом понимая, что девушка явно сильнее и ловчее меня, понимая еще и то, что не могу выдохнуть из себя совершенно ничего, потому что воздуха не хватало даже для того, чтобы нормально дышать, не говоря уже про то, чтобы хоть что-то ответить!

И, если уж быть до конца справедливым, тот же вопрос я могла бы задать и ей самой. Если бы только могла говорить!

Я попыталась пнуть ее и вывернуться, но у меня ничего не получилось, когда кареглазая красивая и чертовски сильная, а еще совсем не доброжелательная девушка, просто отбила мою ногу, даже не отводя взгляда от меня, когда вдруг ее глаза распахнулись, и черный зрачок в них ахнул, раскрывшись.

Если бы она была выше меня и держала бы за горло, приподнимая над полом, то в эту секунду она бы точно меня уронила, отшатнувшись и мотнув головой, прохрипев:

— …Не может быть….

Вот уж точно не может!

Не может быть такая нечеловеческая сила в руках хрупкой девушки, которая на вид выглядела просто куклой, вроде Мии, только повыше и больше!

Не может быть такой острой ярости и черной боли, словно я сейчас всадила ей под ребра ледяной кинжал.

А еще не может быть дыхание таким скрипучим и хриплым, словно связки в моем горле никак не могли отлепиться друг от друга и распрямиться, чтобы впустить уже хотя бы один полноценный глоток этого морозного, холодного воздуха.

— Луна!

От вибрации рыка Лютого истерично звякнула даже крышечка на кастрюльке, когда я облегченно выдохнула, все еще хрипя, и чувствуя его сильные обжигающие жаром руки, которые осторожно подняли меня на ноги, прижимая к своему твердому большому боку.

Глаза девушки буквально полыхали огнем, когда ей пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть в ледяные глаза Лютого, отчего она отпрянула назад, прижавшись спиной к ледяной стене и выронив из руки железную кружку.

Я высокомерно и язвительно ожидала того момента, когда Лютый зарычит на нее выгоняя или испугает каким-то другим способом, но никак не ожидала услышать его спокойный, мягкий голос, который повторил еще раз мягко и плавно:

— Луна…

Девушка закрыла глаза так сильно, что ее пушистые, загнутые ресницы просто отпечатались на щеках, вдруг мотнув головой, словно она пыталась прогнать перед собой видение или призрака, не веря в его существование. Только, видимо, ничего не помогло, потому что распахнувшиеся глаза были по-прежнему большие, удивленные. и подавленные.

В моей душе что-то дрогнуло, когда я запрокинула голову, пытаясь заглянуть в глаза Лютого, которые не полыхали яростью, не выглядели злыми, нахальными или даже надменными. Он смотрел на девушку так….так, словно она была ребенком.

Сестренкой. Кем-то очень близким, кого он незаслуженно обидел и явно чувствовал себя виноватым.

— Это Злата. И теперь она часть нашей большой семьи.

Я шокировано уставилась на Лютого, понимая, что внутри меня начинают бурлить странные чувства. Не от его слов, нет.

Впервые я слышала этот голос в чистом виде — без примесей злости, лукавости, ядовитой злобы или насмешки. И он обращался не ко мне, говоря так, что по телу бегали мамонты, заставляя меня содрогаться от обиды и полного непонимания происходящего.

Глубокие карие глаза Луны снова остановились на мне, всматриваясь все так же пристально и очень отстраненно, когда девушка просто кивнула в ответ, приглушенно проговорив:

— …я только молоко возьму…

Больше она не смотрела на меня или Лютого, быстро и отрывисто прошагав до какого-то странного скопления льдин, отодвинув в сторону плоскую одну из них, которая, очевидно, служила своеобразной крышкой, и достала из него бутылку с молоком. Она ушла так же неслышно и быстро, как и появилась, не проронив больше ни звука и не глядя на нас.

Но вот видя тревожный взгляд Лютого, мне хотелось от души огреть его чем-нибудь тяжелым!

Выходит, что он вполне умеет быть милым, спокойным и настоящим с кем-то, но только не со мной?! Зачем тогда эта метка и звание жены на мне, если я была не достойна такого особенного отношения?!..

— Остановись на этом и успокойся, — вдруг раздался приглушенный голос Лютого надо мной и его горячие ладони опустились на мою спину осторожно и ненавязчиво, вот только я не могла упокоиться.

— Иногда просто ненавижу вашу способность чуять эмоции!

— Всегда ненавидишь, когда хочешь закрыться, — прошелестел его голос и руки обвились вокруг меня сильнее и явно навязчивее, — ревность здесь лишняя, Золотника. Луна не заслуживает этого отношения к себе…

— Ты это сейчас серьезно?! Она чуть не придушила меня!

Я дернулась в руках Лютого, пытаясь вырваться, но понимая, что вряд ли у меня что-то получится.

— Поверь мне, если бы хотела придушить — то ты была бы уже мертва. Луна — не человек и тебе сложно понять и представить ее силу. Она — дочь медведицы. Одна их тех, кого спас мой отец….она мой друг детства.

Я застыла в руках Лютого, не пытаясь вырваться лишь потому, что буквально оглохла от шока.

ОНА ТОЖЕ БЕР?!

Девушка?!!!!! Чистокровный Бер?!!

Все те плоскости нового мира, в котором существуют полулюди-полумишки, которые я строила для себя последние недели, выкладывая кирпичик за кирпичиком, просто стали разъезжаться в разные стороны, отчего мой мозг трещал и расходился по швам. Опять! Опять я была на грани полного помутнения рассудка, когда считала, что уже теперь то меня точно уже ничем нельзя удивить!

— Она тоже медведь?! — просипела я, буквально повиснув в руках Лютого, который чуть улыбнулся, покачав головой.

— Женщины не несут в себе всей силы истинной крови, даже если рождены медведицей. У них нет клыков, и нет способности обращаться в зверя. Но они сильнее людей и чувствуют почти так же остро, как и мы, хотя внешне больше похожи на людей, нежели на Беров.

Я быстро моргала, пытаясь судорожно освободить в своих мозгах новую шаткую полочку под новую информацию, от которой пока была в полном ауте, позабыв про неласковое приветствие девушки и то, что еще пару минут назад едва могла дышать.

— ….Но ведь Мия рассказывала мне, что Беры не спасают девочек при рождении…

— не спасают, — кивнул лютый, оохватывая меня своими длинными оольшими руками и разворачиваясь, чтобы прижать к своему напряженному прессу и бедрам, — так было положено веками. Но постепенно от этой практики стали отказываться…

-..сначала Бурые, а за ними Гризли… — прошептала я, на что Лютый кивнул:

— Лишь только Кадьяки и Полярные оставались верными вековым устоям….пока отец не решил проиграть в Супермена.

— Разве это плохо? — нахмурилась я, разделяя в душе слезы Мии, которые она вытирала, не в силах сдержаться, когда рассказывала об этой ужасной традиции рождения Берсерков.

— Да. Это опасно. С ними мы становимся уязвимы.

— Лютый, ей-богу, я тебя сейчас чем-нибудь стукну!

Мужчина рассмеялся, лукаво и горячо полыхнув своими яркими голубыми глазами, и хитро осматривая кухню, словно заранее прикидывая, чем здесь я могу в него покидаться. А ведь руки действительно чесались сделать это!

— Какты здесь оказалась?

— За кофе пришла…

Светлая бровь дернулась и удивленно выгнулась, когда мужчина задорно хохотнул:

— Вряд ли ты найдешь на этой кухне нечто подобное. Нашу кухню ты прошла.

— Нашу? А эта кухня, выходит, не ваша? — в этот раз выгнула брови я, запрокинув голову и упираясь ладонями в горячий каменный пресс Лютого, от которого шел обволакивающей жар. И явное возбуждение.

— Эта кухня мелких.

— Мелких? — я почему-то вспомнила про детские бутылочки в одном из шкафов, буквально слыша, как в моем мозгу только что обрушилась еще одна утрамбованная полочка, которая все-таки не выдержала веса новой информации.

Я уже было открыла рот, чтобы задать тысячу и один вопрос, даже если «дубина» Лютого явно намекала на тысяча и одну жаркую позу эротического характера из раздела Беросутры, когда он поднял глаза, посмотрев куда-то поверх моей головы….и снова его взгляд изменился, растеряв всю лукавость, запал и став

….Добрым!

Мне же можно было даже не выгибаться в руках Лютого, чувствуя, как змеи внутри меня пробуждаются и начинают кусаться и пускать свой яд в кровь, чтобы узреть Луну, которая бесшумно и осторожно вошла на кухню, вдруг поставив на стол блюдце с железной чашкой….из которой доносился терпкий и отчетливый аромат кофе.

Вот этого я точно не ожидала!

Растерянно застыв, я чувствовала себя просто ужасно. Раздавлено, смущенно.

Я начинала ненавидеть эту девушку за то, что одно ее появление меняло мужчину, который принадлежал мне так разительно и сильно, что это заставляло сомневаться меня в себе самой, моих силах. И его чувствах ко мне.

Я вообще не была уверена, были ли эти чувства в принципе, пока не очень понимая этот механизм Беров с их горящими глазами и выбором. И как только произошло то, что меня возносило до небес и окрыляло, снова все летело прахом, порождая в душе тонны сомнений и боли.

— Спасибо, — прошептала я Луне растерянно и скованно, видя, как девушка лишь кивнула в ответ, быстро удалившись из кухни, так и не подняв своих глаз на меня или Лютого, — друг детства, значит?…

— Да.

— И, хочешь сказать, что между вами все легко и просто? — не смогла я сдержать в себе язвительности, чуть выгибая брови, и выворачиваясь из рук Лютого, который все-таки отступил, отпуская меня до стола, чтобы я могла взять горячий, ароматный кофе с молоком.

— Нет. Но об этом потом.

Я даже взвизгнуть не успела, когда этот белокурый, сексуальный нахал, которого я не могла и не хотела делить ни с кем, просто закинул меня на плечо, словно я у ничего не весила, взяв блюдце со стаканчиком и зашагав прочь из кухни.

— Лютый! Ты расскажешь мне все и прямо сейчас! — кусала я его за спину, выгибаясь и слыша лишь приглушенный хриплый смех.

— Что ты хочешь знать, Золотинка?

— Кто такая Луна и как она здесь появилась?

— Я уже рассказал тебе. Луна одна из девочек, которую спас отец и принес в наш дом беззащитной крохой. Она выросла на моих глазах… вернее росла, пока меня не изгнали.

— Одна из? Выходит, что их много? — как тут было не задергаться глазу, при мысли о том, что перед носом этого сексуального засранца разгуливают еще пара десятков таких вот красавиц с его родной кровью, которые по сути своей явно ближе меня?!

— Четыре.

— Так мало?…

— Нам хватает, — усмехнулся Лютый, занося меня в комнату и, поставив кофе на пол, осторожно садя меня на кровать.

— И… чем они занимаются?

Страшно было понять, что именно благодаря стараниям этой четверки, Лютый умел так виртуозно целоваться и вообще знал откуда-то все прелести отношений, не считая прелестей моральный и душевных.

— Воспитывают мелких.

Лютый опустился передо мной на кровати, полыхая своими голубыми глазами так откровенно и жарко, что не составляло труда понять его явные намерения на продолжение банкета с меткой. Вот только я еще не закончила допрос, деловито отодвигая от себя широченные плечи и потянувший за кофе, которое с наслаждением отпила, даже прикрыв глаза от удовольствия.

Откуда у Беров есть вкус на кофе — это отдельный вопрос! А пока разберемся с мелкими.

— Мелкие? — чопорно отпивая кофе, я восседала на горе из шкур, под оплавляющим мозг взглядом Лютого, который хищно усмехался, сидя на краю кровати и явно ожидая, когда я допью свой кофе, что я делала подчеркнуто аккуратно и доооооооолго.

— Маленькие Беры. От рождения лет до семи десяти, когда их передают мужчинам для обучения взрослой жизни.

Лютый приглушенно рассмеялся, когда я подавилась очередным глоточком кофе, выпучив глаза на него и понимая, что я почему-то никогда не задумывалась, почему среди народа Лютого никогда не видела детей и подростков, а только больших взрослых мужчин.

— Выходит, у вас все-таки есть мамы, как у Гризли тетушка Зои?! — ошарашено выдохнула я, начиная теперь понимать и слова Свирепого о том, что Лютого воспитывал только отец, в отличие от него.

— Что-то вроде нее, да. Самая старшая из медвежьих нянек. Ночь.

Прошептал Лютый, хищно, плавно и опасно двинувшись вперед ко мне, убирая из моих рук чашку и опрокидывая на кровать, нависая сверху.

Мозг тут же закоротило, когда разум пытался сопротивляться, и кричал о том, что после полученной информации надо сосредоточенно поразмышлять и сложить все новые кирпичики по законным местам, а вот душа и тело уже никого не слушали, распаляясь, не смотря даже на явную боль в теле.

Под курткой стало вмиг жарко и волны возбуждения прошли от кончиков волос, до кончиков пальцев, отчего ступни даже онемели, когда горячие и настырные губы Лютого опустились на мою шею, и руки скользнули под куртку.

Придется думать про мелких и их нянек потом, когда буду в состоянии соображать…и двигаться.

Подумать только, что мог сотворить со мной этот мужчина, когда колкое онемение стало подниматься от ступней выше.

Вот только чувственная улыбка в предвкушении обновления метки медленно, но верно покидала меня, уступая место паники, потому что это странное онемение поднималось еще выше, отбирая от меня все чувства…

Это было не от страсти.

Не оттого, что Лютый имел надо мной особую власть…

Во мне словно все замирало, впуская под кожу лед и холод, отчего я испуганно дернулась, пытаясь упереться руками в грудь Лютого, и с ужасом понимая, что не могу пошевелить руками.

Меня сковал такой панический страх, что я закричала…понимая, что мои губы не шевелятся!!!

Лютый вздрогнул, обхватывая меня руками и заглядывая в глаза сосредоточенно и тревожно, когда черный зрачок в голубой светящейся радужке сначала взорвался, затмив почти всю синеву а затем сделался крошечно маленьким и из мощной, широкой груди раздался не то вой, не то звериный крик, от которого сотряслись стены…а и мои веки обессилено опустились, погружая во тьму, полную кричащей паники и ужаса, когда я все слышала, но ничего не чувствовала больше.