Мадьярская венера

Глава третья

6 сентября

Я проснулась и ощутила болезненную пульсацию в висках, меня тошнило, а в ушах стоял раздражающий звон. Очевидно, мое воссоединение с одногруппниками вылилось в пьяный кутеж времен колледжа. Понятно, почему я бросила это занятие, как только окончила колледж. Я чувствовала себя просто отвратительно, мерзко.

На мне было нижнее белье, я была в своей кровати, но как я умудрилась добраться сюда, я понятия не имела. Моя одежда лежала на полу, образуя дорожку от самой двери, сумочка валялась около кровати, а содержимое было разбросано по всей комнате. Ключи от машины лежали на стуле. «О Боже…» — подумала я, глядя на них.

Шум прекратился на пару мгновений к моему огромному облегчению, но затем возобновился. Я сообразила, что это телефон. Недавно я, недолго думая, приобрела новый телефон со всевозможными звонками и свистками, и пришлось приложить огромные усилия, чтобы он заработал.

— Алло, — прохрипела я в трубку.

— С тобой все в порядке? — спросил Клайв.

— С чего это ты взял, что я не в порядке? — огрызнулась я. Если вчера он думал, что я была раздражительной, то сегодня его ждет настоящее испытание.

— Есть парочка причин, — ответил он. — Первая — сейчас одиннадцать утра, и как ты, возможно, помнишь, мы открываемся в 9:30. Второе — твоя машина у офиса, а тебя здесь нет.

«Это хорошо», — промелькнула у меня мысль. Было облегчением узнать, что, когда почти все высшие мозговые функции уже отключились, часть моего мозга, которая не позволила мне сесть за руль, продолжала функционировать.

— Я решила не садиться за руль, — пояснила я.

— У тебя штраф за неправильную парковку, — сообщил он. — Довольно большой.

— Правда? — сказала я. Наши парковочные места вне дороги позади магазина были абсолютно законными днем и ночью. — Как это вышло?

— Ты оставила машину на проезжей части, — пояснил он.

«Нехорошо», — подумала я. Я ничего не помнила о том, чтобы я вообще в нее садилась.

— У меня теперь тоже большой штраф за неправильную парковку, — добавил он.

— Это почему? — удивилась я.

— Потому, что ты поставила машину так, что она перекрыла проезд в переулок, и мне этим утром тоже пришлось припарковаться на проезжей части.

«Совсем нехорошо», — снова пронеслось у меня в голове.

— В столе в кабинете есть запасные ключи, — вспомнила я. — Можешь переставить мою машину.

— Где? — спросил он. Я слышу, как он раздраженно обшаривает кабинет. — Так, нашел. А как ты умудрилась так помять свой бампер?

«Очень плохо», — подумала я.

— Трудно сказать, — ответила я.

— Я начинаю беспокоиться за тебя, Лара. Ты придешь сегодня?

— Возможно, позже, — отвечаю я.

— Кстати, ты уже в курсе?

— Терпеть не могу, когда ты так задаешь вопросы, — проворчала я.

— Тогда не буду рассказывать, — обиделся он.

Я подождала. Клайв не мог долго сдерживаться, чтобы не рассказать что-то интересное.

— Кто-то пытался проникнуть в Коттингем, — наконец сказал он. — И, похоже, чтобы похитить венеру. Я так толком и не понял, но, по-моему, там полный разгром. Ты не поверишь, но кто-то просто въехал на машине через окно с задней стороны здания? Конечно, был ужасный грохот, сигнализация сработала, а этот кто-то, по словам полиции, просто сдал назад и выехал через ворота. Невероятно!

«Совсем плохо», — пронеслась мысль. Сколько же я вообще выпила?

— Кошмар! — воскликнул он. — Сейчас нас погрузят на эвакуатор. Мне нужно идти. Я беспокоюсь за тебя, Лара. Это не похоже на тебя.

— Со мной все в порядке, — ответила я.

— Собирайся, — сказал он. — Нам надо поговорить.

— Ты сказал, что твою машину собираются увозить на эвакуаторе? — напомнила я.

— Я тебе перезвоню, и мы все обсудим, — продолжал он.

— Пожалуйста, не надо. Я в порядке, — повторила я. Хотя это было не так. Встав на ноги, я поняла, что меня сейчас стошнит. Невероятно. О чем я только думала? Неужели я действительно решила, что смогу утопить свои печали в алкоголе? И самое важное, что же я все-таки натворила?

Телефон снова зазвонил.

— Я в порядке! — рыкнула я в трубку.

— А я нет, — произнес мужской голос.

— Роб? — спросила я. — Извини, я подумала, что это кто-то другой.

Роб звонит, потому что увидел по телику, что на меня полным ходом идет общенациональная облава?

— Я все пытаюсь понять одну вещь, — сказал он.

— Что именно? — спросила я. Да, почти наверняка полиция ищет меня.

— Почему ты меня бросила! — раздраженно ответил он. — Или ты уже забыла об этом?

— Все, я кладу трубку, — сказала я. Слава богу, что только это.

— Нет, пожалуйста, — спохватился он. — Прости.

— Роб, мы уже все это проходили, — ответила я.

— Я знаю, но я все еще не могу понять, — говорил он. — У меня чувство, будто я не замечал каких-то признаков, что ли, но все произошло словно гром среди ясного неба. Я правда не понимаю, что означает «мы с тобой просто по-разному смотрим на мир».

Я вспомнила наш последний год, чем я занималась, какие принимала решения, у меня никогда не возникало желания обсудить с ним мои дела или поступки.

— Возможно, ты действительно меня не знаешь, — произнесла я наконец.

— Думаю, я знаю тебя достаточно хорошо, — возразил он. — У тебя невероятное чувство долга, ты добра к друзьям, у тебя сильно развиты чувства морали и этики. Ты — прекрасная мачеха для Дженнифер. Знаешь, она ужасно все это переживает.

— Пожалуйста, не надо об этом, — вставила я. — Это нечестно.

— Извини, — сказал он.

— Поверь мне, Роб, ты не знаешь меня. Я совершала такие вещи, с которыми ты никогда не смиришься.

— О, пожалуйста, Лара, — настаивал он. — Какие, например? Твоя страсть к тому, что мы называем «французской парковкой»?

— Французской парковкой? — не поняла я.

— Ну, то, что ты обычно делаешь, когда видишь свободное место для парковки на другой стороне улицы и поспешно занимаешь его, так что паркуешься капотом не в ту сторону. Здесь, в добропорядочном Торонто, подобные вещи запрещены.

— Неужели? — удивилась я. — Так постоянно делают в Европе, особенно в Париже.

— Полагаю, поэтому мы и называем это «французской парковкой», — ответил он.

— О-о, — протянула я. — Ну, тогда нам не следует этого делать. Уверена, что с политической точки зрения это неправильно.

Он тихо рассмеялся.

— Я действительно люблю тебя, Лара, и тому множество причин. И не последней из них является то, что ты умеешь меня рассмешить. Я хочу сказать, что не представляю, что ты должна сделать, чтобы я с этим не смирился. Ты даже не стала просить меня позвонить одному из моих уважаемых коллег в Провинциальную полицию Онтарио, когда тебе выписали штраф за превышение скорости. Я тебя и за это тоже люблю.

— У меня даже и в мыслях не было просить тебя о чем-то подобном, — сказала я.

— Вот и я о том же. Слушай, попробуй объяснить так, чтобы я понял. Я — мужчина. «Ты действительно меня не знаешь» — это не ответ. Я надоел тебе? В постели или еще как?

— Нет, — ответила я.

— Может, у меня есть раздражающие привычки, с которыми ты больше не можешь мириться?

— Нет.

— Я слишком много смотрю бейсбол по телевизору?

— Нет, — ответила я. — Хорошо, возможно, но дело не в этом.

Он снова рассмеялся.

— Что, если я пообещаю больше никогда не смотреть ни единого матча по бейсболу, даже Уорлд Сириз?[7]

Теперь была моя очередь смеяться. А зря. От этого в голове запульсировало еще сильнее.

— Ты же знаешь, что такое обещание ты бы никогда не сдержал, и даже если бы попытался, то не вытерпел.

— У тебя… — Он заколебался на мгновение. — У тебя есть кто-то другой?

— Нет, — ответила я. — Позволь мне задать тебе один вопрос. Для примера возьмем случай со штрафом за превышение скорости. Что бы ты сделал, если бы я тебя попросила ради меня позвонить кое-куда?

— Я бы этого не стал делать, — твердо сказал он. — Это было бы неправильно. Ты превысила скорость. Тебе и отвечать.

— Именно этого я от тебя и ожидала. Теперь представь, что ситуации поменялись местами. Я — полицейский, а ты — водитель. Ты просишь меня позвонить. Как ты думаешь, что бы я сделала?

— Понятия не имею, — ответил он.

— Ну вот, — кивнула я. — Мне пора.

— Что же мне делать: приложить все силы для того, чтобы забыть тебя, или же попытаться убедить тебя вернуться? — произнес он.

— Думаю, тебе следует выбрать первое, — посоветовала я.

— Я знаю. Но, скорее всего, это будет второе.

— До свидания, Роб.

— До следующего раза, — попрощался он.

Через две минуты телефон снова зазвонил.

— Нет, Роб, — сказала я в трубку.

— Здравствуйте, — произнес женский голос. — Это Лара?

— Простите, — смутилась я. — Я подумала, что это другой человек. — Зачем я платила за определитель вызовов на этом новом навороченном телефоне, на который я даже не утруждалась посмотреть, было для меня загадкой. — Это Диана?

— Да, — ответила она. Ее голос звучал странно, будто она находилась под водой или что-то в этом роде. — Ты слышала новость?

— Конечно, да, — сказала я.

— Ужасно, правда?

— Хуже некуда. — Интересно, кто из нас был за рулем, когда мы решили бросить вызов стеклянной стене Коттингема.

— Я просто не понимаю этого, — произнесла она.

— Что ты под этим подразумеваешь? Это же была твоя идея!

— Что ты сказала?! — изумилась она. — Да как ты можешь!

— Ведь это ты предложила это, разве нет?

— Поверить не могу, что ты говоришь такие ужасные вещи. Что я такого сделала? Ты всегда была единственной, кто прямо высказывал свое мнение, но я и представить себе не могла, что ты можешь быть такой жестокой. Ты просто жалкая пьяница! — выпалила она, — Бедняжка Анна, — и Диана повесила трубку.

Я с минуту тупо смотрела на телефон, затем стала обшаривать ящик прикроватного столика, пытаясь найти руководство пользователя от этого дурацкого аппарата.

Через пару минут я перезванивала последнему по последнему номеру, с которого мне звонили. Мне ответил автоответчик.

— Диана, пожалуйста, возьми трубку. Думаю, мы говорили о совершенно разных событиях.

Через несколько мгновений она подняла трубку.

— И о чем же ты говорила? — спросила Диана. Было ясно, что она плакала.

— Про взлом в Коттингеме, — пояснила я.

— Кто-то проник в Коттингем? — переспросила она. — Я не знала об этом.

— Ты ж ведь сказала, что мы украдем венеру прямо у Чарли из-под носа, разве нет?

— Но я же не в буквальном смысле, — возразила она.

— Тогда о чем же ты говорила? — спросила я.

Она глубоко вздохнула.

— Анна мертва. Она покончила с собой, — произнесла Диана.

— Что?! — воскликнула я. — Нет! Что произошло?

— Она бросилась с моста над Роздейл Вэлли роуд, — пояснила она. — Она упала на крышу автомобиля, который, к несчастью, проезжал в тот момент под мостом. Бедный парень.

— С водителем все в порядке?

— Не совсем, — сказала она. — Он жив, но машина восстановлению не подлежит. Полагаю, даже такой маленький человек, как Анна, падая с большой высоты, мог нанести достаточно сокрушительный удар. Он в тяжелом состоянии, но должен поправиться. Не сомневаюсь, что до конца жизни ему придется посещать психиатра, но, по крайней мере, Анна не забрала его с собой. Думаю, это хоть что-то. Об этом говорят на канале новостей. Эпизод про машину показывают примерно каждые пятнадцать минут.

— Все это просто ужасно, — промолвила я.

— Да, ужасно. Я думала, что ей становится лучше. Мне действительно так казалось. Также думала и Сибилла, которая, надо сказать, сейчас чувствует себя совершенно опустошенной. Ей тоже казалось, что Анне становится лучше. Она начала выходить из дома. Мне показалось, что прошлым вечером ей было хорошо в нашей компании, по крайней мере, отчасти. Возможно, нам следовало догадаться, что подобное может произойти, но мы даже не подумали.

— Прошлым вечером, — сказала я. — Что произошло прошлым вечером?

— Ты имеешь в виду с тобой? Ты отключилась.

— Это я знаю. Что после случилось?

— Я оплачу ущерб, нанесенный твоей машине, ладно? Это займет некоторое время, но я расплачусь.

— Вопрос не об этом, — возразила я.

— Я довела тебя до твоей машины, поняла, что ты не в состоянии сесть за руль. Я решила, что довезу тебя до дома, а от тебя возьму такси. Я не привыкла к твоей машине, да еще эта аллея была такой узкой. Мне вообще не следовало садиться за руль. Я поцарапала крыло, я знаю. В конце аллеи был столб, где поворот на проезжую часть, и я его не заметила. Я испугалась и оставила машину, где она была. Я подумала, что не смогу нормально припарковаться, не задев еще что-нибудь. Ее эвакуировали?

— Нет, — ответила я.

— Это хорошо. Я взяла такси, довезла тебя до дома, а сама пошла пешком. Я собиралась позвонить тебе и рассказать про машину, но потом это несчастье с Анной… — Ее голос затих.

— Но ты ведь не знаешь, где я живу, — дошло до меня. — Разве нет?

— Адрес указан на твоем водительском удостоверении, и ты сама подтвердила, что это твой дом, когда мы добрались до места. Я проследила, как ты, пошатываясь, шла к двери.

— Ничего не помню, — протянула я.

— Очевидно, что у тебя проблемы с алкоголем. Но на данный момент, по правде говоря, меня не это волнует, — сказала она. — Анна мертва. Похороны в пятницу. Дай мне знать, какова сумма ущерба, — она резко бросила трубку.

Без сомнения, она думала, что я — эгоистичная сволочь, которую больше волнует разбитая машина, чем подруга, которая бросилась с моста. Как я могла объяснить, что меня переполняло страшное, непреодолимое чувство, будто вчера ночью я была замешана в чем-то ужасном?

Я включила телевизор. Ладно, эпизоды про машину, на которую приземлилась Анна, мелькали каждые несколько минут, а скучный комментатор продолжал бубнить об этом, включая постоянные замечания по поводу того, что спрыгнувшая страдала от психических расстройств и на тот момент находилась в состоянии депрессии. Машину практически сплющило. Чудо, что водитель остался в живых. Я заварила чаю, поджарила тост и постаралась взять себя в руки. Я просто не представляла, что же дальше делать. Подумала было прийти с повинной, что бы я там ни натворила, и сесть за решетку, но ведь я не знала, что именно. Я бы наверняка выглядела полной идиоткой в полиции. Я бы могла перезвонить Робу, но что бы я ему тогда сказала?

К полудню я была в более-менее приличном состоянии, чтобы действовать дальше. Для начала я отправилась в магазин и выдержала тираду Клайва о том, как же мило было с моей стороны заскочить на работу. Затем я пошла взглянуть на свою машину, проезд по аллее и столб. Машине прилично досталось: без сомнений, ремонт влетит в копеечку, но, очевидно, я не стану предъявлять счет Диане. Что же касается столба… правда была в том, что почти все рано или поздно врезались в него, и на нем было уже столько отметин, что я не могла с уверенностью сказать, столкнулась ли моя машина с ним или нет. Что я точно решила для себя: состояние машины было далеко от той, на которой могли бы пробить стекло в Коттингеме, так что я велела себе расслабиться.

После я поехала на Роздейл, припарковалась у обочины и пешком дошла до пешеходного моста по Глен роуд над Роздейл. Был прекрасный осенний день, мир сиял красками, солнце пригревало, но в воздухе ощущался холодок. Мне было сложно представить, чтобы нечто столь ужасное могло произойти в таком чудесном месте. Я подошла и, перегнувшись через перила, посмотрела вниз. Да уж, высоко было отсюда падать. В нескольких ярдах от места, где я стояла, между стойками ограждения застрял крошечный лоскуток бледно-голубой ткани. На Анне было голубое платье, и это, без сомнения, была его часть. Должно быть, это то самое место, где она перелезала через ограждение.

— Вы ведь не собираетесь прыгать или еще чего? — спросил взволнованный голос позади меня.

Я повернулась и увидела похожего на эльфа пожилого мужчину. На нем были клетчатые штаны, зеленая куртка и лихая желтовато-коричневая кепка.

— Не стоит беспокоиться, — ответила я. — Это в мои планы не входит.

— Прошлой ночью отсюда спрыгнула женщина, — произнес он.

— Я знаю. Она моя подруга еще с колледжа. Я просто пришла сюда, чтобы…

А для чего, собственно, я сюда пришла?

— Я все видел, — продолжал он.

— Что?

— Живу здесь, — пояснил он, указывая на желтое кирпичное многоквартирное здание на краю лощины. — Мое окно — то, что с краю.

— Вы видели все? — переспросила я.

— Много спать-то уже не могу. На пенсии, знаете ли. Заняться днем практически нечем. Вот и сижу возле окна спальни часами. Ночью особенно интересно смотреть: деревья и городские огни, пожарная станция через дорогу. Город никогда не спит, как говорится.

— Так что же вы видели прошлой ночью?

— Как молодая женщина выбежала на мост.

— Что вы имеете в виду под «молодая»? — уточнила я.

— Ну, родился я в 1922-м, — пояснил он. — Поэтому и выглядела она для меня молоденькой. Она все время оглядывается через плечо, будто ее преследует кто. А потом этот грохот, а она раз — и перелезает через перила. Правда, ей пришлось два или три раза попробовать, и все это время она оглядывается назад. Думаю, она убегала от кого-то, кого очень сильно боялась.

— Грохот? — спросила я.

— Ну, звук был похож на то, будто машина врезалась во что-то, возможно, в дорожное ограждение в конце моста. Но не видел этого из своего окна. Рассказал все полиции, но они думают, что просто имеют дело с сумасшедшим старым чудаком. И что вы обо всем этом думаете, раз вы подруга и все такое?

— Даже и не знаю, — промолвила я. — Пойдемте, посмотрим на ограждение.

Дело в том, что было сложно, но, тем не менее, можно доехать на машине до дорожного ограждения мимо клумб, но при этом скорости не хватило бы, чтобы сбить его. Ограждение было металлическое, видно было, что оно довольно изношено. Однако я не увидела свежих отметин. А вот с каменной стеной вокруг клумб дело обстояло иначе. Один большой камень покосился, а на тротуаре вокруг него была рассыпана земля. Выдернутая с корнями герань, последний привет лета, валялась рядом.

— Вот, — указал мужчина. — Вот где, должно быть, это произошло.

Я перевернула ногой камень, и вот, пожалуйста, на нем была полоска краски, вернее, царапина, серебристая. А так как серебристый был очень популярным цветом для машин, то просто случайно так совпало, что это был цвет и моей машины. Я уже было исключила одну возможную причину, как мне показалось, для вмятины на бампере, и только что получила по-настоящему ужасный альтернативный вариант. Внутри все сжалось.

— А вы не знаете, кто мог преследовать бедняжку? — поинтересовался он.

— Понятия не имею, — покачала я головой.

— Вы ведь верите старому Альфреду?

— Думаю, что да, — кивнула я.

— Тогда, может, вы расскажете полиции, — предложил он. — Если они услышат все это от кого-нибудь вроде вас, то, возможно, поверят.

— Я попробую, — соврала я. Я спросила как его полное имя — Альфред Набб — и номер его телефона. Мы побеседовали еще несколько минут, я посочувствовала ему по поводу недобросовестной работы полиции, а затем удалилась. В тот день я несколько раз бралась за телефон, но я не знала, что сказать. У них была та же самая информация, что и у меня, и если они решат предпринять что-либо по этому поводу, то это их дело. Для себя я решила, что подожду, пока мое самочувствие не улучшится, а потом подумаю, что делать дальше.

9 сентября

Похороны Анны вызывали гнетущее ощущение, хотя, возможно, это чувство больше относилось ко мне, поскольку последние два дня я провела в напряженном ожидании, что полиция вот-вот постучится в мою дверь. Я все продолжала дергать за нити памяти, но результат был нулевым. Служба проходила в одной из огромных центральных церквей, слишком большой для нашей немногочисленной компании. Наши шаги эхом отражались от каменного пола. Мы расположились на скамье в переднем ряду. Сибилла все время рыдала. Они уже кремировали тело, и теперь там, где при других обстоятельствах стоял бы гроб, стояла простенькая урна. Здесь присутствовали все те, кто был на нашем «воссоединении», включая Фрэнка, а также мать Анны, печальное маленькое создание по имени Дорис, и, что удивительно, к нам присоединился Альфред Набб.

— Подумал, что старый Альфред должен почтить память, — произнес он, продолжая, по-видимому, по привычке, любыми способами избегать употребления местоимения «я». — При данных обстоятельствах. Вы звонили в полицию?

Мне пришлось признаться, что не звонила, но я пообещала, что обязательно это сделаю.

— Слишком поздно, — покачал он головой. — Рабочие уже приезжали, чтобы поставить камень на место и привести клумбы в порядок. Если бы полиция заинтересовалась этим, ей бы потребовалось очень много времени, чтобы добраться до него.

— Извините, — сконфуженно произнесла я.

— Ну, это в любом случае не вернет ее, не так ли? — проговорил он, ковыляя к своему месту.

Как раз перед самым началом службы появился приятного вида мужчина, ведя двух милых девчушек. Они заняли места в первом ряду через проход от нашей скамьи. Старшей на вид было около девяти, а младшей всего четыре. Обе были одеты в красивые платьица с пышными юбками и кружевными воротничками: первая — в розовое, а вторая — в голубое. Еще на них были белые колготки и черные открытые туфельки. Их светлые волосы были убраны назад заколками в тон туфлям. Это были прелестнейшие создания, каких я когда-либо видела. Младшая была точной копией Анны, а старшенькая больше походила на отца.

Прошло примерно десять минут от начала службы, как чистый звонкий детский голосок тут же заполнил небольшую паузу в происходящем.

— Куда ушла мамочка? — произнесла она. Казалось, звук взлетел под самый купол собора и эхом отозвался из каждого уголка. Мы все вздрогнули, кое-кто затаил дыхание. Мужчина наклонился и прошептал ей что-то на ушко. Думаю, он сказал что-то про небеса.

— Когда она вернется? — спросила она жалобным голоском. Старшая сестра обвила плечи младшей руками и крепко обняла ее. Мужчина, муж Анны, выглядел ужасно. Сибилла разрыдалась, единственное, что мне удалось — это не последовать ее примеру.

Весь остаток службы я сидела, будто окунувшись в озеро страдания. Мысленно я возвращалась в тот вечер уже в тысячный раз, мучаясь сомнениями, была ли я хоть отчасти ответственна за горе этой маленькой девочки. Сколько же я выпила? Перед тем как мы отправились в музей, я выпила примерно полтора бокала. Вино было чудесным, но нельзя было назвать бокалы большими, и я не успела допить второй. В Коттингеме мне предлагали три бокала шампанского, но я всего лишь сделала пару глотков из каждого. Действительно, у меня было чувство, что я провела весь вечер в поисках моего пропавшего бокала. Я едва пригубила от первого, когда нам предложили оставить бокалы и подняться наверх. После этого мне принесли еще один, но я снова едва притронулась к нему, после чего оставила его в дамской комнате. Я взяла третий, но оставила и этот, чтобы пойти вниз и купить книгу Кароля. Когда я вернулась, то обнаружила на том месте, где оставила свой, несколько недопитых бокалов, так что решила завязать с шампанским.

Все это означало, что к тому времени, когда я вернулась в бар, во мне не могло быть больше, чем пара порций спиртного, максимум — две с половиной. Конечно, еще был В52, что оказалось плохой идеей. Вряд ли они стали бы называть коктейль в честь военного самолета, не будь он такой убийственный. И все же, я сделала всего пару глотков, чего, безусловно, недостаточно не только для того, чтобы отключиться, а уж тем более, чтобы совсем ничего не помнить. Пить я начала примерно в пять вечера. Я вспомнила, что бросала взгляд в баре на часы, незадолго до того, как все покрылось мраком, и они тогда показывали полночь. Это означало, что у меня было около семи часов, чтобы весь алкоголь выветрился. Я подумала, что подхватила какой-нибудь особенный вирус или у меня опухоль мозга. Или, возможно, что более вероятно, я выпила намного больше, чем помнила.

Погребальной церемонии не было, хотя Сибилла сказала, что мать Анны выбрала место для праха дочери на кладбище, что ведет в ту лощину, где погибла Анна. После службы мы все вернулись в квартиру матери покойной подруги. Это было желтое многоквартирное здание, очень похожее на то, в котором жил Альфред Набб, и всего в паре кварталов от моста. Миссис Белмонт подала нам чай и сандвичи, которые нам обычно раздавали на детских праздниках по поводу дней рождений. На подносах были и сандвичи с ореховым маслом и бананами, огурцами и сливочным сыром, разложенные так, что напоминали фейерверк. Было даже нечто напоминающее шахматную доску, выложенную из кусочков пшеничного и ржаного хлеба. Сибилла, которая, очевидно, решила наесться до отвала, уничтожила почти большую их часть. Также нам предложили крошечные пирожные с розовой глазурью, а для тех, кому нужно было нечто покрепче, в нашем случае для Альфреда Набба, был ужасный на вкус херес.

— Не знал, что она была моей соседкой, — произнес Альфред, разглядывая фотографию Анны, запечатленной в более счастливые времена. Рамка стояла на столе рядом с урной с прахом Анны. — Уже больше двадцати лет живу в том доме, замечал всех, кто проходил по мосту. Не помню, чтобы видел ее когда-либо. Эту леди, — добавил он, указывая на Дорис, — ее мать. Ее видел много раз, но не бедную девушку.

— Я тоже не знала, что она была соседкой, — сказала я. — Я живу как раз по ту сторону моста в Кэббиджтаун. Она была моей одногруппницей в колледже, а я даже не знала, что она живет всего в паре кварталов от меня. Анна редко выбиралась из дома.

Я стала рассматривать фотографии, повсюду расставленные Дорис. Самой трогательной из них была та, на которой Анна была запечатлена со своей семьей: на коленях ее улыбающегося мужа сидел мальчик лет трех, старшая дочка лет шести стояла рядом со своей мамой Анной, которая на руках держала младенца.

Многие фотографии относились к временам колледжа. Анна всегда любила подшутить: то пробиралась в наши комнаты, чтобы перестелить наши постели так, чтобы в них было невозможно спать, или выдумать какую-нибудь очередную проказу или выходку, в которой нам всем приходилось участвовать. На фотографиях она всегда была той, кто ставил другим «рожки», или усердно строила рожицы. Казалось невозможным, чтобы она, после стольких лет страданий и тоски, пришла к такому печальному концу. В тот вечер в баре я ведь хотела пойти за ней, выяснить ее адрес у Сибиллы, чтобы просто посидеть с ней, узнать, что же так терзает ее, но вместо этого я просто слонялась по бару, напиваясь до потери сознания.

— Все это так печально, — сказала Моргана, оглядываясь вокруг. — Я даже представить себе не могу, как это бояться выйти на улицу. Неужели она просто так вот и сидела, день за днем, смотря в окно?

— Думаю, к ней кто-нибудь приходил. Наверняка Сибилла иногда заходила. Да и Диана рассказывала, что, несмотря на то что ее лишили материнских прав, дети навещали ее раз в неделю.

— Надеюсь, она хоть на балкон иногда выходила, — тихо произнесла Моргана. — Если б я застряла в такой маленькой квартирке, на меня бы это произвело совершенно противоположный эффект. Я б на стены кидалась, ногтями пытаясь процарапать себе выход наружу.

Квартира была чистой и опрятной, но, как сказала Моргана, довольно маленькой. Здесь была спальня, очевидно, принадлежавшая Дорис, одна ванная комната, и еще одна комната, намного меньше. В ней находились односпальная кровать, состоявшая из двух частей, как диван, небольшой комод и самый заметный предмет интерьера — довольно большой письменный стол.

— Комната Анны, — сказала Сибилла, присоединяясь ко мне. — Крошечная, не правда ли? Думаю, она действительно вела жизнь затворницы. У нее практически ничего не было. Шкаф казался маленьким, но в него прекрасно помещались все ее вещи. Правда, у нее было много книг, вот и все. Она читала все подряд. Мы с Фрэнком расчистили вчера комнату. Полагаю, Дорис сама бы не справилась, а мне в помощь нужен был парень для поднятия тяжестей. Фрэнк сам вызвался, что было так мило с его стороны. Он несколько раз навещал Анну в ее затворничестве, или как это еще назвать, чем она занималась. Вообще-то мне не нужна была его помощь, но раз уж так вышло, мне было приятно, что он рядом. Все уместилось в три картонные коробки. Все вещи мы отнесли в женский приют. Фрэнк предложил отдать книги Анны в библиотеку, если они не нужны Дорис. Как оказалось, не нужны.

— Ее туфли перешли ко мне, — продолжала Сибилла. — У нее было три пары. Когда они стояли на полу гардероба, то выглядели обыкновенно, но когда мы положили их в коробку — они смотрелись как новые. Ты же видишь, в квартире весь пол покрыт паласом — тут подошвы не износишь. Сверху на них, конечно, было несколько пятнышек, а что ты ожидала — соус для спагетти или что-то похожее на одном из них. Но подошвы… Меня это просто поразило: она и правда никогда не выходила из дома.

— Трудно представить, да? — сказала я. — Ты слышишь о таких людях, но понять это невозможно.

— Да, трудно. Могу я попросить тебя об одолжении, пока мы здесь? Ты не будешь против, если мы осмотрим стол? Дорис собиралась и от него избавиться, но я считаю, что он сделан на совесть и ей следует сохранить его для одной из внучек. Мне даже пришла в голову мысль, что он может иметь ценность. Как думаешь? Он антикварный или как?

Я подошла и стала изучать его: выдвинула ящики, отодвинула его от стены, чтобы осмотреть заднюю часть.

— Он ужасно старый, — заключила я. — Возможно, ему пятьдесят, а то и все шестьдесят лет, но стол чудесный, из прочного дерева. Таких сейчас не делают. Заметь, у него есть скрытые полочки над верхними ящиками, причем с обеих сторон. Это полезная конструкция. Если тебе понадобится больше рабочей поверхности, ты просто выдвигаешь полку и работаешь, а потом снова задвигаешь ее обратно, когда закончишь работу, — рассуждала я, демонстрируя слова на практике. Вместе с полкой нашим взорам предстал небольшой клочок бумаги. Я взглянула на него прежде, чем передать Сибилле, я увидела всего два слова: клуб «Калвариа».

— Нашли что-нибудь интересное? — спросил Фрэнк, присоединяясь к нам. В этой комнате трое уже определенно создавали толпу.

Сибилла вручила ему полоску бумаги.

— Что значит «Калвариа»?

— Понятия не имею, — покачал головой Фрэнк.

— Я пытаюсь вспомнить, — произнесла я. — Звучит очень знакомо. Разве это не на латыни?

— На латыни? — переспросила Сибилла. — А мне откуда знать?

— Череп, — вспомнила я. — «Калвариа» — это череп на латыни.

— Клуб «Череп»? — удивилась Сибилла. — Странно.

— Она была очень странной женщиной, — сказал Фрэнк, сминая бумагу и оглядываясь в поисках корзины. — Очень странной. Хотя, стол хороший, — добавил он, выдвигая ящики.

— Видишь небольшие полочки? — указала Сибилла. — Прелесть, правда?

— Точно, — согласилась я, раз Фрэнк сменил тему. — В любом случае, да, было бы замечательно сохранить стол для девочек.

— Я поговорю с Брэдом — это бывший муж Анны. Вы ведь видели его в церкви? Ну, о том, чтоб забрать стол.

— Как мило с твоей стороны проявлять такую заинтересованность, — сказала я.

— Мило? Знаешь, Анна была хорошим другом. Хоть она и не выходила из квартиры, но она не сошла с ума, как сходят другие. Я имею в виду, она сохранила рассудок и вела себя адекватно. Она просто не выходила на улицу и все. Она много читала, училась на курсах по Интернету, смотрела телевизор. Она не превратилась в растение. Она даже работала над своей магистерской диссертацией, сидя дома. Она написала курсовую, но вышла замуж и родила детей до того, как собралась писать диссертацию. Она действительно старалась поправиться, возможно, даже вернуть мужа и детей.

— А что случилось с ее сыном? Ты не знаешь? — спросила я.

— Он упал с балкона. С высоты в несколько этажей. Вместе с сестрами он навещал свою вторую бабушку. Полагаю, ей было сложно уследить сразу за тремя. Младшенькая заплакала, и бабушка пошла посмотреть, что с ней, а мальчик вскарабкался по перилам и перевалился через них. Этого не должно было произойти, но так случилось.

— Я все продолжаю думать о том, как она стояла на мосту. Все это открытое пространство. Возможно, она просто не смогла вынести этого, а, возможно, это из-за того, что малыш упал, вот и она тоже вроде как упала. Не знаю. Но уж точно мне следовало пойти с пей домой вместо того, чтобы отпускать ее вот так одну. Она сказала, что не хочет, чтобы я шла с ней, но нужно было настоять. Ведь тогда она была бы жива? Хороший вопрос, конечно, но напрасный.

— Не думай об этом. Она не была сумасшедшей, но и здоровой ее назвать было нельзя. Все это ужасно, но в этом нет твоей вины.

— Стараюсь верить в это, чтобы самой не сойти с ума, — произнесла Сибилла. — Я стараюсь.

«Я тоже, — подумала я. — И я тоже».

Мы постояли несколько минут около дома, пока Грэйс не предложила всем пойти и выпить чего-нибудь. Фрэнк вежливо отказался. После небольшого спора было решено снова отправиться в бар, где мы в последний раз видели Анну. Все, кроме меня, заказали скотч. Я же все еще придерживалась минеральной воды.

— Хорошая идея, — произнесла Грэйс, когда я сделала заказ.

— Послушайте, я знаю, что ужасно вела себя тогда, — обратилась я к ним. — Но обычно я столько не пью. Если честно, я даже не помню, чтобы я много выпила.

— Тем вечером всякий раз, когда я тебя видела, у тебя в руках был бокал, — ответила Грэйс.

— Так, мы здесь собрались не за тем, чтобы обсуждать это, — вмешалась Диана. — Мы должны привести наш план в исполнение. И мы рассчитываем на тебя, Лара.

— Какой еще план? — удивилась я.

— И это я слышу от женщины, которая, как ни странно, не помнит, чтобы она много выпила, — с сарказмом произнесла Грэйс.

— Наш план по низвержению великого и могучего Кароля Молнара, конечно, — пояснила Диана.

— Украв венеру. А я думала, что кто-то уже попытался это провернуть.

— Нам потребуется время, чтобы собрать сведения, раз я больше там не работаю, — продолжала она, проигнорировав мой комментарий.

— Не работаешь? — переспросила Сибилла.

— Нет, не работаю. Как Лара, по всей видимости, знает, меня уволили во время приема.

— Быть того не может! — воскликнула Моргана. — Почему?

— Меня уволили на основании полностью сфабрикованного обвинения в краже из кассы. Но клянусь, что я ничего подобного не делала. Теперь вернемся к нашему плану.

— Но ты должна была сделать хоть что-то, — не унималась Грэйс.

— Полагаю, доктор Молнар узнал, чем я занималась, и это несколько осложнит претворение в жизнь нашего плана, но не сделает его невыполнимым.

— Ты имеешь в виду, что он узнал, что именно ты исследуешь? — уточнила Сибилла.

— Это единственное объяснение, которое я могу найти, — ответила Диана.

— Вот негодяй, а! — проворчала Моргана. — Все думают о том же, о чем и я?

— Будь уверена, — подтвердила Грэйс. Остальные кивнули.

— И о чем же мы думаем? — не поняла я.

— О том, что Анна покончила с собой из-за того, что Кароль сказал ей во время вечеринки, конечно, — объяснила Сибилла.

— А не звучит ли это несколько натянуто? — произнесла я, но в мыслях я снова вернулась к мосту и перевернутому камню.

— Ты же была там. И ты видела, как она подошла прямо к нему в баре.

— Но вы не можете с абсолютной уверенностью утверждать это, — упорствовала я. — Она подошла к большой группе людей у стойки, и я не могу сказать наверняка, на кого из них она кричала.

— Только не говори мне, что все еще сходишь по нему с ума, — прищурилась Грэйс.

— А вот это вряд ли, — покачала я головой. — И даже если оно так было, то тем вечером я излечилась. Ведь он меня даже не узнал.

— Ну, вообще-то, об этом ты нам уже несколько раз говорила, тогда в баре, — вставила Диана.

— Правда?

Диана скорчила рожицу.

— Ну, так что, вернемся к плану? — сказала она. Она достала один из вчерашних номеров газеты и постучала пальцем по первой полосе раздела искусств. Там красовался Кароль со своей Мадьярской венерой. Как сказал Фрэнк на вечере открытия, Кароль своим шармом способен даже птиц загипнотизировать. Ну а репортерша, что брала у него интервью, была явно им очарована. С ее слов, на жителей Торонто снизошла невиданная благодать, раз среди нас объявился такой энергичный человек. В статье, конечно, много говорилось о том, как он выслеживал венеру и какими проницательными людьми оказались Коттингемы, раз завлекли Кароля, а заодно заполучили и артефакт.

— Кто-нибудь, пожалуйста, объясните мне, что же это за план такой? — протянула я. Они, что, собираются заставить меня умолять их?

— И так, начнем, как говорится, с самого начала, — произнесла Диана. — У нескольких из нас есть свои причины недолюбливать, я бы даже сказала ненавидеть, нашего душку Чарли. Свою причину я уже упоминала.

— Вот подонок, мразь! — вырвалось у Сибиллы. — Я просто уверена, что он сказал нечто ужасное Анне. Знаю, и все.

— Если тебе от этого станет легче, Лара, он и меня не узнал, когда я получила работу в музее, — сказала Диана. — Хоть я и напомнила ему. Полагаю, именно это заставило его насторожиться. Я была ответственной за его счета по представительским расходам и обнаружила нечто, за что его вполне могли уволить. Вот поэтому меня и уволили. Решайте сами, является ли ваша причина недолюбливать этого человека достаточной, чтобы принять участие в этом предприятии. Вкратце же, план таков: мы, с твоей помощью, Лара, собираемся доказать, что Мадьярская венера — подделка.

— И как вы собираетесь это сделать? — поинтересовалась я.

— Не знаю. Это ты нам скажешь. Нам придется проверить, как ты это там называешь, ну, кто был владельцем, кто и кому продал…

— Происхождение?

— Да, происхождение. Нам нужно установить, что происхождение венеры — это фальсификация. Репутация доктора Молнара будет уничтожена, чему я, собственно, буду страшно рада.

— Так, стоп! — сказала я. — Я, конечно, тоже теперь не жалую Чарли, но с чего ты решила, что это подделка?

— Дневники Пайпера, конечно. Ты что, не читала их?

— Пока нет, — ответила я.

— А ты почитай, — посоветовала Диана. — Есть там кое-какие несостыковки. Не могу точно сказать что именно, пока не могу, но мне кажется, что это вранье, — сказала она. — Этот С. Дж. Пайпер — не тот, кем он должен быть, я уверена.

— То есть ты хочешь сказать, что у него не было должного научного образования?

— Просто прочитай дневники, — уклонилась она от ответа. — Ты поймешь, что я имею в виду. Людей не в первый раз дурачат. Помните случай с человеком из Пилтдауна? Это была полнейшая фальсификация, а мы до сих пор не знаем, чьих это рук дело.

— Ну, сейчас существуют более совершенные методы тестирования и исследования. Думаю, теперь обмануть людей не так просто. Хотя, соглашусь с тобой, в музеях по всему миру есть весьма ценные экспонаты, которые по-тихому отправляют на склады, поскольку их происхождение оказалось, в лучшем случае, сомнительным.

— Что такое «Пилтдаун»? — спросила Сибилла.

— Местечко в графстве Сассекс в Англии. В 20-х годах прошлого столетия там был обнаружен череп. Предположительно, это было недостающее звено в превращении человека из примата. Люди верили этому годами. Думаю, в том месте, где нашли череп, даже именную дощечку поставили. Однако было доказано, что это совершеннейшая мистификация и подделка. И Диана права, существует несколько версий, но ни одну из них нельзя с полной уверенностью принимать в расчет.[8]

— Итак, Диана, ты убеждена, что Мадьярская венера — это такая же подделка? И ты говоришь, что Чарльз изготовил ее в своем гараже или еще нечто в этом роде? — уточнила Грэйс.

— Ну, необязательно, что он сам ее сделал, вовсе нет. Все, что я хочу сказать, так это то, что с этими дневниками что-то не так, а Чарльз либо пускает всем пыль в глаза, либо ему не достает нужных знаний. В любом случае, венера наверняка подделка.

— Разве люди не подделывали предметы искусства сто лет назад? — удивилась Моргана. — Я имею в виду, а не мог ли кто-нибудь подделать ее тогда, а не сейчас?

— Конечно, — кивнула я. — Сто лет назад большинство подделок, которые предположительно были такими же древними, как и венера, были найдены в Северной Америке, а не в Европе. Все они были попыткой доказать — здесь я вольно трактую этот термин — что человек существовал на этом континенте десятки тысяч лет назад.

— А я говорю, что это подделка, — гнула свое Диана. — Ты нужна нам, Лара. Просто счастье, что я встретила тебя тогда. И учитывая то, что произошло, ты нужна нам, чем когда-либо. Итак, если мы хотим доказать, что венера — это подделка, с чего нам следует начать?

— Но у меня столько дел, — протянула я.

— А вот и нет, — отрезала Диана. — Ты же сама сказала нам в тот вечер, что подумываешь о том, чтобы взять отпуск, отдохнуть от магазина пару месяцев. Сколько же может потребоваться времени, чтобы доказать, что эта штука — подделка? Месяц, плюс-минус пара недель?

— А я не упоминала, что эта штука, как ты ее называешь, примерно на двадцать четыре тысячи лет старше, чем что-либо, о чем я знаю? Плюс-минус пара тысячелетий? — выпалила я.

— Так с чего начнем? — повторила Диана.

Я посмотрела на их полные ожидания лица и уже через мгновение поняла, что ухвачусь за эту нить и последую за ней, куда бы она меня ни привела, потому что я должна была выяснить, что произошло той ночью, когда погибла Анна. Так или иначе, они в это тоже отчасти замешаны. И кто-то из них должен знать правду.

— Нам следует начать с Лиллиан Ларрингтон, — со вздохом произнесла я.