Путь избегания возможный
С подростком споров и обид –
Понять, что тут не возраст сложный,
Неприручимый био-вид!
Й.
Реакция пассажиров кареты на провокационное заявление магички опять же разделилась по гендерному признаку. Мадам Эпине, оправдывая все стереотипы об эмоциональности девочек, принялась ахать, всплескивать, недоумевать, суетиться, сыпать междометиями и задавать кучу глупых вопросов. Отвечать на которые пришлось самой же мадам Вессне, поскольку мальчики хмуро отмалчивались, не глядя ни друг на друга, ни по сторонам. Трубадуры уставились каждый в свое окно кареты, Иштвану окна не хватило, ему пришлось выбирать между полом и потолком.
По прибытии в «Белый жасмин» сделалось окончательно ясно, что, вопреки надеждам Иштвана, побег Аннель не сплотил Ложу трубадуров в едином порыве найти и вернуть беглянку, а непонятным образом разъединил их. Высадясь из кареты, трубадуры начали прощаться.
— Мы найдем Аннель и очень скоро! — с уверенностью, которой сам не ощущал, несколько раз повторил Иштван, с беспокойством глядя на поникшего Марцеля.
— Скажите, если что-то потребуется, — пробормотал Марцель вяло и пошел прочь, опустив голову.
— Мадам Вессне обещала помочь, а она настоящий столичный полицейский и инспектор магконтроля, — добавил Иштван менее уверенно, поворачиваясь к младшему трубадуру.
— Вот и целуйтесь со свой мадам Вессне! — бросил Якоб и побежал догонять старшего коллегу.
— Вы специально преподнесли новость о бегстве Аннель так, чтобы лишить меня команды? — с досадой спросил Иштван у «своей» мадам Вессне, которая на грубое высказывание Якоба только усмехнулась.
— Не очень-то надежна команда, которой так легко лишиться! — парировала магичка.
Иштван, уязвленный сильнее, чем хотел бы показать, вступился за трубадуров:
— Аннель — их друг, разумеется, мальчишки переживают! И выражают чувства, как умеют. В конце концов они еще всего лишь подростки.
— И какие же чувства ваши подростки сейчас выразили? — с иронией уточнила магичка. — Ну, давайте, давайте, учитель Йонаш, смелее! Что это было, по-вашему?
Иштван вздохнул.
— Очень похоже на ревность, — пробормотал он. — Но выраженную странно по-разному.
— Вот именно, — кивнула магичка. — А вообще, господин учитель, вы меня удивляете — при таком-то отношении к магам ваши любимые ученики, оказывается, одаренные.
— Якоб, надеюсь, нет, — возразил Иштван.
— Да, Якоб еще слишком мал, чтобы судить с уверенностью, — согласилась Мия. — Его спектр не успел сформироваться, но вот Марцель…
— Что Марцель? — буркнул Иштван.
— Сегодня юноша был расстроен и злился. И в его спектре я четко разглядела темные всполохи. Марцель — потенциально черный маг. Вы поэтому отговариваете его от академии?
Иштван неохотно кивнул.
— Племянник графа Шекая, Вигор, маг, и он предупредил меня о спектре Марцеля. Сам мальчик еще не знает, на первом тестировании черноты не видели.
— Но чернота в спектре — это же совсем не трагедия! — воскликнула магичка. — Мы живем в просвещенное время, черных больше не преследуют и не сжигают.
— Еще «слава анрофениту», прибавьте, — буркнул Иштван.
— По-моему, анрофенитовый ошейник куда лучше, чем костер, — заявила магичка. — Да и чтобы заработать его, маг должен совершить что-то совсем уж противозаконное.
— Я не пожелал бы Марцелю подобной судьбы, — признался Иштван. — Он может стать хорошим поэтом, у него несомненный талант.
— Он так же может стать и хорошим магом и вправе сам избрать свою судьбу, — напомнила магичка и пошла в дом.
Иштван уныло поплелся следом, сожалея, что так и не успел попросить Якоба показать стихи, которые утром не смог взять из-за наручников.
Трубадуры, отвергнув так поспешно общество Иштвана и прочих обитателей «Белого жасмина», огорчили этим не только покинутого ими учителя, но и гостеприимную мадам Эпине, твердо вознамерившуюся немедленно накормить всю компанию обедом. В какой-то степени утешить ее смог Борош, застенчиво, но все же принявший приглашение на обед. Дьюлу на время обеденного перерыва пришлось оставить у ворот.
— Что предпримем дальше? — спросил Иштван, которому не терпелось начать хоть что-то уже делать для поисков беглой ученицы, у старшего инспектора Вессне, спокойно пьющей свой чай, и мысленно отметил, что невольно признает ее руководство и уступает принятие решений. Что, как быстро выяснилось, вовсе не означает его готовность решениям этим подчиняться беспрекословно.
— Воспользуемся еще раз присутствием господина Бороша и его любезностью и попросим отвезти нас в лечебницу, куда поместили вчерашнего пострадавшего маляра.
Борош охотно закивал, подтверждая, что он весь с Дьюлой вкупе целиком в распоряжении магконтроля, а Иштван взвился:
— И как это поможет нам найти Аннель? — раздраженно воскликнул он.
— А вы придумали уже план, который поможет? — сухо осведомилась госпожа инспектор.
Иштван, не желая открыто признавать, что ничего полезного так и не смог придумать, попробовал свести дискуссию в беспроигрышную плоскость этических норм:
— Безопасность девочки важнее вашей эпидемии, скорее всего, вообще не существующей!
— Ну вот и пообщаемся с жертвой моей эпидемии, чтобы точно убедиться, что ее не существует, — заключила магичка и прибавила примирительно: — Я здесь в служебной командировке, если вы не в курсе, мне в ежедневном отчете начальству что-то написать нужно. А по дороге обдумаем план поисков вашей принцессы.
Выполняя обещание старший инспектор на пути в лечебницу устроила Иштвану настоящий допрос, чтобы выяснить в итоге, что единственный и любимый учитель не знает о своей ученице почти ничего — ни кто ее подруги, и есть ли они вообще, ни чем занимается и с кем общается принцесса в свободное от уроков и Ложи трубадуров время. Единственное, что Иштван смог уверенно сообщить, это что на дне рождения Аннели год назад было много гостей из преимущественно знатных и богатых семей — не только из Бьора, но даже, наверное, и из столицы. И в основном эти гости были людьми взрослыми.
Сейчас это казалось странным, но тогда выглядело как-то естественно, вероятно, из-за самого формата празднования, проходившего в стиле великосветского приема. Как ни старались, выжать из этой информации что-то полезное для поисков Аннели ни Иштван, ни магичка не смогли.
Пострадавший маляр надежд Иштвана однозначно доказать отсутствие эпидемии проклятий в городе тоже не оправдал. Оказался он человеком малоприятным и склочным, склонным всегда и во всем винить всех подряд, без разбора и не утруждаясь ни логикой, ни доказательствами. Он и за единственный день своего пребывания в маленькой загородной лечебнице так допек абсурдными своими упреками и жалобами персонал и соседей по палате, что кровать его выкатили в результате в конец коридора и отгородили ширмой. Из-за которой загипсованный страдалец, вынужденный теперь определять наличие слушателей только на слух, при каждом шорохе и разражался визгливыми тирадами, обвиняя врачей, сестер милосердия, поваров, уборщиков и больничных тараканов в намеренном причинении ему всяческих обид и притеснений. В итоге все вышеперечисленные быстро освоили способы бесшумного перемещения и передвигались по лечебнице исключительно на цыпочках.
Появление новых объектов в лице старшего инспектора Вессне и Иштвана вызвало у прикованного к койке сложной системой веревочных растяжек маляра новый взрыв энтузиазма, и он принялся напропалую костерить «пепельного деда» смотрителя, зудевшего ему «под руку» и «сглазившего дурными своими придирками», бригадира, опять задержавшего недельную оплату, коллег, сколотивших леса «на соплях», и мэра, попилившего бюджет и поставившего для сборки лесов гнилые доски.
От высоких истеричных тонов его голоса зубы у Иштвана заломило почти как от сочинений Якоба, и он потихоньку отступил за ширму и дальше в другой конец коридора, куда сетования обиженного жизнью маляра доносились уже не с такой пронзительностью.
Дожидаясь стойко исполняющую долг и продолжающую допрос потерпевшего мадам инспектора, Иштван смотрел в окно, где на лужайке перед лечебницей гуляли ходячие пациенты, и вдруг узнал в сидящей неподвижно в кресле на колесиках женщине домоправительницу графа Шекая.
— Простите, — окликнул он проходившего по коридору врача, — это ведь мадам Сабоне там на прогулке в кресле? С ней можно поговорить?
— Да, конечно, — подтвердил врач, мельком глянув в окно. — Думаю, мадам будет рада. Она здесь уже вторую неделю, и ее никто не навещает.
— С ней что-то серьезное? — удивился Иштван. — Не знал, что она не здорова. Мадам всегда была такой активной и энергичной.
— У мадам Сабоне парез кистей обеих рук неустановленной этиологии, — неохотно ответил врач. — Больше ничего сообщить не могу, если вы не родственник.
Иштван поблагодарил врача и поспешил навстречу показавшейся из-за ширмы маляра магичке.
— Ну как вам, господин Йонаш, эта жертва? — поинтересовалась та.
— Примитивный энергетический вампир, — махнул рукой Иштван, маляр был ему неинтересен, в отличие от мадам Сабоне. — Сосет эмоции из окружающих, чтобы стать перципиентом проклятия, должен быть очень тесно связан с индуктором, скорее всего, кровно. Послушайте, здесь в лечебнице домоправительница Шекая! Она должна знать об Аннели больше всех. Идемте скорей поговорим с ней!
— Ах, учитель Йонаш, — печально произнесла мадам Сабоне, выпрямляясь в своем кресле, — вы только посмотрите, что со мной произошло! — она приподняла лежавшие на обтянутых больничным халатом коленях крепко сжатые в кулаки руки. — Уже десять дней не могу разогнуть пальцы. Врачи сказали паралич кистей, но почему случился, и как лечить не знают. Никаких симптомов прежде, ничего не беспокоило, и вдруг разом и на обеих руках… — она горестно вздохнула и попыталась улыбнуться: — Вот уж верно говорят, все болезни от нервов.
— В тот момент, когда это произошло, вы нервничали, мадам Сабоне? — уточнил Иштван.
Мадам замялась.
— Хозяин… его сиятельство граф Шекай накричал на меня, — призналась она. — Несправедливо, потому что я ведь только хотела услужить — почистила его красивый орден, он немного потемнел. А его сиятельство так разгневался, — она всхлипнула, вспоминая. — Просто вышел из себя. Кричал, как будто я воровка: «Вы никогда больше не будете трогать то, что вам не принадлежит!»
По щеке женщины скользнула слезинка. Мадам Сабоне машинально вскинула руку и смахнула слезу, кулачок ее при этом слегка разжался.
— Вот видите, — воскликнула мадам, — иногда пальцы как будто начинают шевелиться, а потом опять немеют, и ничего с ними не сделать. А мне так важно быть здоровой, ведь на мне вся подготовка к празднованию дня рождения Аннели! Была на мне, — поправилась женщина грустно. — Теперь его сиятельство, наверное, нанял кого-то другого?
— Не знаю, мадам Сабоне, — признался Иштван. — Граф переехал в загородный дом, а меня уволил. Не надо, не плачьте больше! Вот возьмите, пожалуйста, платок! — он вынул из кармана и положил на колени женщины носовой платочек, улыбнулся. — Он теперь ваш, но надеюсь, вы не станете слишком часто его использовать! Глядите-ка, вам почти удалось его поднять. Уверен, мадам Сабоне, вы скоро поправитесь. А сейчас я хочу просить вашей помощи. Мы с моими учениками из гимназии в нашем литературном кружке готовим Аннели сюрприз к дню рождения, но, как вы понимаете, у нас одни мальчики. Подскажите кого-нибудь из ее ближайших подруг для участия в нашем поздравлении.
— Ох, — покачала головой мадам, — по-моему, у бедной девочки нет никаких близких подруг. Она со всеми знакомыми девочками держалась всегда ровно и отстраненно.
Старший инспектор Вессне ждала Иштвана на лавочке у выхода из больничного парка, где он ее и оставил, чтобы не смущать мадам Сабоне присутствием незнакомой ей персоны.
— Две новости, — объявил он, подходя.
— Плохая и хорошая? — предположила магичка, поднимаясь.
— Одна другой хуже, — поправил Иштван. — Во-первых, подруг у Аннели нет. Во-вторых, эпидемия проклятий есть.
— Тоже мне, удивили! — хмыкнула магичка.