Магические штучки. Неоконченная повесть

Суббота

Электричка почти пустая: все, кому нужно было на дачи, уехали вчера, и возвращаться они будут не раньше завтрашнего вечера, так что в это утро в вагоне нашими соседями оказываются лишь три бабульки цветущего вида и лежащий на лавке алкаш — ноги поперёк прохода.

Мы со Светланой сидим почти у дверей, но иногда, когда ветер задувает в окно, запах этих ног доносится и сюда, хотя может быть это так пахнет алкаш, весь полностью. Светка в такие моменты ничего не говорит, но досадливо морщится. Примерно так же, как сегодня на рассвете, когда растолкала меня, уснувшего в кресле на веранде, голова на стол — я поднялся, и с колен моих на пол грузно брякнулся здоровенный топор. Вот тогда-то, она и состроила гримаску, но не сказала ничего. Тактичная у меня подруга!

Теперь она едет со мной в город, по её словам, чтоб не скучно было одной оставаться, а на деле — кто её знает? Может быть в мою защиту верит, возможно же такое? И теперь нас ждут всякие дела, и не в последнюю очередь — разговор с Настей, чтобы окончательно выяснить, можно ли нам остаться. Судя по вчерашнему Настиному тону, это отнюдь не факт.

Как ни странно, но где-то в районе Томилино[16] в вагон деловой походкой входят контролёры, не отдыхается им! Хотя нам-то что, у Светки билет, у меня сезонка… «Кстати, где она?» — Обшариваю карманы куртки и нахожу сначала чёрный квадратик — изнанка вчерашней фотки, а под ней уже и пластмассовый чехольчик с единым и спасительной розовой бумажкой.

«Контра» на нас глядит мельком и всем составом устремляется к алкашу, ну а я решаю посмотреть на то, что же получилось на той фотке. Вновь вытаскиваю её, переворачиваю…

«Это ещё что такое?»

Серые пятна фона, и на нём что-то такое, ну совсем на того пижона не похожее, а похожее… разве что на надувного монстра, рядом с которым на Арбате детей фотографируют, и больше ни на что.

Длинное худое туловище, суставчатая шея, узкая голова с неожиданно широкой зубастой пастью, руки-ноги тоже худые, на руках три сустава, а на ногах два. Цвет серо-зелёный, только пасть изнутри красненькая и глаза такие же. В этой детали сходство с пижоном всё же просматривается. Но остальное-то — полный бред.

— Свет, откуда бы такое?!

— Что? Ах, это… Ну это я… На Арбате чучело сняла, наверное, карточка застряла. Она тебе нужна?

Голос у Светланы такой равнодушный-равнодушный, особенно последние слова, подразумевающие: «Не нужна, так отдай и забудь». Не был бы он таким, я б поверил, ну а так — стоит подумать.

Хотя, почему бы и не поверить? Вот помнится был у меня в детстве такой случай: печатает отец фотографии, а мы с сестрой смотрим. Вот кадр — сестра с куклой, карточка кладётся в проявитель, все ждут, и вдруг на фотографии проявляется тундра, ездовая лайка и вертолёт на заднем плане… Оказывается, отец во время обработки предыдущей плёнки по ошибке сунул отэкспонированную бумажку не в проявитель, а обратно в пакет с чистой бумагой. И теперь относительно слабое изображение сестры наложилось на яркий снимок времён его северных поездок.

«Только вот какого хрена Светка этот муляж халтурный запечатлеть решила?»

Вообще говоря, кроме чучела арбатского, этот зверь на карточке напомнил мне ещё творения больной фантазии авторов газеты «Голос Вселенной», и теперь в памяти вертится слово «мугыгр», которым одно из таких творений обозначалось. После Насти надо бы съездить в одно место, где народ такие картинки любит, показать вот это вот. Кстати о Насте: за окном мелькают знакомые ещё по школьным временам пейзажи пустырей и свалок вдоль кольцевой, значит сейчас Ждановская[17], и пора выходить.

Светлана терпеливо ждёт меня в скверике у Настиного дома. Когда я выхожу, она поднимается с лавочки и идёт навстречу, а я гляжу на неё и откровенно любуюсь. Может Светка это и отмечает про себя, но никак своего отношения к моим взглядам не проявляет и спрашивает:

— Ну как?

— Да так,— я подражаю мелодии старой-старой песни.— А точка усмехнулась и стала запятой[18]. Личный разговор насчёт незаконного вселения получился не успешней телефонного. Сказано мне было примерно следующее: мы люди культурные и шваброй поганой прогонять не будем. Но и я, как человек тоже культурный, должен понять, что был неправ, и убраться самостоятельно. Весёлые подробности о твоём положении я пересказывать не решился, особенно после вечернего эпизода, а голословные уверения насчёт того, что «очень было надо» оказались понятыми Настей в совершенно конкретном смысле, и на её настроение не повлияли. Или повлияли, но не в нужную нам сторону. Такие дела.

— Понятно…— ровным голосом произносит Светлана, но тона не выдерживает и продолжает одновременно зло и жалобно: — Значит всё, разбегаемся? А мне казалось…

— Мне тоже казалось. Да погоди ты, дай подумать! А хочешь сделаем так: ты же сама говорила, что новую псину, на тебя натасканную, ещё не скоро притащат. Может быть к тебе на квартиру вернёмся, только теперь я при тебе буду.

— С топором у двери спать?!

— А хотя бы. С тобой на кровати не получается, так хоть с топором у двери!

— Это шутка, да? Смеяться можно?

— А хочется?

— Не очень. Дело не в тебе, а в том, что тот дом и так известен, и наверняка за ним следят.

— Тогда… О! А впишу-ка я тебя на куковлятник!

— Чего?

— Есть такой человек, в народе зовут его Куковлев, а по имени он Сергей. Жилище его соответственно — куковлятник, и там можно осесть на некоторое время. Если, конечно, правильно себя вести.[19]

— А правильно — это как? — осторожно интересуется Светлана и добавляет в оправдание этой осторожности: — Наши ребята из «Тролля» тоже на флэту некоторое время жили. Я попробовала, но мне там очень не понравилось.

— Куковлятник — это не хиповский флэт. Это… Ладно, пошли, объясню по дороге.

«Легко сказать — объясню. Я и сам-то не уверен, что понимаю явление природы по имени Сергей Куковлев и всё, что вокруг него творится».

Жил да был парень моих лет, учился в МФТИ, в армию сходил, квартира своя с некоторых пор… И вдруг оказывается, что этому человеку от жизни не нужно общепринятого материального, а нужно, чтобы просто было интересно. А поскольку одна из интересностей жизни — это всяческие нестандартные люди, то их появление и пребывание в квартире всячески приветствуется и не прерывается до тех пор, пока они не начинают быть хозяину неприятными. Таким образом, Серегина квартира постепенно превратилась в постоянно действующую тусовку, качественный состав которой меняется в зависимости от изменения увлечений его самого. Сейчас, например, у него можно встретить компьютерщиков — раз, и магов-экстрасенсов-энергетических деятелей — два. Это в основном, но и другого народа тоже бывает немало, так что не соскучишься. По моим прикидкам, вполне можно было попросить Куковлева приютить Светлану на насколько дней, а за то, как она будет обходится с сексуальной озабоченностью мужской части куковлятника, я особенно не беспокоился.

Длинная и обычно нудная дорога на метро пролетает почти незаметно за растолковыванием Светке тонкостей истории и нынешнего состояния куковлятника, разумеется в тех пределах, в каких ей это стоит знать, ну и, конечно, основных правил поведения: не пить, не курить («Серьёзно что ли?» — «Ну я же говорил, что это не обычный флэт!»), посильно обеспечивать общество едой, не наводить бардака свыше существующего… Ничего сверхособенного.

Светлана слушает, согласно кивает, и я вижу, что идея некоторое время пробыть у Серёги ей… ну, не то чтобы начинает нравиться, но и чувство протеста вызывать уже перестала. Как сказал Ходжа Насреддин Багдадскому вору: «Полдела сделано. Осталось только уговорить принцессу». А роль принцессы, в данном случае, будет исполнять Куковлев.

— Менее подходящего исполнителя этой роли трудно представить,— заканчиваю я рассказ и добавляю: — Ты бы за принцессу сошла гораздо лучше.

— Серьёзно? Надо как-нибудь попробовать! — говорит Светлана с некоторым превосходством, как будто она и так младшая сестра принца Уэльского. Я хочу сказать ещё что-то, но поезд тормозит, и приходится проталкиваться к дверям.

Узкая лестница хрущёвской пятиэтажки, и вот оно, широко известное в узких кругах место: дверь в квартиру, на ней номер «50», а под ним надпись: «А что это за шаги? — А это, мнэ-ээ, нас арестовывать идут!». Надпись эта появилась после реального визита милиции, первого, но скорее всего не последнего — уж больно своеобразное это место, квартира 50.

Итак, я приличия ради звоню, а потом берусь за полувыдавленную фанеру двери и осторожно, чтоб не оцарапаться о торчащий гвоздь, открываю путь вовнутрь, а потом так же осторожно закрываю его за Светланой. Посреди прихожей лежит внушительная куча походного снаряжения, поперёк зеркала возложен деревянный меч и фанерный щит со следами жестоких схваток. Из кухни слышно брякание гитары, а глянув вперёд, я вижу сразу две картины, разные по теме, но одинаково впечатляющие.

Левее, в центре комнаты стоит пухленькая молоденькая девочка в белом костюмчике, держит над головой воздетую руку с ножиком столового вида и сосредоточенно всматривается в него. Рядом с нею враскоряку стоит не менее молодой мальчик и направляет на кинжал напряжённые пальцы — идёт некий эзотерический ритуал.

Правее, перед экраном полуразобранного, но работающего компьютера, возлежит с клавиатурой на пузе и телефонное трубкой у уха длинноволосый и толстый парень в заношенных плавках и произносит примерно следующую фразу:

— …То есть коннект всё же проходит? Значит, этот девайс в принципе компатибал, но компатибал нетривиально, и если мать кривая, то будет глючить[20].

После чего трубка кладётся, он оборачивается ко мне и восклицает:

— О, привет! Жрать принёс?

Парень в плавках и есть хозяин этой квартиры, этой тусовки и этого компьютера, словом, Серёга Куковлев собственной персоной.

— Нет,— говорю.— С деньгами нонче дупа, так что в другой раз.

— Ладно. Чай будешь? У нас там какое-то печение есть…

С этими словами Серёга спихивает клавиатуру в сторону, встаёт и движется на кухню, полностью игнорируя мальчика с девочкой, которые, судя по их отрывистым репликам, пробивают куда-то какой-то канал. Стоящая молча Светлана удостаивается мимолётного взгляда, но не более — подразумевается, что я сам её представлю, а если не представлю, то значит и не стоит она того.

На кухне обычное для нынешних времён квартиры 50 общество: одна девица системного вида (некрасивое лицо, длинное платье-тряпка, фенечки[21] на запястьях и хайратник на распущенных волосах) бренчит по струнам, другая — такая же, но посимпатичней, расчёсывает ей волосы; худой парень в дырявых джинсах сидит у стола сам по себе; а в углу, на трёхногом стуле — ещё один персонаж — в тройке, при галстуке, коротко подстрижен, но, судя по всему, чувствует себя в неформальной обстановке вполне свободно, да и обстановка тоже ничего против не имеет.

Светка не то чтобы очень смущается, но попыток оказаться в центре внимания тоже не делает, и прерванный появлением новых лиц трёп вновь возвращается в свою колею — про магию и энергетизм, о чём же ещё! Девица, не прекращающая бренчания по струнам, продолжает описывать недавний поход в аномальную зону, куда-то под Чехов[22]. Там и захоронения какие-то древние, и тарелки летают, и тропинки в тамошнем лесу не ведут никуда… Поляны с неправильным набором трав, напряжённость в воздухе, а по ночам духи из соседней вселенной шастают. Среди них, магов нашенских, очень модно нынче ходить по всяким таким местам, а уж кому чего привидится — дело личных способностей к восприятию. Или вранью, но тут уж, как говорится, «не любо — не слушай, а врать не мешай».

В кухне и так не просторно, а когда приходят мальчик с девочкой, которые в комнате фигнёй страдали, то становится откровенно тесно. Светку, мужественно слушающую всю эту ахинею, приходится усаживать на колени, на освободившуюся табуретку устало опускается девочка в белом костюме, и вновь идёт всё тот же трёп.

Возмещая молчаливость спутницы, я тоже вступаю в разговор и рассказываю историю ночной драки, подавая её как нечто таинственное и мистическое. Но в процессе рассказа происходит странная вещь: начатый, как откровенный стёб, пересказ на меня самого производит впечатление чем дальше, тем всё более гнетущее. Может быть, из-за того, что тот синий пакет, о котором я старался последнее время не думать, вновь начал вертеться в мыслях, а может, из-за того, что как-то вдруг получилось, что я, сам того не ожидая, вполне логично и просто объяснил многие несуразности Светкиной истории. Она, кстати, тоже что-то такое ощутила, ещё раньше меня, и по ходу дела несколько раз пыталась то лягнуть меня, то локтём пихнуть. Но меня, что называется, уже понесло, и припасённая в качестве ударной концовки фотография «мугыгра» производит эффект даже больший, чем ожидался.

Ну, слушатели обалдели, само собой,— рассказы рассказами, а вот материальные свидетельства всяческих чудес и диковин в этой среде очень редки. Но ведь и Светлана вздрогнула, и самого меня передёрнуло, когда голенастый урод вновь улыбнулся с фотографии, да и вообще — думал напугать почтеннейшую публику, а больше всего напугался сам.

В наступившей тишине шумит закипающий чайник, и вдруг та из хипообразных девушек, которая посимпатичнее, тихо произносит:

— Я его видела.

Светка резко вскакивает с моих колен и цепляется своими брюками за торчащий из ножки стола недозавёрнутый шуруп. Крышка стола отрывается от рамы и подпрыгивает вверх вместе со всем, что на столе расставлено — чашками, заваркой, сахарницей. Полсекунды спустя раздаётся треск ткани, крышка стола обваливается на своё старое место, правда чуть наискось. На ней теперь живописный беспорядок из разлитого чая, опрокинутых кружек и маленькой горки сахара, медленно коричневеющей от подножья к вершине. Во все стороны из-под стола бегут испуганные тараканы, но Светку это не интересует:

— Что? Ты видела… это?!

Есть такое выражение: «глаза всех присутствующих устремились…». На этот раз получилось не так — на Светку устремляются глаза почти всех, но вот Серёгины глаза устремлены скорее на меня, и в них явственно читается вопрос: «Лёх, ты кого ко мне привёл?»

Как ни странно, но первой в себя приходит Светлана. Она извиняется, потом извиняется ещё раз и кидается наводить порядок, не обращая внимания на зияющую прореху в своих модных брючках. Серёга, разглядевший, что непоправимого ущерба Светкин порыв не нанёс, бурчит что-то типа «ладно, бывает», и пока девушки аккуратно стряхивают с клеёнки в ведро намокший сахар пополам с хлопьями заварки, мы с ним пытаемся установить на место крышку стола. Дело на лад не идёт, Куковлев с неожиданной для своей комплекции грацией лезет под стол, распугивая последних тараканов, и через несколько секунд подзывает меня посмотреть.

Нагибаюсь и выворачиваю шею, стоя сбоку, ибо второй человек под столом рядом с Куковлевым уже не поместится. Он молча тыкает пальцем, и я созерцаю болт, который при рывке проломил своей шляпкой рассверленное в толстой доске гнездо, причём сама шляпка тоже заметно деформировалась. Серёга, убедившись, что я это увидел, вылезает, уходит, возвращается с плоскогубцами и выковыривает остатки несчастной железяки. Крышка стола подседает и становится на прежнее место.

Из ванной появляется Светлана с тряпкой в руке, она просит всех выйти из кухни, и Серёга мечтательно замечает:

— Однако, нет худа без добра. Теперь мне пол помоют…

В ответ Светка делает короткий зырк, и Куковлев — сам Куковлев! — тушуется, и вместе с народом отступает в комнату. Я остаюсь, как до некоторой степени чувствующий свою вину, помогаю Светке, таская тряпку к раковине и, улучив момент, задаю сам собою напрашивающийся вопрос:

— А что такого в этом видении?

Она молчит, и я продолжаю:

— Ведь они, маги эти доморощенные, что захотят, то и приглючат себе, хоть тень отца Гамлета. Я даже не уверен, что эта подруга не выдумала это прямо тут, прямо сейчас.

— Выдумала? — по тону Светки можно подумать, что она до сих пор не подозревала, что человек может что-то выдумать. И тем хуже для того человека.

— Ну, в общем, да. Я же тебе говорил…

Она молча протягивает мне тряпку, я её выжимаю и отдаю назад. После длинной паузы Светлана спрашивает:

— А как ты сам думаешь?

— Хэ его зэ. Я эту даму второй раз в жизни вижу, знаю, что она себя Аредель[23] называет, а так всё.

Аредель оказывается легка на помине. Она появляется в дверном проёме в тот момент, когда я произношу последнюю фразу, и смотрит на меня недружелюбно, словно её невесть как обхаяли. Светка распрямляется, делает шаг и, оказавшись к вошедшей почти вплотную, резко произносит:

— Ты сказала, что видела тролля. Где и когда?

Аредель молчит, Светка спохватывается и добавляет, оправдываясь за хамский тон:

— Для меня это очень важно, понимаешь?!

— Я его действительно видела, если тебя интересует именно это. А вот где и когда, это не для каждого…— произносит девица и при этом окидывает меня презрительным взглядом.

«Значит, она разговор с самого начала слышала, обиделась… Ну что ж, Аредель мне не самая близкая подруга, переживём как-нибудь».

Светка всё так же стоит перед ней и требовательно смотрит в глаза, и я вдруг ощущаю, что в воздухе появилось что-то знакомое, как бы запах того самого приказа безусловно подчиняться, которым меня не так давно из подъезда Вовкиного дома выгоняли. А вот бедной Аредели такое ещё внове, и вместо полагающихся в такой ситуации гордого разворота и ухода, она вдруг прислоняется плечом к стене и начинает говорить, тихо и, я бы даже сказал, покорно.

Аномальная зона, оказывается, есть не только под Чеховым. Эти ребята, которые маги, видимо задолбались ездить бояться в общеизвестные местности, тратя по полтора-два часа на одну лишь электричку, и по этому случаю бодро-весело обнаружили в себе способность чувствовать «аномальность» прямо по месту жительства. Само собою, оказалось, что Москва «зонами» прямо-таки кишит, и вот с неделю назад был предпринят очередной поход. На этот раз в пустой дом в Серебряном переулке, знакомые арбатские края. Я этот дом даже знаю — красивый такой, светло-зелёный. Из него жильцов выселили в Солнцево по причине необходимости срочного ремонта и реконструкции, каковых мероприятий дом и ожидает уже пятый год, служа покамест приютом для алканавтов и парочек. А также для людей, которым жаль платить за осуществление того из прав человека, о котором Сахаров на съезде так ничего и не сказал[24].

Магов-экстрасенсов это не смутило. Главное, ореховый прутик в руках у некоего Странника рядом с этим домом вертелся, и кольцо золотое на нитке раскачивалось.

Аредель говорит как бы не с нами, а сама с собой.

Когда она стала описывать остальные приметы, по которым этот дом был выбран для визита, её слова мне показались туманными и бессвязными. Мне, но не Светке! Та — вся внимание, и похоже она Аределев рассказ бредом не считает…

— Когда наступило полнолуние, мы с Арбата в этот дом пришли, уже ближе к полуночи. Я была, Странник, Эглор и Дара — не та Дара, что здесь бывает, а ещё одна. Эглор сказал, что он чувствует ментальный ветер, который дует из подвала, и я тоже его почувствовала. Странник взял своё Кольцо Силы и пошёл впереди. Когда мы спустились вниз, то в этом подвале услышали… Сначала как вода течёт, а потом ещё звук, как будто идёт кто, медленно, мягко, но тяжело. Странник руку с Кольцом поднял, но оно его назад отшатнуло… Те, кто сзади были, они уже давно через силу вперёд двигались, а тут и вовсе остановились. Тот, кто там ходил, начал к нам приближаться, и Странник начал назад отходить, но споткнулся и упал. Я одна впереди осталась, стояла и чувствовала, как ко мне подходит… Подходит… У меня зажигалка была, я её схватила и щёлкнула, только не огонь получился, а просто искра… И в этой искре я и увидела его, как на фотографии сегодняшней. А потом меня назад швырнуло, то ли он толкнул, то ли Сила ударила, и всех тоже… Как волной из подвала нас вынесло на улицу и дальше погнало. Только около Арбата и остановились. Стали говорить — никто ничего почти не помнит и не видел… Ещё раз туда вернутся никто не захотел, ни тогда, ни потом. Получается, что я одна и запомнила всё, что там внизу было…

Аредель замолкает, потом встряхивает головой, как бы в себя приходя, и уже по-новому глядит на Светлану, а та всё такая же напряжённая стоит и всё так же в глаза ей смотрит, пристально и чуток сверху вниз. Голос Аредели меняется:

— Ты это что делаешь? Ты что со мной делаешь, а?! Так ты…— Она срывается с места, в секунду оказывается в прихожей и пытается открыть дверь. Когда это сразу не удаётся, она кричит без слов, как пойманные в капкан звери, наверное, кричат, и так дёргает за ручку, что последняя петля не выдерживает, и дверь падает на пол. Не обращая на это внимания, Аредель с грохотом катится вниз по лестнице, и ещё через секунду снизу раздаётся «бабах» двери подъезда.

Моя реакция сделала бы честь любому ручному тормозу: лишь в этот момент я делаю шаг в сторону обрушенной двери и почти сталкиваюсь с Серёгой. Он хмуро смотрит на меня и уже вслух произносит:

— Гм-м-м, Лёша. Ты кого ко мне привёл?

И я молчу, потому что сейчас мне уже не кажется, что знаю правильный ответ…

1991 г.