Маг-гончая

Глава двенадцатая

Взгляд Маттео был прикован к шествовавшей по рынку Кассии, царственной и устрашающей не менее любой женщины, когда-либо носившей корону. Их короткая встреча ошеломила его настолько, что впервые в жизни он не мог подобрать слова.

— Ты глазеешь как рыба на крючке, — прозвучал у его локтя глубокий альт.

Голос был Кассии. Маттео подпрыгнул, в шоке от противоречащих друг другу свидетельств зрения и слуха. К следующему удару сердца он сообразил, кому принадлежат слова, и развернулся к ходячему бедствию в лице Тзигоны. Он с изумлением обнаружил, что девушка смотрит на него с выражением откровенного самодовольства.

— Легче легкого вышло, — объявила она радостно. — Всего-то и потребовалось, упомянуть вблизи Кассии что ты и этот Франдо планируете публичные дебаты, и она тут как тут. Ну как, получилось из этого что-нибудь?

— Можно сказать и так, — кратко ответил он. Тзигона нахмурилась, и ткнула ему в руки небольшой мешок.

— Можешь поносить для меня. Это поможет тебе вернуть репутацию вежливого и правильного джордайна.

Отсутствующе, Маттео взял мешок и перекинул его через плечо.

— Ты не представляешь, что натворила, верно?

— Вовсе нет. Я привлекла к тебе внимание Кассии. И снова — не стоит благодарности.

Маттео возвел очи горе.

— Снова, я от всей души солидарен.

В ответ ему достался подозрительный взгляд.

— Ты не кажешься довольным. Должна заметить, тебе нелегко отплатить. Но я знаю что нужно — от этого-то даже ты не откажешься.

Она двинулась сквозь толпу, скользя меж ордами покупателей и уличных артистов, уверенно пробираясь к неведомой цели. Маттео шел следом, мысленно ужасаясь новым бедам, которые может навлечь ее следующий акт "помощи".

Миновав рынок, они вышли на небольшую боковую улицу, обрамленную прилавками и шелковыми тентами, выкрашенными во все цвета радуги. Послеполуденное солнце просвечивало сквозь деревья, затенявшие улицу, даря драгоценную тень искавшим обеда.

Шепотки разговоров и вкусные ароматы вились в воздухе. Тзигона остановилась под алым пологом, глубоко вдохнула, разглядывая ряды свежей выпечки, выложенной на Т-образной подставке. Еще несколько пирожков жарились в пузырящемся масле, быстро становясь пышными, коричневатыми и чудесно пахнущими, каким и должен быть выпекаемый сладкий хлеб. Пекарь опускал очередную партию в истолченный сахар, смешанный с редкими специями: гвоздикой, кардамоном, мускатом. Похлопав по карманам, Тзигона извлекла несколько клинообразных кусочков электрума, использовавшихся в качестве мелкой монеты.

— Две палаческих петли, — попросила она булочника, указывая на длинные хлебцы с петлей на конце. — И пожалуйста, окуните их еще раз в пряности. Пусть будет послаще.

Когда она предложила одно припудренное лакомство Маттео, тот мотнул головой, указав на днище котла, раскаленное до красноты без всякого костра.

— Булки приготовлены с помощью магии, — объяснил он. — Джордайни такое запрещено.

Тзигона застыла на миг, уставившись на него, потом пожала плечами и с энтузиазмом впилась в сладкую выпечку.

— Вкус от этого не хуже. Но ничего, не пропадет. Я достаточно голодна, чтобы справиться с двумя, — заверила она. — Что с тобой делать? Давай пройдемся и найдем что-нибудь, подходящее для тебя.

Он скинул мешок с плеча.

— Не нужно, да и времени нет. Мне полагается вернуться на виллу патрона до заката, а необходимо еще доставить сообщение Прокопио.

Ухмыльнувшись, Тзигона игриво ткнула его в бок.

— Ага! Так ты не настолько подпортил себе карьеру, как стонал.

Маттео вздохнул, и облокотился на широкий серебристый ствол одного из могучих деревьев, затенявших аллею.

— Испорчу, как только лорд Прокопио узнает о брошенном Франдо вызове.

— С чего ему волноваться? Франдо идиот, даже по стандартам джордайни. Я встречала ослов, которые с легкостью одолеют его в дебатах.

— Пусть так, но он советник мага Ксавьерлин. Вызов между советниками отражается на их патронах. На текущий момент у Прокопио нет желания побеждать Ксавьерлин, но и проигрыш он тоже не может себе позволить.

Тзигона умудрено кивнула.

— Ага. Он сделал большую ставку на каждого боевого петуха. Так он в любом случае не сильно проиграет, но если у него нет свободных денег, это может оказаться неудобным.

Замечание возмутило его, как и сравнение между дебатами джордайни и вульгарным занятием вроде петушиных боев.

— Деньги тут абсолютно ни при чем! Дело в политике. Ксавьерлин — Верховный Старейшина Халараха. Для Прокопио бросить ей вызов равносильно объявить на весь свет о своих притязаниях на ее пост. В настоящее время он не может позволить себе выглядеть слишком амбициозным.

Очередное пожатие плечами продемонстрировало, что Тзигону все это не слишком волнует.

— Что сказала Кассия?

— Кажется, она собирается порекомендовать меня королеве Беатрикс, — буркнул Маттео. Тзигона просияла.

— Так все чудесно, верно? Станешь королевским советником.

— Ничего хорошего, если это означает отправиться во дворец опозоренным, единственно дабы избавить нынешнего патрона от хлопот.

— После того, как ты очутился на месте, какая разница, скакал ли ты на коне или муле? — заметила она. — Когда путешествие окончено, оно быстро забывается.

Пришлось признать, что в этом есть некая практичность.

— Я начинаю понимать логику твоих аргументов, — сообщил Маттео, и вздохнул. — И это меня тревожит.

Весело рассмеявшись, девушка взяла его под руку и заставила шагать помедленнее.

— Разве я не говорила, что со временем ты ко мне привыкнешь?

— По этому поводу нам нужно поговорить, — медленно проговорил он. — Не могу отрицать, мне приятна твоя компания, я часто вспоминал о тебе с нашей последней встречи. Поверь, я вовсе не хочу нанести обиду, но должен настоять, чтобы ты прекратила вмешиваться в мои дела.

Замерев на месте, Тзигона уставилась на него.

— Вмешиваться!

Настолько ошеломленной она выглядела, что Маттео почувствовал себя обязанным прояснить мысль.

— Лезть без спросу. Или заниматься, если тебе такой термин больше по вкусу. Последний пример — твое представление на Площади Древ.

— Тебя собирались пырнуть двумя очень неприятного вида кинжалами. Мой рассказ помешал этому.

— Помешал, и оскорбил джордайна, заставив его бросить вызов.

Тзигона скрестила руки на груди.

— Что, в свою очередь, привлекло к себе внимание главного советника короля.

— Не всякое внимание на пользу. Кассия считает меня глупцом, и поэтому собирается порекомендовать своей сопернице.

— Которая как раз случайно оказалась королевой Халруаа, — завершила за него Тзигона, повышая от раздражения голос. — Я-то думала, джордайни должны быть амбициозными! Какая разница, как ты пролез на высокий пост? Только попади туда, а дальше все зависит от тебя. — Она встала в надменную позу, и подвела итог голосом Кассии: — Если ты не способен использовать такой шанс, тогда ты и в самом деле дурак, каким сочла тебя советница короля.

Невероятная точность имитации, лучше любого эха, заставила Маттео удивленно покачать головой.

— Как у тебя получается?

— Голоса? — переспросила она небрежно. — Мне говорили, что у меня природный дар. Я как-то путешествовала с артистической труппой, так меня объявляли "человеком-пересмешником". Было весело, какое-то время, — доверительно сообщила она, — Но от перьев на костюме я вечно чихала. Слышал о Старой Бесс?

Маттео не сразу сообразил, о чем она вдруг заговорила, но спустя миг он кивнул. Мало кто из прибрежных жителей не слышал о знаменитом пирате. Пухлая женщина средних лет с добродушными манерами стареющей молочницы, Старая Бесс, тем не менее, числилась среди самых кровавых и безжалостных капитанов Великого Моря.

— Мне довелось однажды переговорить с ней, — признал Маттео. — Два года назад она провалялась в горячке часть времени летних дождей в доме джордайни.

— Старая акула? — изумилась Тзигона. — Странно слышать, что джордайни вообще стали возиться с ней.

— Иногда преступники и чужеземцы оказываются в доме на лечении, чтобы студенты смогли пронаблюдать течение серьезной болезни или травмы, и изучить способы борьбы с ними, — объяснил он. — На самом деле никто не ожидал, что она выживет. Когда она очнулась, то настояла в качестве оплаты за уход поделиться с несколькими студентами знаниями о приливах и течениях. Но самыми интересными уроками были ее рассказы о сражениях, — сознался он, слегка улыбнувшись.

— Значит голос ты знаешь. — Тзигона прочистила горло и, улыбаясь, вытянула губы трубочкой, надула щеки и полуприкрыла глаза. Для пущего эффекта она шагнула под алый навес, и просачивавшийся сквозь него свет добавил рыжих отблесков ее волосам, раскрасив лицо в выжженный ветром розовый оттенок. Не меняя ни облика, ни черт лица, она сумела передать сущность веселой, розовощекой пиратки.

— И чо теперь, милок? — осведомилась она с жизнерадостным очарованием и акцентом северных Муншае. — Рыбным ножичком по глотке чикнуть, или присядешь на рабочий кончик пики?

Небрежный тон, которым она перечисляла все более и более кровавые методы убийства, больше подходил для служанки в таверне, объявляющей меню.

Маттео обнаружил, что улыбается, а гнев начинает утихать. Трудно было оставаться сердитым на Тзигону долго. Забавная девчонка, в конце концов, действительно хотела как лучше.

Кроме того, джордайн решил, что интерес представляют далеко не только ее бесконечные истории: в ней самой таилась какая-то загадка. От его внимания не укрылось, с какой легкостью Тзигона перешла на Общий, широко распространенный торговый язык, не пользовавшийся популярностью среди, в большинстве своем замкнутых и гордых халруанцев.

— А теперь кое-что из упадочных северных земель, — объявила она, сменив манеру речи с хриплого диалекта Муншае на подчеркнуто-протяжную.

Звонкая, размеренная декламация напоминала классический стиль бардов, повествующих о сражении, или зачитывающих эпическое сказание о давно сгинувших героях. Комбинация отточенного тона и непристойного содержания заставила Маттео потрясенно покачать головой.

— Где ты наслушалась такого?

— Великие песни сохраняются, но дурные распространяются, — уведомила она со смешком. Он хмыкнул.

— Я не знаком с этой поговоркой, но она, по-видимому, верна.

— Поговорка? — Тзигона раздраженно поморщилась, но тут же заговорила о другом. — Так, что мы теперь будем делать?

У Маттео был ответ, хотя, как он обнаружил, его не слишком хотелось озвучивать.

— Боюсь, нам пора расстаться, — с искренним сожалением произнес джордайн, собираясь скинуть с плеча ее мешок.

Неожиданно встревоженная, она предупреждающе выставила ладонь. — Не клади его!

Вернувшиеся подозрения сопровождались острым приступом самобичевания. Отличительным свойством джордайни являлась сильная сопротивляемость магии, включая все средства магического сканирования. Поскольку соответствующие устройства и заклинания редко могли обнаружить их, джордайни представляли собой прирожденных курьеров. Сложные правила протокола не позволяли никому использовать их в этой роли, даже собственным патронам. Они могли нести только то, что помещалось в кожаные мешочки на поясе, и запоминали сообщения вместо того, чтобы брать с собой свитки. Приняв сумку Тзигоны, Маттео пошел против традиций, нарушив несколько основополагающих правил. А не подумав о причинах, по которым девушка вручила ему свою поклажу, Маттео доказал, что слова о его наивности более чем соответствуют истине.

— Что там? — потребовал он.

Не дожидаясь ответа, он распахнул мешок и запустил туда руку. Пальцы сомкнулись на гладком, твердом цилиндре, и, под грохот колотящегося сердца, на свет появился деревянный тубус для пергаментов.

— Книга заклинаний, — ошеломленно выдавил он. — Ты же сказала, что не маг.

— Не обязательно быть магом, чтобы знать цену таким вещам! — процедила Тзигона. — На рынке за нее можно выручить немалую сумму, только продавать надо после захода солнца и подальше отсюда.

Маттео окатила волна облегчения, удивившая его самого — как и понимание того факта, что ему куда легче иметь дело с Тзигоной-воровкой чем с Тзигоной-волшебницей. Конечно, воровство он не одобрял, но в его мире маги могли исполнять только две роли: патроны, которым надо служить, или враги, которым надо противопоставить свое мастерство и победить.

Мысль о битве заставила его внимательнее взглянуть на магические отметины на тубусе, в поисках какого-то признака школы и могущества его владельца. Это было важно. Сражения нужно избежать, если представится такая возможность, но он сомневался, что обворованный чародей даст ему шанс объясниться.

Почти сразу он нашел то, что искал. Легкие штрихи на темном дереве изображали ворона, примостившегося на вершине треугольника — символы смерти и обновления, несомого смертью, так что, скорее всего, речь шла о некроманте.

Поморщившись, Маттео бросил тубус обратно в мешок. Некроманты не занимали ведущих позиций в иерархии магов Халруаа, и не считались особо могущественными, но связываться с одним из них джордайну не хотелось.

— Что-то не так? — быстро спросила Тзигона.

— Не считая того, что ты опять заставила меня нести ворованную вещь? — обвиняющим тоном уточнил он. Девушка окинула его проницательным взглядом.

— Прости конечно, но тебя это, похоже, не сильно беспокоит. Когда я сказала, что собираюсь перепродать этот свиток, ты явно вздохнул свободнее. Судя по всему, я опять наступила на один из твоих драгоценных законов джордайни.

Ее замечание заставило Маттео задуматься, не может ли быть такого, что он действительно больше заботится о законах ордена, чем о простых материях правильного и неправильного. Воровство, по его мнению, являлось неправильным, в то время как магия, строго говоря, нет. Но, хотя общение с ворами ни в коем случае не считалось приемлемым, дружба с магом может привести его к изгнанию, или даже к казни. Подобное соотношение выглядело странновато.

Он твердо решил поразмышлять над этим как-нибудь потом, и насколько мог, постарался объяснить ситуацию Тзигоне.

— Джордайн не может использовать магию, или платить за ее использование в личных целях. Он не имеет права владеть или использовать волшебные предметы. Он не должен завязывать личных отношений с чародеями. Даже прикосновение к магическим вещам нежелательно. Чистоту ордена поддерживают маги-гончие и Совет джордайни, и наказание преступившим любое из этих правил полагается очень суровое.

Тзигона прищурилась.

— Все так плохо? Ну, не беспокойся. Я избавлюсь от этой вещицы до зари, — заверила она, протягивая руку к мешку.

В этот момент, наткнувшийся на них прохожий, вышиб мешок из пальцев Маттео. Тзигона метнулась, пытаясь подхватить его на лету, но не успела, и мешок с глухим стуком упал на мостовую.

Со стремительностью атакующей змеи из него вырвалась сумеречно-багровая вспышка магического сияния.

Неожиданное проявление магии обеспокоило вкушавших обед поблизости. Переворачивая скамьи, они заторопились прочь. Выпечка и сыры попадали на камни, монеты и товар оставались забытыми на прилавках — у продавцов, равно как и покупателей, появилась более неотложная задача. Магические битвы на улицах Халруаа случались редко, но не настолько, чтобы прохожие сочли новизну зрелища достойной риска.

— Красная молния. Ничего хорошего не светит, — пробормотала Тзигона, пододвигаясь к желтому тенту торговца рыбой неподалеку.

Молния скользнула в обратном направлении, обрисовывая путь поискового заклинания. Свечение и мощь разряда заметно выросли; он стал ярче и каким-то образом весомее.

Маттео нахмурился. Такое завершение заклинания стало для него сюрпризом. Немногие маги способны были сами путешествовать по дороге, проложенной чарами поиска. Тот, с которым ему предстояло вот-вот столкнуться, оказался сильнее, чем он надеялся.

Его руки опустились к кинжалам при виде наконец появившегося чародея — не обнажая клинков, но готовясь в случае нужды защищаться.

Жертвой последнего воровства Тзигоны оказался высокий мужчина, необычайно долговязый и узкий в плечах, в черно-красном облачении некроманта, вихрившемся как штормовые облака на закате. Слабый, но отчетливый, вокруг него витал аромат смерти. По какому-то совпадению сам некромант оказался бледнее трупа, настоящий альбинос, с водянистыми глазами и кожей белее рыбьего брюха. Черная одежда отбрасывала на кожу сероватые тени.

Маг надвигался на Маттео с почти театральной угрозой, выставив в его направлении тонкую руку. Бледность еще сильнее разлилась по коже, сделав плоть прозрачной как хрусталь, обнажив прячущуюся внутри кость.

— Узрите судьбу ладоней, дотронувшихся до моей книги, — нараспев завел чародей.

— Ага, лет через шестьдесят, — пробормотала Тзигона откуда-то из-за спины джордайна.

Он разделял ее уверенность — как джордайн, он был неуязвим для большинства заклинаний. Другое дело, и это его немало интересовало, как Тзигона может объяснить собственную защиту. В конце концов, заклинание поиска не работало и когда она несла мешок. Некромант сделал резкое движение костистой ладонью, и подождал немного. Мрачная надменность быстро сменилась гневом, когда никто не соизволил покорно рассыпаться в прах.

Следом он произвел серию быстрых, нетерпеливых жестов. По его приказу, дюжина гладких, отполированных палок взмыла ввысь из корзины на близлежащем прилавке, все заканчивавшиеся кисточками — жонглерские принадлежности, продававшиеся по три штуки в качестве игрушек для детей. Палочки устремились к середине опустевшей площади и там со щелчком соединились. Странный, угловатый скелет, кости создания никогда не знавшего жизни, зашагал по направлению к Маттео.

Джордайн быстро изготовился к схватке. До того ему не доводилось сражаться с таким противником, но он рассудил, что любое существо — живое, мертвое или такая конструкция — составляются из частей примерно одинаковым способом.

Пригнувшись, он отскочил в сторону от надвигавшегося скелета. Разворачиваясь, Маттео полоснул по месту, где у настоящего тела находилось бы колено. Серебряный клинок вонзился во что-то незримое — не плоть, но почти столь же вещественное. Связующие магические нити оказались прочными и не порвались полностью, но на творение некроманта удар подействовал, словно ему перерезали сухожилия. Оно мгновенно остановилось, накренившись на бок и размахивая «руками» старалось восстановить равновесие.

Маттео нырнул под руку и вставил кинжал меж двух соединений деревянного хребта. Накрепко ухватившись за рукоять, он пинком вышиб вторую ногу из-под скелета. Тот с треском повалился и остался лежать, дергаясь, но не в силах больше управлять своими частями. Поток магии, соединявший его в единое целое, следовал теми же путями, что и энергия по позвоночнику живого человека. Разруби его, и дело сделано.

Некромант завизжал от ярости, и двинулся к Маттео, бешено жестикулируя. В одной руке болталась тонкий обрезок протухшей, вонючей рыбы. По мере того, как маг завершал жесты заклинания, омерзительный маятник растворялся в жутковатом зеленом сиянии, впитывавшемся ладонями некроманта.

Маттео замер. Он не узнал заклинания, и не представлял, как ему противодействовать.

Но Тзигона отреагировала сообразно избранному некромантом оружию. Схватив пригоршню угрей из корзин торговца рыбой, она швырнула их в мага. Змеевидные рыбины оплели его лодыжки, заставив его остановиться и ослабить концентрацию на заклинании. Он чуть не упал, и вид мага, неуклюже пытающегося сохранить равновесие, мог бы показаться комичным, будь обстоятельства менее мрачными.

Некромант стряхнул угрей прочь — при прикосновении его ладони угри зеленовато засветились, и отвердели как палки. Один из угрей врезался в древесный пень со звуком бьющейся глиняной посуды. Осколки разлетелись во все стороны, испещрив облачение мага светящимися зелеными точками.

— Эй, сопля драконья! Сюда! — выкрикнула, размахивая руками, Тзигона, пытаясь отвлечь внимание чародея от Маттео.

Оскорбление своего достоинства маг воспринял еще хуже, чем воровство книги заклинаний. Пинком отшвырнув последних угрей, он кинулся к ней, в бесцветных глазах начал разгораться алый огонь.

Ощутив холод, исходящий от приближающегося чародея, Маттео наконец понял природу его заклинания. Немногие из некромантов могли вызвать прикосновение лича, опаснейшее заклинание, повторяющее парализующий тело и душу эффект прикосновения ставшего нежитью мага. Но, встав между магом и Тзигоной, Маттео перехватил потянувшуюся к ней светящуюся руку.

Он принял страшный холод, который приморозил бы большинство людей к месту не хуже леденящего дыхания белого дракона. Заставляя себя не обращать внимания на боль, он сжал покрепче хватку на руке мага и резко, с силой провернул. Тонкие кости подались с болезненным хрустом.

Жестокая самозащита была не по душе Маттео, но он не видел иного способа остановить чародея, не доводя до убийства.

Вопль некроманта, полный боли и ярости, взмыл ввысь, превращаясь в ужасающий вой. Маг попятился, отступая от джордайна и на ходу в буквальном смысле уменьшаясь в размерах.

И еще, меняясь. Кости с треском вставали на новое место, нос выпучился, затем дернулся вперед, превращая лицо в удлиненную морду. Одежда свалилась, давая простор белым волосам, прораставшим сквозь мертвенную кожу. Спустя считанные секунды человеческий облик мага уступил место поджарому, призрачному волку.

Джордайн предвидел нечто подобное. Хотя сломанная рука на долгое время ограничила возможности мага в части непосредственного творении заклинаний, ни один приличный некромант не забывал держать кое-что в запасе — магию, активировать которую можно было без слова или жеста. А теперь, в теле волка, магия ему была не нужна.

Как оказалось, у него хватило так же расчета на еще одно заклинание, чтобы сделать Маттео уязвимым для когтей и клыков. Принявший оборонительную стойку джордайн обнаружил, что кончики его кинжалов начинают раскаляться. Быстро отбросив их, он приготовился совершить то единственное, что ему оставалось.

Губы призрачного волка изогнулись, обнажив неестественно длинные, острые клыки в черных деснах. Зарычав, оборотень подобрался перед прыжком.

Выждав нужное мгновение, Маттео прыгнул навстречу магу-волку. Разворачиваясь на одной ноге, он изо всех сил впечатал другую прямо в грудь оборотню, поймав его в верхней точке прыжка.

Танцующей походкой Маттео отпрыгнул прочь от рухнувшего наземь, с почти человеческим выражением удивления на бледном лице, волка. Но ни тени дыхания не колыхнуло могучей белой груди, волк-маг не издал больше не звука. Сердце остановилось в момент удара, и не забьется вновь.

Безмолвный Маттео наблюдал, как волк медленно расплывается, возвращаясь в прежний облик. Белесое, лишенное жизни тело мага казалось, если такое возможно, еще менее человеческим, чем оставленная волчья оболочка.

Он почувствовал, как придвинулась ближе Тзигона. Девушка осторожно потрогала ногой застывшую фигуру, потом провела пальцам по утихшему пульсу на шее некроманта. Поднявшись, она широко распахнутыми глазами уставилась на Маттео.

— Ты убил его, — словно не веря собственным словам, выговорила она. — Ты убил его одним ударом.

— Я мог бы остановить его, не нанося тяжелых ран, оставь он мне кинжалы, — коротко ответил Маттео, приняв ее изумление за неодобрение.

На самом деле, он был потрясен куда сильнее Тзигоны легкостью, с которой пришла смерть. Джордайна с детства тренировали для боя, с того момента, как возраст позволил ему держать деревянную палку не падая. Но впервые от его руки погиб человек. Ему казалось, что должно быть сложнее — событие настолько окончательное, завершающее, не может свершиться с почти неприличной легкостью и поспешностью. Возможно, ему полагалось время обдумать собственные действия. И тогда, быть может, он не стоял бы теперь, не отрывая взгляда от мертвеца, поражаясь холодной пустоте, которую оставило в его сердце неожиданное исчезновение совершенно незнакомого человека. Словно потаенная комната внутри распахнулась, та, о которой Маттео и не подозревал прежде. Он может убить. Он убил.

— Он не должен был умирать, — тихо произнес Маттео. — Хотелось бы мне, чтобы этого не случилось, пусть он и желал нам зла.

— Бедный ублюдок, — согласно кивнула Тзигона. Почему-то ее выбор слов резанул по натянутым до предела нервам джордайна.

— Человек мертв, — сказал он холодно. — Он погиб, пытаясь вернуть законно принадлежащую ему собственность, украденную тобой. Я не жду, то ты хоть в какой-то мере примешь на себя ответственность за эту смерть, но не желаю слушать, как ты позоришь его. Кто ты такая, чтобы так очернять его имя?

Тзигона отшатнулась. Взгляд девушки приковало к Маттео, подкрашенные глаза широко распахнулись на неожиданно побледневшем лице. Она не выглядела бы такой растерянной и преданной даже ударь он ее.

Быстро придя в себя, она в очередной раз выразительно пожала плечами, и исчезла за углом со скоростью, которую Маттео, не будь он свидетелем других ее трюков, мог счесть магической.