Глава 48

Сегодня с самого утра, я то дико нервничаю, то ошалело улыбаюсь. Ожидаю, что совсем скоро мои лицевые мышцы дадут сбой и перестанут понимать, когда и как им следует реагировать.

Сначала я волновалась из-за нашего с Димой проекта.

Конечно же, я понимала, что мероприятие будет касаться не только нашего вуза, но все же не ожидала увидеть такое большое количество студентов в актовом зале. Несмотря на поистине огромный размер аудитории, далеко не всем хватило мест. Некоторым пришлось ютиться на лестнице, а кому-то приносили дополнительные стулья, но никто при этом не выглядел недовольным. На лицах каждого присутствующего мелькала улыбка предвкушения.

Двигаясь к нашим рядам, я не раз мысленно благодарила Киринова за то, что в его гениальную профессорскую голову не заглянула мысль назначить выступающими прикрепленных к старшекурсникам первокурсников.

А вот моего парня, видимо, совершенно не трогал тот факт, что зал буквально готов разорваться от нахлынувшего потока зрителей. Экс-извращенец ни разу не показал хотя бы маленькую толику нервозности. Шел рядом абсолютно спокойный, как удав. И к моей радости не замечал заигрывающих взглядов, которыми кидались в него не в меру активные девушки. Постыдились бы так пожирать глазами чужих парней.

Остальных участников мы прослушали в компании братьев Авериных и Кота. Ветров беззаботно смеялся над саркастичными шутками и комментариями старшего арийца, а также сжимал мою руку в своей ладони, тем самым снижая степень моей непонятной для самой себя тревожности. Я даже таблеточку глицина под язык положила.

И надо ли говорить, что вся моя глупая взволнованность оказалась совершенно напрасной?

Мой секси-наставник, оказавшись на трибуне, сумел мигом завоевать все внимание аудитории, получить восхищенные перешептывания девиц — которых я не одобряла — и собрать бурные овации, словно мы с ним изобрели финансовый коллайдер, способный нивелировать все возможные на мировом рынке риски. К ни го ед. нет

Киринов был определенно доволен происходящим. Сразу после тур-слёта разноплановых ботаников, он вызвал в свой кабинет Ветрова, Нестратова и Ольшанскую. Мы провожали взглядами их спины.

— Удовлетворен своими котятками, — добродушно хмыкнул Ник. — Будет им пузико чесать.

Но это все было днем. А сейчас я нахожусь в своей комнате. Расхаживаю из угла в угол, будто меряю пространство. И это действо настолько сильно меня захватило, что я, кажется, потеряла счёт не только затянувшимся в бесконечное ожидание минутам, но и шагам.

— Хватит отвлекать меня от чтения. — заявляет мелочь, устроившаяся на моей кровати с новым комиксом о Лариэле. Книжку ей чуть ранее вручил мой пришедший к нам в гости парень. — Вряд ли папа его убивает на кухне. Он же добрый. Ну, может, только запрещает вам двоим целоваться.

Если спросить меня, какую оценку я поставлю своей сестре в умении утешать и успокаивать, то на шкале от одного до десяти, я без раздумий поставлю тройку с минусом.

— Ты меня, по-твоему, так подбадриваешь?

— Баба Рита говорит, что надо всегда надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. А бабушка Наташа, что лучше сразу достать пистолет и отстреливать.

— Кого отстреливать? — сощурившись, уточняю я.

— Этого она не говорит, — не поднимая глаз от комикса, произносит Янка и философски заключает. — Говорит только, что сама пойму, когда вырасту.

Надо провести с обеими бабушками серьезные пояснительные беседы — думаю я, как раздается стук в дверь моей комнаты, а следом за моим спешным криком: «Войдите» — на пороге появляется Дима.

Он проходит в комнату, чуть прикрывает за собой дверь, и я пытаюсь, как в фильме «Обмани меня», считать его эмоции по лицу. Не найдя признаков испуга и впадения в многовековую депрессию, немного успокаиваюсь.

— Как тебе книжка? — включая кавайную улыбку, спрашивает у моей сестры Ветров.

— Она восхитительна! — очаровательно смущается мелочь и спрыгивает с бессовестно оккупированной кровати.

— Моей младшей сестре тоже понравилась новая история его приключений. Я, кстати, рассказывал ей о тебе и о Миле. У вас с ней, как мне кажется, много общего, вот я и подумал, а что если мы как-нибудь сходим вчетвером в парк развлечений или посидим в кафе, где продаются самые вкусные сладости?

Янка бросает в меня взгляд «что-мне-ответить»? И я тут же глазами информирую, что она вольна решать без моих подсказок.

— Было бы здорово. — улыбается мелочь, демонстрируя свои маленькие белые ровные зубки.

— Отлично. Тогда мы договоримся с твоей сестрой об удобном для всех времени и сходим.

— Класс! Пойду расскажу папе! Ура! — с этими словами Янка радостно выбегает из комнаты.

И пока этот маленький метеорит не передумал о своём уходе, я тут же закрываю за ней дверь, а в следующую секунду оказываюсь в объятиях Димы.

Прерывая последующий поцелуй, задаю волнующий меня вопрос:

— Что сказал папа? О чем вы говорили? Почему так долго?

— Мы общались всего-то минут пятнадцать, Пандочка. И он сказал то, что должен говорить хороший отец, переживающий за свою дочь.

— Он не против наших встреч?

— Нет. Но он против того, чтобы мы так рано начинали жить вместе. Я попытался пару раз начать эту тему, но он был абсолютно непреклонен.

— Ты все же решился спросить его об этом? — с ужасом уточняю я, прикрывая рот ладонью. — Но теперь он сможет догадаться, что я… Ну, что мы…

— Он тактично намекнул, что твоих частых выходных ночёвок у Кати пока вполне достаточно. Так, что думаю он уже давно догадывался, и тебе не о чем переживать.

— Как же стыдно…

— Почему? Мне кажется, мы с ним хорошо пообщались. И я бы очень хотел познакомить тебя со своей мамой.

— А ещё сводить наших сестёр в парк развлечений?

— Да. Заодно отметим отказ твоей мелочи переезжать жить к вашей матери.

— Она все равно поедет к ней на все лето… — надуваю щеки я.

— Мать нужна твоей сестре, Милка. — улыбается Дима, целуя меня в висок.

— Ты говоришь точно, как папа.

— Говорю же, мы с ним поладили.

Он садится на мою кровать и, притягивая меня к себе, опускает на свои колени.

— Сегодня такой сумбурный день, что я не понимаю, где нахожусь.

— Ты там, где должна быть. — хитро ухмыляется Дима. — На моих коленях. — снова целует, но уже в губы. Очень нежно и головокружительно сладко, а затем говорит то, отчего внутри начинают порхать самые прекрасные бабочки. — Я люблю тебя, моя Пандочка, очень сильно.

— А я люблю тебя, Ветров.

Загрузка...