Глава десятая

1 октября

Полагаю, следует себе признаться, что изучение этой находки находится за гранью моих знаний. Все мы, откровенно говоря, любители, и я остро ощущаю, что мне необходима помощь. Семья Надашди, так же как и я, очень увлечена исследованием и результатами. Они любезно предложили мне помощь в надежной доставке найденного скелета в Англию через одного из своих слуг, которому можно доверять. Я пошлю кости в музей Брэмли, где выдающиеся ученые, несомненно, смогут назвать мне его возраст. Полагаю, они помогут экспертам, которые пообещали тщательно изучить нашу работу. Хочу лично оставить драгоценный груз, и конечно, буду сопровождать его в Англию уже в этом году, но, возможно, чуть позже. От Т. пришло известие, что он прибывает в Будапешт, и посему я спешу на свою съемную квартиру в Липотварош, чтобы встретить его там.

18–19 сентября

Когда мое возбуждение от осознания обнаружения скелета прошло, стало ясно, что здесь, в Будапеште, больше делать нечего. Вместе с дивами я сходила к тем зданиям, где по их предположению мог жить Пайпер. Все они подходили под описание, но я не знала, что это мне дает: я проверила списки жильцов у дверей каждого из зданий, но там не значились ни Фэкэтэ, ни Надашди.

И вот, я была в Будапеште, со скелетом, с которым я не знала, что делать. Вряд ли я смогла бы взять «Сталина» с собой. Я была абсолютно уверена, провоз тел через международную границу был под запретом, даже если не существовало вероятности, что им двадцать пять тысяч лет, не говоря уже о пистолете. Можно только представить, что бы сказали сотрудники, когда ящик проходил бы рентген в аэропорту. Наилучшим решением было бы показать его Каролю и разрешить ему самому с ним разбираться. У него тут налажены все нужные связи в музейном сообществе. Кто знает? Возможно, Национальный музей был бы просто счастлив заполучить «Сталина».

Но Михаль Коваш был мертв, а Анна Бельмонт все еще преследовала меня во сне.

* * *

Следующим вечером я уже была в Лондоне. Администратору я сказала, что меня не будет в городе ночью, но я не выписываюсь. В надежде предотвратить вторжение под мою кровать я настояла на том, чтобы в моем номере не проводили уборку, пока я не вернусь. Выйдя из отеля, я накупила кучу оберточной бумаги и тщательно упаковала в нее «Сталина» вместе с ящиком, а потом запихала обратно под кровать. Затем я оставила сообщение для див и Кароля о том, что я отправляюсь в Лондон, чтобы поискать товары для Клайва, о которых он просил, пока нахожусь в Европе, и вернусь только следующим вечером.

На следующий день я была у дверей Музея Брэмли ко времени открытия. Это было довольно душное старое здание. Кароль говорил, что хотел сделать его более современным, и я прекрасно понимала почему. Чувствовалось, что здесь не хватает выставочного опыта интерпретации, которую теперь предлагали самые лучшие музеи — вместо этого глазам представали ряды за рядами выставочных стендов. Каждый предмет был помечен жалким номерком, который еще надо было отыскать, если вы хотели узнать, на что же смотрите. В фойе висел портрет Сирила Пайпера, написанный маслом, а также портреты других главных смотрителей. Кароля среди них не было. Возможно, в скором будущем бывший тесть Кароля, как председатель совета директоров, позаботился об этом.

Еще из Будапешта я позвонила и назначила встречу, чтобы просмотреть материалы, связанные с Пайпером. Невысокая полная женщина с прической «ежик» проводила меня в кабинку в конце читального зала.

— Я Хилари, — представилась она. — Хилари Эдмондс. Вы запомните мое имя, если подумаете о горе Эверест. Мой отец увлекался альпинизмом и назвал меня в честь сэра Эдмунда Хиллари. По-моему, у него было просто ужасное чувство юмора. Я подобрала для вас несколько книг и документы. Оставлю вас наедине. Если что, найдете меня у передней двери. Я бы начала с вот этих бумаг, сказала она, указывая на одну из стопок. — Там еще есть, возьмете, когда с этим разберетесь.

— Спасибо, — пролепетала я, в смятении разглядывая горы бумаг. Все, что я хотела, это собственными глазами посмотреть на отчет по докладу, который Пайпер представил своим коллегам, увидеть оригинальные эскизы, понять этого человека. Груда бумаг больше напоминала мне о написании докторской диссертации, а не о простом поиске информации.

Должно быть, она заметила выражение моего лица.

— Вы же интересуетесь Мадьярской венерой? — спросила она.

— Да, — кивнула я.

— Вообще-то есть, так скажем, краткое содержание, новая книга. Называется…

— «Путешественник и пещера», — договорила я за нее, вытаскивая свой уже изрядно потрепанный экземпляр. — Я это уже читала, и не раз.

— Тогда вы серьезно подготовлены, — заключила она. — Тем лучше. Работайте.

Внезапно я почувствовала, что сильно устала. Задача просто приводила в уныние. Неужели я зря сюда ехала? Я начала просмотр с самого верха. Большинство бумаг было почти невозможно прочесть, если только у вас не было достаточно времени для этого. Среди бумаг было много корреспонденции, написанной от руки, каждый листик бумаги находился теперь в защитной пленке. Я попросила копии протокола собрания в пабе на Пиккадилли, и бумаг оказалось много. Группа встречалась почти каждый месяц, а доклады были в основном о костях. Был там один доклад о разрушительном действии сифилиса, что вызвало особое отвращение, в других сравнивались черепа людей негроидной расы с черепами британцев. Не буду вдаваться в подробности, однако скажу, что сегодня могло бы показаться, что вы по ошибке наткнулись на протокол собрания Ку-клукс-клана. Возможно, это было отражение того времени, но мне было не по себе, пока я читала все это.

Я нашла доклад Пайпера о черепе из гор Бюкк, и это чтиво было намного интересней предыдущего. Гипотеза Пайпера заключалась в том, что это было обнаружение очень древнего человека. Он отважился определить возраст, который был значительно более скромным, чем возраст венеры по результатам углеродного анализа, — всего десять тысяч лет. Пайпер, конечно, не мог воспользоваться датированием по углероду. Первые данные, полученные с помощью радиоактивного углерода, были опубликованы только в 1949 году, как результат исследований американского химика Вилльярда Либби.

В последнем абзаце протокола один из участников собрания, человек по имени Вильям Ллевеллин, отметил, что находку Пайпера будет довольно трудно превзойти. Это навело меня на мысль, что эти ученые вроде как соревновались между собой, каждый пытался превзойти остальных. Не то чтобы в научном мире сегодняшнего дня дела обстояли иначе, но в тоне протокола меня что-то раздражало. Я решила, что немного поболтаю со своей новой знакомой Хилари.

— Эта группа, которая собиралась каждый месяц в пабе на Пиккадилли, — обратилась я к ней, — была клубом? Я хочу сказать, надо было заплатить, чтобы участвовать? Или это была некая профессиональная ассоциация? Я тут просто не могу понять, какая у них могла быть цель.

— Я тоже часто об этом задумывалась, — ответила она. — Вы не проголодались?

— Проголодалась? — переспросила я. — Пожалуй, ведь уже время ленча.

— Хочу пойти перекусить. Хотите со мной? Я пойду в паб, где собирались Пайпер и его приятели. Я иногда так делаю. Кормят там неплохо. Например, жареная индейка, ветчина с картофельным пюре и мягкий горох.

— Вы хотите сказать, что паб до сих пор существует?

— О, да, — закивала она. — Возможно, там вы найдете ответ на свой вопрос.

* * *

Я понятие не имела, что значит «мягкий горох», но оказаться с Хилари в месте, где бывал предмет моего расследования, выглядело заманчиво. Паб назывался «Ручей и Заяц», да и вывеска снаружи выглядела очень старой и оригинальной, с изображением зайца, прыгающего через ручей. Внутри царил полумрак и витала соответствующая атмосфера — было мило. Я заказала себе нечто зеленое и вязкое, что, по моему заключению, должно быть и было этим самым мягким горохом, или горохом, доведенным до подобного состояния при помощи блендера. Также я решила попробовать сандвич из зернового хлеба с хорошо прожаренной индейкой и пиво. Хилари заказала полный ленч с большим количеством подливки и пиво за компанию, как она сказала. Мы отнесли свой заказ в заднюю комнату, где не разрешалось курить.

— Вот в этой комнате Пайпер и его коллеги собирались почти каждый месяц, — сказала она. — Наверно, тогда она выглядела почти так же. В те времена это была бы приватная комната. Тут даже отдельный вход был. Вон там — теперь это пожарный выход.

Я ела и осматривалась вокруг. Комната была обита панелями из темного дерева, окон не было. Я могла представить себе, как мужчины сидят, курят сигары, пьют эль и слушают докладчиков.

— Ну, что вы думаете? — поинтересовалась она.

— Великолепное место, — восхитилась я.

— Ничего необычного не заметили в декоре?

— Декоре?

— Череп, — произнесла она.

— Где? — не поняла я, но потом увидела. Наверху, на стыке стены и потолка, искусной рукой был нарисован ряд черепов, опоясывающих комнату. Вообще-то вы вряд ли бы их заметили. Мотив был выполнен таким образом, что они выглядели как повторяющийся рисунок, нечто в стиле модерн с завитками и листиками. Нужно внимательно приглядеться, чтобы рассмотреть, что именно там нарисовано.

— В протоколе есть ссылка на то, что владелец паба украсил комнату по их просьбе, — сказала Хилари. — Вы спрашивали, что это была за группа. Думаю, это было обыкновенное неформальное сборище, ничего официального. По большей части это были антропологи, которых интересовали кости, и, думаю, они полагали, что декор в виде черепов — это довольно мило. Мне всегда казалось, что паб назвали так в шутку, — добавила она. — И возможно, именно поэтому паб был выбран местом для встреч. Он был построен лет за двадцать до Пайпера.

«Ручей и Заяц»? Шутка?

— «Ручей и Заяц»? Что-то я не пойму, — покачала я головой после минутной паузы.

— Да не «ручей», а «душитель»,[20] — сказала она.

— «Душитель и Заяц», — медленно повторила я. — Звучит знакомо, но вам придется мне помочь. Я ведь из колоний.

Она рассмеялась.

— В таком случае мне, как представительнице державной власти, следует просветить вас. В девятнадцатом веке в Эдинбурге, в Шотландии, Вильям Душитель и Вильям Заяц были парочкой достаточно известных расхитителей могил. Они зарабатывали тем, что разрывали захоронения и продавали трупы докторам и другим ученым. Это было время, когда наука развивалась бурно, и, очевидно, поставка трупов для исследований была довольно прибыльным делом. Однако разграбление могил не приветствовалось даже тогда. Когда же полисмены взяли под охрану кладбище, которое облюбовали Душитель и Заяц, эти двое нашли, мягко говоря, иной способ. Другими словами, они начали убивать людей, чтобы было что продавать. В конце концов, их поймали и казнили за совершенные преступления.

— Возможно, группа, которая здесь собиралась, считала, что и название паба было очень милым, — предположила я. — Содержание и то, в каком тоне был написан протокол, показалось мне несколько оскорбительным. Эти люди были…

— Расисты? Понимаю, о чем вы. Знаете, стоит проявить сочувствие к тем временам, стандартам тех дней. Я имею в виду, что нам не следует судить прошлое с точки зрения настоящего. Но я все же согласна с вами. Я понимаю, что эта группа мужчин были не только расистами, но еще и женоненавистниками. В группе не было ни одной женщины, а в папке с документами есть письма, по крайней мере, от одной женщины, которая просила разрешения вступить в группу. Члены же этого собрания дали ей достаточно четко понять, что такого они никогда не допустят. Имя Фрэнсис Гальтон вам о чем-нибудь говорит?

— Конечно, — подтвердила я. — Он написал книгу о путешествии, которую Пайпер использовал как ориентир. Кажется, она называлась «Искусство путешествия». И он был тем человеком, что придумал термин «евгеника», не так ли? Идея заключалась в том, что расы можно улучшить, позволяя только наиболее подходящим, во всех смыслах, друг другу людям создавать семьи. Пайпер посетил лекцию Гальтона, но она его не слишком впечатлила.

— А вы не знали, что Гальтон разработал «Карту красоты британских островов», как он это сам называл, оценивая города по тому, насколько там красивы женщины. Лондон конечно же победил.

— Фу, — скривилась я.

— Вот-вот! — согласилась она. — Уверена, что Пайпер не одобрял подобных вещей, но дело в том, что некоторые из членов собиравшейся здесь группы наверняка разделили бы взгляды Гальтона. Странная компания.

— Странная, возможно, но совершенно типичная, как вы сказали, — сказала я.

— Возможно, — кивнула она. — Вы же понимаете, что большинство этих мужчин были учеными. У них был научный интерес в рассматриваемом предмете. При этом во имя науки творились ужасные вещи. И я совсем не имею в виду убийц вроде Душителя и Зайца.

— Похоже, вы ссылаетесь на дурную привычку некоторых исследователей… как бы это сказать?.. привозить с собой «живые образцы» — коренных жителей и показывать их пораженной публике?

— Да. Я понимаю, что мы не можем осуждать это вот так огульно. Если вспомнить обо всех тех экспериментах, которые проводили нацисты, нельзя сказать, что мы далеко от них ушли. Но в конце позапрошлого века, во времена, когда Пайпер был нашим главным куратором, ведущие антропологи и в Штатах и в Старом Свете разграбляли кладбища во имя исследований.

— Я уже не раз натыкалась на подобные шокирующие факты во время моего исследования, — проговорила я, умолчав о том, в чем на самом деле заключается это исследование. — Поэтому, возможно, мне придется пересмотреть свое определение цивилизации, свое, прежде твердое, убеждение, что почти все неизбежно улучшается, несмотря на случайные периоды регресса. Хотя должна согласиться, что Пайпер дает достаточно четко понять, что не разделяет подобные теории. Мне было сложно соотнести эту комнату и группу людей, которую вы мне описали, с автором дневников.

— Надеюсь, что вы правы, — кивнула она. — Иногда работа со всем этим материалом оставляет неприятный осадок. А может, дело в том, что мальчишки всегда остаются мальчишками.

— Кстати, мне показалось, что в этой группе они стремились превзойти друг друга, — сказала я. — Будто каждый доклад должен был переплюнуть предыдущий.

— Точно. Что и говорить, эти ребята коллекционировали черепа. Конечно, не из спортивного интереса, но каждый месяц один из них должен был прийти с черепом, в этом и заключалось их соревнование. Пайпер имел большой успех благодаря черепу из Венгрии. Никто другой не предоставил экземпляр, хотя бы приблизительно схожий возрастом. К сожалению, они понятия не имели, насколько древним он был. Они почти наверняка не знали. Я не хочу сказать, что как в случае с Душителем и Зайцем, собиравшиеся в этой комнате мужчины, убивали людей, чтобы добыть черепа или что-то в этом роде. Но меня преследует ощущение, что все это помимо науки было еще и развлечением. Абсурд, если задуматься!

— Точно, — у меня холодок пробежал по затылку, но я сосредоточилась на том, что мне казалось наиболее важной проблемой. — Куда же тогда девались черепа? — поинтересовалась я. — Тот скелет, что Пайпер нашел вместе с венерой, он все еще в Брэмли?

«Пожалуйста! — взмолилась я про себя. — Пусть она скажет „да“, и я смогу показать „Сталина“ Каролю и вытащить эту штуку из-под кровати!»

— Нет, у нас его нет. Мы искали. Скелет исчез.

— В газетах часто читаешь о необычных вещах, когда утерянные экспонаты вновь обнаруживаются в ящике где-нибудь в запаснике в музее, — я была чрезвычайно разочарована, но не готова сдаваться. — Его еще можно найти. Ведь он может быть где-то в запаснике?

— Не думаю. Большинство таких историй случается, когда кто-то ищет совершенно другую вещь и просто натыкается на предмет, что бы это ни было. Но мы очень тщательно искали скелет. Как только подлинность венеры подтвердилась, мы тут же взялись за поиски. Конечно, сотрудники музея Коттингем в Торонто просили нас найти скелет, но мы бы и так это сделали. Такое уже случалось. Кто-то уже интересовался им до того, как Коттингем сделал официальный запрос. Тот человек искал и скелет, и венеру. Венеры здесь не было, да и скелета тоже.

— Кто-то спрашивал о венере?

— Да, — кивнула она. — Странно, правда? Это мог быть кто-то, кто работал на Коттингем. Хотя они продолжили поиски, И если вам интересно мое мнение, то так им и надо! Человек, что нашел ее, возможно, вы его знаете, это бывший куратор нашего музея. Зовут его Кароль Молнар. Мне он очень нравился. Он изо всех сил пытался сделать музей более современным. Говорят, что он получил эту работу благодаря своей жене. Она была дочерью председателя совета директоров. Но я считаю, что он был настоящий профессионал. Именно он все выяснил.

— Я встречалась с ним, — заметила я между прочим. — Брала у него интервью для статьи, которую пищу.

— И как? Под впечатлением? — прищурилась она.

— Под большим, — улыбнулась я.

— Я просто обожала его, — сказала она.

Мы молча допили пиво. Возможно, она думала о Кароле, но я — о Пайпере. Пока я рассматривала ряд черепов под потолком, в моем мозгу наконец-то всплыла мысль, которая так долго меня мучила.

— Клуб «Калвариа», — почти шепотом произнесла я.

— Извините? Я не расслышала. Что вы сказали? — встрепенулась Хилари.

— Клуб «Калвариа», — повторила я. — Клуб «Череп». Полагаю, они называли себя клуб «Калвариа». — В моем воображении снова всплыл маленький клочок бумаги, который мы нашли между столешницей и выдвижной панелью стола Анны Бельмонт. Клуб «Калвариа». Скрытый смысл этих слов обрушился на меня с такой силой, что я едва могла дышать.

— Вы имеете в виду латинское слово, означающее «череп»? — переспросила Хилари, не замечая моего состояния. — Интересная мысль. Я посмотрю, нет ли подобного упоминания, когда у меня будет время. Мне пора. Работа ждет, — она посмотрела на часы. — Вы закончили свое исследование, или вернетесь со мной?

— Вернусь с вами, — кивнула я. — Все это мне очень помогло. — Она понятия не имела, насколько сильно она помогла мне. — Спасибо, что привели меня сюда.

— И мне было очень приятно с вами пообщаться, — улыбнулась она. — Вы — свой человек.

* * *

Я вернулась в Брэмли и еще раз принялась за исследование кипы бумаг. На этот раз я знала, что искать. Я внимательно изучала документы, и это было огромная разница. Я сразу же принялась за протоколы собраний мужчин, что коллекционировали черепа, клуба «Калвариа». Для неофициальной группы их дела велись слишком скрупулезно. В протоколе были перечислены все присутствующие, также было указано время начала собрания, кто был председателем и так далее. Очевидно, Пайпер был постоянным участником. Его имя фигурировало в списках почти на каждом собрании в течение нескольких лет. И вот оно! То несоответствие, что я искала. Я схватила свой экземпляр «Путешественника и пещеры» и дрожащими пальцами принялась листать страницы. Мне потребовалось всего пара минут, и я нашла доказательство.

Потом я снова принялась за переписку, задерживая взгляд на каждом письме ровно на столько, чтобы удостовериться, что это не то, что я ищу, прежде чем взяться за следующее. Мне потребовалась пара часов, чтобы найти все, хотя дальнейшее доказательство и не требовалось. Просто мне необходимо было выяснить кое-что еще.

Найдя искомое, я почувствовала себя просто отвратительно, сидя в этой тесной читательской кабинке. Как только смысл всего улегся в голове, мне стало просто физически плохо. Я затеяла все это потому, что хотела выяснить, что случилось в ту ночь, когда умерла Анна. Где-то в ходе событий (было достаточно легко вычислить этот момент) целью стало доказать, что новый мужчина в моей жизни прав, что венера подлинная, что дневники были настоящими, что человек был настоящим. Сидя тогда в пещере в горах Бюкк, я так сильно в это поверила. И теперь я узнала, что это не так, все не так. Несоответствие было таким чудовищным, что я удивилась, почему я — единственная, кто это заметил. А возможно, я не была таковой. Эта мысль превратила мое сердце в кусок льда.

Правда была вот в чем. По крайней мере, три раза, в разное время, в разные события 1900 года Пайпер был отмечен на собраниях в «Ручье и Зайце», и в то же самое время были записи в дневниках либо из Будапешта, либо из Лиллафюрэде. Пайпер не только не был автором дневников, рассказывающих о нахождении Мадьярской венеры, он даже никогда не ездил туда.

Все было ложью. Это было ложью тогда. Это было ложью сейчас. Я не смогла соотнести взгляды автора дневников со взглядами присутствующего на заседании в клубе «Калвариа» человека, потому что они были разными. Пайпер все время врал: о путешествии в Будапешт, о написании дневников, об обнаружении пещеры, скелета, венеры. Все — ложь, просто и ясно.

Он взял эскизы, детальное описание проекта и череп и присвоил себе. И если Пайпер солгал, значит, солгал и Кароль Молнар. И если Кароль солгал в этом, все его слова были ложью. В мгновение ока мое разочарование перешло в ярость. Я решила унизить этого человека за то, что он обманул меня и всех остальных. Когда я разделаюсь с ним, он вообще никогда больше не сможет найти себе приличную работу.

Я попросила Хилари проводить меня к ксероксу. Я хотела удостовериться, что у меня на руках будет изобличающее доказательство. Покончив с этим, я попросила разрешения воспользоваться ее компьютером для выхода в интернет. Мне потребовалось всего три минуты: я зашла на сайт Бритиш Телеком и была готова отправляться в путь. Я видела, что ее мучило любопытство, что же такое произошло. Возможно, я раскраснелась.

Наконец, я позвонила в авиакомпанию, чтобы поменять рейс. Добравшись до номера в отеле, в котором я остановилась предыдущим вечером, я оставила для див сообщение, что остаюсь здесь еще на одну ночь. Для Кароля я никакого сообщения оставлять не стала.

Я знала, кто написал дневники. Я все еще не выяснила, кто довел Анну Бельмонт до самоубийства, хотя знала почему. И я не знала, кто убил Михаля Коваша. Но я знала, что за всем этим что-то скрывалось, что-то настолько ужасное, что трудно было вообразить.

Загрузка...